Импортозамещение

"Но все таки начать хотелось бы с производственной части, - продолжил глава государства. - Хотел бы услышать от вас, как обстоят дела в холдинге, объем продаж, как дела на рынках, как социальные вопросы решаются в ваших коллективах, средний уровень заработной платы и так далее".

"Не будем скрывать, этот год из за объективных и субъективных факторов создал ситуацию, при которой естественным образом даже успешно развивающиеся предприятия, в нашем холдинге в том числе, упали в объеме продаж, с точки зрения объема продаж, но не самого объема продукции, а его долларового выражения", - сказал Усманов.

"Международная конъюнктура сырьевых материалов упала в разы, а что касается стоимости так называемых наших услуг на территории Российской Федерации, которые мы предоставляем за рубли, то тоже все равно для привлечения оборотных средств создаются сложности", - признал бизнесмен. "Мы становимся меньше в размерах, но где то около 700-800 млрд объема продажи услуг мы осуществили в этом году. Это меньше, чем было в прошлом, но опять таки связано с ценами на товар", - объяснил он.

Совершенно неожиданно в российской экономике растет объем несырьевого экспорта, констатировал Усманов. Он надеется, что правительство обратит на это внимание и поможет этим отраслям.

Рассказал бизнесмен и о импортозамещении. "Наша обжиговая машина, которая дала новый технологический толчок и создала лучшие конкурентные условия для нашего предприятия на рынке первичного сырья для металлургии, сделана на российских предприятиях", - подчеркнул он. "Я считаю, что обязательно надо будет этот тренд поддержать, что впервые с 2014 по 2015 год несырьевой экспорт превысил сырьевой. Это серьезная тенденция", - обозначил Усманов.

"В рамках нашей группы глубоко переработанное сырье стало больше давать прибыли, чем первично обработанный концентрат", - также рассказал бизнесмен.

И хотя холдинг сейчас не может платить больше налогов, но активно работает в социальной сфере. "Около 60 млрд рублей за последние пять лет мы вложили только в социальные и благотворительные программы", - сообщил Усманов.

И зарплаты неплохие: горняки получают порядка 100 тысяч рублей, также хорошо зарабатывают программисты. "Считаем, что это очень важно, чтобы технологические компании поддержать, и молодые кадры, которые будут делать программный продукт, должны иметь достойную заработную плату, чтобы они были довольны тем, что работают у нас и работают в России", - заключил Усманов. (с)

Настойку боярышника закупают по 30-40 пузырьков сразу, сливает в большой сосуд и ставят на стол. Бутылка такого зелья стоит в десятки раз дешевле той же водки.

Что касается зарубежных лекарственных препаратов, то их закупки никто ограничивать не собирается. Тем более, что сейчас 70 процентов уникальных препаратов - зарубежные. "Речь идет только о государственных закупках. Вот в том случае, если у нас есть минимум два отечественных производителя, которые делают полный аналог зарубежным препаратам, по качеству, эффективности и по безопасности, мы можем не допускать зарубежных, соответственно, производителей до этих государственных закупок", - сказала министр.

Документ по правилу "третий лишний" предполагает, что иностранные компании, не локализованные в РФ, могут участвовать в конкурсах на госзакупки только в случае, если в нашей стране не производятся два и более аналогов.

— Правительство и президент считают, что пик кризиса пройден, разделяете оптимизм российских властей? С учетом того, что некоторые макроэкономические показатели — заработные платы и розничный товарооборот, к примеру, сократились максимально с 1999 года в годовом выражении.

— Все зависит от того, что называть «пиком кризиса». Хотя, конечно, точнее было бы говорить о «дне», а не о «пике». Завершается ли спад? Скорее всего, да, но при определенных ошибках в экономической политике падать можно и дальше. Сразу оговорюсь, что нет такой ситуации, при которой невозможен вариант хуже и еще хуже. Но не будем рассматривать этот сценарий, поскольку действующее правительство продемонстрировало, что в тяжелой экономической ситуации оно действует ответственно и не принимает опасных популистских решений.

