История космонавтики

Прорабатывалось множество возможных вариантов таких ракет, хотя к дальнейшему рассмотрению были приняты только три.

Первый вариант был логическим продолжением «Р-7». Это была двухступенчатая ракета, у которой на основной корпус (вторая ступень) крепились шесть «боковушек» (первая ступень). То есть повторялась та компоновка, которая успешно себя зарекомендовала на «Семерке». Длина такого пакета составляла 48 метров. Каждая из «боковушек» снабжалась шестью кислородно-керосиновыми двигателями конструкции Николая Кузнецова. На второй ступени предполагалось установить ядерный двигатель, который включался бы после отделения первой ступени и обеспечивал тягу от 140 до 170 тонн. Стартовая масса такой ракеты составляла от 850 до 880 тонн, а выводимый на орбиту полезный груз – от 35 до 40 тонн.

Второй вариант представлял собой в чистом виде межконтинентальную баллистическую ракету с дальностью полета до 14 000 километров. Для этой ракеты рассматривалась возможность использования двигателей конструкции Валентина Глушко и Михаила Бондарюка. При использовании двигателя Бондарюка ракета имела бы стартовую массу 87 тонн, включая боеголовку весом 2,6 тонны. С двигателями Глушко соответственно 100 тонн стартовой массы и 4-тонную боеголовку. Испытание такой ракеты, если бы оно состоялось, да еще с реальным ядерным зарядом, могло нанести серьезный ущерб окружающей среде, который пришлось бы расхлебывать, наверное, до сегодняшних дней. К счастью, дальше прожектов дело не пошло.

Интересно то, что о существовании такой ракеты упоминал еще Олег Пеньковский в 1961 году. Но американская разведка, получившая сведения от своего агента, долго считала этот факт абсурдным, пока в 1996 году не появились соответствующие подтверждения в книге, выпущенной к 50-летию со дня создания Ракетно-космической корпорации «Энергия» (бывшее ОКБ-1).

И, наконец, третий вариант представлял собой носитель сверхтяжелого класса со стартовой массой 2000 тонн и массой полезного груза, выводимого на околоземную орбиту, в 150 тонн. Это в принципе и был прообраз той ракеты, которая впоследствии стала известна под наименованием «Н-1». Первую и вторую ступени предполагалось выполнить в виде конуса. На первой ступени размещалось 24 двигателя «НК-9» конструкции Кузнецова с тягой в 52 тонны каждый. Вторая ступень должна была использовать четыре ядерных двигателя с общей тягой в 850 тонн.

Ни одному из этих вариантов в том виде, как они задумывались, не суждено было воплотиться в реальность. Работы над ракетами с ядерными двигателями были прекращены в конце 1959 года, когда стало ясно, что и обычный химический двигатель дает почти тот же эффект, но с гораздо меньшим риском.

Первые работы в данном направлении проводились в ОКБ-1 в инициативном порядке. Лишь 23 июня 1960 года вышло постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР № 715 – 296 о создании тяжелых обитаемых спутников. Этот документ определял планы по освоению космоса на 1960 – 1967 годы и предполагал создание мощных ракет-носителей со стартовой массой от 1000 до 2000 тонн и с полезным грузом от 60 до 80 тонн. Именно на основании этого постановления работы были начаты официально.

Через год вышло новое решение ЦК КПСС и Совета Министров СССР, в котором прозвучало название ракеты, и была определена дата первого полета – 1965 год. Правда, тогда еще не шел разговор о Луне. Но, учитывая технические характеристики ракеты, учитывая сделанные проработки, учитывая, наконец, желание Королева во всем, что касается освоения космоса, быть первым в мире, нельзя исключить, что в его голове идея с высадкой человека на Луну уже вполне сформировалась. Интересна и дата появления постановления. Оно вышло 13 мая 1961 года, за 12 (!) дней до исторического послания президента США Джона Кеннеди конгрессу, в котором он предлагал еще до конца текущего десятилетия осуществить высадку американских космонавтов на Луне. Именно с этой даты я бы и вел отсчет сроков нашей лунной программы.

Хотя у нас принято считать ее началом 3 августа 1964 года, когда ЦК КПСС принял закрытое постановление, в котором говорилось об облете Луны и высадке космонавтов на ее поверхность. Но, если рассмотреть вопрос в историческом ракурсе, все полеты советских автоматических станций к Луне, начиная от неудачных пусков лунников в 1958 году, так или иначе были подготовкой к одной цели – высадить советского человека на Луну. Да и исследования Луны автоматическими станциями закончились, когда была похоронена надежда на полет советского человека на Луну.

Конечно, обидно, что мы не слетали на Луну. Тем более что это было вполне реально. Но, как говорится, после драки кулаками не машут. Поэтому вернемся в начало 1960-х годов.

16 мая 1962 года в ОКБ-1 был утвержден эскизный проект носителя «Н-1». Уже там его стартовая масса по сравнению с первоначальными набросками была увеличена до 2200 тонн, а грузоподъемность – до 75 тонн. Ракета проектировалась трехступенчатой, и все три ступени должны были быть выполнены в виде конуса, в который вписывались шесть сферических топливных баков последовательно уменьшающегося диаметра. Для первой ступени были отобраны двигатели конструкции Кузнецова с тягой по 150 тонн каждый. Была рассмотрена возможность установки двигателей с тягой от 600 до 900 тонн, но их конструирование и изготовление требовали большого времени, а его-то как раз и не было.

Пошли более быстрым и простым путем. Решили установить большее количество менее мощных двигателей и синхронизировать их работу. На первой ступени (блок А) должно было стоять 24 двигателя «НК-15», на второй (блок Б) – 8 двигателей «НК-15В», на третьей (блок В) – 4 двигателя «НК-19». Предусматривалась возможность размещения на ракете еще одной, четвертой, ступени (блок Г).

«Н-1» проектировалась в нескольких модификациях.

Трехступенчатая ракета с установленным на ней блоком Г позволяла бы выводить на околоземную орбиту грузы массой до 75 тонн. В трехступенчатом варианте со стартовой массой в 700 тонн на низкую орбиту мог бы выводиться груз массой до 20 тонн. А в двухступенчатом варианте со стартовой массой в 200 тонн и массой боеголовки в 5 тонн ракету «Н-1» предполагалось использовать в боевом варианте и заменить ею ракеты «Р-7».

Работы по созданию тяжелых носителей, которые проводил Королев, были не единственными в СССР. В 1961 году аналогичные работы начались в ОКБ Михаила Янгеля и Владимира Челомея. Янгель работал над ракетой Р-56, а Челомей над ракетой «УР-700».

Вполне естественно, что между конструкторскими бюро возникла конкуренция. Но Королев во всем стремился быть первым и очень болезненно реагировал на факт появления соперников. Тем более что в годы нахождения «у руля» советского государства Никиты Хрущева фаворитом был не Королев, а Челомей. Именно Челомей получил основную поддержку на правительственном уровне, в том числе и в своих планах освоения Луны.

Это не означало, что работы по «Н-1» были прекращены или приостановлены. Они были продолжены, а постановление Совета Министров СССР от 24 сентября 1962 года четко определяло сроки работ над носителем:

в конце 1964 года должен был быть готов стартовый комплекс для «Н-1»;

в первом квартале 1965 года должны были завершиться все стендовые испытания носителя;

в конце 1965 года планировался первый пуск.

Этим же постановлением определялись и основные задачи, которые ставились перед всеми «генералами» ракетно-космического комплекса. Янгель должен был обеспечить доставку на низкую околоземную орбиту 75-тонной платформы с ядерным оружием, Челомей должен был проводить работы по «лунному варианту», а Королеву поручалась разработка и доставка на орбиту орбитальной станции. Правды ради надо сказать, что ни один из вышеназванных Главных конструкторов не замыкался только на этих работах. Королев параллельно с работами над орбитальной станцией вел работы и по подготовке лунной ракеты, Челомей, в свою очередь, готовил проект огромной орбитальной станции, Янгель тоже не оставлял надежд на свое полномасштабное участие в освоении космического пространства. Как бы то ни было, постановление было принято, и его необходимо было выполнять.

С марта 1963 года на Байконуре были начаты работы по строительству стартового комплекса для «Н-1». Однако уже в 1964 году стало ясно, что для их завершения необходимо еще по крайне мере 1 – 2 года. Не лучше шли дела и у конкурентов Королева: они также отставали от графика. Пользуясь сложившейся ситуацией, Королев предпринимает решительные шаги, и в результате появляется новое постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР № 655-268.

На этом постановлении стоит остановиться более подробно. Сейчас многие авторы, рассказывая о советской лунной программе, пишут, что работы по доставке советского человека на Луну были поручены Королеву после смещения со своего поста тогдашнего Первого секретаря ЦК КПСС Хрущева. Пишут, что в результате перестановок в высшем советском руководстве Челомей, пользовавшийся поддержкой самого Хрущева, лишился ее, чем тут же воспользовался Королев.

Я не совсем согласен с такой трактовкой событий. Давайте посмотрим на даты. Смещение Хрущева произошло 13 октября 1964 года, а постановление № 655 – 268, где перед ОКБ-1, то есть перед Королевым, ставилась задача доставки человека на Луну и его благополучное возвращение на Землю, датируется 3 августа 1964 года. Перед Королевым была поставлена задача за два месяца до переворота в высшем партийном и государственном руководстве.

Нельзя отрицать того факта, что Королев воспользовался сложившейся ситуацией не без выгоды для себя. Он добился закрытия ряда программ, таких, как ракетоплан Челомея и орбитальная станция «Звезда». Он получил возможность использовать все наработки Челомея по пилотируемому полету к Луне, в частности, ракету «УР-500» («Протон-К»), для своих задач. Он «выжал» из ситуации в верхах максимум возможного. Но это было «после». А постановление вышло «до». Небольшой срок, но позволяет совершенно иначе расставить все акценты.

Вернемся к тексту постановления. В нем перед ОКБ-1 ставилась вполне конкретная цель – доставить человека на Луну и вернуть его обратно. Для достижения цели мобилизовывалась вся ракетно-космическая отрасль, за исключением предприятий, работавших на Челомея и Глушко. Это исключение, наверное, и вносит путаницу в оценку происходивших тогда событий.

Планировалось, что впервые носитель «Н-1» будет стартовать в первом квартале 1966 года, а первый космонавт будет доставлен на Луну в 1967 – 1968 годах. К тому времени уже были известны планы американцев: доставить первого космонавта на Луну в 1969 году. Поэтому советские планы строились с расчетом на достижение приоритета.

Работы развернулись широким фронтом. Но Королеву не суждено было увидеть, чем кончится «лунная гонка». 14 января 1966 года Сергей Павлович скончался на операционном столе.

Преемником Королева на посту руководителя ОКБ-1 стал Василий Мишин. Однако он не обладал тем упорством и тем влиянием, которые позволяли в свое время Королеву реализовывать свои устремления. Может быть, в какой-то степени это и явилось одной из причин, которые не позволили осуществить советскую лунную программу.

Но вернемся к ракете «Н-1». В феврале 1966 года на Байконуре было завершено строительство стартового комплекса (площадка № 110). Однако ему еще долго предстояло ждать своей ракеты.

Приблизительно в это же время стало ясно, что необходимо переработать проект носителя и увеличить массу полезного груза, выводимого на околоземную орбиту. Этого требовали массогабаритные параметры лунного комплекса. Для решения проблемы на первую ступень были добавлены еще шесть двигателей, доведя их число до 30, было решено выводить комплекс на орбиту с наклонением к плоскости экватора не 650, а 520. Были внесены и другие технические изменения в различные узлы ракеты. В результате стартовая масса носителя составляла теперь 2800 тонн, а на орбиту выводился груз в 95 тонн.

Ракета «Н-1» появилась на Байконуре только 7 мая 1968 года. Там же, на Байконуре, прошли динамические испытания, технологические отработки процесса сборки, примерки носителя на стартовом комплексе. Для этого были использованы первые два экземпляра ракеты «Н-1», известные в публикациях под обозначениями № 1Л и № 2Л. Им не суждено было взлететь, да и не для полетов они создавались.

В первый раз «Н-1» № ЗЛ стартовала 21 февраля 1969 года. Этим запуском начинались летно-конструкторские испытания. По плану предполагалось осуществить 13 – 14 запусков. Пуски № ЗЛ, 4Л и 5Л предполагались только для отработки трехступенчатой ракеты-носителя и разгонных блоков. С пуска «Н-1» № 6Л намечалось начать отработку различных элементов лунного комплекса. При пусках № 8Л и 9Л планировалось полностью отработать лунный комплекс в беспилотном варианте с посадкой и последующим возвращением на Землю. Если бы все прошло без замечаний, то при следующем пуске № ЮЛ можно было бы попробовать посадить космонавта. Были и другие варианты, но все они сводились к тому, что раньше первой половины 70-х годов космонавта на Луну мы доставить не смогли бы. Возникает, правда, один вопрос. Если уже в 1969 году стало ясно, что до полета советского космонавта на Луну еще несколько лет, к чему была вся эта гонка, развернувшаяся в первой половине того года? Вполне вероятно, что не вся правда известна и в наши дни, и были иные планы, которые предполагали все-таки обогнать американцев. Поживем, может быть, и узнаем что-то новое.

А первый пуск закончился неудачей. Громадная ракета оторвалась от стартового стола и стала медленно набирать высоту. Но ей не суждено было вырваться в космос. Через минуту после старта в хвостовом отсеке возник пожар, а на 70-й секунде полета произошло выключение двигателей. Неуправляемая ракета упала в 52 километрах от старта и сгорела почти дотла.

Разработчики не восприняли аварию как трагедию и продолжали упорно трудиться, чтобы научить космического монстра летать. После внесения необходимых изменений в конструкцию, дополнительных проверок 3 июля 1969 года стартовала вторая ракета – «Н-1» № 5Л (ракету «Н-1» № 4Л после первой аварии отправили на доработку ее характеристик по живучести и грузоподъемности). Но вторую ракету ждала еще более печальная участь, чем первую. Авария произошла практически в момент старта. В одном из двигателей первой ступени, напомню, их было тридцать, взорвался насос. Система контроля тут же отключила сначала четыре двигателя, а потом все остальные, за исключением одного, который и привел ракету к гибели. Ракета медленно, как бы нехотя, оторвалась от стартового стола и тут же стала проседать вниз, а через 23 секунды после старта плашмя упала на Землю. Произошел взрыв, который уничтожил не только ракету, но и стартовый комплекс.

Этот взрыв отодвинул работы над ракетой на два года, которые потребовались на восстановление стартового комплекса. В значительной степени оказались похороненными все советские планы по Луне, так как до первых шагов Нейла Армстронга по поверхности нашего естественного спутника оставалось всего 17 дней.

В следующий раз «Н-1» № 6Л пытались пустить 27 июня 1971 года. На этот раз на стартовой позиции был установлен существенно улучшенный вариант носителя. Но и этот пуск закончился неудачей. Сразу после старта ракета потеряла управление по крену и, хотя продолжала подниматься ввысь, все больше и больше отклонялась от расчетных параметров. На 51-й секунде полета, когда угол крена достиг 2000 и ракета должна была упасть на Землю, была выдана команда на ее подрыв. В небе возник гигантский огненный шар, в пламени которого сгорели и ракета, и макеты лунных кораблей.

Последний раз «Н-1» № 7Л пыталась взлететь 23 ноября 1972 года, и это ей почти удалось. В этот раз она несла на себе лунный орбитальный корабль, который должен был облететь Луну и возвратиться на Землю. Авария произошла на заключительном этапе работы первой ступени, когда взорвался один из двигателей.

Следующий, пятый пуск планировался на август 1974 года. Ракету продолжали модернизировать, и конструкторы не без оснований считали, что она будет летать. Уже были планы использования носителя «Н-1» не только для лунной программы, но и для доставки на околоземную орбиту составных частей огромной многомодульной станции. Планировалось использовать ее для запуска на геостационарную орбиту огромных спутников связи. Прорабатывался проект ее применения для полетов кораблей многоразового использования.

Но пуск не состоялся. На этот раз подвела не техника. В дело вмешалась политика.

В мае 1974 года советская лунная программа была закрыта, а все работы над ракетой были прекращены. Две, практически готовые к пускам, ракеты (№ 8Л и 9Л) были уничтожены.

От «Н-1» удалось сохранить только 150 двигателей, изготовленных для различных ступеней ракеты. Их создатель Николай Кузнецов, несмотря на строжайшие распоряжения, законсервировал и хранил их долгие годы. И как показало время, делал он это не зря. В 1990-е годы несколько десятков двигателей приобретены американцами и уже летают на их ракетах серии «Атлас».

Еще одним интересным эпизодом советской лунной программы является программа облета Луны. Для этой цели разрабатывался двухместный космический корабль «7К-Л1». Позднее в официальных сообщениях его окрестили «Зондом», но он существенно отличался от своих тезок, которые ранее совершали полеты по межпланетным трассам.

Программа предусматривала осуществить сначала 10 полетов беспилотного варианта корабля, затем проверить его в пилотируемом варианте на околоземной орбите и лишь 14-й полет должен был доставить советского космонавта к Луне.

Еще в 1965 году приступили к тренировкам космонавты, которым предстояло учить «7К-Л1» летать. В группу вошли уже летавшие к тому времени Валерий Быковский, Юрий Гагарин, Владимир Комаров, Алексей Леонов, Андриан Николаев, Павел Попович, а также еще не прошедшие космической школы Георгий Береговой, Лев Воробьев, Виктор Горбатко, Георгий Гречко, Георгий Добровольский, Алексей Елисеев, Валерий Кубасов, Василий Лазарев, Олег Макаров, Николай Рукавишников, Виталий Севастьянов, Анатолий Филипченко, Евгений Хрунов и Валерий Яздовский.

С самого начала программа столкнулась с недостатком финансирования, отсутствием необходимых производственных мощностей, скудностью испытательной базы. График работ срывался.

Первый корабль серии «7К-Л1» под названием «Космос-146» ушел в космос лишь 10 марта 1967 года. Из-за отказа в системе управления разгонного блока «Д» ракеты-носителя «Протон-К» вместо разгона к Луне произошло торможение корабля, который по крутой траектории вошел в атмосферу Земли и сгорел.

В том же году были предприняты еще три безрезультатные попытки пусков беспилотного корабля к Луне. Один из кораблей, стартовавший 8 апреля 1967 года, из-за отказа все того же блока «Д» остался на околоземной орбите и был объявлен научным спутником «Космос-154». 27 сентября и 22 ноября при попытке запуска кораблей произошли аварии ракеты-носителя «Протон-К».

Первый корабль, который все-таки ушел с околоземной орбиты, получил название «Зонд-4» и был запущен 2 марта 1968 года. Однако и при этом полете произошел отказ системы ориентации, и корабль не удалось направить, как планировалось, к Луне. Он вышел на высокоэллиптическую орбиту вокруг Земли и лишь частично выполнил программу полета.

