"Красны террор": правда и вымысел

Но как отмечают очень многие источники, к концу декабря 1917 года в армию записалось добровольцами всего 3 тыс. человек.
И хотя к началу февраля 1918 года их было уже около 6 тысяч, но при этом «боевой элемент Добрармии не превышал 4 1/2 тыс. человек».
(Карпенко С. В. Белые генералы и красная смута — М.: Вече, 2009. С. 53).

Как пишет известный исследователь Белого движения историк Р.М. Абинякин: «К началу 1-го Кубанского похода численность Добровольческой армии составляла около 4,5 тыс. человек. Многие мемуаристы и летописцы Белого движения в эмиграции ставили, но не могли разрешить вопрос о причинах столь малого числа добровольцев». <…>

И далее словами учёного-исследователя Р.М. Абинякина: «Подчеркнем, что солдатские мобилизации начались со 2 августа 1918 г., а использование пленных еще в июле». <…>

Но Добровольческая армия как армия офицерская не могла существовать без надежного притока своего основного социального элемента.
И, несмотря на признание офицерской мобилизации в августе преждевременной, в ее неизбежности сомневаться не приходилось.

Первым шагом стал п риказ командующего № 64 от 25 октября 1918 г. «О призыве в ряды всех офицеров до 40 лет"; те, чьи договоры истекли, должны были или в семидневный срок покинуть территорию армии, или снова войти в нее.
(Цит по: Деникин А. И. Вооруженные Силы Юга России. Ч. 1. С. 368−369).

Для офицеров, которым уходить значило почти наверняка погибать, выбора фактически не оставалось».
<…>
«Добровольческое командование беспокоило привлечение на службу Советской республики большого числа офицеров, резко усиливавшее противника.
Но, желая перетянуть их на свою сторону, Деникин избрал непривлекательный и ошибочный путь бессильных угроз. В приказе № 148 от 14 ноября 1918 г. он писал:
„Всех, кто не оставит безотлагательно ряды красной армии, ждет проклятие народное и полевой суд Русской армии — суровый и беспощадный“.

В сочетании с частыми самочинными расстрелами пленных офицеров-военспецов это лишь отталкивало их, приводя к обратному эффекту — стремлению не сдаваться в плен и большей стойкости».
<…>
«Ведя широкое наступление, Добровольческая армия была кровно заинтересована в пополнениях.
Однако в отношении мобилизованных офицеров сохранялся холодок.
Они именовались на добровольческом жаргоне „трофеями“, так как находились в занятых городах, а не прибыли сами, и встречались, по их отзывам, „мордой об стол“.

Правда, строевые начальники нередко видели вред такого приема и своей властью зачисляли мобилизованных прямо в офицерские роты, без тягостных и малорезультативных проверок. Так действовал командир 1-го армейского корпуса генерал-лейтенант А. П. Кутепов.

Наряду с общими призывами офицеров, многие стародобровольческие части практиковали самочинные частные мобилизации для пополнений только своих полков; они появились во время отступления от Москвы и распространились в начале 1920 г.

Дроздовцы обычно оцепливали оживленный район города или станцию, арестовывали всех (в том числе и строевых фронтовиков) и зачисляли в роты рядовыми.
При этом „офицеры подвергались незаслуженным оскорблениям и даже побоям“.
(Цит по: Попов К. С. Воспоминания кавказского гренадера 1914−1920 гг. — Белград, 1925. С. 279).

Корниловцы, высадившись в Крыму после эвакуации Новороссийска, задерживали на пристани всех офицеров-тыловиков и также ставили в строй.

Мягче всех поступали марковцы, чьи патрули отбирали документы и деньги, обещая вернуть их в случае явки владельца на следующий день в полк для дальнейшей службы; конечно, почти никто не приходил.

Таким образом, пополнений не хватало, и одной из причин выступали недочеты комплектования, которое так и не превратилось в систему».

Таким образом, Армия Деникина хотя и называлась Добровольческой, но добровольцев в ней было гораздо меньше в сравнении с мобилизованными офицерами.

В своей книге историк Абинякин Р.М. пишет об этом так: «Вторая легенда относится к походу на Москву, в ходе которого именные полки разворачивались в дивизии благодаря притоку якобы именно добровольцев, сократившемуся только в сентябре 1919 г.

Между тем, анализ архивных документов об офицерских пополнениях 1-го Марковского полка уже в июле-августе показывает подавляющее численное превосходство мобилизованных (224 человека, 85,2%) над вступившими добровольно (39 человек, 14,8%).

Несомненно, полученное соотношение следует экстраполировать и на Добровольческую армию в целом, так как марковцы пользовались постоянным расположением командования и потому получали не худшие контингенты.

Таким образом, доля добровольцев в массе мобилизованных наглядно показывает тот процент офицерства, для которого Белое движение было привлекательно; о нем можно говорить как о минимуме, так как многие сочувствующие офицеры уже были мобилизованы в Красную Армию».


И далее, как результат насильственной мобилизации в Добровольческую Армию автор аналитического научного труда отмечает: «Необходимо помнить, что большинство мобилизованных офицеров, особенно в крупных городах, стремились любой ценой не попасть на фронт, следствием чего становилось непомерное увеличение штатов тыловых учреждений.

Наиболее остро это проявилось накануне второй эвакуации Одессы, когда из 37 тыс. наличных офицеров строевых оказалось не больше тысячи, и, ч тобы заставить их идти в бой, пришлось угрожать расстрелом.

Пытаясь изменить положение, в апреле-июле 1920 г. расформировали 330 учреждений (183 только в Севастополе) и затем еще до 150.
Но и тогда, по обобщенным данным, на одного фронтовика приходилось семь тыловиков, так что полностью преодолеть гипертрофию тыловых контингентов не удалось».

https://www.politforums.net/historypages/1509304383.html