История Классической музыки

Agleam
1/1/2018, 3:14:42 AM
image

ИСТОРИЯ КЛАССИЧЕСКОЙ МУЗЫКИ

imageКлассическая музыка

Класси́ческая музыка (также — музыкальная классика) — свободное от терминологической строгости понятие, употребляемое, в зависимости от контекста, в различных значениях, имеющее вполне определённый исторический смысл и менее определённый оценочный. В разговорном языке понятие «классическая музыка» часто используется как синоним музыки «академической».

Исторический смысл
Исторически понятие «классическая музыка» (или «музыкальная классика») связано с эпохой классицизма, её поздним, просветительским этапом. Исходя из первоначального значения слова (лат. classicus — образцовый), драматурги эпохи классицизма за образец взяли сочинения античных авторов, дополнив принципы построения античной драмы, сформулированные в «Поэтике» Аристотеля, требованием соблюдения трёх единств: времени, места и действия. В музыке эти принципы могли быть реализованы только в опере, отчасти и в иных жанрах, связанных с литературными первоисточниками, — в оратории или кантате: широкое распространение, включая и реформаторские оперы К. В. Глюка (первого, кому удалось исполнить все требования классицизма), и многие сочинения «венских классиков», получили либретто, основанные на античных сюжетах.

В инструментальной музыке нашли себе применение более общие принципы классицизма: требование равновесия, логической ясности замысла, стройности и законченности композиции и чёткого разграничения жанров. С этим требованием, предполагавшим строгую структурную упорядоченность — чёткую иерархию высшего и низшего, главного и второстепенного, центрального и подчинённого, было связано и постепенное вытеснение полифонии, господствовавшей ещё в эпоху раннего барокко, гомофонным складом, в инструментальной музыке окончательно утвердившимся во второй половине XVIII века. Сказывалось и влияние оперы: гомофонное письмо, разделившее голоса на главный и аккомпанирующие — в противовес полифоническому равноправию голосов, — оказалось более приспособлено для жанра музыкально-драматического; найденные в опере средства индивидуализации персонажей, передачи их эмоциональных состояний были восприняты и инструментальной музыкой.

Развитие гомофонного письма, в свою очередь, способствовало становлению новых музыкальных форм, — представители позднего классицизма создавали свои собственные образцы: во второй половине XVIII века сложились основные жанры инструментальной музыки, сольной, ансамблевой и оркестровой, в том числе новые формы сонаты, инструментального концерта и симфонии]. Наряду с унификацией и сведением к минимуму типов музыкальных форм в эпоху классицизма утвердился принцип единства тоники, прежде необязательный; появилась неизвестная прежней музыке категория темы (или главной темы) — концентрированного выражения мысли, начального тезиса, подлежащего дальнейшему развитию.

Ещё в середине XVIII века составы оркестров были, как правило, случайными; композиторское творчество оказывалось в прямой зависимости от наличного состава оркестра — чаще всего струнного, иногда с небольшим количеством духовых. Образование постоянных оркестров, их унификация во второй половине XVIII века способствовали становлению жанров симфонии и инструментального концерта, развитие которых сопровождалось поисками оптимального оркестрового состава, отбором и совершенствованием инструментов.

Многообразные достижения композиторов эпохи классицизма — И. С. Баха и его сыновей, К. В. Глюка и итальянской оперы, ранней венской и мангеймской школ — нашли своё обобщение и завершение в так называемой венской классической школе, прежде всего в творчестве Й. Гайдна, В. А. Моцарта и Л. ван Бетховена. В сочинениях этих композиторов откристаллизовались «классические» формы сонаты, симфонии и инструментального концерта, а также различных камерных ансамблей — струнного и фортепианного трио, струнного квартета, квинтета и т. д.; к ним первоначально и было применено, уже в эпоху романтизма, понятие «музыкальная классика», а именно «венская классика» (нем. Wiener Klassik), при том что конкретный музыкальный стиль, связанный с их именами, — лишь одно из течений в венской музыке эпохи классицизма, а позднее творчество Бетховена уже выходило за рамки этого направления. Связанное изначально с художественным направлением, понятие «венская классика» имело в то же время и оценочный смысл, как признание сочинений именно этих композиторов «образцовыми»
Agleam
1/1/2018, 4:42:40 AM
image
image

Лекции Михаила Казиника

Михаил Казиник в Риге. Лекция о классической музыке (1 часть)
Выступление Михаила Семёновича Казиника в Риге 17-ого октября 2010 года. Михаил Казиник рассказывает о музыке, упоминая различные эпизоды из жизни композиторов, разбор смысла фрагментов музыкальных произведений, исполняет эти фрагменты. Проще говоря, это беседа, односторонний разговор с аудиторией.

Оператор: Ojars Zarins


BonumPublicum




imageimage

1991год. На базе четвертого московского радиоканала начала вещание станция "Радио-Орфей" *

* - сообщение в Каледарике, без даты, означает, что событие произошло в день и месяц написания данного поста.
Agleam
1/2/2018, 10:12:52 PM
(Agleam @ 01-01-2018 - 02:42)
1991год. На базе четвертого московского радиоканала начала вещание станция "Радио-Орфей"

image
image

Орфей (радиостанция)

Радиостанция «Орфей» — российская государственная радиостанция. Входит в состав ФГБУ «Российский государственный музыкальный телерадиоцентр»

История
Запущена Гостелерадио СССР на ультракоротких волнах 1 августа 1960 года как «Четвёртая программа». 8 июня 1996 года была создана РС «Орфей» которой перешла частота прежней одноимённой радиостанции. Также представляет Россию в области классической музыки в ЮНЕСКО и входит в состав жюри международной премии классической музыки International Classical Music Awards (ICMA).


Радиостанция «Орфей»
Agleam
1/2/2018, 11:14:18 PM
image
image

Радио Классическая музыка

image

Слушайте Классическую музыку на Яндекс Музыка
по ссылке: Радио Классическая музыка.
Agleam
1/2/2018, 11:23:38 PM
image
imageimage1837 родился М.Балакирев (композитор)

image
Ми́лий Алексе́евич Бала́кирев
Ми́лий Алексе́евич Бала́кирев (21 декабря 1836 , Нижний Новгород — 16 мая 1910, Санкт-Петербург) — русский композитор, пианист, дирижёр, педагог, глава «Могучей кучки».

Биография
Милий Балакирев родился в дворянской семье Балакиревых, сын титулярного советника Алексея Константиновича Балакирева (1809—1869).

В детском возрасте первоначальные уроки игры на фортепиано давала мать. В 10-летнем возрасте на летних каникулах его отвезли в Москву, где за 10 уроков у Александра Дюбюка он усвоил правильные приёмы фортепианной игры. В Нижнем Новгороде музыкальные занятия он продолжал у пианиста и дирижёра — Карла Эйзериха. Большое участие в его судьбе принял А. Д. Улыбышев, просвещённый дилетант, меценат, автор первой русской монографии о Моцарте.

Окончив Нижегородский дворянский институт (1849—1853), он два года (1853—1855) состоял вольнослушателем на математическом факультете Казанского университета. В Казанском университете, на математическом факультете, Балакирев пробыл менее двух лет, живя, главным образом, на скудные средства от уроков музыки. В Казани Балакиревым написаны: фортепианная фантазия на мотивы из «Жизни за Царя», первый романс: «Ты пленительной неги полна» (1855) и концертное Allegro.

В 1855 году Балакирев уехал вместе с Улыбышевым в Петербург, где встретился с М. И. Глинкой, который убедил молодого композитора посвятить себя сочинению музыки в национальном духе. Серьёзным музыкальным образованием Балакирев обязан главным образом самому себе. В 1855 году впервые выступил перед петербургской публикой в качестве виртуоза-пианиста.

скрытый текст
Вместе с Г. Я. Ломакиным 18 марта 1862 года основал «Бесплатную музыкальную школу», состоявшую под императорским покровительством. Эта школа на первых порах своего существования развернула оживлённую деятельность. В концертах, устраиваемых школой, вокальными, хоровыми пьесами дирижировал Ломакин, а оркестровыми — Милий Балакирев. В 1866 году Милий Балакирев был приглашен в Прагу — заведовать постановкой опер Михаила Глинки «Жизнь за Царя» и «Руслан и Людмила», которые были даны под управлением Балакирева и благодаря его настойчивости и неустанной энергии имели огромный успех, в особенности «Руслан и Людмила».

С осени 1867 года до весны 1869 Милий Балакирев дирижировал симфоническими концертами Императорского русского музыкального общества (в 1867 году вместе с Берлиозом), в которых, по преимуществу, исполнялись сочинения Берлиоза и Листа, а также оркестровые сочинения русских композиторов: Римского-Корсакова, Бородина, Мусоргского и других. Н. Рубинштейн пригласил его в Московскую консерваторию, однако Балакирев посчитал, что не может занимать место профессора, не имея для того достаточно систематизированных музыкальных знаний, «а всё, что знает, усвоил из музыкального навыка и по догадке».

28 января 1868 года после отказа Ломакина от управления музыкальной школой Милий Балакирев, как один из её учредителей, принял на себя этот труд и в качестве директора заведовал школой до осени 1874 года. В 1870-х годах Балакирев был отстранён от руководства симфоническими собраниями РМО в Петербурге, отошёл от музыкальных занятий и 6 июля 1872 года начал работать рядовым служащим в магазинной конторе Варшавской железной дороги. В это время он готовился уйти в монастырь, но стараниями священника Ивана Верховского остался в миру. Возвращение к музыкальным и общественным делам произошло только в конце 1870-х годов. В 1881 году он вновь возглавил музыкальную школу. Стал вегетарианцем.

В 1883 году Балакирев был назначен заведовать придворной певческой капеллой. Балакирев все музыкальное дело певческой капеллы сосредоточил в своих руках, им была разработана программа научных классов, а в помощники он пригласил к себе Николая Римского-Корсакова, занимавшего должность инспектора музыкальных классов. При Балакиреве здание певческой капеллы перестраивается заново, оно приобретает изящный внешний вид с роскошными залами и обширными помещениями для учащихся. Особое внимание Балакирев уделил развитию оркестрового класса при капелле. Это оказало благотворное влияние на певцов капеллы, которые вследствие потери голоса должны были прекратить свои занятия в хоре. Им предоставлялась возможность нового заработка, так как они оставались в привычной для них среде, и отпадала необходимость в поиске себе занятий в какой-либо другой, чуждой для них специальности


Музыка
Композиторская деятельность Балакирева, хотя не обширна, но весьма почтенна. Он написал несколько оркестровых, фортепианных и вокальных сочинений, из которых особенно выделяются следующие: оркестровая музыка к королю Лиру (1860 год), состоящая из увертюры и антрактов; увертюра на чешские темы (1856); две увертюры на русские темы, из которых первая сочинена в 1857 году, а вторая, под названием «Русь», написана в 1862 году на открытие памятника тысячелетия России в Новгороде; увертюра на испанскую тему; симфоническая поэма «Тамара» (на текст Лермонтова), исполненная впервые в 1882 году (в концерте Бесплатной музыкальной школы). Из фортепианных сочинений, Балакирева известны: две мазурки (As-dur и h-moll), скерцо, фантазия «Исламей» на восточные темы (1869). Виртуозная пьеса «Исламей» относится к самым технически трудным произведениям фортепианной музыки. Она вдохновила Мориса Равеля при создании цикла «Ночной Гаспар». Так про «Скарбо» Равель говорил, что специально хотел сочинить пьесу ещё более трудную, чем «Исламей» Балакирева.

скрытый текст
Балакиревым переложены для фортепиано в две руки «Марш Черномора» из оперы «Руслан и Людмила», «Песня жаворонка» Глинки, увертюра (вступление) ко второй части «La Fuite en Egypte» сочинения Берлиоза, каватина из квартета Бетховена (ор. 130), «Арагонская хота» Глинки. В четыре руки: «Князь Холмский», «Камаринская», «Арагонская хота», «Ночь в Мадриде» Глинки.

Из вокальных сочинений Балакирева большой популярностью пользуются романсы и песни («Золотая рыбка», «Приди ко мне», «Введи меня, о ночь, тайком», «Исступление», «Взошёл на небо месяц ясный», «Слышу ли голос твой», «Еврейская мелодия», «Грузинская песня» и проч.) — числом 20 (по другим данным 43. Видимо, основная часть текста — прижизненная, составленная в промежутке между 1882 и 1895 годами.)

Среди других неупомянутых произведений — 2 симфонии (1897; 1908), Сюита для оркестра (1909 — закончена С. Ляпуновым), 2 фортепианных концерта (1855; 1910 — закончен С. Ляпуновым, большое количество фортепианных произведений: соната, мазурки, ноктюрны, вальсы и т. д. Весьма ценным вкладом в область русской музыкальной этнографии является «Сборник русских народных песен», изданный Балакиревым в 1866 году (всех песен 40).

Дарование М. А. Балакирева особенно проявилось в первых его произведениях и в тонком понимании оркестровки; музыка Балакирева своеобразна, богата в мелодическом отношении (музыка к королю Лиру, романсы) и весьма интересна и красива в гармоническом. Систематического курса Балакирев никогда не проходил. Значительнейшими музыкальными впечатлениями Балакирева за все это время были фортепианный концерт (e-moll) Шопена, слышанный им от одной любительницы ещё в детстве, позже — трио «Не томи родимый» из «Жизни за Царя» Глинки. Этим композиторам он остался верен всю жизнь. Большое впечатление произвел на него И. Ф. Ласковский, как пианист и композитор. Участие в музыкальных ансамблях и особенно изучение партитур и дирижирование оркестром в доме Улыбышева сильно подвинуло его музыкальное развитие. К этому времени относятся и первые попытки к сочинению: септет для фортепиано, смычковых инструментов, флейты и кларнета, остановившийся на первой части, написанной в духе очень нравившегося ему фортепианного концерта Гензельта, и фантазия на русские темы для фортепиано с оркестром, тоже оставшаяся незаконченной. Рукописный эскиз её (1852) хранится в публичной библиотеке в Санкт-Петербурге.

Балакирев, Милий Алексеевич
Agleam
1/4/2018, 12:06:40 AM
image
imageimage . 1890 Премьера балета П.И.Чайковского "Спящая красавица"

image

Чайковский. Балет «Спящая красавица»

image
Всего фото в этом сете: 10. Нажмите для просмотра.


Балет-феерия в 3 актах (с прологом и апофеозом).

Композитор П. Чайковский, сценаристы (по сказкам Ш. Перро) И. Всеволожский и М. Петипа, балетмейстер М. Петипа, художники Г. Левот, И. Андреев, К. Иванов, М. Шишков, М. Бочаров, дирижер Р. Дриго.

Премьера состоялась 3 января 1890 года в Мариинском театре.

Действующие лица:
Король Флорестан XIV
Королева
Принцесса Аврора, их дочь
Принц Шери
Принц Шарман
Принц Флер де Пуа
Принц Фортюне
Каталабют, старший дворецкий короля Флорестана
Принц Дезире
Фея Сирени
Добрые феи: Фея Канареек, Фея Виолант (неистовая), Фея Крошек (рассыпающая хлебные крошки), Фея Кандид (чистосердечная), Фея Флер де Фарин (фея цветущих колосьев)
Карабос, злая фея
Дамы, сеньоры, пажи, охотники, слуги, духи из свиты фей и др.
Действие происходит в сказочной стране в сказочные времена с промежутком сто лет.

Пролог. Зал дворца короля Флорестана XIV. Здесь празднуются крестины принцессы Авроры. Приглашены волшебницы-феи, каждая из них одаривает свою крестницу различными душевными качествами. Однако не успевает подойти к колыбели главная крестная мать, фея Сирени, как с шумом в зал врывается самая злая и могущественная во всей стране фея Карабосс. Ее забыли пригласить, и она в ярости! Напрасно Король и королева умоляют ее простить ошибку оберцеремониймейстера Каталюбюта. Карабосс лишь насмехается над ними. «Чтобы счастье принцессы, которым ее одарили мои сестры, никогда не прерывалось, она заснет вечным сном, как только уколет себе палец». С этими словами злая фея произносит магические заклинания. Веселье торжествующей Карабосс и ее безобразной свиты прерывает фея Сирени. Она предрекает Авроре не вечный, а лишь длительный сон. «Настанет день, придет принц и разбудит тебя поцелуем в лоб». Взбешенная Карабосс исчезает, а остальные феи окружают колыбель.

скрытый текст
«Спящая красавица» в Мариинском театре
1. Авроре исполнилось 20 лет. Начало праздника в дворцовом парке омрачено сценой с поселянками. У них обнаружены запрещенные вблизи дворца иголки. Король хочет их сурово наказать, но стоит ли портить торжество? Общее веселье, танцы крестьян. Выход Авроры. Она танцует с четырьмя женихами, не отдавая никому из них предпочтения. Все любуются юной принцессой. Аврора замечает старуху с веретеном, с любопытством выхватывает его из ее рук и, размахивая им, продолжает танец. Внезапная боль от укола веретена пугает принцессу. Она мечется из стороны в сторону и затем падает бездыханная. Все в ужасе. Старуха скидывает плащ — это торжествующая Карабосс. Напрасно женихи обнажают шпаги, фея исчезает. Фонтан в глубине сцены освещается магическим светом, появляется фея Сирени. По ее указаниям принцессу уносят в замок, следом идут придворные. Волшебница взмахивает палочкой, и все застывает. Кусты сирени закрывают замок, подвластные фее существа сторожат его покой.

2. Прошло сто лет. На берегу широкой реки охотится принц Дезире. Во время завтрака на природе его свита развлекается. Стрельба из лука, танцы. Принц устал и велит продолжать охоту без него. На реке появляется роскошная ладья. Из нее выходит фея Сирени — крестная мать Принца. Дезире признается ей, что его сердце свободно. По знаку палочки феи в скале видна спящая Аврора. Вместе с подругами призрак принцессы появляется на сцене. Своими танцами они пленяют юношу. Принц восхищен, но тень ускользает от него и исчезает в скале. Дезире умоляет фею Сирени указать ему, где найти это небесное существо. Они садятся в ладью и плывут. Пейзаж становится все более диким (панорама). В свете луны появляется таинственный замок. Фея ведет Принца через закрытые ворота, видны спящие кони и люди. Слышна тихая музыка.

Замок спящей красавицы. Слой пыли и паутина покрывают комнату, где в окружении родителей и свиты спит Аврора. Как только Дезире целует в лоб Принцессу, все меняется. Исчезает пыль веков, в камине вспыхивает огонь. Принц умоляет проснувшегося отца согласиться на брак с его дочерью. «Такова ее судьба», — отвечает Король и соединяет руки молодых.

«Спящая красавица» в Мариинском театре
3. Свадьба Авроры и Дезире. Эспланада дворца Флорестана. Выход Короля, Королевы, новобрачных со свитой и фей Бриллиантов, Золота, Серебра и Сапфиров. В большом полонезе шествуют герои волшебных сказок. Здесь Синяя борода и его жена, Кот в сапогах, маркиз де Карабас, Златокудрая красавица и принц Авенан, Ослиная кожа и принц Шарман, Красавица и Зверь, Золушка и принц Фортюне. Следом идут Голубая птица и принцесса Флорина, Белая кошечка, Красная шапочка и Волк, Принц Хохлик и принцесса Эме, Мальчик с пальчик и его братья, Людоед и Людоедка, фея Карабосс на тачке, везомой крысами, а также добрые феи во главе с феей Сирени. Большой дивертисмент, где танцуют феи и сказочные персонажи. Па-де-де Авроры и Дезире. Финальная общая кода.

Апофеоз.

* * *

Инициатива появления на петербургской сцене балета по известной сказке Перро исходила от директора Императорских театров Ивана Всеволожского. Этот вельможа был европейски образован, сочинял пьесы, недурно рисовал, получил неплохое музыкальное образование. В августе Чайковский получил подробный сценарий будущего балета, который пришелся ему по душе. Сценарий, во многом совпадавший с приведенным выше окончательным либретто, во многих деталях выгодно отличался от сказки Перро: появились новые персонажи, сценически выгоднее обрисовывались места действия. Авторами сценария (он был без подписи) являлись Мариус Петипа и, вероятно, сам директор.

В феврале 1889 года Петипа переслал Чайковскому подробный план-заказ пролога и всех трех актов. В этом удивительном документе с точностью до числа тактов была расписана желаемая музыка. Поражает, как детально видел маститый хореограф свой спектакль, еще не слыша ни одной музыкальной фразы, не сочинив ни одного движения. Например, реакция Авроры на укол описывалась следующим образом: «2/4, быстро. В ужасе она больше не танцует — это не танец, а головокружительное, безумное движение словно от укуса тарантула! Наконец, она падает бездыханной. Это неистовство должно длиться не более чем от 24 до 32 тактов». Чайковский, выдержав формально все указания хореографа, создал уникальное сочинение, «подняв планку» балетной музыки на многие годы вперед.

«Спящая красавица» в Мариинском театре
На обложке программы, выпущенной к премьере, было написано: «Содержание заимствовано из сказок Перро». Во-первых, сознательно не указывалось, кем заимствовано, то есть, кто автор или авторы сценария. Лишь позднее стало указываться соавторство Петипа и Всеволожского (последнему принадлежали и эскизы костюмов спектакля, что также, видимо, следовало знать лишь посвященным). Во-вторых, среди действующих лиц финального акта фигурируют герои сказок не только Перро (от известного «Кота в сапогах» до «Ослиной шкуры» и «Рике с хохолком»), но и мадам д'Онуа (Голубая птица и принцесса Флорина, Златовласая красавица, принц Авенан) и Лепренс де Бомон (Красавица и чудовище).