Спад практически остановлен во многих отраслях материального производства, о чем говорят ежемесячные изменения , но не в секторе услуг. И это вполне понятно: в условиях «голландской болезни» хорошо себя чувствуют неторгуемые сектора — услуги, строительство, то есть те, в которых нет конкуренции с импортом — а спрос на них растет. Но они же страдают, когда спрос резко снижается. Производственные сектора более чувствительны к валютному курсу, в большинстве из них действительно начинает работать механизм импортозамещения. В большинстве производственных отраслей падение было летом, в мае—июле, а в секторе услуг ситуация еще достаточно плохая.

— Какие статистические показатели вызывают у вас тревогу?

— Нестабильность валютного курса, подчеркну — не низкий и не высокий, а нестабильный. Российская экономика вполне готова адаптироваться и эффективно функционировать при разном валютном курсе. Но когда он значительно меняется в течение коротких промежутков времени — это вещь крайне неприятная. Как и вообще любая нестабильность.

Валютный курс колеблется в силу неопределенности внешнеэкономических факторов — цен на нефть и других. И это является самым неприятным. Курс и цена на нефть более предпочтительны пусть любые, но стабильные. Потому что дальше мы можем следовать понятной логике — при стабилизации курса появляется возможность стабилизировать инфляцию, дальше снизить ставки. И тогда при прочих равных условиях начинается экономический рост. Но если курс падает — растет инфляция через так называемый эффект переноса. Если цена на нефть растет и курс укрепляется, начинается «голландская болезнь» — та же инфляция в силу притока валюты и высокие процентные ставки.

Стабильность валютного курса чрезвычайно важна. Значит ли это, что нужно зафиксировать валютный курс? Конечно, нет. Потому что это чревато — либо разрушением рыночной экономики, либо потерей резервов.

— Кстати, еще пару лет назад вы считали, что в России есть «голландская болезнь»...

— Пару лет тому назад она была. «Голландская болезнь» — это укрепление валютного курса, не связанное с производительностью труда. Если останавливается приток конъюнктурных, то есть не связанных с ростом производительности доходов, то уже нет и «голландской болезни».

— Но производительность труда все равно не растет.

— У нас ситуация с внутренним производством лучше, чем с импортом. Вы не согласны?

— Не могу найти для себя ни одной неимпортной вещи...

— Ну, это же вопрос не краткосрочной перспективы. Было бы странно считать, что развитая экономика будет реагировать на изменение конъюнктуры немедленно. Есть временные шаги. Конечно, реакция в 1999 году была очень быстрой. Но не будем забывать, что тогда ВВП снизился на 40% и в стране были существенные незадействованные производственные мощности и рабочая сила, сейчас всего этого нет, а импортозамещение требует инвестиций.

Да и не все отрасли обречены на конкурентоспособность. В некоторых будет преобладать импорт, закупаемый на средства от экспорта. И будет возможность, к примеру, продавать зерно и покупать на эти средства товары легкой промышленности. Знаете, есть старая экономическая фраза о наличии двух способов производства американских автомобилей — чикагском и айовском. Чикагский — это когда автоконцерны производят американские автомобили в Чикаго. А айовский — это когда айовские фермеры продают зерно и на эти деньги покупают японские автомобили. В общем, и то и другое с точки зрения современной экономики вполне достойно. Если японские автомобили лучшего качества и дешевле, а зерна вы можете производить сколько угодно, то чем это хуже, чем производство плохих автомобилей.

— А вы вообще верите в идею импортозамещения?

— Во-первых, оно происходит.

— Только в сельском хозяйстве и в секторе продуктов питания.

— Импортозамещение как лозунг дня обсуждать бессмысленно. Это нужно обсуждать с политологами. Импортозамещение как стремление производить некоторую конкурентоспособную продукцию — это возможно. Так же было в 1998 году. А куда деваться-то, если у вас резко сокращаются рентные доходы? Население должно что-то потреблять — либо товары собственного производства, либо импортные товары, но для приобретения импорта необходимо что-то производить на экспорт.