Во время полета произошла любопытная история, которая заставила поволноваться американцев. В Евпаторийском Центре управления полетом, в специальном изолированном бункере находились Павел Попович и Виталий Севастьянов, которые в течение шести суток вели переговоры с ЦУПом через ретранслятор «Зонда-4», имитируя тем самым полет к Луне и обратно. Естественно, переговоры были зафиксированы американцами, и специалисты НАСА решили, что советские космонавты летят к Луне. Вскоре дело разъяснилось, и все успокоились.

При возвращении «Зонда-4» на Землю оказалось, что посадка должна произойти в нерасчетном районе, где не было советских кораблей. По команде из Центра управления полетами спускаемый аппарат был подорван, и его обломки упали в Гвинейском заливе у берегов Африки.

22 апреля 1968 года во время следующей попытки пуска из-за сбоя в системе управления сработала система аварийного спасения и полет был прерван – корабль так и не добрался до орбиты.

Впервые облет Луны удалось совершить «Зонду-5». 15 сентября 1968 года корабль стартовал с земной орбиты, облетел Луну и приводнился в Индийском океане.

Через два месяца облет был повторен. Правда, на этот раз не все закончилось так благополучно. Программа полета предусматривала посадку на территории СССР. Она и была совершена в заданном районе, но на высоте нескольких километров произошел преждевременный отстрел парашюта, и спускаемый аппарат «Зонда-6» на огромной скорости врезался в Землю, разбившись в лепешку.

Из-за этих постоянных неудач то с ракетой-носителем, то с кораблем запуск первого пилотируемого корабля постоянно откладывался. Предполагалось, что космонавты полетят только после трех подряд полностью успешных полетов.

К концу 1968 года стало ясно, что США могут опередить СССР в первом полете к Луне. И тогда члены трех «лунных» экипажей (Алексей Леонов и Олег Макаров, Валерий Быковский и Николай Рукавишников, Павел Попович и Виталий Севастьянов) обратились с письмом в Политбюро ЦК КПСС с просьбой разрешить лететь к Луне немедленно, несмотря на аварии, мотивируя свое решение тем, что надежность корабля возрастет, если на его борту будут находиться космонавты. В первых числах декабря космонавты вылетели на космодром и находились там в течение недели, надеясь, что поступит срочное указание о запуске.

Но решения о запуске не последовало, в ЦК КПСС решили не рисковать. 21 декабря 1968 года в направлении Луны стартовал «Аполлон-8» с тремя американскими космонавтами на борту, и советский полет потерял смысл.

Первый этап «лунной гонки» был нами проигран. Некоторое время еще пытались научить «Зонды» летать.

20 января 1969 года произошла очередная авария ракеты-носителя «Протон-К», и корабль погиб. 8 августа 1969 года и 20 октября 1970 года были запущены «Зонд-7» и «Зонд-8», которые совершили облет Луны и благополучно вернулись на Землю. После этого программа была окончательно закрыта. Вероятно, за ненадобностью.

Когда стало ясно, что американцев нам не опередить и советский человек не станет первым землянином на поверхности нашего естественного спутника, было решено хоть как-то насолить американцам и первыми доставить на Землю частицу лунного грунта. Подобный шаг мог существенно подпортить реноме американцам, а нашим пропагандистам позволил бы заявить, что мы сделали то же самое, что и конкуренты, но не рискуя жизнью людей. Но и этим планам не суждено было сбыться.

Станции типа «Е-8 – 5» стали одной из составных частей советской лунной программы. Идея о создании подобной станции родилась у конструктора межпланетных аппаратов Георгия Бабакина задолго до того, как «лунная» гонка подошла к своему финалу. Правда, у него идея о «космическом геологе» не замыкалась рамками исследования Луны. Он полагал, что аппараты подобного типа в дальнейшем полетят на другие планеты. Но в конце 1960-х годов не было задачи важнее, чем опередить американцев, поэтому и делали станцию в лунном варианте.

За основу была взята посадочная ступень «Е-8», которую разрабатывали для доставки лунохода. На ней предполагалось установить бур, а доставку грунта на Землю обеспечить ракетой «Луна – Земля». Масса станции должна была составлять приблизительно 5 тонн.

Схема полета предполагалась следующей. Вывод на околоземную орбиту осуществлялся ракетой-носителем «Протон-К». Довыведение станции на околоземную орбиту обеспечивал разгонный блок Д. На втором витке, после повторного включения разгонного блока Д, осуществлялся старт в сторону Луны. На трассе «Земля – Луна» предполагались две коррекции траектории полета, которые обеспечивали достижение станцией окололунного пространства и выход ее на орбиту вокруг Луны. Еще в течение трех дней станция должна была совершать полет по селеноцентрической орбите и проводить детальное изучение предполагаемого района посадки. Предполагалось произвести до двух коррекций орбиты с целью снижения высоты перицентра над выбранной точкой посадки до 20 километров. На 8-е сутки полета включался тормозной двигатель, и станция совершала мягкую посадку на поверхность Луны. После проверки бортовых систем и проведения сопутствующих научных исследований с помощью бура предполагалось провести забор лунного грунта. После этого со станции к Земле стартовала возвращаемая ступень и через 11 суток 16 часов с момента старта совершала посадку на территории СССР.

С началом полетов по этой программе очень спешили. И тем не менее первую станцию смогли подготовить только к лету 1969 года, когда до старта «Аполлона-11» оставалось совсем немного времени. Первая попытка запустить станцию типа «Е-8 – 5» была предпринята 14 июня 1969 года. Из-за ошибки в схеме системы управления не произошел запуск двигательной установки блока Д. Станция не вышла даже на околоземную орбиту.

Вторая попытка была сделана 13 июля 1969 года, за три дня до старта «Аполлона-11». На этот раз первый этап полета прошел нормально. Станция вышла сначала на околоземную орбиту, а потом успешно стартовала в сторону Луны. Она получила название «Луна-15», и если бы все пошло по графику, то доставила бы лунный грунт на Землю всего на два часа позже, чем американцы.

Правда, истинную цель полета знали только специалисты, а официальные сообщения ТАСС гласили, что запущена очередная станция для продолжения исследований лунной поверхности. Станция благополучно вышла на орбиту вокруг Луны, и началась подготовка к посадке. Однако здесь начинаются странности и загадки, не нашедшие объяснений до сих пор. По графику посадка должна была состояться 20 июля, за час с небольшим до посадки «Аполлона-11». Но она не состоялась.

Существует несколько версий этого.

Первая – технические неполадки на борту станции.

Вторая – американцы обратились к советскому правительству с просьбой отложить посадку, чтобы не создавать помех при высадке Нейла Армстронга и Эдвина Олдрина на Луну.

Как бы то ни было, но «Луна-15» в тот день вообще не села, а «Аполлон-11» благополучно прилунился. Попытка посадки была предпринята на следующий день, еще до того, как американцы стартовали с Луны, но оказалась неудачной. Рельеф предполагаемого места посадки был неизвестен (120 с. ш. и 600 в. д.). Там оказалась гора, в которую и врезалась станция.

24 июля 1969 года «Аполлон-11» благополучно возвратился на Землю, окончательно похоронив нашу надежду хоть в чем-то быть первыми в лунной эпопее.

В 1969 году СССР еще дважды предпринимал попытки пустить станции типа «Е-8 – 5». При запуске 23 сентября станция вышла на околоземную орбиту, но там и осталась, получив ничего никому не говорящее название «Космос-300». На этот раз не произошло повторное включение блока Д, который должен был отправить станцию в сторону Луны. И при запуске 22 октября станция вновь не смогла вырваться за пределы земной орбиты. Вновь не произошло повторного включения блока Д, и на околоземной орбите появился еще один спутник – «Космос-305».

И следующий год начался с неудачи – 6 февраля 1970 года во время запуска погиб очередной «космический геолог». И лишь «Луне-16» удалось выполнить то, к чему стремились конструкторы.

Станция стартовала 12 сентября 1970 года. Как это было принято в те годы, задачи полета сообщались лишь в общих чертах – «проведение научных исследований Луны и окололунного пространства». Истинная цель полета, как и при полете «Луны-15», не оглашалась. Ну а то, что это далеко не первая подобная попытка, не говорилось тем более.

На этот раз полет проходил точно по программе: две коррекции на трассе «Земля – Луна», выход на селеноцентрическую орбиту, маневры на орбите вокруг Луны, включение тормозного двигателя, и станция устремилась к лунной поверхности. 20 сентября 1970 года станция совершила мягкую посадку на поверхность Луны в районе Моря Изобилия в точке с координатами 0,680 ю. ш. и 56,30 в. д.

«Луна-16» была не первая советская межпланетная станция, садившаяся на Луну. Поэтому о том, что должно состояться что-то необычное, знали лишь посвященные. Остальным было суждено узнать лишь об истинном ее предназначении через сутки после посадки.

Выдержка из сообщения ТАСС:

«Советская автоматическая станция «Луна-16», совершившая мягкую посадку в районе Моря Изобилия, выполнила программу работы на лунной поверхности, и 21 сентября 1970 года в 10 часов 43 минуты по московскому времени с нее стартовала космическая ракета к Земле. На борту космической ракеты находятся образцы лунного грунта».

Полет к Земле проходил обыденно, и 24 сентября 1970 года станция «Луна-16» завершила свою лунную миссию. Лунный грунт был передан в Специальную приемную лабораторию АН СССР, где подвергся исследованиям. Общая масса колонки грунта, доставленного «Луной-16», составила 101 грамм.

Еще несколько раз советские автоматические станции стартовали к Луне, имея задачу доставить на Землю лунный грунт.

2 сентября 1971 года был осуществлен запуск станции «Луна-18». Но, как и в случае с «Луной-15», прилунение было жестким. Станция достигла поверхности Луны в районе материка, окружающего Море Изобилия, и врезалась в гору.

Следующая попытка оказалась удачной. 14 февраля 1972 года стартовала станция «Луна-20» и 21 февраля совершила мягкую посадку на участке материка, примыкающего к северо-восточной оконечности Моря Изобилия, в точке с селеноцентрическими координатами 3,530 с. ш. и 56,570 в. д. На следующий день взлетная ступень с образцами лунного грунта стартовала в сторону Земли и 25 февраля совершила посадку на территории Советского Союза.

Дальше – опять две неудачи. Сначала 28 октября 1974 года стартовала станция «Луна-23», которая 6 ноября совершила посадку на поверхность Луны в южной части Моря Кризисов. При посадке оказалось поврежденным грунтозаборное устройство, вследствие чего взять образцы грунта оказалось невозможно.

16 октября 1975 года предпринималась еще одна попытка запуска станции типа «Е-8 – 5», но произошла авария ракеты-носителя «Протон-К», и станция погибла еще на Земле.

И только 9 августа 1976 года очередная попытка увенчалась успехом. В тот день стартовала станция «Луна-24». 18 августа она мягко прилунилась в юго-восточной части Моря Кризисов в точке с селеноцентрическими координатами 12,750 с. ш. и 62,20 в. д. 22 августа 170 граммов лунного грунта были уже на Земле.

Попыток доставить лунный грунт на Землю больше не предпринималось.

Ну и последний фрагмент из советской лунной программы, о которой я хотел бы рассказать.

Большое место в лунной программе СССР занимали самоходные лунные аппараты, ставшие впоследствии известными как «луноходы». Именно им предназначалась роль быть глазами Земли еще до того, как на лунную поверхность опустится космонавт. Именно они должны были служить средством передвижения космонавтов по Луне.

К тому моменту, когда стало ясно, что с высадкой на Луну нам придется повременить, уже были изготовлены несколько экземпляров «лунных тележек». Было решено доставить их на Луну.

Впервые такую попытку предприняли 19 февраля 1969 года. Но неудача поджидала конструкторов уже в самом начале. Как и во многих других случаях, подвела ракета-носитель «Протон-К», которая взорвалась на участке выведения.

Тот год вообще изобиловал катастрофами, особенно в лунных стартах. Дважды взрывалась на старте ракета «Н-1», в течение года потерпели аварию семь «Протонов». Луна упорно не желала видеть на своей поверхности советских космонавтов.

После первой неудачи полеты луноходов отложили. На первое место вышла доставка на Землю лунного грунта. Что из этого получилось, я уже рассказал.

К луноходам возвратились только в конце 1970 года, когда все-таки удалось доставить на Землю частичку Луны.

10 ноября 1970 года стартовала автоматическая станция «Луна-17». Что это была за станция и с какой целью она направлялась к Луне, стало ясно через несколько дней, когда она мягко прилунилась и было объявлено о начале работы на лунной поверхности «Лунохода-1». Если отбросить риторику тех лет и оставить для рассмотрения только технический аспект, то надо признать, что это действительно было яркое и значимое достижение.

Аппарат был рассчитан на два месяца работы на лунной поверхности, а проработал 11 месяцев и наездил более 20 километров. Он не только привнес много нового в исследования Луны, но и доказал правильность выбранных технических решений, свои возможности решать задачи, которые перед ним ставились.

Но лунную программу этот полет спасти не мог, и второй луноход был запущен только для того, чтобы «добро не пропадало». Он прилунился в 1973 году и тоже накатал несколько десятков километров по лунной поверхности.

Больше полетов по этой программе не было. Один из нелетавших луноходов долгое время демонстрировался в павильоне «Космос» на ВДНХ, пока не оказался смытым в неизвестность перестройкой. Как и прочая лунная техника, которую на всякий случай хранили на задних дворах космических предприятий. Увы, не понадобилась.

Первоначально старт космического корабля «Союз-4» с Владимиром Шаталовым на борту был назначен на 13 января. На следующий день должен был стартовать «Союз-5» с тремя космонавтами на борту.

Но число «13» оказалось несчастливым для Шаталова, которому к тому же предстояло стать тринадцатым советским космонавтом. В запланированный день старта он занял свое место в кабине корабля и начал подготовку к полету. Предстартовый отсчет был прекращен за несколько минут до момента запуска основного двигателя. Телеметрическая информация свидетельствовала о сбое в работе бортовой аппаратуры. В принципе расхождения с требуемыми параметрами были небольшими, и пускать корабль было можно. Но, когда речь идет о человеческой жизни, лучше перестраховаться. Особенно учитывая те неприятности, которые уже были в истории программы «Союз». Так и сделали. На Земле решили еще раз все перепроверить, чтобы исключить любые неожиданности. Старт был отложен на сутки, космонавт покинул кабину корабля.

На следующий день все прошло нормально и старт прошел без замечаний. Ровно через сутки вслед за ним стартовал «Союз-5» с тремя космонавтами. А еще через 24 часа на околоземной орбите два корабля сблизились и состыковались. Как я уже сказал, связку двух космических аппаратов назвали экспериментальной космической станцией.

Затем был произведен еще более грандиозный эксперимент. Космонавты Алексей Елисеев и Евгений Хрунов, надев скафандры, вышли в открытый космос и перешли в корабль «Союз-4». В течение пяти часов корабли летали в состыкованном состоянии, а потом расстыковались и медленно разошлись.

Нельзя сказать, что стыковка прошла без проблем. Но, к счастью, все они носили непринципиальный характер и укладывались в те пределы надежности, которые были заложены еще на Земле конструкторами.

И вот 17 января 1969 года космический корабль «Союз-4» уже с тремя космонавтами на борту возвратился на Землю. Оставшийся в одиночестве командир «Союза-5» Борис Волынов должен был последовать их примеру на следующий день. Кроме одиночества, других неприятностей у космонавта не было в течение всего автономного полета. Но все началось, когда поступила команда на спуск.

В расчетное время включился тормозной двигатель и, отработав положенное время, перевел корабль на траекторию спуска. После этого должны были сработать пиропатроны и разбросать отсеки. Пиропатроны сработали, но разделить приборный отсек и спускаемый отсек они не смогли. В атмосферу вошел не специально сконструированный для этого аппарат со слоем теплозащиты, а многотонная, беспорядочно кувыркающаяся конструкция.

Теплозащитный экран, обычно принимающий на себя удар атмосферы, в этой ситуации не очень-то мог помочь. При беспорядочном кувыркании тепловому воздействию подвергаются все поверхности корабля. В кабине появился ядовитый газ – горела изоляция. Двигатели разворотов, которые могли хоть как-то стабилизировать корабль, не работали. Они пытались сделать это в начале спуска, но очень быстро израсходовали весь запас топлива. Вообще говоря, в этой ситуации спасения нет. Ни космонавт, ни Земля никак не могли вмешаться в происходящее и могли надеяться только на чудо.

И оно произошло. На высоте 15 километров приборный отсек все-таки отвалился. Корабль по баллистической траектории устремился к Земле. Беспорядочное вращение прекратилось, но закрутка вдоль продольной оси продолжалась. На высоте 10 километров вышел парашют. Кажется, можно было бы вздохнуть спокойно, однако это было еще не все. Стропы основного парашюта начали закручиваться. Все это очень походило на «вариант» Комарова. Но в какой-то момент стропы начали раскручиваться в обратную сторону. Потом снова закручиваться и снова раскручиваться. Так продолжалось почти до самой поверхности.

Приземление получилось жестким. Удар о Землю был столь силен, что у Бориса Волынова сломались корни верхних зубов. От более серьезных травм спас ложемент, изготовленный строго по фигуре космонавта.

О событиях, которые произошли при посадке, тогда не сообщали. Говорили только об очередном успехе советской космонавтики. Да, это был успех. И было еще беспримерное мужество людей, которые учили космические корабли летать.

А затем началось создание уже не экспериментальных, а полнокровных орбитальных космических станций. Но прежде чем перейти к рассказу о них, я хочу остановиться еще на одном эпизоде, связанном с полетом четверки советских космонавтов в январе 1969 года.

Отступление третье

Выстрелы у Боровицких ворот

Дело было 22 января 1969 года, когда Москва торжественно встречала членов экипажей космических кораблей «Союз-4» и «Союз-5», за несколько дней до этого возвратившихся с орбиты. Как происходило это возвращение, было описано в предыдущей главе, а здесь речь пойдет о том, что последовало после прилета космонавтов в столицу нашей родины.

Все было как обычно для тех лет: торжественная встреча в аэропорту «Внуково», доклад руководителям партии и Советского государства, объятия с родственниками. Затем все расселись по машинам и кортеж направился в Кремль, где во Дворце съездов должно было состояться вручение наград. Центральное телевидение вело прямой репортаж, показывая на тогда еще черно-белых экранах толпы москвичей, приветствовавших космонавтов. И вот, когда машины приблизились к Кремлю, репортаж неожиданно прервался. Передача возобновилась только через час.