Заняты были все лучшие силы труппы. Аврору танцевала Карлотта Брианца — одна из итальянских балерин, которые служили в 1890-х годах по контракту в Мариинском театре, и на долю которых выпало исполнение ведущих партий в балетах Чайковского и Глазунова. Дезире — Павел Гердт, фея Сирени — Мария Петипа, Карабосс — Энрике Чеккетти (итальянский артист, балетмейстер и педагог, виртуозно исполнявший также партию Голубой птицы). Оценки премьеры «Спящей красавицы» оказались различными. Записные балетоманы ворчали, что музыка «непригодна для танцев», что балет — «сказка для детей и старичков». Однако театр заполняли иные зрители, знающие и любящие музыку Чайковского по его операм и симфоническим сочинениям. За первые два сезона балет прошел около 50 раз.

* * *

«Роскошный сочный балет „Спящая красавица" имеет в развитии русского балета то же значение, что „Руслан и Людмила" в опере» (Борис Асафьев). Благодаря музыке Чайковского «детская» сказка стала поэмой о борьбе добра (фея Сирени) и зла (фея Карабосс). При этом по своему настроению «Спящая красавица» уникальна в творчестве композитора. Балет, написанный между пятой симфонией и «Пиковой дамой» — сочинениями полными рокового начала и сгущенного драматизма, полон света и лирики. Недаром «Спящую красавицу» называют балетным символом Петербурга. Злоба и зависть любой Карабосс ничтожны перед ирреальным светом белых ночей, напоенных запахом сирени.

«Спящая красавица» в Мариинском театре
Музыкальный материал отдельных номеров развит в широкое симфоническое полотно. Пролог монументален и торжественен. Первое действие — действенный, драматический центр балета. Второе — романтическая лирика, особенно впечатляющая в развернутых музыкальных антрактах. Финальный акт — праздник торжествующей радости. Знаменитые вальсы Чайковского в «Спящей красавице» разноплановы — от танцующих фей в прологе к обширному праздничному пейзанскому вальсу и короткому вальсовому эпизоду танца Авроры с веретеном. Известно, что великолепная музыка балета вышла далеко за рамки сценических подмостков. Лучшие дирижеры исполняют ее в концертах, записывают на аудиодиски. Недаром всегда недовольный собой композитор написал в письме другу: «„Спящая красавица" — едва ли не лучшее из всех моих сочинений».

Стройный по архитектонике балет поражает великолепием разнообразных хореографических красок. При этом конструкции актов художественно продуманы. Вначале недлинный пантомимный эпизод (вязальщицы в первом акте) или жанровый танец (охота Дезире). Далее следует обширный танцевальный фрагмент (секстет фей в прологе, крестьянский вальс первого акта, придворные танцы во втором). И, наконец, танцевальный классический ансамбль (па д'аксьон) — Аврора, танцующая с четырьмя женихами, или сцена нимф. Заметим в скобках, что эту сцену соблазна Дезире ошибочно называют «танцами нереид». Такого названия не было, да и не могло быть у Петипа, ибо он знал, что нереиды «водятся» только в море, а не на берегу реки. В последнем акте изобретательный гений Петипа ослепляет зрителей причудливым узором разноплановых танцев, вершина которых — торжественное па-де-де героев.

Как всегда в центре всякого спектакля Петипа — балерина. Хореографический образ Авроры характеризуется мастерским отбором движений и в то же время редкой пластической выразительностью в динамике сюжетных коллизий. Юная девушка, светло и наивно воспринимающая окружающий мир, в первом акте. Манящий призрак, вызванный из многолетнего сна феей Сирени, во втором. Счастливая принцесса, нашедшая своего суженого, в финале. Петипа недаром считали мастером женских вариаций. В «Спящей красавице» это — танцевальные портреты добрых фей. По традиции мужские образы, за исключением Голубой птицы, менее впечатляют. Хореограф не счел нужным, например, придать женихам Авроры какую-либо танцевальную характеристику, кроме поддержек желанной принцессы. В целом «Спящую красавицу» Петипа — Чайковского называют «энциклопедией классического танца».

«Спящая красавица» в Мариинском театре
Сценическая жизнь спектакля в Мариинском театре активно продолжилась и в XX веке. В 1914 году было решено заменить оригинальную сценографию, это было поручено известному художнику Константину Коровину. В 1922/23 годах, когда после бурных революционных лет потребовалось капитально «отремонтировать» балет, изменения коснулись уже хореографии. Во втором акте Федор Лопухов восстановил симфонический антракт, сочинил, пропущенные Петипа придворные танцы на охоте и картину «Сон», отредактировал некоторые сцены финального акта. Почти все из этого в дальнейшем стало представляться неотрывным от хореографии Петипа.

В послевоенные годы показалось, что великолепие «Спящей красавицы» потускнело. В 1952 году Константин Сергеев осуществил капитальную хореографическую и режиссерскую редакцию старинного балета, «направленную на более полное и глубокое раскрытие идейно-художественного замысла композитора и постановщика». Танцевально усложнились образы феи Сирени, которая рассталась с туфлями на каблуках и волшебным жезлом, и Дезире, который получил новые вариации во втором и третьем актах. Заново поставлены некоторые номера: выход фей в прологе, фарандола второго акта, шествие персонажей и секстет фей в последнем акте. Восхищение вызывали стильные декорации и костюмы Симона Вирсаладзе.

В 1999 году Мариинский театр решился на, казалось бы, безумную идею — реконструировать «Спящую красавицу» образца 1890 года. К этому времени стала доступной коллекция бывшего главного режиссера дореволюционного Мариинского театра Николая Сергеева, хранящаяся ныне в Гарвардском университете. Балетмейстер-постановщик реконструкции Сергей Вихарев писал: «Когда я познакомился с записями Николая Сергеева, стало ясно, что „Спящая красавица" поддается реставрации в максимально приближенном к оригиналу Петипа виде. Балет записан во всех компонентах: полностью расписана пантомима, география движений персонажей по сцене. И главное — танцевальные комбинации...».

«Спящая красавица» в Мариинском театре
Декорации и костюмы были реставрированы по материалам петербургских музеев. Спектакль получился празднично ярким, настоящим «грандиозным пиршеством» для глаз, однако достаточно противоречивым.

Сценическая история «Спящей красавицы» за границей началась в 1921 году в Лондоне. Дягилев решил показать Европе образец той старой петербургской школы, которая сформировала фундамент его труппы. Декорации и костюмы (более 100!) для роскошной постановки были заказаны знаменитому Льву Баксту. Правда, с творчеством Чайковского и Петипа Дягилев обращался по-своему. Он вычеркнул из партитуры все, что казалось ему скучным, и дополнил ее другой музыкой того же композитора. Кое-что он попросил переоркестровать Игоря Стравинского.

Хореографию показал труппе Николай Сергеев, однако затем Бронислава Нижинская дополнила ее новыми номерами. Самый известный из них — «Танец трех Иванов» — венчал дивертисмент сказок. Премьеру танцевали петроградская гастролерша Ольга Спесивцева и бывший премьер Мариинского театра Петр Владимиров. На роль Карабосс Дягилев пригласил Карлотту Брианца — первую исполнительницу партии Авроры в 1890 году. Труппе, несмотря на 105 представлений, не удалось оправдать колоссальные расходы. Инвестор забрал всю сценографию в счет долга, а Бакст получил свой гонорар лишь через суд.

Времена больших сюжетных балетов на Западе наступили позже. Ныне большинство крупных балетных компаний имеют в своем репертуаре «Спящую красавицу» в весьма разных сценических и хореографических редакциях.

А. Деген, И. Ступников

____________________________________________________________________________________
____________________________________________________________________________________

«Спящая красавица» в Мариинском театре
История создания
Директор императорских театров И. Всеволожский (1835—1909), поклонник творчества Чайковского, высоко оценивший «Лебединое озеро», в 1886 году попытался заинтересовать композитора новой балетной темой. Он предложил сюжеты «Ундины» и «Саламбо». Композитор, работавший тогда над оперой «Чародейка», от «Саламбо» сразу же отказался, но «Ундина» его заинтересовала: на этот сюжет была написана ранняя опера, и Чайковский был не прочь к нему вернуться. Он даже попросил брата Модеста, известного либреттиста, заняться сценарием. Однако представленный М. Чайковским (1850—1916) вариант был отвергнут дирекцией театров, а Всеволожским овладел другой замысел — создать пышный спектакль в стиле балетов при дворе Людовика XIV с кадрилью из сказок Перро в дивертисменте последнего акта. 13 мая 1888 года он писал Чайковскому: «Я задумал написать либретто на «La belle au bous dormant» по сказке Перро. Хочу mise en scene сделать в стиле Louis XIV. Тут может разыграться музыкальная фантазия и можно сочинять мелодии в духе Люлли, Баха, Рамо и пр. и пр. Если мысль Вам по нутру, отчего не взяться Вам за сочинение музыки? В последнем действии нужна кадриль всех сказок Перро — тут должны быть и кот в сапогах, и мальчик с пальчик, и Золушка, и Синяя борода и пр.». Сценарий был написан им самим в тесном содружестве с М. Петипа (1818—1910) по сказке Шарля Перро (1628—1697) «Красавица спящего леса» из его сборника «Сказки матушки Гусыни, или Истории и сказки былых нравов с поучениями»(1697). Получив его во второй половине августа, Чайковский, по его словам, был очарован и восхищен. «Это мне вполне подходит, и я не желаю ничего лучшего как написать к этому музыку», — отвечал он Всеволожскому.

Светлана Захарова. «Спящая красавица» в постановке Григоровича, Большой театр / фото Дамира Юсупова
Чайковский сочинял увлеченно. 18 января 1889 года он закончил наброски пролога и двух действий, над третьим работа шла весной и летом, частично — во время большого путешествия, предпринятого композитором по маршруту Париж — Марсель — Константинополь — Тифлис (Тбилиси) — Москва. В августе он уже заканчивал инструментовку балета, который с нетерпением ожидали в театре: там уже шли репетиции. Работа композитора протекала в постоянном взаимодействии с великим хореографом Мариусом Петипа, составившим целую эпоху в истории русского балета (он служил в России с 1847 года до самой кончины). Петипа предоставил композитору подробный план-заказ. В результате возник совершенно новый по музыкальному воплощению тип балета, далеко отстоящий от более традиционного в музыкально-драматургическом плане, хотя и прекрасного по музыке «Лебединого озера». «Спящая красавица» стала подлинной музыкально-хореографической симфонией, в которой музыка и танец слиты воедино.

«Каждый акт балета был как часть симфонии, замкнут по форме и мог существовать отдельно, — пишет известный исследователь балета В. Красовская. — Но каждый выражал и одну из сторон общей идеи, а потому, как часть симфонии, мог быть вполне оценен лишь в связи с другими актами. Сценическое действие «Спящей красавицы» внешне повторяло план сценария. Но рядом с кульминациями сюжета и, по сути, тесня их, возникали новые вершины — музыкально-танцевального действия.... «Спящая красавица» — одно из выдающихся явлений в истории мировой хореографии XIX века. Это произведение, наиболее совершенное в творчестве Петипа, подводит итог трудным, не всегда успешным, но упорным поискам хореографа в области балетного симфонизма. В известной мере оно подытоживает и весь путь хореографического искусства XIX века...»

«Спящая красавица» в постановке Григоровича, Большой театр / фото Дамира Юсупова
Премьера «Спящей красавицы» состоялась в петербургском Мариинском театре 3 (15) января 1890 года. На протяжении XX века балет не раз ставился на многих сценах, причем в основе спектакля всегда была хореография Петипа, ставшая классической, хотя каждый из обращавшихся к «Спящей красавице» балетмейстеров вносил что-то от своей индивидуальности.

Музыка
Несмотря на то, что «Спящая красавица» — французская сказка, музыка ее, по стихийной эмоциональности и проникновенной лиричности, глубоко русская. Ее отличает одухотворенность, светлая романтика, ясность и праздничность. По своему характеру она близка одной из оперных жемчужин Чайковского — «Иоланте». В основу музыки легло противопоставление и симфоническое развитие тем Сирени и Карабос как антитезы Добра и Зла.

Большой вальс I акта — один из ярчайших номеров балета. Знаменитая музыкальная Панорама II акта иллюстрирует путь волшебной ладьи. Музыкальный антракт, соединяющий первую и вторую картины II акта, — соло скрипки, интонирующей прекрасные мелодии любви и грез. Нежному звучанию скрипки отвечают гобой и английский рожок. В III акте Pas de deux Авроры и принца — большое Адажио, звучащее как апофеоз любви.

Л. Михеева

https://www.belcanto.ru/ballet_sleepingbeauty.html

image

" Спящая красавица ". Кремлевский балет.

kremlinballet


Agleam
1/4/2018, 12:13:55 AM
image
imageimage . 1941 Премьера "Симфонических танцев" С.В.Рахманинова

image


Рахманинов. Симфонические танцы

Состав оркестра: 2 флейты, флейта-пикколо, 2 гобоя, английский рожок, 2 кларнета, бас-кларнет, саксофон, 2 фагота, контрафагот, 4 валторны, 3 трубы, 3 тромбона, туба, литавры, треугольник, бубен, малый барабан, тарелки, большой барабан, тамтам, ксилофон, колокольчики, колокола, арфа, фортепиано, струнные.

История создания
Сергей Васильевич Рахманинов / Sergei Rachmaninoff

Симфонические танцы создавались Рахманиновым в очень трудное время, на новом жизненном переломе. За несколько лет, прошедших в эмиграции, у него сложился определенный годовой ритм с гастролями по миру, с непременным летним отдыхом. Начиная с 1931 года, семья проводила лето на вилле «Сенар» в Швейцарии, на берегу Фирвальдштедтского озера. Здесь Рахманинов не только отдыхал от напряженного гастрольного сезона, но и работал над новыми сочинениями. Однако в 1939 году вторжением фашистских войск в Польшу началась Вторая мировая война. Франция, связанная с Польшей договором, объявила о вступлении в нее. За десять дней до начала войны супруги Рахманиновы успели уехать из Европы. Во Франции осталась дочь Татьяна, всякая связь с которой довольно быстро прервалась. Впервые за много лет следующий концертный сезон Рахманинова стал чисто американским: выехать в Европу было невозможно, и его концерты проходили в городах США и Канады.

скрытый текст
Лето 1940 года композитор провел недалеко от Нью-Йорка, в Хантингтоне — местечке, расположенном на острове Лонг-Айленд, на берегу морского залива. Здесь, одолеваемый мыслями о дочери, оставшейся в оккупированном немцамиПариже, о судьбе Европы, о будущем, он с огромным напряжением, в небывало короткий срок создал свое последнее симфоническое сочинение, которое первоначально назвал Фантастическими танцами, а позднее, в письме от 28 августа 1940 года, — Симфоническими танцами. «Не могу забыть, что это была за работа, — вспоминала жена композитора. — Мы жили тогда на берегу моря, на даче недалеко от Нью-Йорка. В 8 часов утра Сергей Васильевич пил кофе, в 8 с половиной садился за сочинение. С 10 часов он играл два часа на фортепиано, готовясь к предстоящему концертному сезону. С 12 часов до часа опять работал над Танцами. В час дня завтракал и ложился отдыхать, а затем с 3 часов дня с перерывом на обед работал над сочинением до 10 часов вечера. Он непременно хотел кончить Танцы к началу концертного сезона. Намерение свое Сергей Васильевич выполнил; все это время я мучилась, наблюдая за ним. Вечерами глаза его отказывались служить из-за этой работы, когда он своим мелким почерком писал партитуру. Да и после было много работы во время его поездок по концертам. На каждой большой станции, где мы останавливались, его ждали корректурные оттиски Симфонических танцев, и Сергей Васильевич немедленно садился за корректуру этих зеленых листов с белыми нотами. Как это утомляло его глаза! Корректировал он до и после очередного концерта».

В этом последнем оркестровом произведении великого композитора явно заложены элементы автобиографичности. Первоначально он собирался дать частям его программные названия: I — «День», II — «Сумерки», III —«Полночь», очевидно имея в виду не время суток, а стадии человеческой жизни, причем не с начала ее, а с пика жизненных сил. Однако в окончательной редакции он решил отказаться от каких бы то ни было программных объяснений.

Симфонические танцы Рахманинов посвятил Филадельфийскому симфоническому оркестру и его руководителю Юджину Орманди. Первое их исполнение состоялось 3 января 1941 года в Филадельфии. В России Симфонические танцы прозвучали впервые 25 ноября 1943 года в Москве под управлением Н. Голованова.

Музыка
Первая часть с оригинальным определением темпа — Non allegro — начинается четким ритмом в пианиссимо скрипок, на фоне которого мелькает краткий, всего из трех звуков, мотив у английского рожка, повторяемый кларнетом, а затем спускающийся все ниже — к фаготу и бас-кларнету. Это своего рода предчувствие основных образов, которые развернутся далее. А пока вступает на фортиссимо еще одна тема — жесткая, угловатая, в отрывистых звучаниях оркестра без труб, тромбонов, тубы и ударных. Только в конце ее раздается мощный, подобный удару, аккорд с участием всех медных, поддержанный тяжким рокотом литавр. Закончилось краткое вступление. Основной образ первой части — своего рода марш-скерцо, с чертами танцевальности, с драматически экспрессивной мелодией, выросшей из начального трезвучного мотива. Его сменяет другой — лирически-пасторальный, в скромном звучании солирующих деревянных инструментов, в сплетении подголосков, живо напоминающих русские народные протяжные песни. Среди солирующих инструментов появляется саксофон с его живым, теплым и трепетным тембром. Несмотря на резкий контраст первому образу основного раздела части, лирический напев середины связан с ним интонационно. После длительного развития, в котором сталкиваются темы вступления и основного раздела, достигая огромного напряжения, оно разрешается в момент нового вступления (фортиссимо, маркато) марша-скерцо. Лишь в конце части наступает просветление. На фоне колокольного звона, имитируемого колокольчиками, фортепиано и арфой, разливается истинно русская мелодия. Тихими звучаниями, разреженной оркестровкой, постепенным угасанием завершается первая часть.

Вторая часть — Andante con moto (Tempo di valse). Это контраст первой, полной драматизма части. Постепенно, словно исподволь, преодолевая начальные грозные аккорды медных, после легких пассажей флейт, кларнетов и скрипичного соло, обрисовывающих ритмический танцевальный фон, в меланхоличном тембре английского рожка появляется тема вальса. Она переходит от одного инструмента к другому, длительно распевается скрипками, становится все более эмоциональной, трепетной и взволнованной. Музыка полна томления, словно в неясных грезах проносятся в ней отзвуки интонаций первой части, появляются трепетные, полетные мотивы. К концу части нарастает драматизм, появляются беспокойство, тревога. Почти исчезает вальсовое движение: размер сменяется на 6/8, временами перебиваемый 9-дольными тактами. Часть заканчивается рядом затихающих аккордов.

Третья часть — самая масштабная — это драматургический центр всего произведения. Ее открывает мощный аккорд, после которого слышатся скорбные нисходящие мотивы. Несколько тактов вступления (Lento assai) приводят к стремительному движению основного раздела — мрачного, зловещего и в то же время причудливо-скерцозного характера, проникнутого ужасом перед страшным видением смерти. Не случайно этот раздел начинается неустойчивыми, разорванными звучаниями и мерными ударами колоколов. Двенадцать ударов словно отсчитывают последние мгновения перед полночью, после чего начинается жуткий шабаш. Звучат странные шорохи, колокольные удары, страшные стенания. Скорбные интонации обезличиваются, превращаются в суетливый бег. И в этом беге выделяется тема суровая, собранная, решительная — подлинный знаменный роспев, использованный Рахманиновым в свободной ритмической трактовке. В мельканиях отдельных безликих мотивов нисходящие мотивы вступления, вновь появляющиеся в общем музыкальном потоке, постепенно приобретают сходство с напевом Dies irae — мрачным погребальным хоралом. И вот уже это сходство настойчиво подчеркивается, причем заупокойный напев приобретает черты нарочито залихватской пляски в вызывающей оркестровке: у флейты и флейты-пикколо в предельно высоком регистре с сопровождением деревянного, словно стук костей, тембра ксилофона. Сменяют друг друга разные эпизоды — волевые, лирические, мужественные и зловещие. Происходит борьба разных сил, все более усиливается противостояние, которое приводит к победе волевого, мужественного начала.

Л. Михеева

https://www.belcanto.ru/rachmaninov_dances.html

image

Рахманинов - "Симфонические танцы". Дирижирует В. Гергиев

ZemljaZarnetskaja



К 140-летию со дня Рождения Сергея Рахманинова.
"Симфонические танцы"
Произведение Сергея Рахманинова "Симфонические танцы" исполняет Симфонический оркестр Мариинского театра.
Дирижер Валерий Гергиев.
Agleam
1/4/2018, 11:43:43 PM
image
image

Цикл передач о музыке, в том числе и о классической, от Первого образовательного канала. Первая передача об Античной музыке.