Настоящее импортозамещение — это производство конкурентоспособной продукции, то есть способной продаваться в мире. Экспорт — важный критерий импортозамещения, которое нельзя путать с закрытием рынка и навязыванием отечественному потребителю дорогой продукции низкого качества.

— Какие сектора отвечают таким условиям?

— Отвечать могут любые.

— То есть пока их нет?

— Это длительный процесс. В 1999 году реакция была достаточно быстрой, но тогда не решалась задача структурной реформы экономики. Сейчас мы живем в мире, который сильно отличается от XIX и XX веков тем, что это мир передовых предприятий, а не отраслей. Нет заведомо передовых и отсталых отраслей. Есть передовые и отсталые технологии и предприятия.

— Низкая цена на нефть — это катализатор развития?

— При прочих равных условиях, да. Все экономисты соглашались, что модель экономического роста первого десятилетия XXI века была исчерпана к началу глобального кризиса — причем это совпало с началом кризиса, а не стало его результатом. Экономика упала в 2009 году, потом выросла до уровня 2008-го, затем рост резко замедлился. Это не про санкции. Модель, основанная на рентных доходах, резервных мощностях и стимулировании спроса, была исчерпана. К 2008-му у нас не осталось ни резервных мощностей, ни способности при дальнейшем укреплении курса производить конкурентоспособную продукцию в отдельных отраслях.

— Насколько продолжительным должен быть период низких цен на нефть, чтобы прежняя модель выветрилась из сознания? Ведь все равно все ждут возврата высоких цен на нефть.

— По-моему, сейчас уже нет. Я не хочу сказать, что рентная модель плоха, но если вы посмотрите на Норвегию, которая является нефтегазопроизводящей страной, то она не сталкивается с такими проблемами, как мы, а в Венесуэле и Саудовской Аравии они гораздо серьезнее, чем у нас. Почему? Норвегия выводила всю нефтяную ренту из экономики, Россия — частично, а Венесуэла не выводила. В итоге в Венесуэле ситуация гораздо хуже, в России так себе, а Норвегия практически не испытала шока от падения цен на нефть.

На самом деле и политика правительства в условиях высоких рентных доходов более сложная. Только на первый взгляд кажется, что легче управлять, когда денег много. Легче управлять, когда денег достаточно. К примеру, Егор Гайдар ​ считал, что ему было проще, чем Алексею Кудрину . Потому что объяснять, что денег нет, когда их действительно нет, гораздо проще, чем объяснять, что денег нет в силу ряда макроэкономических соображений, для обеспечения стабильности в будущем, когда все знают, что деньги есть.

— Насколько корректны аналогии с низкими ценами на нефть в конце 1980-х годов, когда баррель стоил $12–19, учитывая запас прочности системы СССР и нынешней системы?

— Сейчас запас прочности, конечно, существенно выше. Российское руководство в 2000-е годы учло опыт 1980-х годов, сейчас российская экономика более гибкая, в частности, в плане валютного курса и ценообразования. Мы все-таки накопили определенный опыт управления в условиях «голландской болезни». У нас очень низкий долг, есть резервы. И все-таки есть «морально-политическое единство партии и народа», о котором не могли мечтать советские лидеры. Его, конечно, нельзя переоценивать, но надо понимать, что выросло целое поколение, которое считает, что порядок и стабильность — это хорошо.

— Вы упомянули наличие резервов. Так ли важно сейчас их беречь? Есть точка зрения, что их нужно пускать на стимулирование экономического развития. Когда Резервный фонд создавался, шла дискуссия о том, что нельзя эти деньги «закапывать», что они должны работать. Сейчас тезис иной — нужно сохранить резервы.

