Лучшие истории, найденный в сети

- Ну, бля, ты и мудило,- обрадовался он.
- За снасти спасибо, больше всех поймал.
- А где ловил?
Я рассказал, приблизительно, так как название станции напрочь забыл.
- А давно приехал?
- Да уже часов шесть.
- Везучий! Там как раз льдину оторвало.
- С рыбаками?
- Сейчас любая льдина с рыбаками.
Из кухни раздался Маринин голос.
- Всё готово, можно к столу.
- Ты там не один? – навострил уши Вован.
- Да, к корюшке ещё русалку зацепил.
- Могу приехать.
- Разрушишь атмосферу доверия и корюшки.
- А как зовут русалку?
- Марина.
- Марина, значит «морская». Похоже точно русалка! – завистливо присвистнул Вован, - Ну тогда не буду мешать, рад, что вовремя свинтил.
И он повесил трубку.
Конечно, по уму надо было его пригласить на улов, всё-таки удочки его. Но поймите меня правильно, Марина то одна.

Что ни говори, а жареная корюшка, это пиздато! Превозмогая себя, я налил по полста коньячку. Мы чокнулись. Марина выпила залпом, я же чуть пригубил и тут же быстро поставил рюмку на стол.
- Не можешь уже? – кивнув на бутылку, спросила она.
- Да чего-то не идёт.
- Видать хорошо погулял?
- Неплохо.
- Твоя то, эта, которая, очередная,- тут Марина засмеялась, - Когда должна вернуться?
- А хрен знает, вроде на неделю улетала.
- А какого числа?
- Какого числа, что? – всё ещё не понимая куда она клонит, спросил я.
- Улетела какого числа?
- А сейчас какое?
- Двадцатое…
Я посмотрел на батарею пустых бутылок, прикинул в уме количество выпитого, рассчитал дни запоя, накинул день на рыбалку.
- Ебать!
В прихожей раздался звонок.
- Ебать!!! Повторил я.
Марина поняла всё сразу.
- Ну вот и поели корюшки…
Из комнаты прискакали животные. Слава богу, молча.
- Может мне на балкон пока, а потом незаметно выскочу?
- Ага, разве, что с балкона.
Кошка начинает тихо подхихикивать. Не ляпнула бы чего…
- Ну так куда мне? – Марина растерянно стояла посредине кухни. Испуганная и красивая.
- Хуй с ним, давай на балкон.
Я ломанулся в коридор, открывать.

Подруга выглядела отдохнувшей и обрушила на меня прямо с порога лавину важной и нужной мне информации. Из этого потока я понял, что: у неё отрубили телефон, потому что роуминг очень дорогой, (пиздеть надо меньше, подумал я), отдохнула она прекрасно, в городе очень много «наших», жаль только, деньги быстро кончились.
- Ты же четыре штуки взяла? – изумился я.
- Знаешь, оказывается Достоевский, однажды, проиграл там всё, что у него было, даже обручальные кольца!
«Ага», - думаю, так же как и ты, идиотка…
- А чем это так пахнет?
- Пиздюлями это пахнет, - говорю, - Ты что, все деньги просадила?
- Почти. А что такое?
Вот ведь сука!
- А то, что зарабатываю их я.
- Ну ты же разрешил… - она присела на стул в прихожей.
- Слушай меня стоя! Я разрешил взять деньги с собой, и потратить на дело! А не проёбывать их как Достоевский. Ты хоть его читала?
- В школе проходили, - пролепетала она.
Подошла кошка. Долго смотрела на нас, потом зевнула.
- Киса, киса, - подруга протянула к ней руку, чтоб погладить и заодно снять нервное напряжение.
- Киса у тебя в штанах. – отбрила её та и не спеша прошла в комнату.
Как она заорала!
- Что это, что это? – наконец, прекратив истерику, залепетала подруга.
- Это моя кошка, а ещё собака есть, не забыла за неделю?
- Она, что, тоже говорит?
- А ты у неё и спроси.
- Боюсь.
- Ладно, иди в ванную, смой тлетворное влияние запада.
Когда из за двери раздался шум воды, я бросился к балкону. Марина уже задубела основательно.
- Пойду я тоже в ванную, - прошептала она, - Греться.
И мы на цыпочках сквозанули к дверям.
На лестничной площадке она спросила:
- А чего это она у тебя так орала?
- Обрадовалась встрече,- уклончиво ответил я.
- Жаль, что так вышло всё, - Марина расстроено хлопнула глазами, - Ну ты всё же не забывай…
- Постараюсь, – я обнял её за плечи, прижал к себе.
Куда уж тут, забыть, думаю.
- Пусти, пора мне, - сказала она, не делая попыток вырваться.
- Ага, - я отстранился но только чтобы посмотреть ей в глаза.

- Ну хватит уже мучить! – она улыбаясь выскользнула и исчезла за дверью.
Совсем как русалка.

Я прошёл на кухню, маханул стопку, тут же налил до краёв следующую.
- Посуду убери лишнюю, а то видно, что не один ты тут корюшку ел.
Собака кивнула на стол.
- Ты будешь?
- Ну давай, выручу.
Я поставил перед ней Маринину тарелку. Стопку ополоснул водой из под крана и убрал в буфет. С полотенцем на голове в кухню вошла Катя.
- Ты сердишься?
- Нет, я негодую. И выпил вторую, налив сразу же третью.
- Я думала, у нас серьёзные отношения, - начала она, но я прервал эту лирику:
- Сериалов не надо, давай, шмотки собирай и проваливай.
- Куда?
- А куда хочешь, можешь в библиотеку, можешь к маме в Екатеринбург.
- Зачем в библиотеку?
- Достоевского почитаешь.
- Значит ты меня не любишь?
Я знал, сейчас выпью третью, и будет полегче. Будет уже похуй на эти сопли. И я выпил.
- Так любишь или нет?
Катя стояла надув губки, и ждала ответа.
Вместо её, я спросил собаку:
- Как корюшка?
- Вкусно, - ответила та облизываясь, Катя аж подпрыгнула.
Вошла кошка, посмотрела по сторонам, строго зыркнула на подругу.
- Вроде и мокрая, а всё равно не русалка, - и ушла.
- А ты умеешь корюшку жарить? – теперь я спросил Катю.
- Нет…
- Ну тогда – до свидания.
Как я понял, животным тоже больше нравилась Марина.
Не хочется описывать последовавшую за этим часовую истерику. Но когда Катя вышла наконец на лестницу, и я закрыл дверь, стало мне так хорошо, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

Утренние лучи пробивались через занавеску, выхватывая внутрикомнатную действительность. В одном из таких светлых пятен было плечо Марины, безмятежно спящей на моей кровати, в другом- кошка, свернувшаяся калачиком у неё в ногах. Собака спала на полу рядом. Ну что ж, похоже пришло время, когда мне наконец придётся бросить пить. Хотя бы на несколько лет.

Мощно задвинули!

Дуалистический принцип использования сельскохозяйственных орудий на гидроповерхности" (Вилами по воде писано)

"Бинарный характер высказываний индивидуума утратившего социальную активность" (Бабушка надвое сказала)

"Проблемы транспортировки жидкостей в сосудах с переменной структурой плотности" (Носить воду в решете)

"Оптимизация динамики работы тяглового средства передвижения, связанная с устранением изначально деструктивной транспортной единицы" (Баба с возу - кобыле легче)

"Слабо выраженная актуальность применения клавишных инструментов в среде лиц духовного звания" (на фига попу гармонь)

"Нестандартные методы лечения сколиоза путем отправления ритуальных услуг" (горбатого могила исправит)

"Проблемы повышения мелкодисперсионности оксида двухатомного водорода механическим путем" (толочь воду в ступе)

"Латентные возможности использования вербальных средств общения для оптимизации труда" (пошел на хуй)

"Положительное воздействие низкого коэффициента интеллекта на увеличение совокупности задач в процессе осуществления трудовой деятельности (работа дураков любит)

"Солипсизм домашней птицы по отношению к нежвачным млекопитающим отряда парнокопытных" (гусь свинье не товарищ)

"Характерные внешние приметы как повод для узурпации наиболее благоприятного социального статуса на рынке" (со свиным рылом да в калашный ряд)

"Антропоморфический подход к созданию брачной ячейки" (кому и кобыла невеста)

"Синдром отказа от легитимизации, опирающийся на отсутствие возможностей быстрой идентификации личности" (я не я, и лошадь не моя)

"Влияние сезонно-погодных условий на процесс бухгалтерского учета пернатых" (цыплят по осени считают)

"Амбивалентная природа нейронных импульсов, испускаемых корой головного мозга" (и хочется, и колется)

"Закономерности соотношения длины ороговевшего эпидермиса с количеством серого вещества в черепной коробке" (волос долог, да ум короток)

"Разновидность юридического акта, превалирующего над валютными средствами" (уговор дороже денег)

"Недопустимость использования типовых элементов жилищной архитектуры при отрицании кульминационного проявления созерцательно-осязательных эмоций" (любовь не картошка, не выбросишь в окошко)

"Нейтральность вкусовых характеристик растения семейства крестоцветных по отношению к овощным культурам средней полосы России" (хрен редьки не слаще)

"Антитезисные свойства умственно-неполноценных субъектов в контексте выполнения государственных нормативных актов" (дуракам закон не писан)

"Отсутствие прогресса-регресса в метаболизме организма при изменении соотношения жиров и углеводов в традиционном блюде оседлых народов" (кашу маслом не испортишь)

"Место насекомовидных в иерархических системах пирамидального типа" (всяк сверчок знай свой шесток)

"Закономерность возрастания личностной ценности субъекта после получения травматического опыта" (за одного битого двух небитых дают)

ПРО КЛЁПУ…
У миши есть маша, а у маши есть Клёпа (Клиапатра блять)... Клёпа эта такая
сабака вроди, сабака из пароды знаете таких сука жалких карманных
невнятнастей - маленькая-маленькая, пучиглазая и нервная как фсе маленькие.
Бегает этот дрищ па квартире ф трясках и сударагах каких-та, вечна мёрзнет и
ссыцца. Я нах атказываюсь верить што это убожество хто-то там вывел
спецыально, скарее фсиво клёпины даистарические предки, настаящие блять
бальшые валасатые сабаки с зубами, па неясным науке причинам нет-нет да и
паёбывали каких-нить даистарических хамякоф там или прочих грызуноф... --
паэтому па внешниму виду этот малинький задрот с гордым именем клиапатра
напаминает чота среднее между крысой и сука смиртельно бальной крысой. Хуйво
знает была ли ана такойже нервной до знакомцтва с мишей, но то што после
этаво беспизды знакававо сабытия ейо жызнь радикально изменилась - это факт.
Такое часто бывает што малинькие сабачки ссуцца а инагда и сруцца ат избытка
чуфстф. Если дапустим их сильна нахлабучивает какая-нить радасть ани
начинают сударажна так сакращацца пытаясь найти выход сваиму суканах щастью,
вижжат, крутяцца, а патом вдрук замирают, глазища ёпт па пятаку и патекло
блять... - раньше клёпа любила жызнь и ссалась исключительна ат
палажытельных имоцый типа там хазяйка пришла - хуяк, лужа; или там канфетку
дали - хуяк, фтарая.., ну и ф таком духе. Но с паявлением в ейо жызни миши
фсё стало намного блять мрачней. Теперь ана ссыцца блять и срёцца ещо и от
страха, т.е. ат аднаво мишынава вида, запаха или звука там... (- помню мы ф
телик мёртвые фтыкали и миха пукнул пендос неажыданно, я чесна гря сам чуть
ни абасрался с перипугу - чё пра сабачку-то гаварить... её сташнило
па-моему, ну или чота ф таком духе). Карочи клёпины страхи перед мишей имеют
давние причины. Их знакомство начиналось ниибаца плачевно. Када миша тока
падкатывал к сваей бабе шары и нихуя пака к ней не переехал, он вёл сибя
прилично как уебан - чистил там ей картошку, в магазин бегал, видро мусорное
вынасил и прочее. А у жадной и вечно галодной клёпы была сука галимая
привычка тырить ништяки из мусарнава ведра и патом точить их где-нить блять
пад диваном (это беспизды хомячьи гены) - пака ведро стоит в каридоре ана
такая хуяк нырнёт в ниво так тихо, пароецца, абассыцца ат радасти и
съёбывает незаметно. Миша пра эту мазу хуй знал, ну и блять адин раз
съебацца из видра клёпа просто не успела нихуя и её вылазка акончилась
страшным палётом по мусоропроводу с васьмова ытажа в говносборник к ейо
патенцыальным крысячьим роцтвенникам. Мне думаецца што у такой маленькай
сабачки нервы и так не ф пизду, а тут ищо эти блять прыжки затяжные сука...
её искали искали, патом думали што убежала, патом думали што украли (каму
ана нахуй нужна...) - кароче горе ф семье, а патом миша идя с утра на работу
услышал падазрительна знакомый лай навзрыд. Вопщим када сабаку вытащили ана
выглядела ищо хуёвей чем ей паложено быть, имела частичную патерю ариентации
и сафсем перестала гафкать, зато, как грит миша, ништякоф памойных абъелась
гнида на фсю жызнь фпирёд.
Буквальна чериз пару нидель посли этава сабытия мы с мишей, с нашими бапцами
и клёпой савершыли загарадную паездку - типа пиво, речка, бадминтон...Ну и
када мы синие начали играть в этот ибаный бамминтон миша решил загладить
сваю вину перид жывотным и типа развести бедную хиврю на паиграть. Нада
атметить што клёпа к этому маменту палажыла глаз на перьевой валанчик и чота
от нево паходу хатела - миша эту тему прасёк, паставил карочи валан этот на
землю и такой с улыпкой добрава гестапофца начал каманды раздавать типа
"клёпа фас, клёпа анфас..." Клёпа на это блять сомнительное игрище ясен хуй
не велась паскоку фсё исчо баялась падхадить к мише ближе чем сука на пять
метров и падала в обморок при виде мусорных вёдер. Миша пафтыкал на это дело
минут пять, ну и патом са славами типа "да пашла ты ф пизду" решыл мне
паказать как правильно паднимать валан с земли адним ударом и замахнулся
ракеткой ниибаца. В этот ключивой мамент хитрая и жадная клёпа паходу решыла
валанчик фсё-таки спиздить пака миша типа не видит и заранее абассафшысь,
ебанутая сабака кинулась к этому блять абъекту... а веть бегает падла
быстро, хуй уследишь, раз-раз и уже валанчик в зубах держыт... а миша-то
замах уже взял беккер ебаный и тармазнуцца хуй успел...- карочи чериз
сикунду клёпа палучила нехуёвый такой хук в еблище ракеткой и ф кампании с
валанчиком на скорости близкой к световой улетела ф пизду, т.е. в
близлежащие кусты. У мишы эта ракетка в двух местах пагнулась нахуй. Он када
через пару минут саабразил чё сделал, быстренько такой орудие убийства
бросил как рибёнок каку и давай на сваю машу жалобным взглядом смареть - а у
той истесна ат увиденнаво истерики и прочее...
Чюдесным образом клёпа была абнаружена. Вид она имела прямо скажем неважный
- от перегрузок и переминьжовки у неё паходу случился коллапс нервных систем
к ебеням..., сабака сократилась до размероф сука валниставо папугайчика, а
зенки наабарот - стали с еёйную галавёшку каждая и обе сука косили в разные
стораны. На этат рас патеря ариентации аказалась полной - жывотное перестало
аткликацца на сопцтвенное имя и ещо пару нидель передвигалось па меснасти
непанятными диаганальными рисунками. Валанчик хстати так и не нашли, миша
миня уверял што клёпа ево праглатила палюбому.

ГЛАВА ВТОРАЯ.

CОЦИАЛЬНЫЙ СОСТАВ РИМСКИХ ЛЕГИОНОВ.

Солдаты:

Согласно античной традиции, военная служба являлась обязанностью римского гражданина. В соответствии с установлениями Сервия Туллия, от нее были избавлены только принадлежавшие к низшему имущественному разряду пролетарии, которые не могли вооружиться за собственный счет. Господствующим во времена Республики формально считался принцип всеобщей воинской повинности, однако допускалось замещение добровольцами.После военной реформы Гая Мария (конец II века до н.э.) доступ к легионной службе получили пролетарии Рима, а — с окончанием Союзнической войны — и всей Италии, что, как полагает большинство исследователей поздней Республики, привело к пролетаризации легионов. Основополагающее значение в это время приобрел добровольческий принцип комплектования войска, который сохранил свое значение и в эпоху принципата. Вербовкой новобранцев в период Империи занимались специальные должностные лица — acquisitores из свиты наместника провинции, в которой размещались войска. По всей видимости, ежегодное пополнение легиона новичками происходило в связи с увольнением ветеранов и составляло 100—300 человек1. Таким образом, легионы, общее количество которых в период от Августа до Септимия Севера увеличилось с 25 до 33, ежегодно нуждались в пополнении порядка 5—10.000 человек. Тщательный анализ источников, прежде всего, эпиграфических, привел многих ученых к выводу, что в течение этого времени социальный состав солдатской массы легионов существенно изменился.

В соответствии с известной концепцией М.И. Ростовцева, крушение Республики и установление Империи были делом рук пролетаризированных легионов и стоящих во главе их "революционных” вождей2. С утверждением принципата и завершением политической "революции”, как предположил Ростовцев, легионы стали пополняться, главным образом, из среды более благонадежных зажиточных горожан из северной Италии и романизированных провинций. Ориентация государства в политике комплектования основного рода войск на "средние слои", т.е., на верхушку плебса диктовалась не только политическими причинами. Императоры эпохи принципата стремились к тому, чтобы армия была небольшой, но боеспособной. Суть выработанных при Августе условий службы легионеров сводилась к тому, чтобы поменьше проливать крови и побольше платить денег. Известный французский исследователь римской императорской армии Я. Ле Боек обращает внимание на то обстоятельство, что новобранцы должны были обладать уровнем образования и воспитания, достаточным для усвоения изощренного искусства обращения с оружием, боевой техникой, овладения навыками тактики и дисциплины — науки безупречного взаимодействия между воинскими подразделениями, точного и оперативного выполнения команд офицеров и командующего3. Принцип качественного комплектования требовал от волонтеров и соответствующих физических кондиций. Подробная информация о требованиях к новобранцам легионов содержится в первой книге Вегеция. Согласно его мнению, оптимальным возрастом для начала военной службы было "начало возмужалости" (Veg. Epit. Rei.mil. I.4). Таким возрастом, как показывают солдатские инскрипции, чаще всего являлись 18 лет. Для легионера желательно было иметь высокий по римским понятиям рост — от 175 до 180 см (Veg.Epit. rei.mil. I. 5). Поэтическому описанию требований к физическому состоянию легионера — новобранца, представленному древнеримским писателем Вегецием, могут жгуче позавидовать призывные комиссии наших военкоматов: "Пусть же юноша, которому предстоит отдаться делу Марса, будет с живыми г

прямой спиной, широкой грудью, мускулистыми плечами, крепкими руками, длинными пальцами, умеренным животом, задние части у него должны быть более худые, икры и ноги не чрезмерно толсты от мяса, но подобраны в крепкие узлы мышц... Больше пользы в сильных воинах, чем в высоких.” (Veg. Epit.rei.mil. I. 6. Пер. С.П. Кондратьева). Вербовщики проверяли кандидатов в легионеры на физическую силу, выносливость и на храбрость.

Не только италийцы и латиноязычные провинциалы с Запада служили в легионах. Военная служба в грекоязычных провинциях Империи и особенно явно — в Египте в силу традиции рано обрела черты наследственного занятия. Другим существенным источником пополнения легионов становятся потомки ветеранов, получивших земельные участки на Востоке (прежде всего, в Малой Азии) в конце Республики и начале Империи. Впрочем, тенденцию к местному комплектованию переоценивать не следует. Уроженцы восточных провинций служили также на Дунае и в северной Африке, причем не только в I в., но и позже, когда принцип местного комплектования, как будто бы, стал основным4. Думается, что указанные выше категории населения восточных провинций, поставлявшие легионеров, с полным основанием могут быть отнесены к средним слоям общества. М. Шпейдель — превосходный знаток римских войск, расположенных на Востоке Империи — не исключает, что среди легионеров были даже члены аристократических родов небольших городов.

Что же касается легионов, расположенных в Европе и северной Африке, то в первый век Империи они более чем на половину состояли из уроженцев римских колоний и муниципиев северной Италии — т.н. Цизальпинской Галлии. На военную службу вербовались потомки ветеранов, получивших здесь земельные участки от Октавиана-триумвира в 40-30-х гг. до н.э., а также выходцы из местных галльских общин, получивших опять же при Октавиане-триумвире или еще при Цезаре права римского гражданства. Активное участие общин северной Италии в пополнении легионов объяснялось, в немалой степени, отношениями патроната-клиентелы между ними и династией Августа. Потомки ветеранов, получивших от Октавиана большие земельные наделы, могут быть отнесены к средним слоям имперского общества, которые, несмотря на поддержку государства, размывались по мере складывания биполярной сословной структуры.То же можно сказать насчет выходцев из местных племен: кельтов и венетов. Поскольку в легионах могли служить только римские граждане, то очевидно, что таким статусом могли обладать представители достаточно.

Обращает на себя внимание некоторая разница в источниках пополнения легионов на западе и на востоке Империи. В характере комплектования расположенных в восточных провинциях легионов проявились черты, характерные для эпохи эллинизма. Размещенные в Малой Азии и на Ближнем Востоке легионы пополнялись помимо уроженцев Италии, в значительной степени, из местных авторитетных и состоятельных семейств. Верхи туземного населения на прилегающих к Италии террриториях активно стремились стать "настоящими римлянами": участвовали в организации культа Августа, занимали выборные должности в городском самоуправлении, изменяли традиционную именную систему на римский манер5. Вероятно, служба в римских легионах воспринималась ими как еще один канал социального самоутверждения и продвижения.