Какого-либо объяснения столь странному и неожиданному перерыву сделано не было. Если честно, то немногие обратили внимание на это, как и на необычную атмосферу, царившую в Георгиевском зале Кремля: все были скованны и чем-то ошарашены. Более или менее ситуация прояснилась спустя два дня, когда по Центральному телевидению скороговоркой зачитали краткое сообщение о том, что «во время следования из аэропорта в Кремль машина, в которой находились космонавты Береговой, Леонов, Николаев и Николаева-Терешкова, была обстреляна неизвестным преступником. Преступник задержан». На следующий день эта информация была помещена на последних страницах газет. В тот же день состоялась пресс-конференция, посвященная итогам завершившегося полета. На ней один из западных журналистов впрямую поинтересовался у Алексея Леонова о его ощущениях в момент покушения. Космонавт тогда довольно резко предложил журналисту самому оказаться на его месте, чтобы понять, что чувствует человек, в которого стреляют. Пресс-конференция транслировалась по телевидению, поэтому факт покушения стал известен уже тогда, но подоплека событий, так же как и истинный объект покушения, – гораздо позже.

Попробуем реконструировать события на основе публикаций, появившихся в последние годы в ряде российских изданий. Хочу сразу отметить, что многие подробности происшедшего неизвестны и по сию пору, а некоторые детали настолько противоречивы, что дают обильную пищу для возникновения всякого рода версий и домыслов.

История с покушением на Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева (как оказалось, именно он, а не космонавты, интересовал стрелявшего) началась не в тот морозный январский день, а гораздо раньше.

В марте 1968 года в войсковую часть под Ломоносовом близ Ленинграда после окончания топографического техникума прибыл для прохождения службы младший лейтенант Виктор Ильин. Жил он в Ленинграде вместе с приемной матерью и бабушкой в трехкомнатной квартире на Наличной улице, откуда каждое утро и отправлялся к месту своей службы.

Пребывание в армии Ильину особой радости не доставляло. С офицерами отношения не складывались, в первую очередь из-за его поведения на политзанятиях. Своими вопросами о вторжении в Чехословакию, о монополии партии на власть, о разложении комсомола он буквально изводил замполита, да и других офицеров тоже.

С младшими офицерами он был еще более откровенен и периодически сетовал, что в африканских странах офицеры чуть ли не каждый месяц устраивают государственные перевороты, а у нас такое невозможно. Уже после покушения младшие лейтенанты Степанов и Васильев поплатились за то, что слышали высказывания Ильина, но «не сообщили куда следует». Оба были осуждены на пять лет и отсидели свой срок от звонка до звонка.

Сейчас трудно установить, когда у Виктора Ильина родилась мысль о покушении. Ни с кем он этот вопрос не обсуждал, сообщников не искал, все родилось в его голове, и действовал он в одиночку. По крайней мере, такова официальная версия. Но нет и других сведений, которые бы это опровергали. Вероятнее всего, так оно и было.

21 января 1969 года Ильин заступил на дежурство по части. Обстановка складывалась благоприятная – командир части и замполит отбыли на недельные командирские сборы, – и молодой офицер решил действовать. Тем более что о предстоящей встрече космонавтов трубили все газеты. Было известно, когда она состоится и кто будет их встречать, да и другую необходимую информацию нетрудно было вычислить.

Выкрав ключи от оружейной комнаты, Ильин проник туда и взял из сейфа два пистолета Макарова и четыре обоймы патронов. Авиабилет на Москву уже лежал у него в кармане.

В 7 часов 45 минут он покинул территорию части, чтобы не возвращаться туда уже никогда. Часа через полтора его отсутствие обнаружили, но особого беспокойства не испытали, подумали, что где-нибудь спит, как бывало уже не раз. Исчезновение оружия обнаружили через несколько часов и только тогда подняли тревогу. Со сборов срочно был отозван командир части подполковник Машков.

Сначала фигурировала только одна версия: Ильин поссорился со своей девушкой и решил покончить жизнь самоубийством. Прочесали окрестности части, но ничего не обнаружили. Помчались на квартиру к Ильину на Наличной улице, до полусмерти напугав мать, но и там его не было. Правда, в квартире обнаружили тетрадь, в которой на одной из страниц крупным неровным почерком было написано: «Узнать, когда рейс на Москву... Если летят, брать... идти на дежурство... все уничтожить».

Оставив в квартире засаду, Машков с несколькими офицерами помчались в аэропорт. Несложно было выяснить, что Ильин накануне купил билет до Москвы. Одна из стюардесс вспомнила, что на борту самолета летел молоденький младший лейтенант. Вся история стала приобретать несколько иной характер, и не оставалось ничего иного, как доложить в местное управление КГБ.

Тем временем Ильин, которого искали сослуживцы, уже был в Москве на квартире у своего дяди, бывшего милиционера. Дядя и его жена удивились неожиданному приезду родственника, но он их успокоил: «Хочу на живых космонавтов поглядеть. Когда такое еще представится».

На следующее утро, проводив хозяев на работу, Ильин взял летнюю милицейскую форму дяди (плащ и костюм) и в ней вышел из дома. На метро он добрался до станции «Проспект Маркса», вышел из нее и направился к Боровицким воротам. Там Ильин пристроился к милицейскому оцеплению и стал довольно энергично руководить толпой. Несмотря на то что он единственный был в легком милицейском плаще, это не привлекло к нему внимания, хотя в то время, по официальной версии, его уже разыскивали.

В событиях того дня есть несколько странных моментов, которые и породили предположения, что чекисты не очень-то и хотели найти Ильина, так как покушение было выгодно многим, в том числе и самому Брежневу. Другие утверждают, что Ильин не был одиночкой, а само покушение не что иное, как инсценировка КГБ. А может, Ильину просто повезло, как часто везет дилетантам?

Ильин терпеливо ожидал приближения правительственного кортежа. Пистолеты в карманах были сняты с предохранителей. И вот у поворота на мост Боровицкой башни показались машины в сопровождении мотоциклистов. Пропустив первую машину, Ильин выскочил навстречу второй и, выхватив оба пистолета, открыл огонь. Он стрелял по лобовому стеклу и видел, как уткнулся в баранку водитель, как сидевшие в машине люди бросились под сиденье. Не видел он только лиц тех, в кого стрелял.

Всего Ильин успел произвести восемь выстрелов. У Георгия Берегового осколками стекла было изранено лицо, Андриану Николаеву пуля задела спину. Водитель машины Илья Жарков скончался через сутки в больнице. Посмертно его наградили орденом Красного Знамени.

Одна из пуль рикошетом ранила сопровождавшего кортеж мотоциклиста. Но тот, несмотря на ранение, направил мотоцикл прямо на террориста и сбил его. После этого Ильина скрутили милиционеры и чекисты.

Покушение на Брежнева не удалось.

Виктору Ильину были предъявлены обвинения по пяти статьям Уголовного кодекса: организация и распространение клеветнических измышлений, порочащих советский строй; попытка террористического акта; убийство; хищение оружия; дезертирство. Однако до суда дело не дошло. Врачи поставили Ильину диагноз: психическое расстройство. В мае его поместили в одиночную палату Казанской психиатрической больницы со строгой охраной.

О Виктора Ильине вспомнили в годы перестройки. Ругать Брежнева стало модно, а покушавшегося на него преступника попытались представить чуть ли не героем. В августе 1988 года по просьбе матери его перевели в ленинградскую психиатрическую больницу имени Скворцова-Степанова и через некоторое время выписали оттуда, как не представляющего опасности для общества. В настоящее время он живет на той же Наличной улице, откуда на долгие годы ушел ранним утром 21 января 1969 года.

Так завершилась эта история, лишний раз подтверждающая, что космонавты работают в космосе, но живут на Земле. И не всегда земные дороги оказываются легче звездных.

Можно долго рассуждать о том, что испытал Маттингли, узнав об этом решении. Он ничего не сказал ни Пэйну, ни своим коллегам. Только молча пожал руки Ловеллу, Хейсу и Суиджерту. И молчал еще три дня, пока шли последние приготовления к полету. Никуда не выходил из дому и смотрел, смотрел телевизор, ловя любое сообщение о подготовке экипажа, в состав которого должен был входить он. Лишь на второй день полета Маттингли переборол себя и отправился на космодром. Как будто какая-то сила подтолкнула его к этому.

Сейчас, когда известны все перипетии полета, можно только порадоваться, что произошло так, а не иначе. Ведь именно Маттингли пришлось сыграть одну из ведущих ролей в спасении экипажа «Аполлона-13» в возникшей ситуации. Находись он на борту, вряд ли смог бы найти выход из создавшегося положения. А на Земле смог это сделать.

Но об этом чуть позже, а сейчас представлю космонавтов, отправившихся в полет.

Для 41-летнего командира корабля Джеймса Ловелла это был четвертый полет. На апрель 1970 года он был абсолютным мировым рекордсменом по продолжительности пребывания в космосе. Свой первый полет он совершил в декабре 1965 года, когда вместе с Фрэнком Борманом провел более 13 суток внутри капсулы корабля «Джемини-12». Спустя год – новый полет. В декабре 1968 года Ловелл отправился в свою третью экспедицию на «Аполлоне-8», на этот раз к Луне. Кстати, Ловелл – один из трех американских космонавтов, которые летали к ночному светилу дважды. Но в отличие от Юджина Сернана и Джона Янга, которые и кружили над Луной, и высаживались на ее поверхности, Ловелл видел наш естественный спутник только со стороны. Правда, и это немало.

Для двух других членов экипажа полет на «Аполлоне-13» был первым в их космической карьере. И Фред Хейс, и Джон Суиджерт пришли в отряд космонавтов НАСА в 1966 году. Готовились по программе «Аполлон». Хейс дублировал членов экипажа кораблей «Аполлон-8» и «Аполлон-11». Для Суиджерта это был первый опыт дублирования, закончившийся введением в состав основного экипажа.

Командному и лунному модулям корабля «Аполлон-13» были даны собственные имена. Первый окрестили «Одиссем», а второй – «Аквариусом». В современной литературе обычно пишут «Водолей», применяя прямой перевод на русский английского «Aquarius».

«Аполлон-13» стартовал с мыса Канаверал 11 апреля в 13 часов 13 минут по времени Восточного побережья США. И вновь цифры «13», которые позволили суеверным людям говорить об обреченности миссии.

Через 13 минут после старта корабль вышел на околоземную орбиту, а еще через 2 часа 22 минуты отправился в сторону Луны.

Во всех миссиях «Аполлонов» то время, которое тратится для преодоления пути от Земли до Луны, не самое интересное для рассказа. Космонавты занимаются проверками бортовых систем, вновь и вновь перечитывают инструкции, фотографируют звездное небо. Активной работой их не загружают, памятуя, что в последующие дни им потребуются силы, чтобы работать на лунной поверхности. Ну а пока можно отдохнуть.

Таким же был и день 13 апреля (опять «13»!). К вечеру «Аполлон-13» удалился от Земли на расстояние в 330 тысяч километров. До Луны оставалось совсем немного.

Космонавты занимались тем же, чем и все предыдущие дни, – проверкой бортовых систем: Хейс, выполнив очередные проверки в «Аквариусе», направлялся в «Одиссей»; Ловелл стоял наготове, чтобы закрыть переходный люк между лунным и командным модулями; Суиджерт по команде с Земли «размешал» кислород и водород в емкостях. Последнее на практике означало включение-выключение на несколько секунд тумблера «Вентилятор». Тогда-то и раздался громкий глухой удар. Корабль заметно качнуло. Космонавты услышали звон и звук сгибающегося металла. В шлемофонах устрашающе зазвенел сигнал тревоги. Это взорвался бак с кислородом № 2. Осколками был поврежден и резервуар № 1, а также ряд других жизненно важных систем корабля.

Первые 30 минут ни на борту, ни в Центре управления полетом никто не понимал, что же произошло. За это время масштаб аварии принял катастрофический характер. Сигнальные лампочки на пультах управления вспыхивали одна за другой: «вышли из строя маршевые двигатели», «вышли из строя топливные элементы», «вышел из строя кислородный резервуар № 2». Мигнул и самостоятельно начал перезагрузку бортовой компьютер. Часть телеметрической информации, которая могла позволить оценить масштаб аварии, оказалась потерянной.

Ловелл и Хейс бросились закрывать люк в лунный модуль, полагая, что «Аквариус» поврежден метеоритом и его нужно срочно «отсечь от остальных отсеков». Однако лунный модуль был цел и невредим. И тут командира «Аполлона-13» прошиб холодный пот. Случайно взглянув в иллюминатор, он увидел, что все обозримое пространство заполняло облако неизвестно откуда взявшихся металлических осколков, а из обшивки служебного модуля вырывалась струя газа или жидкости, взметнувшись на десятки метров. О происходящем на борту и за бортом тут же было доложено в Центр управления полетом. В эфире повисла гнетущая тишина.

Ловелл, вероятно, первым из экипажа корабля понял, что с планами высадки на Луну придется распрощаться. Но ни он, ни руководители полета в Хьюстоне не могли в тот момент даже представить, какие нужно будет предпринять усилия, чтобы вернуться на Землю. Как было потом подсчитано, через 38 минут после аварии шансы на благополучный исход составляли 1 к 9.

Первое, что было сделано, это активирован компьютер и система жизнеобеспечения «Аквариуса», который стал играть роль спасательной шлюпки. Системы же «Одиссея» начали выключаться, чтобы сохранить ресурс бортовых батарей. За пять минут до полуночи главный компьютер командного модуля уснул, и было неизвестно, проснется ли он в нужный момент.

На Земле также предпринимались меры для спасения экипажа. Все специалисты, которые могли хоть что-то сделать в аварийной ситуации, были срочно доставлены в Хьюстон. Их собирали по всей стране: вынимали из уютных постелей, из-за праздничных столов, из темных залов кинотеатров...

Уже через два часа после аварии состоялось первое заседание специального комитета НАСА. Надо отдать должное сменному руководителю полетом Ланни, проводившему заседание. Именно он предложил главное решение, ставшее основой для всех последующих действий: «Неудачу из списка возможностей исключить!»

А в космосе между тем люди боролись за свою жизнь. Несмотря на взрыв резервуаров с кислородом, экипажу не грозило удушье. Достаточно было и энергии, если, конечно, не расходовать ее попусту. А вот с водой были проблемы. Даже при максимальной экономии последняя капля была бы израсходована за пять часов до предполагаемого момента посадки.

Все заботы по управлению терпящим бедствие кораблем легли на плечи пилота лунного модуля Фреда Хейса. Он лучше всех знал «Аквариус» и, значит, должен был спасти всех.

Вести многотонный корабль с помощью двигателей лунного модуля – задача не из легких. Главное, что предстояло сделать, – стабилизировать «Аполлон-13» с помощью двигателей ориентации. Если бы это не удалось сделать, то с коррекцией траектории полета возникли бы трудноразрешимые проблемы. В этой ситуации двигатели «Аквариуса» либо не включились бы, либо забросили корабль туда, где его никакой ЦУП не нашел бы.

Ночь на 14 апреля оказалась для экипажа бессонной. Хуже всего пришлось Джону Суиджерту. Как пилот командного модуля, он оказался не у дел, и ему пришлось сидеть на корточках за креслами Ловелла и Хейса, наблюдая за их борьбой с непослушным кораблем и сознавая собственную беспомощность. А между тем неумолимо приближалось время, когда предстояло совершить первую коррекцию и перевести корабль на траекторию возвращения к дому.

Через 5,5 часа после аварии были включены двигатели посадочной ступени лунного модуля. «Аполлон-13» сошел с «гибридной траектории», по которой приближался к Луне, зашел за небесное тело, совершил маневр в гравитационном поле нашего естественного спутника и, как камень, выпущенный из пращи, устремился к Земле. Это в книге все действия космонавтов уместились в небольшой рассказ. А в реальности потребовалось гораздо больше времени и гораздо больше усилий, чтобы мельком взглянуть на лунную поверхность и целиком сосредоточиться на иных проблемах.

Конечно, им было жаль, что мечта всей их жизни проплывает мимо иллюминаторов, маня к себе и отталкивая от себя. Кто из них сожалел больше, сказать трудно. Может быть, Ловелл, который вторично был в окрестностях Луны и вновь смотрел на нее со стороны. А может быть, Суиджерт, единственный холостяк в экипаже, для которого космос был смыслом всей жизни. А может, Хейс, который должен был опустить «Аквариус» у кратера Фра Мауро, а теперь должен был довести корабль до Земли.

Но вот коррекция завершена, и стало ясно, что она прошла успешно. Появилась надежда на благополучный исход полета.

Позже Ловелл вспоминал, что в те минуты он не думал о судьбе. В голове вертелась только одна мысль: «Любой ценой вернуться на Землю. Лучше сгореть в атмосфере, чем стать первыми, не вернувшимися из космоса на родную планету». Отправив своих товарищей отдыхать, командир продолжал вглядываться в голубой шарик на звездном небе, к которому теперь стремился «Аполлон-13».

Тем временем неумолимо подошло время второй коррекции. Корабль предстояло «разогнать», чтобы уменьшить время возвращения на Землю и тем самым повысить шансы на благополучный исход эпопеи. Когда Ловеллу удалось по Солнцу сориентировать корабль, в ЦУПе так и не поняли, как он это сделал. Но впервые за сутки на лицах присутствующих появились улыбки.

Вторая коррекция удалась. Несмотря на риск, экипаж сделал это. Но до дома оставалось еще три дня пути. И проблем предстояло преодолеть еще очень и очень много.

Вечером 14 апреля зажегся индикатор «С02». Двухместный лунный модуль переполнялся углекислым газом, выдыхаемым тремя космонавтами. В действие пошли самодельные фильтры, которые изготовили члены экипажа. Им потребовалось на это в два раза больше времени, чем при сборке «опытных образцов» на Земле, но это был хороший результат. Ко двору пришелся и опыт Ловелла, которому пришлось участвовать в изготовлении «самоделок» во время полета «Аполлона-8».

Устранив «углекислотную» угрозу, экипаж остро почувствовал усталость. Командир не спал уже 36 часов, а ситуация требовала постоянного бодрствования одного из пилотов лунного модуля. Каждый час требовалось разворачивать корабль, переключать антенны. Суиджерт при всем желании был не в состоянии подменить Ловелла и Хейса.

А внутри корабля температура неумолимо понижалась. Вместе с холодом подкрадывались страх и неуверенность, что совсем не способствовало мыслям о благополучном исходе.

Почти в это же время всплыла еще одна проблема: заряда бортовых батарей могло не хватить на оживление командного модуля. Если бы не удалось это сделать, то получалось бы, что все усилия, предпринимаемые космонавтами, были бы напрасны. Над решением этой задачи бились на Земле. Предстояло так соединить электроцепи лунного и командного модуля, чтобы создать единую систему. Кроме того, предстояло выработать такой порядок включения тумблеров, чтобы не потерять ни единого ватта энергии.

А на земле отстраненный от полета Томас Маттингли, забыв об обидах и усталости, денно и нощно в тренажере лунной кабины искал ту единственную комбинацию переключения тумблеров, которая могла сохранить жизни его товарищей.

Уже когда все осталось позади, Маттингли рассказал журналистам, что в одну из этих напряженных ночей он вышел на улицу подышать свежим воздухом. Подняв голову вверх, он был просто поражен видом здания Центра управления полетом. В огромном корпусе были освещены все (!) окна.