— Мы не можем повторить норвежский опыт, и резервы у нас становятся подчас источником популизма, а не развития. Может быть, если цены на нефть когда-нибудь снова будут высокими и у нас снова начнется «голландская болезнь», то лучше не формировать фонд, а разделить бюджет на бюджет текущих обязательств и бюджет развития, прежде всего нужны инвестиции в инфраструктуру. Впрочем, на самом деле можно вкладывать в инфраструктуру, а можно понижать налоги.

— А лучше, наверное, и то и другое делать — сочетать бюджетные инвестиции со стимулированием частных...

— Важно также заниматься государственными инвестициями в образование и здравоохранение. Необходимость же увеличения бюджетных инвестиций — вопрос, имеющий право на существование. Но это опять-таки вопрос очень конкретных обстоятельств институциональной среды. Вместе с тем существуют понятные ограничения на уровень бюджетных расходов. Можно ли сейчас заниматься раздуванием бюджетного дефицита?​ Это означало бы пойти по пути Советского Союза. У нас кризис своеобразный, который характеризуется высокой инфляцией, спадом при отсутствии роста безработицы. Это очень нестандартная ситуация. И она неблагоприятна для частных инвестиций. Если инфляция двухзначная, то инвестор не склонен делать долгосрочные инвестиции. Сколько бы ни говорили, что сейчас построят заводы, фабрики. Ведь никто не знает, а будет ли спрос на эту продукцию.

Для того чтобы сейчас начался инвестиционный процесс, необходимы экономическая стабилизация и обеспечение целого ряда внеэкономических факторов — прежде всего обеспечение безопасности личности и собственности. А самое опасное сейчас — заняться стимулированием роста через рытье котлованов, прокладывание трасс не пойми куда и так далее... Словом, погоня за цифрами роста ценой качества роста.

— Еще вопрос о присутствии государства в экономике: большое число госкомпаний — благо или нет?

— Должно выживать то, что более эффективно.

— Сейчас идет работа над Стратегией-2030, стратегии социально-экономического развития России на ближайшие 15 лет. Кудрин говорил, что предыдущая Стратегия-2020 была выполнена лишь на четверть. Есть гарантии того, что новый документ не постигнет та же участь?

— У меня недавно состоялся разговор с одним руководителем, который говорил, что нам нужна Стратегия-2030, которая была бы не такая, как Стратегия-2020. Оказалось, что она его не устраивает, поскольку не выполнена. Между тем стратегий за последние двадцать лет было много, но в дискуссии, если угодно — в политической памяти, остались «программа Грефа» до 2010 года и Стратегия-2020. Это значит, что она стала важной вехой дискуссии, ориентиром.

Если вы пишете программу развития на два года, то вы должны обсуждать проблемы двух лет. Если вы пишете программу на 15, 20, 25 лет, то это нужно для обсуждения сегодняшних проблем. Стратегия должна обозначить вектор развития сейчас, а не то, каким будет мир в 20-м, 30-м или 35-м году. Это очень важно понимать. Этим была сильна программа Грефа до 2010 года, говорят, ее выполнили примерно на 40%. Но главное состоит в том, что она задала некий тренд, при том что дальше менялись обстоятельства и ситуация. Программа Грефа была первой, которая начиналась с человеческого капитала, а не с экономического роста.

Была еще одна программа, которую выполнили практически на 100%. Это программа Егора Гайдара 1992 года. Просто она очень жестко задавала тренды, которые должны были быть реализованы. Она была выполнена к 1998-му. Если вы посмотрите состояние 1998 года и сравните с программой 1992-го, то увидите: что было написано, то и было реализовано.

— То есть сейчас гарантий нет?

— Задача стратегии — понять и задать тренды, а вовсе не выполнить все предписания. Вот, к примеру, пенсионная реформа пошла иначе, чем это было записано в Стратегии-2020, но до этой программы мы плохо понимали, что делать с пенсионной системой. А затем концепция появилась. В конце концов, стратегия — это не устав караульной службы.

