Ненависть украинцев к русским возрастает?

Даже спустя полгода после возвращения из плена мой собеседник не хочет говорить о тех событиях. Евгений воюет в составе вооруженных сил ЛНР — он вернулся в ряды добровольцев после нескольких месяцев украинского плена.

— Думаю, не стоит лишний раз описывать, как там к нам относились. Мучили сильно. Лично меня избивали подряд пять дней. Остальные дни — просто сидишь, тебе не дают никуда позвонить, с едой и водой тоже проблемы. В помещениях, где держат, как правило, сыро. В одном из подвалов нас пристегивали к каким-то прутам под потолком, некоторых пленных били резиновыми палками с залитой внутрь непонятной субстанцией. Я видел, как потом выглядели их спины: словами не описать. Единственная помощь, которую может получить избитый человек, — от сокамерников. Семье о том, что человек задержан и находится там-то и там-то, не сообщают.

Статистика о том, сколько пленных находится сегодня у противоборствующих сторон, противоречива. В ЛНР и ДНР — около 400 плененных украинцев, заявил Владимир Рубан, руководитель украинского Центра освобождения пленных общественной организации «Офицерский корпус». В свою очередь, в комиссии по делам военнопленных ДНР данные о числе украинских военных не озвучивают.

На Украине, по информации этой комиссии, находятся примерно 200 военнопленных из ДНР. «Это не считая гражданских, которых часто задерживают за несогласие с политикой, проводимой в стране», — говорит РП Лилия Родионова, член комиссии. По ее словам, точное количество пленных ополченцев назвать сложно. Поскольку военного положения на Украине официально нет, то и военнопленных не существует, а задержанные проходят по другим статьям: от обвинений в терроризме до измены родине.
Большинство бойцов после плена предпочитают уехать в Россию — кто из чувства страха, кто просто хочет быть подальше от войны. Евгений, который родился на Украине, не уехал: вместо этого он, едва оправившись, вернулся обратно на фронт — по его словам, «чтобы закончить то, что начал».

Неделю после освобождения Евгений не мог ходить. «Ноги — то место, по которым бьют сильнее всего: делается это намеренно, чтобы человеку в будущем было сложнее воевать. Сейчас я, например, уже не полноценный боец, — говорит он. — Еще могут отрезать пальцы. У них там эта система уже отработана. Кто не выжил — закапывают. Поймать русского для них — счастье. А местным прописывают 111-ю статью: предатели Родины».

Плен как книга

Анну Мохову, внештатного корреспондента «Первого Крымского» телеканала, освободили из плена в сентябре прошлого года.

— Мы были в составе службы военкоров при политотделе ДНР, — рассказывает молодая женщина. — Эти пропуска давали нам возможность посещать все места, куда обычную, гражданскую прессу не пускали. Каждый день мы делали по 2–3 выезда: узнавали о попадании, приезжали, фиксировали разрушения, опрашивали свидетелей. Искали снаряды и их остатки, если могли, фотографировали маркировку. А потом выпускали в эфир ролики.

В плен, рассказывает Анна, они угодили случайно — подвело плохое знание территории. Случилось это 23 августа 2014 года: «Мы не знали, что село, через которое ехали, находилось именно в тот момент под украинцами. Силы ДНР вошли туда буквально через два дня. В общем, подъехав на блокпост, мы до последнего надеялись, что это свои. Обычно украинские блокпосты очень яркие, заметные, украшенные флагами, а все военные — в форме с иголочки. А тут ни одного опознавательного знака, люди одеты непонятно во что. Позже мы узнали, что там стоял батальон «Айдар» и после его ухода на той территории были обнаружены места массовых захоронений. Видимо, они и нервничали, потому что набедокурили». Мохова добавляет, что они на автомобиле с надписью «Пресса» на лобовом стекле и раньше сталкивались с украинскими военными, но никаких проблем не было.
Анна рассказывает, что первые дни их непрерывно били. Затем пошла череда допросов, на которых ее обвиняли в том, что она помощница Стрелкова: «А я видела его один раз, и то по телевизору. Нас били и заставляли звонить Путину: происходящее напоминало какой-то анекдот. Ответить на такие бредовые обвинения было совершенно нечего. Самым обидным было, когда они орали на меня и спрашивали, зачем я приперлась в их страну — а я почти 15 лет в Киеве прожила. Там я работала над журналом о боевых искусствах — «Тэнгу». Мы с друзьями секции организовывали, устраивали семинары, пытались доказать всему миру, что Украина — не Африка, а красивая европейская страна, где все, в том числе и спорт, может быть на очень высоком уровне». После Киева Анна несколько лет прожила в Крыму, где и встретила «Русскую весну» и референдум.