Жители провинциальных общин римского права — потомки италийских переселенцев и романизированные кельты — появляются в легионах еще при ближайших преемниках Августа, однако начинают в них преобладать с последней трети I в. н.э.. Сокращение числа жителей Италии среди легионеров отчасти объясняется нежеланием служить вдали от родных мест на необжитых, суровых землях, а также завершением переустройства общества и экономики на античный лад в северных районах

общества и экономики на античный лад в северных районах Апеннинского полуострова6. Думается, немалое значение имела и переориентация клиентских связей новой династии с общин Италии на города римского права Галлии и Испании. Для потомков италийских переселенцев и, особенно, для новых граждан — романизированных кельтов и иберов служба в легионах являлась средством преодоления провинциального комплекса неполноценности, способствовала осознанию своей значимости в новой государственной системе. Фактор материальной заинтересованности при зачислении на военную службу, с учитом принципа майората при наследовании отцовскго имущества, также играл свою роль, особенно, для средних и младших сыновей в больших патриархальных семьях.

Система "качественного" комплектования легионов давала сбои при необходимости срочного и массового набора солдат, а также при необходимости немедленной организации новых воинских частей, т.е., во время войн и, особенно, гражданских конфликтов. В I веке, в сложные для государства периоды к легионной службе привлекались перегрины — провинциалы, не обладавшие правами римского гражданства, создавались целые легионы из военных моряков, являвшихся перегринами или вольноотпущенниками.

В 1884 г. вышла работа Т. Моммзена "Порядок комплектования римской армии эпохи Империи"7, в которой впервые была изложена концепция "местного комплектования" легионов. Согласно этой теории, основанной, главным образом, на анализе многочисленных данных из нумидийского легионного лагеря в Ламбезисе, при Флавиях легионы начинают все более комплектоваться по месту дислокации, и окончательно эта система утверждается при Антонинах. Современные исследования, осуществленные на многократно возросшей за истекшее столетие базе источников, показывают, что во II веке существовало несколько региональных вариантов пополнения легионов. Тенденция к местному комплектованию проявлялась и ранее, прежде всего, на Востоке. Наиболее явно она проявилась в Северной Африке и, в меньшей степени, в Испании и паннонских провинциях. В Германии и, особенно, в Британии легионы, как показывают данные эпиграфики, пополнялись больше из разных провинций римского Запада8.

К концу II века, как отмечают многие исследователи, под воздействием внешнеполитических и социально-экономических факторов качество добровольцев для легионной службы падает: преобладают сельские жители из провинциальной глубинки. Падение качества волонтеров проявляется в понижении боеспособности легионов, примером чему служат участившиеся поражения римской армии и нивелировка легионов по социальному составу и вооружению со вспомогательными войсками. Об ухудшении социальных источников пополнения легионов красноречиво свидетельствуют воинские эпитафии. Начиная со второй половины II века, наблюдается их деградация: больше грамматических ошибок в тексте, мельче и грубее буквы, топорнее оформление могильных камней и посвятительных надписей. Уменьшается общее количество солдатских надписей в камне, что свидетельствует о прогрессирующей неграмотности среди легионеров. Упадок системы качественного комплектования легионов приводит на рубеже II — III веков к реформам Септимия Севера. Наряду с мероприятиями по улучшению имущественного и правового положения солдат и младших командиров, были установлены обязательная военная служба для детей ветеранов в пограничных провинциях и принудительная воинская повинность на тех территориях Империи, которые не могли платить налоги в денежной форме. Реформы Севера замедлили дальнейшее ухудшение качества новобранцев легионов, однако способствовали отрыву армии, сраставшейся с обществом пограничных провинций, от остальной империи. Очевидно, ситуация с комплектованием легионов, характерная именно для времени

Северов, представлялась идеальной для Вегеция, который ошибочно распространял ее на всю эпоху принципата (Veg. Epitoma rei mil. I. 2).

Легионеры не составляли единообразной массы. Большая часть их — около 80 % — являлась рядовыми (milites gregarii, или munifices). Это были солдаты, получавшие одинарный оклад (10 ассов в день до Домициана, а затем — до конца II в. — он был увеличен на четверть) и исполнявшие все рутинные обязанности, положенные легионеру. Среди рядовых выделялись новобранцы (tirones) в количестве нескольких сот человек. Как полагают некоторые исследователи, новобранцы легионов получали наименьший оклад — 75 денариев в год9. Согласно данным Вегеция, новобранцы становились настоящими воинами по истечении четырех месяцев, пройдя своеобразный "курс молодого бойца". В итоге молодые солдаты заносились в списки части и получали клеймо или татуировку в виде точки (Veg. Epitoma rei mil. II.5). Только затем они приносили присягу.

Особую категорию составляли т.н. иммуны и принципалы — 20 % солдатской массы (около 1000 воинов в легионе). Обладатели этих званий были освобождены от повседневной службы. Иммуны — это, главным образом, исполнители специализированных функций: писари, трубачи, санитары и т.д., получавшие, впрочем, оклад рядового солдата. В легионе их было около 600 человек10.

Наиболее привилегированную часть солдатского корпуса составляли принципалы — знаменосцы, бенефициарии, спекуляторы, опционы и т.д., получавшие полуторный и двойной оклад (около 500 человек в легионе)11. С одной стороны, принципалы выполняли в центурии функции унтер-офицеров, с другой — играли роль штабных служащих при высших офицерах легиона и в ставке наместника провинции. Структура солдатских званий и должностей внутри легиона начала оформляться еще в I веке, но окончательно сложилась во II веке, насчитывая свыше 100 промежуточных ступенек между рядовым и центурионом.

Офицеры:

Особую категорию офицеров легиона составляли центурионы — профессионалы высшего класса, во многом благодаря мужеству, знаниям и опыту которых римская армия и стала эталоном военной организации на все времена. Согласно расхожей точке зрения, легионные центурионы рассматриваются как высшая прослойка солдатской массы, а их место в табели воинских званий определяется на уровне старшин или фельдфебелей в современных армиях12.

Достижения современной просопографии позволяют утверждать, что источники комплектования легионных центурионов были разнообразны. Конечно, немалая часть их выходила из легионеров, за 15 — 20 лет службы прошедших многочисленные должности на уровне рангов иммунов и принципалов. Некоторые легионеры становились центурионами, простажировшись перед тем на младших командирских должностях во вспомогательных войсках. Встречались среди армейских центурионов ветераны преторианской гвардии.

Особый разряд составляли выходцы из муниципальной аристократии Италии и провинций, получавшие командную должность в легионе после выполнения магистратур в городском самоуправлении без предварительной военной службы. Поступали на военную службу с уровня центурионов и некоторые представители всаднического сословия, по каким-то причинам неспособные пройти обычный для римских всадников

cursus honorum, например, дети центурионов высшего ранга — примипилов. В последних двух случаях определяющее значение для достижения поста центуриона имела протекция со стороны столичного сенатора, а лучше — наместника провинции, в которой дислоцирован легион, либо легионного легата. Именно такие центурионы, более молодые и здоровые, а также обладающие более влиятельной поддержкой по сравнению со своими заслуженными коллегами, чаще всего достигали примипилата и даже должности лагерного префекта — третьей по значению фигуры в легионе после легата и легионного трибуна сенаторского звания. Не лишне напомнить, что примипилат открывал доступ во всадническое сословие. После реформ Септимия Севера золотое кольцо римского всадника стал получать каждый центурион.

А. фон Домашевски — один из первых исследователей римской армии — предположил, что, начиная с Флавиев, центурионы остаются единственными италийцами в легионе, тогда как солдаты сплошь являлись провинциалами13. Современная наука внесла существенные коррективы в столь радикальное заключение: во-первых, большинство солдат — провинциалов имело италийские корни, во-вторых, пропорция уроженцев провинций среди центурионов оказалась не меньше, чем среди легионеров.

В легионе насчитывалось 60 центурионов. Как известно, с 320-х гг. до н.э. низшей тактической единицей в легионе стала манипула (в легионе — 30), состоящая из двух центурий (в легионе — 60). Численность центурии — до 100 человек, а манипулы — до 200 человек. Таким образом, в каждой манипуле было по два центуриона: главный — primus и его заместитель — posterior. Такой порядок сохранялся до Адриана, когда наблюдается переход к центуриатной тактике, и каждый центурион становится командиром самостоятельного подразделения. Используя современные аналогии, обычного центуриона можно сопоставить с армейским капитаном.

Шесть центурий и, соответственно, три манипулы составляли когорту. Центурионы первой когорты являлись центурионами первого ранга — primi ordines, бывшими не только полевыми командирами, но и принимавшими участие в военном совете при штабе командира легиона. В середине I века происходит увеличение численности первой когорты с 500 человек, как в остальных девяти, до 800, с одновременным уменьшением количества центурионов в ней до 5 человек. Центурионы первой когорты являлись наиболее опытными командирами, поскольку служба центуриона обычно начиналась с последней 30-й манипулы или, позже, с 60-й центурии. Разумеется, центурион во время своей карьеры не был обязан проходить все 30 или 60 ступенек, но градация по когортам существовала. Когда центурионы доходили до первой когорты,служба в которой была наиболее престижна, это были уже в высшей степени умудренные боевым опытом воины. Необходимо отметить также, что практиковался ежегодный перевод центурионов из одного легиона в другой. Поэтому за время своей карьеры (центурионы выходили в отставку позже, чем солдаты, обычно в возрасте 60 — 70 лет) они обладали опытом, почерпнутым чуть ли не со всех границ империи. Вершиной центурионской карьеры являлся ранг примипила — командира первой центурии первой когорты, в сражении защищавшей легионного орла. Достижение примипилата требовало, как правило, 15 — 30 лет центурионской карьеры. После годичного исполнения примипилата центурион мог занять должность трибуна городской когорты, открывавшую путь к карьере наместника маленькой провинции, либо стать префектом легионного лагеря (комендантом), после трехлетнего занятия которой уходил на заслуженную пенсию. Таким образом, по своему значению ранг центуриона безусловно относится к разряду офицерских.

Жалование обычного центуриона составляло 5 окладов рядового солдата, у центуриона из числа primi ordines, соответственно,— 10, а у примипила — 20 окладов рядового легионера14. Несмотря на то, что по размерам своих окладов центурионы значительно превосходили основную массу легионеров, сам факт получения жалования сближал их с солдатами, ибо в римской армии периода Ранней империи высшие офицеры за службу денег не получали совсем. Каждый центурион имел особую большую палатку, тягловое животное для перевозки багажа на марше, лошадь для верховой езды, оруженосца из числа лагерных служек. Вести рутинную документацию в подразделении центуриону помогал писарь из числа легионеров15. В мирных условиях центуриона отличали красный плащ и розга, которой всегда находилось применение. Во время боя центурионы сражались в рядах своих подразделений, показывая пример владения щитом и дротиком-пилумом. Одновременно они руководили центурией. Узнать центуриона в бою можно было по поножам, которые обычные солдаты не носили, и по гребню, прикрепленному поперек шлема.

Высшие офицерские звания в легионе начинались с военного трибуната, предназначеного для выходцев из всаднического сословия. Как мы показали выше, римских всадников в легионе можно было обнаружить уже на уровне центурионов. Однако, центурионат не являлся наиболее типичной стартовой площадкой для военной карьеры римских всадников. К концу I века оформляется схема наиболее типичной для этого сословия воинской карьеры: префект когорты (пехотной части из 500 человек) вспомогательных войск — легионный трибун — префект алы (конного подразделения из 500 человек) вспомогательных войск. Впрочем, многие римские всадники начинали свою военную карьеру именно с легионной службы. В каждом легионе было по пять трибунов всаднического достоинства. Назывались они tribuni angusticlavii, потому что носили белую тунику с узкой красной полосой.

В I — II вв. всаднические трибуны являлись, как правило, выходцами из среды муниципальной аристократии средней Италии и наиболее романизированных провинций, до военной службы зарекомендовавшие себя активным участием в городском самоуправлении. Военная служба для римских всадников, как и для рядовых граждан, являлась делом добровольным. Большую роль, особенно, для поступавших на военную службу сразу в звании легионного трибуна, минуя ранг префекта когорты, имел патронат со стороны императора, консулов, провинциальных наместников16. Особое значение при назначении на офицерские должности имели земляческие связи.

Известных по эпиграфическим памятникам всаднических трибунов можно разделить на две возрастные категории. Первая — это молодые люди в возрасте 20 — 25 лет, начавшие военную карьеру со звания трибуна явно по протекции. Вторая — это люди в возрасте около 40 лет, имевшие за плечами опыт руководства вспомогательной пехотной частью. Просопографические штудии ставят под сомнение бытующее в литературе представление о всадническом легионном трибуне как чисто штабном офицере, неопытном в ратных делах. Служба всаднического трибуна продолжалась 3 — 4 года, что давало возможность даже совсем неискушенному в военном деле человеку подкопить ратный опыт17.В надписях встречаются частые упоминания о всаднических трибунах как командирах вексилляций — легионных подразделений, выполнявших особые задачи. Учитывая, что вексилляция в период принципата была весьма распространенным воинским подразделением, следует признать: что по крайней мере часть всаднических трибунов обладала компетенцией, необходимой для выполенния столь ответстсвенных заданий. Многие римские всадники занимали входящие в cursus honorum командные командные армейские посты в одном и том же регионе, что позволяет предположить их профессиональную специализацию.

Реформы Септимия Севера значительно ограничивают для всаднического сословия доступ в офицерский корпус легионов. С начала III века легионными трибунами становятся, как правило, выходцы из солдатской массы, ветераны преторианской гвардии, дети центурионов. К середине III века представители всаднического сословия исчезают из офицерского корпуса легионов.

Помимо римских всадников, которые представлены в рангах от центурионов до военных трибунов и лагерных префектов, в легионе служили и представители высшего — сенаторского сословия. Военная служба для высших кругов римской знати также была добровольной. До конца правления императоров дома Юлиев-Клавдиев офицеры-сенаторы были, по преимуществу, выходцами из староримской аристократии. С конца I века среди них растет прослойка знатных уроженцев городов Италии и провинциалов — потомков италийских переселенцев.

Сенаторская карьера в легионе начиналась с ранга военного трибуна. Легионный трибун сенаторского достоинства в легионе был один и назывался tribunus laticlavius, т.е., обладающий широкой пурпурной каймой на тунике. Раньше считалось, что члены сенаторского сословия поступали на военную службу совершенно неопытными юношами и годичный легионный трибунат для них являлся чисто формальной процедурой, необходимой, однако, для осуществления карьеры государственного мужа18. Следует признать, что современные ученые знают о сенаторских легионных трибунах, в силу малочисленности связанных с ними эпиграфических памятников, немногим больше, чем их коллеги 100 лет назад. Можно лишь предположить, что сенаторы — легионные трибуны были штабными офицерами, курирующими бумажную работу в легионе. В ратном деле они были малоопытны и военную службу в большинстве своем использовали только как ступеньку на пути к квестуре.

Должность легата — командира легиона также относилась к разряду сенаторских. Легионных легатов можно условно разделить на две группы. Первую группу составляли люди в возрасте между 30 и 40 годами, получившие командный пост в армии после исполнения претуры. Такие сенаторы, как справедливо отмечено в научной литературе, действительно были полководцами-любителями, не достаточно компетентными в военном искусстве19. Впрочем, срок исполнения легатуры — 3-4 года — позволял способному администратору превратиться в сносного генерала. Другое дело, что в условиях военных действий этот срок оказывался гораздо короче.

Вторую группу легионных легатов составляли профессионалы из числа т.н. viri militares — военных советников, сопровождавших императора на театре военных действий. Среди них, как отмечает М. Жиромски, не часто встречались представители сенаторской элиты20. Некоторые из таких легатов являлись выходцами из всаднического сословия. Обладавшие значительным военным опытом, они в ускоренном порядке проходили предшествующие этапы сенаторской карьеры (Признают существование определенной схемы сенаторской военной карьеры Г. Альфельди, Э. Бирли, В. Эк; отрицают — Р. Саллер и Дж. Кэмпбелл21. Соласно реконструкции Б. Добсона, cursus honorum таких военных специалистов проходил следующим образом: контроль над дорогами или разбор судебных тяжб в коллегии 20 (vigintiviratus) — военный трибунат — 6-10 лет гражданской карьеры, включая претуру и консулат — высшие военные посты консулярного ранга22. Сенаторы-профессионалы командовали легионами на наиболее ответственных участках границы и нередко занимали пост легионного легата дважды. До конца принципата именно из их среды чаще всего выбирались консулы, которые после завершения магистратуры командовали провинциальными группами войск в качестве наместников пограничных территорий.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ.

МЕСТО ЛЕГИОНЕРОВ В ОБЩЕСТВЕ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ.

В научной литературе существует до сих пор расхожая точка зрения, согласно которой после реформ Гая Мария римская армия превращается в особую общественно-корпоративную систему, оторванную от гражданского общества и чуждую античным социально-политическим ценностям1. Согласно логике рассуждения этих авторов, армия, четче осознавая свои политические интересы и будучи лучше организованной, нежели остальная часть римского гражданства, энергично борется с Республикой и превращается в главную опору Империи.

Действительно, легионы последнего века Республики состояли, преимущественно, из низов римского гражданства, обездоленного экономически и отстраненного от участия в большой и региональной политике. Демонстративное невнимание Сената к нуждам армии, прежде всего, отсутствие государственного механизма пенсионного вознаграждения ветеранов, породило кризис доверия солдат к верховному органу власти. Однако, едва ли армия выступала против существующей системы организации власти в целом. Будучи, согласно общему мнению античных авторов, обособлены от остального общества, солдаты и ветераны свои требования к государству выражали, тем не менее, в категориях античной гражданской политической культуры. Как свойственно римским гражданам, свои отношения с Сенатом солдаты рассматривали в контексте взаимоотношений патрона и клиентов. И если Сенат оказался неблагодарным патроном, то солдаты искали взаимопонимания у своих полководцев2. Корнелий Сулла, Юлий Цезарь, Марк Антоний и Октавиан-триумвир, следуя логике гражданских войн,стремились превратить легионы римских граждан в свою личную клиентелу. Однако, солдатская масса не подчинялась бездумно полководцам. Собираясь на сходки в соответствии с республиканскими традициями, воины нередко вынуждали своих лидеров подчиняться коллективной воле в интересах "спасения Отечества”. Не вызывает сомнения, что "спасенным Отечеством" была для воинов именно "Res publica restituta", как определил суть государственного строя после окончания гражданских войн Октавиан Август. Установленный Августом государственный строй, по нашему мнению, не порывал с прежней политической системой столь категорически, как полагают некоторые ученые3. Процесс оформления принципата как политической системы, принципиально отличной от республиканского строя, был процессом длительной эволюции, растянувшейся до конца первого века. На наш взгляд, безоговорочное разделение понятий "воин" и "гражданин" для конца Республики неоправданно. В конце концов, солдаты и ветераны стремились к реинтеграции в античное общество, желая занять в нем достойное место. Установление же принципата, как известно, вело не только к переменам в политическом строе, но и к преодолению социального кризиса, характерного для Республики с второй половины II века до н.э.

Действия Октавиана Августа в качестве принцепса, как кажется, были направлены на обособление солдат от гражданского общества. Прежде всего, армия, по крайней мере, в Европе была удалена от очагов античной цивилизации. Прошло не менее ста лет, пока в зоне лимеса стали появляться города римского права. Между тем, сам легионный лагерь имел в своей планировке много общего с античным городом (Veg. Epitoma rei mil. II. 18), а легион представлял собой особую форму античного сообщества4. Именно в качестве коллектива римских граждан легион обретал право юрисдикции над территорией в окрестностях лагеря5.

Также с именем Августа, видимо, следует связывать расширирение имущественных прав солдат, что ослабляло власть над ними patris familias — главы большoй патриархальной семьи — один из важных институтов античного общества.

Первые упоминания о "лагерном имуществе" (bona castrensia) встречаются в трудах правоведов первой половины II в. Юлиана и Помпония (Dig., XLIX, 17). Детализированное представление о имуществе, находящемся в пользовании легионера и называемом уже "лагерный пекулий" (peculium castrense), формируется у юристов III века, разработавших особую отрасль "военного права ": Ульпиана, Папиниана, Тертуллиана, Макра, Мэциана, Трифонина, Павла (Dig., XLIX, 16- 17). Первый исследователь лагерного пекулия Х. Фиттинг, основываясь только на нарративных источниках, прозорливо предположил, что юристы эпохи Антонинов имели дело с явлением, возникшим, вероятно, в самом начале Империи, если не при Юлии Цезаре6. В пользу данного предположения свидетельствует сообщение историка рубежа II — III вв. Диона Кассия, согласно которому во время правления Клавдия (41 — 54 гг.) солдаты "имели права женатых людей" (Dio’s Roman History. LX. 24). Последующая вскоре публикация "Корпуса римских надписей" не оставила сомнений в правоте Х. Фиттинга: в многочисленных солдатских эпитафиях I — II в. в качестве наследников их имущества указываются сослуживцы и вольноотпущенники. Следовательно, у легионеров было имущество, которым они могли самостоятельно распоряжаться.

Суть проблемы состоит в том, что правоспособность воинов была ограничена отцовской властью. Pater familias, согласно римским традициям, обладал верховной властью, в том числе и в сфере имущественного права над своими сыновьями до тех пор, пока они не женятся. После официального запрета вступать в брак, введенного Августом, военные оказались в зависимости от отцовской власти в сфере имущественного права вплоть до выхода в отставку. Кроме того, молодые люди до 25 лет — а именно из них набирали легионеров — принадлежали, согласно римским традициям, к младшей возрастной категории т.н. minores, и их имущественные интересы даже в случае отсутствия отца должен был представлять опекун7. Считается, что Август запретил отцам лишать сыновей-солдат наследства и объявил,что имущество, нажитое военными за время службы, не подлежит юрисдикции patris familias8. Расширение при Августе имущественных прав солдат вследствие введения bona castrensia способствовало их эмансипации от родительской власти. Причины появления лагерного пекулия были, вероятно, политического характера: император стремился сделать военную службу более привлекательной для добровольцев и укреплял отношения патроната-клиентелы с солдатской массой9.