Пока в Хьюстоне думали, как посадить корабль, на борту происходили все новые и новые события. Днем 15 апреля что-то вновь «грохнуло». Дежуривший в «Аквариусе» Хейс бросился к иллюминатору и увидел истекавший из основания лунного модуля белый пар. «Неужели мы потеряли спасательную шлюпку?» – промелькнула мысль. На счастье, это сработал предохранительный клапан гелиевого баллона. Земля успокоила: гелия на борту было в избытке.

Но тут замигал датчик тревоги: перегрев одной из химических батарей. А вот это было уже серьезно. Не успокоили даже заверения ЦУПа, что тревога ложная. Лампочка мигала пять часов, не добавляя оптимизма.

Проведенная вечером того же дня третья коррекция прошла успешно. Земля поблагодарила смертельно уставший экипаж за отличную работу. Шел 50-й час с момента аварии, борьба за жизнь продолжалась. Теперь оставалось только ждать. До приближения к Земле сделать что-либо космонавты уже не могли.

В ночь на 16 апреля «с мясом» вырвало предохранительный клапан гелиевого баллона посадочного двигателя лунной кабины. Этот движок трижды спасал экипаж, и вот его не стало. В любой другой ситуации это было бы воспринято очень остро. Но космонавты устали до такой степени, что прореагировали без всяких эмоций: «Ну вырвало и вырвало...»

К утру в лунном модуле стало по-настоящему холодно. Если раньше космонавты ощущали лишь понижение температуры, то теперь их дом превратился в настоящий холодильник. На приборах выступил иней, изо рта космонавтов при дыхании вырывались клубы замерзшего воздуха. Уснуть невозможно. Все мысли лишь об одном – каким образом хотя бы немного согреться.

Чем ближе была Земля, тем холоднее становилось в «Аквариусе». А тем временем Маттингли на Земле, приложив неимоверные усилия, нашел ту комбинацию переключения тумблеров, которая обеспечивала тот необходимый минимум энергии, требовавшийся для посадки. Вечером он начал диктовать экипажу последовательность работы.

И вот наконец наступило утро 17 апреля – дня, который решал все: либо «Аполлон-13» благополучно возвратится на Землю, либо произойдет трагедия, которая будет фактически означать закрытие программы «Аполлон» и на долгие годы закроет путь американским космонавтам в космос.

В 2 часа 35 минут по времени Восточного побережья США поступила команда с Земли: «Все включать». Ловелл, Хейс и Суиджерт приступили к реализации программы, которую для них составил Маттингли. Защелкали тумблеры, начали оживать системы.

Все действия, которые выполняли космонавты, были необходимыми для совершения посадки, но были они и чрезвычайно опасными, о чем в те минуты никто не хотел думать. Опасность состояла в том, что заиндевевшие контакты могли заискрить, а в кислородной атмосфере корабля, за три года до этого сгубившей экипаж «Аполлона-1», любая искра могла привести к катастрофе. К счастью, все прошло нормально. В «Аквариусе» потеплело, а вместе с теплом пришла уверенность в благополучном исходе.

В 5 часов 10 минут началось включение систем командного модуля «Одиссей». Этим занялся Суиджерт, который в течение трех с лишним суток был вынужден лишь наблюдать за работой своих товарищей, но теперь получил возможность продемонстрировать свое мастерство. Теперь на его плечи ложилась ответственность за жизнь экипажа.

В 6 часов 52 минуты началась четвертая коррекция траектории полета. Началась она с ошибочного вызова Ловеллом компьютерной программы посадочного двигателя. В ЦУПе заметили ошибку и отменили команду. В подобных действиях командира не было ничего удивительного. Сказывалось то нечеловеческое напряжение, которое свалилось на Ловелла. К тому же он пил меньше всех воды, что тоже провоцировало ошибки.

Почти у самой Земли экипаж провел последние перед посадкой работы: перешел в командный модуль, отделил лунную кабину, сориентировал корабль.

И вот «Одиссей» входит в земную атмосферу. Вся Америка приникла к экранам телевизоров и динамикам радиоприемников. Сейчас за посадкой «Аполлона-13» следил бы весь мир, но и тогда «аудитория» была огромна.

Когда капсулу окутало облако плазмы, связь оборвалась. Перерыв должен был составить 180 секунд, после чего стало бы ясно: жив экипаж или погиб. Томительно тянется время.

180 секунд – связи нет.

185 секунд – связи нет.

190 секунд – связи нет.

В эти мгновения по Америке прокатилась волна инфарктов. У специалистов, следивших за посадкой, прибавилось немало седых волос.

193 секунды – связи нет.

194 секунды – сквозь треск помех пробивается голос Джона Суиджерта: «Все о'кей!»

Зал Центра управления полетом в Хьюстоне потряс радостный крик.

А над водной гладью Тихого океана расцвел купол парашюта, под которым опускалась капсула «Аполлона-13». Группы спасателей, доставленных к месту приводнения на вертолетах, открыли люк «Одиссея». Их обдало облако морозного воздуха. А из чрева корабля на них смотрели уставшие, но счастливые лица космонавтов, вернувшихся домой.

Так закончилась эта беспримерная по мужеству космическая эпопея.

Членам экипажа «Аполлона-13» больше не довелось слетать в космос. Одного из них – Джона Леонарда Суиджерта – уже нет в живых. 27 декабря 1982 года, всего через полтора месяца после победы на выборах в палату представителей Конгресса США, он умер от рака костного мозга.

Джеймс Ловелл и Фред Хейс еще некоторое время работали в НАСА.

Ловелл ушел из отряда космонавтов в 1973 году, некоторое время служил на флоте, а потом возглавил созданную им компанию «Ловелл Коммуникэйшн». В 1994 году он вместе с Джеффри Клюгером выпустил книгу «Аполлон-13», в которой рассказал о пережитом. Спустя год Том Хэнкс снял одноименный блокбастер, который до сих пор регулярно показывают многие телеканалы мира.

Хейс входил в состав дублирующего экипажа корабля «Аполлон-16», планировался к включению в экипаж «Аполлона-19», но после закрытия лунной программы, не дожидаясь полетов кораблей многоразового использования, ушел в частный бизнес, где и пребывает по сию пору.

Каким бы трудным ни было возвращение «Аполлона-13» домой, но оно позволило продолжить реализацию лунной программы. В 1971 – 1972 годах состоялись еще четыре высадки на поверхность Луны, в том числе и в районе кратера Фра Мауро, где так и не смогли высадиться Ловелл и Хейс. Это сделали в феврале следующего года Алан Шепард и Эдгар Митчел.

Уже более 30 лет человечество не совершает полетов по открытой в 1968 году регулярной трассе «Земля – Луна – Земля». Ожидается, что лет через десять полеты возобновятся. Но отправятся на свидание с нашим естественным спутником другие корабли, не похожие на «Аполлоны». И поведут их космонавты, которые знают об эпопее «Аполлона-13» только по книгам и фильмам.

Но все равно мысленно они будут оглядываться на опыт своих предшественников. И может быть, опыт, приобретенный когда-то Ловеллом, Хейсом и Суиджертом, в чем-то поможет им, а может быть, и спасет чьи-то жизни. Хочется в это верить и очень хочется узнать имя того человека, который следующим ступит на поверхность Луны. Пусть его полет станет успешным, невзирая на то что он станет ТРИНАДЦАТЫМ землянином, которому суждено пройтись по лунной пыли.

Старт первого экипажа был запланирован на 22 апреля 1971 года. Владимир Шаталов, Алексей Елисеев и Николай Рукавишников заняли свои места в кабине корабля «Союз-10» и приступили к проверке бортовых систем. Все происходило как обычно. По громкой связи велся отсчет времени. Вот объявлена часовая готовность, потом получасовая, пятнадцатиминутная... В корабле уже приготовились услышать заключительную команду «Ключ – на старт!», но вместо этого оператор предупредил:

– «Амуры», приготовьтесь к эвакуации. Старт откладывается на сутки.

А случилось вот что: одна из мачт не отошла от ракеты, хотя соответствующая команда была выдана. Можно было рискнуть, надеясь, что в момент старта мачта отойдет сама. Такие предложения были. Но звучали и другие голоса. А если мачта не отойдет и пропорет обшивку ракеты? Если носитель завалится в момент отрыва и взорвется? Решили не рисковать.

Космонавты выбрались на площадку ферм обслуживания. Настроение было подавленным. Для Владимира Шаталова это уже было во второй раз, когда старт откладывался на 24 часа. Первый раз это произошло в январе 1969 года. Правда, потом его полет прошел очень хорошо. Некоторые из суеверных людей, а таковых на космодроме всегда было предостаточно, поспешили уверить космонавта в том, что это хороший знак и уж теперь их путь на «Салют» будет ровным и гладким.

Действительно, на следующий день старт состоялся, корабль вышел на орбиту. Через сутки он сблизился со станцией, и Шаталов перешел на ручное управление. И тогда все шло штатно. Метр за метром два космических аппарата сближались, и вот наконец произошло касание.

Космонавты почувствовали глухой удар и услышали трение металла о металл. Началось легкое покачивание. Оно длилось недолго и вскоре успокоилось. Сработали замки сцепления, произошло стягивание, а затем и жесткая сцепка «Союза» с «Салютом». Но Земля не дала разрешения на открытие люков. Телеметрическая информация показывала, что герметичности стыковочного узла нет и открывать его нельзя.

Несколько часов продолжался диалог «борт – Земля», и в итоге было принято решение расстыковаться и возвращаться на Землю. Было обидно, что приходится отказываться от того, ради чего прилетели. Но приказ есть приказ, и экипаж начал готовиться к расстыковке. Но тут выяснилось, что негерметичность стыковочного узла – это еще не все, что было уготовано им в этом полете. Шаталов попытался расстыковать корабль и станцию, с первой попытки это сделать не удалось. Станция вцепилась в корабль и не хотела отпускать его от себя. Безрезультатно закончилась и вторая попытка. Земля судорожно искала решение. Несмотря на ограниченность времени, успели рассмотреть многие варианты. Например, предполагалось свалить с орбиты с помощью тормозного двигателя корабля всю связку, надеясь, что при входе в земную атмосферу она сама распадется. Прежде чем реализовывать эту, прямо скажем, аварийную схему, решили сделать еще одну попытку. На третий раз удалось расстыковать корабль и станцию. Возвращение прошло без проблем.

Состоявшийся на Земле «разбор полетов» показал, что космонавты действовали правильно, техника работала нормально, а причиной неудачной стыковки мог быть посторонний предмет, попавший в стыковочный узел. Так как угрозы для жизни экипажа выявлено не было, то полеты было решено продолжить. Но «осваивать» «Салют» предстояло уже другому экипажу: Алексею Леонову, Валерию Кубасову и Петру Колодину. Они были вторыми в графике подготовки и должны были лететь следующими.

Но на станцию отправились другие. За три дня до старта, как обычно, космонавты проходят предполетную медицинскую комиссию. Лишь по ее результатам Государственная комиссия называет состав экипажа, которому предстоит отправиться в полет. Так было и на этот раз, но результаты оказались неожиданными даже для самих врачей. У Кубасова было обнаружено затемнение в легких. Повторные проверки, консилиумы, вызов специалистов из Москвы и никакой определенности. Было предположение, что «имеет место неярко выраженная аллергическая реакция», но его отвергли. Так как предстоял длительный полет, врачи решили, что лучше перестраховаться, чем взять на себя ответственность. Кубасова от полета отстранили, а вместе с ним и весь экипаж.

Когда решение было оглашено на заседании Госкомиссии, сначала наступила тишина, а затем взрыв протеста. Алексей Леонов и Петр Колодин отстаивали свое право на полет, доказывали, что они лучше знают станцию и провели больше тренировок, что включение в экипаж Владислава Волкова не повлечет за собой никаких осложнений. Но Госкомиссия была непреклонна и свое решение пересматривать не собиралась.

Мгновенно между экипажами пробежал холодок отчуждения. Больше других переживал Колодин. Понуро он произнес: «Теперь я уж никогда не полечу». Как в воду глядел. Хотя и пришлось ему в последующие годы проходить подготовку к полетам, но так и не довелось побывать на орбите.

Интересно, что чуть позже, при повторном медицинском обследовании Кубасова, медики свои претензии сняли, поэтому Леонов, Кубасов и Колодин начали подготовку к полету на станцию «Салют» на следующем корабле «Союз-12», запуск которого планировался на август – сентябрь 1971 года.

Георгий Добровольский, Владислав Волков и Виктор Пацаев не скрывали своей радости от такого подарка. Если бы они знали, что ждет их в недалеком будущем!.. Но от судьбы не уйдешь.

Георгий Тимофеевич Добровольский родился в 1928 году. Одесский мальчишка, приговоренный фашистами к расстрелу, но оставшийся в живых, прошел длинный путь к своему звездному часу. Были на этом пути Одесская спецшкола ВВС, Чугуевское военное училище летчиков, служба в ВВС, Военно-воздушная академия. В отряд космонавтов Добровольский пришел в 1963 году. Спустя восемь лет стал стал командиром первой в мире орбитальной станции.

Владислав Николаевич Волков был на семь лет младше своего командира. После окончания Московского авиационного института работал в ОКБ-1 у Королева. Одним из первых среди инженеров подал заявление в отряд космонавтов. С 1966 года начал готовиться к полетам в космос. В 1969 году впервые побывал на орбите на корабле «Союз-7». Потом были новые тренировки, назначение в новый экипаж и новый полет.

Схожей была биография и Виктора Ивановича Пацаева. Он также работал в ОКБ-1, но в отряд космонавтов пришел на три года позже Волкова. Полет на борт орбитальной станции «Салют» стал для него первым и, к сожалению, последним.

И вот 6 июня 1971 года «Союз-11» вышел на орбиту. Стыковка прошла гладко, и первый экипаж приступил к работе на борту «Салюта». Космонавты трудились старательно, но не все складывалось так, как хотелось. Побывавший уже в космосе Владислав Волков давил своим авторитетом, у него возникли трения с командиром экипажа. Добровольский, склонный к уставному порядку, не желал уступать. До войны дело не дошло, но обстановка была напряженная. Все же они полностью выполнили запланированную программу полета и 29 июня стали готовиться к возвращению.

Разделение корабля и станции прошло нормально, затем включился тормозной двигатель, и корабль устремился к Земле. Полет спускаемого аппарата завершился плавным приземлением в заданном районе. Одновременно с кораблем приземлился вертолет поисково-спасательной службы. Спасатели вскрыли люк и обнаружили космонавтов на своих рабочих местах без всяких признаков жизни. Тридцать минут пытались спасти космонавтов: делали массаж сердца, искусственное дыхание. Но все было напрасно.

Причину трагического происшествия выяснили довольно быстро. Правда, проинформировать об этом население Советского Союза и весь остальной мир решились спустя несколько месяцев. Все дело оказалось в клапане, который должен был автоматически открыться на небольшой высоте и сравнять давление в корабле и в земной атмосфере. Предусмотрено это было на случай посадки корабля на воду или если спускаемый аппарат «ляжет» на землю люком вниз. Так должно было произойти, но случилось иначе – клапан сработал на огромной высоте, практически в вакууме. Воздух ушел из корабля в считаные мгновения. Космонавты погибли, так как были без скафандров. Теоретически они могли бы просто заткнуть отверстие рукой. Но для этого надо было отстегнуться и встать из кресла. Требовалось время, которого у космонавтов не оказалось. Хотя по расположению тел в кабине можно предположить, что такая попытка все же была сделана.

В сентябре 1971 года состоялось заседание Государственной комиссии, на котором Леонов доложил о готовности экипажей к полетам на станцию и о желании космонавтов лететь. Но было принято другое решение: полеты временно прекратить, а корабль «Союз» модифицировать. В принципе это было логично. Нельзя было положиться на волю случая и свято верить в надежность техники, которая не всегда слушалась своих создателей. Дальнейшие полеты космонавты должны были совершать в скафандрах, поэтому экипаж «Союза» сокращался до двух человек. Учитывая это, из экипажей вывели Колодина и Воронова.

Первый «Салют» больше не принимал на своем борту космонавтов. Пока проводились доработки корабля, он совершал полет в автоматическом режиме. 11 октября 1971 года станция сошла с орбиты и прекратила свое существование.

Трагедия, случившаяся с экипажем корабля «Союз-11», многому научила конструкторов, она стала последней катастрофой в истории отечественной космонавтики. После полета «Союза-11» ни один наш космонавт не погиб во время космического полета. Были аварии, о которых я еще расскажу, но они не переросли в катастрофы с человеческими жертвами. А это о многом говорит.

История полетов на орбитальные станции полна неприятностей. Это факт. Но, и это самое главное, удалось избежать катастроф, которые могли бы поставить под сомнение саму необходимость этого вида деятельности в космосе. О том, что произошло во время полетов «Салютов», «Скайлэба», «Алмазов» и «Мира», я и хочу рассказать.

Экспедиция Георгия Добровольского, Владислава Волкова и Виктора Пацаева на борт комплекса закончилась трагически, что больно ударило по советской пилотируемой программе. Сначала были отложены новые экспедиции на орбиту, а потом и сама станция сгорела в плотных слоях земной атмосферы, заставив заняться изготовлением нового «Салюта».

Для полетов на него были сформированы три экипажа. Первым в августе 1972 года должны были отправиться в космос Алексей Леонов и Валерий Кубасов. Следующими планировалось запустить Василия Лазарева и Олега Макарова, а потом – Алексея Губарева и Георгия Гречко.

Но ни один из этих полетов не состоялся. Все они были отменены из-за аварии ракеты-носителя «Протон-К», взорвавшейся 29 июля 1972 года на участке выведения. Вместе с носителем погиб и второй «Салют».

После этой неудачи стали срочно готовить к запуску третью орбитальную станцию. Соответственно и космонавты стали готовиться к полетам на нее. 11 мая 1973 года станция была выведена на орбиту, но уже на первых витках на ней вышла из строя система ориентации. Эксплуатировать ее в пилотируемом режиме стало невозможно, и ее нарекли «Космосом-557». Запланированные полеты вновь отменили, на этот раз окончательно. Космонавтов перевели на другие программы.

К началу 1973 года была изготовлена первая орбитальная станция военного назначения «Алмаз». Для конспирации было решено, что и она отправится в космос под названием «Салют» – пусть американцы ломают голову!

Для работы на борту готовились три экипажа. Первый – Павел Попович и Юрий Артюхин. Второй – Геннадий Сарафанов и Лев Демин. Третий – Борис Волынов и Виталий Жолобов.

3 апреля 1973 года станция «Салют-2» была выведена на орбиту. Первый экипаж должен был прибыть на нее во второй половине апреля. Но на тринадцатые сутки полета, 15 апреля, произошла внезапная разгерметизация отсеков, затем перестала поступать телеметрическая информация. Космический аппарат начал быстро терять высоту. Естественно, старт пилотируемого корабля отменили. А 29 апреля станция сгорела в плотных слоях земной атмосферы. Первый экипаж, готовившийся к полету на «Салюте-2», приступил к подготовке к полетам на станцию «Салют-3».