Анну освободили спустя месяц — в ночь на 22 сентября. Когда ей помогали спуститься из автобуса, уже после освобождения, все плакали. Одежда, в которой Анна попала в плен, истрепалась. После плена три дня приходили в себя, прошли медицинское обследование, с ними беседовали представители Минобороны.

Напарник Анны, которого взяли вместе с ней, уехал в Россию. Уехала поначалу и она, но зимой вернулась в Донецк. «Тут своя атмосфера, и здесь постоянно есть события», — объясняет корреспондент.

Анна говорит, что физически уже не ощущает последствий плена. Сегодня она сосредоточилась на гуманитарной миссии: «Мы ездим по проблемным местам, рассказываем, где чего не хватает: лекарств, еды, помощи. Раньше, пока шла война, люди больше помогали. А теперь вроде как и не нужно помогать, раз перемирие.
Впрочем, плен для девушки не прошел даром — она написала книгу воспоминаний о нем. Совсем скоро, говорит Анна, книга уйдет в печать.

«Саша Одессит»

Александр был среди группы военнопленных, которых привезли на обмен в город Счастье Луганской области 28 октября 2014 года. В плену он пробыл больше полугода.

— Самое смешное, что меня обменяли как военнопленного, хотя арестовали меня в Одессе еще в марте: война тогда даже не началась, — вспоминает он.

История, больше похожая на анекдот, пестрит совсем не смешными подробностями. Александр — коренной одессит. По образованию политолог, работал помощником депутата горсовета от «Партии регионов».

— «ПР» в те времена в регионе считалась карманной партией Коломойского: многие ее члены были у него на зарплате. Но все равно до всех этих событий к этому относились иначе. После крымских событий всем «регионалам» в приказном порядке сказали вступать в партию Виталия Кличко «Удар». А я отказался и начал собирать вокруг себя единомышленников. Как выяснилось позже, люди в масках — это была киевская «Альфа» — выехали тогда за другим человеком, а я попал под арест, как говорится, за компанию, случайно.
Александр рассказывает, что ему вменяли «захват зданий и аэропортов»: « У меня был шок. Никто ничего не мог объяснить. Допросы проходили очень жестко. Сперва я 2,5 месяца провел в СБУ, затем меня перевели в СИЗО, все это происходило на фоне постоянных судов, где мне каждый раз продлевали срок заключения. Доказательств моей причастности к «захвату зданий и аэропортов», понятное дело, не было, но прокурор вставал и говорил: «В Одессе тяжелая политическая ситуация, мы не можем его отпустить!».

На очередном суде, который состоялся 2 октября, Александр лично не присутствовал: трансляция велась прямо из тюрьмы. Срок в очередной раз был продлен. «И тут в камеру заходит милиционер и говорит: ты свободен, вот документы. Я удивился, ведь только что я видел на экране прокурора, который продлил мне срок, а мне протягивают документ об освобождении за неимением улик — за его подписью. Я вышел радостный из здания, но тут ко мне подошли люди в масках и снова защелкнули наручники».

Как выяснилось, его повезли на обмен в Харьков. Затем Александра передавали из рук в руки — от одного батальона к другому — и в конечном счете он оказался в составе группы военнопленных.

Тот факт, что обычного жителя Украины, не имеющего отношения к конфликту на Донбассе, причислили к военнопленным, Александр объясняет так:

— Они просто выдавливают инакомыслящих за пределы страны, вот и все. Поэтому гражданские оказываются якобы военнопленными — и таких людей много.

После обмена он остался в ДНР — работал в парламенте Новороссии, пытался заниматься политикой.

— Под флаги Украины я и мои друзья не встанем больше никогда: для нас это они настоящие террористы и сепаратисты, уничтожившие страну, — говорит Александр.