Личным имуществом воина являлось, прежде всего, его вооружение и прочее боевое снаряжение, которое по окончании службы можно было продать сослуживцам. Значительную часть лагерного пекулия составляли денежные сбережения. Жалование легионера состояло из трех равномерных выдач в течение года. Следует отметить, что регулярная оплата воинской службы не являлась нарушением полисной традиции. Солдатское жалование (stipendium) у римлян известно с конца V в. до н.э..Более того, регулярное жалование подчеркивало римскогражданский статус легионов и отличало их, по крайней мере, на первых порах, от вспомогательных войск10. Другое дело, что с допуском в легионы низов гражданства, не имевших иных источников дохода, размеры солдатского жалования были значительно увеличены. С конца I века по размерам получаемого жалования солдаты делились на три основных группы. Новобранцы получали третью часть жалования рядового воина11. Ординарное жалование получали рядовые — строевики и т.н. иммуны — солдаты, вследствие занимаемых должностей, как правило, технического характера, освобожденные от рутинных обязанностей, т.е., в

совокупности, основная масса легионеров. Принципалы — знаменосцы, хранители оружия, легионные всадники, штабные служащие — получали полуторный и двойной оклад12. С начала Империи жалование рядового легионера составляло 225 денариев в год (Tac. Ann. I.17). Домициан (81 — 96 гг.) увеличил его на треть (Suet. Dom. 7). Последнее повышение солдатского оклада в рамках принципата — в полтора раза — произошло при Септимии Севере (193 — 211 гг.).

Из своего жалования солдаты должны были покупать боевое снаряжение, одежду и питание. Для совершения длительных переходов солдатам выдавались специальные средства — clavarium. Для сравнения можно отметить, что в эпоху раннего принципата средний годовой доход ремесленника составлял 300 денариев. Учитывая инфляционные процессы, охватившие Империю во второй половине I века и усилившиеся с конца II века, можно предположить, что жалование рядового легионера, по крайней мере, до III века, не позволяло создавать существенных сбережений. После реформ Северов в начале III века жалование легионеров было существенно увеличено, и с тех пор солдаты cтали значительно превосходить трудящихся по своим доходам, особенно, если учесть, что с того времени они могли легально заниматься куплей — продажей земли и, по сути дела, проживая с семьей вне лагеря, врастали в среду гражданского населения пограничных территорий.

Учитывая скромные поначалу размеры солдатского жалования, с выдачей которого государство, особенно, в I веке испытывало серьезные трудности, особое значение для образования лагерного пекулия имели донативы — денежные подарки от императоров. Корни донативов находим, опять же, в республиканской традиции праздничных раздач членам гражданского коллектива. Не случайно даже в период Империи донативы выдавались только состоящим из римских граждан родам войск: гвардии и легионам13. Донативы в наибольшей степени подчеркивали взаимоотношения патроната — клиентелы между императорами и их воинами. Денежные выдачи осуществлялись по случаю вступления на престол, с оказией триумфов — выдающихся военных успехов, из-за вступления в совершеннолетие престолонаследников, как знак благодарности лояльным частям во время попыток узурпации престола, по завещанию умерших правителей.

Солдаты не могли свободно распоряжаться всей суммой донатива. Половина императорского подарка откладывалась в кассе, которая имелась при знаменном святилище каждой когорты. Kaждая когорта имела имела там свой особый мешок (follis), куда складывались донативы, а при Северах появился еще один мешок — для похоронной коллегии всего легиона: Veg. Epitoma rei mil. II, 20). Эти "депозиты” выдавались на руки солдату при демобилизации. Таким образом, в легионной казне накапливались изрядные суммы, которые порой становились денежным подспорьем для мятежных наместников, стремящихся к узурпации императорского престола. Помимо императорских донативов имели место вознаграждения по случаю знаменательных побед, выдаваемые солдатам военачальником, обладающим империумом — правом верховного командования в отсутствие принцепса. На практике командирами такого ранга часто были родственники правителя. Размеры донативов и иных разовых выдач определялись статусом военослужащего и различались у новобранцев, рядовых и принципалов. Есть основания полагать, что донативы, являвшиеся каждый раз серьезным испытанием для императорской казны, служили вполне реальным источником формирования лагерного пекулия.

В состав имущества, находившегося в распоряжении солдата, попадали также его боевые награды dona militaria14. При Августе происходит разделение наград на солдатские и офицерские. К числу солдатских наград относились браслеты (armillae), ожерелья

torques), медали (phalerae). Браслеты и ожерелья обычно выдавались парами, а медали — наборами из 5, 7, 9 штук. Награды изготовляли из серебра или посеребренного металла. Медали, кроме того, делали из стекла и полудрагоценных камней: например, из халцедона. Как явствует из источников, dona militaria обладали не только престижной, но и вполне материальной ценностью (Tac. Hist. I.57).

Следует, однако, отметить, что боевая награда для римского легионера, как и для многих его современных коллег, являлась предметом гордости, а не объектом купли-продажи. Dona militaria всегда отмечались в воинских эпитафиях: словами или изображением. Их клали также в солдатские захоронения. Поэтому как один из элементов лагерного пекулия военные награды можно рассматривать с большой натяжкой. Награды выдавали в связи с боевыми кампаниями или маневрами. Естественно, что в частях, участвовавших в сражениях, боевых наград было больше, чем у тех, которые охраняли мирную границу. Однако, и среди фронтовиков, как, в частности, показывает анализ надгробных памятников легионеров с рейнской границы, являвшейся самой горячей до конца I века, награжденных боевыми наградами было немного15. Можно предположить, что в римской императорской армии для выдачи боевых наград были весьма жесткие критерии. Браслеты, ожерелья и медали в качестве солдатских наград выходят из обихода во II веке, когда они становятся отличительными знаками исключительно центурионов, и исчезают в эпоху Северов. В III веке в качестве форм поощрения солдат выступают уже увеличение пайка, денежная премия (Veg. Epitoma rei mil. II.7).

Наиболее существенным источником материального обеспечения, который могло предложить солдату государство до правления Северов, являлась, как мы полагаем, военная добыча (praeda): движимое имущество и рабы. Согласно традиции, взятый штурмом город отдавался на четырехдневный грабеж солдатам-победителям (Tac. Ann. III. 39). В случае добровольной сдачи контрибуцию получал полководец (Tac. Ann. III. 19), который делился с солдатами в соответствии с их рангами. Награбленное солдатами имущество чаще всего распродавалось торговцам из гарнизонного поселка — канабы, во время похода следовавшим за войском. Захваченные пленники частично становились лагерными служками, частично продавались. Из эпитафий известно о существовании личных рабов, прежде всего, у легионных всадников. Император Адриан (117 — 138 гг.) разрешил солдатам освобождать рабов (Digestae XLIX. 17.13) и тем самым признал право легионеров быть патронами (что традиционно считалось прерогативой patris familias). Cогласно же данным эпиграфики, вольноотпущенники легионеров известны уже с начала Империи16. Вероятно, Адриан узаконил давно существующую практику.

Завершая разговор о "лагерном пекулии", можно сделать вывод, что солдаты, особенно, относящиеся к разряду principales, а с начала III века и все остальные, имели достаточно возможностей для обзаведения каким-то скарбом и для денежных накоплений. Косвенными признаками достаточной кредитоспособности легионеров служат денежные клады, нередко попадающиеся археологам, исследующим стоянки римских войск17, обломки дорогой посуды и прочей утвари, оставшейся в горах мусора на месте легионных лагерей, а также таверны и бордели — неотъемлемые атрибуты канаб — поселков, возникавших в непосредственной близости от воинских частей. В пользу состоятельности значительной части легионеров свидетельствуют также многочисленные и выполненные на солидном художественном уровне надгробные памятники умершим солдатам. Погребения отдельных легионеров, как показывает, в частности, замечательная реконструкция в Кельнском музее Римско-Германской Комиссии, достигали порой высоты двухэтажного дома и выглядели подлинными мавзолеями.

Можно заключить, что с I по III век материальное положение легионеров неуклонно улучшалось, тогда как жизненный уровень большинства гражданского населения в III века существенно понизился18. Расширилась и юридическая дееспособность легионеров на фоне прогрессирующего ущемления прав гражданского населения. С середины II века в легионах были представлены выходцы практически из всех слоев римского гражданства. С начала II века в легионах возрастает доля уроженцев пограничных провинций, тогда как представительство внутренних территорий в основном роде войска империи неуклонно сокращается.

Маркоманнские войны (166 — 180 г.н.э.) открыли эпоху бедствий, обрушившихся на Римское государство и, в частности, показали недостаточную эффективность существовавшей системы комплектования в условиях широкомасштабных конфликтов, одновременно разразившихся на разных участках границы. Думается, проблема заключалась и в том, что глубинные кризисные процессы, возникшие поначалу в обществе и экономике наиболее развитых территорий государства и постепенно распространявшиеся на периферию, ускорили размывание средних слоев римского гражданства, составлявших костяк легионов. Прогрессирующее ухудшение физических кондиций новобранцев, их образовательного и нравственного уровня, неизбежно возникшее при наборе выходцев из низов общества, негативно сказывалось и на боеспособности вооруженных сил.

Реформы Септимия Севера, призванные укрепить армию, ставшую чуть ли не единственной наряду с пограничными провинциями социальной опорой принципата, и радикально улучшить качественный состав новобранцев, по сути дела завершили процесс разрыва армии с гражданским обществом Империи. Легионеры превратились в зажиточную и привилегированную социальную группу, неразрывно сросшуюся с обществом пограничных территорий. Благодаря мужеству легионов и стойкости населения лимитрофных провинций Империя была спасена. Однако политика "солдатских" императоров, опиравшихся на легионы и пограничные провинции, нацеленная на сохранение античных форм жизни, оказалась глубоко чужда жителям внутренних территорий, где античность изжила себя исторически.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.

ЛЕГИОННЫЕ ВЕТЕРАНЫ В ИМПЕРСКОМ ОБЩЕСТВЕ, ЭКОНОМИКЕ И СИСТЕМЕ УПРАВЛЕНИЯ.

Во времена Республики ветераном считался каждый, отслуживаший в армии шесть лет подряд. Cам термин "veteranus" появился в середине I в. до н.э., а до того заслуженный воин назывался "evocatus" или "emeritus"1. До военной реформы Гая Мария вопрос о пенсионном вознаграждении ветеранов не вставал, поскольку легионеры набирались только из состоятельных римских граждан, которые, как считалось, после военной службы возвращались к мирным занятиям. Открыв доступ к военной службе для пролетариев, не имевших источников доходов в гражданской жизни, Гай Марий поставил государство перед хлопотной проблемой вознаграждения отставных воинов. Впрочем, сенатская олигархия эту проблему решать не желала, полагая, что обеспечение ветеранов является личным делом полководца — патрона своих солдат. Рассчитываться с ветеранами полководцы должны были за свой счет. Проблема ветеранского вознаграждения в период гражданских войн усугублялась тем обстоятельством, что демобилизовывались сразу целые армии и необходимо было единовременно рассчитать десятки тысяч человек.

Хотя Гай Марий в годы своего консулата нашел наиболее дешевый и приемлемый для солдат и полководцев способ вознаграждения ветеранов — путем наделения земельными участками в провинциях2, далее вопрос ветеранского обеспечения решался исключительно через экстраординарные политические институты: диктатуру и триумвираты. Трудность решения данной проблемы заключалась в том, легионеры — сплошь уроженцы Италии желали получать землю на Родине.Между тем, к I в. до н.э. Ager Publicus в Италии был полностью поделен. Диктатор Сулла, опираясь на насилие, положил начало практике наделения ветеранов землей за счет передела Ager Publicus в плодородной Кампании. Впоследствии там же, но уже используя законные средства, находили для ветеранов землю триумвиры Помпей и Цезарь.

Именно с деятельности Гая Юлия Цезаря — сначала консула в рамках неформального триумвирата с Помпеем и Крассом, а затем и диктатора начинается период наиболее интенсивного развития ветеранского землевладения. Еще в бытность консулом 59 г. до н.э.он добился принятия двух аграрных законов, которыми руководствовался впоследствии. В соответствии с этими законами ветераны получали наделы из категории государственных земель — Ager Publicus. Участки должны были выкупаться у прежних пользователей, желающих продать наделы, за счет военной добычи и от податей с новых провинций. В духе аграрного законодательства братьев Гракхов предполагалось, что полученные ветеранами участки не подлежали продаже в течение двадцати лет3.

После завершения войны Цезаря с Помпеем основным районом наделения солдат землей становится Цизальпинская Галлия — область, с одной стороны, сильно романизированная, а, с другой стороны, обладавшая некоторым запасом неподеленных земель из категории Ager Publicus. Наделение ветеранов землей проходило в строгом соответствии законам при широком привлечении личных средств самого Цезаря. Поскольку землю здесь получали солдаты из числа уроженцев местных общин, не было необходимости в основании новых городов. Нередко при этом происходило "переоснование" колонии, которая благодаря ветеранскому контингенту получала название Юлиевой и устанавливала клиентские отношения с самим Цезарем. В том случае, если ветераны получали землю на территории муниципия, он обычно не получал титул колонии, а ветеранское поселение при нем существовало в виде автономного анклава4.

Многие ветераны — вероятно, римские граждане из провинций по своему происхождению, — получили землю в заальпийской Галлии, Испании, Африке, Иллирике, Эпире, Ахайе, Азии, Вифинии5. Трудно сказать, сколько из 80.000 человек, получивших при Цезаре землю в провинциях (Suet., Jul., 42), было легионных ветеранов. Ясно только, что речь идет о десятках тысяч человек. В отличие от Италии, в провинциях ветераны часто клали начало новым городам, в том числе, высшего по римским законам — колониального статуса. Названия некоторых легионов Цезаря были отражены в названии ряда поселений: Нарбонн — колония дециманов (десятого легиона), Форум Юлия — октаванов (восьмого легиона), Бэтерры — септиманов (седьмого легиона), Арелат — секстиманов (шестого легиона), Араузион — секунданов (второго легиона)6. Впрочем, как резонно подметил еще Т. Моммзен, едва ли каждая конкретная ветеранская колония создавалась исключительно за счет солдат одного легиона7. На практике в них были представлены воины разных боевых частей, а также гражданские переселенцы. Численность поселенцев во вновь основанной колонии обычно составляла от нескольких сот до нескольких, чаще трех тысяч человек, хотя случались и исключения как, например, в Венузии, где получили землю сразу 20.000 ветеранов8.

Основанию ветеранского поселения предшествовала колоритно описанная римским землемером Гигином центуриация земель (Thulin C. Corpus agrimensorum romanorum. Leipzig, 1913; Гигин Младший (Громатик). Устройство лимитов. пер. И.А. Гвоздевой // Хрестоматия по истории древнего Рима. под ред. Кузищина В.И. М., 1987. С. 191 — 201). Участки нарезались по количеству будущих владельцев и даже с некоторым запасом. На особой бронзовой табличке, называемой forma coloniae, отображались результаты центуриации, причем отмечались детали местоположения каждого участка, его размеров и формы. Участки получали названия по именам получивших их ветеранов9.

Между отставкой и наделением ветерана участком проходило несколько лет. Сначала будущие колонисты собирались в Риме, а затем выходили на место поселения, будучи построены по своим боевым подразделениям, со значками и орлом, под руководством старших командиров и военных трибунов. Думается, образцом для торжественной процедуры основания ветеранских колоний служил обряд закладки военных колоний, создаваемых в Италии в V — IV вв. до н.э. для обеспечения землей римских плебеев. Позже, согласно заведенному с установлением Империи обычаю, ветераны делились согласно полученным за время службы рангам на несколько групп, и каждая группа делила положенные ей участки посредством жребия (Hyg. 141). Факт основания колонии являлся важным событием в ее жизни и порой увековечивался на выпускаемых римскими колониями монетах. Так на одном из выпущенных в 45 г. до н.э. серебряных денариев запечатлены символы ветеранской колонизации: легионный значок — signum, игравший роль войскового знамени орел, копье и плуг10. Возможно, уже Цезарь стал наделять ветеранов какими-то правовыми привилегиями, но характер их неизвестен.

Политика массовой ветеранской колонизации, начатая Цезарем, была продолжена в еще больших масштабах Октавианом — сначала в период триумвирата, а затем в первой половине принципата. После разгрома армии последних защитников Республики Брута и Кассия триумвир Октавиан осуществляет наделение землей ветеранов-цезарианцев, которых насчитывалось свыше 150 тысяч человек11.

Ветеранская колонизация триумвиров развернулась, главным образом, в Италии. Здесь были наделены земельными участками около 50.000 человек12. Было принято решение о наделении ветеранов за счет восемнадцати общин в самых разных районах Аппенинского полуострова (App. Bel.civ. IV. 3). Насильственные методы осуществления ветеранской колонизации и агрессивность самих ветеранов вызвали массовое недовольство и даже привели к военным столкновениям в Этрурии, известным как Перузийская война 41 — 40 гг. (App. Bel.civ. V. 12 — 14; 32 — 49). Размеры ветеранских участков при триумвирах, как полагает Л. Кеппи — один из авторитетнейших исследователей ветеранской колонизации периода перехода от Республики к Империи, превышали нормы, установленные Цезарем, и составляли в среднем 50 югеров. По его мнению, в это время был отменен введенный законом 59 г.до н.э. запрет продажи ветеранского надела в течение первых 20 лет13.

В период второго триумвирата Августа оформляются юридические привилегии ветеранов. Октавиан обещал каждому легионеру по возвращении в гражданскую жизнь статус декуриона — члена городского совета в общине римского права (App., Bel.civ., V, 127). После победы над Марком Антонием и завершения гражданских войн в 31 г. триумвир Октавиан издал специальный эдикт о ветеранах (Edictum Octaviani triumviri de privilegiis veteranorum // FIRA. T.1. S.315-317). На основании этого эдикта, датированного тем же периодом (СIL XVI, P.145, N 10), а также так называемой "гераклейской таблицы" (ILS 6085) можно судить о ветеранских привилегиях периода второго триумвирата. Ветераны, их жены, родители и вольноотпущенники получали максимально возможный для римских граждан иммунитет — прежде всего, налоговый — во всех делах. Ветераны получали право льготной "прописки” в любую трибу, право заочного голосования в комициях, возможность добровольного исполнения жреческих обязанностей, магистратур и любых выборных должностей в общине. Дома их освобождались от постоя. Подтверждались преимущества,привилегии и льготы, дарованные ветеранам ранее. Надписи сообщают о создании в городах Италии особых ветеранских коллегий, сохранившихся в качестве потомственных корпораций до III века14. Наиболее состоятельные ветераны, несмотря на дарованные им привилегии, активно участвовали в городском самоуправлении и несли связанные с исполнением магистратур расходы.

В период правления Августа в качестве принцепса имели место три значительные акции по увольнению отслуживших легионеров. Первая началась в 30 г. до н.э. и была связана с роспуском легионов, участвовавших в последней гражданской войне. Тогда же начался набор новобранцев в императорские легионы, служба в которых, согласно существовавшим правилам, продолжалась 16 лет. Следовательно, вторая массовая демобилизация была начата около 14 г. до н.э. Обе демобилизации осуществлялись в форме выведения основной массы отставников в ветеранские колонии. Как утверждается в "Деяниях божественного Августа" — важнейшем источнике по данному вопросу — в ветеранских колониях было поселено около 120.000 человек (RGDA. XV — XVI).

В Италии были основаны 28 колоний, которые, как особо отметил сам Август, в его правление были многолюднейшими и богатейшими (RGDA. 28). На этот раз Октавиан стремился избегать беззаконий, свойственных ему в качестве триумвира, и он заплатил общинам Италии за землю, выкупаемую для ветеранов, 600.000.000 сестерциев (RGDA. 16). Стоит отметить, что, как и при Цезаре, новые города не создавались, а переосновывались, т.е., получали титул Августовых старые римские колонии. Eдинственное исключение — колония ветеранов преторианской гвардии Августа Претория. Кроме того, статус колоний получали муниципии. Едва ли можно восстановить полный список городов Италии, в которых получили земельные участки в эти годы ветераны Августа. Как полагает Л. Кеппи, они поселились в северной и средней Италии, но наибольшая концентрация ветеранских поселений вновь оказалась в Цизальпинской Галлии15. В период данной колонизационной кампании в Италии получили землю 40-50 тысяч человек16.

Еще больше — точное количество установить затруднительно, хотя цифра 75 представляется несколько преувеличенной17 — ветеранских колоний было основано в провинциях Африке, Сицилии, Македонии, Дальней и Ближней Испании, Ахайе, Азии, Сирии, Нарбонской Галлии, Писидии (RGDA. XXVIII). Здесь, также в соответствии с введенной при Цезаре практикой, ветеранские колонии часто являли собой новые поселения. Как сообщает Август, за выделяемые для ветеранов земли он заплатил провинциалам 260.000.000 сестерциев (RGDA. XVI). В провинциях обосновывались чаще легионеры, навербованные за пределами Италии. Большинство их составляли потомки италийских переселенцев, однако среди солдат эпохи гражданских войн встречались и перегрины, получавшие римское гражданство уже на службе. Достаточно характерна для провинций, на наш взгляд, ветеранская колонизация, осуществленная Августом в 25 — 7 гг. до н.э. на Пиренейском полуострове, где в первой половине принципата Августа была сосредоточена крупнейшая группировка войск, там были созданы три ветеранские колонии: Эмерита, Цезаравгуста и Акки18. Характерно, что все они образованы путем поселения в одном месте воинов из нескольких легионов: Эмерита — V, X; Цезаравгуста — IV, VI, (X — ?); Акки — I, II. Существенно также и то, что первая из ветеранских колоний на Пиренеях — Эмерита, площадь которой составляла 120 га, — по величине наделов значительно превышает остальные, образованные после 14 г. до н.э., т.е., после

проведения двух цензов 29 и 18 гг. до н.э.19. Как известно, проведение ценза всегда сопровождалось кропотливой работой по упорядочению землепользования. После двух цензов императору все труднее было находить землю для организации значительных ветеранских поселений. Кроме того, по нашему мнению, правы те исследователи, которые полагают, что возможности императоров по распоряжению землей в провинциях были далеко не безграничны20.

Возможно, растущие затруднения с организацией ветеранских колоний сподвигли Августа на реформы в сфере ветеранского вознаграждения. После 13 г. до н.э. были удлинены сроки службы в легионах. Отныне солдаты после 16 лет обычной службы должны были еще 4 года проводить в особом ветеранском подразделении (Dio. LIV.25). Следует отметить также, что после образования в начале принципата Августа постоянных легионов прекратились массовые демобилизации легионеров. Отныне ежегодно из каждого легиона увольнялось не более 100-300 человек, т.е., не более 2.500 — 7.500 человек из всех легионов. После 14 г. до н.э. в Италии, а после 7 г. до н.э. в провинциях прекращается образование ветеранских колоний. Наиболее распространенной формой ветеранского вознаграждения становится земельный надел, выделяемый в каком-либо италийском или провинциальном муниципии (RGDA. III). На эти цели Август потратил 400.000.000 сестерциев из своих личных средств (RGDA. XVI). Неизвестно, сколько человек получили ветеранское обеспечение подобным образом. Из "Деяний божественного Августа" можно понять, что вместе с получившими позже ветеранское вознаграждение в форме денежного пособия их было 180.000 человек (RGDA. III; XV).

