Сталин

Эйнзацкоманды были полностью сформированы к концу июня 1941 года, и уже в начале июля они начали свои первые действия. Их круг обязанностей первостепенной задачей возводил «ликвидацию» евреев и комиссаров. Соответствующие приказы были доведены до командиров частей на совещании в Преце, которое провел 19 июня Штрекенбах, специально приехавший из Берлина. Во исполнение этого приказа еврейская часть населения, включая и детей, подлежала полному уничтожению. В Риге, например, было казнено 35 тысяч человек, а обергруппенфюрер СС Бах-Зелевский с гордостью писал 31 октября 1941 года: «В Эстонии больше нет евреев».
Очень характерной была манера, с помощью которой проводились операции против «партизанских банд». Чтобы получить представление о них, достаточно привести отчет об операции «Коттбус», проведенной под командованием генерала СС фон Готберга:
убито противников — 4500;
убито подозреваемых в принадлежности к партизанским бандам — 5000;
убито немцев — 59;
изъято оружия — 492 винтовки.
Менее 500 винтовок на 9500 убитых объясняют, почему у немцев было только 59 убитых: эсэсовцы отнесли к «партизанам» всех русских крестьян, встретившихся им по дороге. Германский генеральный комиссар по Белоруссии сообщил в своем докладе об операции «Коттбус», что ее «моральное воздействие на мирное население было просто ужасным из-за большого количества расстрелянных женщин и детей».
Эти убийства сопровождались систематичным грабежом. Собирались любые предметы, годные к использованию: обувь, изделия из кожи, одежда, драгоценности, золото, ценные вещи. С пальцев женщин безжалостно срывались кольца; евреев заставляли раздеваться, перед расстрелом их одежда собиралась, и их обнаженными ставили на край противотанкового рва, приспособленного под могилу.
Олендорф рассказывал, что уничтожение евреев всегда начиналось (если на то было время) с того, что их заставляли являться в полицию, чтобы зарегистрироваться. Во время сборов на казнь все их пригодное к использованию имущество изымали и передавали в РСХА для пересылки в министерство финансов рейха. Нацисты использовали убийства как официальные методы финансирования государства.
Облавы на евреев и их казни были описаны многочисленными свидетелями. Наверное, одним из самых точных стал рассказ немецкого инженера Германа Грабе, директора украинского филиала одной из германских строительных фирм в Здолбунове. Разъезжая по строительным объектам своего предприятия, он оказался в Ровно, когда в ночь на 13 июля 1942 года было уничтожено 5 тысяч жителей гетто этого города. 100 человек из этих несчастных работали в его фирме, и Грабе попытался спасти их, сославшись на нехватку рабочей силы. Бегая от одного начальника к другому и взывая к властям, он на протяжении всей ночи наблюдал за перипетиями этой трагедии, типичной для стран Восточной Европы. Он дал об этом потрясающие показания в Нюрнберге.
13 июля около десяти часов вечера украинские полицаи, возглавляемые эсэсовцами, окружили ровенское гетто, устанавливая вокруг него мощные прожекторы. Полицаи и эсэсовцы небольшими группами врывались в дома, ударами прикладов выбивали двери, а если двери не поддавались, бросали внутрь гранаты. Эсэсовцы кнутами выгоняли жителей из домов, подчас полуодетых, не успевших забрать с собой детей. «Женщины звали своих детей, а дети кричали, потеряв родителей. Все это не мешало эсэсовцам продолжать свое дело и гнать несчастных бегом в сторону ждавшего их товарного поезда. Все вагоны поезда были набиты битком. Крики и плач женщин и детей неслись отовсюду под аккомпанемент выстрелов и щелканье кнутов. Всю ночь избитые и перепуганные жители гетто метались по ярко освещенным улицам: женщины обнимали мертвых детей, дети тащили за руки или ноги тела убитых родителей… Я видел десятки мужских, женских и детских трупов вдоль дорог. Двери домов были распахнуты, окна выбиты и повсюду валялись одежда, обувь, распотрошенные сумки, чемоданы и другой жалкий скарб. В одном из домов я увидел полуголого ребенка с раздробленной головой, которому, пожалуй, не было и года; стена и пол вокруг него были испятнаны кровью. Я видел, как эсэсовский комендант штурмбаннфюрер Пютц надзирал за колонной из 80 или 100 евреев, движущейся на четвереньках. В руках у него был тяжелый кнут для собак».
Затравленных людей загоняли, словно животных, в тесные товарные вагоны, чтобы перевезти их к месту казни, которое располагалось обычно в пустынной, заброшенной местности в нескольких километрах от жилья. Там были заранее вырыты длинные рвы. Обреченных на смерть людей располагали в отдалении и подводили группами по 20, 50 или 100 человек. Их заставляли раздеться, потом выстраивали вдоль рва (или загоняли в него), где уже лежали груды мертвых тел. А вокруг стояли эсэсовцы с автоматами и хлыстами в руках. Несколько эсэсовцев, а иногда всего один, расстреливали людей, как на конвейере, выстрелами в голову. Когда ров заполнялся трупами, его засыпали землей.
Иногда людей заставляли ложиться на только что расстрелянные тела и в такой позе убивали их. Так были истреблены сотни тысяч советских людей. В октябре 1942 года последние 16 тысяч евреев минского гетто были казнены за один день. В Киеве за время войны было убито 195 тысяч человек.
В Минске произошел инцидент, который способствовал одному из самых ужасных изобретений нацистов. В конце августа 1942 года Гиммлер в ходе инспекционной поездки остановился в городе и пожелал присутствовать на очередной казни заключенных. Войска, выполнявшие эту работу, не считали нужным принимать особые меры предосторожности; часто случалось, что тяжело раненного узника закапывали вместе с убитыми без лишних формальностей. Именно это произошло на казни в Минске. Однако, когда Гиммлер, по приказу которого и производились эти массовые убийства, увидел, как падают несчастные, включая женщин, как они продолжают шевелиться и слабо стонать, он утратил вдруг свою знаменитую бесстрастность и упал в обморок словно чувствительный «интеллигент».
Пораженный минским спектаклем, Гиммлер вернулся в Берлин и отдал приказ о том, чтобы в дальнейшем женщины и дети не подвергались «моральным пыткам» расстрелов. За выполнение этого приказа взялся в Берлине один эсэсовский инженер. В голове этого нацистского технократа, унтерштурмфюрера СС доктора Беккера и родилась чудовищная машина, названная впоследствии «грузовик 3».
Олендорф рассказывал о том, что «сущность этих фургонов снаружи разгадать было невозможно. Они походили на обыкновенные крытые грузовики, но были сконструированы таким образом, что при запуске мотора выхлопные газы шли в кузов машины, приводя к смерти сидящих там людей за десять—пятнадцать минут. Намеченные для казни жертвы погружались в грузовики, и их везли к месту захоронения, используемому для массовых казней. Того времени, которое занимала дорога, вполне хватало для убийства пассажиров. В фургоне помещалось от 15 до 25 человек в зависимости от размера грузовика. Туда сажали женщин и детей, говоря им, что их перевозят в другое место. Двери закрывались, и герметичный кузов грузовика превращался в газовую камеру на колесах».
Как только Беккер закончил разработку машины, оберштурмбаннфюреру Рауфу, ответственному за автомобильный транспорт в Главном имперском управлении безопасности, и его заместителю Цвабелю было поручено организовать ее производство. Заказ получил автомобильный завод «Заурер». Машина получила название «грузовик „З“»; «З» — первая буква названия завода и слова «зондер» (специальный). В эйнзацгруппах эти машины появились весной 1942 года. Инженер Беккер стал ответственным за эксплуатацию грузовиков, а их техническое обслуживание было поручено сектору автотранспорта во главе с Рауфом.
Вопреки тому, на что надеялись Беккер и Гиммлер, использование «грузовика З» не разрешило проблемы казней. Люди быстро догадались о том, что происходит, когда садишься в такой грузовик, и окрестили их «душегубками». Пришлось прибегнуть к хитростям. «Я дал приказ, — пишет Беккер, — маскировать грузовики группы „Д“ под обычные фургоны и для этого оборудовать в маленьких грузовиках по одному окну с каждой стороны, а в больших — по два, похожие на те, которые можно увидеть в бедных деревенских домах». Но он вынужден был все же признать: «По моему мнению, их невозможно замаскировать и держать в секрете длительное время». К тому же случались неполадки в работе машины, о которых Беккер рассказывает чисто техническим языком: «Отравление газом происходит не всегда так, как следует. Чтобы побыстрее разделаться, шоферы открывают клапан на всю катушку. Вследствие этого осужденные гибнут от удушья, а не засыпают, умирая во сне, как предусматривалось конструкцией. Когда же после моих указаний была обеспечена правильная установка затвора, смерть наступала быстрее, и осужденные спокойно засыпали. Сведенные конвульсией лица и экскременты — два симптома неправильных действий водителей — более не возобновляются».
Можете себе представить шофера-эсэсовца за рулем одного из таких грузовиков, который трясется на ужасных дорогах Украины, разбитых тяжелой техникой вермахта, везя за спиной заключенных в эту железную, тщательно закупоренную тюрьму 25 женщин и детей. И подбрасывает на каждой выбоине, и они умирают от удушья в последнем путешествии, в конце которого их ждет ров, наполовину заполненный агонизирующими телами.
Вскоре шоферы и члены команды охранников и палачей начали жаловаться на сильные головные боли. Они считали, что на них тоже приходится значительная часть газа, когда они открывают двери грузовиков. Картина, открывающаяся им внутри фургона, была, конечно, ужасна, но жаловались они более всего на «грязный» характер работы. Им приходилось вытаскивать беспорядочно сплетенные, испачканные нечистотами тела; именно это казалось им недопустимым.

