Либералы

Голод 1932—1933 годов в деревнях Поволжья

Одной из самых трагических страниц в истории поволжской деревни явился голод 1932—1933 годов. Долгое время эта тема была запретной для исследователей. Когда запреты были сняты, появились первые публикации, касающиеся этой темы . Однако до сих пор не использовались для ее раскрытия нетрадиционные для историков источники. Это хранящиеся в архивах ЗАГС Саратовского и Пензенского облисполкомов и 31 архиве ЗАГС райисполкомов указанных областей книги записей актов гражданского состояния о смерти, рождении и браке за период с 1927 по 1940 г. по 582 сельским Советам. Кроме того, в 46 деревнях 28 сельских районов Саратовской и Пензенской областей был проведен с использованием специально составленной анкеты «Свидетель голода 1932—1933 годов в деревне Поволжья» опрос испытавших на себе все его тяготы и невзгоды. Она содержит три группы вопросов: причины голода, жизнь деревни во время голода, последствия голода. Всего получено и обработано 277 анкет.

Районы Саратовской и Пензенской областей занимают примерно треть Поволжья. В начале 30-х годов их территория была разделена между Нижне-Волжским и Средне-Волжским краями; на значительной части современной территории Саратовской области располагались кантоны Автономной республики Немцев Поволжья (НП АССР). Специализировавшаяся на производстве зерна и являвшаяся одним из наиболее плодородных регионов страны, эта часть Поволжья в 1932—1933 гг. оказалась во власти голода. Смертность на территории всех исследованных сельских Советов в 1933 г. по сравнению с ближайшими предыдущими и последующими годами резко возросла. В 40 бывших районах Нижне-Волжского и Средне-Волжского краев в среднем в 1933 г. по сравнению с 1927—1932 и 1934—1935 гг. она повысилась в 3,4 раза. Такой скачок мог быть вызван лишь одной причиной — голодом.

Известно, что в голодающих районах из-за отсутствия нормальной пищи люди вынуждены были питаться суррогатами и это приводило к росту смертности от болезней органов пищеварения. Актовые книги за 1933 г. показывают резкое ее увеличение (в 2,5 раза). В графе «причина смерти» появились записи: «от кровавого поноса», «от геморройного кровотечения вследствие употребления суррогата», «от отравления затирухой», «от отравления суррогатным хлебом». Значительно увеличилась смертность и в связи с такими причинами, как «воспаление кишечника», «желудочная боль», «болезнь живота» и т. д.

Другим фактором, вызвавшим рост смертности в 1933 г. в данном районе Поволжья, стали инфекционные болезни: тиф, дизентерия, малярия и др. Записи в актовых книгах позволяют говорить о возникновении здесь очагов эпидемий тифа и малярии. В с. Кожевино (Нижне-Волжского края) в 1933 г. из 228 умерших 81 умер от тифа и 125 — от малярии, О масштабах трагедии села говорят следующие цифры: в 1931 г. там умерло от тифа и малярии 20 человек, в 1932 г. — 23, а в 1933 г. — свыше 200 . Острые инфекционные (тиф, дизентерия) и массовые инвизионные (малярия) заболевания всегда сопутствуют голоду.

В актовых книгах обозначены и другие причины смерти населения в 1933 г., отсутствовавшие в прошлом, а теперь определявшие рост смертности и прямо указывающие на голод: многие крестьяне умерли «от голода», «от голодовки», «от бесхлебия», «от истощения организма на почве голодания», «с недоедания хлеба», «от голодной смерти», «от голодных отеков», «от полного истощения организма на почве недостаточного питания» и т. д. В с. Алексеевка из 161 умершего 101 погиб от голода .

Из 61 861 акта о смерти, имеющегося в просмотренных актовых книгах, голод в качестве непосредственной ее причины отмечают лишь 3043 акта на территории 22 из 40 обследованных районов. Это, однако, не означает, что в остальных районах в 1933 г. никто не умер от голода, напротив, и здесь резкий скачок смертности свидетельствует об обратном. Несоответствие записи в актах о смерти и реальной ее причины объясняется тем, что на работу органов ЗАГС в голодающих районах влияла общая политическая обстановка в стране. Устами Сталина на всю страну и на весь мир заявлялось, что в 1933 г. «колхозники забыли о разорении и голоде» и поднялись «на положение людей обеспеченных» .

В этих условиях большинство работников загсов, регистрировавших смерти, просто не вписывали запретное слово «голод» в соответствующую графу. О том, что оно было недозволенным, свидетельствует распоряжение ОГПУ г. Энгельса городскому загсу о запрещении в 1932—1933 гг. фиксировать диагноз «умер от голода». Обосновывалось это тем, что «контрреволюционные элементы», якобы засорявшие статистический аппарат, «пытались всякий случай смерти мотивировать голодом, в целях сгущения красок, необходимого для определенных антисоветских кругов» . Работники загсов при регистрации умерших от голода были вынуждены подменять причину смерти. По Сергиевскому сельсовету в 1933 г. 120 из 130 умерших были зарегистрированы умершими «по неизвестным причинам». Если учесть, что в 1932 г. там умерло всего 24 человека и причины их смерти были в актовых книгах точно определены, а на следующий год смертность возросла более чем в 5 раз, то напрашивается вывод о наступлении сильного голода, жертвами которого стали умершие по «неизвестным причинам» .