Около 5 г.н.э.(или 5 г. до н.э.?), т.е., тогда, когда пришло время очередной масовой демобилизации и, соответственно, очередного набора, Август вновь удлиняет срок службы для легионеров. После 20 лет активной службы воины должны были еще 5 лет находиться в ветеранских когортах (Dio. LV.23; Suet. Div.Aug. 49) Основной формой ветеранского обеспечения стало денежное вознаграждение в размере 12.000 сестерциев. По мнению Л. Кеппи, выдача денежного пенсиона отставным легионерам началась с 7 г. до н.э., хотя размеры его неизвестны21. Денежный вариант вознаграждения нравился солдатам, поскольку давал большую свободу в смысле организации последующей жизни на гражданке, нежели земельный участок. Для выплат ветеранского вознаграждения было создано специальное казначейство — aerarium militaris. Военная казна должна была формироваться за счет новых налогов: однопроцентного — от продаж, и пятипроцентного — от наследства (Dio Cas. LV. 23.1). Помимо выплаты пенсий, военная казна была призвана обеспечивать выдачу жалования солдатам действительной службы и, в какой-то степени, покрывать текущие расходы армии. Однако, переход на денежную форму вознаграждения ветеранов оказался непосильным испытанием для государства. С одной стороны, централизованная налоговая служба в лице особых прокураторов только зарождалась, а потому основная тяжесть по сбору налогов по-прежнему лежала на коллегиях публиканов и общинных органах провинциального самоуправления. С другой стороны, налоговые поступления государству от провинций всегда были меньше, чем расходы, связанные с их обороной22. Оказалось, что доходов от налогов с провинций для содержания военной казны было не достаточно. Не спасали положение и косвенные налоги с римских граждан, традиционно не обремененных налогами, а потому появление новых обязательных выплат в пользу государства воспринимавших болезненно. Поэтому Август был вынужден четырежды оказывать военной казне "спонсорскую” помощь из личных средств в общей сумме 320.000.000 сестерциев (RGDA. XVII). Как явствует из сообщений римских авторов и воинских инскрипций, третья Августова демобилизация растянулась более чем на десять лет и была завершена после его кончины. Задержки с увольнением ветеранов вызвали в 14 г. н.э. волнения в войсках на Рейне и в Иллирике.

Перейти на обеспечение ветеранов исключительно в денежной форме не удалось, и либо в последние годы правления Августа, либо в начале правления Тиберия возобновляется практика раздачи земельных участков с организацией ветеранских поселений. Военная же казна, в состав которой входили сначала 10, а затем 3 претора-сенатора, занимавших должность в течение 3 лет, существовала до середины III века23.

Таким образом, в период правления Октавиана — триумвира и принцепса — оформился характер ветеранского обеспечения, существовавший с небольшими изменениями до начала II века. Выслуживший полный срок службы легионер получал почетную отставку (honesta missio), которая предусматривала наделение ветерана налоговыми льготами (immunitas), юридическими привилегиями (beneficia), деньгами или земельным наделом (praemia).

В течение I в. н.э. продолжалась практика наделения ветеранов землей путем создания ветеранских поселений в форме колоний или подселения воинов в общины римского права. Несмотря на отсутствие свободных земель и на отрицательное общественное мнение по вопросу о наделении легионных ветеранов земельными наделами в Италии, императоры продолжали усилия по формированию ветеранского землевладения на Аппенинском полуострове. За исключением образованной на стыке правления Августа и Тиберия колонии Эмоны (современной Любляны), что находилась на границе античной Италии и Иллирика, большинство ветеранов I в. н.э. получили земельные наделы и были поселены в южной части Аппенинского полуострова. Наибольшую активность в наделении ветеранов земельными участками на территории Италии проявляли Нерон и Веспасиан. Характерно, что ветераны получали землю в тех же общинах, где наделялись участками воины Октавиана-триумвира и Августа-принцепса24. Однако, масштабы на это раз были гораздо скромнее. При Юлиях-Клавдиях ветераны, включая преторианцев и моряков, были поселены в 11 городах, при Флавиях и Нерве — в 725. После Нервы централизованное наделение отставных военных землей в Италии не осуществлялось. Вероятно, наиболее значимые ветеранские поселения были образованы в Анции — на родине Нерона и в Реате — месте рождения Веспасиана. Императоры I века селили вместе не только воинов, принадлежащих к разным легионам, но и относящихся к разным родам войск: например, легионеров, преторианцев и военных моряков. Трудно судить об общей численности ветеранов, получивших в данный период участки на Аппенинском полуострове. Учитывая репрезентативность эпиграфических источников (в дошедших до нашего времени надписях, оставленных военными в I веке, отражено менее 1% личного состава), можно предположить, что речь идет о нескольких тысячах человек. Л. Кеппи насчитал 15 надписей, оставленных легионными ветеранами, получившими землю в Италии при Нероне и Веспасиане26.

Наделяя ветеранов земельными участками в Италии, императоры, как мы полагаем, в первую очередь заботились об увеличении личной клиентелы, а также о возрождении мелкого и среднего землевладения. Ведь, как известно, собственники малых и средних рабовладельческих хозяйств являлись одним из важнейших социальных оплотов принципата. Активная ветеранская колонизация Италии I в.до н.э., при которой земельные участки получили около 150.000 человек, и колонизация I в. н.э., осуществлявшаяся в гораздо более скромных масштабах в какой-то степени задержали упадок мелкого землевладения, но предотвратить процесс концентрации земельной собственности в руках латифундистов не могли. Следует иметь в виду, что с периода правления династии Флавиев уроженцы Италии составляли среди легионеров меньшинство, а потому перспектива поселиться в благодатном, но чужом краю была для многих солдат-неиталийцев мало привлекательна. Впрочем, однозначно говорить о неудаче ветеранского землевладения в Италии нельзя. Так, например, отставные центурионы имели возможности для создания там крупных хозяйств. Долго оставалась зоной господства мелкого и среднего землевладения бывшая Цизальпинская Галлия, некогда плотно заселенная ветеранами Цезаря и Августа. Однако, в массе своей, ветеранское землевладение в Италии было обречено. Если сами ветераны нередко исполняли декурионские магистратуры, требующие немалых денежных затрат, то их потомки, как правило, были беднее и не входили в высшее городское сословие.

Гораздо большие размеры в I в. н.э. приобрело наделение ветеранов землей в провинциях. Уже при Тиберии обнаруживается тенденция к созданию маленьких ветеранских поселений, не получавших титул колоний, неподалеку от места дислокации воинских частей. Так обстояло дело в Далмации, Паннонии27. Мощный импульс ветеранской колонизации в провинциях дал император Клавдий (41 — 54 гг.), сам рожденный в галльском Лугдунуме (современном Лионе). Кроме поселения ветеранов в галльских городах Нарбоне и Лугдунуме, имевших давние ветеранские корни, Клавдий основывает ветеранские колонии в Далмации (Colonia Claudia Aequum), пограничных провинциях Паннонии (Savaria), Нижней Германии (Colonia Claudia Ara Agrippinensium=Koeln), только что завоеванной Британии (Camolodunum=Colonia Victrix=Colchester), Сирии (Ptolemais), Нумидии (Colonia Lixum). Важно отметить, что ветеранские колонии создавались только в императорских провинциях, причем неподалеку от военных лагерей, либо на их месте28.

Повoдом для образования колоний служил, как правило, перевод легиона на новое место. Поскольку из каждого легиона ежегодно демобилизовывалось не более 300 ветеранов, им приходилось ждать несколько лет, пока накопится необходимое количество человек — вероятно,около 3.000, причем, из разных легионов — для создания колонии. Образование ветеранских колоний продолжалось при Флавиях в Балкано-дунайском регионе (Deultum=Burgas, Scupi=Skopje), Африке (Ammaedara=Flavia Augusta Emerita), Британии (Colonia Lindum=Lincoln). При Нерве была основана еще одна ветеранская колония в Британии — Glevum=Glouchester. Cерия ветеранских колоний — на Дунае (Oescus, Poetоvio=Ptuj, Sarmizegethusa, Ratiaria(?), Mursa(?)), на Рейне (Colonia Ulpia Traiana=Xanten), в Африке (Timgad) — была образована Траяном. Последние ветеранские колонии были оcнованы Адрианом: в Африке (Cyrene) и Иудее — на месте Иерусалима (Colonia Aelia Capitolina). Образование ветеранского поселения на месте священного города иудеев привело к антиримскому восстанию. Вероятно, после этой акции, дорого стоившей римлянам, принцепсы окончательно отказались от традиции создания ветеранских колоний.

Более широкое распространение, нежели создание ветеранских колоний, в период раннего принципата приобретает наделение ветеранов землей в приграничных муниципиях — в Британии и Дакии, на Рейне и Дунае — индивидуально или небольшими группами. Получившие подобным образом пенсионное вознаграждение легионные ветераны, как позволяют предположить источники, становились типичными сельскими жителями. Они, как правило, проживали на своем участке, вели хуторское хозяйство при помощи своего семейства, заведенного зачастую еще во время службы, и, максимум, нескольких рабов. В жизни близлежащих городов ветераны, за редким исключением, активного участия не принимали29. Они, судя по всему, продолжали воспринимать себя как часть армии, связанные культовыми, деловыми и прочими узами с гарнизонами на лимесе. Ветераны сохраняли корпоративную солидарность, создавая ветеранские коллегии30.

После осуществления в первые годы правления Веспасиана широкой программы по наделению земельными участками ветеранов, участвовавших в гражданской войне 69 г., ведущим видом ветеранского увольнения становится missio nummaria. Пока в легионах было много потомков италийских переселенцев из внутренних провинций Империй (2-я пол. I века), широко распространено было возвращение таких ветеранов после службы домой. Возвратившись в города Галлии, Испании, Далмации, Паннонии, они приобретали на денежный пенсион земельный участок или становились хозяевами ремесленной мастерской либо торговой лавки.

С начала II века, когда оформился принцип местного комплектования, в окрестностях лагеря стало оставаться все больше ветеранов. Императоры Адриан и Антонин Пий, с одной стороны, укрепляя лимес, а, с другой стороны, стремясь сделать его на некоторых участках более открытым, последовательно сокращали т.н. "легионную территорию " — зону отчуждения, свободную от местного населения и управляемую военными властями. В непосредственной близости от крепостей, но уже не на "легионной территории" с I века — прежде всего, на Рейне — стали возникать поселения местных жителей — используя римскую терминологию, — vici31. Землепользование осуществлялось здесь в обычных для перегринов — свободных провинциалов, не обладавших правами римского гражданства, и римских граждан формах possessio и usus fructus. Поэтому, хотя часть обитателей этих виков, занималась торговлей и ремеслами, основой экономики здесь было сельское хозяйство. При Антонинах солдаты получили право приобретения земельных участков за пределами "легионной территории", на которых они могли хозяйствовать после выхода в отставку, проживая в виках. Ветеранское землевладение со II века сосредоточивается в пограничных провинциях.

В научной литературе нет единства мнений по вопросу, являлось ли ветеранское землевладение формой крестьянского хозяйства или разновидностью мелкорабовладельческой виллы. Опираясь на встречающиеся у Тацита упоминания о нежелании ветеранов в некоторых случаях получать земельные наделы (Tac. Ann. I. 17) и об оставлении ветеранами Нерона земельных участков в Италии (Tac. Ann. XIV. 27), равно как на засвидетельствованные инскрипциями факты оставления некоторыми ветеранами наделов в некоторых паннонских дедукциях32, часть исследователей — П. Брант, Дж. Форни и некоторые другие — убеждена в несостоятельности ветеранских, по сути своей крестьянских хозяйств33. Теоретическую основу таких воззрений составляет выдвинутое Э. Мейером и, казалось бы, убедительно обоснованное М.И. Ростовцевым положение о полном упадке в I в. н.э. мелкого землевладения в Италии и наиболее романизированных провинциях, о монопольном утверждении там латифундий и колонатных отношений34. Другие исследователи, ориентируясь прежде всего на многочисленные следы в зоне римского лимеса, в европейских пограничных провинциях, в округе ветеранских колоний cледов центуриации, а также villae rusticae — комплексов построек аграрного назначения, которые можно считать разновидностью мелкорабовладельческих вилл, связывают их с ветеранскими хозяйствами и настаивают на процветании ветеранского землевладения в этих регионах35.

Площадь надела на провинциальной территории, полагавшегося, судя по всему, рядовому по почетному увольнению составляла около 50 югеров (примерно 12 га), что значительно превышает размеры типичных крестьянских участков (обычно, 8 — 10 югеров). Известные случаи, когда площадь ветеранского надела составляла даже 200 югеров (например, CIL VI. 3828 — Deultum, Фракия), cкорее всего, связаны со старшими солдатскими рангами, если не с центурионством. Ветеранские наделы, на которых выращивали обычно зерновые, виноград и оливки, обрабатывались членами семьи ветерана и, как указывают немногочисленные, правда, эпитафии, двумя — тремя рабами.

С.Л. Утченко, анализируя характер ветеранской колонизации в Италии в конце респубики, пришел к выводу о противоречии ветеранского землевладения античной форме

собственности на землю, поскольку собственность ветерана на участок не определялась его членством в той или иной общине римского права36. Ю.К. Колосовская вполне справедливо возразила, указав, что ветеранское землевладение, особенно, в провинциях соответствовало основным чертам античной формы собственности на землю37. Мы полагаем, что землевладение легионных ветеранов безусловно являлось разновидностью мелкорабовладельческого и отчасти ориентированного на рынок хозяйства. Распространение ветеранских вилл из Италии через внутренние провинции на рубежи Империи отражает эволюцию основных форм античного землевладения, убедительно отслеженную отечественными антиковедами-марксистами38. В конце III века ветеранское землевладение, равно как и весь основанный на античных принципах мир пограничных провинций Империи, приходит в упадок. Земля передавалась ветеранам уже не в собственность, а во владение. Мельчали до величины крестьянских и размеры участков, приобретаемых солдатами еще во время службы39.

Начиная со II века все больше ветеранов оставались в гарнизонных поселках — канабах. По мере стабилизации легионов на границах Империи возле крепостей возникают канабы — поселки, населенные всевозможными искателями приключений, торговцами, ремесленниками, женщинами легкого поведения, солдатскими семьями. Можно предположить, что до начала II века при гарнизонах оставались наименее обеспеченные и чаще всего одинокие отставные воины40. О занятиях этих ветеранов известно немногое. Поскольку в силу особого статуса территории вокруг легионной крепости частная собственность на землю здесь не допускалась до рубежа II — III вв., можно предположить, что ветераны из канаб занимались преимущественно торговлей и ремеслом. Возможно, что некоторые ветераны — а это были люди, как правило, в возрасте после 45 лет, т.е., по тогдашним меркам, уже пожилые, — не заводили никакое дело, а просиживали остаток дней с друзьями в поселковой таверне за кружкой пива, вспоминая былую солдатскую жизнь. Вместе с остальными римскими гражданами ветераны-канабарии составляли корпорацию Civium Romanorum consistentes ad legionem. Не вызывает сомнений, что ветераны в канабах являлись наиболее уважаемыми людьми и, как показывают источники, они часто исполняли руководящие должности в поселковом совете, находившемся, впрочем, под жестким контролем легионного командования. Из инскрипций известно о существовании должностей куратора римских граждан, квестора, магистра ветеранов. Что касается правового положения ветеранов, можно предположить, что до Домициана объем их льгот и привилегий по сравнению со временами второго триумвирата был несколько сокращен. Домициан, как сообщают источники, восстановил их в прежнем объеме (Edictum Domitiani de privilegia veteranorum // Fontes iuri Romani antejustiniani (FIRA) / Ed. S.Riccobono. P.1. P.427 — 430).

До недавнего времени исследователи недооценивали дуализм гражданских поселений в округе римских крепостей и под процессом урбанизации в зоне лимеса, бурно развернувшимся во II — III веках, понимали исключительно наделение канаб правами муниципия или колонии41. Между тем, выяснилось, что во многих случаях подлинными городами в первую очередь становились не канабы, а соседние вики: Colonia Ulpia Traiana в Германии; Novae, Troesmis, Durostorum в Нижней Мезии; Carnuntum, Aquincum, Vindobona, Brigetium в Паннонии42. Очевидно, наделение поселения хартией города римского права происходило не произвольно, а в соответствии с установленными критериями. Одним из важнейших критериев было наличие достаточного количества римских граждан, а среди них — способных нести обязанности декурионов. Насыщение виков поселенцами с римскогражданским статусом в значительной степени происходило за счет ветеранов. Поселившиеся в виках ветераны вместе с другими римскими гражданами, обитавшими в виках, создавали особую форму римскогражданского коллектива — consistentes, распространенную на границах и в мало романизированных провинциях. Ветераны составляли одну из привилегированных групп римского гражданства в городах приграничных провинций.

При Северах происходит дальнейшее укрепление положения военных ветеранов, как и армии в целом. Перевод армии на централизованное обеспечение через annona militaris, в значительной степени легшее на плечи внутренних территорий, приводит к свертыванию "легионной территории". Освобожденные вследствие этого из-под военного контроля, многие канабы сливаются с виками и превращаются в новые муниципии и колонии. Подавляющее большинство ветеранов легионов и вспомогательных частей, которые в это время также набирались исключительно из римских граждан, поселялось в пограничной зоне. В связи с отменой запрета солдатам вступать в брак во время службы начинает формироваться "милитаризированное общество”. Красноречивое описание такого социума в зоне лимеса провинции Норик (территория современных Австрии и Словении) представил Г. Альфельди43. Широкое распространение получают браки солдат с дочерьми ветеранов. Военная служба становится наследственной. Подавляющая часть новобранцев всех родов императорской армии, за исключением флота, выходила из лимитрофных провинций. Люди, связанные с армией, стали оставлять основную часть экономически и политически активного населения пограничных провинций в европейской части Империи.

В оформленном при Северах "военном праве" зафиксированы предоставленные ветеранам "солдатскими" императорами правовые льготы. Значительно возросли размеры ветеранского вознаграждения. Мы разделяем популярную в зарубежной и отечественной историографии точку зрения, согласно которой т.н. "солдатские" императоры, стремясь сохранить гибнущую античную цивилизацию и связанный с ней тип имперской государственности в виде принципата, опирались на более "молодые" по уровню общественно-экономического развития территории — прежде всего, дунайские — и на армию как на мощное средство выражения интересов этих территорий. Закрывая глаза на обнищание населения внутренних провинций Империи, государство в лице "солдатских" императоров Септимия Севера, Максимина Фракийца, Филиппа Араба, Проба и др. обогащало армию и ветеранство, которое превратилось во влиятельную социальную группу.

Следует отметить, что в период страшных потрясений, когда целые регионы — Галлия, Сирия, Британия и т.д. — восстали против римских императоров, когда варвары захватили Декуматские поля и Дакию, парфяне вторглись в восточные владения Рима, а само государство стало ареной бесконечных внутренних войн, именно зона лимеса, заселенная, прежде всего, военными ветеранами и их родственниками, стала опорным краем державы, неустанно питая гибнущие в схватках с превосходящими силами противника легионы и сохраняя верность Imperium Romanum. Примерами тому являются многочисленные инскрипции во здравие императоров, во спасение государства, статуи Юпитера Всеблагого Величайшего — главного хранителя римского государства, установленные обитателями канаб и виков, начиная от Могонтиака в Верхней Германии, и кончая устьем Дуная, в период с середины I по середину III века44. В значительной степени именно благодаря патриотизму приграничного населения и связанных с ними войск Империя пережила кризис III века.

В то же время пограничные территории, объективно игравшие роль последнего оплота античной цивилизации, кроме общего характера общественно-экономического устройства и языка, мало что общего имели с миром италийцев и эллинов. Ветераны III века не были знакомы с жизнью больших городов и о богатой культурной традиции греко-италийского мира имели самое поверхностное представление.Это были в реальности люди малограмотные, либо с грамотой не знакомые (примерами чему служат изобиловавшие грамматическими ошибками или даже лишенные надписей надгробные памятники из поселений в зоне лимеса). Их религиозные воззрения являли собой удивительную смесь верований традиционно римского, даже официозного пантеона с верованиями, распространенными среди местного неримского населения. Модель социального поведения ветеранства, о котором можно судить по убранству и планировке их жилищ и погребений, иконографии и текстах надгробных памятников, была сориентирована не только на античные, прежде всего, римско-италийские образцы, но и на нравы и обычаи, распространенные среди местной кельтской, германской, паннонской и прочей, как правило, лишь частично романизированной аристократии. Во второй половине III века легионное ветеранство все более превращается в сельское население, отрываясь от городской жизни. Военные реформы Диоклетиана и Константина, преобразившие легионы до неузнаваемости и сделавшие их маломощной пограничной милицией, а также их далеко идущие социально-экономические преобразования объективно способствовали снижению прежде высокого социального положения легионов ветеранов (хотя Константин и Лициан подтверждали наделение правами и привилегиями, соответствующими missio honesta, ветеранов преданных им легионов: Epistula Impp. Constantini et Licinii de privilegiis militum et veteranorum // FIRA. P,1. P.455-459).

ГЛАВА ПЯТАЯ

БУДНИ СОЛДАТСКОЙ ЖИЗНИ

Секрет побед римского оружия заключался в редком сочетании высокого мастерства каждого воина с безукоризненным умением сражаться в большом и малом коллективе. Римская армия не была ни монолитом наподобие эллинистических фаланг, ни живой как ртуть, богатой сильными в индивидуальном поединке бойцами, но неспособной к регулярному сражению дружиной германцев или кельтов. Римляне, как никто из их противников, умели четко и стремительно перестроиться во время сражения: рассыпаться на мелкие подразделения, собраться воедино, закрыться в глухой обороне, перейти в сокрушительную атаку, согласованно выполняя приказы командиров на любом тактическом уровне — от отделения до когорты и легиона в целом. Каждый солдат в бою знал свое место, был уверен в товарищах и командирах.