Образование для всех


Agleam
1/4/2018, 11:48:18 PM
image
image

Интересное и поучительное творение Стивена Фрая

Стивен Фрай
Неполная и окончательная история классической музыки

БЛАГОДАРНОСТИ


Я хотел бы поблагодарить Роджера Льюиса, директора-распорядителя радиостанции «Классик FM», за предоставленные мне возможность и время работать над «Неполной и окончательной историей» и за его постоянное содействие, равно как и Даррен Хенли — за оригинальную идею и большую поддержку.

Кроме того, что касается сотрудников «Классик FM», я очень благодарен Кэти Джаксон за всю ее помощь, а также Гилесу Пирману и Джо Уилсону.

Огромное спасибо моему выпускающему редактору Эмме Мариотт, от которой я при осуществлении этой идеи изо дня в день не видел ничего, кроме поддержки и ободрения. Я хотел бы также поблагодарить литературную сотрудницу Кристин Кинг и художников Шона Гаррехи и Джонатана Бейкера.

И наконец, большое спасибо и множество слезливых поцелуев вам — Сиобан, Милли, Дейзи и Финн, позволившим мне провести так много времени в вашей «норе». Примите мою любовь и благодарность.

ПРЕДИСЛОВИЕ

скрытый текст
Обыденность и возвышенность. Вот в чем вся соль.

Уверяют, будто Иоганн Себастьян Бах сказал однажды: «Играть на любом музыкальном инструменте очень легко: все, что для этого требуется, — нажимать в нужное время на нужную клавишу, а играть он будет сам». До некоторой степени я с ним согласен. Я совершенно уверен, что смог бы освоить технику, необходимую, чтобы справиться, ну, скажем, с блок-флейтой или губной гармошкой. Я мог бы, наверное, зажимать нужные отверстия и, как знать, по прошествии недолгого времени сумел бы изобразить «Чижика-пыжика». А вот с чем я почти наверняка не совладал бы, так это с происходящим задолго до и после того, как прикасаешься к клавише фортепиано или закрываешь отверстие блок-флейты. То, о чем говорят: «Не просто играйте, играйте вот так». А потом: «И чтобы вот такая была фразировка». А иногда еще: «И старайтесь добиться такого звучания ноты, чтобы слушатель подсознательно возвращался к той части мелодии, которую слышал три такта назад». Все это внушает мне мысль, что лучше бы Бах не молол языком, а держал его за зубами.

Греки, вот те понимали, что к чему. У них было девять муз, и каждая отвечала за определенную часть «mousike» — то есть музы занимались не одним только пением да танцами, но всеми областями искусства, науки и учености вообще. Потому и слова вроде «музыка», «музей» (и даже «мистерия») имеют изначальное отношение к деятельности муз. Иногда я гадаю, не это ли знание и внушает мне столь великий страх перед музыкой.

Когда я учился в школе, то больше всего сожалел о своей неспособности изобразить хотя бы пару нот в порядке, о котором можно было сказать, что он смахивает на мелодию. Одну? Пожалуйста, одну я мог издать ничуть не хуже других, возможно, не самую лучшую и, надо признать, порой привлекавшую ко мне пристальное внимание представителей животного мира, но тем не менее ноту. Сложности возникали, лишь когда мне предстояло изобразить две ноты и более — подряд, да еще в виде мелодии. Серьезные, вообще-то, сложности, поскольку мне тут же приказывали заткнуться, не лезть и даже рта не разевать якобы в пении. Не таилось в моей музыке волшебства, способного «смирять свирепосердых».

И потому еще в раннем возрасте я принял решение оставить музыку знатокам — тем, кто умеет с ней поладить. У них это вроде бы получалось, и неплохо. А кроме того, существовал один род музыкальных занятий, в котором я достиг выдающегося мастерства. Думаю, не будет чрезмерной нескромностью, если я скажу, что многие считали меня ранним, обещающим далеко пойти дарованием. И действительно, временами я показывал в этой музыкальной дисциплине такие успехи, что не раз и не два задумывался — не стать ли мне профессионалом по этой части. Сфера деятельности, о которой я говорю и в которой считаю себя отвечающим олимпийским стандартам, есть не что иное, как… слушание музыки.

Слушание классической музыки. Я мог предаваться ему, говоря словами Вольтера, «jusqu’à се que les vaches viennent à la maison». И ax как это верно. Больше всего любил я слушать Моцарта и Вагнера, но и помимо них репертуар у меня имелся обширный. Впрочем, произведением, к которому я могу возвращаться и возвращаться, так и остался «Дон Жуан» — он похож на любимую прогулку, под конец которой обнаруживаешь нечто особенное, новое. Всегда обнаруживаешь нечто новое, и помногу. То же и с Вагнером. Мне давно уже удалось отделить этого довольно скверного человека от его музыки. Рихард Вагнер особой приятностью не отличался, а на его расовые и политические взгляды, и сами-то по себе не обаятельные, еще и падает тень задушевных отношений потомков композитора с Гитлером. Однако по плодам их узнаете их: произведения Вагнера, возносящие любовь превыше силы, — это такие антифашисты, что лучших и желать не приходится.

Книга эта предназначена для тех, кто любит слушать великую классическую музыку. Книга, о чем я не раз еще напомню вам на нашем пути, неполная. В ней не говорится о многом из того, о чем следовало сказать, чтобы заслужить титул «Полная и окончательная история классической музыки Стивена Фрая». В результате мы решили отказаться от этой кликухи и с присущим нам остроумием выдумали другую, которая, с одной стороны, намекает на первую и подразумевает ее, а с другой — решительно и напрочь ее отрицает. Блестяще. То был припадок гениальности, уверен, что вы со мной согласитесь. Книга наполнена также разного рода оценками — одни мои, другие не очень. Она переполнена сопоставлениями, полетами фантазии, приключениями музыкальной мысли и, по правде сказать, совершеннейшей чепухой. Собственно, там, где я имею нахальство прибегать к выдумкам, я позволяю себе вставлять значок ☺ (весёлый смайлик — прим. верст.), чтобы вы окончательно не запутались. Кроме того, опять-таки чтобы не слишком сбивать вас с толку, я поместил кое-какие мелочи — пояснения, реплики в сторону, все, что угодно, — в сноски, так что смешливый читатель может их пропускать. В итоге книга получилась очень личная, доносящая до читателя если не что-либо еще, то хотя бы часть воодушевления, с которым автор относится к ее теме. Ну и время от времени я быстрым взглядом окидываю в ней преходящие обстоятельства времени — просто чтобы понять, какие дела совершались вокруг великих композиторов, пока они, как бы это сказать, композировали. Музыка по существу своему абстрактна и не нуждается в привнесении каких-либо знаний, музыкальных или исторических, но ведь интересно же видеть, что за свершения формировали мир, в котором жили композиторы. Все, происходившее в истории, искусстве, философии и науке, оказывало на композиторов огромное влияние, и оттого по ходу книги упоминаются современные им события, одни пустяковые, другие сейсмические.

Спешу добавить, что за живое меня берут не одни только Моцарт с Вагнером. На самом деле, пока мы, готовясь к этой книге, отсиживали бесконечные, как нам представлялось, концерты и слушали записи произведений Великих Композиторов, я нередко забывал о музыке, принимаясь гадать, кем именно из них мне хотелось бы быть.

Если не считать двух моих главных любимцев, очевиднейший выбор — Бетховен. Он, может быть, ничего и не слышал — под конец жизни, то есть, — однако в способности чувствовать ему не было равных. Что привлекает меня в Бетховене, так это все та же «обыденная возвышенность». Если сможете, вообразите на миг его комнату в «Шварцшпаниерхаузе». За спиной у него виднеется старенькое фортепиано работы Графа, совершенно… ну, в общем, раздолбанное стараниями Бетховена — он колотил по клавишам с такой силой, чтобы можно было расслышать звук. Стол пообок от композитора завален бог знает чем — рядом со слуховой трубкой громоздится кипа тетрадей, исчерканных-перечерканных кривыми фразами, посредством которых гостям Бетховена приходится вести с ним беседы. Видны здесь и внушающие немалую грусть объедки, треснувшие кофейные чашки, капли свечного воска — в общем, все это похоже скорее на спальню студента, чем на жилище человека, чья гениальная музыка сделает его имя бессмертным. Все здесь обыденно, даже убого. И возвышенно.

вернуться
*

* (звёздочка)

Цитируется пьеса Уильяма Конгрива «Невеста в трауре». (Здесь и далее сноски, помеченные звёздочками, сделаны переводчиком).

Для ридеров, не отображающих специальные символы, сноски содержат дополнительные пояснения. (Примечание верстальщика).

вернуться
*

До тех пор, пока коров не загонят домой (франц.). (Примеч. переводчика).

вернуться
*

Речь идет о внуках Вагнера, которые командовали Байрёйтским фестивалем (сейчас им заправляют правнуки композитора) при Гитлере, переделывая дедушкины либретто согласно нацистскому духу. (Примеч. переводчика).

вернуться
*

Фрай цитирует Евангелие от Матфея (7:16). (Примеч. переводчика).

Бритт, сидящий во мне, случается, словно бы видит меня также и Элгаром. Ну, это птица совсем иного пошиба. Э-э, виноват, обмолвился, — полета. Помню, я видел фотографию Элгара с женой, Алисой, у их летнего дома Бричвуд-Лодж, близ Малверна. Элгар стоит чуть справа от парадной двери, руки сложены на груди в манере «раздражительного папаши», голову украшает фуражка. Алиса, похоже, смотрит, чуть наклонив голову набок, в сторону калитки и не видит ее. Почему-то этот снимок наполняет меня уверенностью, что мне понравилась бы их жизнь. Да и мысль об отце, владеющем местным музыкальным магазином, тоже не лишена приятности. Я уж и не припомню, когда именно музыкальный магазин сменил кондитерский в первой строке моего списка «Десять мистически фантастических мест, в которых я хотел бы работать, когда вырасту». Ну и то, как Элгар написал вариации «Загадка», зашифровав в них не только своих друзей, но скрыв и само происхождение главной темы, отвечает моей склонности к игре. Да, Элгар. Я мог бы быть им.

Чайковский. Ах, как мне хотелось бы пережить то, что пережил он. Картина, которую я пытаюсь себе представить, изображает Чайковского в 1893 году, когда он получал почетную степень Кембриджского университета. Поскольку места эти я хорошо знаю со студенческих лет, мне странно думать о нем, бродящем по улицам города или возвращающемся в свое временное пристанище — в Вест-Лодж, Даунинг-колледж. Человек, написавший си-бемоль-минорный фортепианный концерт, «Лебединое озеро», «Щелкунчика» и «Спящую красавицу», легко мог забрести на Риджент-стрит и смотреть на проплывавшие мимо плоскодонки, напевая последние из пришедших ему в голову идей Патетической симфонии. Впрочем, есть в этом его визите и еще пара вещей, которые не дают мне покоя. Во-Первых, он был не единственным композитором, принимавшим во время той июньской церемонии почести, — на ней собралась неплохая компания. Степени получили также Сен-Санс и Брух, и все трое дали накануне небольшой концерт. Вы только представьте. А еще — стоял июнь 1893-го. Через несколько месяцев после Кембриджа Чайковский выпил стакан зараженной холерой водопроводной воды и умер.

Брамс — вот человек, которого я очень одобряю. Каждый свой день он, живший в наемной квартире, начинал в 5 утра с чашки свежесваренного крепкого кофе. Собственно, он потому и не позволял никому варить для него кофе, что ни у кого он не получался достаточно крепким. Он усаживался с чашкой крепкого черного кофе в кресло и выкуривал хорошую сигару — в 5 утра. Таков был его излюбленный ежеутренний ритуал. И в дальнейшей жизни, когда музыка сделала его человеком очень богатым, Брамс так и жил в наемной квартире и по-прежнему наслаждался в 5 утра кофе и сигарой. Обыденное — понимаете? — уступающее место возвышенному.

И наконец, есть еще Гендель, такой же, как я, завзятый любитель трубки (конечно, у него была белая, фарфоровая, с длинным чубуком, а я предпочитаю более традиционный калабаш с круглой чашечкой). Черта, которая внушает мне в Генделе восторг, это не его гениальность или способность тронуть вас музыкой — редко отмечаемая мной в барочном композиторе, — но его аппетит. Человек двойной национальности, Гендель, похоже, способен был есть и за Англию, и за Германию сразу. Есть один знаменитый рассказ о том, как он, зайдя в английскую таверну, попросил накрыть стол на четверых. А когда к нему подошел хозяин, Гендель заказал четыре обильные порции, каковые вскоре и получил. «Когда придут ваши гости?» — спросила принесшая тарелки служанка. «Какие еще гости? — проворчал Гендель. — Давайте сюда еду и оставьте меня в покое». После чего взял да все и съел. Вот каких композиторов я люблю слушать — реальных, обыденных людей, умевших при этом создавать возвышенную музыку. Россини (столь популярный, что легко забыть, до чего он хорош) тоже был не дурак поесть. Настолько, что забросил сочинительство и отдался гурманству. Это ему мы обязаны рецептом «торнедо Россини».

* * *
«Неполная и окончательная история классической музыки Стивена Фрая», вот эта самая книга, выросла из проекта, который я осуществлял вместе с Тимом Лигоро, художественным директором популярной радиостанции «Классика FM». Прошло немало времени, наша программа обратилась в приятно тускнеющее воспоминание, и тут меня спросили, не желаю ли я поучаствовать в составлении книги, основанной на этом проекте. Разумеется, я сразу ответил отказом, заявив, что не хочу снова связываться с этими людьми и, более того, не будете ли вы так любезны напомнить мистеру Лигоро, что он задолжал мне 150 фунтов и долгоиграющую пластинку Рольфа Харриса? Однако предложение было повторено. Я отклонил его снова. И разумеется, после третьего моего отказа я услышал, что у них имеются кое-какие фотографии… и если мне не хочется, чтобы они стали всеобщим достоянием, лучше согласиться написать книгу. Ладно, сказал я, но при условии, что мне не придется ради этого прерывать другую работу. (Как-никак у меня на руках были «Блестящие», «Пантомима» для студии «Тасмания» плюс озвучка трех рекламных роликов. Не мог же я все бросить.)

Ну-с, после этого за мной начал, куда бы я ни направлялся, таскаться один жутковатый тип с диктофоном. Премьера в «Тасмании» — он рядом. Запись на Би-би-си — тут как тут. Собственно, если вы пересмотрите репортаж о вручении прошлогодней премии Британской киноакадемии, он и там выглядывает прямо из-под трибуны ведущего. Кошмар, вот что это было такое. Ну да ладно. Теперь все позади.

И под конец — перед тем, как мы начнем, — позвольте мне вернуться к моему любимому Моцарту. В нем было много обыденного и заурядного. Снятый о Моцарте фильм не так уж и сильно врет — да, он любил играть на бильярде и нередко сочинял музыку прямо во время игры. Да, он был немного помешан на задницах, что видно из его писем. Но то, что не дает мне в связи с Моцартом покоя, может быть правдой, а может — и нет. Я прочитал об этом несколько лет назад в одном музыкальном журнале. Недавние исследования, говорилось там, способны пролить новый свет на причину смерти Моцарта. Причиной этой не был, говорилось там, яд, полученный им от Сальери. Как не была и убийственная доза ртути, модного в ту пору лекарства от сифилиса. Смерть Моцарта, как позволяет заключить это исследование, была вызвана тем, что примерно за сорок четыре дня до нее он угощался свиными отбивными. А они, говорилось в статье, могли быть заражены трихинами, маленькими паразитическими червями, которые заводятся в подтухшем мясе, — симптомы, наблюдавшиеся у Моцарта перед кончиной, идеально укладываются именно в эту версию. Вот так. Композитора, который написал возвышенный Кларнетовый концерт, возвышенного «Дон Жуана» и возвышенную 29-ю симфонию, в конечном счете прикончила коварная, обыденная свинина. Невероятно.

Как сказал однажды Том Лерер, «очень отрезвляющая мысль — ко времени, когда Моцарт дожил до моих лет, он уж два года как умер».

Вот именно, Том, вот именно.

Стивен Фрай, июль 2004
ВВЕДЕНИЕ

Неумение правильно напеть хотя бы одну ноту — это и благословение, и проклятие сразу. Вернее сказать, ноту, которая входит в состав мелодии. Из-за присущей мне неспособности заставить гортань издать звук, хотя бы отдаленно схожий с чем-то приятным для слуха, я ощущаю себя — и далеко не в одном только смысле — едва ли не человеком палеолита. Очень это меня удручает. Помню один на редкость скверный день, когда размышления о сходстве моих вокальных дарований с теми, что присущи полезным для пищеварения крекерам, довели меня до того, что я еле-еле смог выволочь мои кости из кровати и проволочь их до ванной. Но с другой стороны, как и всякий, кому постоянно приходится выслушивать обвинения в сходстве с первобытным человеком, я ощущаю куда более чем мизерное сродство с тем существом, которое впервые сподобилось испустить совершенную там или не совершенную, но, во всяком случае, музыкальную ноту. Разумеется, никто порядком не знает, что это было за существо, — сведения о добром деле, им содеянном, утратились за века, в которые шансы сохранить оригинал какого ни на есть документа были еще даже меньшими, чем в эпоху Уотергейта. А кроме того, легко сообразить, что это был вовсе и не один человек, но коллектив людей, работавших — кто по отдельности, кто скопом — на царей и цариц, фараонов и императоров, а то и на целые царства и династии.

вернуться
*

Обжаренное говяжье филе с гусиной печенкой и трюфелями, политое соусом «мадейера» и выложенное на обжаренный белый хлеб. (Примеч. переводчика).

вернуться
*

Том Лерер (р. 1928) — американский певец, композитор, пианист и математик. (Примеч. переводчика).

https://readli.net/chitat-online/?b=265037&pg=1
Agleam
1/6/2018, 12:02:54 AM
image
imageimage 1875 В Париже открылось здание Гранд-опера


image
Всего фото в этом сете: 4. Нажмите для просмотра.


image

Гранд-Опера Париж

Пари́жская о́пера (фр. Opéra de Paris), то же, что Гранд-опера́ (Гранд-Опера́; фр. Grand Opéra), в современной Франции известна как Опера́ Гарнье́ (фр. Opéra Garnier) — театр в Париже, один из самых известных и значимых театров оперы и балета мира.

Расположена во дворце Гарнье (Palais Garnier) в IX округе Парижа, в конце проспекта Оперы (avenue de l’Opéra), около одноимённой станции метро. Здание считается эталоном эклектической архитектуры в стиле боз-ар и относится к эпохе крупных преобразований города, воплощённых Наполеоном III и префектом Османом.

Долгое время здание театра именовалось Парижской оперой, но после открытия в 1989 году второй театральной площадки для Парижской национальной оперы — Оперы Бастилии, его стали называть именем архитектора Шарля Гарнье. Оба учреждения объединены в общественно-коммерческое предприятие «Парижская национальная опера» (Opéra national de Paris).

История

Дворец Гарнье — тринадцатая по счёту парижская опера после официального признания этого вида искусства Людовиком XIV в 1669 году. Тогда же был создан театр, названный Королевской академией музыки. В 1671 году он был объединён с Королевской академией танца и стал именоваться Королевской академией музыки и танца.

После Великой французской революции театр несколько раз менял своё название («Театр Искусств», «Театр республики и Искусств», «Театр Оперы»); после коронования Наполеона Бонапарта именовался Императоской академией музыки, а с реставрацией Бурбонов ему было возвращено прежнее название — «Королевская академия музыки и танца». В 1871 году, после установления республики, театр получил название «Гранд-Опера́».

После покушения на жизнь Наполеона III 14 января 1858 года в здании старой оперы на улице Лё Пёлетье́ (Le Peletier) император отказался его посещать и потребовал построить новое здание. Был объявлен конкурс на лучший проект, и победителем стал никому не известный тридцатипятилетний Шарль Гарнье.

Работы по возведению оперы длились 15 лет — с 1860 по 1875, с многочисленными перерывами из-за войны 1870 года, падения имперского режима, Парижской коммуны. Завершение работ к 30 декабря 1874 года вылилось в общую сумму расходов 36 миллионов франков золотом. Оставались недоделанные места, например Зеркальная ротонда и курительная галерея. Последняя так никогда и не была закончена. Впервые Гранд-опера́ открылась 5 января 1875 года.

В 2000 году главный фасад оперы был полностью восстановлен, он заново обрёл свою первоначальную многоцветность, а статуи позолоту.

https://ru.wikipedia.org/wiki/Опера_Гарнье
Agleam
1/6/2018, 12:13:55 AM
image
image

Интересное и поучительное творение Стивена Фрая

Стивен Фрай
Неполная и окончательная история классической музыки. стр.3


Так что можно с полной уверенностью сказать, что этому даровитому мужу (а он, увы, почти наверняка был именно мужем), проведшему нас от хрюканья к хорам, от варварского воя к упоительному покою, места в исторических трудах так никогда и не найдется. «Я, знаете ли, придумал для папы Григория кантус планус» — такого рода похвальбы, может, и годятся для пивной, но места в «Зале славы» Евтерпы они вам точно не доставят. И не подумайте, даже на минуту, будто моя книга сможет пролить на этих людей хоть какой-нибудь свет. Не сможет. Она, знаете ли, названа «неполной и окончательной» историей не просто так.