В постановлении от 9 октября 1942 года, подписанном также Борманом, было указано, что «постоянное устранение евреев с территории Великой Германии не может далее осуществляться путем эмиграции, но только через использование безжалостной силы в специальных лагерях на Востоке».
Система организованных погромов была применена на Востоке, а затем приступили к научным и промышленным методам уничтожения людей. Эйхман создал четыре лагеря, из которых наиболее известным был Маутхаузен. Проект, по которому был построен данный лагерь, показывал, что политика истребления рассматривалась нацистами как продолжительная по времени задача, которая продолжится после порабощения всей Европы. Кроме евреев, останется еще много противников, надлежащих устранению.
«Построенный как огромная каменная крепость, расположенный на вершине холма и окруженный бараками, Маутхаузен являл собой не только долговременную конструкцию, но и мог укрыть большой военный гарнизон и располагал для этого всем необходимым. Сама крепость была фабрикой уничтожения, куда присылали заключенных, высосав из них все силы принудительным трудом в приданных ему лагерях Гузен или Эбензее. Когда побои и голод снижали трудоспособность заключенных до определенного уровня, их пересылали в центральный лагерь, где их судьба решалась за несколько часов. В принципе живым из центрального лагеря не выходил никто».
Эйхман организовал систему доставки в эти лагеря специальными эшелонами намеченных к уничтожению евреев из всей Европы. Отправление и загрузка эшелонов зависели от мощности лагерей и транспортных возможностей германских железных дорог.
Коменданты лагерей смерти включали газ только по указанию Эйхмана. Каждый эшелон курировал офицер СС, получавший необходимые указания, после которых он определял, отправлять ли эшелон в лагерь уничтожения или нет, и судьбу его «пассажиров». Например, буквы «А» или «М», проставленные в инструкции для сопровождающей эшелон команды, означали Аушвиц (Освенцим) или Майданек, что было равносильно приказу об уничтожении в газовых камерах.
В Освенциме было установлено следующее правило:
«Дети в возрасте до 12–14 лет, лица старше 50-летнего возраста, а также больные (или преступники, имеющие несколько судимостей), перевозимые в вагонах, снабженных специальными табличками, отправлялись немедленно по прибытии в газовые камеры. Другие заключенные подвергались осмотру, и врач-эсэсовец по внешнему виду отделял дееспособных от нетрудоспособных. Последние отправлялись в газовые камеры; те, кто остался, распределялись между трудовыми лагерями».
Вторая категория была, естественно, временной. Работая в бесчеловечных условиях, люди быстро истощались, и их также отправляли в газовые камеры.
На востоке Польши использовался дьявольский метод, изобретенный и отработанный Виртом, бывшим комиссаром криминальной полиции в Штутгарте, которого РСХА направило в Люблин.
Вирт выбирал среди евреев некоторое число уголовников, которым обещал крупное материальное вознаграждение при условии, что они найдут себе сообщников, готовых на любую работу. Таким образом, он отобрал около 5 тысяч мужчин и женщин, которые получили не только надежду спасти свою жизнь, но и право участвовать в ограблении заключенных. Им было поручено уничтожение своих несчастных единоверцев.
Среди лесов и равнин Восточной Польши создавались замаскированные лагеря уничтожения. «Они строились для отвода глаз, как потемкинские деревни, — рассказывал доктор Морген, — чтобы у вновь прибывших складывалось впечатление, что их доставили в какой-то город или крупный населенный пункт. Поезд прибывал на бутафорский вокзал; когда сопровождающая команда и персонал поезда уходили, двери вагонов открывались. Евреи выходили на платформу. Их тут же окружали члены еврейских отрядов, и комиссар Вирт или кто-то из его подручных произносил речь. Он говорил: „Евреи! Вас привезли сюда для того, чтобы здесь поселить, но прежде чем образовать новое еврейское государство, вы должны обучиться какой-нибудь новой профессии. Здесь вас будут обучать, и каждый из вас обязан выполнить свой долг. Прежде всего каждый должен раздеться, чтобы ваша одежда была продезинфицирована, а вы вымылись и не заносили в лагерь насекомых“».
И тогда прибывшие строились в колонну. Затем мужчин отделяли от женщин, и в раздевалках они должны были оставить свои шапки, пиджаки, рубашки, обувь и даже носки. В обмен на каждую вещь они получали номерок. Все эти операции производились евреями, состоявшими на жалованье у Вирта и не вызывали у вновь прибывших недоверия. Они послушно двигались дальше, подбадриваемые своими единоверцами-предателями, чтобы у них не оставалось времени задуматься. Наконец они прибывали к последнему отделению, похожему на банное помещение. Туда входила одна группа, двери закрывались, в камеру впускался газ. Через определенчерез другие двери и кремировала их, тогда как другая группа вступала в зал.
Вирт без особых затруднений организовал применение этой системы, поскольку раньше он занимался уничтожением неизлечимых душевнобольных в соответствии с декретом об эвтаназии. Полученные им «великолепные» результаты стали причиной того, что имперская канцелярия выбрала его для столь ответственного поручения.