Факт наступления голода в 1932—1933 гг. в исследуемых районах подтверждается и таким демографическим показателем, всегда свидетельствующим о голоде, как падение рождаемости. В 1933—1934 гг. рождаемость здесь существенно упала по сравнению с ближайшими предыдущими годами. Если в 1927 г. на территории Первомайского сельсовета было зарегистрировано 148 рождений, в 1928 г. — 114, в 1929 г. —108, в 1930 г. — 77, в 1931 г. — 92, в 1932 г. — 75, то в 1933 г. всего 19, а в 1934 г. — 7 рождений .

В Новобурасском, Энгельсском, Ровенском, Красноармейском, Марксовском, Дергачевском, Озинском, Духовницком, Петровском, Балтайском, Базарно-Карабулакском, Лысогорском, Ершовском, Ртищевском, Аркадакском, Турковском, Романовском, Федоровском, Аткарском, Самойловском районах Саратовской обл. и в Камешкирском, Кондольском, Някольском, Городищенском и Лопатинском районах Пензенской обл. в 1933—1934 гг. рождаемость упала в 3,3 раза по сравнению с ее средним уровнем за 1929—1932 годы. Причинами этого явления были высокая смертность во время голода потенциальных родителей; отток взрослого населения, уменьшивший число потенциальных родителей; снижение у взрослого населения способности к воспроизводству потомства вследствие физического ослабления организма в результате голодания.

Повлиявшая на уровень рождаемости в 1933—1934 гг. повышенная смертность в 1933 г. такой категории потенциальных родителей, как молодежь, подтверждается значительным уменьшением в те годы в сельской местности числа зарегистрированных браков. Например, число браков, зарегистрированных в 1927—1929 гг. в Петровском, Аткарском, Ровенском, Калининском, Марксовском, Балашовском, Ершовском, Турковском, Аркадакском районах Саратовской обл. уменьшилось в среднем в 2,5 раза.

Эпицентр голода, характеризующийся наивысшим уровнем смертности и самой низкой рождаемостью, находился, видимо, на территории Саратовской обл., на Правобережье и в левобережных кантонах Автономной республики Немцев Поволжья. В 1933 г. уровень смертности сельского населения на Правобережье по сравнению со средним уровнем смертности в 1927—1932 и 1934—1935 гг. увеличился в 4,5 раза, на Левобережье — в 2,6 раза, на территории исследованных районов НП АССР — в 4,1 раза. Рождаемость в 1933—1934 гг. по сравнению с ее средним уровнем в 1929—1932 гг. упала на Правобережье в 4 раза, на Левобережье — в 3,8 раза, в районах НП АССР — в 7,2 раза. В результате голода были существенно подорваны жизненные силы поволжской деревни. Об этом свидетельствует резкое падение рождаемости во многих саратовских и пензенских деревнях: судя по записям в актовых книгах, во многих деревнях уже не игралось столько свадеб и не рождалось столько детей, сколько в предшествующие коллективизации и голоду годы.

Голод 1932—1933 гг. оставил глубокий след в народной памяти. «В тридцать третьем году всю поели лебеду. Руки, ноги опухали, умирали на ходу», — вспоминали старожилы саратовских и пензенских деревень частушку, в которой отразилась народная оценка этой трагедии. В ходе анкетного опроса 99,9% подтвердили наличие голода в 1932—1933 гг., подтверждают и то, что он был слабее голода 1921—1922 гг., но сильнее голода 1946—1947 годов. Во многих районах масштабы голода были очень велики. Такие деревни, как Ивлевка Аткарского района, Старые Гривки Турковского района, колхоз им. Свердлова Федоровского кантона НП АССР, почти полностью вымерли. «В войну не погибло столько в этих деревнях, сколько погибло во время голода», — вспоминали очевидцы.

Во многих деревнях были общие могилы (ямы), в которых, нередко без гробов, иногда целыми семьями хоронили умерших от голода. У 80 из более 300 опрошенных во время голода умерли близкие родственники. Очевидцами были засвидетельствованы факты людоедства в таких селах, как Симоновка, Новая Ивановка Баландинского района, Ивлевка — Аткарского, Залетовка — Петровского, Огаревка, Новые Бурасы — Новобурас-ского, Ново-Репное — Ершовского, Калмантай — Вольского районов, Шумейка — Энгельсского и Семеновка — Федоровского кантонов НП АССР, Козловка — Лопатинского района.

Американский историк Р. Конквест высказал суждение, что на Волге голод разразился «в районах, частично населенных русскими и украинцами, но больше всего поражены были им немецкие поселения». На этом основании он делает вывод, что НП АССР, «видимо, и была главной мишенью террора голодом» . Действительно, в 1933 г. уровень смертности сельского населения в исследованных районах этой республики был очень высоким, а рождаемость в этом и последующих годах резко упала. О сильном голоде, фактах массовой смертности населения сообщала в специальном письме Сталину бригада писателей во главе с Б. Пильняком, вероятно, побывавшая там в 1933 году . В голодающих кантонах были зафиксированы факты людоедства . Воспоминания о голоде как немцев, так и представителей других национальностей, проживавших в то время на территории республики, говорят о массовом голоде, наступившем там в 1932—1933 годах.

Сравнительный анализ анкетных данных, полученных в результате опроса свидетелей голода в мордовском с. Осановка Балтайского р-на, мордовско-чувашском с. Еремкино Хвалынского р-на, чувашском с. Калмантай Вольского р-на, татарском с. Осиновый Гай и литовском с. Черная Падина Ершовского р-на, в украинских селах Шумейка Энгельсского и Семеновка Федоровского кантонов и в 40 русских селах, показал, что острота голода была очень сильна не только в районах НП АССР, но и во многих саратовских и пензенских деревнях, расположенных вне ее границ.