Что я, однако, сделаю — только не говорите мне, будто вам оно ни к чему, — так это предоставлю вам возможность оглянуться и понять, какие сообщества людей дали начальный толчок всей нынешней музыке. И чтобы выяснить это, вам придется вернуться назад, и довольно далеко. Говоря «далеко», я имею в виду далеко. Не в Древний Египет, не к китайской династии Шан-Инь, даже не к шумерам или грекам. Вы мне, может, и не поверите, но всего-навсего во Францию, вообразите!

скрытый текст
ЭТИ МНЕ ФРАНЦУЗЫ, КОТОРЫМ ПО МЕДВЕДЮ НА УХО НАСТУПИЛО
Ну вечная же история. Они поставляют нам не только отличную еду, отличное вино и отличных любовников — нет, кое-кто полагает, что они и к музыке тоже первыми подобрались. Как бы вам это объяснить попонятнее? Ну ладно, может, вы на минутку составите мне компанию и попытаетесь вообразить, что находитесь сейчас в пещере. Это неподалеку от Перигё, километрах в тридцати к северу от реки Дордонь, от того места, где она прощается с Бержераком. Превосходная часть Франции, может быть, нам стоит, когда мы со всем этим покончим, съездить туда, попробовать тамошние вина. Именно здесь, в деревушке под названием Арьеж, в мадленской пещере «Три брата» вы сможете увидеть совершенно офигенную фреску, на которой изображен получеловек, полубизон. (Вот слова, которых я не слышал со дня моего первого выхода в свет.) В руке он держит явственное подобие лука — и немалое число ученых, совершенно справедливо считающих, что они намного умнее меня, утверждают, рискуя навлечь на свои академические головы гневную критику: это почти наверняка смычок или, быть может, лук двойного назначения — наполовину музыкальный инструмент, наполовину смертоносное охотничье оружие. Могу назвать вам имена множества оркестрантов, которые с наслаждением держали бы в своих футлярах что-нибудь в этом роде.

Если этот получеловек, полубизон и вправду таскал с собой смычок, тогда он, надо полагать, как-то крепил его к своей охотничьей маске — поближе к носу, — а нанося этой штукой удар, держал ее обеими руками. Нечто похожее нередко проделывается и поныне в туалетах, облюбованных уличными девками, но, правда, для музыковедов оно представляет интерес куда как меньший. Хорошо, если все сказанное кажется вам хотя бы сносно приемлемым, вы должны усвоить, что речь у нас идет о временах, отстоящих по меньшей мере на восемь с половиной тысяч лет от мгновения, когда первая из египетских кошек оторвала мордочку от миски с едой, скосилась на своего хозяина и сказала себе: «Сдается мне, у этого хмыря что-то неладное на уме».

Так вот. 13 500 лет до Р.Х. - перед вами своего рода эскизное свидетельство того, что какую-то музыку кто-то уже играет. А уж после этого, даже при том, что вы можете напороться там или сям на «флейту мамонтовой кости», вам все равно придется перетерпеть еще девять с чем-то тысяч лет — или две с половиной оперы Вагнера, — чтобы получить хоть сколько-нибудь основательное свидетельство несомненного существования музыки. Если вас попросят набросать музыкальную карту, ну, скажем, года 4000-го до Р.Х., большого числа цветных мелков вам не понадобится. Просто возьмите один для египтян, другой для шумеров или жителей Вавилона и третий для греков. А если останется еще парочка для Китая и Индии — тогда все хорошо и замечательно. Давайте, однако ж, начнем с первых трех, с ними одними возни не оберешься.

КОШКИН ДОМ
По моим предположениям, любовь египтян к кошкам объясняется на самом-то деле тем, что египтяне искали, где только могли, жилы, которые можно было натянуть на их арфы. Ныне, где-то около 4000–3000 лет до Р.Х., египтяне, судя по всему, застолбили совсем новый участок, закрепив за собой основательные права на звание первой культуры, которая использует не только арфы, но и флейты. Если их арфы обладали хоть каким-нибудь сходством с теми, на которых примерно в то же время играли шумеры, тогда они должны были иметь эллиптическую форму, три струны и довольно нарядный резонатор, вырезавшийся обычно в форме чего-то такого, что почиталось в ту пору немаловажным. К примеру, в Месопотамии нередко можно было увидеть добродушного местного арфиста-шумера, который сидел, увлеченно перебирая свои три струны, а на лоне его покоился роскошный, резной сидящий бык.

То было время, когда в Гизе подрастал Большой сфинкс, когда металлические монеты окончательно сместили ячмень с должности валюты, когда музыканты сражались за лучшие в городе ангажементы — за возможность играть на религиозных церемониях, справляемых в честь главных богов того или этого дня: богини-матери Инанны, ее отпрыска Думузи. Разумеется, меня это всегда наводило на мысль, что уже в ту пору широко использовались музыкальные группы на подхвате, — отчасти потому, что музыканты и в лучшие-то времена были шатией несколько малахольной, отчасти же потому, что шумеры и египтяне пользовались разными календарями. Египет к этой поре уже перешел на календарь, в году которого содержалось 365 дней, между тем как в городах Месопотамии все еще оставались в ходу добрые старомодные «двенадцать месяцев по тридцати дням в каждом», что давало 360. Путаница получалась кошмарная, и если вы умудрялись родиться в неправильные пять дней, то никаких подарков на день рождения вам ожидать не приходилось.

«SUMER» IS ICUMEN IN, ИЛИ ШУМЕРСКИЙ КАНОН
Добравшись до Шумера 2600 года до Р.Х. - периода, известного его поклонникам как Ранняя Третья династия, вы обнаружите новенькие вырезанные в известняке рельефы, свидетельствующие, похоже, о том, что арфа обзавелась шестью, а то и семью струнами. Где-то невдалеке от Бисмайи нашли даже горшок, показывающий, что арфу подвешивали на ремешке к шее, — свидетельство либо победного шествия прогресса, либо того, что до местной публики дошло наконец, как можно использовать избытки ячменя, и она принялась упиваться до положения риз. Египтяне тем временем пристрастились к округлой, лукообразной арфе, носившей название «бинт» — предположительно потому, что ее приходилось щипать, как корпию, — а также к длинным флейтам и двуствольным трубам, порой именовавшимся «авлосами». Столетие примерно спустя, когда в Уре возводили гробницу для недавно скончавшейся царицы Пу-аби, — дело было за добрых четыреста лет до того, как Авраам надумал этот город покинуть, — ее, царицу то есть, снабдили напоследок очаровательной одиннадцатиструнной арфой с прямой шейкой. Теперь нам ясно, что арфа стала «электрогитарой» своего времени — вездесущей и открытой для самых разных стилистических интерпретаций.

Создается впечатление, что существовала даже своя, особая ниша для «глэм-роковой» арфы, не просто имевшей резонатор в форме быка, но как самый настоящий бык и выглядевшей. Честное слово. Вся арфа представляла собой здоровенную… штуковину, которая стояла на деревянных бычьих ногах. Жаль только, что рельефы не показывают, было ли принято отрывать эту арфу под конец концерта от пола и молотить ею по усилителю и микрофону.

БАНДА ПЯТЕРЫХвернуться


♫ (ноты)

Евтерпа, между прочим, была одной из девяти муз и специализировалась как раз по музыке. (О сносках, помеченных нотами, позаботился автор).

Для ридеров, не отображающих специальные символы, сноски содержат дополнительные пояснения. (Примечание верстальщика).

вернуться


♥ (сердечко)

Игра слов: «Sumer» означает по-английски «Шумер», а по-староанглийски — «лето». «Sumer is icumen in» — «Лето пришло» — начальные слова так называемого «Летнего канона», первого известного в истории канона. Записан он был в XIII веке в Англии и по сей день пользуется там популярностью. О нем см. ниже. (Сноски, помеченные сердечком, идут из сердца музыкального редактора).

Для ридеров, не отображающих специальные символы, сноски содержат дополнительные пояснения. (Примечание верстальщика).

Позвольте мне ненадолго отлучиться из Египта и Месопотамии. Я понимаю, думать в этих местах о снеге трудновато, однако, даю вам слово, примерно в это время в Родое, Южная Норвегия, были созданы изображения людей, которые, судя по всему, разъезжали на лыжах. Не думаю, что люди эти так уж часто перебрасывались фразочками наподобие «Слушай, а не тяпнуть ли нам после трассы глинтвейна, ты как?». Скорее ими владели мысли совсем иного рода: «УДИРАЙ, КОМУ ЖИЗНЬ ДОРОГА, МАМОНТ ИДЕТ!» По-моему, я прав. К музыке, как сами вы понимаете, это особого отношения не имеет. Я просто хотел предоставить вам возможность окунуться, что называется, в эпоху. Так или иначе, пока я еще в отлучке, позвольте мне избрать для возвращения в неолитическую Вавилонию дорогу поживописнее, а именно — через Китай.

Китайцы обладали тогда — да и теперь обладают — изрядными математическими способностями, и потому нет, скорее всего, ничего удивительного в том, что они прибавили два к двум и получили… пять. Во всяком случае, получили октаву из пяти нот, которой отличнейшим образом и пользовались. Ноты были примерно такие:

ганг | шанг | яо | йи | ю

что, насколько я понимаю, выглядит в вольном переводе как: Жили, Убабуси, Пять, Веселых, Гусей.

Таковы, более или менее, основные пять делений музыкальной октавы в раннем китайском стиле. Живи уже тогда дама Джулия из Эндрюса, существовала бы и отличная от нуля вероятность того, что самой прославленной песней тех дней была бы не «Умчи меня, олень», а «Ганг, мой Ганг»… Что-нибудь в таком роде:

Ганг, мой Ганг, большой Вольфганг, Шанг, мой дождик золотой, Яо, я о нас пою Йи про деточку мою, Ю, который я не я, Вот и вся моя семья… (м-м-м, виноват, полностью текст этой песни не сохранился). МОЯ ГЕРЛА
Вообще-то, раз уж мы заговорили о прославленных некогда певцах, присмотритесь-ка к такому вот имени: Па-Паб-Би-гаггир герла. Полный блеск, верно? И вот вам мое честное слово: он — хотя это могла быть и она, сказать тут что-либо определенное, как и в наше время, нелегко — был/была музыкальной звездой времен Ранней Третьей династии. Присутствующая в этом имени «герла» означает просто ВЕЛИКИЙ(АЯ), а его/ее обладатель/обладательница упоминается в нескольких текстах и присутствует на нескольких рельефах. Он/она могли состоять на царской службе или подвизаться в храмовых композиторах-песенниках, а могли и просто разъезжать с концертами и выступать на всяких там праздниках и церемониях. Что бы он/она/оно собою ни представляли, они в свое время почти наверняка были хорошо знакомы с целым набором инструментов, уже начинавших принимать окончательный вид. С арфами, лирами и странноватыми ударными.

Певцы, судя опять-таки по рельефам, найденным в Египте времен Древнего царства, как правило, зажимали себе одно ухо левой ладонью. Нынешние исполнители уверяют, будто это делается для того, чтобы лучше слышать «внутреннюю музыку», хотя кое-кто говорит — чтобы не слышать того, кто горланит рядом с тобой. Всеми прочими руками они, по-видимому, «выпевали» — слова поточнее мне подобрать не удалось. То есть, как я это понимаю, либо проделывали примерно то же, что церковный регент, показывающий, какую ноту брать следующей, либо подавали бармену знак, что пора принести всем им еще по кружечке. Имеются также изображения, на которых каждый певец размахивает зажатым в одной руке комплектом трещоток или погремушек (систр), а другой щиплет себя за гортань. И опять-таки, нынешние певцы могут сказать вам, что, наступая себе на горло, они способны менять высоту и тембр любой ноты, однако большинство музыковедов объясняет эту певческую манеру желанием «проделать все самостоятельно, не дожидаясь, когда их возьмет за горло кто-нибудь другой».

ПОЙ, ПОЙ, ЛИРА, О ГЛУПОСТЯХ ДРЕВНЕГО МИРА
А кстати, известно ли вам, как понять, что перед вами лира? Нет? Ладно, в таком случае займите мне десятку, завтра отдам. Шуточка, в общем-то, никакая, однако в ней хотя бы на йоту меньше занудства, чем в объяснениях, что арфа-де выглядит примерно так:

а лира — вот этак:

Усвоили? Ну и прекрасно. Хотя, может, вам лучше все это записать — вместе с именем ведущей поп-звезды Ранней Третьей династии: Па-Паб-Би-гаггир герла, вы ее еще не забыли? И как только вы это запишете, сложите листок, только аккуратно, и поместите его в мусорную корзину. Можно надеяться, что больше вам эти сведения никогда не понадобятся. Если же вы вдруг да поймаете себя на том, что используете их снова… что ж, тогда, думаю, мы с вами еще встретимся — на каком-нибудь званом обеде в аду.

ГОСТЕВАНИЕ ГУТИЕВ
Итак. Лиры, арфы, флейты, погремки. Сами видите, все на мази. Вот, правда, шумерам приходилось туговато. Начиная с 2370 года до Р.X. их захватывал практически всякий, у кого имелось несколько сот фунтов и умение владеть мечом. Самыми, возможно, достопримечательными захватчиками были гутии, которые — мне нравится так думать, хоть я и не имею ни грана этимологических доказательств, — должны произноситься скорее как «кутни», каковое название, по всему судя, происходит от слова «кутерьма». Гутии представляли собой орду горных варваров. Ну это уж всегда так бывает, верно? «Варварами» кого только не обзывали.

Еще одну «волну вторжения» — с точки зрения шумеров — образовали «аккадские семиты», которые — вероятнее всего, по причине их довольно путаного, плохо продуманного брендинга (ну, то есть, я что хочу сказать: с одной стороны, гутии, а с другой — аккадские семиты; уж я-то знаю, кому отдала бы предпочтение моя фокус-группа!) — решили не искоренять завоеванную шумерскую культуру, но скорее усвоить ее. Гутийско-аккадский период при всей его краткости стал для музыки благотворным. Строились храмы, а, как говорится, где храм, там и трам-пам-пам. В данном случае в моду почти наверняка вошли всякого рода дудки, а также трубы из бычьих рогов, выглядевшие, если судить по изображениям той эпохи, на редкость эффектно и впечатляюще. Особенно с точки зрения быков.

После этого шумеры стали основными участниками представления в жанре «Прийти, увидеть, помереть», поставленного с размахом, который еще очень долгое время оставался непревзойденным. Их покоряли, одолевали, перепокоряли, корячили, побеждали, переперепокоряли, повергали в прах и вновь покоряли многажды — в общем, было на что посмотреть. Мне кажется, я понятно все объяснил. И раз уж я застрял в этом времени, может быть, стоит ненадолго остановиться и вывести на сцену кое-кого из вавилонских царей, и в особенности самого прославленного из них, Хаммурапи.

В голове моей часто и в обстоятельствах самых разных мелькали две мысли — думаю, мне стоит поделиться с вами обеими. Обе относятся к «потусторонности». Понимаете, я нередко думал о том, что если бы такое место и вправду существовало, то прежде всего оно должно было смахивать на автозаправку. Почему — не знаю: просто думал так, и все тут. И представлял себе заметную издали красно-белую вывеску с приятной, пусть и слегка туманной на вид фигуркой-талисманом, немного похожей на фурию, которая ласково манит вас заехать и полюбоваться пластиковым, сильно переоцененным потусторонним интерьером. Я понимаю, что не все, вероятно, представляют себе посмертную жизнь именно так, ну и ладно, доказать мне, что я не прав, вам все равно никогда не удастся, так что можете ПОДАВАТЬ НА МЕНЯ В СУД! А вторая и, что уж тут вилять, куда более важная особенность посмертного существования, неизменно меня поражавшая, состоит в том, что, несмотря на обещанную вечность, я — хоть убейте меня после смерти — не могу понять, как мне удастся найти время, необходимое для того, чтобы обойти всех, с кем мне хочется от души помолоть языком. Что и возвращает меня к Хаммурапи.

вернуться


Древнее царство — это период истории Египта, лежащий между 2850 и 2052 гг. до Р.X.; ему предшествовало Двоецарствие, а за ним последовало Среднее царство. Так что, сами видите, история музыки той поры сильно смахивает на ненаписанный роман Толкиена. (Примеч. автора).

https://readli.net/chitat-online/?b=265037&pg=3
Agleam
1/7/2018, 1:02:31 AM
image
imageimage.1872 родился А.Н.Скрябин (композитор)

Александр Николаевич Скрябин

image

Музыка Скрябина — это неудержимое, глубоко человечное стремление к свободе, к радости, к наслаждению жизнью. ...Она продолжает существовать как живой свидетель лучших чаяний своей эпохи, в условиях которой она была «взрывчатым», волнующим и беспокойным элементом культуры.
Б. Асафьев

А. Скрябин вошел в русскую музыку в конце 1890-х гг. и сразу заявил о себе как исключительная, ярко одаренная личность. Смелый новатор, «гениальный искатель новых путей», по словам Н. Мясковского, «при помощи совершенно нового, небывалого языка он открывает пред нами такие необычайные... эмоциональные перспективы, такие высоты духовного просветления, что вырастает в наших глазах до явления всемирной значительности». Новаторство Скрябина проявило себя и в области мелодики, гармонии, фактуры, оркестровки и в специфической трактовке цикла, и в оригинальности замыслов и идей, смыкавшихся в значительной мере с романтической эстетикой и поэтикой русского символизма. Несмотря на короткий по времени творческий путь, композитором создано множество произведений в жанрах симфонической и фортепианной музыки. Им написаны 3 симфонии, «Поэма экстаза», поэма «Прометей» для оркестра, Концерт для фортепиано с оркестром; 10 сонат, поэмы, прелюдии, этюды и др. сочинения для фортепиано. Творчество Скрябина оказалось созвучным сложной и бурной эпохе рубежа двух столетий и начала нового, XX в. Напряженность и пламенность тонуса, титанические устремления к свободе духа, к идеалам добра и света, ко всеобщему братству людей пронизывают искусство этого музыканта-философа, сближают его с лучшими представителями русской культуры.

скрытый текст
Скрябин родился в интеллигентной семье патриархального уклада. Рано умершую мать (кстати, талантливую пианистку) заменила тетя — Любовь Александровна Скрябина, ставшая и его первой учительницей музыки. Отец служил по дипломатической части. Любовь к музыке проявилась у маленького. Саши с раннего возраста. Однако по семейной традиции он в 10 лет был отдан в кадетский корпус. Из-за слабого здоровья Скрябин был освобожден от тягостной строевой службы, что давало возможность больше времени отдавать музыке. С лета 1882 г. начались регулярные занятия по фортепиано (с Г. Конюсом, известным теоретиком, композитором, пианистом; позднее — с профессором консерватории Н. Зверевым) и композиции (с С. Танеевым). В январе 1888 г. юный Скрябин поступил в Московскую консерваторию в класс В. Сафонова (фортепиано) и С. Танеева (контрапункт). Пройдя курс контрапункта у Танеева, Скрябин перешел в класс свободного сочинения к А. Аренскому, однако их отношения не сложились. Скрябин блестяще окончил консерваторию как пианист.

За десятилетие (1882-92) композитор сочинил немало музыкальных пьес, больше всего для фортепиано. Среди них вальсы и мазурка, прелюдии и этюды, ноктюрны и сонаты, в которых уже звучит своя, «скрябинская нота» (хотя ощущается порою воздействие Ф. Шопена, которого так любил юный Скрябин и, по воспоминаниям современников, прекрасно исполнял). Все выступления Скрябина-пианисту — на ученическом ли вечере или в дружеском кругу, а позднее — на крупнейших эстрадах мира — проходили с неизменным успехом, он умел властно захватить внимание слушателей с первых же звуков рояля. По окончании консерватории начался новый период в жизни и творчестве Скрябина (1892-1902). Он вступает на самостоятельный путь композитора-пианиста. Его время заполнено концертными поездками на родине и за рубежом, сочинением музыки; начинают публиковаться его произведения издательством М. Беляева (богатого лесопромышленника и мецената), оценившего гениальность молодого композитора; расширяются связи с другими музыкантами, например с «Беляевским кружком» в Петербурге, куда входили Н. Римский-Корсаков, А. Глазунов, А. Лядов и др.; растет признание как в России, так и за границей. Остаются позади испытания, связанные с болезнью «переигранной» правой руки. Скрябин вправе сказать: «Силен и могуч тот, кто испытал отчаяние и победил его». В зарубежной прессе его называли «исключительной личностью, превосходным композитором и пианистом, крупной индивидуальностью и философом; он — весь порыв и священное пламя». В эти годы сочинены 12 этюдов и 47 прелюдий; 2 пьесы для левой руки, 3 сонаты; Концерт для фортепиано с оркестром (1897), оркестровая поэма «Мечты», 2 монументальные симфонии с ясно выраженной философско-этической концепцией и др.

Годы творческого расцвета (1903-08) совпали с высоким общественным подъемом в России в преддверии и осуществлении первой русской революции. Большую часть этих лет Скрябин прожил в Швейцарии, но живо интересовался революционными событиями на родине и сочувствовал революционерам. Все больший интерес проявляет он к философии — вновь обращается к идеям известного философа С. Трубецкого, знакомится в Швейцарии с Г. Плехановым (1906), изучает труды К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина, Плеханова. Хотя мировоззрения Скрябина и Плеханова стояли на разных полюсах, последний высоко оценил личность композитора. Покидая Россию на несколько лет, Скрябин стремился освободить больше времени для творчества, отвлечься от московской обстановки (в 1898-1903 гг. он помимо всего прочего преподавал в Московской консерватории). Душевные переживания этих лет были связаны и с изменениями в личной жизни (уход от жены В. Исакович — прекрасной пианистки и пропагандиста его музыки — и сближение с Т. Шлецер, сыгравшей далеко не однозначную роль в жизни Скрябина). Живя в основном в Швейцарии, Скрябин неоднократно выезжал с концертами в Париж, Амстердам, Брюссель, Льеж, в Америку. Выступления проходили с грандиозным успехом.