В 1941 году 2 тысячи советских военнопленных интернировали в лагерь Флоссенбург. Из них выжили только 102 человека. Более 20 тысяч военнопленных были уничтожены в лагере Освенцим.
20 июля 1942 года Кейтель подписал приказ, предписывающий клеймить каленым железом тех, кто упорствовал в своем желании выжить: «Клеймо должно иметь форму угла в 45 градусов, его широкая сторона должна иметь длину не менее одного сантиметра и направляется вверх; его следует наносить раскаленным железом на левую ягодицу». Клеймо могло быть также сделано скальпелем с использованием туши, то есть представляло собой несмываемую татуировку. Этот пример показывает, до какой степени нацистская идеология развратила германский военный корпус, поскольку фельдмаршал, не колеблясь, подписывал приказы, приравнивающие к скотине людей, чье мужество было их единственной виной.

Что качается этих экспериментов, то в первых из них использовались немецкие заключенные. В октябре—ноябре 1938 года доктор Замештранг разрешил использовать узников лагеря Заксенхаузен для опытов по переохлаждению водой, позднее продолженных в Дахау.
Просьба Рашера была принята с энтузиазмом, поскольку льстила «научному» увлечению Гиммлера, и уже 22 мая 1941 года секретарь Гиммлера Карл Брандт ответил ему: «Мы будем, безусловно, рады предоставить в ваше распоряжение заключенных для исследований в области полетов на больших высотах».
Камеры низкого давления были установлены в Дахау, в самом центре этого ужасного источника подопытных людей. Результаты были ужасны.
Один из военнопленных Дахау, доктор Антон Пашолегг, которого Рашер использовал в качестве своего помощника, рассказал об этих опытах: «Я лично видел через имевшееся в камере окошечко для наблюдения, как внутри камеры один заключенный подвергался воздействию такого низкого давления, что его легкие взорвались. Некоторые опыты вызывали в головах у людей такое давление, что они сходили с ума и вырывали волосы, чтобы облегчить страдания. Они раздирали ногтями лица и головы, уродуя себя в припадке безумия. Они колотили по стене кулаками, бились головой и буквально выли, чтобы ослабить давление на барабанные перепонки.
Опыты, когда доводили давление до нуля, заканчивались смертью подопытных. Исход был неизбежен, и пребывание в камере представляло собой скорее мучительный метод казни, чем форму опыта».
Эти ужасные исследования продолжались до мая 1942 года. Через них прошли около 200 заключенных; 80 погибли прямо в камере низкого давления, другие получили тяжелые повреждения. После этого Рашер начал новую серию испытаний, на этот раз связанную с воздействием холода. Речь шла о совершенствовании летных комбинезонов для экипажей самолетов, осуществлявших рейды в Англию. Их самолеты часто сбивали над Северным морем. Многие из них, кто благополучно достигал поверхности воды, имея спасательный круг, все равно погибали от холода, проведя несколько часов в ледяной воде.
Рашер установил в Дахау специальные бассейны и охлаждающую аппаратуру. Военно-воздушные силы с интересом следили за его работами, и Рашер затребовал помощников. Прежде чем согласиться на предложенные кандидатуры, а это были профессора Яриш из Инсбрука, Гольцлёхнер из Киля и Зингер, он потребовал от гестапо провести тщательную проверку этих трех ученых-медиков, чтобы убедиться в том, что они «политически безупречны». Рашер хотел быть уверен в абсолютной секретности проводимых экспериментов, так как не питал иллюзий относительно их подлинной природы. Опыты по переохлаждению проводились с августа 1942-го по май 1943 года. При опытах по воздействию сухого холода полностью обнаженные подопытные находились на открытой площадке в течение целой ночи, подвергаясь воздействию морозной германской зимы. Их внутренняя температура опускалась до 25 градусов. В бесчувственном состоянии их возвращали в помещение и проводили эксперименты по реанимации и обогреву. Гиммлер настоял на том, чтобы опыты по отогреванию проводились с использованием «животного» тепла, и приказал привести для этой цели четырех женщин из Равенсбрюка. Они должны были прижиматься своими телами к заледенелым телам несчастных, чтобы вернуть их к жизни. Но все было бесполезно. Напомним, что проблема быстрого разогрева замерзших была решена еще в 1880 году русским медиком Лепешинским, но о его работах нацистские «ученые», конечно, не знали.
Чтобы изучить воздействие влажного холода, подопытных погружали в ледяную воду либо обнаженными, либо одетыми в летные комбинезоны. Спасательный круг не давал им утонуть. Доктор Пашолегг рассказывал об одном из таких опытов:
«Два советских офицера были подвергнуты самому страшному из экспериментов, проводимых в ООП Дахау. Их доставили из карцера. Нам было запрещено с ними говорить… Рашер заставил их раздеться и голыми спуститься в бассейн. Два часа спустя они были еще в сознании. Наши обращения к Рашеру с просьбой сделать им инъекцию были проигнорированы. Шел третий час, когда один из русских сказал другому: „Товарищ, скажи этому офицеру, чтобы он пристрелил нас“. На что другой ответил: „Разве дождешься от этой собаки!“
После того как молодой поляк перевел Рашеру их слова на немецкий, несколько смягчив их форму, тот ушел в свой кабинет. Поляк попытался усыпить их хлороформом, однако вернувшийся Рашер начал угрожать нам револьвером со словами: „Не вмешивайтесь и не лезьте к ним“. Опыт продолжался чуть меньше пяти часов и закончился смертью обоих. Их трупы были переправлены в Мюнхен для вскрытия».