«Что это было: организованный голод или засуха?», — этот вопрос прозвучал в письме в редакцию журнала «Вопросы истории» А. А. Орловой . Наступление голода в Поволжье, в том числе в исследуемых районах, обычно (в 1921 и 1946 гг.) было связано с засухами и недородами. Засуха здесь явление закономерное. 75% опрошенных отрицали наличие сильной засухи в 1932—1933 гг.; остальные указали, что засуха была в 1931 и 1932 гг., но не такая сильная, как в 1921 и 1946 гг., когда привела к недороду и голоду. Специальная литература в основном подтверждает оценку климатических условий 1931—1933 гг., данную свидетелями голода. В публикациях на эту тему при перечислении длинного ряда засушливых лет в Поволжье 1932 и 1933 гг. выпадают. Засуху, среднюю по принятой классификации и более слабую, чем засухи 1921, 1924, 1927, 1946 гг., ученые отмечают только в 1931 году. Весна и лето 1932 г. были обычными для Поволжья: жаркими, местами с суховеями, не идеальными для посевов, особенно в Заволжье, но в целом погода оценивается специалистами как благоприятная для урожая всех полевых культур . Погода, конечно, влияла на снижение урожайности зерновых, но массового недорода в 1932 г. не было.

Опрошенные старожилы саратовских и пензенских деревень засвидетельствовали, что, несмотря на все издержки коллективизации (раскулачивание, лишившее деревню тысяч опытных хлеборобов; резкое сокращение численности скота в результате его массового убоя и т. д.), в 1932 г. все же удалось вырастить урожай, вполне достаточный, чтобы прокормить население и не допустить массового голода. «Хлеб в деревне в 1932 г. был», — вспоминали они. В1932 г. валовой сбор зерновых культур по всем секторам сельского хозяйства в Нижне-Волжском крае составил 32 388,9 тыс. ц, лишь на 11,6% менше, чем в 1929 г.; в Средне-Волжском крае —45 331,4 тыс. ц, даже на 7,5% больше, чем в 1929 году . В целом урожай 1932 г. был средним за последние годы. Его было вполне достаточно, чтобы не только не допустить массового голода, но и определенную часть сдать государству.

Коллективизация, существенно ухудшившая материальное положение крестьянства и приведшая к общему упадку сельского хозяйства, однако массового голода в данном районе Поволжья не вызвала. В 1932—1933 гг. он наступил не вследствие засухи и недорода, как это было прежде в Поволжье, и не из-за сплошной коллективизации, а в результате принудительных сталинских хлебозаготовок. Это был первый в истории поволжской деревни искусственно организованный голод.

Лишь 5 из более чем 300 опрошенных очевидцев событий 1932—1933 гг. не признавали связи хлебозаготовок с наступлением голода. Остальные либо назвали их в качестве главной причины трагедии, либо не отрицали их негативного влияния на продовольственное положение деревни. «Голод был потому, что хлеб сдали», «весь, до зерна, под метелку государству вывезли», «хлебозаготовками нас мучили», «продразверстка была, весь хлеб отняли», — говорили крестьяне.

К началу 1932 г. деревня была ослаблена коллективизацией, хлебозаготовками 1931 г., не совсем благоприятными погодными условиями прошедшего года, вызвавшими в некоторых районах недород. Многие крестьяне уже тогда голодали. Очень тяжело проходили основные сельскохозяйственные работы. Начался интенсивный уход крестьян в города, другие районы страны, напоминавший бегство. И в этой ситуации руководство страны, которому было известно о положении в Поволжье, утвердило в 1932 г. явно завышенные планы хлебозаготовок для Нижней и Средней Волги. При этом не учитывались трудности организационно-хозяйственного становления только что созданных колхозов, о чем красноречиво свидетельствовали массовые протесты председателей колхозов и сельсоветов, районных партийных и советских органов, направляемые краевому руководству.

Несмотря на энергичные усилия партийно-хозяйственного руководства, практиковавшего в сентябре — ноябре снятие с работы и исключение из партии руководителей районов, «срывавших план»; занесение на «черные доски» не выполняющих план колхозов, населенных пунктов, районов; объявление им экономического бойкота и другие меры, планы хлебозаготовок не выполнялись . Ситуация изменилась в декабре 1932 г., когда в регион по указанию Сталина прибыла комиссия ЦК ВКП(б) по вопросам хлебозаготовок во главе с секретарем ЦК партии П. П. Постышевым. Думается, что оценка работы этой комиссии и ее председателя, которая имеется в литературе , требует уточнения, если не пересмотра.

Комиссия и лично Постышев (так же как В. М. Молотов, побывавший на Украине, и Л. М. Каганович — на Украине и Северном Кавказе) несут ответственность за искусственно организованный голод в рассматриваемом районе Поволжья. Именно под давлением комиссии ЦК ВКП(б) (в ее состав кроме Постышева входили Зыков, Гольдин и Шкляр) местное руководство, опасаясь репрессий за срыв хлебозаготовок, чтобы выполнить план, пошло на изъятие хлеба, заработанного колхозниками на трудодни и имевшегося у единоличников. Это в конечном итоге и привело к массовому голоду в деревне .