Накаленность общественной атмосферы в России не могла не повлиять на чуткого художника. Подлинными творческими вершинами стали Третья симфония («Божественная поэма», 1904), «Поэма экстаза» (1907), Четвертая и Пятая сонаты; сочинены также этюды, 5 поэм для фортепиано (среди них «Трагическая» и «Сатаническая») и др. Многие из этих сочинений близки «Божественной поэме» по образному строю. 3 части симфонии («Борьба», «Наслаждения», «Божественная игра») спаяны воедино благодаря ведущей теме самоутверждения из вступления. В соответствии с программой симфония повествует о «развитии человеческого духа», который через сомнения и борьбу, преодоление «радостей чувственного мира» и «пантеизма» приходит к «некоей свободной деятельности — божественной игре». Непрерывное следование частей, применение принципов лейтмотивности и монотематизма, импровизационно-текучее изложение как бы стирают грани симфонического цикла, приближая его к грандиозной одночастной поэме. Заметно усложняется ладогармонический язык введением терпких и острозвучащих гармоний. Значительно увеличивается состав оркестра за счет усиления групп духовых и ударных инструментов. Наряду с этим выделяются отдельные солирующие инструменты, связанные с тем или иным музыкальным образом. Опираясь в основном на традиции позднеромантического симфонизма (Ф. Лист, Р. Вагнер), а также П. Чайковского, Скрябин создал вместе с тем произведение, утвердившее его в русской и мировой симфонической культуре как композитора-новатора.

«Поэма экстаза» — сочинение, небывало смелое по замыслу. Оно имеет литературную программу, выраженную в стихах и сходную по идее с замыслом Третьей симфонии. Как гимн всепобеждающей воле человека звучат заключительные слова текста:

И огласилась вселенная
Радостным криком
Я есмь!

Обилие в пределах одночастной поэмы тем-символов — лаконичных выразительных мотивов, многообразное их развитие (важное место принадлежит здесь полифоническим приемам), наконец, красочная оркестровка с ослепительно яркими и праздничными кульминациями передают то состояние духа, которое Скрябин и называет экстазом. Важную выразительную роль играет богатый и колоритный гармонический язык, где уже преобладают усложненные и остронеустойчивые созвучия.

С возвращением Скрябина на родину в январе 1909 г. начинается завершающий период его жизни и творчества. Главное внимание композитор сосредоточил на одной цели — создании грандиозного сочинения, призванного изменить мир, преобразить человечество. Так появляется синтетическое произведение — поэма «Прометей» с участием оркестра громадного состава, хора, солирующей партии фортепиано, органа, а также световых эффектов (в партитуре выписана партия света). В Петербурге «Прометей» был впервые исполнен 9 марта 1911 г. под управлением С. Кусевицкого с участием в качестве пианиста самого Скрябина. В основу «Прометея» (или «Поэмы огня», как назвал его автор) положен древнегреческий миф о титане Прометее. Тема борьбы и победы человека над силами зла и тьмы, отступающими перед сиянием огня, вдохновила Скрябина. Он полностью обновляет здесь свой гармонический язык, отступая от традиционной тональной системы. В напряженном симфоническом развитии участвуют много тем. «Прометей — это активная энергия вселенной, творческий принцип, это огонь, свет, жизнь, борьба, усилие, мысль», — так говорил о своей «Поэме огня» Скрябин. Одновременно с обдумыванием и сочинением «Прометея» создаются для фортепиано Шестая-Десятая сонаты, поэма «К пламени» и др. В последние годы жизни композитор работал над «Предварительным действом», он записал текст и сочинил музыку, но не зафиксировал ее. Напряженная во все годы композиторская работа, постоянные концертные выступления и связанные с ними разъезды (нередко с целью материального обеспечения семьи) постепенно подрывали и без того некрепкое здоровье.

Скрябин скончался скоропостижно, от общего заражения крови. Весть о его ранней кончине в расцвете творческих сил поразила всех. В последний путь его провожала вся артистическая Москва, присутствовало много учащейся молодежи. «Александр Николаевич Скрябин», — писал Плеханов, — «был сыном своего времени. ...Творчество Скрябина было его временем, выраженным в звуках. Но когда временное, преходящее находит свое выражение в творчестве большого художника, оно приобретает постоянное значение и делается непреходящим».


Т. Ершова
https://www.belcanto.ru/scriabin.html
Agleam
1/7/2018, 1:11:06 AM
image
image

Интересное и поучительное творение Стивена Фрая

Стивен Фрай
Неполная и окончательная история классической музыки. стр.5


Всегда есть совершенно очевидный список людей и вопросов, который окажется у вас на руках в какой угодно потусторонности, — ну, знаете: «А-а, мистер Эйнштейн, вы позволите на минутку отвлечь вас от завтрака? Я просто хотел попросить, чтобы вы еще раз растолковали мне, что это за штука такая: „Е = mc2“. Вы уж простите, но как-то она до меня не доходит. Кстати, не забывайте, кофе тут даровой, так что стесняться нечего». Но помимо людей очевидных есть еще люди не менее интересные, просто вы о них пока ничего не знаете. И по-моему, старина Хаммурапи как раз из их числа.

ЕСЛИ БЫ Я БЫЛ ХАММУРАПИ
Я сказал «старина». Хаммурапи почти наверняка умер молодым еще человеком, но тем не менее время его правления было отмечено огромными скачками вперед, совершавшимися почти во всех областях человеческой деятельности: он упорядочил, что называется, законы, создав то, что почти наверняка было первой организованной правовой системой, и наряду с этим впервые принял крутые меры, направленные против «вождения боевых колесниц в пьяном виде». Не меньших успехов добился он и в сфере здравоохранения. Однако нас прежде всего интересуют его достижения в музыкальном бизнесе. Во времена Хаммурапи музыка воистину и по-настоящему шагнула вперед. С ней произошло много чего хорошего. И нового. В этот «западносемитский», как его нередко именуют, период музыкальные инструменты стали куда более компактными — гораздо меньшими — и почти наверняка куда более легкими. Не приходится сомневаться, что именно тогда была создана модная концепция «самой последней династии», равно как и передовые приемы игры на всякого рода инструментах. Эпоха Хаммурапи ознаменовалась появлением новой лиры, опять-таки более миниатюрной и легкой. Ее прижимали резонатором к телу, а струны перебирали, пользуясь… постойте, как его… медиатором! Черт возьми! Я что хочу сказать — конечно, поначалу он представлял собой всего-навсего огрызок гусиного пера, однако вообразите беседу, когда эту штуковину впервые притащили в храм.

скрытый текст
Хаммурапи. А это еще что такое?

Музыкант. Это плектр, ваше предположительное высокородие.

Хаммурапи. Чего?

Музыкант. Плектр, а иначе — медиатор, доброй евфратской работы.

Хаммурапи. И на что он сдался?

Музыкант. Им дергают струны лиры, сир. Благодаря этой штуке пальцы не грубеют и не мозолятся, а это означает, что лирник может играть куда дольше…

Хаммурапи. Ну, не уверен, что мне от этой хреновины будет какая-нибудь польза…

Музыкант. …э-э, а это, в свой черед, означает, что соло на ударных укорачиваются.

Хаммурапи. Закажи для меня сразу тысячу.

На случай, если вы не сочтете роль медиатора в музыке достаточно значительной для того, чтобы оправдать упоминание о Хаммурапи, — не стоит забывать, однако, что кое-кто из рок-звезд того периода вынужден был дергать струны зубами, — отметим, что он, Хаммурапи то есть, помимо всего прочего предрек рождение тимпанов (литавр) и кимвалов. Так что при всяком исполнении гимна «Правь, Британия» говорите себе: вот эта барабанная дробь и звон тарелок, сопровождающие

Праааавь… … Британн-ия…



Правь, Британия, волнами…

не забывай — за все это ты должен сказать спасибо Хаммурапи и присным его. И сколько, по правде сказать, иронии в том, что партитура «Правь, Британия» обязана своим происхождением маленькому, ныне безлюдному городку, лежащему в 90 километрах от Багдада, в Центральном Ираке.

ШУМЕР-ЕГИПЕТ — 1:0
В Египте между тем дела шли едва ли не вдвое хуже. Если не втрое. Цари семитов-гиксосов, отогнавшие египтян на юг и установившие в дельте Нила собственное правление, были, судя по всему, полной противоположностью более-менее современным им, жившим через один дом вавилонянам. В том, что касается музыки, культуры и искусства вообще, достижения, которыми отмечено время господства гиксосов в этом бесценном регионе, — господства, продолжавшегося примерно с 1650 по 1550 год до Р.Х., — сводятся к следующему: nihilum, οùδéν и

Или в более внятном виде — ничего, ничего и ничего по-латыни, на греческом и на шутовском египетском. Да, для искусства Египта то был период, не вызывавший никаких бездыханных восторгов. Ни тебе новых инструментов, ни новой музыки, ни чартов, заполненных кавер-версиями.

Что же, в таком разе давайте округлим последнюю дату. Теперь уже 1500 год до Р.Х., все складывается вполне пристойно. У нас имеется «версия», если можно так выразиться, музыки: гармонии в ней, по правде сказать, с гулькин нос, играется она по преимуществу на одной ноте, а инструментовка и вовсе ни на что не похожа. В общем, перед нами нечто такое, что в современном Соединенном Королевстве особого признания не получило бы — ну разве что среди поклонников Фила Коллинза. Зато хетты Северной Сирии, великое им спасибо, делали большие успехи, играя на множестве инструментов, в том числе на гитаре, трубе, тамбурине и лире. Еще позже, начиная с 1000 года до Р.X., появляются свидетельства участия использующих эти же инструменты профессиональных певцов и музыкантов в религиозных церемониях Израиля. Однако, чтобы подобраться к первой из музыкальных записей, вам придется перескочить лет через двести с лишком и снова вернуться к шумерам. Где-то после 800 года до Р.X. они тоже додумались до пятиступенной октавы, а спустя недолгое время создали и первую из когда-либо осуществленных запись музыкального произведения. То был гимн, и, понятное дело, говоря «запись», я имею в виду, что она была вырезана на так называемой клинописной табличке — клиновидной лепешке глины, на которой, пока глина еще оставалась сырой, можно было писать стилом. Теперь же, если я просто-напросто проигнорирую большую часть последующих ста с чем-то лет, — и поверьте, я более чем готов это сделать, — мы с вами сможем заняться греками, без шуток. Однако с кого или с чего лучше начать — с Терпандра или с Лесбоса? Ну вообще-то говоря, это вопрос риторический.

МОЖЕТ, ВСЯ ПРИЧИНА В ТОМ, ЧТО Я ЛЕСБИЯНКА…
А что, из этого могло бы получиться неплохое название для песенки. Однако, прежде чем приступить к нашему делу, следует выяснить, в какого рода артистическом мире родился этот самый Терпандр. Понимаете, где-то, как-то, по пути между давними придворными музыкантами Египта и этими местами, музыка превратилась из почти ничего в почти все. Греки верили ныне, что музыка есть носительница всяческого блага. Она формирует нравственность. Она дает образование. Удовольствие, которое музыка доставляет «уху», — это лишь крошечная верхушка айсберга. Сама музыка намного важнее той улыбки, которую она вызывает. К тому же речь у греков шла не просто о музыке. Для них музыка — mousike — означала три вещи: танец, поэзию, ну и собственно музыку.

Терпандр жил на острове Лесбос, вероятно, с 712 по 645 год до Р.X., а родился, скорее всего, в Антиссе, городе, расположенном на северо-западном берегу названного острова. Ему приписывают изобретение семиструнной лиры. Изобрел ее Терпандр или не изобрел, он определенно наделал с ее помощью достаточно шума на 26-й Олимпиаде древних, проводившейся в Спарте, так что стал даже чем-то вроде национального героя. А если и этого не достаточно, чтобы приобрести славу и состояние, отметим, что он же, предположительно, основал в Спарте первую музыкальную школу.

Примерно в то же самое время в музыкальном мире произвел своего рода фурор человек еще более легендарный. Арион был уроженцем Самоса, прославленным музыкантом, состоявшим при дворе Периандра, царя Коринфа. В наши дни его помнят прежде всего благодаря двум обстоятельствам: во-первых, потому, что он ввел идею «строф» и, стало быть, «антистроф», то есть чередующихся частей стихотворения. Во-вторых же, что несколько более интересно, его запомнили по причине истории, однажды приключившейся с ним в море. Его корабль, возвращавшийся с музыкального состязания на Сицилии, был захвачен морскими разбойниками. Они ограбили беднягу и совсем уж было собрались выбросить его за борт, но тут Арион попросил, чтобы ему позволили напоследок спеть. Он взял лиру и запел, да так сладкогласно, что вокруг корабля собрались дельфины. Когда Ариона наконец отправили прогуляться по доске, один из дельфинов усадил его себе на спину и благополучно доставил на берег. Люблю счастливые концовки.

вернуться


Хотя ни одного рельефа, изображающего эту беседу, до нашего времени не дошло, она столетиями передавалась из уст в уста. (Примеч. автора).

Следующий важный персонаж нашей неполной, но окончательной истории греческой музыки — это всесторонне одаренный Пифагор. Нет-нет, это имя вовсе не носили два человека, я говорю все о том же Пифагоре, родившемся около 580 года до Р.Х. и додумавшемся до теоремы о прямоугольных треугольниках. Собственно говоря, если поразмыслить, музыка пребывала тогда примерно на том же этапе развития, что и математика и естественные науки, поэтому не приходится удивляться тому, что философ/математик на каком-то этапе своего развития обратил взоры на музыку. Именно Пифагор и придумал ту самую более или менее октаву, которой мы ныне пользуемся. Легенда гласит, что вдохновение посетило его, когда он слушал стук молотов в кузне. Заметив, что каждый молот порождает собственный звук, Пифагор выяснил, что весят они 12, 9, 8 и 6 фунтов соответственно. Говорят, будто из этого он и вывел главные интервалы: октаву, квинту, кварту и тон. Если все это правда, следует сказать, что то был далеко не последний случай, когда музыка и молотобойцы шли рука об руку.

Пифагор скончался около 500 года до Р.Х. Сроки его жизни пересекаются, так сказать, со сроками жизни Пиндара, великого лирического поэта Греции, — может быть, величайшего. Он был беотийцем, обитателем Центральной Греции, человеком высокородным, много странствовавшим, — из сочинений же его сохранилось число фрагментов, достаточное для того, чтобы показать: именно он и придумал оду — и первом приближении. Он также был своего рода магом и волшебником в том, что касалось игры на авлосе, кифаре и лире. Башковитый был малый, что и говорить, однако, если сравнить Пиндара с человеком, явившимся на свет ровно через одиннадцать лет после его кончины, становится ясно, что место Пиндара — во втором составе. Я говорю о мистере Латоне: мистере П. Латоне.

ПЛАТОНИЧЕСКАЯ СОЛЬМИЗАЦИЯ
Ладно, ладно, я слышу ваши слова: с какой это стати в «Неполную и окончательную» затесался еще один философ? Извольте, я вам скажу. Платон не только дал нам большую часть сведений о Пифагоре, он также изложил новые, «философские» представления о музыке — и в своем «Государстве», и в своих «Законах». Музыку, заявил он, следует рассматривать в трех аспектах, каковые суть — слово, гармония и ритм. Инструментальную музыку долой. Главное — слова. Кроме того, у Платона нашлось что сказать и о природе различных тональностей. Различные тональности представляли собой гаммы, на которых строилось каждое музыкальное произведение, — если быть точным, не совсем гаммы и не совсем тональности, просто группы нот, используемых при исполнении того или иного сочинения. Платон считал себя способным определить многие из характеристик тональностей, а сделав еще один шаг, предписать и присоветовать разные тональности для самого разного употребления. Миксолидийский лад, говорил он, полон жалоб и стенаний, тогда как лидийский и даже ионийский более женственны и умиротворительны — а потому для мужчин-воинов негожи. Сочинения, написанные в дорийском ладу, героичны, между тем как фригийский действует возбуждающим чувства образом. Интересно было бы знать, нашелся ли на свете человек, который, приняв эти рекомендации на веру, вышел, вооружась одной лишь лидийской одой, навстречу мародерствующей армии варваров в надежде умиротворить всех их до смерти?

ИНСТИТУЦИОНАЛИЗАЦИЯ ИНСТРУМЕНТАЛИЗМА
Подобно тому как Платон был учеником Сократа, Аристотель был учеником Платона. Родившийся в Стагире, Македония, в 384 году до Р.Х., Аристотель проводил вместе с мистером П. исследования в афинской Академии. Волыним музыкантом, как таковым, Аристотель (разве не приятно было бы обнаружить свидетельства о том, что друзья называли его Ари?) не был, однако, как и Платон до него, обращался мыслью ко многим сферам жизни, одной из которых была музыка. Он тоже считал, что музыка ГОРАЗДО значительнее доставляемого ею слуху удовольствия. В ней присутствовала подлинная этическая мощь, она играла жизненно важную роль в образовательном процессе. Однако в том, что касается слов, он с Платоном не соглашался. Аристотель готов был принять инструментальную музыку, поскольку полагал, что она обращается непосредственно к чувствам слушателя, без помех, создаваемых словами поэта. Музыка была для него средством почти гомеопатическим и определенно слабительным. Будь Аристотель у власти в наши дни, вы, возможно, носили бы в аптеку рецепты на струнные квартеты — принимать два-три раза в день во время еды.

Принадлежащий уже к следующему поколению Аристоксен, ученик Аристотеля, перенял его идеи и, оставив без внимания почти все прочие области философии, занялся одной только музыкой, сочинив книги «Элементы гармоники» и «Элементы ритмики». Одна из его основных теорий состоит в том, что душа для тела — это то же, что гармония для музыкального инструмента. Он отошел и от идей своих прежних учителей, пифагорейцев, заявив, что ноты октавы определяются не только математическими отношениями, но и слухом.

Даты жизни Аристоксена в точности не известны, однако, если присоединиться к мнению большинства, согласно которому к 300 году до Р.Х. он был уже мертв и отпет, мы останемся с тем, что греческие ученые называют «megalos trypa aimatodis», или, в переводе, «черт знает какой пробел». Поскольку года примерно до 50-го до Р.Х. ничего интересного больше не произошло.

ЭПОХА ОРГАНИЗАЦИИ
Если честно, этот «черт знает какой пробел года до 300-го до Р.Х.» — так его называют в нашей семье — включает в себя самую начальную суету вокруг органа. В какой-то из годов этого периода некий умник решил, что авлос, или труба, обладает одним роковым недостатком и недостаток этот коренится в том, кто на авлосе играет. Этим людям вечно не хватало дыхания. В итоге на свет появился «нагнетательный авлос», построенный в основном на том же принципе, что ирландская волынка, — исполнитель, нажимая локтем на воздушный пузырь, играет на трубах двумя руками. А затем, в третьем веке до Р.Х., подвизавшийся в Александрии инженер по имени Ктесибус сделал, как уверяют, еще один шаг вперед и создал «organon hydraulikon», или водяной авлос, в котором использовался воздух, сжимаемый весом воды.

Ктесибус был сыном цирюльника и пользовался большой популярностью у императоров Рима. Как инженер, он работал на ремонте акведуков. На самом деле он даже строил для одного императора военные машины, имевшие назначением причинять максимальные огорчения тем, кто с ними сталкивался. Так что его обращение к органу представляется мне только естественным.

Скорее всего, он-то орган и изобрел — более или менее. Современники Ктесибуса оставили нам рассказы о его «mechanike syntaxis», этакой флейте Пана, «на которой играли руками и которая именовалась гидравлосом», причем «нагнетательный механизм ее посылал воздух в медный пнигеус, опущенный в воду». Вы что-нибудь поняли? По-моему, тут говорится, в общем и целом, что Ктесибус почти наверняка подарил миру орган — или что-то вроде него, — а с ним и кривоногого музыканта со слегка вытаращенными глазами, немного слабоумной улыбкой и склонностью вторгаться в ваше личное пространство. Или мне следовало просто сказать «органиста»?

Орган имел громовый успех в Дельфах 90 года до Р.Х., когда Антипатр победил, играя на нем, в больших состязаниях. За ним, лет сорок спустя, как раз когда Кай Юлий Цезарь боролся с Помпеем за лавровый венок, появилась еще одна важная новинка, а именно гобой. Император Нерон, хотя ныне его называют прежде всего и по преимуществу скрипачом, почти наверняка играл и на гобое. Как это ни грустно, когда я теперь слышу слова «император Нерон», перед внутренним взором моим неизменно предстает «император Кристофер Биггинс», плавно вышагивающий в тесноватой ему тоге на фоне шатких — дунь и развалятся — декораций. Произведению, именуемому «Я, Клавдий», еще много за что придется ответить.

вернуться
*

Английский актер (р. 1948). (Примеч. переводчика).