— Если говорить о векторах, какие основные структурные реформы должна описывать стратегия развития?

— Реформу системы правоприменения, обеспечения безопасности. Если главное — это частные инвестиции, то частному инвестору надо обеспечить безопасность. Моя любимая фраза из 1921 года: «Понесет ли буржуазия деньги в банк, когда советская власть гарантирует сохранность вкладов? Нет, не понесет, потому что она не гарантирует сохранность жизни вкладчиков».

Это оздоровление экономики — низкая инфляция, низкая процентная ставка, развитие экономики при низком долге. Ведь кредитная история России плоха. На Гайдаровском форуме в январе 2016 года будет большая дискуссия «Государственный долг — порок или добродетель?». В общем, низкий госдолг с точки зрения государственной политики — не очень хорошо. Но при нашей кредитной истории мы обречены довольно долго — поколения — жить с низким госдолгом, если хотим, чтобы макроэкономике страны доверяли.

Реформа человеческого капитала: в стране должно быть все в порядке с лечением и учебой. Пенсионная реформа. Мы не можем обсуждать пенсионную реформу и проблемы здравоохранения и образования в терминах XX века. Cам вопрос пенсионного возраста, на мой взгляд, при всей его фискальной важности — вторичен. Пенсия сейчас ведет к существенному обеднению. В развитом, богатом обществе человек будет строить свои индивидуальные пенсионные стратегии. Мы должны обсуждать проблемы небедной старости. Мы живем в непредсказуемой системе. Откуда я знаю, что лучше для решения проблемы достойного уровня жизни пенсионера — его личные накопления или государственное пособие? Я считаю, что мы должны выйти из этой парадигмы и обсуждать проблему недопущения бедности пожилых людей. Нынешняя молодежь и новый средний возраст приводят к иным пенсионным стратегиям. То же самое со здравоохранением. Отдельная тема — бюджетная политика. Она должна быть принципиально иной — с пониманием нового бюджетного правила, с серьезным бюджетным маневром в направлении производственных отраслей, стимулирующих экономический рост.

— Сейчас многие говорят о том, что Россия разворачивается на Восток — выстраивает более тесные экономические отношения с азиатскими странами. Но кто-то возражает, что разворота нет — просто диверсификация направлений сотрудничества. Существует ли разворот, и верное ли это решение?

— Правильно — торговать и сотрудничать со всеми.

— Стоит ли сейчас особенно сближаться с Китаем, с учетом того, что темпы роста его экономики снижаются?

— Если получится, стоит. Главный вопрос — получится ли.

— Почему может не получиться? Нам нечем обмениваться с крупнейшей экономикой мира?

— Потому что внешнеэкономические отношения зависят не только от экономических интересов, но прежде всего от политических обстоятельств. И только экономический историк будущего может четко сказать, почему что-то удалось, а что-то не очень.

— Недавно эксперты РАНХиГС спрогнозировали сокращение доли среднего класса. Какие последствия это будет иметь для экономической и политической систем?

— Все зависит от того, каким образом определять понятие среднего класса. Одно дело — средний класс «по потокам», включая образование, самоощущения, а другое дело — по запасам, по тому, чем представитель среднего класса владеет и что может позволить себе купить. Валютные курсы у нас стали в два раза ниже, но стали ли мы в два раза беднее?

— Вашей академии приписывают предложение о сокращении числа министерств в правительстве в рамках реформы контрольно-надзорной деятельности. Вы сейчас участвуете в обсуждениях этой темы?

— Мы не давали никаких предложений по количеству министерств и ведомств. Министерств должно быть столько, сколько нужно президенту и премьеру для формирования устойчивой политической конструкции. Сакрального значения их число не имеет.

К примеру, надо ли объединять Минфин и Минэкономики? В ноябре 1991 года их объединили, потому что политическая целесообразность диктовала, чтобы объединенное министерство возглавил Егор Гайдар. А в начале апреля 1992-го их разъединили, потому что политически это было уже не нужно. В плане контрольно-надзорных функций, конечно, речь должна идти об их сокращении.