О методах работы Постышева и его комиссии, требовавших любой ценой выполнить план хлебозаготовок, говорят следующие факты. Только в декабре 1932 г. за невыполнение плана хлебозаготовок решениями бюро Нижне-Волжского крайкома партии, на заседаниях которого присутствовали члены комиссии ЦК и сам Постышев, были сняты с работы 9 секретарей райкомов и 3 председателя райисполкомов ; многих впоследствии исключили из партии и отдали под суд. Во время совещаний с местным партийно-хозяйственным активом по вопросам хлебозаготовок (об этом рассказали участники таких совещаний в г. Балашове И. А. Никулин и П. М. Тырин) прямо в зале, где проходили эти заседания, по указанию Постышева, за невыполнение плана хлебозаготовок снимали с работы секретарей райкомов партии и работники ОГПУ арестовывали председателей колхозов. На словах, в печати Постышев выступал против изъятия хлеба у выполнивших план колхозов, против нарушения законности во время проведения хлебозаготовок, на деле же занимал жесткую позицию, которая толкала местное руководство на противозаконные меры в отношении тех, кто не выполнял план.

В конце декабря 1932 — начале января 1933 г. началась настоящая война против колхозов и единоличных хозяйств, не выполнявших план. В решении бюро Нижне-Волжского крайкома партии от 3 января указывалось: «Крайком и крайисполком требуют от райисполкомов и райкомов районов, сорвавших план, безусловного выполнения плана хлебозаготовок к 5 января, не останавливаясь перед дополнительными заготовками в колхозах, выполнивших план, допуская частичный возврат от колхозников авансов» . Районным советским органам было разрешено начать проверку «расхищенного хлеба» колхозниками и единоличниками .

О том, каким образом в саратовских и пензенских деревнях выполнялись данные директивы, говорят многочисленные свидетельства очевидцев. У крестьян отбирали хлеб, заработанный на трудодни, в том числе и оставшийся с прошлых лет; хлеб на трудодни не выдавали; вывозили семенной хлеб. Нередко в ходе хлебозаготовок к крестьянам применялось насилие. В с. Боцманово Турковского района уполномоченный по хлебозаготовкам из Балашова Шевченко, чтобы «выбить» хлеб, посадил в амбар под замок почти все село (свидетельствует М. Е. Дубровин, проживающий в рабочем поселке Турки Саратовской обл.). «Приходили, хлеб силком забирали и увозили», «дали, а потом отобрали», «ходили по домам, забирали хлеб и картошку; тех, кто противился, сажали на ночь в амбар», «из печки вытаскивали», — вспоминали старожилы саратовских и пензенских деревень.

Чтобы выполнить план, хлеб вывозили не только на лошадях, но и на коровах. Председателю Студено-Ивановского колхоза Турковского района М. А. Горюнову (проживает в Турках) уполномоченный по хлебозаготовкам приказал выделить колхозных лошадей для оказания помощи соседнему колхозу в вывозе хлеба. Лошади сделали два рейса, прошли свыше 100 км; посылать их в третий рейс председатель не соглашался: «Угробим лошадей!» Его заставили подчиниться, и вскоре 24 лошади пали. Председателя отдали под суд за то, что он отказался признать виновными в гибели лошадей колхозных конюхов (мол, плохо кормили), как ему советовал уполномоченный. Применялось насилие и при выполнении плана засыпки семян в общественные амбары. Местные активисты нередко ходили по дворам и искали хлеб; все, что находили, отбирали.

Организаторы заготовок объясняли крестьянам, что хлеб пойдет рабочему классу и Красной Армии, но в деревне ходили упорные слухи, что на самом деле хлеб отбирают для того, чтобы вывезти его за границу. Именно тогда в деревне появились невеселые частушки, поговорки: «Рожь, пшеницу отправили за границу, а цыганку-лебеду — колхозникам на еду», «Дранку, барду, кукурузу — Советскому Союзу, а рожь, пшеницу отправили за границу», «Наша горелка хлебородная — хлеб отдала, сама голодная». Хлебозаготовки и наступивший голод многие крестьяне связывали с именами Сталина и Калинина. «В 1932 году Сталин сделал засыпь, поэтому и наступил голод», — говорили в деревнях. В частушках, за пение которых грозило тюремное заключение, звучали слова: «Когда Ленин был жив, нас кормили. Когда Сталин поступил, нас голодом морили».

В 1933 г. в поволжской деревне ходили слухи, что проводится «сталинская выкачка золота»: голодовка сделана для того, чтобы через магазины Торгсина за бесценок, в обмен на продукты питания отобрать у населения золото, серебро, другие ценности. Организацию голода с помощью хлебозаготовок крестьяне объясняли стремлением Калинина наказать их за нежелание добросовестно работать в колхозах, приучить крестьян к колхозам. В саратовских и пензенских деревнях в 1933 г. шла молва, что подобно известному дрессировщику Дурову, который голодом приучал животных к повиновению, Калинин решил голодом приучить крестьян к колхозам: перенесут голод, значит, привыкнут к колхозам, будут лучше работать и ценить колхозную жизнь.

В ходе хлебозаготовок 1932 г., обрекавших деревню на голод, открытого массового сопротивления крестьян не было. Большинство опрошенных объясняло это страхом перед властью и верой в то, что государство окажет помощь деревне. И все-таки исключения встречались. В дер. Красный Ключ Ртищевского р-на, свидетельствует С. Н. Федотов (проживает в г. Ртищево Саратовской обл.), узнав о решении вывезти семенной хлеб, у амбара, где он хранился, собралась почти вся деревня; крестьяне сорвали замок и зерно разделили между собой. В с. Потьма того же района (рассказал проживающий в г. Ртшцево И. Т. Артюшин) произошло массовое выступление крестьян, которое было подавлено милицией.