Пока в нашей стране пытались научить орбитальные станции летать (как видим, только самая первая летала нормально, если не брать в расчет все прочие неприятности), американцы смогли построить собственный космический аппарат. Станция «Скайлэб» представляла собой топливный бак ракеты-носителя «Сатурн-5», оборудованный системами жизнеобеспечения и научной аппаратурой. По большому счету, это не была специально созданная конструкция. Как я уже говорил, американцам надо было найти если не адекватный, то хотя бы какой-никакой ответ. Вот они его и нашли.

Продолжительность программы «Скайлэб» была очень незначительной. Хотя по тем временам она представлялась достаточно масштабной.

Станцию запустили 15 мая 1973 года. Во время наведения на околоземную орбиту был серьезно поврежден противометеоритный экран и кое-какие элементы систем терморегулирования. В какой-то момент возникло даже сомнение о возможности ее эксплуатации в космосе. Но, оценив повреждения и, самое главное, финансовые и организационные потери в случае отказа от полетов к ней, руководство американского аэрокосмического управления приняло решение попытаться восстановить работоспособность «Скайлэба». Для этого 25 мая на орбиту был отправлен первый экипаж. Его нарекли «аварийным», и длительность полета должна была быть определена исходя из возможности пребывания на борту комплекса.

С большой настороженностью космонавты состыковались со «Скайлэбом», перешли на борт и осмотрелись. К их радости, повреждения оказались не столь серьезны, как это представлялось на Земле, и они приступили к ремонтным работам.

Уже через два дня стало ясно, что станция не только будет летать, но на ней можно эффективно работать. Поэтому было решено оставить космонавтов в космосе на весь срок первой экспедиции – 28 дней. За эти четыре недели удалось не только выполнить «ремонтную программу», но и провести все те исследования и эксперименты, к которым космонавты готовились.

Две последующие экспедиции продолжительностью 56 и 84 суток прошли на удивление гладко и успешно. Однако своего продолжения программа «Скайлэб» не получила. Для нее была использована техника, которая осталась от программы «Аполлон», а новые ракеты и корабли в НАСА заказывать не собирались, сосредоточив все ресурсы на разработке нового поколения космических кораблей системы «Спейс Шаттл». Поэтому станция была законсервирована, а возобновить ее эксплуатацию предполагалось уже после начала полетов кораблей многоразового использования.

Однако этим планам не суждено было сбыться. Полеты «шаттлов» все откладывались и откладывались, а тем временем «Скайлэб» стал довольно быстро терять высоту и в 1979 году сгорел в земной атмосфере.

Ну а пока еще на борту американской орбитальной станции работали космонавты, в Советском Союзе начались летные испытания модифицированных кораблей «Союз» в автономном режиме полета. Первый старт состоялся 27 сентября 1973 года, когда на «Союзе-12» в космос отправились Василий Лазарев и Олег Макаров. Это был первый в нашей стране пилотируемый полет после трагической гибели Добровольского, Волкова и Пацаева. Космонавты летели в скафандрах. Полет был рассчитан на 8 суток.

Шли вторые сутки полета. Лазарев и Макаров освоились с невесомостью, проверили бортовые системы. Вот тут-то все и началось. Сначала возникли серьезные неполадки в системе жизнеобеспечения. Затем последовали отказы в системе ориентации. Было решено полет прервать и возвратить экипаж на Землю. Вместо восьми дней космонавты пробыли в космосе чуть больше двух суток.

В декабре 1973 года ту же программу повторили при полете «Союза-13». На этот раз все прошло благополучно, и новая модификация «Союза» получила разрешение на полеты к орбитальным станциям.

Третьим «Салютом» стал первый эксплуатационный экземпляр военной станции «Алмаз», который был запущен 25 июня 1974 года. Уже 4 июля на борт прибыл первый военный экипаж в составе Павла Поповича и Юрия Артюхина. В течение 15 суток они работали на борту станции, после чего возвратились на Землю. Все прошло относительно гладко.

Второй экипаж – Геннадий Сарафанов и Лев Демин – стартовал в космос 26 августа 1974 года на корабле «Союз-15». Им также предстояла стыковка со станцией «Салют-3» и 25 дней работы на ее борту.

На вторые сутки полета начался этап дальнего сближения. Расстояние сокращалось с каждой минутой. Еще немного – и должен был начаться режим причаливания. И тут космонавты почувствовали, что двигательная установка работает вопреки логике: вместо торможения – разгон, и наоборот. Ситуация на орбите складывалась серьезная. Перехитрить двигатель не удалось. Запас топлива для маневров не так уж и велик. Каждое включение двигателя уменьшает шансы на успех. Начались переговоры с Землей. Сарафанов и Демин были готовы к еще одной попытке попасть на станцию, но приказ был иным: «Дальнейшие попытки прекратить и готовиться к посадке».

Беда редко приходит одна. Перед включением тормозного двигателя произошла раскрутка гироскопов. Контроль велся по амперметру и бортовому секундомеру. И тут зашкалило амперметр. Что это? Короткое замыкание. «Только пожара не хватает», – буркнул Демин. Оба сознавали, что с посадкой может не получиться. Отключить тумблеры и попробовать снова – потеря времени. Рискнуть? Может, гироскоп уже раскрутился. А если не успел? Тогда можно навечно остаться в космосе. Решили рисковать. Хронометраж вели по ручным часам.

Им повезло, тормозной двигатель столкнул корабль с орбиты. Последнее испытание – гроза в районе посадки – показалось такой мелочью. На Земле состоялся разбор полетов. Во всем обвинили экипаж, хотя в данном случае люди стали жертвой обстоятельств. Эксплуатацию «Салюта-3» в пилотируемом режиме прекратили. Полет Волынова и Жолобова на «Союзе – 16» отменили.

Очередная гражданская орбитальная станция под открытым наименованием «Салют-4» отправилась в космос 26 декабря 1974 года. Планировалось доставить три экспедиции на станцию, но состоялись только два полета.

30-суточный полет Алексея Губарева и Георгия Гречко прошел успешно, а вот второй экипаж до станции не долетел.

5 апреля 1975 года с Байконура стартовал очередной пилотируемый космический корабль «Союз-18». На станцию «Салют-4» отправились Василий Лазарев и Олег Макаров. Это была вторая экспедиция на борт станции, и космонавтам предстояло проработать на ней два месяца. Но полет закончился гораздо раньше – отказала третья ступень ракеты, и космонавтам пришлось в аварийном режиме возвращаться на Землю. Об этом суборбитальном полете я подробно расскажу в следующей главе.

Последний из запланированных полетов на борт станции «Салют-4» начался через полтора месяца. Перерыв мог быть и более продолжительным, но в тот момент шла активная подготовка к совместному советско-американскому полету по программе ЭПАС, и требовалось доказать американцам, что советские корабли умеют летать. Поэтому и приняли решение пустить следующий корабль так быстро.

Следующей станцией, которая отправилась в космос под названием «Салют-5», был военный «Алмаз». На ее борту работали две экспедиции: экипаж корабля «Союз-21» (Борис Волынов и Виталий Жолобов) и экипаж корабля «Союз-24» (Виктор Горбатко и Юрий Глазков).

Как и во время полетов предыдущих орбитальных станций, работа на борту «Салюта-5» не обошлась без проблем. До сего дня достоверно неизвестно, что произошло на борту станции во время работы первого экипажа.

«Союз-21» стартовал 6 июля 1976 года. Программа полета была рассчитана на 60 дней. Военные очень хотели увеличить продолжительность полета до 90 дней, но ресурс «Союза» не позволял этого сделать. Работа на станции была монотонной. Это был разведывательный полет, и космонавтам приходилось регулярно заряжать фотоаппараты, проявлять пленку. Первый месяц работы на борту комплекса прошел штатно. Если не считать неприятного запаха в отсеках станции. Космонавты грешили на попавшие в атмосферу станции пары ядовитого топлива, на материал внутренней обшивки станции. На повседневной работе это не сказывалось, хотя и раздражало.

Неприятности начались на 42-е сутки полета. Неожиданно взревел сигнал тревоги, погас свет, отключились многие бортовые приборы. Отключили сирену, и станцию окутала гнетущая тишина. Экипаж не мог понять, что же произошло, насколько это серьезно. С каждой минутой открывались все новые неприятности. Не работала система регенерации воздуха. Кислорода становилось все меньше. Станция потеряла ориентацию. Но экипаж через два часа смог привести «Алмаз» в норму.

Авария не прошла бесследно. У Жолобова начались головные боли, наступила бессонница. Перепробовали все, что было в бортовой аптечке. Не помогало, день ото дня ему становилось все хуже, он не мог работать в полную силу. Какое-то время об этом на Землю не сообщали. Однако в очередном сеансе связи Жолобов пожаловался на свое состояние. Начались долгие переговоры, консультации.

В конце концов на 49-е сутки полета поступил приказ на возвращение. Космонавты надели скафандры и заняли свои места в корабле. Команда на расстыковку с первого раза не прошла. И это вызвало немало волнений. Но корабль все-таки отчалил от станции. Дальнейший путь к Земле прошел без осложнений.

В конце 1980-х годов в нашей печати очень много писали об этом полете. Было высказано немало предположений о том, что же произошло на борту станции. Чаще всего говорилось, что полет был прерван из-за «психологической несовместимости» экипажа. Писали, что на второй месяц полета космонавты рассорились друг с другом. Что превалировало в этом полете – человек или техника, – неясно и сегодня. Известно только, что полет был прерван досрочно.

Следующими на борту «Салюта-5» должны были побывать Вячеслав Зудов и Валерий Рождественский. 14 октября 1976 года стартовал космический корабль «Союз-23». Космонавтам предстояло проверить работоспособность систем жизнеобеспечения, исследовать атмосферу и, в случае необходимости, сменить атмосферу в отсеках станции. После этого предстояли два месяца рутинной разведывательной работы на борту станции.

Сближение корабля и станции началось на следующие сутки. Техника работала безупречно. Режим причаливания шел точно по графику. Между объектами оставалось две сотни метров, когда началось то, что стало неожиданным и для Земли, и для экипажа. Данные о параметрах относительного движения корабля и станции, заложенные в программу, не совпали с истинными значениями. Расхождения привели к ускорению всех процессов управления, и в считаные секунды то, что было нормой, стало чрезвычайной ситуацией, требующей немедленного вмешательства.

Анализ телеметрии наводил на грустную мысль: что-то неладное происходит в работе измерительной аппаратуры. Космонавты рвались продолжить сближение в ручном режиме, но Земля проявила осторожность. Данные с орбиты оптимизма не внушали, и поступила команда: стыковку отменить и готовиться к возвращению на Землю.

Велико было разочарование космонавтов, но приказ есть приказ. Через два дня после старта корабль сошел с орбиты и совершил единственное в истории советской космонавтики приводнение на гладь озера Тенгиз. Девять долгих часов космонавты ждали, пока их эвакуируют из севшего на мелководье спускаемого аппарата.

Эта посадка породила много шуток среди космонавтов. Валерий Рождественский был единственным, кто пришел в отряд космонавтов, поработав прежде водолазом. С той памятной посадки за ним закрепилось прозвище «Адмирал Тенгизский».

Следующими на станции побывали Виктор Горбатко и Юрий Глазков. После них планировалась еще одна экспедиция. К ней готовились Анатолий Березовой и Михаил Лисун, а также их дублеры Владимир Козельский и Владимир Преображенский. Старт их «Союза» был запланирован на март 1977 года. Но дополнительный корабль мог быть готов лишь к тому времени, когда на станции для поддержания орбиты иссякли бы все запасы топлива и она находилась бы в неуправляемом полете, что делало невозможной стыковку. По этой причине было решено эксплуатацию «Салюта-5» в пилотируемом режиме прекратить. 8 августа 1977 года станция вошла в плотные слои земной атмосферы и затонула в пустынном районе Тихого океана.

29 сентября 1977 года начался полет орбитальной станции второго поколения «Салют-6». От своих предшественников она отличалась не только техническим устройством, но и сроком пребывания на орбите. Если на четвертом и пятом «Салютах» побывали по две экспедиции, а на первом и третьем и вовсе по одной, то «Салют-6» принял на своем борту пять основных и 11 краткосрочных. Это был существенный прорыв. Несмотря на такое обилие полетов, неприятностей станция доставила относительно немного. Правда, начало было не очень удачное, и кое-кому показалось, что «Салюту-6» уготована судьба предшественников.

9 октября 1977 года стартовал «Союз-25» с космонавтами Владимиром Коваленком и Валерием Рюминым на борту. Однако на станцию они не попали. В очередной раз подвела система сближения и стыковки. Корабль коснулся стыковочного узла, но скорость сближения была настолько велика, что это было весьма жесткое касание. Возникли даже предположения, что в результате этого стыковочный узел оказался поврежденным. А Коваленок и Рюмин получили команду не предпринимать новых попыток стыковки и готовиться к возвращению на Землю.

Эти опасения смогли развеять только в декабре, когда на «Салюте-6» обосновался следующий экипаж – Юрий Романенко и Георгий Гречко. Космонавты вышли в открытый космос, осмотрели узел и убедились, что все в полном порядке.

Анализ полета «Союза-25» заставил специалистов сделать вывод, что одной из причин неудачи явилась неопытность членов экипажа: ни один из них ранее не имел опыта космического полета. Поэтому приняли действующее и поныне решение: в каждом экипаже должен быть хотя бы один опытный космонавт. Как следствие, в октябре 1977 года все экипажи, проходившие подготовку, переформировали. Из этого правила было сделано только одно исключение. В июле 1994 года в космос отправились Юрий Маленченко и Талгат Мусабаев. Оба не имели опыта космических полетов, но такое решение было принято в угоду политическим реалиям того дня.

До апреля 1979 года работа на борту станции «Салют-6» сопровождалась чередой успехов и триумфов. В январе 1978 года на станцию прибыл первый экипаж посещения (Владимир Джанибеков и Олег Макаров). Впервые в составе космического комплекса были состыкованы три космических аппарата, а на борту станции работали четыре космонавта. В марте стартовал первый международный экипаж. На борту станции побывал первый чехословацкий космонавт Владимир Ремек. В том же году стартовали первый польский космонавт Мирослав Гермашевский и первый космонавт ГДР Зигмунд Йен. Вновь, как и некогда, в сообщениях ТАСС замелькало такое приятное на слух слово «первый».

25 февраля 1979 года на станцию прибыли члены очередной экспедиции Владимир Ляхов и Валерий Рюмин. Именно во время этой самой длительной на тот период космической экспедиции произошла одна из самых неприятных ситуаций в советской пилотируемой космонавтике.

10 апреля 1979 года в космос отправился советско-болгарский экипаж – Николай Рукавишников и Георгий Иванов. Интересный факт, относящийся к этому полету. Когда утверждался экипаж, кому-то из советских чиновников не понравилась фамилия болгарского космонавта – Каканов. Какие нехорошие ассоциации возникли при этом у чинуши, неизвестно, но за несколько часов до полета по согласованию ЦК КПСС и ЦК Болгарской коммунистической партии космонавту дали новую фамилию – Иванов.

Советско-болгарский полет выпал из разряда стандартных международных полетов. На долю четвертой международной экспедиции неприятностей выпало предостаточно. Все шло более или менее гладко до момента стыковки корабля и орбитальной станции. Когда оставалось совсем чуть-чуть, произошла авария основного двигателя космического корабля. В одной из камер двигателя произошел взрыв. Речи о стыковке уже больше не шло, встал вопрос о возвращении на Землю. Подобного рода авария происходила впервые, и перед экипажем была вполне реальная угроза стать пленниками орбиты. Оставалась единственная надежда на тормозной двигатель, который мог столкнуть корабль с орбиты.

Но в той ситуации никто не мог дать гарантии, что это произойдет.

Во-первых, неизвестно было, остался ли неповрежденным тормозной двигатель во время взрыва.

А во-вторых, даже если он останется целым, не было уверенности, что он проработает необходимое время. Если бы он проработал менее 120 секунд, то корабль остался бы на орбите. Если бы от 120 до 180 секунд, то спуск должен был произойти по баллистической траектории с большими перегрузками. Если бы он проработал расчетные 188 секунд, то все должно было закончиться нормально.

Когда заработал тормозной двигатель, оба космонавта впились глазами в стрелку часов. Их жизнь была теперь связана с нею. Медленно текли секунды. Двигатель работал минуту, вторую, третью. Наконец все смолкло. Три минуты 33 секунды проработал двигатель, но ощущение нарастающей силы тяжести все не приходило. Как оказалось впоследствии, тормозной двигатель все-таки был поврежден и не обеспечивал необходимый тормозной импульс. Николай Рукавишников вспоминал впоследствии, что они как завороженные в этот момент смотрели на пылинку, которая в невесомости плавала по кабине корабля. Если она будет падать вниз, то все пройдет более или менее нормально. А если нет, то... Об этом космонавты старались не думать.

Но вот наконец она заскользила вниз. Корабль устремился к Земле. Спуск проходил по баллистической траектории. Перегрузки достигали 15 g. К счастью, все завершилось благополучно. Корабль сел, космонавты остались живы.

Из космоса на корабле «Союз-33» должны были возвратиться Владимир Ляхов и Валерий Рюмин, совершавшие полет на станции «Салют-6». Но из-за аварии, пока не были выяснены причины, было решено послать в космос беспилотный корабль «Союз-34», на котором космонавты и возвратились на Землю.

«Салют-6» эксплуатировался еще более двух лет и особых хлопот не доставил. Были еще две относительно небольшие неприятности, о которых я упомяну.

В августе 1979 года на станции проводились астрофизические и геофизические исследования с помощью радиотелескопа КРТ-10. Через стыковочный узел элементы конструкции были выдвинуты в открытый космос, и там раскрыта антенна. Исследования прошли успешно, и 9 августа антенна должна была быть отделена от корпуса станции. Но колебания антенны привели к частичному ее зацеплению за выступающие элементы агрегатного отсека. Когда корабль должен был отстыковываться от станции, могли произойти неприятности. Чтобы не создавать проблем при возвращении на Землю, было решено совершить выход в открытый космос и отцепить непослушную антенну. Это и было сделано 15 августа. А через четыре дня космонавты благополучно возвратились на Землю.

Вторая неприятность произошла через год и три месяца. К тому времени для доставки на станцию экипажей стали использовать усовершенствованные корабли «Союз Т». На четвертый квартал 1980 года был запланирован старт корабля «Союз Т-3». К полету готовились два экипажа: основной – Василий Лазарев, Геннадий Стрекалов и Валерий Поляков, дублирующий – Юрий Исаулов, Николай Рукавишников и Михаил Потапов. Был запланирован большой объем медицинских исследований, поэтому в экипажи входили врачи.

Но в октябре 1980 года в термосистеме «Салюта-6» возникла неисправность, которую надо было устранить, поэтому от полета корабля «Союз Т-3» по медицинской программе отказались. А готовиться к старту стала бригада «ремонтников» в составе Леонида Кизима, Олега Макарова и Константина Феоктистова. Незадолго до старта Феоктистов по состоянию здоровья был от полета отстранен, и его место занял Геннадий Стрекалов.