В Берлине тогда существовал научно-исследовательский институт под названием Институт кайзера Вильгельма, имевший три филиала: в Мюнхене, Гёттингене и Дилленбурге. Последний из филиалов возглавлял доктор Халлерворден. Однажды доктор Халлерворден узнал, что некоторых больных будут умерщвлять при помощи окиси углерода, и тут же сообразил, как из этого извлечь выгоду. Он разыскал ответственных за эту грязную работу и обратился к ним со следующим предложением: «Послушайте, друзья мои, если вы собираетесь убить этих людей, то сохраните хотя бы их мозги, чтобы ими можно было воспользоваться». Меня спросили: «И сколько же мозгов вы сможете изучить?» — «Неограниченное количество, — ответил я, — чем больше, тем лучше».
Позднее он доставил им все необходимое, включая инструкции по сохранению и перевозке «продукта». Доктор Халлерворден рассказал также, каким образом все это проделывал ось.
«В большинстве этих учреждений остро не хватало врачей; поэтому из-за перегрузки работой или равнодушия они не обращали внимания на подбор санитаров и медсестер. Если кто-то казался санитарам больным или „подходящим“, его тут же включали в список и отправляли к месту уничтожения. Самым отвратительным было вошедшее в привычку бессердечие младшего персонала. Часто они включали в списки тех, кто им просто не нравился».
Институт кайзера Вильгельма располагал таким количеством мозгов, которое ему не под силу было изучить, и доктор Халлерворден считал, что будущее науки обеспечено благодаря нацизму.
Второе дело, которое является логическим завершением нацистского подхода к «научным» казням, относится к 1941 году. На этот раз нацисты не удовольствовались экспериментированием на трупах людей, приговоренных к смерти, как это делал Халлерворден. Они решили убивать людей только для того, чтобы использовать их тела как учебный материал.
После аннексии Эльзаса немцы захватили медицинский факультет Страсбургского университета и поставили во главе его одного из «своих», штурмбаннфюрера СС доктора Хирта, который организовал там преподавание медицины в соответствии с нацистскими канонами, и любимым коньком был, естественно, расовый вопрос. Хирт задумал создать в Страсбурге уникальную коллекцию еврейских скелетов и черепов. И он написал об этом Гиммлеру, к которому сходились все подобные просьбы.
«У нас имеется, — писал „доктор СС“, — почти полная коллекция черепов всех рас и всех народов. Но по еврейской расе мы располагаем слишком малым числом черепов, чтобы сделать на основе их изучения окончательные выводы. Война на Востоке дает нам возможность восполнить этот пробел. Что же до большевистских комиссаров-евреев со столь характерными, предельно отвратительными чертами деградирующего человечества, то, располагая их черепами, нам представится возможность получить конкретный научный документ».
Было решено, что в будущем советские комиссары-евреи должны захватываться живыми и передаваться военной полиции, которая обеспечит их содержание до прибытия специального представителя. Тот сфотографирует их, проведет определенную серию антропологических измерений, получит необходимые данные об их социальном положении и происхождении, после чего пленный будет убит, а его голова отправлена в Страсбург.
«После казни этих евреев, — пишет Хирт, — их головы должны оставаться в целости. Наш представитель отделит голову от туловища и направит ее по адресу в специальном герметически закупоренном жестяном ящике. Он будет наполнен жидкостью, обеспечивающей сохранность головы в хорошем состоянии».
В порядке выполнения этих инструкций Страсбургский университет получил тогда много странных посылок.
Но в скором времени Хирт уже не довольствовался головами, он потребовал высылать ему целые скелеты, причем не только скелеты «еврейско-болышевистских комиссаров». Концлагерь в Освенциме получил приказ отправить ему 150 скелетов. Поскольку лагерь не располагал возможностями проводить надлежащую обработку скелетов, а Хирту нужны были также измерения, сделанные на живых людях, было решено отправлять живые «объекты» в лагерь Натцвейлер, расположенный недалеко от Страсбурга. В июне 1943 года 115 человек, «отобранных» гестапо в Освенциме, прибыли в Натцвейлер. В августе прибыли еще 80. Гауптштурмфюрер СС Крамер, работавший до этого во многих лагерях и закончивший свою карьеру комендантом лагеря в Берген-Бельзене, где заслужил прозвище «бельзенского зверя», взялся казнить несчастных, выбрав в качестве средства уничтожения цианид, поскольку при этом оставались в целости тела. Таким образом, на столы вскрытия Хирта трупы поступали еще теплыми, чем тот был весьма доволен. Его анатомическая коллекция заметно увеличилась. Когда американские и французские части приблизились к городу, нацисты заколебались, так как в холодильных шкафах университетского морга находилось еще 80 трупов, которые, попав в руки союзников, становились опасными свидетельствами. Хирт срочно запросил инструкции. Должен ли он сохранить коллекцию в целости? Уничтожить ее частично или полностью? Было решено очистить скелеты от плоти, чтобы сделать их неузнаваемыми, и заявить, что эти трупы были оставлены французами. В конце концов 26 октября генеральный секретарь «Аненэрбе» Зиверс, который внимательно следил за развитием событий, заявил, что коллекция рассредоточена. Но информация оказалась ложной. Помощники Хирта не успели расчленить трупы достаточно быстро, и, когда войска союзников вошли в Страсбург, они еще хранились в «резервных складах» Хирта. Страшный склад был обнаружен солдатами 2-й французской бронетанковой дивизии. Хирт бесследно исчез. Его судьба навсегда осталась загадкой. Он стал одним из немногих нацистских экспериментаторов, которым удалось ускользнуть от розысков и не присоединиться к своим коллегам, представшим перед судом в Нюрнберге на «процессе медиков».