Основными формами протеста крестьян против принудительных хлебозаготовок стали скрытые действия: нападения на «красные обозы», вывозившие хлеб из деревень, воровство хлеба с этих обозов, разборка мостов. Отдельные крестьяне открыто высказывали организаторам хлебозаготовок недовольство; к ним применялись репрессивные меры (свидетельства М. А. Федотова из рабочего поселка Новые Бурасы, С. М. Берденкова из дер. Трубечино, Турковского р-на, А. Г. Семикина из рабочего поселка Турки Саратовской обл.).

Таким образом, данные архивных документов и опросы очевидцев событий свидетельствуют: принудительные хлебозаготовки 1932 г. оставили поволжскую деревню без хлеба и стали главной причиной трагедии, которая разыгралась там в 1933 году. Вызванный проведенными с нарушением закона и морали хлебозаготовками массовый голод, унесший десятки тысяч крестьянских жизней и подорвавший здоровье оставшихся в живых, является одним из тягчайших преступлений сталинщины, ее организованной антигуманной акцией.
журнал «Вопросы истории»

Михаил Ходорковский: "Кризис либерализма в России"
Газета "Ведомости" (№52 за 29.03.2004)


Российский либерализм переживает кризис — на сегодняшний день в этом практически нет сомнений.

Если бы год назад мне сказали, что СПС и "Яблоко" не преодолеют 5% -ный барьер на думских выборах, я серьезно усомнился бы в аналитических и прогностических способностях говорившего. Сегодня крах СПС и "Яблока" — реальность.

На выборах президента либералов официально представляли два кандидата. Первый — бывший коммуноаграрий Иван Рыбкин — преподнес нам вместо внятной политической кампании дешевый фарс, коего постыдился бы и представитель ЛДПР, специалист по личной безопасности Жириновского Олег Малышкин. Второй кандидат — Ирина Хакамада — как могла, дистанцировалась от собственного либерального прошлого, критиковала Бориса Ельцина и упирала на социально ориентированное государство. А потом без тени смущения (и, возможно, не без оснований) назвала 3,84% голосов избирателей своим большим успехом.

Политики и эксперты, которые прошлым летом, вскоре после ареста моего друга и партнера Платона Лебедева, вещали об угрозе авторитаризма, о попрании закона и гражданских свобод, сегодня уже соревнуются в умении говорить медово-сахарные комплименты кремлевским чиновникам. От либерально-бунтарского налета не осталось и следа. Конечно, есть исключения, но они лишь подтверждают правило.

Фактически сегодня мы ясно видим капитуляцию либералов. И эта капитуляция, конечно же, не только вина либералов, но и их беда. Их страх перед тысячелетним прошлым, сдобренный укоренившейся в 90-е гг. могучей привычкой к бытовому комфорту. Закрепленная на генетическом уровне сервильность. Готовность забыть про Конституцию ради очередной порции севрюжины с хреном. Таким был русский либерал, таким он и остался.

"Свобода слова", "свобода мысли", "свобода совести" стремительно превращаются в словосочетания-паразиты. Не только народ, но и большинство тех, кого принято считать элитой, устало отмахиваются от них: дескать, все ясно, очередной конфликт олигархов с президентом, чума на оба ваши дома, где превратили в мясо для червей нас так здорово...

Что происходит после декабрьского фиаско с Союзом правых сил и "Яблоком", никому, по сути, не известно, да и, в сущности, не интересно. "Комитет-2008", решивший сыграть роль совести русского либерализма, сам с готовностью расписывается в собственном бессилии и говорит, почти извиняясь: да уж, мало нас, да и делаем мы все не вовремя, так что рассчитывать не на что, но все же. .. Идея партии "Свободная Россия", которую вроде как задумала создать Хакамада из мелких осколков "Яблока" и СПС, не вызвала в обществе никакого существенного интереса — разве что ажиотаж нескольких десятков профессиональных "партстроителей", почувствовавших запах очередной легкой наживы.

Тем временем на российской политической почве обильно произрастают носители нового дискурса, идеологии так называемой "партии национального реванша" (ПНР). Собственно, ПНР — это и безликая брезентовая "Единая Россия", и лоснящаяся от собственного превосходства над неудачливыми конкурентами "Родина", и ЛДПР, лидер которой в очередной раз подтвердил свою исключительную политическую живучесть. Все эти люди — реже искренне, чаще фальшиво и по заказу, но от того не менее убедительно — говорят о крахе либеральных идей, о том, что нашей стране, России, свобода просто не нужна. Свобода, по их версии, — пятое колесо в телеге национального развития. А кто говорит о свободе, тот либо олигарх, либо сволочь (что, в целом, почти одно и то же). На таком фоне либералом N 1 представляется уже президент Владимир Путин — ведь с точки зрения провозглашаемой идеологии он куда лучше Рогозина и Жириновского. И хочется задуматься: да, Путин, наверное, не либерал и не демократ, но все же он либеральнее и демократичнее 70% населения нашей страны. И не кто иной, как Путин, вобрав всю антилиберальную энергию большинства, обуздал наших национальных бесов и не дал Жириновскому — Рогозину (вернее, даже скорее не им, так как они на самом деле являются просто талантливыми политическими игроками, а скорее многочисленным сторонникам их публичных высказываний) захватить государственную власть в России. Чубайс и Явлинский же сопротивляться "национальному реваншу" были по определению не способны — они могли бы только ожидать, пока апологеты ценностей типа "Россия для русских" не выкинули бы их из страны (как уже, увы, бывало в нашей истории).