Поразительное "чувство локтя" и дисциплинированность римских легионеров были, с одной стороны, результатом тщательного отбора в армию физически и интеллектуально развитых молодых людей, а с другой — плодом системы обучения воинскому искусству, краеугольным камнем которой была воспетая Вегецием (Epitoma rei mil. I) и Фронтином (Strategemata. IV) дисциплина. Впрочем, дисциплина для римлян была больше, чем навык беспрекословного повиновения и точность в выполнении приказа. В понятие дисциплины входили и доведенные до автоматизма навыки действия оружием, и высокая тактическая грамотность каждого легионера и удивлявшее противников взаимодействие римских воинских частей и родов войск. Не случайно Дисциплина (Disciplina или Discipulina) являлась одним из почитаемых в армии божеств.

Овладение боевым искусством было возможно только через изнурительные тренировки. Упражнения с тренировочным оружием, более тяжелым и громоздким, чем боевое, бег, прыжки, плавание — (exercitatio) — под руководством суровых и безжалостных инструкторов из числа легионеров, завершающих свою воинскую карьеру, являлись важнейшими занятиями для солдата с момента зачисления на службу. Учебные маневры с марш-бросками и форсированием водных преград, привычные для современных армий, отличали римское войско, и прежде всего легионы, от армий других государств древнего мира. Трижды в месяц легионеры совершали марши на 15 км. c полной боевой выкладкой (Veg. Epitoma rei mil. I. 27). Вес боевой выкладки, включая вооружение, обмундирование, запас питания на три дня, достигал 48 кг. Для сравнения: вес боевой выкладки на марше у русского пехотинца времен первой мировой войны, знаменитого своей выносливостью, составлял 38 кг.1 Солдаты должны были совершать марш в быстром темпе: со скоростью 6 — 8 км/ч.. Не случайно римских легионеров называли "мулами" Мария, который установил содержание и вес походной амуниции солдата.

Поддержание высокой боеспособности воинов было предметом заботы наместников и командующих легионами. Римская историография с одобрением упоминала начальников, тренировавших до седьмого пота своих солдат, тогда как полководцы, не досаждавшие подчиненным чрезмерными учениями, порицались. Так будущий император Сервий Гальба, находясь в должности легата Верхней Германии, прославился не только примерной организацией маневров, но и тем, что однажды после учений, в которых он принимал участие как простой воин — "со щитом в руке", Гальба 20 миль (30 км.) бежал за колесницей принцепса Гая Калигулы (Suet. Galba. 6,3). Другой легат Верхней Германии — будущий император Траян известен не только восстановлением в полном объеме воинских тренировок, но и примерным участием в них (Plin. Paneg. 13). Известно, что большое внимание солдатским тренировкам уделял имератор Адриан.

В понятие munera (тяготы повседневной воинской службы) римляне вкладывали не только военную учебу, маневры, несение караульной службы, но и различные работы, главным образом строительные. По мнению римлян эпохи Империи, хорошая армия должна быть до предела загружена тренировками и работами. Главной работой для римских легионеров помимо несения караульной службы и боевых походов было строительство. Пожалуй, ни одна армия, за исключением советской, не строила столько, сколько строили римские легионеры. Строительная традиция римского войска уходит корнями в республиканскую древность, когда строили временные летние лагеря из дерна и земли для кратковременных стоянок (castra aestiva) и зимние лагеря для более длительного постоя — с использованием дерева. Археологам известен один из таких лагерей — в Нуманции (Испания), датированный 130-ми гг. до н.э. Это древнейший римский военный лагерь, известный ученым. С установлением Империи возникает цепь легионных лагерей на Рейне — одна из первых римских систем постоянных фортификационных сооружений.

Далекие от идеи постоянного лимеса, возлагавшие надежды в обороне римских границ на мобильные легионы и буферные вождества союзных Империи варваров, Август и его ближайшие преемники уделяли особое внимание укреплению границ, обеспечивавших безопасность непосредственно Италии. Римляне надолго запомнили нашествие кимвров и тевтонов в конце II в. до н.э., которых только под Аквилеей остановил великий Гай Марий с его "пролетарскими" легионами. "Metus Germanicus", испытываемый даже непобедимыми бойцами Юлия Цезаря, cнова проявился в 9 г.н.э., когда в Тевтобургском лесу были уничтожены целых три легиона под командованием не последнего из римских генералов Квинтилия Вара.

Место для лагерей — а нужна была ровная местность прямоугольной формы — подбирали землемеры. Поверхность земли выравнивали, а при необходимости даже насыпали недостающий для требуемой площади грунт. Первые рейнские лагеря (Майнц, Ксантен и другие, менее долговечные) были типичными "зимними" обозами из дерна и дерева. Подобно другим легионным лагерям времени Августа — в Испании, Далмации — они строились с расчетом на размещение двух легионов и, вероятно, вспомогательных войск, а потому отличались гигантскими размерами (в среднем 600 х 900 м.). Там же располагались ремесленные мастерские, обслуживающие войско. В середине I в. — при Клавдии и Нероне — на Рейне и в Далмации произошла перестройка деревянно-земляных лагерей в каменные и, по крайней мере, часть ремесленного производства была вынесена в канабы. Легионный лагерь из форпоста экспансии начал превращаться в крепость. В это же время строились легионные лагеря старого типа — из земли и дерева — в различных уголках покоренной Британии и на Дунае.

С Веспасиана началось строительство лимеса — системы непрерывных пограничных укреплений — на рейнской и дунайской границах, в Британии и Сирии (прообраз лимеса, как полагают некоторые ученые. был апробирован при Августе в Далмации, где цепочка оборонительных сооружений между двумя легионными лагерями Burnum и Gardun была призвана защищать римские города Адриатического приморья от набегов воинственных племен с Динарских Альп2. Прежде всего, перестраиваются старые лагеря, рассчитанные на два легиона. Отныне каждый легион имеет свой лагерь. Получают свои лагеря — castra, castellae, praesidia — вспомогательные части из 1000 и 500 человек. Новые фортификационные сооружения строятся, как правило, из земли и дерева.

Окончательно лимес оформился при Антонинах — в период от Траяна до Марка Аврелия. При Траяне разворачивается невиданное каменное строительство. В камень одеваются лагеря легионов и вспомогательных войск на всех рубежах Империи. Небольшие крепости — кастеллы — строятся почти непрерывной линией по Рейну и Дунаю на границе Империи от Северного до Черного морей, располагаясь один от другого на расстоянии 15 — 60 км. Между ними — сторожевые башни (burges), отстоящие друг от друга на дистации 10 км и рассчитанные на гарнизон до 50 человек. На Рейне и Дунае бурги нередко соединялись крепостными стенами наподобие Великой Китайской стены. Башни и форты строились на дорогах, проходящих вдоль лимеса и уходящих вглубь Империи, на морских берегах.

За первой линией пограничных укреплений выстраивались новые, расположенные во внутренних районах пограничных провинций. Возникли грандиозные фортификационные сооружения наподобие вала Адриана и Антонина Пия в Британии, пересекающие остров поперек и послужившие впоследствии прототипом для монстров фортификации XX века — линии Мажино во Франции и линии Маннергейма в Финляндии. Впрочем, по мнению выдающегося исследователя римского лимеса Э. Бирли, вал Адриана в Британии не являлся фортификационным сооружением в строгом смысле, поскольку на нем располагалась лишь незначительные воинские подразделения. Согласно точке зрения Э. Бирли, можно различать "открытый", т.е., слабо насыщенный войсками и крепостными сооружениями, лимес (Нумидия, Дакия, Верхняя Германия) и "закрытый" лимес (Британия, Нижняя Германия, Паннония, Нижняя Мезия)3.

Линии земляных укреплений и башни строились не только на римской территории, но и по другую сторону границы. Сегодня ученые считают возможным говорить об элементах римского лимеса на черноморском побережьи Грузии, в Крыму и на Днепровском лимане4. Римляне продолжали работы по укреплению лимеса до конца IV века, пока не перешли к принципиально иной модели обороны своих границ. На дунайском лимесе, оказавшемся в пределах Восточной Римской империи, фортификационные работы продолжались до VI в.

Легионные крепости римляне сооружали, как правило, на высоких берегах рек возле переправы. Лагерь, рассчитанный на один легион, обычно имел прямоугольную форму с длиной около 500 м, шириной — около 365 м. С каждой стороны крепости имелись ворота. Главными — Porta Praetoria — считались ворота, расположенные на одной из коротких сторон, которая по канонам Ветрувия должна быть обращена на восток, к реке и дороге, что не всегда соблюдалось. Лагерь нередко опоясывали два ряда крепостных стен высотой 10 — 12 м, расположенных на расстоянии 4 — 8 метров друг от друга.. Со всех сторон и, прежде всего, с лицевой, крепость окружалась несколькими расположенными в шахматном порядке линиями рвов и земляных валов. Еще один вал находился в промежутке между крепостными стенами.

Крепость строили из крупных каменных блоков с использованием цемента. Строительным материалом чаще всего служили песчаник и гранит. Для возведения внутренних сооружений применяли кирпич, производимый, как и черепица, в легионных мастерских. На этих кирпичах и черепицах обычно ставился штемпель воинской части. С внешней стороны каменные блоки шлифовались, с внутренней же обычно оставлялись необработанными. Ширина крепостных стен колебалась от 1,2 до 4 м5 Во время осады на стенах размещали метательные орудия и арбалеты. Иногда под стенами строили подземные галереи, используемые в разведывательных целях и для внезапных вылазок. Вокруг и внутри крепостных стен были кольцевые дороги, пересекавшиеся с коммуникациями, выходящими из ворот.

На дунайской границе римлянам пришлось столкнуться с проблемой дополнительного укрепления крепостных ворот, поскольку геты и даки, в отличие от германцев и британских кельтов, умели штурмовать укрепления. Поэтому здесь впервые были апробированы располагавшиеся слева и справа от ворот башни, выдававшиеся вперед из крепостной стены. Ворота в дунайских лагерях делали двойные, а в случае прорыва через внешние ворота на боковых прилегающих к воротам стенах были устроены балконы, с которых легионеры могли истреблять врагов метательным оружием6. Что же касается башен, то первоначально римские лагеря обходились без них. Затем начали строить отдельные башни внутри лагеря. Когда же римские крепости стали подвергаться частым осадам, стали встраивать башни в стены на расстоянии 30 — 40 м. друг от друга. Башни во времена принципата имели многогранную и круглую форму, как дошедшая до нашего времени башня Друза в Майнце (ФРГ).

Изнутри римский лагерь делился пополам пересекающей его в узкой части via principalis. В передней части (praetentura) — между главными воротами и via principalis — до вывода из легионных лагерей ауксилиариев находились казармы вспомогательных войск, а затем — помещение для военных занятий (schola), казармы легионеров и дома старших офицеров, иногда — плац.

Тыльная часть лагеря (retentura) условно может быть поделена на два сектора: в центре располагались штабные и хозяйственные постройки, а между ними и дорогой, которая шла вдоль крепостных стен с внутренней части лагеря (via sagularis), находились казармы. В центре крепости, прямо на пересечении via praetoria и via principalis была principia — штаб легиона. Рядом устраивался praetorium — резиденция командующего легионом. Около находилось знаменное святилище — sacellum, где наряду со значками когорт хранились легионный орел и бюсты императоров. В подвальной части святилища обычно была касса с солдатскими сбережениями. Там же держали металлолом, ценившийся в гарнизонах очень высоко ввиду удаленности от центров металлопроизводства. За штабом строили quaestorium — резиденцию лагерного префекта, которая являлась центром хозяйственной жизни крепости.

Далее по направлению к тыльной части лагеря находились гарнизонные мастерские — fabricae. На стадии оккупации, т.е., пока происходило утверждение римского господства на завоеванной территории, внутри лагеря имелось все необходимое для жизнеобеспечения производство. Когда же на прилегающих землях устанавливался мир,

часть производства выносили в канабу. Некоторые мастерские, связанные, главным образом, с изготовлением и ремонтом оружия, оставались внутри лагеря и впредь. По соседству с ними находились большие амбары (horrea), вмещающие годовой запас зерна для всего гарнизона, и склады с вооружением.

Госпиталь (valetudinarium) не имел определенного места в планировке лагеря. Известны случаи устройства госпиталей как в передней, так и в тыльной части легионной крепости7. Строительство госпиталя было важным событием в жизни гарнизона и нередко сопровождалось торжественной установкой алтаря, посвященного Геркулесу или Эскулапу. Госпитальные постройки в I веке сооружали из дерева, начиная с Траяна — из камня.

Согласно реконструкциям археологов, римский легионный госпиталь представлял собой типовую застройку площадью 100 на 60 м8. Здание прямоугольной формы имело внутренний дворик. Большую часть госпиталя занимали солдатские палаты, в каждой из которых размещалось по 4 — 6 человек. В угловых, более просторных комнатах устраивались офицеры. Каждый госпиталь был обеспечен системой центрального отопления. Операционные могли находиться в специальных небольших помещениях во внутреннем дворике. Лекарства и медикаменты хранились в керамических сосудах в особых складских помещениях. Непременным атрибутом госпиталя было святилище Эскулапа и Гигии. Важное место в римской системе оздоровления раненых и больных воинов играли водные процедуры. В каждом госпитале обнаружены ванные комнаты, а то и целые бассейны. Порой бани выделялись в отдельное строение. Так в легионной крепости Карлеон (Великобритания) недавно выявлено каменное строение терм квадратной формы с бассейном. Оно занимало огромную площадь (100 х 100 м.) и отличалось оригинальной архитектурой9.

Солдатские казармы располагались в ретентуре вдоль via sagularis. Строили их из кирпича и крыли черепицей. В соответствии с количеством когорт в легионном лагере было десять казарм. Каждое отделение из 8 человек (contubernium) занимало отдельную комнату, что делало условия жизни римских легионеров более комфортными, чем, скажем, у солдат современной российской армии. Как выяснили голландские археологи, реконструировавшие казарму в легионном лагере Ниймеген, уже римляне практиковали двухъярусное расположение коек10. Любопытно, что солдатские казармы имели портик — элемент сакральной и гражданской архитектуры, нашедший широкое применение и в зданиях военного назначения. В основании казарм или отдельно по соседству располагались жилища центурионов. Их площадь составляла 240 — 390 кв.м11.

Временный лагерь легионеры, как можно судить по сообщению Иосифа Флавия, строили за 3 — 5 часов (Bell.Jud. V,2). Устройство стационарной каменной крепости занимало, видимо, несколько лет. Строительными работами руководили профессионалы-архитекторы и землемеры, которым помогали специалисты из числа иммунов и принципалов. Черновую работу, ясное дело, выполняли рядовые солдаты.

Вслед за сооружением лагеря легионеры приступали к строительству дорог. Дороги имели, прежде всего, стратегическое назначение. Они связывали между собой приграничные укрепления и соединяли лимес с внутренними территориями Империи. Планируя устройство дороги, землемеры выбирали для нее самый прямой маршрут. И сегодня путешественник, проезжающий по Англии или долиной Рейна, сможет легко отличить дороги, проложенные по следам римских трасс, от путей, основанных на извилистых средневековых коммуникациях. Приступая к строительству, римляне прежде всего выкапывали на месте будущей дороги широкую канаву глубиной около 1 м, которую заполняли пять слоев покрытия. Нижний опорный слой составляли плотно пригнанные друг к дружке крупные камни. Затем шла поперечная отмостка из плоских плит. Третий слой составляли небольшие камни, связанные цементом. Далее — гравий и, наконец, каменные плиты. В римском шоссе (via calceata) устраивалась колея для колесного транспорта шириной 143 см, ставшая впоследствии образцом для железнодорожной колеи. Именно на римской колее в начале XIX в. проходили испытания первого паровоза Дж. Стефенсона.

Для лучшей сохранности покрытия середина дороги была значительно выше краев, а для стока воды по краям дороги рылись специальные канавы. Иногда вместо траншеи на месте будущей дороги делалась плотная земляная насыпь, поверх которой укладывались камни. Дорога такого типа называлась agger, ее ширина достигала 15 м, а высота насыпи — до полутора метров12. Сеть римских дорог достигала 80.000 км. Остатки римских дорог сохранились в швейцарских Альпах, в прирейнских немецких городах Трире, Майнце, Кельне, в египетской пустыне. В XVI века немецкий картограф Конрад Певтингер составил карту дорог Римской империи от Галлии до Индии. Используя эту карту, израильтяне во время войны 1948 г. провели по полузасыпанной песком римской трассе колонну бронетехники и заняли Эйлат под носом у благодушествовавших арабов13.

На плечах римской армии лежало обустройство дорог мильными камнями14, постоялыми дворами, часто являвшимися и небольшими фортами. Для бесперебойного обеспечения легионной крепости водой легионеры строили акведуки. Например, для обеспечения лагеря Бурнум в Далмации около 20 г. н.э. был построен каменный акведук длиной 32 км. (15). Акведук давал 1200 л воды в сутки. В полукилометре от крепости располагался огромный резервуар 140 х 25 м, которым заканчивался акведук. Акведук длиной 88 км. обеспечивал водой Колонию Агриппины (нынешний Кельн). Самый длинный акведук был построен во времена Траяна для обеспечения Карфагена и достигал 132 км. Наиболее сохранившийся и, пожалуй, самый известный акведук — Пон-дю-Гар в окрестностях Нима (Франция).

Римская армия активно привлекалась к гражданскому строительству. В провинциальных городах солдаты, воплощая благоволение императоров, строили амфитеатры, триумфальные арки и колонны, храмы, городские стены, участвовали в восстановительных работах после чужеземных нашествий и стихийных бедствий16. Легионеры рыли каналы, трудились в каменоломнях и шахтах. Значительность строительных работ в жизни легионеров подчеркивают инструменты каменщиков, порой изображавшиеся на солдатских надгробных памятниках: кирка (dolabra), мастерок (ascia), резец (scalprum), линейка (regula), наугольник (norma), циркуль (circinus)17.

Римские легионы, особенно расположенные на европейских рубежах, в обеспечении повседневными ремесленными изделиями и продовольствием были вынуждены расчитывать преимущественно на свои силы.

Во времена Республики снабжение продовольствием армии, находящейся вне Италии, осуществлялось за счет поставок со стороны местного населения и частично путем подвоза с Апеннинского полуострова. Занимались этим офицеры-логистики. Задержка войск в провинциях нередко губительно сказывалась на их экономике, служила причиной разорения местного населелния, что порой приводило к антиримским восстаниям. С установлением Империи, пока легионы не обрели постоянных мест дислокации, порядок снабжения сохранялся прежний. Согласно сообщению Иосифа Флавия, описывавшего войну в Иудее в 60-х гг., легионеры на марше несли с собой паек на трое суток и серпы для сбора зерна (Ios.Flav. Bell.Iud. 3.5,5).

Зерно составляло основу походного рациона: около 1 кг на человека в день. Каждое отделение (contubernium) имело ручные жернова, а также котелки и сковороды для приготовления пищи18. В маршевый рацион легионера входили каша или жесткие лепешки (bucellatum), дешевое вино с уксусом (posca) и бэкон19. Часто солдаты шагали без завтрака, хотя продолжительность дневного перехода c полной выкладкой сотавляла не менее 15 км (Veg. Epitoma rei mil. I. 27). Если учесть то обстоятельство, что вместе с легионом (около 5 — 6 тысяч человек) передвигались свыше 600 вьючных животных: мулов, быков; более 100 лошадей для кавалеристов и офицеров, а также скот для жертвоприношений, не вызывает сомнений, что на марше войска просто опустошали поля местного населения. Теоретически каждый солдат должен был платить за питание из своего жалования, однако на практике это правило едва ли соблюдалось.

Стабилизация легионов в постоянных лагерях требовала создания серьезной продовольственной базы. Порой основная тяжесть по снабжению войск ложилась на население пограничных и прилегающих к ним территорий, обязанное поставлять продовольствие по фиксированным ценам или в виде повинности. Так, рейнская группа войск — крупнейшая в I в. — обеспечивалась провиантом в значительной степени из Галлии, а в снабжении дунайских легионов заметную роль играла Аквилея — один из крупнейших городов северной Италии. Осуществлением задачи обеспечения армии продовольствием руководил специально назначаемый императором прокуратор всаднического ранга. Кроме того, заключались контракты на поставку провианта с гражданскими торговцами.

На границах, удаленных от продовольственных житниц Империи, обеспечение провиантом в значительной степени ложилось на плечи самой армии. Солдаты выращивали скот, сопровождали обозы и корабли с продовольствием. Окружающая лагерь территория (prata, а позже — territorium legionis) использовалась для прокорма скота, за которым присматривали специальные воины — pecuarii. Там же, возможно, устраивались земледельческие хозяйства. Немалое значение для продовольственного обеспечения войск имела охота. Солдатский рацион разнообразило посещение находившихся в канабе таверн.

Основу солдатского питания составляли хлебопродукты. Лагерные амбары, судя по их размерам, были способны вместить годовой запас зерна20. Зерно — пшеница и ячмень — шло на приготовление хлеба (для солдат — грубого помола, для офицеров — более качественного), каш, супов и всевозможных паст — дальних "предков” современных спагетти, а также пива, любимого в римской армии. Достойное место в диете легионеров занимали овощи и фрукты, многие из которых благодаря римской армии распространились по Европе. Солдаты, как было свойственно уроженцам Апеннин, любили бобы, чечевицу, капусту и редис. При раскопках легионных крепостей археологи находят обугленные косточки персиков, слив, вишен, яблок и груш. Деликатесной пищей у солдат считались оливки, выдержанные в винном сусле. Легионеры не забывали орехи: грецкие, фундук, каштан21. Из сладкого на столе легионеров не выводился мед, хранившийся обычно в керамических амфорах.

Было бы, однако, заблуждением полагать, ориентируясь исключительно на сообщения античных авторов, что солдатская диета была чисто вегетарианской (Veg. Epitoma rei mil. III. 3). Находки археологов показывают, что заметное место в питании легионеров занимало мясо. В гарнизонах вне конкуренции была пища настоящих мужчин — говядина, баранина, свинина в жареном или вареном виде. Количество жертвенных животных, предназначенных в конечном счете для солдатского стола, поначалу было невелико, но с увеличением числа праздников во II — III веках существенно возросло. Скот разводили для получения мяса, молока и сыра.