В основе промышленного развития России во второй половине XIX века лежала деятельность как отечественного, так и иностранного капитала. Политика протекционизма привела не только к уменьшению импорта товаров, но и к увеличению притока финансов из-за границы. Уже Рейберн М.Х., бывший министром финансов в 1862 – 1878 годах, предпринял ряд мер, результатом которых стали значительные поступления иностранного капитала в страну. В 1869 году в Лондоне была зарегистрирована первая иностранная компания для эксплуатации промышленных предприятий в России – "New Russia Company".

В дальнейшем министры финансов последовательно проводили политику своего предшественника на привлечение иностранных инвестиций в Российскую империю, создавая для этого все условия. Министр финансов в 1887 – 1892 годах Вышнеградский И.А. указывал: "Привлечение иностранных капиталов представляется одним из необходимых условий для развития отечественной промышленности, внося усовершенствования в различные отрасли производства и способствуя распространению в рабочем населении полезных технических знаний, без которых многие отрасли фабрично-заводской деятельности остались бы для нас малодоступными". Особое внимание уделял вопросу иностранных инвестиций в российской экономике Витте С.Ю. (министр финансов в 1892 – 1903 годах). Министерство финансов стояло за свободный приток капиталов, что встретило противодействие ряда крупных сановников. Вопрос о роли и влиянии иностранного капитала в отечественной экономике вызвал острую дискуссию экономистов в середине 1890-х годов. Сторонники промышленного развития России (Витте С.Ю., Менделеев Д.И., Озеров И.Х.) считали иностранный капитал важным фактором роста производительных сил страны. Их оппоненты (Зак С.С., Шарапов С.Ф.) отрицали положительное воздействие иностранного предпринимательства, отражая взгляды помещиков и некоторых теоретиков народничества.

Государство создавало благоприятные условия для функционирования иностранного капитала в России. Однако, привлекая иностранный капитал в страну, правительство в то же время стремилось создать такую законодательную базу для иностранных инвестиций, которая не позволила бы иностранному капиталу занять ведущие позиции в экономике. В последней трети XIX века государственная политика в отношении иностранного предпринимательства приобретает все более дифференцированный характер. В базовых отраслях промышленности, не получивших достаточного развития в предыдущий период и остро нуждающихся в оборотном капитале, иностранным инвесторам предоставлялись привилегии.

В российской жизни существовало несколько стимулов, которые активизировали инвестиционную активность иностранных предпринимателей в России. Во-первых, в 1877 году российское правительство ввело "золотые пошлины". Отныне таможенные пошлины взимались по прежним ставкам, но в золотой валюте. При низком курсе бумажного рубля это дало пятидесятипроцентное увеличение ставок. Этот шаг российского правительства вынудил французских поставщиков стали и чугуна создать ряд акционерных компаний, целью которых было инвестирование переоборудования и строительства российских металлообрабатывающих заводов. Эта же таможенная политика положила начало производственной деятельности в России немецких химических компаний. Во-вторых, отсутствие конкуренции со стороны импортных товаров давало возможность быстрой и выгодной реализации продукции, что вело к более высокой, чем на Западе, норме прибыли в промышленности, делая производство в России привлекательным для иностранного инвестирования. В-третьих, повышение рентабельности капиталовложений в России давало и наличие относительно дешевой рабочей силы. Следует также учесть, что размещение производственных мощностей в непосредственной близости от рынка сбыта давало возможности ускоренного реагирования на его изменения и лучшего учета его специфических особенностей, а также сокращало транспортные и ликвидировало таможенные расходы.

Прежде всего иностранные инвестиции направлялись в сферу обращения, в железнодорожное строительство и банки. Иностранные предприниматели вывозили сырье и продукты, ввозили машины, оборудование, бытовую технику и другие товары народного потребления. Русское правительство относилось сдержанно к преобладанию зарубежных фирм в области внешней торговли. Это было связано с общей слабостью внешней торговли России в это время. В российском экспорте преобладали сырье и полуфабрикаты. Лишь с 1890-х годов началось вложение иностранных капиталов в сферы промышленного производства и городского транспорта. В нем стали участвовать иностранные банки. Нужно отметить, что русское правительство держало иностранные промышленные предприятия под жестким контролем и даже делало энергичные попытки передавать их в руки российских подданных. Ощущая поддержку государства, российские предприниматели активно отстаивали свои позиции, зачастую даже устанавливая контроль над компаниями, учрежденными иностранными инвесторами. Так, в 1911 году золотодобывающая компания "Лена Голдфилдс", созданная английскими предпринимателями, перешла под контроль российских акционеров.

Иностранный капитал играл значительную роль в развитии российской промышленности, но не решающую. По мнению О. Платонова, общий объем зарубежных вложений в промышленность составлял не более 9 – 14 % всех промышленных капиталов. [1] Эта цифра не превышает аналогичных показателей основных западноевропейских стран и свидетельствует о включении Российской империи в сферу действия общемировой тенденции интернационализации капитала. Хотя нужно признать, что оценка удельного веса иностранных инвестиций в русской промышленности неоднозначна. В свое время П.В. Оль писал, что в период с 1880-го по 1913 год капиталы иностранного происхождения составляли около 50% всех вложенных в промышленность России. [2] Однако известно, что на начало XX века доля иностранных предпринимателей среди владельцев торговых домов составляла лишь 11,3 %.

