Болталка Форума Истории

.......Совершенно новый масштаб принудительным миграциям в России (как еврейским, так и не-еврейским) придала Первая мировая война. Главным (хотя и далеко не единственным) инициатором и проводником «превентивных этнических чисток» и депортаций выступила именно царская Россия. И это не удивительно, поскольку именно Российской Империи принадлежит «честь» многолетней научной и идеологической проработки этих вопросов. Ответственной за это дисциплиной являлась «военная статистика» — традиционный и традиционно один из ведущих предметов в Академии Генерального Штаба. Уже в силу своей зависимости от исполнения воинской повинности армия была крайне заинтересована в достоверных данных и исследованиях по географии населения России. Ведущие российские военные статистики конца XIX века — А.Макшеев, Н. Н. Обручев и в особенности В. А.Золотарев— разработали специфическую доктрину, которую правильно было бы обозначить как «география неблагонадежности» [9]. Она исходила из реальной географии «благонадежного» и «неблагонадежного» населения, а также из их соотношения в конкретной местности: к первой группе относилось преимущественно славянское население, ко второй — евреи, немцы, поляки, народы Кавказа, Средней Азии и т. д. Только те районы считались благоприятными по благонадежности, где русское население составляло не менее 50%. Градиент благонадежности, согласно Золотареву, сокращался по мере продвижения от центра к окраинам Империи. Все это слушали, конспектировали и штудировали слушатели Военной академии— будущие офицеры и командиры царской, Белой и Красной Армий. Не ограничиваясь описаниями и рассуждениями, военная статистика зарекомендовала себя и как прикладная дисциплина, исследующая территориальную дифференциацию неблагонадежности: места скопления ненадежного населения фиксировались и контролировались. На случай войны давались рекомендации по экстренному «исправлению» этого «положения», особенно в приграничных районах. В качестве наиболее эффективных средств назывались взятие гражданских заложников, конфискация или уничтожение имущества или скота, а также депортации по признакам гражданской и этнической принадлежности. Под эту доктрину формировались специальные карательные войсковые соединения, со систематической свирепостью подавлявшие в зародыше или в самом начале любые ростки недовольства или мятежа против русской колонизации окраин Империи, в частности в Средней Азии, причем там крайней мерой были все же не депортации, а убийства гражданских лиц. [10] Собственно говоря, и депортация евреев из Москвы в 1891 году была лишь реализацией научно обоснованной военно-статистической концепции о еврейской избыточности в этом городе. Тем более это справедливо по отношению к депортационным операциям на западной границе России по ходу Первой мировой войны. Одной лишь военной необходимостью, как справедливо замечает П. Хольквист, эти меры не объясняются: «Их смысл становится понятным, только если мы серьезно отнесемся к концепции о возможности трансформации структуры населения либо путем введения в нее определенных элементов, либо путем удаления их из нее». [11] По некоторым оценкам, депортации на западе затронули около 1 млн. чел., половина из которых — евреи, а треть— немцы. [12] Поразительной могла бы показаться та стремительность и вместе с тем деловитость, с которыми российские власти приступили к операциям по депортациям. Но это совершенно естественно и понятно в свете тех идей, которым обучали в Академии Генерального штаба Российской Империи. Уже в ночь на 18 июля 1914 года (по ст. ст.), то есть еще до официального объявления войны, Россия приступила к арестам и высылкам подданных Германии и Австро-Венгрии. [13] А их было немало (в общей сложности не менее 330 тыс. чел.), уже десятками лет они проживали в Петербурге, Москве, Одессе и Новороссии, на Волыни, в Польше и Прибалтике. Выселяли их в дальние внутренние районы (в частности, в Вятскую, Вологодскую и Оренбургскую губ., а жителей Сибири и Приморья — в Якутскую обл.). Во второй половине 1915 года эта география серьезно «посуровела»: местами высылки стали зауральская часть Пермской губ., Тургайская обл. и Енисейская губ. Депортировали при этом не только «подозреваемых в шпионаже», но и вообще всех лиц призывного возраста (чтобы предотвратить их вступление в ряды армий противника), причем не только немцев, австрийцев или венгров, но и поляков, евреев и др. (исключение делалось чехам, сербам и русинам, давшим подписку «не предпринимать ничего вредного» против России). Особенно сурово обошлись с немецким населением Волыни, летом 1915 года чуть ли не поголовно высланным в Сибирь.14 Кстати, высылали — за счет самих высылаемых, а при отсутствии у них средств— по этапу, как осужденных. На практике интернировали и вовсе без особого разбора, весь контингент именовался «гражданскими пленными». Высшей точкой этого беспредела стал приказ начальника штаба Верховного Главнокомандующего генерала Н. Н. Янушкевича [15] от 