вернуться
*

Роман английского писателя и знатока античности Роберта Грейвза, который лег и в основу пьесы. (Примеч. переводчика).

https://readli.net/chitat-online/?b=265037&pg=5
Agleam
1/8/2018, 1:31:00 AM
image
imageimage.1831 родился Иоганн Брамс (композитор)

image

Иоганнес Брамс

Пока есть люди, способные всем сердцем откликаться на музыку, и пока именно такой отклик будет рождать в них музыка Брамса — она, эта музыка, будет жить.
Г. Галь
Вступив в музыкальную жизнь как преемник Р. Шумана в романтизме, И. Брамс шел по пути широкого и индивидуального претворения традиций разных эпох немецко-австрийской музыки и немецкой культуры в целом. В период развития новых жанров программной и театральной музыки (у Ф. Листа, Р. Вагнера) Брамс, обращавшийся в основном к классическим инструментальным формам и жанрам, как бы доказал их жизнеспособность и перспективность, обогатив их мастерством и мироощущением современного художника. Не менее значительны и вокальные сочинения (сольные, ансамблевые, хоровые), в которых особенно ощущается диапазон охвата традиции — от опыта мастеров эпохи Возрождения до современной бытовой музыки и романтической лирики.

Брамс родился в музыкальной семье. Его отец, прошедший трудный путь от бродячего музыканта-ремесленника до контрабасиста Гамбургского филармонического оркестра, дал сыну первоначальные навыки игры на различных струнных и духовых инструментах, но Иоганнеса больше привлекало фортепиано. Успехи в занятиях с Ф. Косселем (позднее — с известным педагогом Э. Марксеном) позволили ему в 10 лет принять участие в камерном ансамбле, а в 15 — дать сольный концерт. С ранних лет Брамс помогал отцу содержать семью, играя на фортепиано в портовых кабачках, делая аранжировки для издателя Кранца, работая пианистом в оперном театре и т. п. До отъезда из Гамбурга (апрель 1853) в гастрольную поездку с венгерским скрипачом Э. Ременьи (из исполнявшихся в концертах народных напевов родились впоследствии знаменитые «Венгерские танцы» для фортепиано в 4 и в 2 руки) он был уже автором многочисленных сочинений в различных жанрах, большей частью уничтоженных.

скрытый текст
Первые же изданные сочинения (3 сонаты и скерцо для фортепиано, песни) обнаружили раннюю творческую зрелость двадцатилетнего композитора. Они вызвали восхищение Шумана, встреча с которым осенью 1853 г. в Дюссельдорфе определила всю последующую жизнь Брамса. Музыка Шумана (ее влияние особенно непосредственно сказалось в Третьей сонате — 1853, в Вариациях на тему Шумана — 1854 и в последней из четырех баллад — 1854), вся атмосфера его дома, близость художественных интересов (в юности Брамс, как и Шуман, увлекался романтической литературой — Жан-Полем, Т. А. Гофманом, И Эйхендорфом и др.) оказали огромное воздействие на молодого композитора. Вместе с тем ответственность за судьбы немецкой музыки, как бы возложенная Шуманом на Брамса (он рекомендовал его лейпцигским издателям, написал о нем восторженную статью «Новые пути»), последовавшая вскоре катастрофа (попытка самоубийства, предпринятая Шуманом в 1854 г., его пребывание в лечебнице для душевнобольных, где Брамс навещал его, наконец, смерть Шумана в 1856 г.), романтическое чувство страстной привязанности к Кларе Шуман, которой Брамс преданно помогал в эти тяжелые дни, — все это обострило драматическую напряженность брамсовской музыки, ее бурную стихийность (Первый концерт для фортепиано с оркестром — 1854-59; эскизы Первой симфонии, Третьего фортепианного квартета, завершенных значительно позднее).

По складу мышления Брамсу в то же время было изначально присуще стремление к объективности, к строгой логической упорядоченности, свойственное искусству классиков. Эти черты особенно укрепились с переездом Брамса в Детмольд (1857), где он занял должность музыканта при княжеском дворе, руководил хором, изучал партитуры старых мастеров, Г. Ф. Генделя, И. С. Баха, Й. Гайдна и В. А. Моцарта, создавал произведения в жанрах, характерных для музыки XVIII в. (2 оркестровые серенады — 1857-59, хоровые сочинения). Интересу к хоровой музыке способствовали и занятия с любительским женским хором в Гамбурге, куда Брамс вернулся в 1860 г. (он был очень привязан к родителям и родному городу, но так и не получил там постоянного места работы, удовлетворявшего его стремлениям). Итогом творчества 50-х — начала 60-х гг. стали камерные ансамбли с участием фортепиано — масштабные произведения, как бы заменявшие Брамсу симфонии (2 квартета — 1862, Квинтет — 1864), а также вариационные циклы (Вариации и фуга на тему Генделя — 1861, 2 тетради Вариаций на тему Паганини — 1862-63) — замечательные образцы его фортепианного стиля.

В 1862 г. Брамс едет в Вену, где постепенно обосновывается на постоянное жительство. Данью венской (в т. ч. шубертовской) традиции бытовой музыки стали вальсы для фортепиано в 4 и в 2 руки (1867), а также «Песни любви» (1869) и «Новые песни любви» (1874) — вальсы для фортепиано в 4 руки и вокального квартета, где Брамс иногда соприкасается со стилем «короля вальсов» — И. Штрауса (сына), музыку которого он высоко ценил. Брамс приобретает известность и как пианист (выступал с 1854 г., особенно охотно исполнял партию фортепиано в собственных камерных ансамблях, играл Баха, Бетховена, Шумана, свои произведения, аккомпанировал певцам, ездил в немецкую Швейцарию, Данию, Голландию, Венгрию, в разные немецкие города), а после исполнения в 1868 г. в Бремене «Немецкого реквиема» — самого крупного своего сочинения (для хора, солистов и оркестра на тексты из Библии) — и как композитор. Укреплению авторитета Брамса в Вене способствовала его деятельность руководителя хора Певческой академии (1863-64), а затем — хора и оркестра Общества любителей музыки (1872-75). Интенсивной была деятельность Брамса по редактированию фортепианных произведений В. Ф. Баха, Ф. Куперена, Ф. Шопена, Р. Шумана для издательства Брейткопф и Хертель. Он способствовал изданию произведений А. Дворжака — тогда еще мало известного композитора, обязанного Брамсу горячей поддержкой и участием в его судьбе.

Полная творческая зрелость ознаменовалась обращением Брамса к симфонии (Первая — 1876, Вторая — 1877, Третья — 1883, Четвертая — 1884-85). На подступах к осуществлению этого главного дела своей жизни Брамс оттачивает мастерство в трех струнных квартетах (Первый, Второй — 1873, Третий — 1875), в оркестровых Вариациях на тему Гайдна (1873). Близкие симфониям образы воплощаются в «Песне судьбы» (по Ф. Гельдерлину, 1868-71) и в «Песне парок» (по И. В. Гете, 1882). Светлая и вдохновенная гармония Концерта для скрипки с оркестром (1878) и Второго концерта для фортепиано с оркестром (1881) отразила впечатления от поездок в Италию. С ее природой, так же как и с природой Австрии, Швейцарии, Германии (Брамс обычно сочинял в летние месяцы), — связаны замыслы многих произведений Брамса. Их распространению в Германии и за ее пределами способствовала деятельность выдающихся исполнителей: Г. Бюлова — дирижера одного из лучших в Германии Мейнингенского оркестра; скрипача И. Иоахима (ближайшего друга Брамса) — руководителя квартета и солиста; певца Ю. Штокхаузена и др. Камерные ансамбли разных составов (3 сонаты для скрипки и фортепиано — 1878-79, 1886, 1886-88; Вторая соната для виолончели и фортепиано — 1886; 2 трио для скрипки, виолончели и фортепиано — 1880-82, 1886; 2 струнных квинтета — 1882, 1890), Концерт для скрипки и виолончели с оркестром (1887), произведения для хора a cappella явились достойными спутниками симфоний. Эти сочинения конца 80-х гг. подготовили переход к позднему периоду творчества, отмеченному господством камерных жанров.

Очень требовательный к себе, Брамс, боясь истощения творческой фантазии, думал о прекращении композиторской деятельности. Однако встреча весной 1891 г. с кларнетистом Мейнингенского оркестра Р. Мюльфельдом побудила его к созданию Трио, Квинтета (1891), а затем и двух сонат (1894) с участием кларнета. Параллельно Брамс пишет 20 фортепианных пьес (ор. 116-119), ставших вместе с кларнетовыми ансамблями итогом творческих исканий композитора. Особенно это относится к Квинтету и к фортепианным интермеццо — «сердца горестным заметам», соединившим строгость и доверительность лирического высказывания, изысканность и простоту письма, всепроникающую напевность интонаций. Изданный в 1894 г. сборник «49 немецких народных песен» (для голоса с фортепиано) явился свидетельством постоянного внимания Брамса к народной песне — его этическому и эстетическому идеалу. Обработками немецких народных песен (в т. ч. и для хора a cappella) Брамс занимался в течение всей жизни, интересовался он и славянскими (чешскими, словацкими, сербскими) напевами, воссоздавал их характер в своих песнях на народные тексты. «Четыре строгих напева» для голоса с фортепиано (род сольной кантаты на тексты из Библии, 1895) и 11 хоральных органных прелюдий (1896) дополнили «духовное завещание» композитора обращением к жанрам и художественным средствам баховской эпохи, столь же близким строю его музыки, как и народно-бытовые жанры.

В своей музыке Брамс создал правдивую и сложную картину жизни человеческого духа — бурного во внезапных порывах, стойкого и мужественного во внутреннем преодолении препятствий, веселого и жизнерадостного, элегически мягкого и порой усталого, мудрого и строгого, нежного и душевно отзывчивого. Тяга к позитивному разрешению конфликтов, к опоре на устойчивые и вечные ценности человеческой жизни, которые Брамс видел в природе, народной песне, в искусстве великих мастеров прошлого, в культурной традиции своей родины, в простых людских радостях, постоянно сочетается в его музыке с ощущением недостижимости гармонии, нарастающих трагических противоречий. 4 симфонии Брамса отражают разные аспекты его мироощущения. В Первой — прямой наследнице бетховенского симфонизма — острота сразу же вспыхивающих драматических коллизий разрешается в радостном гимническом финале. Вторую симфонию, истинно венскую (у ее истоков — Гайдн и Шуберт), можно было бы назвать «симфонией радости». Третья — самая романтичная из всего цикла — проходит путь от восторженного упоения жизнью к мрачной тревоге и драматизму, внезапно отступающим перед «вечной красой» природы, светлого и ясного утра. Четвертая симфония — венец брамсовского симфонизма — развивается, по определению И. Соллертинского, «от элегии к трагедии». Величие возводимых Брамсом — крупнейшим симфонистом второй половины XIX в. — зданий не исключает общей глубокой лиричности тона, присущей всем симфониям и являющейся «главной тональностью» его музыки.


Е. Царёва
https://www.belcanto.ru/brahms.html
Agleam
1/8/2018, 1:37:50 AM
image
image

Интересное и поучительное творение Стивена Фрая

Стивен Фрай
Неполная и окончательная история классической музыки. стр.7


Беспечно проскочив мимо того обстоятельства, что в 38-м до Р.Х. китайцы разбили свою октаву на шесть частей — как и почему, понятия не имею, — мы добираемся до нового megalos trypa aimatodis. Хотя на сей раз мне, вероятно, следовало сказать «grandis cavus sanguineus».

НЕ БАХ, НО ВСЕ-ТАКИ
Впрочем, это был уже другой «grandis cavus sanguineus». Это был «grandis cavus sanguineus ET CHRISTIANUS». Ну еще бы! Эпоха, именуемая «по Р.Х.», набирала полный ход, и буквально все норовили дополнить костюм какой-нибудь рыбой. Музыка доказала свою полезность для утверждения того, что было поначалу всего лишь верованиями маленькой секты. Совершенно фантастическим инструментом распространения христианства оказались псалмы с их диалоговым построением — равно как и ставшие вскорости вездесущими «гимны». Святые Августин и Иероним быстро усвоили, что с помощью прилипчивого мотивчика можно внедрить в людское сознание все, что потребуется, — хоть их и тревожили как доставляемое музыкой «чувственное наслаждение», так и вредоносность оного. Кроме того, поскольку средством такого внедрения было «устное слово», гимны нередко несли в себе неверную, а то и заведомо ложную информацию. Нот тут-то за дело и взялся первый крупный спаситель музыки. Он был крупен, смел и порывист — и был, если честно, епископом — Миланским. И носил волнующе эротичное имя…

Ну хорошо, не такое уж и эротичное, согласен, но все-таки, а? Как говорится, на безрыбье и рак белорыбица.

скрытый текст
НАВЕРНОЕ, ПОТОМУ Я И АМВРОСИЙ
Нет, честное слово. Амвросий действительно был епископом Миланским, избранным на эту должность в тридцать пять лет, причем довольно причудливым образом. Говорят, что во время совещания, на котором обсуждалась кандидатура нового епископа, — Амвросий присутствовал на нем отнюдь не в качестве претендента — какой-то ребенок заблажил в толпе, выкликая: «Амвросия… в епископы… Амвросия… в епископы…» Поскольку воспринято это было как знак свыше, а не, скажем так, простое совпадение, Амвросий, вовсе того не желавший, получил место епископа.

Причина, по которой неохочий епископ вступил в мир СФНиОИКМ, состоит в том, что основные его притязания на славу были вовсе не теологическими или литургическими, но музыкальными. До эпохи Амвросия музыку в церкви исполняли преимущественно профессиональные хористы, более или менее монополизировавшие все лучшие мелодии. Амвросий же дал такую возможность и простым людям, введя антифонное пение, коего вполне хватило, чтобы довести до слез, ну, скажем, святого Августина.

Пение это, известное ныне как «амвросианское», до сей поры практикуется на севере Италии, где его предпочитают принятому почти повсеместно пению григорианскому (по имени папы Григория I — о нем через минуту скажу чуть больше). Чтобы вы представляли себе контекст — все происходило примерно в то время, когда римские легионы начали в массовом порядке покидать небольшую пограничную заставу, которую они называли Британией, — исход их был каким-то образом связан с ворчливыми жалобами наподобие «Вечно у них тут дождь идет…» и «Приличного кофе с молоком не допросишься…».

Амвросианское пение, григорианское пение — оба они подпадают под аршинный заголовок «кантус планус», или «ровное пение»: поют это дело все больше монахи в монастырях, на одной ноте, под вступающий время от времени аккомпанемент органа. Я всегда считал такое определение неудачным, поскольку зачастую ничего в этом пении «ровного» нет. Оно прекрасно.

Если честно, все время Амвросия и Григория рассматривается многими как начало более или менее классической музыки — какой она известна нам ныне, — главным образом потому, что это первый период, в котором мы и впрямь получаем немалый кус записанного музыкального материала. Разумеется, как мы уже поняли, музыка существовала задолго, задолго до этого времени. Шумеры играли ее, заглядывая в свои клинописные таблички, греки дули в авлосы, и даже египтяне — во флейты. Понимаете? Египтяне вообще были ребята умные, у них даже свой Джеймс Гэлуэй появился раньше, чем у кого-либо другого.

NON UNUS BOTULUS
А затем самым неожиданным и драматичным образом, и к тому же, это тоже необходимо сказать, совершенно без всякого предупреждения…

…не произошло ничего.

На самом-то деле, даже закончившись, оно тут же произошло снова.

Я имею в виду это самое ничего.

Если честно, оно так и происходило, раз за разом, в течение двух столетий.

Ничего. Происходившее целых два столетия! Если хотите представить себе, на что это может быть похоже, включите компьютер и попробуйте получить хоть что-нибудь по справочному каналу.

И все это время Земля продолжала вертеться.

Просто так.

Годы, как им и следует, проходили, покряхтывая.

Трам-пам-пам.

Собственно, вы и оглянуться-то не успели, как уже наступил, оох, поздний вечер того же дня.

Хотя, впрочем, последний уходивший из Британии римлянин все же успел сказать: «Bonum ridensum» и погасить за собой свет; и помелькал там и сям весьма рассерженный молодой человек по имени Аттила Гунн; и флот остготов, уже отколовшихся от вестготов, был разгромлен Византией.

Сами видите, что получается. Не столько «история того периода», сколько ролевая игра.

А следом, совершенно неожиданно, — прежде чем вы успели бы сказать «уноси готовенького» — наступил год 600-й.

ВЕСЬ МИР Я НАУЧИЛ БЫ ПЕТЬ… НА ОДИН ГОЛОС
Итак, год 600-й, и, откуда ни возьмись, явился новый папа. Шаг вперед… Григорий I. Он не только отправил св. Августина на остров Тенет, произнеся при этом исторические слова: «Э-э, Густик, малыш, для тебя нашлась работенка… давай-ка сбегай за зонтиком…» — он также решил создать в Риме школу, «Схолу Канторум», чтобы еще раз попробовать упорядочить музыкальный бизнес.

Можно предположить, что примерно в это же время и появилась новая порода людей, «managerius brandius», или бренд-менеджеры, как их стали потом называть. Во всяком случае, именно тогда кто-то произнес — впервые в истории: «Ладно, давайте убедимся, что все мы раскрыли сборник гимнов на одной странице». Кроме того, «Грег Один», как значилось на номерных знаках его коня и кареты, опубликовал «Антифонарий» — собрание церковных песнопений. Если честно, сейчас можно с почти полной уверенностью сказать, что он был просто-напросто одним из целой оравы религиозных, по преимуществу, деятелей, пытавшихся продвинуть куда-то музыку в целом, однако благодаря соединению легенды с личным влиянием только его за эти дела и запомнили. Личное влияние очевидно — он был папой (с 590 по 604), а в те времена не существовало лучшей гарантии того, что, на какую бы вечеринку вас ни пригласили, в списке гостей, который держал в руках стоящий при дверях вышибала, против вашей фамилии будет значиться «на два лица». С легендой все обстоит сложнее. Судя по всему, несмотря на то что св. Августин был всего лишь одним из целой оравы влиятельных в музыкальном деле людей, ход времени — и, возможно, желание свалить всю вину на кого-то одного — привел к тому, что в нем стали видеть не только человека, составившего сборник григорианских напевов, но и сочинителя большинства из них, что почти наверняка неверно. Ну что ж, по крайней мере у нас теперь есть очень удобная точка отсчета.

вернуться
*

То же, но по-латыни. (Примеч. переводчика).

вернуться
*

…И христианский. (Примеч. переводчика).

вернуться
*

То есть символом раннего христианства. (Примеч. переводчика).

вернуться


Имеются в виду антифоны — песнопения, исполняемые двумя хорами поочередно, и респонсории — песнопения, в которых хор отвечает священнику. (Примеч. музыкального редактора).

вернуться
*

Джеймс Гэлуэй (р. 1939) — английский флейтист, исполняющий классику, джаз и народную музыку. (Примеч. переводчика).

вернуться
*

И никакой (лат.) колбасы (греч.). (Примеч. переводчика).

вернуться
*

Счастливо оставаться (вар. лат.). (Примеч. переводчика).

вернуться
*

На сей раз речь идет о св. Августине Кентерберийском (ум. 604), крестителе Англии. (Примеч. переводчика).

Итак, на свет явилось григорианское пение, и последние скудные отзвуки амвросианского постепенно затихли вдали.

РОЖДЕНИЕ

Итак. Официальное начало положено. РОВНОЕ ПЕНИЕ. Прекрасное, на одной, как правило, ноте. На свет появилась музыка — благодаря соединенным усилиям святых Амвросия и Григория. Следующий, на кого стоит полюбоваться в той рубрике истории музыки, что носит название «Фабрика звезд», — это человек по имени Гвидон. Нет-нет, царь Салтан тут решительно ни при чем.

Простите за спешку, но мне еще эвон сколько веков придется отмахать. Так что я позволю себе перескочить через несколько сот лет, идет? Во главе ООО «Британия» стоит ныне король Кнут, и большой популярностью пользуются палочные наказания. Все замечательно. И вот, не успели мистер и миссис Хайям поместить в «Персидских новостях» крошечное объявление о рождении маленького Омара, как в распоряжение музыкального мира уже поступила новая система, изобретенная человеком по имени Гвидон Аретинский. Именно он проложил путь для другого мистически одаренного музыканта — для уже упоминавшейся выше великой «Джулии из Эндрюса».

Как позволяет заключить его имя, Гвидон, или Гвидо, провел значительную часть жизни в итальянском городе Ареццо, стоящем примерно в 30 километрах к северу от Тразименского озера. Он был бенедиктинским монахом, перебравшимся сюда из родного Парижа.

Гвидо придумал слова, отвечавшие каждой из нот, или, как сказала об этом сама королева Джулия: «Начинать надлежит с начала, ибо лучшего почина измыслить не можно. Егда некий человек научается чтению книжному, то первым делом изначальные три знака уразумевает — аз-буки-веди, того для и ты, коегожды петь приступая, починай с „до-ре-ми“». Э-э, et cetera.

Хотя, если честно… примерно к этому все и сводится. Так что, когда будете в следующий раз беседовать с кем-то о «Звуках музыки», попробуйте-ка обронить: «Ах да, старая тоновая система сольмизации, которую ввел в одиннадцатом веке Гвидо д’Ареццо. Или это была все-таки группа „Степс“?»