Иностранный капитал поступал в страну в виде непосредственных капиталовложений в форме государственных займов и через продажу ценных бумаг на фондовом рынке Европы. Российское правительство сумело создать репутацию надежного заемщика, который действует на рынке аккуратно, не злоупотребляя своим государственным статусом. Однако под иностранным предпринимательством следует понимать не только вложение денежных средств. На наш взгляд, стоит учитывать экспорт средств производства и деятельность иностранных специалистов в России. В качестве иностранцев-предпринимателей должны рассматриваться все, кто привез свой капитал, коммерческие и технические знания, а не только те, кто прибыл сюда как представитель зарубежной фирмы, и чьи коммерческие интересы и дальше определялись из-за границы.

Иностранцы, переселившиеся в Россию, стали одним из источников формирования предпринимательских слоёв населения страны. Выходцы, как правило, из Западной Европы, не порывая своих связей с родиной, все больше срастались с русской средой. Процесс русификации стал главной особенностью иностранного предпринимательства в России. Он шел достаточно быстро. В большинстве случаев иностранные предприниматели обрусели, некоторые были связаны семейными узами с русским купечеством. Часть из них приняла русское подданство (зачастую это было продиктовано интересами дела) и в отдельных случаях – православную веру.

Иностранные предприниматели охотно шли на сотрудничество с российскими деловыми кругами. Это давало возможность установить связи в правительственных сферах, избежать ошибок из-за незнания местных особенностей. По Дж. Маккею, после 1885 года можно выделить три вида иностранного предпринимательства в России: 1) крупные западноевропейские фирмы, открывшие свои отделения в России; 2) предприниматели, подолгу живущие в России и сами принимавшие участие в хозяйственных начинаниях (например Ж. Гужон); 3) группа предпринимателей, представлявшая интересы крупных компаний, объединившихся вокруг крупного предпринимателя, банка или иностранного промышленного центра.

С начала XX века наблюдается неуклонный рост численности иностранных компаний. Если в период с 1869-го по 1896 год в России было зарегистрировано 71 иностранное предприятие, то к началу XX века, по официальным данным, в стране насчитывалось 136 предприятий, созданных иностранными предпринимателями. К 1914 году в Российской империи их действовало свыше 300. При этом 170 из них было учреждено в период с 1901-го по 1913 год. [3] Активную роль иностранные инвесторы играли в деятельности 1 232 совместных предприятий.

С 1900 года наиболее выгодной формой участия иностранного капитала в российской экономике стали смешанные компании. В начале XX века свыше 80% иностранного капитала было направлено в совместные предприятия, учрежденные по российскому уставу. Состав владельцев был разнообразен: собственники личных, неакционированных предприятий в торговле, горном деле и других отраслях; пайщики, владевшие неакционированными компаниями, чисто иностранные и смешанные с русскими; учредители акционерных обществ, как отдельные инвесторы, так и участники иностранных фирм и банков. В результате сотрудничества иностранных и отечественных предпринимателей возникли международные производственные комплексы, такие, как Русско-Азиатская корпорация, Международный российский синдикат. За 20 лет функционирования частных иностранных инвестиций в экономике России определилась тенденция к их растворению в отечественных капиталах и замедлившийся приток иностранных инвестиций начал принимать обезличенную форму.

Иностранные инвесторы по большей части не строили в России новых предприятий, а вкладывали средства в уже существующие. Технологический уровень вновь создаваемых иностранными инвесторами предприятий соответствовал современному уровню производства и отражал технологическое лидерство стран-инвесторов в тех или иных отраслях. Это, несомненно, повышало общий технологический потенциал российской промышленности.

Нужно учитывать и тот факт, что иностранные банки, финансирующие промышленность России, не только не были связаны между собой, но зачастую жестко конкурировали. Как нечто единое иностранный капитал в России никогда не фигурировал. Были отдельные группы инвесторов, интересы которых довольно редко совпадали. Следовательно, инвестировались разные отрасли промышленности. С 1880-х годов на российские просторы все более энергично начинает проникать французский и бельгийский капитал. Особенно активно он участвовал в развитии южнорусской сталелитейной и угольной промышленности. Британские инвесторы концентрировали свое внимание на текстильной промышленности. Заметную роль они сыграли в разработке нефтяных месторождений Кавказа. Немецкий капитал занимался в России созданием электрической и химической отраслей промышленности. Однако, не ограничиваясь ими, действовал в сфере машиностроения, угольной и сталелитейной промышленности. Иностранные банки предпочитали вкладывать капитал в крупные предприятия и прямо способствовали созданию монополий, объединению и укрупнению банков.

Среди иностранных предпринимателей наблюдались определенные различия в выборе сфер приложения капитала. Так, бельгийские инвестиции шли в основном в горнометаллургическую промышленность, машиностроение, металлообработку и городской транспорт. Английский капитал шел преимущественно в добывающие отрасли. Особое внимание уделялось добыче нефти и золота. Французские инвесторы занимали лидирующие позиции в производстве цемента, добыче и выплавке меди, в предприятиях водоснабжения и канализации. С конца XIX века начинает проявляться ярко выраженный интерес иностранного капитала к банковскому делу. Помимо участия в учреждении российских банков, иностранный банковский капитал стремится открыть в России филиалы европейских банков. Однако правительство этому воспрепятствовало, законодательно запретив открытие филиалов иностранных банков на территории Российской империи. Доля иностранного капитала в 1914 году составляла 42,6 % совокупного основного капитала 18 главных акционерных банков России.