5 января 1915 года: очистить 100-верстную полосу вдоль русских берегов Балтийского моря от всех германских и австро-венгерских подданных в возрасте от 17 до 60 лет, причем отказывавшиеся уезжать объявлялись немецкими шпионами. И лишь спустя некоторое время, под давлением общественности и ряда отрицательных последствий, эти репрессии были несколько ослаблены, но только выборочно— главным образом для представителей славянских народов. [16] Кроме того, выселялись и подданные Турции (по меньшей мере 10 тыс. чел., среди них немало и крымских татар). По данным С. Нелиповича, их высылали в Олонецкую, Воронежскую, Калужскую, Ярославскую и Казанскую губ., а по данным Э. Лора — в Рязанскую, Калужскую, Воронежскую и Тамбовскую, а также— и в особенности — в район Баку, где для них был создан устрашающий по своим условиям лагерь на 5 тыс. чел. Конечно же, не забывали и про евреев. Так, в 1914–1916 гг. по причине их якобы поголовной нелояльности с территории Польши, Литвы и Белоруссии во внутренние губернии России было выселено 250–350 тыс. евреев, причем на сборы им давалось всего лишь 24 часа. За еще более короткое время оставляемые ими домб и лавки прилежно разграблялись местным населением. (Забавно, что самый факт их выселения не мешал военным взваливать на них же и ответственность за свои чисто военные неудачи.) Первым — уже в начале августа 1914 года и вместе с местными немцами— было выселено еврейское население Яновца Радомской губ., чуть позже — население посада Рыки (по-видимому, той же губернии), Мышенца Ломжинской губ. и Новой Александрии Люблинской губ. (дважды— 23 августа и в начале сентября 1914 года). В октябре все евреи были выселены из местечек Пясечна, Гродзиска и Скерневиц Варшавской губ.; в частности, из Гродзиска было выселено 4000 чел. (включая 110-летнюю старуху). Позднее им разрешили вернуться, но в январе 1915 года, вместе с еврейскими жителями еще приблизительно 40 поселений губернии, они были выселены вновь (причем, как вслучае с жителями Сохачева, из их числа брались и заложники, некоторые из которых были повешены). В марте 1915 года, накануне еврейской пасхи, 500 семей было выселено из Радошиц Радомской губ., а также из гмины Мниеев Келецкого уезда. Большинство выселенных польских евреев устремлялось в Варшаву, где их скопилось до 80 тыс. чел., но впоследствии въезд в любые крупные города был для евреев закрыт. Однако все эти отдельные выселения и бедствия, как отмечал С. Вермель, посвятивший им серию обобщающих статей, «…бледнеют перед грандиозным массовым выселением из Ковенской и Курляндской губернии». 30 апреля 1915 года для Курляндской и 3мая для Ковенской и частично для Сувалкской и Гродненской губ. — ввиду быстрого наступления немецкой армии— последовали распоряжения русской военной администрации о немедленной и поголовной депортации всех местных евреев. Всего из Курляндии тогда было выселено около 40 тыс. чел. [17], а из Ковенской губ. — от 150 до 160тыс. чел. Местами их нового поселения были назначены отдельные уезды Полтавской, Екатеринославской и Таврической губ.18 Против выселения евреев из Курляндии протестовал Прибалтийский генерал-губернатор П. Г. Курлов, специально по этому вопросу ездивший в ставку Верховного главнокомандующего и убедивший его отменить свое распоряжение. В ходе немецкого наступления полномочия в вопросах высылки перешли к войсковым командирам, не имевшим ни желания, ни времени разбираться в этих вопросах: поэтому фактические депортации могли инспирироваться даже второстепенными чинами полиции или даже контрразведки19. Тем не менее в июне 1915 года выселение евреев продолжилось, захватив уже юго-западный край — Подольскую и Волынскую губ. И все это— невзирая на то, что почти в каждой еврейской семье кто-нибудь да воевал на войне и что еврейскую молодежь, в том числе и из числа выселенцев, продолжали призывать в действующую армию! (Как бы в скобках и несколько забегая вперед: в советское время, поначалу принесшее евреям освобождение от дискриминации, отдельные выселения евреев были продолжены, но в несравнимо меньшем масштабе. Так, в 1920-х гг. в Дагестане и Азербайджане часть жителей аулов с татским и горско-еврейским населением были «спущены» в Дербент и Кубу. В 1937–1938 годах в рамках кампании по депортации иностранных подданных из приграничной зоны Марыйской области Туркмении в северную, пустынную часть области были депортированы евреи-ирани. В 1940 году с аннексированных СССР польских территорий были депортированы еврейские беженцы из оккупированной Германией западной части бывшей Польши [20]: приходится отмечать, что это спасло их от фашистского геноцида [21]. Гипотезы о предположительно готовившейся Сталиным в 1953 году депортации евреев в Сибирь мы, ввиду отсутствия прямых документальных доказательств, здесь не касаемся.) В целом же приходится констатировать, что подход царского правительства к «враждебно-подданным» интернированным во многом предвосхитил страшные черты депортационной политики советского государства.