В декабре экипаж побывал на станции и устранил неисправности. На станции работала еще одна длительная экспедиция, побывали космонавты из Румынии и Монголии, прежде чем на смену «Салюту-6» пришел «Салют-7».

«Салют-7» оказался менее удачливым, чем его предшественник. Вероятно, это связано с тем, что эксплуатировали его эпизодически. Длительные экспедиции прилетали и улетали, каждый раз проводя расконсервацию бортовых систем в начале полета и консервируя их в конце. Последний экипаж покинул борт станции в октябре 1984 года, и она совершала обычный автономный полет. Исправно работала аппаратура, регулярно поступала телеметрическая информация.

Потом начались сбои. Поначалу они показались случайными. Попытки исправить положение к успеху не привели. А 11 февраля 1985 года станция смолкла совсем. Ежедневно группы специалистов проигрывали различные варианты, чтобы понять: что же случилось? Надежды реанимировать станцию уменьшались с каждым днем, и самым логичным казалось прекратить эксплуатацию.

Но один шанс все-таки был. Что, если послать к станции экипаж и попробовать ее оживить? Только побывав на борту, можно было понять, что произошло. Однако на борт «Салюта-7» надо было еще попасть...

Специальный экипаж, которому предстояло решить эту сложную техническую задачу, был сформирован оперативно. На тот момент наиболее опытным космонавтом считался Владимир Джанибеков. Он и был назначен командиром корабля. Еще до потери связи со станцией, когда все шло нормально, к работе на ней готовились Владимир Васютин, Виктор Савиных и Александр Волков. Сразу родилось решение, по которому бортинженер штатного экипажа включался в аварийный экипаж, а затем оставался на борту для работы в составе очередной длительной экспедиции. Так и поступили.

Джанибеков и Савиных отправились в космос 6 июня 1985 года. Стыковка была намечена не на следующие сутки, как обычно, а через 50 часов после старта. Был рассчитан график сближения, причаливания, стыковки. Это по расчетам все легко и просто. Но ведь станция в тот момент была не более чем неодушевленный кусок железа, который никак не реагировал на сигналы и мог в любой момент выкинуть какой-нибудь фокус. Один неточный маневр – и могло произойти столкновение.

Нет смысла пересказывать процесс стыковки. Это были напряженные, мучительные минуты. Все находилось в руках экипажа, и они сумели выполнить то, ради чего и затевался полет.

Маневры на орбите длились около 30 минут. Наконец с орбиты раздались слова:

– Есть касание!

На Земле в ЦУПе царило ликование. А на орбите не очень-то радовались. У космонавтов просто не было сил выразить свои эмоции. Они неподвижно сидели в своих креслах. Это была победа. Еще не полная, но успех был налицо.

То, что не работает система ориентации, стало ясно еще во время стыковки. Причина тоже была ясна – нет напряжения в системе энергопитания. А это худо. Если на борту нет электропитания, то, вероятнее всего, большинство приборов замерзли. Были еще опасения, что и атмосфера в отсеках может быть токсична. Про то, что на борту царил собачий холод, я уж не говорю.

Можно длинно и нудно описывать, как день за днем космонавты восстанавливали бортовые системы. Разбирали до винтика многие приборы и агрегаты, а потом снова их собирали. Проверки, пробы, новые проверки. И так каждый день. И все это, когда приходилось согреваться, делая резкие движения. Через неделю появился в сети первый ток. Медленно начали прогревать систему терморегулирования. Потом оттаяла система регенерации воздуха. И так шаг за шагом они приводили в порядок станцию.

Через месяц станция начала функционировать в нормальном режиме, и космонавты перешли от ремонтных работ к научным исследованиям и экспериментам.

В сентябре на борт станции прибыли члены основной экспедиции Владимир Васютин и Александр Волков, а Владимир Джанибеков возвратился на Землю. Это была последняя экспедиция на борт «Салют-7». Космонавтам предстояло проработать на борту станции около полугода, но проработали они только два месяца. Неожиданно заболел командир экипажа Владимир Васютин. Пытались лечить его тем, что находилось на борту, но не помогало. Ему становилось все хуже и хуже. Вполне естественно, что было принято решение о прекращении экспедиции и возвращении на Землю. 21 ноября спускаемый аппарат корабля совершил посадку близ Джезказгана. О тяжести сложившейся ситуации свидетельствует, например, тот факт, что во время посадки обязанности командира выполнял бортинженер Виктор Савиных.

В 1986 году был еще один полет на борт «Салют-7», но его целью была консервация систем корабля для автономного полета. В том же году в космос ушла станция новой конструкции «Мир». Работы по освоению космоса были перенесены на нее.

По своим габаритам и внешнему облику новая станция напоминала «Салюты», однако была оснащена новой системой стыковки с шестью узлами и представляла собой базовый блок для создания многоцелевого, постоянно действующего пилотируемого комплекса со специализированными модулями различного назначения. На станции было установлено и новое оборудование, а самое главное, взамен радиотехнической системы «Игла», которая в прошлом обеспечивала процесс стыковки кораблей «Союз» и орбитальных станций «Салют» и часто подводила, была установлена система «Курс». Именно она позволила в последующие 15 лет всем экспедициям благополучно добираться к месту назначения. Справедливости ради надо сказать, что проблемы были с беспилотными аппаратами, но об этом ниже.

В планах создания орбитального комплекса значилось выведение на орбиту и стыковка с базовым блоком нескольких специализированных блоков. На это отводилось чуть более трех лет.

«Мир», как и предшественники, в полной мере испытал на себе все превратности космической судьбы. Не все получилось так быстро, как хотелось бы. Срывы сроков, которые были вызваны и техническими трудностями, и финансовыми проблемами, и политическими причинами, намного увеличили продолжительность строительства орбитального дома. Вместо запланированных трех лет комплекс смогли собрать только через 10 лет, когда расчетный срок эксплуатации станции уже был значительно превышен.

Первым к базовому блоку 9 апреля 1987 года был пристыкован модуль «Квант». Конструктивно он представлял собой единый гермоотсек с двумя люками, один из которых является рабочим портом для приема транспортных кораблей.

Именно с «Кванта» начались проблемы со стыковками беспилотных кораблей, о чем я уже упомянул. Первая попытка, предпринятая 5 апреля, успехом не увенчалась. Впервые дала сбой новая система «Игла». Модуль и станция сблизились, но в последний момент стыковка была отменена, так как взаимная скорость сближения была велика.

Соединить космические аппараты в единое целое удалось только через четыре дня, но и это еще не было окончанием стыковочной эпопеи. По непонятной на тот момент причине они не могли быть жестко стянуты друг с другом и, соответственно, космонавты не могли перейти на борт модуля и проводить там работы. Чтобы выяснить причину, 11 апреля в открытый космос вышли находившиеся в тот момент на борту «Мира» Юрий Романенко и Александр Лавейкин и исследовали стыковочный узел. Все оказалось до обидного просто – в узле кем-то был забыт мешок с отходами. Космонавты удалили посторонний предмет и благополучно завершили процесс соединения космических аппаратов.

Модуль «Квант-2» был пристыкован к комплексу 6 декабря 1989 года. Он назывался также модулем дооснащения, поскольку в нем было сосредоточено значительное количество оборудования, необходимого для работы систем жизнеобеспечения станции и создания дополнительного комфорта ее обитателям.

Стыковка снова не обошлась без приключений. После выхода на орбиту не раскрылась солнечная батарея модуля. Четыре дня потребовалось на развертывание непослушной батареи. Наконец она зафиксировалась в рабочей позиции, и можно было стыковать космические аппараты.

Первая попытка, предпринятая 2 декабря, закончилась тем же, что и при стыковке первого «Кванта»: скорость сближения оказалась выше допустимой, и аппараты развели в космосе, чтобы избежать столкновения. Стыковку удалось выполнить только через четыре дня. К счастью, на этот раз никто ничего в стыковочном узле не забывал и соединение аппаратов прошло нормально.

Модуль «Кристалл» пристыковали 10 июня 1990 года. В нем было размещено преимущественно научное и технологическое оборудование для исследований процессов получения новых материалов в условиях невесомости.

Была какая-то зловещая закономерность: «Кристалл» также не смог состыковаться с комплексом с первого раза. Предпринятая 6 июня попытка стыковки окончилась безрезультатно. Через четыре дня проблем уже не было.

Модуль «Спектр» пристыковали 1 июня 1995 года. Аппаратура модуля позволяет вести экологический мониторинг атмосферы, океана, земной поверхности, медико-биологические исследования и многое другое. Стыковка прошла без проблем.

И, наконец, 26 апреля 1996 года была завершена сборка орбитального комплекса. В его состав вошел модуль «Природа». В этом блоке были сконцентрированы приборы высокоточного наблюдения за земной поверхностью в различных диапазонах спектра.

За 15 лет эксплуатации комплекса на нем были зафиксированы более 2 тысяч неисправностей, неполадок, выходов из строя аппаратуры, пожаров и других неприятностей. Всего не перечислишь. Да и большой необходимости в этом нет.

Расскажу только о самых крупных авариях и начну с полета космического корабля «Союз ТМ-5». На нем 7 июня 1988 года на «Мир» прибыл экипаж второй экспедиции посещения – советские космонавты Анатолий Соловьев, Виктор Савиных и болгарин Александр Александров, а возвращаться должны были члены экипажа третьей экспедиции посещения советский космонавт Владимир Ляхов и его афганский коллега Абдул Ахад Моманд. Распрощавшись 6 сентября 1988 года с остающимися на станции Владимиром Титовым, Мусой Манаровым и Валерием Поляковым, они заняли свои места в кабине и приготовились к спуску. Пружинные толкатели отделили корабль от станции, и два космических аппарата начали медленно удаляться друг от друга.

В расчетное время Ляхов вручную «отстрелил» бытовой отсек (на кораблях серий «Союз Т» и «Союз ТМ» отделение отсека производилось еще до выдачи тормозного импульса, что давало значительную экономию топлива). Это означало, что обратного пути на станцию нет, так как корабль лишился стыковочного узла. Дальше все заботы по доставке космонавтов на Землю должна была взять на себя автоматика.

Беду не ждешь. Она приходит сама. На границе входа в тень Земли отказал датчик инфракрасной вертикали системы ориентации. Это не особенно обеспокоило космонавтов, так как таких датчиков на корабле два. Но второй датчик тоже не сработал. Ориентация корабля была нарушена, и в расчетное время автоматика не дала команду на включение двигателя. Через семь минут ориентация восстановилась и неожиданно для экипажа двигатель включился. Время было нерасчетное, поэтому Ляхов через шесть секунд вручную двигатель отключил. Спуск был перенесен на следующий виток.

Пока «Союз ТМ-5» совершал незапланированный виток, операторы Центра управления ввели в бортовой компьютер новую циклограмму спуска. Наконец двигатель заработал, и пришла пора считать секунды. И тут выяснилось, что если двигатель отработает свои положенные 213 секунд, то корабль унесет куда-нибудь в Китай. Ляхов ручным переключателем прервал работу двигателя. «Союз ТМ-5» не сошел с орбиты. Командир доложил о происшедшем в ЦУП. Короткое замешательство на Земле, и поступает команда повторить попытку через два витка.

Но и повторное включение двигателя не обошлось без сюрприза: он проработал всего три секунды. Командир попытался «поправить» автоматику и сам включил двигатель. Тот заработал, но на 39-й секунде выключился. Ситуация осложнилась. Корабль продолжал оставаться на орбите. Еще одно самостоятельное включение, но результат тот же. В этой ситуации было принято решение отложить посадку на сутки.

Ляхов перевел дух и тут поймал испуганный взгляд Моманда. Только теперь он вспомнил, что на борту афганец. Для Ляхова это был третий полет, но эти космические сутки оказались самыми длинными в его жизни. Какие чувства испытывал в этой ситуации Моманд, остается только гадать, он большей частью молчал. Афганец начал подготовку в Звездном всего за полгода до старта, значился в экипаже космонавтом-исследователем, для него полет был интересен, но, если отбросить все политические нюансы, в сложившейся ситуации он мало что значил. Конечно же, он догадывался, что произошло что-то серьезное, что корабль перестал подчиняться, что кислород в системе на исходе, воды нет, туалет улетел вместе с бытовым отсеком.

В следующую ночь, через сутки после неудачи, вновь был включен двигатель. На этот раз он проработал 186 секунд, всего на две секунды меньше запланированного. Упрямый корабль устремился к Земле. А потом была посадка, Байконур, Москва, цветы, почести, награды. Но все это было потом. В очередной раз человек победил непослушную технику.

В последующие шесть лет основные неприятности происходили во время стыковок. О проблемах с модулями комплекса я уже писал. Однако неприятности были и с грузовыми кораблями типа «Прогресс М». Только со второй попытки были осуществлены стыковки «грузовиков» «Прогресс М-7» в марте 1991 года, «Прогресс М-10» в октябре того же года, «Прогресс М-13» в июле 1992 года.

А 14 января 1994 года произошло первое в истории освоения космоса столкновение пилотируемых кораблей. В тот день комплекс покинули Василий Циблиев и Александр Серебров. По просьбе ЦУПа перед посадкой им предстояло облететь «Мир» и произвести осмотр внешних поверхностей. Сначала все шло нормально, пока облет совершался на приличном расстоянии от комплекса. Но как только корабль приблизился, выяснилось, что показания приборов о скорости не соответствуют действительности. Корабль шел на станцию. Циблиев рванул ручку на себя и увернулся от надвигающейся громады. Но совсем касания избежать не удалось. Корабль сорвал приличный кусок теплозащитного покрытия. После этого космонавтам была дана команда готовиться к спуску.

В 1994 году произошло еще одно неприятное событие и тоже с уточнением «впервые». 15 октября 1994 года на борту возник небольшой пожар. Загорелась кислородная шашка, используемая в системе регенерации воздуха. Сжигание шашек процесс обычный, но пламя вспыхнуло впервые. Находившийся поблизости Валерий Поляков пожертвовал своим тренировочным костюмом и сбил пламя.

Следующие два года прошли относительно спокойно. Неприятности были, но ограничивались выходом из строя отдельных блоков, которые тут же либо исправлялись, либо заменялись на резервные.

Настоящий каскад неприятностей обрушился в 1997 году. Все началось с еще одного пожара, случившегося 23 февраля. Как и за три года до этого, вспыхнула кислородная шашка в системе регенерации воздуха. На этот раз все было куда масштабнее. Пожар потушили через 1,5 минуты, но еще полтора дня космонавтам пришлось работать на станции в респираторах. А Валерий Корзун получил ожоги на руках.

4 марта не удалось состыковаться с грузовым кораблем «Прогресс М-33». «Грузовик» был отстыкован за месяц до этого, чтобы освободить стыковочный узел для приема очередного корабля «Союз ТМ». Когда борт комплекса покинула предыдущая экспедиция, было решено вновь пристыковать «грузовик» и использовать остатки топлива для коррекции орбиты. Но подвела система сближения, и, чтобы избежать еще больших неприятностей, было решено отказаться от стыковки вовсе.

25 июня произошла авария, которая чуть было не привела к прекращению работ на борту комплекса. В тот день предстояло осуществить повторную стыковку с грузовым транспортным кораблем «Прогресс М-34». Как и предыдущий «грузовик», он был отстыкован, чтобы освободить место для приема американского корабля системы «Спейс Шаттл». После отлета американцев его снова хотели ввести в состав комплекса.

Стыковка происходила в обычном режиме. Василий Циблиев отслеживал процесс на экране монитора, а Александр Лазуткин наблюдал за приближением «грузовика» через иллюминатор. Корабль возник за «окном» неожиданно и стал надвигаться на комплекс с угрожающей быстротой. Циблиев пытался затормозить грузовик, но было поздно. Семитонная громада ударила в комплекс. Сразу же заревела сирена, загорелся транспарант «Разгерметизация».

Первое, что сделали космонавты, это стали готовить корабль «Союз ТМ» для экстренной эвакуации. Уже потом определили место разгерметизации. Оно оказалось в корпусе модуля «Спектр», и его пришлось отсечь от остальных отсеков комплекса. Но и это было еще не все. В результате столкновения нарушилась ориентация комплекса. После третьего витка в тени начали отключаться все системы. Приборы оживали только тогда, когда оказывались на солнечной стороне.

Станцию удалось спасти, но сколько она могла протянуть, в тот момент оставалось неясным. Космонавты были подавлены случившимся и физически не могли проводить ремонтные работы. Этим пришлось заняться следующему экипажу – Анатолию Соловьеву и Павлу Виноградову. Но этот ремонт тоже проходил непросто. Были во время этой экспедиции и многочисленные выходы из строя бортового компьютера, что тут же влекло за собой потерю ориентации комплекса. Была и неудачная попытка повторной стыковки с грузовым кораблем «Прогресс М-35». Все было.

Несмотря на все усилия, не удалось заделать пробоину в корпусе модуля «Спектр», он так и остался отрезанным от других отсеков. Но главное космонавтам сделать удалось: «Мир» продолжил свою работу.

Орбитальная станция «Мир» закончила свой полет уже в XXI веке. В ночь на 23 марта 2001 года гордость отечественной космонавтики и нашу надежду на будущее свели с орбиты и затопили в Тихом океане. Именно тогда и родилась шутка: «В то время, когда советские космические корабли бороздят просторы Тихого океана...»

Можно много говорить о причинах такого решения, выискивать доводы «за» и «против». Я выскажу лишь свое мнение, которое не совпадает с официальным мнением тогдашних руководителей космической отрасли.

Уничтожение «Мира» было не просто ошибкой, принятой некомпетентными чиновниками в угоду сюиминутным, корпоративным интересам. Это было преступление, за которое когда-нибудь кто-нибудь да ответит. Да, комплекс был стар и физически, и морально. Но он был единственным нашим плацдармом в космосе, куда мы могли летать без оглядки на «заокеанского дядю». Совершающая ныне полет Международная космическая станция, какой бы совершенной она ни была, не может заменить «Мир». Затопление комплекса далеко отбросило нашу космонавтику, лишив ее возможности движения вперед. Мы оставили свои лидирующие позиции в космонавтике, отдавая их на откуп, например, китайцам, которые медленно, но верно реализуют свою космическую программу, ставя амбициозные задачи и последовательно решая их. Мы все больше превращаемся в космических извозчиков, делом которых становится вывоз на прогулку космических туристов. Но это путь в никуда.

Вспомните названия первых глав книги. Практически в каждой из них речь шла о том, что делалось в нашей стране «впервые в мире». Теперь мы в лучшем случае вновь повторяем свои же достижения десяти-, двадцати-, тридцатилетней давности.

Пропасть, в которую мы свалились (а «Мир» – не единственная ошибка), приведет к самым тяжелым последствиям. Десять лет назад мы потеряли страну, в которой родились, а теперь мы лишаем наших детей и внуков будущего.