В 1902 году С.Ю. Витте указывал на необходимость решения экономических и политических задач для развития Сибирского региона. На освоение Сибири, которое потребует огромных затрат, он предлагал направить не только средства отечественного капитала, но и активно привлекать в сибирскую экономику иностранные инвестиции. Однако до середины 1890-х годов случаи иностранного предпринимательства в Сибири были немногочисленны. В составе сибирских предпринимателей иностранцы составляли менее 2%. Как правило, иностранные предприниматели быстро русифицировались. До проведения железной дороги иностранный капитал не играл большой роли в экономической жизни Сибири, в том числе и в обрабатывающей промышленности, здесь вели свои дела 8 предпринимателей-промышленников, имеющих иностранное подданство. Сумма производства предприятий, принадлежащих иностранцам, составляла 179 000 рублей (1 % от общих сибирских показателей). На них работало 217 рабочих (2,5 %). [4]

В 1868 году в Тюмени великобританским подданным Г.Э.Вардроппером был основан чугунолитейный завод. На нем работало 100 рабочих, давая продукции на 45 тыс. рублей в год. Ассортимент продукции завода включал паровые машины и запчасти к ним, пожарные машины. Позднее был учрежден торговый дом "Братья Вардроппер" с основным капиталом в 60 тыс. рублей. Помимо Вардроппера учредителями товарищества стали английские подданные Р. Джемсович, А. и Я. Джеймсы. Сфера деятельности была расширена за счет торговли и пароходства. Здесь же, в Тюмени, находился другой чугунолитейный завод, основанный в 1863 году великобританским подданным Е.Э. Гуллетом. В 1865 году на заводе были открыты чугунолитейный и меделитейный цеха и паровая кузница. На нем производились паровые машины разных систем, мелкие металлические изделия, осуществлялся ремонт машин местных пароходовладельцев, велась сборка пароходов и барж, изготавливалось оборудование для мельниц, приисков, винокуренных и лесопильных заводов. В 1872 году на заводе работало 160 рабочих. [5] В 1895 году Тюменская почтово-телеграфная контора решила разместить заказ на производство кронштейнов для строительства телеграфной линии. Предложения были отправлены на крупные тюменские механические заводы – Жабынский и Гуллета. В результате конкурса начальник конторы посчитал наиболее выгодным размещение заказа на предприятии Гуллета. Владелец не только согласился выполнить заказ в необходимый срок (2 месяца), но и пошел на уступку в цене. Общая сумма заказа на производство 260 пудов кронштейнов составила 1 040 рублей. [6] До 1870 года на заводе Гуллета строились практически все сибирские пароходы. Предприятие занималось также профессиональной подготовкой наладчиков выпускаемого им оборудования.

После открытия движения на Транссибирской железнодорожной магистрали деятельность иностранных инвесторов стала более активной. Сибирь была привлекательна для иностранных предпринимателей по целому ряду причин: возможность извлечения высоких прибылей при неполной экономической освоенности региона и относительно слабой конкуренции; недостаток капитала отечественного происхождения; состояние свободной торговли на Дальнем Востоке; длительное отсутствие современной капиталистической организации в промышленности и сельском хозяйстве региона; льготы и привилегии правительства.

Иностранными предпринимателями в Сибири использовались все возможные формы деятельности: организация иностранных и смешанных (совместных) торговых и промышленных предприятий; открытие филиалов предприятий, расположенных в Европейской России; вывоз сырья и продуктов; ввоз машин, оборудования, бытовых и других товаров. [7] Иностранные компании интенсивно учреждали свои представительства, конторы, агентства, как в Западной, так и в Восточной Сибири, на Дальнем Востоке. Представители иностранных фирм активно сотрудничали с местными предпринимателями, используя их опыт, деловые связи и знание местного рынка.

Иностранные вложения направлялись в сферу торговли (скупка сельскохозяйственной продукции и продажа сельскохозяйственных машин) и промышленное производство, главным образом в предприятия горнодобывающей промышленности, в морские промыслы на Дальнем Востоке, а также в строительство железных дорог. Нужно отметить, что деятельность иностранцев в Сибири носила диверсификационный характер. Предпринимательская активность одного и того же предприятия или лица часто распространялась на различные отрасли экономики.

Внутренняя и ввозная торговля была почти полностью сосредоточена в руках местных предпринимателей. Но в торговле группой товаров (керосин, оборудование маслодельных заводов, вентиляционное и отопительное оборудование, телефонные аппараты, земледельческие машины, электрооборудование, швейные машины и так далее), которые появились на сибирском рынке только в начале XX века, ведущие позиции были заняты фирмами Европейской России и иностранными компаниями. Среди них в первую очередь нужно отметить успешную деятельность "Сибирской компании", "Зингер и К°", "Столь и К°". Что касается отпускной торговли, то здесь в руках иностранных фирм оказались в первую очередь скупка и вывоз сливочного масла, дичи, яиц. Только в одном Кургане в 1909 году скупкой и отправкой за границу сливочного масла занималось двенадцать, дичи – две, яиц – пять, семян – две фирмы. [8] Остальной товар покидал губернию по инициативе местных предпринимателей.

Сбытом сибирского масла и поставками оборудования для маслодельных заводов занималось более 20 фирм, преимущественно датских, английских и немецких. Только "Сибирская компания" имела в Сибири около 40 отделений. Иностранные фирмы сбывали в Сибири основную часть сельскохозяйственных машин, из которых примерно половина приходилась на долю американской "Международной компании жатвенных машин" с основным капиталом в 120 млн рублей, входившую в финансовую группу Моргана. Она имела в Сибири около 50 складов, свыше 500 комиссионеров и агентов по сбыту. [9]

Ярче всего проявилось присутствие иностранного капитала в Тобольской губернии в организации торговли маслом. Постройка железной дороги способствовала тому, что из вспомогательного занятия сельскохозяйственной жизни края маслодельное производство превратилось в крупную отрасль промышленности региона. Если в 1894 году из Тобольской губернии было вывезено всего 400 пудов сливочного масла, то в 1901 году вывоз масла достиг 1 593 749 пудов. Девяносто процентов масла, произведенного в Сибири, шло на вывоз. Тобольская губерния была одним из двух маслодельных центров Сибири. Первоначально инициатива экспорта сибирского масла принадлежала иностранному капиталу. Первым этой деятельностью занялся датский капитал. В 1896 году в Кургане открылась контора датской фирмы "Полизен". Затем, в 1897 году, открылась контора Корха, представителя датской фирмы "Эсман" (Эксман). А затем в Сибири началась так называемая "масляная горячка". Почти вся экспортная торговля маслом в Тобольской губернии сосредоточилась в Кургане. В 1904 г оду в городе действовало 25 маслоторговых фирм. Среди них преобладали фирмы иностранных предпринимателей, таких, как Брюль и Тегерсен, "Сибирская компания", Фиент Г.Г. и другие.