— Получается, что это вопрос скорее о персоналиях, нежели о структуре?

— Отчасти да. Вопрос в обеспечении нужного баланса политических сил.

За минувший год продукция новочебоксарского предприятия уверенно заняла свою нишу на строительном рынке России. В числе клиентов крупнейшие застройщики Москвы и Московской области и Татарстана, а также оптовые компании от Калининграда до Екатеринбурга. Причины понятны. Собственное сырье, отсутствие таможенных пошлин, понятная логистика - в результате цена отечественного клинкера при сопоставимом качестве ниже импортных аналогов в два-три раза.

Мало того, что вышеназванные предприятия строились и открывались в разгар экономического кризиса, инвестор - Военно-промышленный банк, оценив перспективы, объявил о создании еще нескольких заводов по выпуску импортозамещающей продукции. Один из них начнет работу уже в следующем году. Речь идет о домостроительном комбинате, где в промышленных условиях будут изготавливать панели из железобетона с облицовкой из клинкерной плитки. Продукцию завода ждут не только в Чувашии, но и в Марий Эл, Нижегородской области и других российских регионах.

В целом в Чувашии будет реализован амбициозный проект развития импортозамещающего кластера, в рамках которого с 2013 по 2018 год появятся семь предприятий, выпускающих строительные материалы и сантехнические изделия. Помимо названных, это заводы сантехники премиум и экономкласса, завод акриловых ванн и экструдированной клинкерной плитки. Вклад инвестора в эту обширную программу составит порядка девяти миллиардов рублей. Регион получит более двух тысяч рабочих мест, а строительный рынок страны хорошую альтернативу импортным материалам.

15 января. FINMARKET.RU - В 2015 году рост производства мяса птицы в РФ позволил не только полностью заместить "выпавший" импорт этого мяса, но и превысил общий объем зарубежных поставок курятины в страну.

Согласно документам Минсельхоза, с которыми ознакомился "Интерфакс", птицеводческая отрасль в прошлом году, по оценке, произвела 4 млн 492,2 тыс. тонн продукции, что на 330,8 тыс. тонн больше, чем в 2014 году (4 млн 161,4 тыс. тонн).

В то же время импорт в прошлом году снизился на 202,5 тыс. тонн и составил 250 тыс. тонн.
В свиноводстве прирост производства свинины в 2015 году позволил компенсировать снижение импортных поставок на 80%. Производство выросло на 141 тыс. тонн, до 3 млн 115 тыс. тонн, импорт снизился на 176,2 тыс. тонн, до 250 тыс. тонн.

Сыроделы и производители творога в 2015 году увеличили выпуск продукции на 121,3 тыс. тонн (до 1 млн 378 тыс. тонн). Это составило 87,5% от объема "выпавшего" в прошлом году импорта. Всего РФ импортировала 210 тыс. тонн сыра и творога, что на 138,6 тыс. тонн меньше, чем в предыдущем году.

В то же время рост производства сливочного масла, который в прошлом году составил 14,5 тыс. тонн (до 265 тыс. тонн), пока на треть меньше сократившегося импорта. Импорт снизился на 48,1 тыс. тонн, до 110 тыс. тонн.

Далек пока от импортозамещения и рынок фруктов. Их производство в 2015 году увеличилось на 60,5 тыс. тонн (до 3,585 млн тонн), в то время как импорт сократился на 1,119 млн тонн (до 5,56 млн тонн).

Прирост производства овощей и бахчевых культур составил 588,7 тыс. тонн (до 17,5 млн тонн). Это позволило полностью заместить "выпавший" импорт - 429,2 тыс. тонн. Но, тем не менее, объем поставок из-за рубежа остается большим - 2,5 млн тонн, к тому же этот рынок серьезно зависит от сезонности производства овощей. По данным Минсельхоза, ежегодная потребность в тепличных овощах в соответствии с рекомендуемыми нормами составляет 1,7 млн тонн в год, однако в отечественных теплицах их выращивается пока в пределах 600 тыс. тонн.