Да, все так. И тем не менее либерализм в России не может умереть. Потому что жажда свободы останется одним из самых главных инстинктов человека — хоть русского, хоть китайского, хоть лапландского. Да, это сладкое слово "свобода" многозначно. Но дух, который в нем присутствует, неистребим, неискореним. Дух титана Прометея, подарившего огонь людям. Дух Иисуса Христа, говорившего, как право имеющий, а не как книжники и фарисеи.

Так что причина кризиса русского либерализма — не в идеалах свободы, пусть и понимаемых каждым по-своему. Дело, как говаривал последний премьер-министр СССР Валентин Павлов, не в системе, а в людях. Те, кому судьбой и историей было доверено стать хранителями либеральных ценностей в нашей стране, со своей задачей не справились. Ныне мы должны признать это со всей откровенностью. Потому что время лукавства прошло — и из каземата СИЗО N 4, где я сейчас нахожусь, это видно, быть может, чуть лучше, чем из других, более комфортабельных помещений.

СПС и "Яблоко" проиграли выборы вовсе не потому, что их дискриминировал Кремль. А лишь потому, что администрация президента — впервые — им не помогала, а поставила в один ряд с другими оппозиционными силами.

Да и Ирина Хакамада получила свои выдающиеся 3,84% не вопреки административной властной машине, которая ее просто не заметила, а во многом благодаря тому, что Кремль был истово заинтересован в явке избирателей.

Крупный бизнес (в просторечии "олигархи", термин сомнительный, о чем я скажу позднее) ушел с арены вовсе не из-за внезапного расцвета коррупции в России, а только в силу того, что стандартные лоббистские механизмы перестали работать. Так как были рассчитаны на слабого президента и прежнюю кремлевскую администрацию. Вот и все.

Социально активные люди либеральных взглядов — к коим я отношу и себя, грешного, — отвечали за то, чтобы Россия не свернула с пути свободы. И, перефразируя знаменитые слова Сталина, сказанные в конце июня 1941 г. , мы свое дело прос. .. ли. Теперь нам придется проанализировать наши трагические ошибки и признать вину. Моральную и историческую. И только так найти выход из положения.

Над пропастью во лжи.

Русский либерализм потерпел поражение потому, что пытался игнорировать, во-первых, некоторые важные национально-исторические особенности развития России, во-вторых, жизненно важные интересы подавляющего большинства российского народа. И смертельно боялся говорить правду.

Я не хочу сказать, что Чубайс, Гайдар и их единомышленники ставили перед собой цель обмануть Россию. Многие из либералов первого ельцинского призыва были людьми, искренне убежденными в исторической правоте либерализма, в необходимости "либеральной революции" в усталой стране, практически не знавшей прелестей свободы. Но к этой самой революции либералы, внезапно получившие власть, подошли излишне поверхностно, если не сказать легкомысленно. Они думали об условиях жизни и труда для 10% россиян, готовых к решительным жизненным переменам в условиях отказа от государственного патернализма. А забыли — про 90%. Трагические же провалы своей политики прикрывали чаще всего обманом.

Они обманули 90% народа, щедро пообещав, что за ваучер можно будет купить две "Волги". Да, предприимчивый финансовый игрок, имеющий доступ к закрытой информации и не лишенный способности эту информацию анализировать, мог сделать из приватизационного чека и 10 "Волг". Но обещали-то всем.

Они закрывали глаза на российскую социальную реальность, когда широким мазком проводили приватизацию, игнорируя ее негативные социальные последствия, жеманно называя ее безболезненной, честной и справедливой. Что ныне думает народ о той, "большой" приватизации, известно.

Они не заставили себя задуматься о катастрофических последствиях обесценения вкладов в Сбербанке. А ведь тогда было очень просто решить проблему вкладов — через государственные облигации, источником погашения которых мог бы стать налог на прирост капитала (или, например, пакеты акций лучших предприятий страны, переданных в частную собственность). Но властным либералам жаль было драгоценного времени, лень шевелить мозговыми извилинами.

Никто в 90-е гг. так и не занялся реформами образования, здравоохранения, жилищно-коммунальной сферы. Адресной поддержкой малоимущих и неимущих. Вопросами, от решения которых зависело и зависит огромное большинство наших сограждан.

Социальная стабильность, социальный мир, каковые только и могут быть основой всякой долгосрочной реформации, затрагивающей основы основ национального бытия, были российскими либералами проигнорированы. Они отделили себя от народа пропастью. Пропастью, в которую информационно-бюрократическим насосом закачали розовые либеральные представления о действительности и манипулятивные технологии. Кстати, именно в 90-е гг. возникло представление о всесилии неких политтехнологов — людей, которые якобы способны восполнять отсутствие реальной политики в тех или иных областях хитроумными виртуальными продуктами одноразового использования.

Уже избирательная страда 1995 — 1996 гг. показала, что российский народ отверг либеральных правителей. Мне ли, одному из крупных спонсоров президентской кампании 1996 г. , не помнить, какие поистине чудовищные усилия потребовались, чтобы заставить российский народ "выбрать сердцем"?!

А о чем думали либеральные топ-менеджеры страны, когда говорили, что дефолту 1998 г. нет альтернативы?! Альтернатива была — девальвация рубля. Причем в феврале и даже июне 1998 г. можно было обойтись девальвацией с 5 руб. до 10 — 12 руб. за доллар. Я и многие мои коллеги выступали именно за такой вариант предотвращения нависавшего финансового кризиса. Но мы, располагая в то время серьезными рычагами влияния, не отстояли свою точку зрения и потому должны разделить моральную ответственность за дефолт с тогдашней властью, безответственной и некомпетентной.