На самом деле старина Гвидо много чего понаделал. В том же самом году, как раз когда китайцы окончательно довели до ума изобретенную ими симпатичную, пусть и смертоносную, смесь древесного угля, серы и нитрата калия, она же порох, а по всей Европе только и разговоров было, что о поэме с невразумительным названием «Беовульф» (ну, то есть, либо так, либо все они там перепились), наш человек в музыкальном мире придумал еще и маленькую штучку из пяти строк, на которой ныне вся музыка и пишется, — штучку, именуемую «нотоносцем», или «нотным станом». Вот она.

Ни один музыкант, имея ее в руках, с дороги уже не собьется. Если, конечно, он не катает в это время в машине своих развеселых подружек. Как бы там ни было, происхождение нотоносца датируется 1000-м годом.

Удрученным студентам консерваторий потребовалось еще несколько сот лет, чтобы сочинить мнемонические фразы наподобие «Солдат-Сирота Ревет Фальцетом Лакримозу», «Милый Соловей Синице Рекомендует Фагот» или особенно мною любимой «Фатальное Решение: Сироп и Соль в Миксер» и запомнить с их помощью ноты. Вообще говоря, Гвидо не помешал бы хороший пиарщик, поскольку в большинстве своем люди о нем и слыхом не слыхивали. Возможно, ему стоило бы прибавить к своему имени какой-нибудь энергичный инициал… сейчас, постойте… Гвидо Г. д’Ареццо. Могло и сработать. Его бы сразу заметили. Нет сомнений, живи он в наши дни, ему присвоили бы прозвание вроде «Гвид-о-ктава» — просто для того, чтобы имя его пережило века.

Гвидо д’Ареццо умер в 1050-м. Ровно сорок восемь лет спустя появился еще один музыкант, подвизавшийся в том же примерно мире — проводя дни в молитвах и созерцании. И он тоже внес в музыку значительный вклад — может быть, и не такой осязаемый и долговечный, как у Гвидо с его пятью линейками, но тем не менее важный. Этот человек, родившийся в 1098-м, воистину поднял музыку на новые высоты, заставил всех обратить на нее внимание. Однако более поражает нас в этом композиторе, аранжировщике, поэте и мечтателе одно редкостное качество… он был женщиной!

ОТ НОТНОГО СТАНА К ЖЕНСКОМУ
Из всего, что имело отношение к аббатисе, композитору, «сновидице» и вообще всесторонне эксцентричной даме по имени Хильдегарда Бингенская, мне всегда казалось особенно удивительным одно, а именно — она вовсе таковой не была. Это я насчет «Бингенская». Она и не родилась в Бингене, и не жила в Бингене, и не в Бингене умерла. Если, узнав об этом, вы решите, что можете с не меньшими основаниями именовать ее Хильдегардой Бэйсингстокской или Хильдегардой фон Симондс-Иейт, что ж, дело ваше. Нет, все-таки родилась она в Рейнгессене, а скончалась в Рупертсберге, и по крайней мере Рупертсберг, стоящий в шестидесяти примерно километрах к юго-западу от Штутгарта, расположен рядом с Бингеном. И отлично. Рад, что так понятно все объяснил.

Хильдегарда была женщиной безусловно замечательной, женщиной, с таким же удовольствием помогавшей советами епископам — и даже папам, — с каким она готовила припарку из травяных настоев, смешанных по ее собственному рецепту. С самых юных лет Хильдегарду посещали видения, и из-за них ее, совсем еще молодой женщиной, определили в анахоретки. Анахоретки представляли собой что-то вроде гибрида монахини с инструктором спецназа по выживанию — так что Хильдегарда, приняв постриг, тут же попала в одиночное заключение.

В возрасте сорока двух лет ее посетило видение, давшее ей, по ее же словам, полное понимание религиозных текстов, и начиная с этого времени она стала записывать все свои сны и наития. Ныне главными ее достижениями почитаются музыкальные. Она оставила большое число хоралов, слова для которых нередко сочиняла сама — вместо того чтобы перелагать на музыку распространенные в то время тексты. Мне и теперь представляется печальным, что Хильдегарда известна ныне не только потому, что она была одним из первых значительных композиторов, оставивших нам музыкальные записи, но и потому, что она была среди них ЕДИНСТВЕННОЙ женщиной. Ну что же. Как сказал мистер Браун, это мужской мир.

Ах, если б этот шарик был лишь нашим. Но он, увы, не значит ничего, Нет, ничего… без женщин и монашек.
Во всяком случае, мне кажется, что слова были такими. Трудно сказать, уж больно он кричит.

История ее представляется еще более замечательной, когда начинаешь размышлять о том, с какими, наверное, трудностями было сопряжено в то время не просто существование женщины-композитора, — господи, да это и сейчас дело не из легких, — но, чего уж там, существование женщины, ХОТЬ ЧТО-ТО СОБОЙ ПРЕДСТАВЛЯВШЕЙ. «Да, я женщина. Да, я композитор. Да, так уж вышло, у меня бывают видения, которые я стараюсь сразу записывать. Э-э, нет, как ни странно, я не ведьма, большое вам спасибо!»

Я о чем говорю-то? Давайте возьмем в одну руку портрет Хильдегарды, а в другую — наполненный вином кубок, покажем себе крупным планом 1179-й и провозгласим тост за ее ничуть не ведьмячью, эксцентричную музыкальность. Или за что-нибудь еще.

А кстати, у нее действительно сидела бородавка на левой щеке?

ПЕРВАЯ МУЗЫКАЛЬНАЯ ШУТКА (ПРАВДА, НЕ МОЦАРТОВСКАЯ)
Итак. 1179-й, год кончины Хильдегарды Бингенской, или Рупертсбергской, — зависит от того, насколько вы помешаны на точности. Фактически именно в этом году по миру начала бродить самая первая музыкальная шутка. До наших времен она дошла в виде анекдота про Бинга Кросби и Уолтера Диснея, однако в оригинале, как вы увидите из приведенного ниже текста, относилась именно к Хильдегарде. Выглядела она примерно так (произносится с шотландским акцентом):

вернуться


Что, разумеется, представляет собой нисходящие ступени скрипичного ключа. Далее: «Солдат-Сирота Ревет Фальцетом Лакримозу» — это восходящие ступени басового ключа, а «Милый Соловей Синице Рекомендует Фагот» позволяет запомнить восходящие линейки табулатуры. Рад, что мне удалось так понятно все объяснить. (Примеч. автора).

вернуться
*

Американский соул-певец. Цитируется песня «It's А Man's Man's Man's World». (Примеч. переводчика).

https://readli.net/chitat-online/?b=265037&pg=7
Agleam
1/8/2018, 10:05:13 AM
image
image

Цикл передач о музыке, в том числе и о классической, от Первого образовательного канала. Музыка: чувство – число – космос. Анна Русакова. Маргарита Субботина

Передача 2. Музыка эпохи средневековья.

Образование для всех


Agleam
1/8/2018, 10:15:57 AM
image
image

Интересное и поучительное творение Стивена Фрая

Стивен Фрай
Неполная и окончательная история классической музыки. стр.9


lnterrogatio: Quod differentum est trans Hildegard von Bingen et Waltus Disnius? Repondatum: Bingen singen, sed Waltus Disnius!
М-да… Может, вам и стоило бы там побывать. Это я о двенадцатом веке. Вероятно, в то же время появились и первые шуточки насчет барабанщиков и ударников вообще. Примерно в таком роде: «Каково расстояние, на котором средний барабан способен оглушить слушателя? Футов десять примерно, дальше его не забросишь».

Если вы полагаете, будто я несправедлив к ударникам, так позвольте вам сказать: это всего лишь моя работа. Меня уверяли, что существует давняя, насчитывающая — сами видите — немало столетий музыкальная традиция, которая определяет, и всегда определяла, поведение всех музыкантов. Традиция, стоящая в одном ряду с такими основными принципами, как «будьте неизменно внимательны и старайтесь понять, где вы сможете получить следующую вашу работу», — последнее принимает в интересующем нас бизнесе такой вид: «будьте неизменно грубы с ударниками». Рекомендации наподобие «выжимайте из скрипачей последние соки» и — к ней, хоть она и не менее важна, сказанное относится в меньшей мере — «играя в пабе на духовых, не забывайте сгибаться в три погибели» стоят в том же ряду. Ударникам просто-напросто следует приучить себя к мысли, что они непременно окажутся мишенью для «музыкальных шуток». Дабы облегчить им жизнь, я составил короткий список самых лучших «ударных» острот, правда, одна из них слишком груба для печати.

скрытый текст
1. В. Как узнать барабанщика по стуку в дверь?

О. Он стучит быстрее всех прочих.

2. В. Как вы назвали бы человека, который вечно ошивается рядом с музыкантами?

О. Барабанщиком.

3. Эта шутка для печати не пригодна.

Так или иначе, пошли дальше. Нам еще нужно добраться до 1225-го, до, как это принято теперь называть, «следующей большой сенсации» в истории музыки. А по пути позвольте мне попытаться пересказать все то, что вам следует знать. В 1184-м в Модене был освящен собор, остававшийся непревзойденным до тех пор, пока три года спустя достойные горожане Вероны не построили свой собственный. По сути дела соборы — это такие большие надгробные памятники. И не в одном лишь буквальном смысле. Каждому хочется иметь свой. В Бамберге заложили один, в Шартре другой, да и светившиеся охряными крышами дома Сиены с нетерпением ожидали, когда на них падет теплая тень их собственного собора. Понятное дело, я говорю вам об этом не просто для того, чтобы скоротать время, у меня на то есть причина. Однако о ней — чуть дальше.

КАРМА-КАРМА-КАРМА-КАРМА-КАРМИНА БУРАНА… ТО ЯВИШЬСЯ ТЫ, ТО РАСТВОРИШЬСЯ…
Напомните мне, чтобы я рассказал вам о carmina burana, и лучше прямо сейчас. Составлена она была году примерно в 1200-м. И представляла собой сборник монастырских песенок, из которых многие имели основой довольно смачные латинские и немецкие стихи, найденные в Бенедиктбейрне, что расположен в той части нынешней Баварии, которая в ту пору именовалась Богемией.

Несмотря на монастырское их происхождение, — а скорее всего, по причине монастырского их происхождения, — стихи эти трактуют темы любви, и… пьянства, и… как бы это сказать… любострастия! Эти похабные баллады сочинялись примерно в то же время, когда был основан Кембриджский университет, однако оставались относительно малоизвестными добрых восемь столетий с лишком, пока родившийся в Мюнхене композитор и педагог Карл Орф не использовал их в своем сочинении 1937 года, которое назвал просто: «Кармина Бурана». Я тут записал себе для памяти, что надо будет упомянуть о нем, когда мы доберемся до того времени, а пока — двигаемся дальше.

Эстрадные комики. Они тоже появились примерно в это время. Скорее всего, назначение их состояло в том, чтобы дать музыкантам передышку, позволить им принять по рюмочке в баре, что-то в этом роде. Разумеется, называли их тогда придворными шутами, а популярность они начали приобретать где-то в начале тринадцатого столетия. Кроме того, подрастало многое множество кафедральных соборов: работы велись в Реймсе, Солсбери, Толедо, Брюсселе и Бургосе, а заодно сооружались новый собор в Амьене (старый сгорел — небрежное обращение с огнем!) и фасад Нотр-Дама. В общем и целом, если на твоей визитной карточке значилось: «Кит Дешевка — строитель кафедральных соборов», ты, сколько я могу судить, даже при столь неказистой фамилии зарабатывал приличные деньги. Что и приводит меня, пусть мне того и не хочется, к 1225-му, к «следующей большой сенсации».

ОСТРИЕ ВДОХНОВЕНИЯ
Первым делом попробуем помедлить немного в 1225-м и на скорую руку оглядеться. Так вот, Великая хартия выходит третьим изданием. Совсем неплохо для сочинения с таким унылым концом и без стоящей интриги. Что касается знаменитостей этого времени, то, с одной стороны, у нас имеется Франциск Ассизский, которому осталось прожить один год. С другой стороны — что с другой, то с другой, — наличествует мистер Хан, друзья называют его Чингисом. Это время последних крестовых походов, монгольского покорения Руси и сыплющихся дождем папских отлучений. Собственно, шагу невозможно было ступить, чтобы вас не отлучили. Стоило вам, скажем, всего-навсего вторгнуться в Шотландию, и тут же — ХРЯСЬ! — отлучение.

Все это лишь кое-какие подробности, касающиеся 1225-го, ну, мы словно бы забрались на самую высокую гору и поозирались по сторонам. А как же само «время»? Каково оно на вкус, на запах? — если вы понимаете, о чем я. И каким оно было в отношении музыкальном? Так ведь я потому и распространялся о том, что куда ни глянь, везде подрастают кафедральные соборы. Давайте-ка на минутку влезем в шкуру человека Средневековья.

Соборы — о соборах необходимо знать две вещи. Они далеко не дешевы, а возведение их отнимает чертову пропасть времени. Их не продают в разобранном виде — уложенными в плоскую коробку, вместе с написанной какой-то бестолочью инструкцией и неполным комплектом шурупов. Возведение соборов растягивалось на сроки жизни нескольких поколений. И это позволяет нам понять, в чьих руках находились в 1225-м все деньги. А также — в каком состоянии пребывал музыкальный бизнес в 1224-м. Дело, видите ли, в том, что для заполнения соборов требуются не только люди, но и музыка. В 1225-м слово МУЗЫКА состояло по преимуществу из девяти букв и писалось так: ЦЕРКОВНАЯ музыка. Хотя для уличных охламонов музыка была также и изустной, не лишенной сходства с герпесом, — в том смысле, что и она передавалась из уст в уста. Ладно, ладно, сходство не шибко полное, но вы же меня поняли. Разумеется, существовали места, в которых вы могли получить музыку и в записанном виде — если были человеком достаточно состоятельным. Но вообще говоря, норму составляла в то время компания темных личностей с физиономиями, сильно смахивавшими на коровье вымя, распевающих в продуваемых всеми ветрами зданиях нечто однотональное. Немного похоже на нынешнюю фолк-музыку.

Ну вот, а теперь «следующая большая сенсация». Опять-таки, если вы были человеком достаточно состоятельным, вы, пожалуй, сказали бы, что следующей большой сенсацией стала «бумажная ткань», которую как раз в этом году и начали производить испанцы. Но если вы достаточно состоятельным не были — чем, надо признать, отличалось подавляющее большинство населения, — для вас «следующей большой сенсацией» почти наверняка стало музыкальное произведение, которое называлось «Sumer is icumen in».

вернуться
*

Пародируется принятая в старинных учебниках диалогическая форма: «Вопрос: какая разница между Хильдегардой Бингенской и Уолтом Диснеем? Ответ: Хильдегарда поет, а Уолт Дис(ней) — нет!» (так называемая «макароническая латынь», смесь испорченного латинского и немецкого языков). (Примеч. переводчика).

вернуться


У меня есть теория, согласно которой явления, именуемого «музыкальной шуткой», попросту не существует — исключение составляет, возможно, сочинение Моцарта, которое так и называется: «Музыкальная шутка». «Музыкальная шутка» — это оксюморон, выдуманный консерваторской бестолочью в надежде отвлечь от себя внимание общественности — пусть она лучше цепляется к прохиндеям из сферы информационных технологий. (Примеч. автора).

вернуться


Известно кому-нибудь собирательное имя существительное для кафедральных соборов? Если нет, то не могу ли я взять на себя смелость и предложить следующее: «хлоунада»? Звучит, на мой взгляд, неплохо, а смысла в себе несет ровно столько же, сколько и прочие собирательные существительные. По-моему, собирательные имена существительные — это что-то вроде горных хребтов и приполярных областей: кто туда первым добрался, тот и получает на них права и дает названия. Так что вот. Кафедральные соборы. Хлоунада. Нет, спасибо, спорить с вами я не расположен. (Примеч. автора).

вернуться


Официально объявляется, что Стивен Фрай побил рекорд мира по частоте печатного употребления фразы «следующая большая сенсация». (Примеч. автора).

SUMER L'UV IN
Прочтите-ка вот это:

Sumer is icumen in, Lhude sing, cuccu Groweth sed and bloweth med And springeth the wude nu Sing cuccu
или в вольном переводе:

Весна пришла, Громче, кукушка, кукуй, Семена проросли, и луга зацвели, И в лесах распустились листочки, Кукуй, кукушка.
«Sumer is icumen in» — прекрасные слова, не правда ли? — это важная часть великой музыкальной схемы мира, часть немалая, хотя бы потому, что она просто-напросто существует и до сих пор — достижение для любого музыкального произведения той норы редкостное. Могу себе представить, как историки всего мира вопят в оргазменном восторге, откопав где-то датируемый 1225 годом обрывок нотной бумаги, на котором помечено поверху: «Чижик-пыжик, где ты был?» Так что великим представляется уже сам тот факт, что сочинение это у нас имеется. Однако «Sumer» — надеюсь, он не против того, что я называю его просто по имени, — значителен еще и вследствие его чрезвычайно передового характера. Это подобие канона — песни, в которой все голоса выпевают примерно одну и ту же мелодию, но каждый в свое время, что-то вроде «Братца Якова», — состоящее из шести партий, четырех теноровых и двух басовых, форма для того времени до крайности сложная. Оно датируется серединой тринадцатого века и написано на прекрасном, немного неряшливом среднеанглийском. Если вы не говорите на среднеанглийском — а по чести сказать, среди тех, кто не носит имя Гэндальф, говорящих на нем насчитывается всего ничего, — попробуйте прочитать его с корнуэльским акцентом. Оно почти наверняка вышло из-под пера монаха, состоявшего в аббатстве Ридинг и известного ныне просто как Джон Форнсетский. Песнопение это задумывалось как весеннее, предвещающее наступление лета и по стилю сильно походило на народные песни. Статус «следующей большой сенсации» оно приобрело потому, что было для своего времени совершенно новаторским. Петь такого рода вещи в 1225-м никому просто в голову не приходило. Собственно говоря, некоторые ученые считают, что никто их и не пел. Один совсем уж ученый господин по имени док Манфред Букофцер, взглянув в 1945 году на ноты, мгновенно решил, что написаны они во времена куда более поздние. И все-таки. При всех выпавших на его долю неприятностях, это произведение сумело сохранить свое место в истории музыки, а там значится, что написано оно около 1225-го. Вот и все, что я имею сказать о старом добром «Sumer».

«ARS» — ОН «ARS» И ЕСТЬ, А ПОЧЕМУ — НЕ СПРАШИВАЙ
В следующие семьдесят примерно лет в музыкальном мире набирали все большую силу кое-какие немаловажные вещи. То был период, когда явление, известное как «ars antiqua», все еще оставалось в моде. Название это означает, собственно, «старое искусство» — термин, используемый применительно к тому, что воспринимается ныне лишь ретроспективно. Собственно, и название-то свое оно получило только после того, как кто-то выдумал термин «ars nova» — новое искусство, — означавший, по существу, освобождение от всех стилей и некоторых норм «ars antiqua».

Большую тройку мира «ars antiqua» составляли Леонин, Перотин и Роберт де Сэбилон. Леонина часто именуют «optimus organista», то есть «отменным сочинителем прелестных средневековых на слух благозвучий», — многое из написанного им дожило и до наших дней. Перотин был одно время заправилой парижского собора Нотр-Дам. Де Сэбилон тоже подвизался в Париже, вытворяя с независимыми мелодиями такое, что и поверить нельзя. По сути дела, Париж стал к этому времени городом далеко не маленьким, а собор Нотр-Дам — так и вовсе большим. В Париж стекалось множество трубадуров и менестрелей, а заодно с ними — монахов и ученых мужей. Поразительным представляется мне его сходство с Парижем начала двадцатого века, городом, в который опять-таки стекались художники, музыканты и мыслители, создавая эротичную, богемистую «культуру кафе». Все это привело к тому, что город наложил свой отпечаток на искусство вообще — и в те времена, и в эти. Впрочем, одно можно сказать с определенностью: и в те времена, и в эти капуччино там почти наверняка стоил дешевле.

ФРАНКО — В ГЕНЕРАЛЬНОМ СМЫСЛЕ
Другими светилами, которые отбрасывали затухающий свет на «ars antiqua», были люди наподобие Франко Кёльнского. Франко Кёльнский — я понимаю, звучит это так себе, но хорошо уж и то, что он устоял перед искушением записаться в генералиссимусы, — был человеком, которому приписывают заслугу установления длительности нот. Сейчас об этом и говорить-то, пожалуй, странно, но ведь кто-то же должен был этим заняться. Подобно тому как Григорий Грандиозный навел порядок в ровном пении, Франко, всерьез взявшись за ноты, постановил, каким образом надлежит указывать длительность каждой. И разложил все это дело по полочкам — в небольшой книжке, названной «De musica mensurabilis», или, если угодно, «О музыке и мерках»: похоже на заглавие утраченной рукописи Джона Стейнбека, не правда ли?

До той поры принятая повсеместно система указания длительности нот отсутствовала. Франко же стандартизировал «бревне» как единицу музыкальных измерений.

Полубревис выглядит так: — и длится четыре доли.

А вот это — минима, она длится две доли.

Ну и так далее, вплоть до , крючок (одна доля), и миловидной, хоть и получившей странное название «полу-деми-семитрель» — своего рода феи Тинк среди нот: хотите верьте, что она существует, хотите нет.