Как сообщалось, Минсельхоз включил в Доктрину продовольственной безопасности пороговые показатели самообеспечения по овощам и бахчевым культурам (90%), фруктам и ягодам (70%).

В настоящее время такие показатели установлены для зерна, мяса, молока, картофеля, растительного масла, сахара.

Сыры европейских сортов

Сыры оказались самой скандальной категорией импортозамещения. Практически сразу после введения продовольственного эмбарго широкой общественности стали известны цифры статистики, по которой к концу 2014 года объемы импорта пальмового масла, которое позволяет заменить более дорогостоящий молочный жир, выросли на десятки процентов. Вместе с «пальмой» росло и производство сыров, хотя количество молока на рынке осталось на своем дефицитном уровне.

Через некоторое время на полках российских магазинов вместе с большим количеством швейцарских сыров появились псевдоитальянские пармезаны, псевдоголландская гауда, новые виды моцареллы, вариации греческой феты и многие другие виды этого молочного продукта. Производства сыров появились в Подмосковье, в Тульской, Брянской областях, в Алтайском, Краснодарском краях, в других регионах.

В каких-то случаях подобное импортозамещение явно не удалось: надежды производителей на то, что слово «пармезан» на упаковке позволит забыть о соответствии качеству «запрещенки», не сбылись. Летом этого года английская The Guardian сравнивала консистенцию отдельных видов твердых сыров с застывшей замазкой, а их запах — с букетом ароматов в спортивной раздевалке.

С другой стороны, мягкие сыры нашим производителям вполне удаются. Той же брянской моцарелле зарубежное издание дало семь баллов из десяти, мягкой и ароматной тульской буррате — целых девять баллов. Сыры действительно вкусные, но их текущая цена намного выше стоимости зарубежной продукции. Килограмм рикотты обойдется в 500–600 руб., маскарпоне — в 600–900 руб. Моцареллу можно приобрести за 800–1200 руб./кг, бураты — минимум за 1800 руб./кг.

Фуа-гра

Французский деликатес из печени откормленных по специальной технологии гусей после введения эмбарго в 2014 году оказался в России под запретом. По крайней мере данный продукт попадает в запрещенный список, по мнению ФТС.

В Европе отношение к гусиной печени неоднозначное, в большинстве стран (за исключением Венгрии, которая конкурирует на этом рынке с Францией) отягощенная циррозом печень не производится из-за соображений гуманизма: уж слишком сомнительным выглядит насильственное откармливание гусиных пернатых через трубку.

Но российским производителям экологов и прочих защитников животных бояться пока не приходится: существует сразу несколько хозяйств, занимающихся «выращиванием» гусиной печени, одно из крупнейших — в Чеховском районе Московской области.

В продаже «на месте» 1 кг обойдется в 850 руб., баночка деликатеса в магазинах стоит 350–450 руб. — сейчас это примерно в три раза дешевле оригинального французского деликатеса, который удается, вопреки эмбарго, провести через границу. Для желающих птицеводы выкладывают в интернете информацию по непростой технологии изготовления этого продукта. В нем самым затратным компонентом выходит высококалорийный корм, которым придется довольно долго кормить гусей. Выбирая печень, обращайте внимание на отличие фуа-гра от просто гусиного паштета — разница во вкусе весьма заметна.

Устрицы

Запрет морепродуктов традиционно французского происхождения — креветок, гребешков, лангустов, омаров и устриц — в основном ударил по российским ресторанам высокого ценового сегмента, специализирующимся на морских деликатесах. Их поставщиками-заменителями в основном стали компании из Туниса, Индонезии. В остальных случаях в кафе и магазинах соответствующие продажи часто скромно стали обозначать не страной производства, а океаном, например Атлантическим или Индийским. Океан, как говорится, большой, и не все страны поддержали санкции.