Либеральные лидеры называли себя смертниками и жертвами, свои правительства — "кабинетами камикадзе". Поначалу, видимо, так оно и было. Но к середине 90-х они слишком сильно обросли "Мерседесами", дачами, виллами, ночными клубами, золотыми кредитными картами. Стоическому бойцу либерализма, готовому ради торжества идеи погибнуть, пришла на смену расслабленная богема, даже не пытавшаяся скрывать безразличия к российскому народу, безгласному "населению". Этот богемный образ, приправленный демонстративным цинизмом, премного способствовал дискредитации либерализма в России.

Либералы говорили неправду, что народу в России становится жить все лучше и лучше, так как сами не знали и не понимали — и, замечу, часто не хотели понимать, — как на самом деле живет большинство людей. Зато теперь приходится — надеюсь, со стыдом за себя, любимых, — выслушивать и узнавать это.

Даже по отношению к декларируемым ценностям либерализма его адепты были честны и последовательны далеко не всегда. Например, либералы говорили про свободу слова — но при этом делали все возможное для установления финансового и административного контроля над медиапространством для использования этого магического пространства в собственных целях. Чаще всего подобные действия оправдывались "угрозой коммунизма", ради нейтрализации которой позволено было все. А о том, что сама "красно-коричневая чума" сильна постольку, поскольку либеральное руководство забыло про свой народ, про его подлинные проблемы, не говорилось ни слова.

Информационные потоки захлебывались от сентенций про "диверсифицированную экономику будущего". На деле же Россия прочно села на сырьевую иглу. Разумеется, глубочайший кризис технологического комплекса был прямым следствием распада СССР и резкого сокращения инвестиций из-за высокой инфляции. И либералы обязаны были решать эту проблему — в том числе путем привлечения в правительство сильных, грамотных представителей левого политического крыла. Но они предпочли проблему игнорировать. Стоит ли удивляться, что миллионы представителей научно-технической интеллигенции, основной движущей силы советского освободительного движения конца 80-х гг. , теперь голосуют за "Родину" и КПРФ?

Они всегда говорили — не слушая возражений, — что с российским народом можно поступать как угодно. Что "в этой стране" все решает элита, а о простом люде и думать не надо. Любую чушь, любую наглость, любую ложь он, этот народ, примет из рук начальства как манну небесную. Потому тезисы "нужна социальная политика", "надо делиться" и т. п. отбрасывались, отрицались, отвергались с усмешкой.

Что ж, час искупленья пробил. На выборах-2003 народ сказал официальным либералам твердое и бесслезное "прощайте! ". И даже молодежь, про которую думали, даже были уверены, что она-то точно проникнута идеями СПС и всецело поддержит Чубайса, проголосовала за ЛДПР и "Родину".

То был плевок в пресловутую пропасть, образовавшуюся между властными либералами и страной.

А где был в это время крупный бизнес? Да рядом с либеральными правителями. Мы помогали им ошибаться и лгать.

Мы, конечно же, никогда не восхищались властью. Однако мы не возражали ей, дабы не рисковать своим куском хлеба. Смешно, когда ретивые пропагандисты называют нас "олигархами". Олигархия — это совокупность людей, которым на самом деле принадлежит власть, мы же всегда были зависимы от могучего бюрократа в ультралиберальном тысячедолларовом пиджаке. И наши коллективные походы к Ельцину были лишь бутафорией — нас публично выставляли главными виновниками бед страны, а мы и не сразу поняли, что происходит. Нас просто разводили...

У нас были ресурсы, чтобы оспорить игру по таким правилам. Вернее, игру без всяких правил. Но своей податливостью и покорностью, своим подобострастным умением дать, когда просят и даже когда не просят, мы взрастили и чиновничий беспредел, и басманное правосудие.

Мы действительно реанимировали раздавленные последними годами советской власти производства, создали (в общей сложности) более 2 млн высокооплачиваемых рабочих мест. Но мы не смогли убедить в этом страну. Почему? Потому что страна не простила бизнесу солидарности с "партией безответственности", "партией обмана".

Бизнес на свободе.

Традиционное заблуждение — отождествлять либеральную часть общества и деловые круги.

Идеология бизнеса — делать деньги. А для денег либеральная среда вовсе не есть необходимость. Крупные американские корпорации, вкладывавшие миллиарды долларов на территории СССР, очень любили советскую власть, ибо она гарантировала полную стабильность, а также свободу бизнеса от общественного контроля. Лишь недавно, в конце 90-х гг. прошлого века, транснациональные корпорации стали отказываться от сотрудничества с самыми одиозными африканскими диктатурами. Да и то отнюдь не все и далеко не всегда.

Гражданское общество чаще мешает бизнесу, чем помогает. Потому что оно отстаивает права наемных работников, защищает от бесцеремонного вмешательства окружающую среду, открытость экономических проектов, ограничивает коррупцию. А все это — уменьшает прибыли. Предпринимателю — говорю это как бывший руководитель одной из крупнейших нефтяных компаний России — гораздо легче договориться с горсткой в меру жадных чиновников, чем согласовать свои действия с разветвленной и дееспособной сетью общественных институтов.

Бизнес не взыскует либеральных реформ в политической сфере, не одержим манией свободы — он всегда сосуществует с тем государственным режимом, который есть. И хочет прежде всего, чтобы режим защитил его — от гражданского общества и наемных работников. Посему бизнес, особенно крупный, обречен бороться с настоящим (не бутафорским) гражданским обществом.