Экспортные конторы принимали масло по заранее установленной цене. Определялась она в начале года на весь год вперед или на 9 месяцев и не менялась в течение этого периода вне зависимости от рыночных цен на масло. Деньги сдатчикам выплачивались либо наличными, либо переводились на счет в отделение Сибирского торгового банка каждую неделю. Средняя цена, по которой принималось масло, составляла 8 рублей за пуд. [10] Экспортная цена пуда масла достигала в среднем 15 – 16 рублей. Существенная разница между закупочной ценой и ценой реализации давала высокий процент прибыли, делая торговлю маслом весьма рентабельным делом.

По неофициальным данным, со станции Курган было отправлено сливочного масла в 1910 году 915 тыс. пудов, в 1911-м – 781 тыс. пудов, в 1912 году – 811 тыс. пудов. [11] Вывоз масла за пределы Сибири приносил 64% дохода от всего сибирского вывоза. Основная масса экспорта шла на рынки Англии, Германии, Дании.

Однако экспортные конторы занимались не только скупкой готовой продукции. Они открывали кредит маслоделам на приобретение необходимых для производства машин и оборудования, упаковочных материалов. Первым открыла кредит контора Мерка, представителя санкт-петербургской фирмы Паллизена, в 1896 году. Непременным условием получения беспроцентного кредита была сдача всего выработанного масла данной конторе. Долг погашался постепенно из расчета 1 рубль с каждого пуда масла. Некоторые экспортные конторы дополнили свою торговую деятельность и производственной. Так, известная контора датской фирмы "Паллизен и К°" открыла 20 маслоделен в Курганском и Тюкалинском уездах. [12]

Ещё одной важной статьёй вывоза было мясо, которое пользовалось особым спросом в Москве и Санкт-Петербурге. Вывоз его неуклонно рос. При этом при отсутствии в Тобольской губернии до XX века мясоперерабатывающей промышленности широко практиковался вывоз мяса в живом весе. Сибирская свинина поставлялась и на мировой рынок. Разрешение ввоза русского скота и мяса в Германию не распространялось на Сибирь, что ограничивало экспортные поставки отправкой солонины и бекона в Германию и Англию. Следует отметить, что спрос на них был постоянен настолько, что местные предприниматели пошли на вложение капитала в промышленное производство бекона. В Кургане оно получило быстрое развитие с открытием экспортной свинобойни товарищества "Брюль и Тегерсен" в 1908 году. В 1911 году здесь открылось второе экспортное мясоперерабатывающее предприятие, принадлежащее товариществу "Юнион".

В 1910-х годах в сферу интересов иностранных инвесторов вошли судоходный транспорт и банковское дело. К 1910 году Сибирь была покрыта довольно густой сетью финансовых учреждений, основу которой составляли отделения коммерческих банков. Более чем 44% (102 млн рублей из 230) основного капитала акционерных банков, действующих в Сибири, принадлежало иностранному капиталу. Среди них Сибирский торговый, Русско-Азиатский, Русский для внешней торговли, Торгово-Промышленный и Петербургский международный банки. Немецкий капитал занимал первое место по сумме акционерного капитала – 48 млн рублей, второе место французский – 44 млн рублей, третье место английский – 10 млн рублей. [13] Главным в деятельности коммерческих банков до 1907 года было финансирование главным образом крупных торговых предприятий городов. [14] Коммерческие банки играли основную роль в накоплении денежных средств по сравнению с обществами взаимного кредита, городскими банками и Государственным банком.

В 1914 – 1917 годах в речное судоходство Обь-Иртышского бассейна интенсивно вторгается иностранный монополистический капитал. Наиболее яркой фигурой в этой отрасли был Ионас Лид, являвшийся представителем действовавшего в Лондоне "Синдиката по изучению особенностей и потребностей сибирского рынка". По заданию этого торгового объединения он прибыл в 1910 году в Красноярск, изучил рынок, отправил в Западную Европу образцы сибирских товаров, а в Красноярске организовал рекламную выставку английских товаров. По пути в Петербург Лид познакомился с состоянием речного судоходства на Енисее, Оби, Иртыше. В 1912 году Лид стал директором-распорядителем англо-норвежской компании "Сибирское акционерное общество пароходства, промышленности и торговли", капитал которого составлял 225 тыс. фунтов стерлингов. Фирма поддерживала связь между Сибирью и норвежскими портами, активно участвуя в перевозках русского экспортного зерна. В 1913 году Лид провел несколько встреч с представителями семьи Корниловых, рассчитывая выкупить их акции. Но по законам Российской империи иностранцы были лишены права владеть контрольным пакетом акций судоходных компаний. Поэтому в 1914 году он принимает российское подданство. К 1917 году Лид контролировал речные подходы к Северному морскому пути, установил тесные финансовые связи с американскими бизнесменами, ему принадлежало более 50% акций треста "Товарпар".

С началом Первой мировой войны деятельность иностранных предпринимателей в Сибири, как и во всей России, была ограничена. С 1915 года правительство начинает ликвидационную политику в отношении предприятий, принадлежащих германским, австрийским, венгерским и турецким подданным. Однако из 611 акционерных обществ, в которых был обнаружен германский или австрийский капитал, решению о ликвидации подлежали только 96. Фактически же было ликвидировано только 23 промышленных и 7 торговых предприятий. [15]

Заметим также, что инициатива иностранных капиталистов зачастую определялась деятельностью многих российских предпринимателей, а в целом ряде случаев она предопределяла основные направления активности зарубежных дельцов. Начальная, самая черновая и трудная работа по формированию крупных предприятий в новых отраслях, связанных с риском убыточности, пришлась на долю русских капиталистов. Иностранный капитал устремлялся в эти отрасли тогда, когда прибыли были во многом уже гарантированы соответствующей экономической политикой правительства и большой предшествующей работой, проделанной русскими предпринимателями. Приток иностранного капитала сопровождался процессом сращивания его с отечественным капиталом, создавая тем самым предпосылки включения Российской империи в мировую экономическую систему.