Можно ли что-то сделать? Я думаю, можно. Но для этого мало одного желания. Нужна воля государства. Сейчас говорят, что у России нет финансовых возможностей на освоение космоса. Но, во-первых, деньги надо просто эффективно тратить. А во-вторых, экономя сейчас на покорении Вселенной, мы рискуем в будущем потратить в несколько раз больше только на восстановление утраченных позиций.

Итак, что же произошло в тот день, когда состоялся первый и единственный в истории советской космонавтики пилотируемый суборбитальный полет? Да и во всем мире до настоящего времени было всего три «прыжка в космос»

Утро 5 апреля 1975 года выдалось по-летнему теплым. Под стать погоде было и настроение инженеров и космонавтов: предстартовая подготовка шла по графику, вопреки ожиданиям, не возникало даже мелких неприятностей, которые всегда сопутствуют пуску пилотируемого корабля. Никто не мог даже представить, чем обернется столь чудесно начавшийся день.

Спокойны были и космонавты. Для каждого из них это был второй старт в космос, причем и в первый свой полет они отправлялись вместе. Лазарев и Макаров заняли свои места в кабине космического корабля. Быстро пробежали три часа, остававшиеся до старта, и вот в динамиках прозвучали очередные команды: «Есть предварительная... Есть основная... Подъем!»

В 14 часов 55 минут по московскому времени ракета-носитель «Союз» медленно оторвалась от стартового стола и, набирая скорость, устремилась ввысь. Во время выведения связь с экипажем корабля обычно поддерживает командир дублеров. В тот раз это был Петр Климук.

На 120-й секунде полета отделились «боковушки». Еще через полминуты произошел сброс головного обтекателя, и в иллюминаторе ярко засияло солнце, на миг ослепив своими лучами космонавтов. Спустя три минуты после старта Земля голосом Климука подтвердила: «Полет нормальный!»

На 261-й секунде полета должно было произойти отделение второй ступени. Именно в этот момент, когда космонавты находились в предвкушении будущих интересных событий и с нетерпением ожидали прихода невесомости, в корабле возникла тряска. Лазарев успел сообщить об этом на Землю, но дождаться ответа не успел: неожиданно смолк двигатель, а через мгновение раздался громкий рев сирены. Тревожно замигало табло «Авария носителя». Машина крутанулась, и по кабине метнулся солнечный зайчик.

В первую минуту космонавты даже не поняли, что произошло. Они не готовились к такому развитию событий и пытались вспомнить, что в подобной ситуации необходимо делать. Хотя вмешательства человека авария носителя не предусматривала, все должна была сделать автоматика. Как впоследствии вспоминал Олег Макаров, они так толком ничего не вспомнили и полностью отдали себя во власть автоматических систем. Если машина определила, что авария, значит, так и было.

Сирена продолжала гудеть, и Лазарев выключил ее, чтобы не мешала сосредоточиться. Наступила невесомость. Затем было тягучее ожидание. Попытки связаться с Землей успеха не имели. Как потом выяснилось, связь работала нормально, а Земле просто нечего было сказать космонавтам. Ну а через 30 – 40 секунд, когда что-то прояснилось, связь прервалась по-настоящему.

Потом космонавты ощутили резкий толчок. Пиротехника «раскидала» все корабельные блоки. Космонавты остались в спускаемом аппарате. Началось стремительное падение на Землю. Лазарев и Макаров поняли, что в этот раз им не долететь до космоса. Возможно было падение в море близ Японии или на территории Китая.

Все ближе и ближе Земля. Как она их встретит? И тут навалилась перегрузка. Космонавты не предполагали, что она будет такой большой. Известно, что человеку становится не по себе уже при перегрузке в пять единиц, при десяти единицах – невыносимо тяжело, а большие перегрузки не всякий человек выдержит. Лазареву и Макарову пришлось испытать перегрузки в 21 (!) единицу. К счастью, они не потеряли сознание и могли, хотя и с искажением, видеть в иллюминатор белые облака, горные вершины, к которым их неумолимо несло. Выдержать перегрузки помогло и желание жить. Впрочем, это бывает всегда, когда оказываешься в экстремальной ситуации.

Наконец перегрузки стали спадать. Космонавты смогли вдохнуть немного воздуха и перевести дух. На пределе сработала парашютная система. Выглянув в иллюминатор, космонавты убедились, что садятся в горы.

Корабль коснулся земной поверхности, и его тут же стало тянуть и разворачивать. По инструкции сразу после приземления командир должен отстрелить парашют. Но что-то остановило Лазарева. И, как оказалось, это спасло им жизнь. Парашют зацепился за дерево, а корабль завис у края пропасти. Огромная сосна под напором тысячеметрового купола трещала и ломалась.

Космонавты сняли скафандры, вылезли из спускаемого аппарата и попали в зиму. На склонах лежал снег, и Лазареву и Макарову пришлось передвигаться ползком. Но это было не страшно по сравнению с тем, что они только что испытали. Интересная деталь. Сразу после посадки, когда еще было неясно, где оказался спускаемый аппарат, в Советском Союзе или Китае, Василий Лазарев сжег какие-то листочки и таблички. Какие именно, не знал даже его товарищ по экипажу. А сам Василий Григорьевич рассказать об этом не успел – он ушел из жизни до того момента, когда об этом можно было рассказать.

Нашли их быстро, но сняли со скалы только на вторые сутки.

Так завершился единственный в советской космонавтике пилотируемый суборбитальный полет.

Изучение причин аварии показало, что выявленная неисправность носила конструктивный характер и с ней уже давно летали корабли. До старта Лазарева и Макарова все обходилось, а в этот раз проблема дала о себе знать. К счастью, для ее устранения не потребовалось много времени, и спустя полтора месяца следующий корабль – «Союз-18 – 2» – долетел до орбиты вполне нормально.

Перенесенные во время посадки перегрузки никак не отразились на здоровье Лазарева и Макарова, и они продолжали тренировки, готовясь к новым полетам в космос. Но так получилось, что Василию Лазареву больше не пришлось увидеть нашу планету из космоса. А вот Олег Макаров еще дважды побывал на орбите. Ему было суждено стать членом первого в мире экипажа посещения орбитальной станции, а потом спасать гибнущий «Салют-6», на котором вышла из строя система терморегулирования. Лазарев умер в 1990 году. Его товарищ по суборбитальному полету пережил его на 13 лет. Все это было потом, а 5 апреля 1975 года, сидя у костра в горах Алтая, они думали о том, как прекрасна жизнь.

Как оказалось впоследствии, это решение было первым шагом к трагедии. Датчики безбожно врали. На самом деле топливный бак к тому времени был уже полон, и, естественно, горючее потекло через край по дренажной магистрали. Заправку вновь остановили и приняли решение излишки слить.

Это был второй шаг к катастрофе. Из-за разности давления в магистралях, возникшей в процессе слива горючего, произошла деформация стенок топливных баков, и они потеряли герметичность. Но находившиеся на стартовой позиции боевые расчеты этого не знали. Предстартовая подготовка была продолжена, и в уже деформированные баки вновь стали заливать топливо.

Операции по заправке ракеты топливом завершились за 34 минуты до старта. И хотя к тому моменту уже было сделано, кажется, все, чтобы катастрофа случилась, первые признаки надвигающейся беды заметили только тогда, когда начался наддув баков – на наблюдательном пункте заметили парение горючего в районе межбакового отсека первой ступени и услышали вначале скрежет, а затем звуки переменного тона. Высланная для визуального контроля группа обнаружила течь. Стало ясно, что в запланированное время пустить ракету не удастся, а необходимо слить топливо, устранить неисправности и лишь тогда думать о новом старте.

Но ситуация к тому моменту уже стала критической – пары топлива достигли той концентрации, когда малейшая искра могла вызвать взрыв и пожар. Именно это и произошло. Огненный вал накрыл всех, кто находился в тот момент на стартовой площадке. Семь человек погибли мгновенно, еще 10 получили ожоги. Двое из них позднее скончались в госпитале.

Имена тех, кто погиб в 1973 году на космодроме Плесецк: майоры Владимир Бирюков и Борис Хомяков, капитан Геннадий Безуглов, старший лейтенант Алексей Карнаухов, рядовые Юрий Ваганов, Мирослав Винсковский, Иван Осокин, Галиулла Сайдгалеев и Валерий Устинов.

Погибших в катастрофе похоронили в городе Мирный на берегу лесного озера в братской могиле.

Государственная комиссия, расследовавшая обстоятельства аварии, выявила многие недостатки, которые в конечном счете и стали причиной трагедии. Досталось всем: и разработчикам носителя, не предусмотревшим возникновение подобной ситуации, а главное, не прописавшим в инструкции порядок действия при этом боевых расчетов; и представителям заказчика, то есть Министерства обороны, на предприятии-изготовителе, «просмотревшим» недостатки эксплуатационной документации; и руководству полигона – за слабую подготовку личного состава; и стартовым командам – за отсутствие должного профессионализма; и изготовителям датчиков, которые вышли из строя.

Все это правильно, но я бы хотел привести еще одну причину, которая также способствовала аварии, но о которой в заключении Госкомиссии не было написано ни слова. Я имею в виду ту атмосферу, которая культивировалась в Вооруженных силах политорганами. Сорванный пуск, не важно, по какой причине, рассматривался как чрезвычайное происшествие, которое в дальнейшем сильно влияло на карьеру офицеров. Поэтому и шли командиры расчетов на риск, на нарушения, лишь бы не заработать «строгача» в личное дело. Подобное делалось не только в тот злополучный день первой Плесецкой катастрофы, но и во время других пусков. Чаще всего везло, но иногда удача отворачивалась от ракетчиков, и тогда в разные концы Советского Союза шли похоронки.

Поэтому в том, что случилось в том же Плесецке спустя семь лет, много схожего с аварией 1973 года. Вторая трагедия произошла также во время подготовки к запуску спутника радиотехнической разведки. Правда, в этом случае на орбиту его должна была доставить другая ракета-носитель – «Восток-2М».

Предстартовая подготовка проходила без замечаний – были проведены проверки всех систем, произведена заправка топливом, завершалась заправка перекисью водорода. До запланированного времени старта оставалось чуть больше двух часов.

18 марта 1980 года в 19 часов 1 минуту по московскому времени яркая вспышка неожиданно осветила местность, и море огня охватило пусковую установку. Как потом рассказали очевидцы катастрофы, все началось в районе третьей ступени ракеты. Через несколько секунд произошел второй взрыв ниже нулевой отметки, после чего возник пожар, сопровождавшийся еще несколькими взрывами. Разрушение ракеты носило столь скоротечный характер, что от боевого расчета не было получено ни одного тревожного сигнала.

В момент аварии на своих рабочих местах находился 141 человек. Сорок четыре из них погибли сразу, еще 43 были госпитализированы с ожогами различной степени тяжести. Впоследствии четверо умерли, доведя общее число жертв до 48 человек.

Хочу и в данном случае привести полный список погибших, дабы отдать дань памяти людям, сложившим свои головы в деле освоения космоса: подполковник Валентин Гринько, майоры Николай Кузнецов, Николай Ручков, капитаны Александр Кукушкин, Валерий Шепилов, старшие лейтенанты Сергей Микеров, Виктор Михайлов, лейтенанты Александр Куба и Сергей Сорокин, прапорщик Айрат Гареев, сержанты Фаридьян Габдуллин, Евгений Назаров, Иншат Шарипов, младший сержант Владимир Лузгин, ефрейторы Николай Аникеев, Ярулло Великоредчанин, Николай Годунов, Максат Желкибаев, Валентин Жуков, Рушан Зайнулин, Владимир Захаров, Юрий Кудрявцев, Игорь Кузнецов, Валерий Постовалов, рядовые Тофиг Аббасханов, Вахром Абдуразяков, Бекмурад Агоразов, Сулейман Акберов, Али Омар Алиев, Данатар Аманов, Азод Аминов, Сергей Денисевич, Фазаил Гамбаров, Амангельды Гельдыев, Виктор Гераскин, Анатолий Карачевцев, Рахимбек Кодиров, Анатолий Логинов, Тулкун Мамадиев, Шариф Назаров, Петр Овечкин, Мусуимонкул Одилов, Бекмурад Салтанов, Нугзари Сибошвили, Ислам Тагиев, Тазабай Шамуратов, Сергей Шашичев и Фаик Яруллин.

Правительственная комиссия, расследовавшая аварию, пришла к выводу, что ее причиной стал «взрыв (воспламенение) пропитанной кислородом ткани в результате несанкционированных действий одного из номеров боевого расчета». Те, кто мог опровергнуть данное заключение, погибли вместе с ракетой.

Сомнения в правильности выводов комиссии у ракетчиков возникли сразу после оглашения результатов ее работы, но истинная причина выяснилась только через год, когда чудом удалось избежать новой трагедии. Стало ясно, что авария 18 марта была вызвана использованием для изготовления фильтров перекиси водорода каталитически активных материалов. Разложение перекиси началось в наземных магистралях и завершилось взрывом на борту ракеты. Однако доказать документально, что при заправке взорвавшейся ракеты использовались некондиционные фильтры, ни тогда, ни тем более сегодня оказалось невозможно.

Обвинения с ракетчиков сняли почти через двадцать лет после случившегося.

Трагедия 1980 года была последней столь масштабной катастрофой ракетно-космической техники в нашей стране. Да и в других странах до конца XX века было относительно «спокойно», хотя иных неприятностей хватало. Новые крупные аварии произошли уже в третьем тысячелетии, и волей-неволей пришлось вновь обращаться к аналогичным событиям из летописи космической эры.

Через пять месяцев после преждевременного возвращения с орбиты Владимир Титов и Геннадий Стрекалов получили еще одну возможность попасть на борт «Салюта-7». Эта попытка заслуживает более подробного рассказа.

26 сентября 1983 года. Байконур. На стартовой позиции высится ракета-носитель с кораблем «Союз Т-10» (потом он войдет в историю как «Союз Т-10А», но это позже, когда многие факты нашей истории станут достоянием гласности и появится возможность хоть как-то систематизировать пилотируемые полеты). Ничто в тот день не предвещало беды. Предстартовая подготовка шла по графику, все бортовые системы носителя и корабля функционировали нормально, как и наземное оборудование.

Солнце клонилось к горизонту, когда космонавты прибыли на стартовую площадку. К ракете шли не торопясь, неуклюжие в своих скафандрах. И вот лифт доставил Титова и Стрекалова к люку корабля. Провожающие помогли им занять места в кабине, и космонавты приступили к обычным проверкам бортовых систем. Радиообмен экипажа с Центром управления шел спокойно: короткий вопрос – четкий ответ. Неумолимо приближалось время старта.

То, что произошло дальше, может показаться неправдоподобным, но именно так все и было. Чрезвычайная ситуация возникла за минуту (!) до старта. Неожиданно на теле ракеты появилось красно-желтое пламя. Клубы черного дыма стали окутывать высящуюся громаду. Она стала как бы проваливаться вниз.

Вот как об этом вспоминал впоследствии один из участников всех этих событий, командир корабля Владимир Титов:

«Идет отсчет последних секунд... Ждем легкого толчка и появления гула внизу. Он оповестит о выходе двигателей на режим. Секунда, другая... Ожидание затягивалось. Потом почувствовал,что ракету качнуло. Подумал: «Ветер рванул. Сейчас начнется наддув баков»... Прошла волна легкой вибрации. Не знаю почему, но это «дрожание» не понравилось. Снова подумал о ветре. Вибрация пошла на спад и через две-три секунды затихла. Взгляд на часы. Время! Но вот появилась вторая волна вибрации. Она быстро нарастала. Не успел сообразить, что происходит, как вдруг – сильный рывок... «Взрыв», – молнией пронзила мысль. Но испугаться не успел: «Если бы взрыв, то»... И тут же другая: «Опять идем не туда». А потом уже как-то спокойно: «Да, не туда»...

Те, кто наблюдал в этот момент за стартом, увидели, как сработала система аварийного спасения и кабина с космонавтами унеслась ввысь и в сторону. Надо сказать, что сама по себе аварийная система не срабатывает. Для того чтобы это произошло, два человека должны одновременно нажать кнопки на пульте управления. Этими двумя в тот день оказались генерал Шумилин и заместитель Генерального конструктора ЦСКБ «Фотон» Солдатенков. Именно они, не растерявшись и мгновенно оценив ситуацию, спасли жизнь космонавтам.

А ракета буквально в следующее мгновение после отстрела кабины взорвалась, залив стартовый стол и степь вокруг морем огня. Все спасательные службы космодрома ринулись в сторону 1-й площадки, чтобы тут же приступить к тушению и, если бы в этом возникла необходимость, к спасению пострадавших. Но таковых, к счастью, не оказалось.

Тем временем над отстрелянной кабиной раскрылся купол парашюта и понес космонавтов вниз, к земле. В иллюминатор они видели впечатляющую картину ночного пожара.

И вновь слово Владимиру Титову:

«Меня часто спрашивают: было ли страшно? Не знаю, что ответить. О страхе не думал. Это – честно! Поверьте, мы никогда не ждем каких-то экстремальных ситуаций, серьезных отказов, неполадок, аварий. На тренировках проигрываем множество если не аварийных, то опасных вариантов. Проигрываем, чтобы осознанно, грамотно и спокойно действовать в подобных случаях».

Итак, для Владимира Титова и вторая попытка попасть на борт «Салюта-7» оказалась неудачной. Стали поговаривать даже о «синдроме Титова». И меньшие неудачи могут сломить человека, а что говорить о взрыве корабля.

Но отдадим должное космонавтам – они продолжили подготовку к новым стартам. Владимир Титов еще трижды стартовал в космос. В течение года проработал на борту орбитальной станции «Мир», дважды стартовал на борту американских шаттлов и до сего дня остается в строю действующих космонавтов.

Не сдался и Геннадий Стрекалов. Он также еще трижды стартовал в космос, причем его следующий старт состоялся спустя всего полгода после сентябрьской катастрофы. Он побывал и на «Салюте-7», и на «Мире», и полетал на американских кораблях многоразового использования. Сейчас на пенсии, но регулярно бывает на Байконуре, и, кто знает, может быть, глядя на очередной старт, невольно вспоминает 26 сентября 1983 года и тот взрыв ракеты, когда лишь надежная работа техники и людей, ее создававших, спасла жизнь космонавтов.

К сожалению, не всегда подобные случаи заканчиваются без жертв. Бывает и иначе...

Командир экипажа Фрэнсис Скоби родился 19 мая 1939 года в штате Вашингтон, что на северо-западе США. В 1957 году он окончил среднюю школу и поступил на службу в американские ВВС. По программе переподготовки технического персонала получил разрешение на учебу в Аризонском университете, который окончил в 1965 году со степенью бакалавра в области аэрокосмической техники. Вслед за этим он получил квалификацию пилота и участвовал во вьетнамской войне.

После возвращения в США окончил школу летчиков-испытателей на базе ВВС США «Эдвардс». Принимал участие в испытаниях различных самолетов. Всего освоил 45 типов самолетов, имел налет свыше 6500 часов.