Кроме того, бизнес всегда космополитичен — деньги не имеют отечества. Он располагается там, где выгодно, нанимает того, кого выгодно, инвестирует ресурсы туда и только туда, где прибыль максимальна. И для многих (хотя, бесспорно, отнюдь не для всех) наших предпринимателей, сделавших состояния в 90-е гг. , Россия — не родная страна, а всего лишь территория свободной охоты. Их основные интересы и жизненные стратегии связаны с Западом.

Для меня же Россия — Родина. Я хочу жить, работать и умереть здесь. Хочу, чтобы мои потомки гордились Россией — и мною как частичкой этой страны, этой уникальной цивилизации. Возможно, я понял это слишком поздно — благотворительностью и инвестициями в инфраструктуру гражданского общества я начал заниматься лишь в 2000 г. Но лучше поздно, чем никогда.

Потому я ушел из бизнеса. И буду говорить не от имени "делового сообщества", а от своего собственного. И либеральной части общества, совокупности людей, с которыми мы друг друга можем считать соратниками, единоверцами. Среди нас, конечно, есть и крупные бизнесмены, ибо никому в мир подлинной свободы и реальной демократии вход не заказан.



Выбор пути. Что мы можем и должны сегодня сделать?



Назову семь пунктов, которые представляются мне приоритетными.

Осмыслить новую стратегию взаимодействия с государством. Государство и бюрократия — не синонимы. Пришло время спросить себя: "Что ты сделал для России? " Что Россия сделала для нас после 1991 г., уже известно.

Научиться искать правды в России, а не на Западе. Имидж в США и Европе — это очень хорошо. Однако он никогда не заменит уважения со стороны сограждан. Мы должны доказать — и в первую голову самим себе, — что мы не временщики, а постоянные люди на нашей, российской земле. Надо перестать пренебрегать — тем паче демонстративно — интересами страны и народа. Эти интересы — наши интересы.

Отказаться от бессмысленных попыток поставить под сомнение легитимность президента. Независимо от того, нравится нам Владимир Путин или нет, пора осознать, что глава государства — не просто физическое лицо. Президент — это институт, гарантирующий целостность и стабильность страны. И не приведи господь нам дожить до времени, когда этот институт рухнет, — нового февраля 1917 г. Россия не выдержит. История страны диктует: плохая власть лучше, чем никакая. Более того, пришло время осознать, что для развития гражданского общества не просто нужен — необходим импульс со стороны власти. Инфраструктура гражданского общества складывается на протяжении столетий, а не возникает в одночасье по взмаху волшебной палочки.

Перестать лгать — себе и обществу. Постановить, что мы уже достаточно взрослые и сильные, чтобы говорить правду. Я уважаю и высоко ценю Ирину Хакамаду, но в отличие от моего партнера Леонида Невзлина отказался финансировать ее президентскую кампанию, так как увидел в этой кампании тревожные очертания неправды. Например: как бы ни относиться к Путину, нельзя — потому что несправедливо — обвинять его в трагедии "Норд-Оста".

Оставить в прошлом космополитическое восприятие мира. Постановить, что мы — люди земли, а не воздуха. Признать, что либеральный проект в России может состояться только в контексте национальных интересов. Что либерализм укоренится в стране лишь тогда, когда обретет твердую, неразменную почву под ногами.

Легитимировать приватизацию. Надо, необходимо признаться, что 90% российского народа не считает приватизацию справедливой, а ее выгодоприобретателей — законными собственниками. И пока это так, всегда будут силы — политические и бюрократические, а то и террористические, — которые будут посягать на частную собственность. Чтобы оправдать приватизацию перед лицом страны, где представления о римском праве собственности никогда не были сильными и отчетливыми, надо заставить большой бизнес поделиться с народом — вероятно, согласившись с реформой налогообложения полезных ископаемых, другими, возможно, не очень приятными для крупных собственников шагами. Лучше начать эти процессы самим, влиять на них и управлять ими, нежели пасть жертвой тупого сопротивления неизбежному. Чему быть, того не миновать. Легитимация приватизации нужна не власти, которая всегда предпочтет иметь зацепки для давления на нас. Это нужно нам и нашим детям, которые будут жить в России — и ходить по улицам российских городов без глубоко эшелонированной охраны.

Вложить деньги и мозги в создание принципиально новых общественных институций, не замаранных ложью прошлого. Создавать настоящие структуры гражданского общества, не думая о них как о сауне для приятного времяпрепровождения. Открыть двери для новых поколений. Привлекать к себе совестливых и талантливых людей, которые и составят основу новой элиты России. Самое страшное для сегодняшней России — это утечка мозгов, ибо основа конкурентоспособности страны в XXI в. — мозги, а не скудеющие залежи сырья. Мозги же всегда будут концентрироваться там, где для них есть питательная среда — все то же гражданское общество.

Чтобы изменить страну, нам самим надо измениться. Чтобы убедить Россию в необходимости и неизбежности либерального вектора развития, надо изжить комплексы и фобии минувшего десятилетия, да и всей муторной истории русского либерализма.



Чтобы вернуть стране свободу, необходимо прежде всего поверить в нее самим.

Михаил Ходорковский, частное лицо, гражданин Российской Федерации.



(Автор — бывший председатель правления и крупнейший совладелец нефтяной компании "ЮКОС", ныне — находящийся под следствием заключенный СИЗО №4)