Любопытен рецепт походной солдатской похлебки, которую легионеры варили на привалах во время марша. Берется 0,5 л. молотых с помощью ручных жерновов зерен пшеницы, 2 л воды, половина столовой ложки молотого черного перца, 1 столовая ложка соли, один растертый зубчик чеснока, 50 г порезанного кубиками шпига, 100 г порезанной кубиками сырой говядины. Все это варится на костре около 45 минут. Запивать лучше сухим красным вином22.

Любимым развлечением легионеров являлась охота. Мясо оленей, кабанов, диких быков и медведей приятно дополняло рацион. На бобров, волков и лисиц охотились отчасти из-за меха, но больше из спортивного азарта. В военных лагерях часто и в в больших количествах держали домашнюю птицу: кур, уток, гусей. На Рейне у легионеров пользовалась популярностью охота на белого гуся, ценимого не только из-за мяса, но и из-за великолепного пуха. Достойное место в рационе римских воинов занимали рыба и морепродукты. Легионеры отдавали предпочтение из рыбы осетру, щуке, тунцу, треске и губану. Не забывали и острые рыбные соусы, которыми, как известно, славилась римская кухня. Если garum украшал, в основном, стол командиров, а для солдат являлся редким деликатесом в силу дороговизны, то более дешевая и незатейливая muria была кушаньем рядовых легионеров. Пользовались успехом на солдатском столе устрицы, мидии и всевозможные моллюски не только из моря, но и из пресноводных водоемов.

Римские воины, будучи подлинными носителями античных ценностей, знали толк в винах. "Карта вин" легионера была весьма обширна. Винный уксус — смесь вина с водой — в римской армии алкоголем не считался и являлся непременным спутником солдата во время марша и на сторожевом посту. После службы солдаты могли промочить горло в таверне, находящейся в гарнизонном поселке, дешевым молодым вином из ближайших провинций. Знаменитые рейнские и мозельские виноградники появились, вне всякого сомнения, под влиянием находившихся здесь в течение четырех с лишним веков римских гарнизонов. Дорогие зрелые вина везли из Испании, южной Галлии. Лучшие вина привозили из Италии: lympa с виноградников Везувия, amine — великолепное выдержанное белое вино, pradzion с привкусом смолы и т.д. Вина перевозили и хранили в глиняных амфорах и в дубовых бочонках, отдельные экземпляры которых были обнаружены археологами при раскопках временного легионного лагеря в местечке Oberaden на Рейне в 1938 г.

Неизменным успехом у легионеров пользовался фруктовый коктейль conditum tinctum. Секрет его приготовления сообщает знаток быта римских воинов М. Юнкельман: 0,5 л сухого белого вина, желательно, греческого, с привкусом смолы, смешать с 0,5 л меда в большой емкости; нагревать до кипения, размешивая, снять пену. Затем добавить 30 г грубо помолотого черного перца, 10 лавровых листов, 10 г шафрана и 5 вымоченных предварительно в вине фиников без косточек. Поварив эту смесь несколько минут, снять с огня. Долить еще 1,5 л того же вина. Употреблять охлажденным23.

Не вызывает сомнений, что рацион легионеров был богаче, чем у типичных низов римского гражданства. Строгий контроль военных медиков за приготовлением пищи исключал возможность отравления в гарнизонах. Разнообразное и качественное питание, интенсивная физическая активность и эффективная медицинская помощь обеспечивали солдатам лучшее здоровье по сравнению с гражданскими лицами24.

Напряженный ритм гарнизонной жизни солдат прерывался периодическими увольнениями. Иногда легионеры получали отпуск домой, но наиболее типичной формой проведения солдатского досуга являлось посещение расположенных в гарнизонном поселке питейных заведений и борделей — лупанаров. Казалось бы, уклад жизни легионеров не оставлял времени и места на частную жизнь. Тем большее удивление вызывает то обстоятельство, что вопреки законодательному запрету на вступление легионеров в законный брак, существовавшему со времен Августа, и неустроенности гарнизонной жизни, некоторые легионеры умудрялись заводить стабильные семьи с женщинами-вольноотпущенницами. Об этом явлении мы узнаем из солдатских эпитафий, в которых подруги легионеров определяются терминами coniunx, uxor, т.е. супруга, а также упоминаются их дети.

Возможно, феномен "солдатских жен" существовал еще во времена высокой мобильности легионов, но по источникам он прослеживается по мере их стабилизации. Раньше всего — к середине I в. — указанное явление обнаруживается на рейнской границе, при Флавиях — на Дунае. Вероятно, солдаты вступали в семейный союз чаще всего со своими бывшими рабынями. Есть, впрочем, мнение, что легионеры формально обращали в рабство свободных женщин перегринского статуса из окрестного населения, а затем "освобождали" их для того, чтобы дети могли получить права римского гражданства. Как известно, дети вольноотпущенниц и отставных легионеров получали права римского гражданства, тогда как для перегринов приобретение этого права было большой проблемой. Встречались среди солдатских подруг и урожденные римские гражданки, невесть как попавшие на далекую границу. Проживали солдатки с потомством в гарнизонных поселках — канабах. Основным источником их существования являлась финансовая поддержка "супруга". Не исключено, что для своего пропитания они обзаводились огородами на "легионной территории", занимались мелкой торговлей.

Командование, судя по всему, закрывало глаза на существование этих незаконных семейных союзов, но, что интересно, солдаты, обремененные такими связями, заканчивали службу чаще всего рядовыми25. Императоры династии Северов признали право солдат вступать в законный брак и даже разрешили им жить с семьями за пределами военного лагеря. Тогда же легионеры получили дозволение на приобретение земли за пределами "Territorium Militaris" в частную собственность и на занятие предпринимательской деятельностью. Впрочем, есть основания полагать,что участие солдат в сделках по купле-продаже земли в пограничных провинциях начинается еще при Антонинах26.

Семейные солдаты до эпохи Северов находились в явном меньшинстве. Социумом, в котором существовал легионер в течение 20, а то и более лет своей службы, служило отделение, в немалой степени — центурия и отчасти — легион. Интересно, что основная часть заздравных посвятительных надписей, составленных легионерами, касается центурии. Равным образом, центурия, а не когорта указывалась на личном оружии легионера наряду с его именем. Очевидно, когорта — коллектив из 500 человек — являлась чисто тактической единицей и воспринималась солдатами только как формальное объединение. Видимо, в основном, внутри центурии, составлявшей 80 — 100 человек, завязывались товарищеские отношения, складывались компании легионеров. В солдатских эпитафиях часто встречаются такие обращения, как contubernalis, commilitio, contiro, frater в значении "друг"27, хотя слово "amicus" также использовалось нередко. Именно друзья-сослуживцы чаще всего устраивали погребение умершему солдату, наследовали его имущество — peculium castrense. Солдат связывали земляческие узы, общность "призыва", приверженность какому-либо специфическому культу28. Существовали также объединения солдат, занимавших одинаковые посты и исполнявших одинаковые функции в среде иммунов и принципалов: бенефициариев, аквилиферов, имагиниферов и т.д. Люди, связанные таким образом, в надписях именовались collegae.

При Северах для воинов такого уровня было разрешено создание коллегий, игравших роль касс взаимопомощи не только в случае погребения, как обычно указывается в литературе, но и в случае различных чрезвычайных ситуаций, подстерегавших воина во время службы. Объединенные в микрогруппы воины воспринимали свой легион как особое сообщество и гордились принадлежностью к нему. Сражение часто превращалось в подлинное соревнование в доблести и воинском мастерстве между центуриями и между легионами. В римской армии не существовало единой униформы, а легионы различались значками на щитах, особыми украшениями на шлемах, разного цвета покрытием доспехов, ношением какого-либо специфического оружия, как, например, кинжалов, бывших в моде среди легионеров в Германии.

На страхе потерять уважение патрона — императора и своих сослуживцев была основана система штрафов и наказаний в римской армии. У римлян сохранялась давняя традиция сурового карания ослушавшихся воинов.С легендарных времен практиковалась казнь выбираемого по жребию каждого десятого из воинской части, утратившей свое знамя, бежавшей с поля боя или взбунтовавшейся — decimatio. В начале III в. до н.э. был принят закон о смертной казни для уклонявшихся от военной службы29. Прославлялись воины, которые предпочли самоубийство пленению30.

Угроза децимации, как крайней меры наказания, сохранялась в римской армии и во времена принципата. Мера эта, рассчитанная обычно для центурии или когорты, могла быть распространена на целый легион. Смысл процедуры состоял в том, чтобы кровью искупить позор, павший на воинскую часть. Каждый десятый воин провинившегося подразделения, выбранный по жребию, подвергался казни, называемой fustuarium. Четверо сослуживцев должны были забить приговоренного палками до смерти перед всем строем. Децимации мог быть подвергнут и отдельный солдат за оставление караульного поста, нарушение субординации в тяжелой форме или четырехкратное совершение более легких проступков31. Необходимо отметить, что во времена принципата децимация как коллективная мера наказания применялась исключительно редко. Источники лишь однажды сообщают, как при императоре Тиберии была децимирована когорта легиона III Augusta в Нумидии (Tac. Ann. III. 21). Право децимации имели только император, распоряжавшийся жизнью и смертью воинов на правах patris familias, либо его непосредственный заместитель — наместник провинции.

Римская децимация, очевидно, послужила образцом для распространенного в российской и прусской армиях Нового времени наказания шпицрутенами, описанного Л.Н. Толстым в рассказе "После бала". С децимацией было связано наказание, налагавшееся на остальных воинов проштрафившегося подразделения. Они должны были разместиться за пределами лагеря, подвергаясь насмешкам товарищей и угрозам нападения врагов, а также с пшеничного хлеба перейти на ячменный.

Следующей карательной мерой являлась позорная отставка без наград и привилегий — missio ignominiosa, налагавшаяся как на целые воинские части, так и на отдельных воинов в случае проступков, при наказании за которые можно было избежать смертной казни. В случае целых подразделений позорная отставка сопровождалась damnatio memoriae — забвением памяти, которая выражалась в стирании любых официальных письменных упоминаний о данной воинской части. Любопытно, что даже казармы подразделения, подвергнутого децимации, позорной отставке или разгромленного в бою, подлежали уничтожению.

Распространенным наказанием — как коллектива, так и индивида — являлись денежные штрафы. Практиковалось также разжалование и перевод в менее престижный род войск: например, из легиона во вспомогательные войска, из конницы в пехоту. За меньшие прегрешения наказывали заключением в карцер, который был в каждой легионной крепости, или суточным стоянием у позорного столба возле резиденции легата в унизительной позе и с каким-либо вызывающим смех предметом в руках. Кроме того, провинившихся лишали увольнения, назначали дополнительную строевую подготовку, караульную службу, какую-либо работу. Все эти наказания мог налагать командир легиона.

В случае менее значительных нарушений легионеры подвергались телесным наказаниям — castigatio, налагавшимся и исполнявшимся центурионами, у которых всегда наготове были розги. Тацит упоминает злоупотреблявшего этим правом центуриона, имевшего прозвище "Давай новую!", так как в экзекуторском восторге тот часто ломал розги о солдатские спины (Tac. Ann.I.23).

ГЛАВА ШЕСТАЯ

РЕЛИГИЯ И ПРАЗДНИКИ РИМСКИХ ЛЕГИОНОВ

O религиозной жизни римской армии республиканской эпохи известно немного, ибо вплоть до военных реформ Гая Мария солдаты полностью идентифицировали себя с гражданским коллективом и не нуждались в особых формах проявления религиозных чувств. Другое дело, что менталитет и, соответственно, религия гражданского коллектива римского полиса имели черты, которые по нашему мнению, можно определить современными понятиями "милитаризм” и "империализм”1. После военой реформы Гая Мария появилась первая форма культовой практики, присущая исключительно военным: почитание боевых значков и, особенно, легионного орла.

С возникновением Империи и образованием постоянных легионов оформляется удивительный феномен "военной" религии. Предназначенные для армии культы были призваны обеспечить лояльность войска правителю, а также способствовать приобщению провинциализирующихся легионов к системе римских духовных ценностей2.

В каждом военном лагере, а именно в здании комендатуры, находилось aedes principiorum — знаменное святилище. Замечательная реконструкция такого святилища была предпринята на рубеже XIX-XX вв. Т. Моммзеном при восстановлении рассчитанного на когорту кастелла времен Септимия Севера на германском лимесе в Заальбурге. Там находились войсковые значки, легионный орел, статуи наиболее почитаемой в Римской империи капитолийской триады: Юпитера, Юноны и Минервы, а также статуи принцепсов. Кроме того, своеобразные часовни находились в каждом строении внутри лагеря и прежде всего в казармах.

Юпитер — главный бог римлян — почитался военными под многими эпитетами: Conservator, Depulsor, Fulgirator, Fulminator, Monitor, Paternus, Salutaris, Prestitus, но чаще всего Optimus Maximus (Всеблагой Величайший). Именно в последнем качестве он почитался как покровитель Римского государства. Главным имперским богом Юпитер стал не сразу. Поначалу он был оттеснен богами — персональными покровителями властвующих особ: Венерой, Марсом, Аполлоном. Нерон возродил ведущую роль Юпитера в государственной религии как патрона принцепса3. Войска и связанное с ним приграничное население на постулат о связи императора и Юпитера ответили строительством гигантских каменных колонн, посвященных Юпитеру Всеблагому Величайшему и царствующим особам. Наиболее известная колонна Юпитера находится в Майнце4. Юпитеру посвящались триумфы и овации, а также supplicatio — праздничные молебны — в капитолийском храме по случаю выдающихся побед римского оружия. Каждый год, 3 января, в день принесения присяги, на легионном плацу торжественно устанавливали новый алтарь в честь Юпитера Всеблагого Величайшего, а старый алтарь зарывали в землю. Немало таких алтарей обнаружено при раскопках военных лагерей в Британии5. Юпитеру приносилась главная жертва в день рождения легиона. Подобно тому как строительство города римского права начиналось с сооружения храма капитолийской триады, образование ветеранских колоний начиналось с торжественного установления алтаря в честь Юпитера. Известно множество индивидуальных посвящений Юпитеру Всеблагому Величайшему от военных самых разных рангов и от ветеранов. С Юпитером был связан легионный орел — самая большая святыня среди войсковых знамен, потеря которой вела к расформированию воинской части. Легионного орла в сражении охраняла первая — тысячная — когорта под руководством центуриона-примипила. Легионные орлы изготовлялись из бронзы и покрывались либо позолотой, либо серебром. В эпоху принципата легионный штандарт представлял собой прикрепленную к длинному древку фигурку орла в вертикальном положении, с распростертыми крыльями и удлиненным хвостом (как на германском гербе). После реформ Константина орлы на римских штандартах сохранились, но их стали изображать в горизонтальном положении (как на гербе США)6.

Минерва и, особенно, Юнона поодиночке не были особенно популярны у военных за исключением принципалов, часто посвящавших индивидуальные инскрипции Минерве как патронессе litterati homines, т.е. людей, причастных к занятиям, требующим грамотности и квалификации7.

Из божеств официального пантеона за пределами "большой тройки" особым расположением легионеров пользовался Марс, наделенный множеством эпитетов: Ultor, Pater, Victor, Militaris, etc. Наиболее знаменит Марс-мститель (Ultor), активно пропагандируемый Октавианом-триумвиром ввиду неизбежного возмездия убийцам Цезаря, а также парфянам. Персональные посвящения Марсу-мстителю от простых воинов, разбросанные по границам Империи, появились, по всей видимости, в связи с победами над внутренними и внешними врагами, которых человеку всегда свойственно рассматривать как обидчиков. Археологи часто находят внутри легионных лагерей посвящения Марсу — кампестеру (полевому), оставленные военными инструкторами из числа иммунов и принципалов.

Начиная с Траяна приобретает популярность в войсках Геркулес, считавшийся при Антонинах покровителем императоров. Принцепсам-стоикам, а вместе с ними и воинам весьма импонировал сын Юпитера — непобедимый воин, неустанный борец за улучшение доли простых людей8. Известно немало посвящений Геркулесу от солдат и гражданского населения лимеса.

Еще при Августе складывается круг абстрактных божеств, олицетворяющих морально-этические ценности Империи и потому чтимых в армии. Центральное место среди них занимает богиня победы — Виктория. Пропаганде Виктории как богини военной победы уделяли значительное внимание Гай Марий и Юлий Цезарь9. Поначалу считавшаяся богиней военных побед, Виктория при Антонинах стала богиней любых жизненных успехов, а потому широко почиталась также и гражданским населением западных провинций10. В отличие от других абстрактных божеств, иконографическая идентификация которых затруднительна, Виктория изображалась, как правило, в виде женщины, возлагающей венок на голову императора11.

Из римских божеств, обозначавших определенные морально-этические качества, военными наиболее почитались те, которые имели непосредственное отношение к войсковой службе: Virtus, Disciplina, Honos и Pietas. Особую популярность эти культы приобрели при Антонинах, уделявших много внимания укреплению боевого духа и дисциплины в занятых сооружением лимеса войсках12. Император Адриан считался переоснователем культа Дисциплины. С того времени, по мнению ученых, и возник культ Дисциплины в армии13. В связи с переходом к системе местного комплектования весьма актуальным был введенный Адрианом культ Рима (Roma Aeterna). Тесно связанный с культом императоров, этот культ должен был укреплять духовную связь легионеров, большинство из которых никогда не бывало в Риме, с имперской столицей, вселять в них убежденность в вечности Рима не только как города, как столицы, но и как воплощения идеи Империи в целом14.

С установлением принципата в провинциях возник культ Августа и Рима. Культ этот имел в большей степени политическую окраску и призван был демонстрировать лояльность провинциальных элит к владыкам Рима. Когда, начиная с Веспасиана, в номенклатуре принцепсов в качестве постоянного элемента утвердился титул императора15, культ лояльности Римскому государству можно стало с полным основанием называть императорским. Если на Востоке императорский культ формировался по инициативе региональных элит, стремящихся через участие в этом культе, предполагавшем общение с живым правителем, влиять на положение дел в своих провинциях, то на Западе он инициировался представителями Римского государства, и, прежде всего, высшими военными командирами. Равно как на Востоке существовала давняя традиция обожествления правителей, так и на Западе был известен обычай героизации выдающихся вождей. Его проявлением, как мы полагаем, можно считать культ Августа. Один из самых ранних примеров подобного рода известен из Испании. По завершении войн на северо-западе Пиренейского полуострова в 19 г. до н.э. легат Л. Сестий установил три (по количеству участвовавших в войне легионов) алтаря, посвященных Августу16. Это святилище, как полагает Р. Этьен, способствовало становлению возникшего здесь впоследствии римского муниципия Lucus Augusti в качестве религиозного центра региона17. С деятельностью видных военачальников — Друза и Тиберия — связано образование провинциального центра культа Августа в Lugdunum (12/10 г. до н.э.) и Ara Ubiorum (8/7 г. до н.э.- 5 г.н.э.), который не стал культовым центром провинциального значения только по причине задержки с образованием провинции Нижняя Германия. Вероятно, после смерти Августа был организован провинциальный центр культа Августа в столице Норика Virunum18. В конечном счете центры императорского культа появились в каждой провинции. М. Крашенинников, первым из русских ученых обратившийся к изучению императорского культа на Западе империи, выявил интересную закономерность, подтвержденную со временем: чем менее романизирована территория, тем раньше там возник императорский культ19.

Особенностью императорского культа на протяжении почти трех столетий являлось то, что согласно римской традиции правитель при жизни богом не считался. В глазах римлян Август, сравнимый с греческими Героями, находился между миром людей и миром богов. Как и боги, Август обладал numen — сверхчеловеческой силой, которая сама по себе, подобно гению и добродетелям принцепса, становилась объектом культа. Обожествлению подлежали только те из умерших императоров, которые, по мнению сената, имели право на апофеоз. Однако и в этом случае divus принцепс не становился подлинным богом. В I — II вв. к нему никогда не обращались с молитвами и обетами20. При Адриане возобновилось впервые веденное Калигулой посмертное обожествление членов императорской фамилии, в том числе женщин21. Септимий Север ввел пожизненное обожествление членов имераторской семьи. В германских гарнизонах, например, особо почиталась его супруга Юлия Домна, обладавшая титулом Mater castrorum (Мать лагерей). С этого времени статуи правящих императоров и их родственников стали выставляться в знаменных святилищах наряду со статуями государственных божеств и знаменами. Впрочем, впервые титул Mater Castrorum получила супруга Марка Аврелия Фаустина-младшая во время сарматских войн22.

Ориентализация императорского культа, начатая Септимием Севером, продолжалась во второй половине III в. В условиях жесточайшего кризиса, охватившего государство, была предпринята попытка теологизации императорского культа23. Культ императоров, называвших себя "бог и господин", стал тесно связан с культом солнца и культом времени. Каждый из правителей-временщиков, изображаемых обычно в лучистой короне, декларировал наступление "счастливого века", между тем, как "век" их был весьма короток: на императорском престоле в III веке сменилось свыше 30 правителей. В III веке, как показывают источники, изменяется характер религиозности солдат и офицеров по отношению к официальным божествам, включая культ императоров. Если прежде исполнение официальных культов носило коллективный и в какой-то степени формальный характер, то в III веке появляется значительное количество индивидуальных обращений с молитвами и обетами24.