Впрочем, в ассортименте появились и отечественные морские гады и морепродукты: в ресторанах и интернет-магазинах стали реализовать российские гребешки и сахалинские устрицы.

Диапазон цен очень разнится: от 200 руб. (а в рамках акций и 150 руб.) за маленький и менее мясистый экземпляр устриц до 500 руб. за самую дорогую и объемную соловьевскую. Штука эксклюзивной хасанской устрицы из залива Петра Первого (кстати, именно во времена его правления деликатес стал популярен на Руси) может и вовсе стоить более 1000 руб.

Устрицы, которые считались деликатесом еще в Древнем Риме, для России отнюдь не новы, и импортозамещение тут ограничено в основном логистикой: доставлять устрицы дешевле из Франции, чем с Дальнего Востока и Крыма, где их сейчас производят.

Шесть французских устриц Fine de Claire (для сравнения) ранее (до эмбарго) стоили около 600–900 руб.

Кстати, створчатые весьма полезны и богаты витаминами A, D, С, содержат все витамины группы В, а также минералы — фосфор, кобальт, йод, марганец и цинк. При употреблении их в пищу, однако, стоит опасаться норовируса, который благополучно размножается даже в свежих морепродуктах, пропускающих через себя воду. В этом случае вместо приятного послевкусия вы рискуете провести около суток в объятиях белого друга. Симптомы проявляются, как правило, через двое суток после употребления в пищу устриц.


Антимонопольная ложка дегтя

В подобном импортозамещении, к сожалению, есть неприятный осадок. Отдельные компании, пытаясь повысить спрос к своей продукции, оформляют упаковку продукта так, чтобы у покупателя создавалось впечатление об иностранном происхождении товара, словно покупатель приобретает «запрещенку». Например, размещают на лицевой стороне зарубежные флаги и надписи на иностранных языках, пишут о соответствии европейским (или каким другим) традициям, которые, разумеется, еще и многовековые. Или просто специально или неспециально делают упаковку похожей на известный продукт, попавший под запрет.

Все эти действия попадают под понятие недобросовестной конкуренции, рассказывает «Газете.Ru» руководитель Санкт-Петербургского УФАС России Вадим Владимиров. «По закону нельзя вводить в заблуждение потребителей относительно места производства и потребительских свойств товара, так же как и незаконно использовать результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации другого юридического лица, — говорит он. — Например, если вы хотите назвать ваш сыр пармезаном, то сначала поинтересуйтесь, не является ли это название уже зарегистрированным Роспатентом и не использует ли его давно другая организация».

Но такой подход на волне патриотизма и моды на все российское может и нечасто, но присутствует. В основном он связан с молочными продуктами. Антимонопольное ведомство уже разбиралось с несколькими такими случаями.

Например, в феврале 2015 года Санкт-Петербургское УФАС России разбиралось с историей вокруг подобного образца «импортозамещения» — масла «Тысяча озер», на упаковке которого красовался слоган «Свежесть финского утра». До разбирательства в ФАС на обертке также отображался флаг Финляндии и фраза «Изготовлено под контролем Fincheesecompany, Finland.

По итогам рассмотрения дела в УФАС указали, что все эти элементы оформления вместе создавали у потребителей впечатление, что масло произведено в Финляндии, но эта информация не соответствовала действительности.

На самом же деле, как установил антимонопольный орган, изготовитель масла ООО «ФиннишМилк Компани» находится в России, а реализует продукцию этого предприятия также российская компания ООО «Невские молокопродукты». Отечественные производители в результате согласились переделать упаковку, поэтому чиновники решили не выдавать предписание компаниям и не штрафовать за нарушение.

Схожая история была с маслом «Баба Валя», упаковка которого, как признала ФАС, была похожа на сливочное масло от Valio до степени смешения. Ситуация закончилась тем же: компания объявила о смене дизайна, поэтому штраф выписан не был.