В 1978 году был зачислен в отряд космонавтов НАСА. Прошел годичный курс общекосмической подготовки и получил квалификацию пилота кораблей многоразового использования. Свой первый полет в космос совершил в апреле 1984 года в качестве пилота корабля «Челленджер». Январский старт был вторым в карьере Скоби.

Пилот корабля Майкл Смит родился 30 апреля 1945 года в небольшом городке Бифорт в штате Северная Каролина. Там же в 1963 году окончил среднюю школу, после чего поступил на службу в американский флот. В 1967 году окончил Академию ВМС, а затем флотскую аспирантуру в городе Монтерей в штате Калифорния. Участник вьетнамской войны.

Вернувшись в США, окончил школу летчиков-испытателей ВМС и некоторое время преподавал в ней же. Затем вновь вернулся на флот и служил на авианосце «Саратога».

В 1980 году был отобран кандидатом в космонавты и после годичного курса общекосмической подготовки получил квалификацию пилота шаттлов. Полет на «Челленджере» должен был стать первым в его космической карьере.

Специалист полета Рональд МакНэйр родился 21 октября 1950 года в Лэйк-Сити в штате Южная Каролина. Там же в 1967 году окончил среднюю школу и поступил в местный университет. В 1971 году окончил учебу, получив степень бакалавра по физике. В 1976 году в Массачусетском технологическом институте был удостоен докторской степени в области философских аспектов физических наук. Несколько лет работал в различных научных учреждениях Америки, занимался исследованиями в области лазерной техники.

В 1978 году был зачислен в отрад космонавтов НАСА, а через год был квалифицирован как специалист полета кораблей многоразового использования. В феврале 1984 года совершил свой первый полет в космос на борту корабля «Челленджер». МакНэйр, как и Фрэнсис Скоби, во второй раз отправлялся на орбиту.

Специалист полета Джудит Резник родилась 5 апреля 1949 года в городе Акрон в штате Огайо. В 1966 году окончила среднюю школу, а в 1970 году – университет Карнеги-Меллона со степенью бакалавра в области электротехники. После этого работала в компании RCA, занималась биоинженерией. В 1977 году в Мэрилендском университете защитила докторскую диссертацию по электротехнике и электронике. В отряде космонавтов НАСА с 1978 года. В августе-сентябре 1984 года совершила полет в космос на корабле «Дискавери». Полет на «Челленджере» был для Резник вторым стартом в космос.

Специалист полета Эллисон Онизука родился 24 июня 1946 года на Гавайях. Там же окончил среднюю школу. Высшее образование получил в Колорадском университете, уже на континенте.

С 1970 года Онизука служил в ВВС США. Занимался испытанием авиационного оборудования для различных типов самолетов. Затем окончил школу летчиков-испытателей на базе США «Эдвардс».

В 1978 году был отобран в отряд космонавтов НАСА. В январе 1985 года совершил полет в космос на корабле «Дискавери» по программе министерства обороны США. Был одним из четырех членов экипажа «Челленджера», имевших опыт космических путешествий.

Специалист по работе с полезной нагрузкой Грегори Джарвис родился 24 августа 1944 года в Детройте в штате Мичиган. Среднюю школу окончил в городе Мохаук в штате Нью-Йорк, а затем поступил в университет штата Нью-Йорк. Специалист в области электроники. После получения высшего образования работал в ряде американских компаний, занимался созданием телекоммуникационных спутников.

Летом 1984 года был зачислен в группу специалистов по работе с полезной нагрузкой НАСА. Полет на «Челленджере» был для Джарвиса первым в космической карьере.

Седьмым членом экипажа была школьная учительница Криста МакОлифф, которая должна была провести два телеурока из космоса и снять учебный фильм. Ее отобрали из 11 146 кандидатов по программе «Учитель в космосе».

Криста родилась 2 сентября 1948 года в Бостоне в штате Массачусетс. В 1966 году окончила среднюю школу в том же штате, в городе Фрамингхэм. Окончила местный колледж и получила степень бакалавра в области искусств. В 1978 году в колледже Буви в штате Мэриленд получила степень магистра в области образования. В течение 15 лет преподавала в старших классах ряда школ штатов Мэриленд и Нью-Гемпшир.

В июле 1985 года, пройдя жесткий отбор, была отобрана для полета на корабле многоразового использования. Очень часто Кристу называют первым непрофессиональным космонавтом, который должен был отправиться на орбиту. На самом деле это не так, и до МакОлифф в космосе бывали непрофессионалы.

Семь человек разных рас, национальностей, вероисповеданий. Объединяло их только одно – все они были гражданами США. Когда погибнет «Колумбия», найдут много общего в судьбах членов экипажа. Там тоже погибнут представители разных рас и вероисповеданий. Единственным отличием от «Челленджера» станет то, что экипаж «Колумбии» будет международным.

Трагедия «Челленджера» случилась на 73-й секунде полета, когда корабль поднялся на высоту 14 километров. На глазах всего мира в мгновение ока он обратился в белое пузырящееся облако. В тот момент все присутствующие буквально потеряли дар речи. А с неба в Атлантический океан падали раскаленные обломки «Челленджера».

На следующий день после катастрофы над Атлантикой была создана президентская комиссия, которую возглавил бывший государственный секретарь США Уилльям Роджерс. Что же удалось выяснить целой армии специалистов, привлеченных к работе?

Как было установлено, причинами катастрофы стали недостаточно надежная конструкция соединения сегментов в твердотопливном ускорителе и стиль руководства в Центре космических полетов имени Маршалла в городе Хантсвилл в штате Алабама, специалисты которого отвечали за двигательные системы кораблей многоразового использования.

Конструкции всех космических летательных аппаратов обладают определенной гибкостью, поскольку абсолютно жесткая конструкция при таких нагрузках обязательно сломается. Так и шаттл, включая ускорители, изгибается при запуске двигателей. Специалисты отмечали, что при изгибе газообразные продукты сгорания в твердотопливном ускорителе прорываются через соединение заднего и центрального сегментов. В большинстве полетов это соединение с двумя уплотняющими кольцами самоуплотнялось. Хотя ситуация с прорывом газов повторялась, казалось, что проблема не угрожает безопасности полетов. В то же время стиль руководства центра имени Маршалла не поощрял персонал сообщать о возникающих проблемах, поэтому специалисты описывали их уклончиво или осторожно, затушевывая потенциальную опасность.

В ночь перед запуском «Челленджера» над космодромом разразилась ледяная буря, в результате чего соединения и уплотнительные кольца на ускорителях переохладились и обледенели. Когда ускорители «Челленджера» изогнулись при запуске, уплотняющие кольца оказались недостаточно эластичными, и образовалась постоянная щель, через которую прорвались продукты сгорания. Язык пламени достиг одной из распорок, фиксирующих ускоритель. Вскоре после того как «Челленджер» прошел точку максимального динамического давления, распорка прогорела, ускоритель повернулся, прорвал днище водородного бака топливного блока и повредил кислородный бак. Огромный топливный блок мгновенно взорвался.

По иронии судьбы твердотопливные ускорители, которые стали причиной катастрофы, имея собственную систему наведения, продолжали полет до тех пор, пока им не была дана с Земли команда на самоуничтожение.

Вот такую картину катастрофы нарисовали эксперты. Однако официально объявленные причины удовлетворили далеко не всех. Многие эксперты были склонны считать ее слишком простой и недостаточно полной. По их мнению, надо было изучить и проанализировать не только события, происшедшие при старте, но и всю технологическую цепочку предстартовых операций, а также конструктивные решения, принятые при создании отдельных узлов многоразовой системы. Ничего этого сделано не было, и специалисты до сих пор считают истинную причину гибели «Челленджера» неизвестной.

При расследовании катастрофы инженеры НАСА обнаружили еще несколько проблем, которые в конце концов могли привести к неприятностям во время будущих полетов. Конструкцию оставшихся шаттлов доработали. Наиболее важным изменением была разработка нового соединения сегментов ускорителя с тремя уплотняющими кольцами и более эффективным креплением. Кроме того, были введены новые методы извещений, которые поощряли служащих обращаться к высшему руководству, если они считали, что существует угроза безопасности полета.

Катастрофа «Челленжера» круто изменила развитие космонавтики. По прошествии стольких лет это можно утверждать достаточно уверенно. О том, что пришлось отменить все запланированные полеты на 1986 – 1987 годы, и говорить не надо. Это само собой разумеющееся.

Но самыми тяжелыми последствиями можно считать тот факт, что пилотируемые полеты в космос до сих пор остаются уделом избранных. Не будь той катастрофы шаттла, американцам удалось бы достигнуть частоты полетов 15 – 24 в год. По сравнению с четырьмя запусками пилотируемых кораблей, состоявшимися в 2003 году, эта цифра впечатляет. Соответственно, и Советскому Союзу пришлось бы по-иному строить свои космические планы, учитывая достижения соперника по космической гонке.

Пришлось американцам поставить крест на программе «Учитель в космосе», в рамках которой в свой полет отправилась Криста МакОлифф. Ее попытался возобновить пятнадцать лет спустя президент Джордж Буш-младший. Но над этой программой висит какой-то злой рок. Едва начался отбор кандидатов на новый полет, как погибла «Колумбия». Даже если американцы рискнут послать второго учителя в космос, это произойдет очень не скоро.

Пришлось отказаться от планов туристических полетов в космос. Если до январской катастрофы в США существовали планы создания пассажирского модуля для размещения в грузовом отсеке шаттлов, в котором помещались бы одновременно до 30 пассажиров, то потом полеты гражданских специалистов были признаны слишком опасными, и этот проект также был закрыт.

Правда, можно найти и положительные стороны этой корреляции планов. Американские военные очень остро восприняли катастрофу «Челленджера». Посчитав корабли многоразового использования ненадежными носителями, они на будущее отказались от их применения при выводе на орбиту своих грузов. Кроме того, было заморожено строительство стартового комплекса для шаттлов на базе ВВС США «Ванденберг». Военные корабли предполагалось запускать именно оттуда. Ну а следствием стало то, что многие планы по милитаризации космического пространства не были реализованы и мы сейчас живем в более или менее спокойное время. Я говорю только об околоземной орбите, а не земной поверхности, где до спокойствия еще ой как далеко.

Отступление четвертое и последнее

Катастрофа космического масштаба

В последний раз переключаю внимание читателей с аварий ракетной и космической техники на неприятности иного рода. На этот раз речь пойдет о катастрофе истинно космического масштаба. Случись такое на Земле, и жизнь человечества была бы поставлена под угрозу. Вполне вероятно, что мы вымерли бы, как миллионы лет назад вымерли динозавры, погубленные прилетевшим из глубин Солнечной системы астероидом. Впрочем, ученые до сих пор не уверены, что именно этот катаклизм погубил древних ящеров.

Да и бог с ними, с динозаврами: вымерли и вымерли. Их уже не возродишь, поэтому давайте думать о будущем. А каким может быть грядущее, продемонстрировала в июле 1994 года комета Шумейкера-Леви-9. Известный американский астроном, директор Бюро астрономических телеграмм Международного астрономического союза Брайен Марсден назвал ее «камикадзе». В чем-то он прав.

Это необычное небесное тело открыли 18 марта 1993 года известные охотники за кометами, американские астрономы Дэвид Леви и супруги Шумейкеры, Каролина и Юджин. Фотографируя звездное небо, они заметили в созвездии Девы сильно вытянутый объект 14-й звездной величины. Его длина была в несколько раз больше ширины. Дальнейшее изучение вновь открытой кометы позволило установить, что она имеет несколько вторичных ядер, расположенных на одной прямой линии, которые образовались вследствие разрушения большего ядра родительской кометы. Еще одна известная открывательница комет и астероидов Элеонора Гелин назвала объект за его внешний вид «бриллиантовой ниткой». К 28 марта на эту нить было «нанизано» одиннадцать «бусинок», а спустя три дня их уже стало двадцать одна. Это был настоящий «кометный поезд».

Вычисления показали, что орбита кометы почти круговая и когда-то она почти совпадала с орбитой Юпитера. Вследствие тесного сближения с гигантской планетой комета была захвачена в его гравитационные «объятия» и превратилась в спутник с периодом вращения вокруг планеты два года. Ну а дальше произошло то, что требуют от небесных тел законы небесной механики: гигант разорвал свою временную спутницу, превратив ее в скопление фрагментов, каждый со своим ядром и хвостом.

Изучение динамики движения обломков показало, что все они в период с 16 по 22 июля 1994 года столкнутся с Юпитером. Конечно, газовому гиганту вследствие его огромной массы этот эксцесс ничем не грозил. Но при падении самого крупного фрагмента кометы должна была выделиться энергия, эквивалентная энергии взрыва 10 квадриллионов тонн тринитротолуола. Чтобы стало понятней, сколь грандиозна приведенная цифра, следует напомнить, что она соответствует взрыву миллиарда ядерных бомб мощностью в 10 мегатонн. За все годы своего «ядерного безумия» (1945 – 1962) человечество не навзрывало и малой толики этого количества.

Но вот наступил июль 1994 года. Телескопы всего мира были нацелены на Юпитер. К наблюдениям подключили и космические средства – орбитальный телескоп «Хаббл». Астрономы следили за всеми «вагонами» гигантского «кометного поезда», которые то распадались, увеличивая длину «состава», то выпадали из поля зрения, вероятно, превращаясь в газопылевые облака. В конечном итоге к «станции назначения» прибыли двадцать кометных ядер. Все они должны были упасть в южном полушарии Юпитера.

Падение обломков кометы Шумейкера-Леви-9 происходило точно по небесно-механическому расписанию. 16 июля вечером упало только одно ядро А, а уже в течение 17 июля в атмосфере Юпитера погибло еще четыре ядра В, С, D и Е. На следующий день в атмосфере планеты взорвались ядра F, G и Н. В последующие трое суток падение ядер кометы продолжалось. Последними в атмосфере Юпитера исчезли ядра V и W. Это произошло 22 июля. Комета Шумейкера-Леви-9 прекратила свое существование.

А что же смогли увидеть земные астрономы, приникшие к своим телескопам? Уже вечером 17 июля им открылась поразительная картина: атмосфера над южным полушарием планеты покрылась заметными черными кляксами. Например, пятно от падения самого первого обломка имело в диаметре 10 тысяч километров, что немногим меньше диаметра нашей планеты. Еще более масштабной картина бедствия стала, когда Юпитер поразило большинство фрагментов. Наибольшее по размерам пятно образовалось при падении в атмосферу ядра L.

На этом можно было бы и завершить рассказ о комете Шумейкера-Леви-9. Однако хочется сказать еще несколько слов. Читатели, вероятно, помнят, что в древности появление на звездном небе «хвостатых странниц» всегда считали предвестником всевозможных бед для человечества. Чаще всего войн и эпидемий.

Комета Шумейкера-Леви-9 принесла несчастье только своим первооткрывателям – 18 июля 1997 года, ровно через три года после ее падения в атмосферу Юпитера, в Австралии в автомобильной катастрофе погиб Юджин Шумейкер. Автомобиль, за рулем которого находился астроном, на огромной скорости столкнулся с другой машиной. Смерть Юджина была мгновенной. Его жена, Каролина, получила тяжелые ранения, но осталась жива.

Но связь Юджина Шумейкера с космосом не прервалась и после того, как окончился его земной путь. Отдавая дань заслугам ученого, частицу его праха поместили на борт американской межпланетной станции «Лунар Проспектор», которая 31 июля 1999 года достигла лунной поверхности. Шумейкер стал первым землянином, захороненным на поверхности нашего естественного спутника.

Ракета-носитель «Энергия» имела стартовую массу свыше двух тысяч тонн и была способна выводить на орбиту свыше 100 тонн полезного груза. Выполнена она была по двухступенчатой схеме. Высота носителя 60 метров. В отличие от другой ракеты сверхтяжелого класса – «Н-1», разработанной почти двадцатью годами раньше, но так и не достигшей космоса, «Энергии» не пришлось пройти тернистый путь неудач первых пусков. Опыт, накопленный в предыдущие годы, пригодился и помог решить многие проблемы. Да и та информация, которая была у советских разработчиков об американском аналоге, помогла преодолеть многие трудности. От «Спейс Шаттла» советская ракета отличалась тем, что могла выводить не только корабли многоразового использования, но и другие орбитальные грузы.

Летно-конструкторские испытания начались 15 мая 1987 года. Первый экземпляр ракеты-носителя успешно стартовал с Байконура. Нормально отработала первая ступень, затем вторая. Предполагалось, что во время этого запуска на орбиту будет выведен габаритно-весовой макет военной орбитальной станции «Скиф-ДМ» (или «Полюс», как было написано на обтекателе). Вот тут-то и произошла неприятность. Двигатель блока, который должен был вывести станцию на орбиту, не включился, и вместо околоземной орбиты она оказалась на дне Тихого океана. Впрочем, неудача не сильно расстроила создателей ракеты – сам носитель отработал прекрасно, ну а то, что потеряли макет, не сильно переживали. Все вполне укладывалось в задачи испытательного пуска, поэтому и решили готовить следующую ракету, но уже с кораблем.

Вторая «Энергия» взлетела 15 ноября 1988 года. На этот раз она несла первый советский многоразовый корабль «Буран». В отличие от американского шаттла, советский «челнок» мог летать как с экипажем, так и в автоматическом режиме. Первый его полет проходил именно в беспилотном варианте. Программа пуска была выполнена полностью.

Следующий пуск, намечавшийся на 1989 год, также планировалось провести в беспилотном режиме, а вот в 1990 году «Буран» должен был стартовать уже с экипажем из двух космонавтов.

Но... Ох, это планов громадье! Уже во время первого рейса на просторах нашей необъятной державы бушевала перестройка. Было не до полетов. Поэтому новый старт все откладывали и откладывали. А там подоспел и распад Советского Союза, и совсем стало не до освоения космоса. Политики, оказавшиеся у руля в возникших независимых государствах, не долго тешили себя надеждами на совместные работы по освоению космического пространства. Космодром Байконур перешел в собственность независимого ныне Казахстана. Ему же досталась и техника, которую делали под программу «Энергия» – «Буран». В 1994 году программу закрыли. Хотя о ее возрождении разговоры велись неоднократно, ни одного конкретного шага предпринято не было.

А единственный побывавший в космосе экземпляр корабля «Буран» долго ржавел в одном из корпусов на 112-й площадке Байконура. Там же лежала и «Энергия». И ей не могли найти дела.

Можно сказать, что история «Бурана» завершается 12 мая 2002 года, когда обрушилась кровля монтажно-испытательного корпуса. Многотонные обломки смяли и искорежили корабль, сделав невозможным его восстановление. После катастрофы «Колумбии» вообще считается неприличным вести разговоры о каком-то будущем системы «Энергия» – «Буран».

Ну а причиной обрушения кровли были названы дождь и нарушение правил ведения ремонтных работ. Хотя, не будь всеобщего развала в ракетно-космической отрасли, летать бы и летать «Бураном». Атак...