Императорский культ не был распространен среди гражданского населения в такой степени (его поддерживали, в основном, провинциальные верхи; состоятельная и общественно активная часть вольноотпущенников, объединенная в коллегии севиров и августалов; а также ветеранство), как в армии. Специфической армейской формой императорского культа являлся культ знамен. Каждая манипула в легионе имела специальный значок с изображением правителя или члена его семьи (imago). Большие статуи властвующих особ, также игравшие роль imago, в III в. стояли в каждом знаменном святилище, а маленькие статуэтки и медальонные изображения можно было обнаружить в каждой солдатской казарме. В период правления Юлиев-Клавдиев портреты принцепсов и членов их семей изображались на содатских медалях. C культом правителей во многих случаях были связаны и signa — имевшиеся в каждой манипуле значки с легионной эмблемой (см. приложение I). За редким исключением, на легионных эмблемах изображались животные, как правило, соответствующие принятым в Риме знакам Зодиака. Выбор легионной эмблемы мог быть определен днем рождения основателя легиона или днем основания самого легиона, выдающимся событием из жизни воинской части, порой он зависел от бога, в честь которого назван легион25. Наиболее популярные в качестве легионных эмблем бык и козерог связаны с месяцами, на которые пришлись дни рождения основателей большинства воинских частей — Юлия Цезаря (17.04 — 18.05) и Октавиана Августа (17.12 — 15.01)26. Соответственно, Лев и Пегас (знак халдейской зодиакальной системы, приверженцем которой был Веспасиан) появились на эмблемах легионов, основанных родоначальником династии Флавиев, а Овен — на эмблеме легиона, образованного Домицианом27 и т.д. До реформ Септимия Севера изображения животных на знаменах помещали под фалерами, а затем — наоборот28. По представлениям легионеров, signa, включая легионного орла, обладали сверхъестественной силой — numen, наподобие подлинных богов. Некоторые ученые полагают, что в придании signa сверхъестественных способностей проявлялся тотемизм29. Начиная с Траяна в легионах появились новые виды знамен — заимствованные у парфян или у задунайских народов значки с изображением драконов.

Все перечисленные культы находили отражение в религиозном календаре римской армии. Римский календарь как таковой сложился под воздействием не только хозяйственного, но и военного годового цикла. Думается, не случайно год у римлян начинался в марте — месяце, посвященном богу войны, когда возобновлялись военные действия. В архаический период война у римлян была занятием систематическим: боевые действия против соседей ежегодно начинались в марте и заканчивались в октябре, зима же традиционно считалась мирным временем года. Соответственно, существовали мартовский и октябрьский циклы празднеств, посвященные началу и окончанию военных действий30. Присущих только военным религиозных празднеств и ритуалов в республиканский период, видимо, не было. Многие же ритуалы республиканской поры, как, например, очищение (lustratio) легионов и военных лагерей после завершения военных действий, совершались и в эпоху Империи (CIL V,808; XIII,6618, 6623; III, Suppl.8112). Так, люстрация легиона осуществлялась путем принесения тремя сигниферами (знаменосцами) в жертву свиньи, барана и быка под присмотром центуриона-примипила31.

Первый исследователь культовой практики императорской армии А. Домашевски высказал убежденность в возникновении при принципате особого, "военного”, религиозного календаря. Мнение это утвердилось в научной литературе первой половины XX в. Между тем, в 1932 г. американская археологическая экспедиция по руководством М.И. Ростовцева при раскопках римской крепости III в. Dura Europos в Сирии обнаружила папирус с расписанием праздничных дней находившейся там когорты вспомогательных войск на 224 — 235 гг.32. В тот период разница между вспомогательными частями и легионами, как известно, стерлась и, следовательно, этот календарь — Feriale Duranum — был принят во всей римской армии. Его исследование, опубликованное А. Ноком уже после кончины М.И. Ростовцева, показало, что религиозный календарь армии незначительно отличался от гражданского33. Большую часть "красных дней” календаря составляли дни рождения обожествленных и здравствующих правителей, а также их родни, начиная с Юлия Цезаря. Важное место в календаре занимали празднества, связанные с традиционными римскими богами. Самым значительным из них были Сатурналии (17 — 23.12). Сугубо военных праздников было несколько: 7 января — день выплаты первого жалования новобранцам и увольнения ветеранов; Rosalia signorum — день поминовения предков (10 и 31 мая), который в армии выражался в почитании украшенных розами боевых значков34. Интересно, что именно войсковые праздники (в первую очередь принесение присяги, сопровождаемое почитанием imago императора, и Розалии) стали объектом критики раннехристианских писателей35. Раннехристианская традиция, стремясь опорочить старые культы, нередко придумывала о них всякие небылицы, как, например, о человеческих жертвоприношениях во время армейских Сатурналий36. Типично военным празднеством являлся также день рождения легиона, когда основным объектом почитания становился значок с эмблемой легиона. Значительное расширение военного праздничного календаря во II и особенно в III в. ученые рассматривают как вынужденную меру, направленную на романизацию воинов-уроженцев пограничных провинций, зачастую не следовавших в должной мере римско-италийским традициям. Праздники, cлучавшиеся в среднем через каждые две недели, давали солдатам легальную возможность отдохнуть от тягот гарнизонной жизни. В эти дни допускались послабления в режиме, организовывались обильные угощения с мясом, фруктами и вином.

Мы полагаем, что чисто войсковые ритуалы римскими воинами воспринимались как действа религиозного характера. Основной формой войскового ритуала являлся парад. Парад сопутствовал любому торжественному событию в жизни воинской части: государственным праздникам, принятию присяги, выплате жалования, выдаче донативов и боевых наград. Готовясь к параду, солдаты чистили до блеска вооружение и приводили в порядок боевую экипировку. Неначищенное оружие считалось признаком недисциплинированного солдата, а у римлян это граничило со святотатством. Парадная форма существовала только у командного состава, включая центурионов (парадные доспехи и шлемы). Парадные шлемы имелись также у отдельных категорий солдат: всадников и сигниферов. Остальные выходили на парад в обычном снаряжении, но поверх панциря надевали боевые награды, а к шлему прикрепляли плюмаж и расчехляли обычно зачехленные щиты.

Для парадов возле крепости строили специальный плац площадью около 3 га37. Вдоль плаца ставились алтари важнейших богов Римского государства. Сооружался также трибунал — особая трибуна, с которой командующий, а то и сам император принимал парад. Согласно давней традиции, перед парадом командующий обращался к личному составу с речью. Любопытно, что некоторые императоры, как, например, Антонин Пий, никогда не бывавшие в войсках, в целях пропаганды выпускали монеты с собственным изображением в военной форме во время принятия парада войск38. У трибунала устанавливались легионные знамена. Парад устраивался и во время военных действий для поднятия духа своих и устрашения противников, как то, например, сделал командующий римской армией Тит Флавий во время напряженной битвы за Иерусалим (Ios.Flav. Bell.Iud. VI, 9).

Особым событием в жизни воинской части, как упоминалось, являлся день принятия присяги 3 января. Присягу приносили все воины независимо от года службы. В отличие от республиканских времен, когда текст присяги зачитывал один человек, а остальные хором повторяли "idem in me" (также и я), в императорской армии все воины хором произносили присягу — sacramentum — перед значками с изображениями принцепса, что, кстати, также резко критиковалось раннехрисианскими писателями. Строго говоря, римские воины в течение года присягали дважды: 3 января и в день инаугурации правящего принцепса. Присяга считалась священной клятвой, нарушение которой влекло кару со стороны людей и богов. После принесения присяги старый алтарь Юпитера Всеблагого Величайшего, стоявший на краю парадного плаца, торжественно зарывали и устанавливали новый.

В праздничные дни воинам выдавали жалование (stipendium), премиальные (donativa) и боевые награды (dona militaria). Во времена Республики у римлян существовали следующие виды вознаграждения отличившихся в бою воинов: денежная премия, больший по сравнению с остальными размер добычи, трофеи в виде оружия и украшений с поверженных противников, а также dona militaria — особые знаки воинского отличия39. Награды последнего типа распространяются, в основном, после военной реформы Гая Мария. Феномен dona militaria наряду с возникшей в то же время проблемой ветеранского вознаграждения свидетельствует, на наш взгляд, о зарождении в среде военных профессионализма. Для солдат все большее значение приобретали оценка их заслуг не гражданским коллективом в целом, а сослуживцами и командованием в специфических, понятных прежде всего воинам формах. Престиж боевых наград в представлении легионера превышал их денежную стоимость. Наиболее распространены был следующие типы dona militaria: венки различных степеней достоинства (coronae), флажки (vexilla), особые копья, не применявшиеся в бою (hasta pura), ожерелья (torques), браслеты (armillae), медали (phalerae). Ни в одной армии древнего мира не существовало столь развитой системы боевых наград, как у римлян.

С установлением Империи и завершением процесса профессионализации армии награды стали делиться на офицерские и солдатские. За редкими исключениями, венки, флажки, копья становятся офицерскими наградами. Круг солдатских наград ограничивается ожерельями, браслетами и медалями40. Ожерелья и браслеты известны как воинские украшения и символы знатности у некоторых индо-европейских народов: скифов, кельтов и т.д. У римлян они входят в обиход, скорее всего, в результате войн с галлами, первоначально как вид военного трофея. Однако, если противники римлян носили ожерелья на шее, а браслеты — на запястьях рук, то римские солдаты крепили их при помощи специальных кожаных петель на нагрудную часть панциря41. С начала Империи ожерелья и браслеты вручались отличившимся воинам от рядового до центуриона обычно парами и часто одновременно: и ожерелья, и браслеты. Изготовлялись эти награды из различных металлов, покрывались серебром и золотом. Позолоченые награды считались более почетными. Отсутствовал единый дизайн изготовления использовавшихся в качестве dona militaria ожерелий и браслетов. Археологам эти награды практически не попадаются, и судить о их внешнем виде можно только по изображениям на солдатских надгробиях. Известно чуть более тридцати памятников со всей территории Римской империи, где изображены dona militaria42. На них можно наблюдать как замкнутый, так и не замкнутый тип ожерелья. Среди браслетов преобладали плоские, широкие, лишенные каких-бы то ни было украшений, хотя попадались и украшенные "змеиным" рисунком. Как индивидуальные награды dona militaria вручались только воинам, обладавшим правами римского гражданства. Известны случаи, когда почетными ожерельями и браслетами награждались целые воинские части, причем и из вспомогательных войск, состоявших обычно из неграждан. Макет награды прикреплялся к знамени воинского подразделения, а сам факт награждения отражался в его названии. Так, некоторые конные и пехотные части из числа вспомогательных войск носили титул Torquata или Armillata.

В эпоху раннего принципата римские воины одновременно с награждением ожерельями и браслетами часто отмечались медалями. Медали (phalerae) как знак воинского отличия известны у римлян с начала Республики, однако награждались ими первоначально только конники. В период поздней Республики медали становятся наградой и для легионеров — пехотинцев. Наиболее известны металлические — чаще бронзовые и покрытые серебром или золотом — медали. Больше всего их обнаружено на Рейне, где в первой половине I в. располагалась наиболее многочисленная группировка римских войск. Научное изучение металлических медалей началось в середине XIX века43. Римские металлические медали представляли собой большие и маленькие диски, разнообразные по оформлению. Известны гладкие и плоские фалеры, а также с шишечкой в центре и с расходящимися от него концентрическими кругами. Такие медали порой трудно отличить от похожих на них бляшек, украшавших портупею солдат и конскую упряжь44. На медалях изображались также головы богов, духов подземелья, птиц, львов45. Наиболее популярными были изображения Горгоны Медузы. Судя по изображениям на солдатских памятниках, металлические медали выдавались легионерам не по одной, как принято в современных армиях, а целыми наборами из 5, 7, 9 штук. У римских медалей не было колодок. Различными способами они, часто разные по величине и рисунку, крепились к кожаным ремням, которые, в свою очередь, соединенные вместе наподобие портупеи, через голову одевались поверх доспехов.

Менее распространены были медали из стекла, чаще всего, темно-синего цвета. В настоящее время известно около 70 их экземпляров46.Большинство стеклянных медалей имеет диаметр 37-42 мм47. Известные ученым с XIX в., они далеко не всеми специалистами воспринимались как dona militaria. Дело в том, что стеклянные фалеры всегда попадались археологам поодиночке, тогда как римские военные медали по мнению ученых, привыкших к dona militaria из металла, должны быть в комплекте из 5, 7, 9 штук. То обстоятельство, что стеклянные медали встречались археологам без рамки и крепежного механизма, позволяло считать их разновидностью гемм. Кроме того, наряду с иконографическими сюжетами, типичными для фалер из металла: горгонами, божествами из разряда dii militares — Викторией, Геркулесом и т.д., на большинстве стеклянных медалей изображены не встречавшиеся до того на военных наградах мужские головные портреты, иногда — в сопровождении детей, изредка — одиночные женские головные портреты.

Сопоставление этих изображений с иконографией римских гемм и монет, а также скульптурных портретов не оставляет сегодня сомнений в правоте германского знатока римского искусства Л. Курциуса, впервые предположившего, что это — портреты реальных людей с явно выраженными индивидуальными чертами48. Визуальные изображения императоров и членов их фамилий широко использовались в развитой династической пропаганде I в.49 Вслед за А. Альфельди многие ученые сегодня считают, что на стеклянных фалерах изображались императоры и наследные принцы из династии Юлиев-Клавдиев с сыновьями, изредка — их жены50. А. Альфельди одним из первых предположил, что стеклянные фалеры — разновидность dona militaria, крепившиеся, вероятно, к панцирю посредством металлической рамки с застежкой на кожаные ремни портупеи51. В середине 70-х гг. догадка А. Альфельди была подтверждена хорватом Б. Илаковацем и швейцарцем Г. Юкером, на основании обнаруженных фрагментов реконструировавших механизм крепления стеклянных фалер к панцирю52. Наиболее часто на стеклянных фалерах изображались поодиночке или с сыновьями императоры Тиберий, Клавдий, а также Германик — видный полководец, любимец рейнских легионов, намечавшийся, если бы не его внезапная кончина, в преемники Тиберия53. Единственной из женщин императорской фамилии удостоилась изображения на военных медалях Агриппина Старшая — жена Германика и мать Гая Калигулы, очень популярная в армии и в восточных провинциях, считавшаяся воплощенным идеалом патрицианской матроны54.

В конце XIX в. французский знаток античной торевтики М. Бабелон опубликовал каталог камей из собрания Парижской Национальной библиотеки, в котором несколько гемм из полудрагоценных камней он на основании находившихся на их тыльной стороне перекрещивающихся каналов определил как воинские медали эпохи ранней Римской империи55. По мнению М. Бабелона, на этих геммах были изображены Горгоны. Предположение М. Бабелона, обнаружившего еще один тип римских воинских медалей, долго игнорировалось специалистами. Между тем, активная работа по публикации каталогов античной торевтики из европейских музеев, развернувшаяся в 1960-1970-х гг., подтвердила существование очень небольшой группы римских фалер из полудрагоценных камней (халцедона, агата, сардоникса, топаза, ультрамарина), на которых изображались, главным образом, персоны из императорского дома Юлиев-Клавдиев56. На некоторых геммах сохранились фрагменты металлической оправы. Можно предположить, что у каменных фалер были разные способы крепления: индивидуальный, аналогичный имевшемуся у стеклянных медалей, и посредством пропускания кожаных ремешков через сквозные отверстия в тыльной стороне, подобно фалерам из металла. Круглые или овальные по форме геммы — фалеры имеют диаметр от 15 до 60 мм. В конце 1980-х гг. ведущий российский специалист по античной торевтике О.Я. Неверов предположил существование еще одной разновидности римских каменных фалер — с изображением так называемых "Амуров” — на основе анализа двух гемм из собрания Петербургского Эрмитажа57. Стиль изображения "Амура" на них единообразен: луноподобное лицо симпатичного малолетнего ребенка с характерной косичкой, спущенной с темени на лоб. Геммы с "Амурами" из Эрмитажа имели на тыльной стороне пересекающиеся сквозные каналы, как и у некоторых каменных медалей. О.Я. Неверов предложил интересную интерпретацию изображения "Амура" на военой медали. С его точки зрения, в качестве "Амура" на этих фалерах изображен Гай — умерший в малолетстве сын Германика и Агриппины Старшей, старший брат будущего императора — тоже Гая — Калигулы58.

Аналогичные геммы с "Амурами", на что обратил внимание О.Я. Неверов, находятся в собрании Парижской Национальной библитеки59. Уже после публикации Неверова подобную каменную гемму также с крестообразными следами крепления на тыльной стороне, хранящуюся в Краковском Национальном музее, опубликовал Й. Слива60. Польский исследователь считает эту гемму римской солдатской медалью и принимает неверовскую интерпретацию изображенного на ней "Амура". В 1990 г. при раскопках позднегляденовского некрополя Мокино в окрестностях Перми археологи Пермского университета в захоронении со следами сарматского влияния нашли халцедоновую гемму с изображением "Амура" и пересекающимися крест на крест каналами на тыльной стороне61. О.Я. Неверов, осмотревший находку пермских археологов, признал ее римской фалерой, аналогичной хранящимся в Эрмитаже. Не касаясь здесь дискуссии о путях проникновения античной геммы на Урал62, мы предполагаем, что серия каменных медалей с "Амурами" (см.приложение 2) была изготовлена в правление императора Гая Калигулы для награждения участников германского похода 39 г. Стремясь укрепить пошатнувшуюся лояльность рейнских легионов, принцепс приказал изобразить на медалях, вручаемых участникам переправы через Рейн, помимо своего портреты популярных в германской группе войск своих родителей — Германика и Агриппины63, а также, по нашему мнению, умершего в раннем детстве брата — тезки императора.

Выпуск в качестве военных наград стеклянных и каменных медалей с изображениями членов императорской фамилии характерен только для периода правления Августа и династии Юлиев-Клавдиев (14 — 68 г.), когда еще не были забыты республиканские традиции и не был выработан принцип престолонаследования. Подданическая психология у наиболее значимых с точки зрения опоры правящего режима социальных слоев еще только формировалась, а потому каждому новому императору приходилось завоевывать популярность, опираясь на традиционный институт патроната и клиентелы, а также на тесно связанный с ним механизм династической пропаганды. Боевые награды вручались легионерам чаще всего от лица императоров, реже — от имени полководцев, принадлежащих к императорской фамилии, таких, как Тиберий и Германик в правление Августа, в единичных случаях — от лица военачальников, удостоенных триумфальных отличий, как было во времена Августа64. Обыкновенно награды выдавались по случаю победных кампаний, удостоенных триумфа. В солдатских эпитафиях, как правило, указывается, какой именно император удостоил легионера награды и за какую войну. Порой авторы текстов эпитафий шли на нарушение damnatio memoriae, увековечивая в камне имя официально подвергнутого забвению того или иного правителя, как было, например, с Домицианом. Похоже, что факт награждения не оказывал значительного влияния на дальнейшую карьеру легионеров, и это было очевидной слабостью римской наградной системы. Металлические медали в качестве dona militaria для легионеров от рядового до центуриона использовались до начала II в., а затем они стали чисто центурионской наградой.

В эпоху Антонинов (II век) начинается вытеснение dona militaria, включая браслеты и ожерелья, чисто материальными методами стимулирования отличившихся воинов: денежной премией, увеличением продуктового пайка, дополнительным увольнением и т.д. В эпоху Северов — период важных реформ в римской армии — dona militaria постепенно выходят из обращения. Одной из основных причин отказа от dona militaria является провинциализация легионов. Служба в легионах к тому времени стала уделом солдатских сыновей и жителей прилегающих к лимесу территорий. Им республиканские военные традиции, рассчитанные на уроженцев Рима и Италии, были уже, безусловно, чужды, чего, впрочем, нельзя сказать об античной идеологии в целом. Кроме того, в течение II в. постепенно стиралась разница в социальном составе легионеров и солдат вспомогательных войск. К началу военных реформ Септимия Севера вспомогательные войска почти целиком набирались из римских граждан, а потому отпала необходимость подчеркивать специальными наградами особый статус легионеров. Со времени Маркоманских войн Марка Аврелия легионы начинают терять положение основного рода императорской армии, испытывая возрастающую конкуренцию со стороны вспомогательных войск.

Религиозная практика армии не ограничивалась исполнением официальных культов. Корпоративизм, присущий античному обществу, проявлялся у римлян в культе гениев (духов-покровителей) всевозможных объединений и сообществ. Однако еще больше, чем среди гражданского населения, культ гениев был распространен в армии во II — III вв.65 Культ гениев носил частный характер и потому посвящения гениям археологи находят, как правило, за пределами военных лагерей. Наибольшее число посвящений связано с гениями центурии и легиона, что говорит о том, что солдаты идентифицировали себя прежде всего с этими подразделениями. Гении были у погребальных коллегий, распространившихся при Северах среди солдатской верхушки. Не удивительно, что авторами посвящений являлись чаще всего иммуны и принципалы — воины, относящиеся к старшим солдатским рангам. В соответствии с римскими верованиями, гениев имели также императоры, боевые знамена и даже присяга66. Постепенно культ гениев распространяется на топографию местности. Своих гениев обретали легионный лагерь, плац, казармы, госпиталь, склады и т.д. "Военные" гении изображались в виде безбородых молодых людей, обнаженных, реже — в тоге, держащих в руках рог изобилия и чашу с вином67.

Важное место в религиозной жизни армии имели неофициальные культы заимствованных богов. Под воздействием работ Ф. Кюмона в литературе оформилось мнение, что иноземные, прежде всего, восточные культы заносились в армию в основном благодаря солдатам, поскольку верования восточного происхождения якобы получили широкое распространение в народных низах в период ранней империи. Современные исследования позволяют говорить о том, что восточные культы, связанные, как правило, с мистериями и с идеей божества-спасителя, распространялись во II — III вв. преимущественно сверху через патронажно-клиентские связи. Заимствованные с Востока божества культивировались принцепсами и имперской элитой в качестве персональных хранителей, а через них распространялись в среде государственных служащих и военных.

Египетско-эллинистические культы, издавна популярные у римской знати, распространились среди иллирийских легионов на рубеже I — II вв. Известные из Далмации и Паннонии изображения Исиды, Гора и Анубиса в военном снаряжении или с легионерским оружием хорватский ученый П. Селем связывает с культом императоров Домициана и Траяна68.

Большую популярность в римской армии приобрели культы переднеазиатского происхождения. Одним из первых стал поддерживаться в римской армии — особенно среди рейнских легионов — культ Ваала из сирийского городка Долихена, воспринимавшегося солдатами как ипостась Юпитера (Юпитер Долихенский). Этот бог изображался в виде молодого бородатого мужчины, стоящего на быке, одетого в воинский панцирь, фригийский колпак, с топором и молнией в руках. Юпитер Долихенский пользовался особым покровительством династии Северов. Святилища его были уничтожены в течение нескольких лет ярым антагонистом Северов — Максимином Фракийцем69.