МАШО — ЭТО ХОРОШО
Теперь о трех главных именах в музыке, какой она была после 1300 года. Машо, Данстейбл и Дюфаи. Первый — носивший романтическое имя француз, поэт и композитор: Гийом де Машо. Опять же прошу простить за очередное отступление, но какое все-таки прекрасное имя. Вот произнесите его сами — Гийом де Машо. Великолепное имя. Машо родился в 1300-м и довольно быстро понял, что обладает дарованиями не только поэтическими, но и музыкальными. К году 1364-му, когда у него впереди было еще добрых четырнадцать лет жизни, его уже вполне можно было простить за то, что он жил себе спокойненько, мирно занимался своим «ars nova» и вообще получал от жизни удовольствие. Я что хочу сказать: если честно, в те времена дожить до шестидесяти четырех — это уже было своего рода достижение, особенно если учесть тогдашнюю новую чернуху… или, как ее, «черную смерть». («Ух ты, дорогуша, роскошно выглядишь, сдохнуть можно… А… так ты уже сдохла».)

Машо был одним из последних великих композиторов, успевших пожить в веке труверов и трубадуров, то есть французского варианта того, что у нас в Англии именовали «менестрелями», а у немцев «миннезингерами», сиречь «певцами любви». Менестрели были хорошо оплачиваемыми свободными музыкантами, ведшими свое родословие от «мимов» Древней Греции и Рима, разогнанных во время вторжения варваров. Изначально они были актерами, бравшимися за музыкальные инструменты лишь для того, чтобы свести концы с концами, даром что в те времена это занятие почиталось довольно сомнительным (впрочем, в этом отношении и сейчас мало что изменилось). Если бы эта книга была Библией, в ней, скорее всего, значилось бы примерно следующее:

вернуться


Каждый раз, читая эти слова, я буквально слышу пение птиц, почти ощущаю солнечный свет, едва ли не прикасаюсь к отрубленным головам, столь изящно насаженным на колья. Ах… попасть бы снова в 1225-й, тем более что там уже наступил «Sumer» (или хотя бы наступает). Ну и пусть этот самый «шумер» означает лето, ну и что? Какие могут быть счеты между друзьями! (Примеч. автора).

вернуться
*

Американский музыковед (1910–1955) — автор трудов, посвященных музыке Средних веков, Возрождения и эпохи барокко. (Примеч. переводчика).

вернуться
*

Лучший органист (лат.) — т. е. сочинитель «органумов», многоголосных обработок григорианских песнопений. (Примеч. переводчика).

вернуться


Знаете, мне все кажется, что в те времена вы могли выбирать себе примерно так же, как в наши дни выбирают себе происхождение новоиспеченные лорды. Сегодня вы можете без труда обратиться в леди Тэтчер Кестевенскую, или лорда Уилсона из Риволкса, или в кого захотите, — более-менее то же самое вы могли проделать и тогда, только вам не нужно было дожидаться для этого, когда вы попадете в верхнюю палату парламента. Этим занимались все и каждый. Лично я, пожалуй, предпочел бы зваться Фраем-из-Сохо. А может, даже… Фраем с Маршрута 77 автобуса — опаздывал бы себе куда ни попадя и горя бы не знал. (Примеч. автора).

https://readli.net/chitat-online/?b=265037&pg=9
Agleam
1/9/2018, 11:12:07 PM
image
image

Цикл передач о музыке, в том числе и о классической, от Первого образовательного канала. Музыка: чувство – число – космос. Анна Русакова. Маргарита Субботина

Передача 3. Музыка эпохи возрождения.

Образование для всех


Agleam
1/9/2018, 11:16:59 PM
image
image

Интересное и поучительное творение Стивена Фрая

Стивен Фрай
Неполная и окончательная история классической музыки. стр.11


Мимы родили шутов; шуты родили жонглеров; жонглеры родили трубадуров; трубадуры родили труверов; труверы родили деревенских скрипачей, а деревенские скрипачи родили менестрелей.

Если у вас возникало — в этом мире трубадуров, труверов и деревенских скрипачей — желание обнаружить в людской толпе менестреля, вы могли воспользоваться одним полезным правилом: трубадуры поют и читают стихи, деревенские скрипачи играют на танцах, а менестрели тают у вас во рту, но не в руках.

Что касается Машо, то он, в соответствии с традицией труверов, прославился при жизни своей и стихами, и музыкой. Бывший в буквальном, более-менее, смысле современником «Декамерона», он родился в Арденнах, однако, ставши и ученым мужем, и священником сразу — а такое, я уверен, возможно, — подолгу и с удовольствием жил при дворах Иоанна Люксембургского и герцогини Нормандской. Но лишь в наваррские свои времена он положил все силы на то, чтобы достичь еще не достигнутого, осуществить еще не осуществленное, сотворить пока еще… не сотворенное. Четырехголосную мессу. Никто до него не создавал мессы, которая разворачивалась бы, следуя «законам» гармонии, а эта еще и звучала как… в общем, хорошо звучала. Для того чтобы создать «правильную» четырехголосную мессу, можно, конечно, в точности следовать принятым правилам, а вот добиться того, чтобы она еще и радовала слух, — это совсем другая история.

МЕССОВАЯ ИСТЕРИЯ
скрытый текст
Итак, займемся четырехголосной мессой. Может ли композитор добиться того, чтобы четыре разных голоса (т. е. сопрано, альт, тенор и бас, к примеру) пели разные мелодии каждый, создавая при этом совершенную гармонию звучания?

Попробуйте, если получится, представить себе это так. В Реймсе стоит тихий, сырой и теплый вечер — великий миг, в который Машо взойдет на свой Эверест, уже близок. Он и его команда соперничают с итальянцами за звание первооткрывателей музыкального святого Грааля тех времен — четырехголосицы, — однако путешествие это оказалось опасным. То, что представлялось достижениями более ранними, быстренько повторялось другими — и лишь для того, чтобы в них обнаруживалось несколько больших кусков, никакого отношения к четырем голосам не имевших: одни содержали по три, другие по два. Существовал даже ранний прототип, нотная запись там являла все признаки четырехголосной мессы, однако при ее исполнении она оказывалась почти целиком монотонной и распеваемой в унисон.

Они и так уже отставали, понеся тяжелый урон, и не только в том, что касалось боевого духа, — два члена команды покинули ее, повредив гортань, еще один решил добиться цели в одиночку, а четвертого Машо потерял по причине трагического инцидента с языком, приключившегося при исполнении особенно быстрого, построенного сплошь на полу-деми-семитрелях такта. Однако Машо не сдавался. Он знал, что сможет сделать это. Ни один известный истории композитор пока не смог, и, стало быть, победителя ждут великие почести. Ну что же, наш выход! И в миг, которому предстояло навсегда войти в анналы истории как «то время, когда Гийом де Машо закончил свою мессу», он, явив себя во всем блеске, единым взмахом пера добавил к своему шедевру последнюю тактовую линию. Дело сделано, он знал это. Ему не требовались репетиции. Не требовалось напевать все сочинение маме. Он ЗНАЛ. То была первая в истории четырехголосная месса! Легенда гласит, что Машо, наклонившись к своему начальнику отдела кадров, произнес ставшие ныне бессмертными слова: «Bof! J’ai besoin d’une tasse de thé. Ou peut-être quelque-chose plus fort. Allons! Au tête du cheval». Или в переводе: «Уф! Я не отказался бы от чашечки чая. Или от чего покрепче. Не завалиться ли нам в „Конскую голову“?»

Великий миг. Действительно великий. «Ars nova» в лучшем виде. А сама месса? Ну что же, романтически настроенные хроникеры могли бы заверить вас, что ее в ту же ночь исполнили на коронации Карла V и что тем самым она положила начало недолгому, но обладающему прекрасными формами золотому веку французской музыки.

Карл был одним из тех не часто встречающихся монархов, которые любят музыку. При его правлении Франция приобрела положение светоча музыкального мира. С первого же года воцарения Карла и до истечения первых двадцати с чем-то годов пятнадцатого столетия Франция оставалась центром музыкальной вселенной — ее столичным городом, если угодно, блеск которого отражался в раздельных, но соотнесенных мирах французской готической архитектуры и учености, символом коей стал Парижский университет.

Ну хорошо, с Францией все понятно, а как же добрая старая Англия? Кто создавал стандарты создания стандартов в мире музыки? Чтобы ответить на этот вопрос, нам следует обратиться к Данстейблу — городу и человеку.

ПЕРВЫЙ РИТМИЧЕСКИЙ МЕТОД
Джон Данстейбл почти наверняка родился в Данстейбле, и само имя его является, скорее всего, переделкой Иоанна Данстейблского. Ему принадлежат некоторые из прекраснейших сочинений той поры, пусть даже не все они были созданы в Англии. Многие его произведения отыскались со временем в таких городах, как Тренто, Модена, Болонья, и это наводит на мысль, что присутствие англичан в итальянской музыке было в то время весьма реальным. Впрочем, умер Данстейбл все-таки в Лондоне, успев, однако же, посвятить большую часть жизни пропаганде своего пожизненного causes célèbres — естественным ритмам.

До того времени было по преимуществу принято подбирать слова под музыку. Я что хочу сказать — слова считались не такими уж и важными, поэтому вы просто находили хорошую мелодию и приделывали к ней текст. В результате естественное произношение слов полностью утрачивалось, заодно с большей частью их значения. Чтобы понять, о чем я толкую, представьте, что вы разговариваете, прилаживаясь к играющему граммофону. Все ваши слова искажаются, растягиваются и произносятся в конечном счете так медленно и вычурно, что исконное их значение попросту утрачивается. Так вот, Данстейблу это не нравилось. У него от этого с души воротило. И он посвятил кучу времени борьбе за «естественные ритмы», за музыку, в которой слова выпеваются в обычном их ритме — так, как они произносятся.

Да, можно, конечно, сказать, что он мог бы приобрести и большую известность. Но если честно, именно люди, подобные ему, и были, как мы еще увидим, теми важнейшими винтиками, без которых колеса музыки вращаться попросту не могли.

Помимо прочего, Данстейбл сыграл приметную роль в сфере контрапункта. Н-да, вот тут мы попадаем в щекотливую ситуацию. Нынче контрапункт может для вас никакого особого значения не иметь, однако в те времена он был в музыке одной из наиболее спорных тем. И не забывайте, раз он был спорным в музыке, значит, был — во всяком случае, тогда — спорным и для Церкви, а такое положение могло выйти боком всякому, кто лез в возмутители спокойствия. Еще в 1309 году некий Маркетто Падуанский обратился к властям предержащим с просьбой допустить контрапункт в музыке и в 1322-м — с быстротой, поспорить с которой способна лишь телефонная справочная, — получил в виде ответа запрет папы Иоанна XXII. Ну, с другой стороны, не скажешь ведь, что у папы не было времени, чтобы как следует все обдумать. Однако чем уж так нехорош контрапункт? Почему Церковь так его невзлюбила? И еще интереснее — что за зверь, собственно говоря, этот контрапункт? Ладно, хорошо. Займемся контрапунктом.

ЧТО ТАКОЕ КОНТРАПУНКТ?
Начнем с конца. Контрапункт появляется, когда композитору надоедает сочинять всего-навсего одну мелодию и он начинает записывать сразу несколько. Что ж, ему-то хорошо — он, скорее всего, сочиняет их в разное время: одну утром, другую после обеда, а с третьей управляется перед тем, как чайку попить, ну и так далее. Замечательно, классно. Сложности начинаются, когда композитор эти мелодии соединяет, потому что нам-то приходится слушать их все сразу. Слушать, как множество совершенно разных голосов поют разные мелодии — И ВСЕ В ОДНО И ТО ЖЕ ВРЕМЯ. Это немного похоже на джаз, но только без мучимого газами тромбона. Что и может объяснить нам, почему папа Иоанн XXII так гневался в своей «Docta Sanctorium» на композиторов: «Они рассекают мелодии долгими цезурами, затусовывая оные дискантами, а порою втискивая в них вульгарные триплумы и мотеты…» Ну-с, если в сказанном им и присутствовал некоторый резон, его отчасти подпортило неграмотное написание слова «затушевывая». И кстати, «триплум» и «мотет» следует, в этом случае, понимать как сопрано и альт соответственно — полное четырехголосие состояло в то время «из триплума, мотета, тенора и контратенора». И не говорите потом, будто я ничего вам не объяснял.

вернуться
♫*

Сочинение это долгое время считалось утраченным, однако почти 720 лет спустя вдруг снова явилось на свет под названием «Женщина в красном». (Примеч. автора).

(Речь идет о шлягере Криса де Бурга. — Примечание переводчика к примечанию автора).

вернуться


Многие полагают, впрочем, что век этот датируется временем куда более поздним. (Примеч. автора).

вернуться
*

Главное дело (франц.). (Примеч. переводчика).

вернуться


«Долгие цезуры» — подобие музыкальной икоты, возникающее, когда композитор оставляет прорехи в одном голосе, заполняя их другим. Тем самым создается «колебательный» эффект, что-то вроде обмена теннисными ударами. (Примеч. автора).

Впрочем, Иоанн XXII с его «доктами» на Джона Данстейблского большого впечатления не произвел. До самой его кончины в 1453 году контрапункт оставался, если правду сказать, любимым занятием Джона. Он продолжал писать свои мессы и изоритмические мотеты — те, в которых даже при изменениях в самой музыке повторялся все тот же ритмический рисунок, — и возможно даже, был первым, кто написал для церковной мессы инструментальное сопровождение.

Эпоха Данстейбла была в Италии эпохой Донателло, а заодно и Фра Анджелико с Медичи. Португалия могла похвастаться великими путешественниками Гонцало Кабралом и Хуаном Диасом. А что же Англия? Ну что, в Англии опять свирепствовала моровая язва, принесшая с собой малоприятный, распространившийся на всю страну карантин. Что касается Данстейбла, его влияние признавалось и два-три столетия спустя. Говорят даже, что человеком, на которого он повлиял в наибольшей степени, был еще один Гийом.

Гийом Дюфаи был родом из Геннегау, провинции, входившей тогда в состав Низинных Земель, ныне Нидерландов, однако долгое время прослужил в папской капелле. В то время это было интересной работой, главным образом потому, что двор папы то и дело переезжал, и в итоге Дюфаи удалось повидать не один только Рим, но и множество иных городов. Он даже провел некоторое время в Камбре, это недалеко от Лилля, что во Франции, — городе, в котором папе, как говорят, очень понравился хор — не меньше, чем потом и Нидерланды.

Последние понравились папе настолько, что, вернувшись с двором в Рим, он разработал программу импортирования даровитых людей из Нидерландов. Собственно, какое-то время почти всю папскую капеллу составляли певцы из Низинных Земель (интересно, не называли ль они себя «донцами»?), итальянец в ней насчитывался только один.

В свое время Дюфаи почитался крупнейшим нидерландским композитором, и одно из его достижений, которым была уготована долгая жизнь, состояло в том, что он оказался предтечей современной организации хора, то есть его разбиения на сопрано, альты, тенора и басы, причем басу у Дюфаи отводилось второстепенное, по сравнению с тенором и контратенором, место. Попробуйте на скорую руку прослушать что-нибудь вроде «Ессе ancilla domini», это одна из его последних месс, и вы поймете, насколько блестящей была осенившая Дюфаи идея.

По существу, фигура Дюфаи ознаменовала собой и завершение периода, известного под названием Средневековье, и первые, робкие шаги эпохи совершенно новой — ну ладно, почти, — вечно поющего и вечно танцующего Ренессанса. Родившийся в тот самый год, когда умер Чосер, в 1400-й, Дюфаи принадлежал к поколению, ставшему свидетелем битвы при Азенкуре, появления первых печатных книг и сожжения в Руане Жанны д’Арк. С ходом времени он окончательно обосновался в Камбре, который помог обратить в одну из главных — с тех пор как руанский палач произнес незабываемые слова: «Zut! J’ai perdu mes alumettes!» — тем для разговоров. Ко времени, когда Дюфаи возвратился в городок Камбре, Данстейбл уже скончался, как и Константин XI, вместе с которым прекратила существование Византийская империя. Довольно интересным, а для кофеманов всего мира, возможно, и более важным является то обстоятельство, что расположенный в Юго-Западной Аравии порт Мокка обратился к тому же времени в главный центр мирового кофейного экспорта.

А теперь закройте глаза и представьте себе: голоса играющих детей, плеск воды, невнятное рявканье мегафона. «Так, ладно, всем слушать, сейчас 1450-й. Мне нужна новая эра. Прошу всех, у кого есть на рукавах средневековые красные повязки, покинуть генофонд. Повторяю, сейчас 1450-й, просьба ко всем, у кого есть на рукавах средневековые красные повязки, покинуть генофонд. Наступает эпоха Ренессанса». И затем в сторону, к помощнику режиссера: «Хорошо, впускайте ренессансную массовку». Да-да, я понимаю, все произошло не так, но по крайней мере у нас теперь имеются стартовые колодки.

ВОЗРОЖДЕНИЕ

Примерно за десять лет до 1450 года, в который людей Средневековья выбросили из генофонда, газета города Конде, провинция Геннегау, вполне могла сообщить о рождении некоего Жоскена де Пре. ЖДП был, возможно, величайшим талантом своего времени, и в эпоху, когда совсем немногие из таковых обретали почести еще при жизни, его превозносили как своего рода гения — даже Мартин Лютер счел должным отметить: «Он — господин нот; все прочие… их слуги». Сказано немного напыщенно, Мартин, однако я вас понял. В ту пору Жоскена нередко называли не полным именем, а говорили просто: Жози или даже Джозеф. Нечего и сомневаться — живи ЖДП в наши дни, он мог бы пойти чуть дальше и вообще начать обходиться без имени, заменив его какой-нибудь чудной закорючкой. Чем-нибудь вроде

ξ — деятель искусства, официально известный под именем Жоскен.

Вот так. Глупость какая-то, правда? И опять-таки не приходится сомневаться в том, что она привилась бы. Хочется верить, впрочем, что во времена Жоскена на нее смотрели бы косо. Хорошо, теперь контекст: он родился двенадцатью годами позже Леонардо да Винчи и пользовался, по всем вероятиям, большей популярностью, чем «Мона Лиза». И уж определенно можно сказать, что умер он человеком в десять раз более счастливым, причем во всех отношениях, чем Леонардо, скопив немалое состояние и став каноником в Конде. Умер же он через десять лет после того, как Магеллан покинул свой дом в Севилье, сказав на прощанье: «Мне только в лавочку сбегать». Еще при жизни Жоскена Микеланджело начал работы в Сикстинской капелле, между тем как в Англии к власти пришли Тюдоры, а в новеньком дворце Хэмптон-Корт устранялись последние недоделки.

В связи с Жоскеном меня всегда донимало одно обстоятельство. Или мне следовало сказать — в связи с Жоскеном де Пре? Или — господином Пре? Или — господином Депре? Обстоятельство это… да я, собственно, только что его описал. Какое место следует отвести этому человеку в музыкальном словаре? Знаю, знаю, вам это может показаться мелочью, но я действительно выхожу из себя, когда добираюсь в каком-нибудь справочнике до «Пре» лишь для того, чтобы увидеть отрывистое «См. Жоскен». Но почему, господи боже ты мой? Отыскивая Бетховена, вы же не натыкаетесь на слова «Пшел вон, см. Людвиг»? В другом справочнике — суешься в Ж, а там тебе говорят: «См. Депре». А на месте «Депре» стоит: «См. Пре». Ну просто на стену хочется лезть.

Я понимаю, что это ерунда, однако, как было сказано, когда Вельзевула призвали в армию, диавол кроется в деталях.

ЖДП, мистер де Пре, Жоскен, ξ — называйте его как хотите — производит лично на меня впечатление человека избранного. Еще в молодости он много странствовал и со временем, году примерно в 1499-м, поступил на папскую службу, где и провел около тринадцати лет. Во весь срок этой службы, а также в следующие двадцать с чем-то лет — до самой его смерти в 1521-м — он оказывал огромное влияние на музыку вообще. Его мессы значительны тем, что с них началось освобождение от неукоснительно строгого соблюдения правил. Мессы стали выражать дух слова. Сейчас это может представляться ничего не значащим пустяком, однако в то время музыка была в такой же мере научной дисциплиной, в какой и развлечением. ЖДП отказался от почти педантичного подчинения правилам и… как бы это сказать… ну, в общем, позволил себе отпустить волосы чуть подлиннее, чем у других. Что же касается оказанного им огромного влияния, то ему повезло и тут: он попал в самое что ни на есть живое и трепетное сердце музыки своего времени. Коим был не двор Людовика XII во Франции, хотя ЖДП пожил и при нем. Как не был им и двор императора Максимилиана I, где ЖДП также провел некоторое время. Как не была им и епархия Конде, каноником которой ЖДП состоял в свои последние годы. Живым и трепетным сердцем музыки того времени была — все очень просто — Церковь.

вернуться
*

Черт! Опять куда-то спички запропастились (франц.). (Примеч. переводчика).

https://readli.net/chitat-online/?b=265037&pg=11
Agleam
1/11/2018, 12:04:10 AM
image
image

Цикл передач о музыке, в том числе и о классической, от Первого образовательного канала. Музыка: чувство – число – космос. Анна Русакова. Маргарита Субботина

Передача 4. Музыка эпохи барокко. Часть 1

Образование для всех