Самым популярным из восточных богов в армии, безусловно, был иконографически близкий Юпитеру Долихенскому Митра. Первоначально считавшийся помощником Ахурамазды в персидском огнепоклонничестве, Митра постепенно стал самостоятельным богом, Под влиянием халдеев его культ был обогащен астральными мистериями. Первыми митраистами стали легионеры, вернувшиеся на Дунай после войн с парфянами в конце I в. Однако подлинный расцвет этого культа начался при Коммоде (конец II в.) и продолжался в течение всего III в. В это время митраизм являлся самой популярной восточной религией в зоне лимеса. В IV в. под воздействием гонений со стороны христианских императоров, а также в результате крушения античного общества на пограничных территориях Империи митраизм пришел в упадок.

Этот культ имел ряд черт, отличавших его от других восточных религий. Прежде всего, митраизм не являлся культом умирающего и воскресающего бога. Кроме того, культ был лишен оргиистической окраски, поскольку Митра не имел божественной супруги. К участию в культе допускались только мужчины и от них требовалось неукоснительное соблюдение строгого морального кодекса. Согласно мифу, Митра был рожден скалой 25 декабря. Главный подвиг Митры — поимка и заклание белого быка. Эта акция рассматривалась как жертва богу Солнца, призванная победить смерть и освободить человечество. В сответствии с мифологией, святилища митраистов устраивались в пещерах или подземельях, которых немало обнаружено в Иллирике, на Рейне и в Британии. Участвовали в культе только избранные. Мистерии Митры показывали прохождение души через семь ступеней (семь астральных ворот) к Солнцу. Соответственно, существовали семь рангов посвящения: Ворон, Молодожен, Воин, Лев, Перс, Гелиодром, Патер. Каждый ранг имел посвященные ему планету, металл, а также специальные атрибуты. Ворон — самый младший в митраистской мерархии, игравший роль посланника Солнца, был наделен жезлом Меркурия, следующие за ним Молодожен — факелом и лампой, Воин — походным мешком, шлемом и копьем, Патер — представитель Митры на Земле — серпом Сатурна, фригийским колпаком, перстнем и жезлом70. На митраистских собраниях все посвященные были скрыты под специальными одеждами и масками. Сами посвященные воспринимали себя как борцы со злом. Религия Митры, вселявшая в верующих оптимизм и любовь к жизни, тем не менее обходила стороной вопросы загробной жизни и посмертного воздаяния, приобретавшие все большую актуальность.

Особняком стояло христианство, распространявшееся, прежде всего, в нижних стратах общества. В армии христиане появляются в конце II в., что зафиксировано Тертуллианом (Tertul. De corona militis). Христианская традиция способствовала надолго утвердившемуся в научной литературе представлению о том, что евангельское учение едва ли не с начала своего существования подвергалось систематическим гонениям со стороны Римского государства, а христиане избегали военной службы. Современные исследования позволяют утверждать, что христианство подвергалось систематическим репрессиям, породившим феномен евангельского мученичества, только во второй половине III века, а многие христиане служили в римской армии, в том числе и в легионах71. Религиозная терпимость, присущая римскому обществу в I — II вв., позволяла находить компромисс между требованиями лояльности императору и ненарушением христианских норм. Другое дело, что экстремисты от христианства — донатисты, к числу которых, видимо, принадлежал Тертуллиан, провоцировали единоверцев на принятие мученической смерти во имя Господа и призывали их, в частности, отказываться от принесения присяги и не принимать боевые награды.

Кроме восточных культов, в легионах в II — III вв. широко распространились местные — кельтские и германские верования, что не удивительно, если принять во внимание источники комплектования легионов. Индивидуальные посвящения им ученые находят за пределами воинских лагерей.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ.

СНАРЯЖЕНИЕ РИМСКОГО ЛЕГИОНЕРА

Вооружение римского легионера менялось с эволюцией тактики. Не касаясь детально военной тактики римлян, отметим только, что главной тенденцией ее модификации на протяжении республиканского периода был переход от монолитной фаланги-легиона, образованной по греческому образцу, к ведению сражения посредством небольших тактических единиц — когорт, каждая из которых являлась фалангой в миниатюре, но более маневренной и защищенной. Соответственно, основной линией эволюции вооружения легионера к началу Империи было его облегчение и универсализация, чтобы каждый воин был способен сражаться как в строю, так и индивидуально.

Защитное вооружение

Основу защитного вооружения римского воина составлял панцирь. До военной реформы Гая Мария (конец II в. до н.э.) легионеры чаще всего пользовались нагрудником из круглых и квадратных бронзовых пластин величиной 15-20 см, крепившихся к портупее1.
Затем нагрудник был вытеснен железной кольчугой (lorica hamata), заимствованной, возможно, у кельтов. Кольчуга с короткими рукавами была удобна в ношении, не сковывала движения. Она эффективно защищала от колющих и рубящих ударов, значительно ослабляя силу удара дротиков и копий. Весила кольчуга 8-10 кг. В начале Империи появляются кольчуги с двойным покрытием на плечах, особенно популярные у кавалеристов. Облегченные (до 5-6 кг) и укороченные кольчуги находят применение во вспомогательных пехотных частях. Кольчуга оказалась типом брони, как свидетельствуют архелогические источники, наиболее широко распространенным в римской армии вплоть до конца Империи2.

Начиная с I в. входит в обиход панцирь из железных пластин, крепившихся медной фурнитурой к кожаной основе. Происхождение пластинчатой кирасы не совсем ясно. Возможно, она была заимствована легионерами из вооружения гладиаторов-крупеллариев, участвовавших в мятеже Флора Сакровира в Германии (21 г.). Таким образом можно было бы объяснить популярность защитного снаряжения этого типа в рейнских легионах3. Пластинчатый панцирь был на несколько килограммов легче кольчуги. Если кольчуга при ударе вдавливалась в тело, то пластинчатый панцирь благодаря особой эластичности "поглощал" силу удара. Существенным достоинством пластинчатой кирасы являлась легкость ее изготовления. Панцири данного типа, однако, быстро ржавели, что и служило главным препятствием их широкому применению.

При Северах среди римских легионеров распространяются чешуйчатые доспехи (lorica squamata), видимо, под влиянием парфян4. Формой и величиной они напоминали кольчуги, хотя были более тяжелыми. Вес чешуйчатого панциря определялся тем, крепились ли железные чешуйки на полотно, кожу или кольчугу5. Этот тип панциря трудно было надеть. Кроме того, он сковывал движения, но надежно защищал от ударов противника. Будучи поначалу дорогими и поэтому доступными только офицерскому составу, чешуйчатые панцири были быстро освоены римскими военными ремесленниками и стали наиболее распространенным типом защитного вооружения в III в.

У римлян существовала специфическая мода покрывать железные доспехи оловом, что придавало воинскому снаряжению нарядный вид. Видимо, также больше из соображений моды римские легионеры носили своеобразные передники из толстых кожаных ремней, ставшие при принципате элементом парадного облачения легионера.

Одним из основных элементов защитного вооружения римского легионера являлся щит. Сперва тяжело вооруженные легионеры использовали большой круглый щит — clipeus, заимствованный, вероятно, от этрусков и вышедший из употребления с отказом от фалангового строя6. Parma — маленький круглый щит, сначала принадлежавший легковооруженным пехотинцам, уже во времена Республики становится атрибутом конников.
Основным щитом легионеров эпохи принципата был scutum — большой овальный щит с характерным прогибом по длинной оси, знакомый римлянам еще с VII в. до н.э. Правда, при Августе форма его несколько изменилась: щиты приобрели прямоугольную форму (овальные сохранились только у преторианцев), стали легче (не более 10 кг), короче (высотой около 1,2 м, шириной около 0,8 м). Щит склеивался из трех слоев осиновых или тополевых дощечек, каждый из которых имел толщину около 2 мм. Для придания щиту прочности внутренний слой дощечек располагался перпендикулярно внешним. Выпуклая форма щита была призвана облегчить отражение вражеских ударов7. В центре щита, с его внешней стороны, находилось конической формы навершие из бронзы или железа. Оно защищало руку солдата, держащую щит. Известно, что в мирных условиях во внутренней части навершия солдаты нередко хранили деньги и другие ценности8. Деревянную поверхность щита с внешней стороны покрывали полотном, а затем слоем толстой кожи, причем сыромятной. Кожа пришивалась по краям щита навылет.
Края щита обивались бронзовым кантом. Кроме того, часто на внешнюю сторону щита для прочности набивали железные полосы или просто гвозди. Следует отметить высокую надежность легионерских щитов, которые можно было пробить только дротиком с близкого расстояния или стрелой, пущенной из катапульты. Лучшей рекламой скутуму служат слова Цезаря о том, что после одного из сражений в щите некоего центуриона обнаружили следы от 120 стрел противника (Caes. De Bel.Gal. I.25. 2-4). Кроме толщины щита, доcтигавшей 7 см, обеспечивала защиту воина его также его стойка, в соответствии с которой щит надо было держать на некотором удалении от корпуса. Известно, что римляне виртуозно использовали щит не только как средство обороны, но и при атаке, разя противника острым навершием щита9.

Во времена Империи стало модным украшать щиты различными эмблемами: молниями, крестами, звездами, крыльями и т.д. Некоторые исследователи полагают, что эти знаки позволяли идентифицировать воинские части10. Аналогичным целям служили упомянутые Вегецием Ренатом надписи на внутренней стороне легионерских щитов (Veg. Epitoma rei mil. II. 18). В мирное время и на марше щит закрывали чехлом, чтобы уберечь от высушивания и намокания. Чехлы для щита часто шили из козьих шкур, украшали аппликациями с номерами легионов и их символикой11. На марше легионеры переносили тяжелые и большие щиты на спине, используя крепление из двух ремней, один из которых охватывал грудную клетку и правое предплечье, а второй — наподобие лямки рюкзака — левое плечо12. Не все легионеры были вооружены щитами-скутумами. Cолдаты, несшие легионных орлов, знамена и трубачи в силу своих функций защищались маленькими круглыми щитами-пармами. Прямоугольный скутум находился на вооружении легионеров до начала III в., когда происходит возврат к овальному, но уже плоскому щиту13. Скутумами были вооружены не только легионеры, но и преторианцы. Ими пользовались и некоторые вспомогательные когорты, и это обстоятельство фиксировалось в их названии.

Существенным элементом защитного вооружения легионера являлся шлем.
Традиционно римляне пользовались тремя вариантами шлемов. Шлем типа "Монтефортино” имел на верхушке оловянный шишак с отверстием для перьев. Шлем "аттического" типа, как и предыдущий, был обеспечен щитками для защиты щек, но вместо шишака в верхней части был оснащен своеобразными рогами-трубками, в которые вставлялись перья. Шлем "этруско-коринфского” типа закрывал лицо полностью, оставляя лишь узкую щель для глаз14. Интересно, что римляне в отличие от греков не опускали шлем на лицо, а носили на макушке наподобие шапки. С наступлением Империи легионеры, служившие на Рейне, первыми отказываются от традиционных шлемов и берут на вооружение шлемы галльского типа. Последние, изготовленные из бронзы или железа, были более прочными, лучше защищали щеки, подбородок и затылок15.

Особого внимания заслуживают плюмажи римских шлемов, указывавшие на статус легионеров и игравшие психологическую роль. Еще Полибий обратил внимание на то, что различные варианты плюмажей на шлемах служили для идентификации разных легионов (Polyb. XXIII, 12). Cуществовало несколько способов крепления плюмажей к шлему. Наиболее распространенный заключался в креплении плюмажа (традиционно — перьев, в конце Республики — конских хвостов, с установлением принципата — частичного возврата к консервативным нормам) к макушке каски. На многих шлемах сохранились следы креплений для перьев по бокам каски. Как полагает М. Бишоп, перья на боках шлема наподобие хохолков на голове жаворонков, обитавших в северной Галлии, служили отличительными признаками знаменитого V Жаворонкова (Alauda) легиона16. Судя по изображениям на солдатских надгробиях, боковые украшения часто соседствовали с плюмажем на макушке шлема. Хорошо известна привычка римских центурионов носить плюмаж поперек шлема, чтобы выделяться во время сражения. Вероятно, со времен Республики возникла традиция у легионных знаменосцев поверх шлемов носить медвежьи и волчьи шкуры, а на парадах — шлемы-маски.
С I в. шлемы-маски появились на вооружении у дислоцированных на Дунае легионных всадников17. Большее распространение они получили в конных вспомогательных войсках и особенно тяжелой панцирной кавалерии — у клибанариев, катафрактариев, ферратов — введенной при Септимии Севере. До сих пор не решен окончательно вопрос, являлись ли шлемы-маски боевыми, тренировочными или парадными шлемами. На этих масках чаще изображались суровые мужские лица с венками, диадемами, в обрамлении буйных кудрей. Встречались, как это ни удивительно, шлемы-маски в виде женского лица — скорее всего испепеляющего врагов лица Горгоны Медузы или менады, а, может быть, детского лица Амура — кифареда. Эти изображения, вероятно, связаны с interpretatio militaria вакхических сюжетов, воспевающих опьянение стихией битвы18. В период династии Юлиев-Клавдиев, как показывают находки из воинских погребений, на парадных шлемах-масках порой изображались медали с портретами правящих императоров19. Возможно, такие шлемы являлись видом dona militaria. С начала Империи римляне овладели техникой сверления, а потому появилась возможность для крепления в мирной обстановке шлема за козырек к нагрудной части панциря. На шлемах, как и на щитах, нередко выцарапывались имена хозяев, их центурия, реже — название легиона20. Шлемы галльского типа перестают использоваться со времени великого кризиса III в.21 В течение IV в. легионы, превратившиеся в пограничную крестьянскую милицию, вообще отказываются от тяжелых металлических шлемов, равно как и от панцирей, что в немалой степени предопределило постоянные поражения, которые в конце IV в. терпит римская пехота от бронированной конницы готов, гуннов и парфян (Veg. Epitoma rei. mil. I, 20).

Наступательное вооружение

Короткий меч, удобный для нанесения как колющих, так и рубящих ударов, считается "визитной карточкой” римских легионеров. Между тем этот меч, короткий (длина клинка 40-55 см), узкий (ширина клинка 5,5-7,5 см), обоюдоострый, появился у римлян только во вторую Пуническую войну. Римляне заимствовали его у кельтоиберов Испании, а потому этот меч получил в науке название gladius Hispanicus. Знакомство с испанским мечом пришлось на пору тактических перемен, когда римляне переходили от сражения сомкнутым строем в стиле греческой фаланги к рассыпному рукопашному бою22. Используемый римскими легионерами со времен Республики меч обладал длинным суживающимся острием и был достаточно тяжел (его вес доходил до 1,5 кг)23. С середины I в. этот тип меча, известный как "майнцский", начинает вытесняться более легкой модификацией (около 1 кг). Этот меч "помпейского" типа (так как впервые был обнаружен в Помпеях) являлся основным у легионеров до конца II в. Появление "помпейского" типа меча ученые объясняют упрощением технологии изготовления оружия в условиях лагерных мастерских, а также изменением стойки легионера, ставшей более прямой в условиях более тесного, чем прежде, боевого порядка24. Как правило, меч легионеры носили справа, за исключением центурионов и знаменосцев. Рукоятка меча изготовлялась либо из дерева, либо из кости (в том числе слоновой), нередко украшалась серебром. Ножны для меча делали из дерева или меди, часто используя бронзовые накладки.

Конные легионеры, равно как и всадники из вспомогательных частей, пользовались длинным кельтским мечом, называемым spatha. Длина клинка этого меча доходила до 80 см. Во время маркоманских войн в римской кавалерии распространились длинные сарматские мечи с характерным кольцеобразным навершием на рукоятке25. В III в. длинный меч, ориентированный на нанесение рубящих, а не колющих ударов, становится основным оружием и у римских пехотинцев. Аргументы Вегеция Рената, касающиеся преимущества традиционно римских колющих мечей перед рубящим варварским оружием, пришлись не ко времени (Veg. Epitoma rei mil. I. 12).

При Августе среди солдат рейнских легионов распространяется мода на ношение кинжалов. Короткие, с широким лезвием и рукояткой t-образной формы кинжалы, по всей видимости, также были позаимствованы римлянами от испанцев, но во времена Республики использовались, как правило, солдатами союзнических когорт. В I в. кинжалы становятся любимым оружием легионеров, прежде всего Рейнской группы войск26. Кинжалы сохранились в арсенале легионеров до конца принципата. Они являлись боевым оружием, не раз выручавшим своих хозяев в случае поломки или утери меча. Меч и кинжал солдаты часто носили на едином поясном ремне, хотя для ношения меча нередко использовали и перевязь, надеваемую через плечо27.

Другим знаменитым оружием римских легионеров из разряда наступательного являлся pilum — специфический дротик, состоящий из длинного деревянного древка (около 1 м) и металлического острия примерно той же длины28. Идея применения пилума заключалась в том, что его необходимо было метать за несколько секунд до начала рукопашной схватки (с расстояния 20-25 м, с которого начиналась атака) в щит противника. Тяжелое (до 3 кг) и длинное острие обеспечивало силу дротика, пробивавшего любой щит.
Для того чтобы пилум застревал в щите, его острие делали из незакаленного железа, а для крепления острия к древку вместо металлического гвоздя нередко использовали деревянный колышек29. Щит, пробитый пилумом, в силу тяжести и величины последнего, было невозможно использовать для защиты тела. Наряду с тяжелыми существовали и более легкие дротики, которыми стремились пробить панцирь противника. Современные испытания показывают, что римский пилум с расстояния 5 м пробивал 30-миллиметровую сосновую доску или 20-миллиметровую фанеру30. Массированная атака дротиками-пилумами в исполнении опытных профессионалов была способна привести в замешательство первый ряд строя любого вражеского войска. Вероятно, во времена Цезаря и Августа в ходу были больше легкие дротики. С середины I в. как показывают источники, утяжеленные пилумы вновь вошли в обиход31. Дротики-пилумы являлись фирменным оружием римских легионеров до конца принципата и изредка использовались позже (Veg. Epitoma rei mil. I. 20). Происхождение этого оружия не совсем ясно. Возможно, пилум был изобретен латинами или позаимствован у этрусков или самнитов, а может у кельт-иберов32.

В отличие от дротика-пилума копье у римских легионеров служило оружием рукопашного боя. Копье традиционно находилось на вооружении у римлян. Известно, что еще до военной реформы Гая Мария копьями были вооружены легионеры из разряда ветеранов — триарии. Несмотря на разнообразную терминологию, используемую самими римлянами для обозначения копий, обнаружить существенные различия между римскими копьями затруднительно. Более того, нередко сложно выделить собственно римские копья, поскольку они не имели каких-либо особенностей. Древко копья часто изготовлялось из ясеня или орешника для обеспечения прочности и гибкости, а железные наконечники были самой разной формы в зависимости от функционального назначения копья. Старшие солдатские чины: бенефициарии, фрументарии, спекуляторы, часто выполнявшие специальные поручения, имели копья особой формы, подчеркивавшие их статус. Наконечники их копий украшались железными кольцами33. Известно о существовании у римлян особой боевой награды — золотого или серебряного копья (hasta pura). В эпоху Империи им награждались, как правило, офицеры легионов начиная со старших центурионов34.

Поскольку в этой главе рассматривается исключительно персональное вооружение легионеров, мы не останавливаемся на метательных машинах, приданных легиону: баллистах — камнеметах и катапультах, стрелявших тяжелыми стрелами. Античная артиллерия, достигшая у римлян высокого развития, заслуживает особого разговора. Любознательный читатель может почитать о римской артиллерии у древних авторов: Витрувия (De Architectura, X; Витрувий Поллион. Об архитектуре. Л., 1936.), Аполлодора (Apoll. Poliorketika; Аполлодор. Полиоркетика/ Пер.М.Н. Страхова // Греческие полиоркетики. СПб, 1996. С. 27-63), Вегеция (Veg., Epitoma rei mil., II, 25; IV, 22, 29; Вегеций. Краткое изложение военного дела // Греческие полиоркетики. Флавий Вегеций Ренат. серия "Античная библиотека". СПб, 1996. С. 208-209; 278-279; 283), Афинея Механика (Athaeneus Mechanicus, Peri Mehanematon; Афиней Механик. О машинах/ Пер.М.Н. Страхова // Греческие полиоркетики. СПб,1996. С. 65-86), а также в специальных исследованиях современных ученых35.

Такие распространенные в древности виды метательного оружия как луки со стрелами, пращи и арбалеты, вопреки мнению Вегеция (Veg. Epitoma rei mil. II. 15-16), легионерами I — III вв. не использовались, а входили в арсенал вспомогательных частей.

Возникновение профессиональной армии привело к появлению специфической "военной" одежды и обуви. Рубашка-туника обычно белого или красного цвета, которую легионер носил в мирных условиях и перед боем надевал под броню, была короче, чем у гражданских лиц36. В III в. на туниках римских легионеров появляются длинные рукава. Зимой солдаты надевали гамаши, которые вошли в широкий обиход во время дакийских войн Траяна37. Незаменимым элементом легионерского снаряжения являлся плащ, согревающий на марше и на ночевках в холодное время года. В I — II вв. наиболее популярна была paenula — короткий шерстяной плащ темного цвета с капюшоном. В III в. ему на смену пришел sagum — плащ без капюшона, прежде неверно считавшийся классическим римским военным плащом. Особенность римского военного снаряжения составляла кожаная портупея, к которой крепились броня, холодное оружие, боевые регалии, а также шлем во время марша. Легионеры носили разнообразную обувь, которая обозначалась единым термином caligae. Наиболее распространены в I — начале II вв. были кожаные сандалии без каблуков, подошвы которых укреплялись набойками из металлических гвоздей. Вот почему деньги, выдаваемые солдатам для перехода, назывались "гвоздевыми” — clavarium. Согласно данным М. Юнкельмана, такие сандалии обладали большой прочностью и выдерживали марш в 600 км38. Во II в. основным видом солдатской обуви становятся кожаные короткие сапоги, прежде носимые только офицерами. Одеяние легионера, дополненное скрипом ремней и грохотом подошв, заметно выделяло его из гражданской толпы и служило в какой-то мере, как отметил М. Бишоп, специфической чертой его особого социального статуса39. В целом же, несмотря на отличие боевого снаряжения легионеров от вооружения других родов войск римской армии, оно было достаточно вариабельным и в немалой степени определялось регионом, в котором располагалась воинская часть, а также характером боевого снаряжения противника.