Скоро Новый год!

Закуске последовал обед. Здесь добродушный хозяин сделался совершенным разбойником. Чуть замечал у кого один кусок, подкладывал ему тут же другой, приговаривая: «Без пары ни человек, ни птица не могут жить на свете». У кого два, подваливал ему третий, приговаривая: «Что ж за число два? Бог любит троицу». Съедал гость три, он ему: «Где ж бывает телега о трех колесах? Кто ж строит избу о трех углах?» На четыре у него была тоже поговорка, на пять — опять. Чичиков съел чего-то чуть ли не двенадцать ломтей и думал: «Ну, теперь ничего не приберет больше хозяин». Не тут-то было: не говоря ни слова, положил ему на тарелку хребтовую часть теленка, жареного на вертеле, с почками, да и какого теленка!

«Два года воспитывал на молоке», сказал хозяин: «ухаживал, как за сыном».

«Не могу», сказал Чичиков.

«Вы попробуйте да потом скажите: не могу».

«Не взойдет, нет места».

«Да ведь и в церкви не было места. Взошел городничий — нашлось. А была такая давка, что и яблоку негде было упасть. Вы только попробуйте: этот кусок тот же городничий».

Попробовал Чичиков — действительно, кусок был в роде городничего. Нашлось ему место, а казалось, ничего нельзя было поместить.
--------------------------------------------
А за ужином опять объелись. Когда вошел Павел Иванович в отведенную комнату для спанья и, ложась в постель, пощупал животик свой: «Барабан!» сказал: «никакой городничий не взойдет!» Надобно такому стеченью обстоятельств, что за стеной был кабинет хозяина. Стена была тонкая, и слышалось всё, что там ни говорилось. Хозяин заказывал повару, под видом раннего завтрака, на завтрашний день решительный обед. И как заказывал! У мертвого родился бы аппетит.

«Да кулебяку сделай на четыре угла», говорил он с присасываньем и забирая к себе дух. «В один угол положи ты мне щеки осетра да визиги, в другой гречневой кашицы, да грибочков с лучком, да молок сладких, да мозгов, да еще чего знаешь там этакого, какого-нибудь там того. Да чтобы она с одного боку, понимаешь, подрумянилась бы, а с другого пусти ее полегче. Да исподку-то, пропеки ее так, чтобы всю ее прососало, проняло бы так, чтобы она вся, знаешь, этак растого — не то, чтобы рассыпалась, а истаяла бы во рту как снег какой, так чтобы и не услышал». Говоря это, Петух присмактывал и подшлепывал губами.

«Чорт побери, не даст спать», думал Чичиков и закутал голову в одеяло, чтобы не слышать ничего. Но и сквозь одеяло было слышно:

«А в обкладку к осетру подпусти свеклу звездочкой, да сняточков, да груздочков, да там, знаешь, репушки, да морковки, да бобков, там чего-нибудь этакого, знаешь, того растого, чтобы гарниру, гарниру всякого побольше. Да в свиной сычуг положи ледку, чтобы он взбухнул хорошенько».

Много еще Петух заказывал блюд. Только и раздавалось: «Да поджарь, да подпеки, да дай взопреть хорошенько». Заснул Чичиков уже на каком-то индюке.(Гоголь)

Если бы кто-нибудь послушал разговор этой компании, то решил бы, что очутился
среди кулинаров высшей поварской школы или на курсах продавцов гастрономических
магазинов.
-- Даже самые простые свиные шкварки можно есть, покуда они теплые,-- заявил
тот, которого лечили здесь от застарелого катара желудка.-- Когда сало начнет
трещать и брызгать, отожми их, посоли, поперчи, и тогда скажу я вам, никакие
гусиные шкварки с ними не сравнятся.
-- Полегче насчет гусиных шкварок,-- сказал больной "раком желудка",-- нет
ничего лучше гусиных шкварок! Ну, куда вы лезете против них со шкварками из
свиного сала! Гусиные шкварки, понятное дело, должны жариться до тех пор, пока
они не станут золотыми, как это делается у евреев. Они берут жирного гуся,
снимают с кожи сало и поджаривают.
-- По-моему, вы ошибаетесь по части свиных шкварок,-- заметил сосед Швейка.--
Я, конечно, говорю о шкварках из домашнего свиного сала. Так они и называются,--
домашние шкварки. Они ни коричневые, ни желтые, цвет у них какой-то средний
между этими двумя оттенками. Домашние шкварки не должны быть ни слишком мягкими,
ни слишком твердыми. Они не должны хрустеть. Хрустят -- значит, пережарены. Они
должны таять на языке... но при этом вам не должно казаться, что сало течет по
подбородку.
-- А кто из вас ел шкварки из конского сала? -- раздался чей-то голос, но
никто не ответил, так как вбежал фельдшер.
--------------------------
Пока доктор Грюнштейн провожал баронессу, Швейк роздал цыплят, которые были
проглочены с молниеносной быстротой. Возвратясь, доктор нашел только кучу
костей, обглоданных так здорово, будто цыплята живьем попали в гнездо коршунов и
их кости несколько месяцев палило солнце.
Исчезли и военный ликер и три бутылки вина. Исчезли в желудках пациентов
плитки шоколада и пачка сухарей. Кто-то даже выпил флакон лака для ногтей из
маникюрного набора, другой надкусил приложенную к зубной щетке зубную пасту.
Почувствовав, что гроза миновала, доктор Грюнштейн опять принял боевую позу и
произнес длинную речь. Куча обглоданных костей утвердила его в мысли, что все
пациенты неисправимые симулянты.
-- Солдаты,-- сказал он,-- если бы у вас голова была на плечах, то вы бы до
всего этого не дотронулись, а подумали: "Если мы это слопаем, старший врач не
поверит, будто мы тяжело больны". А теперь вы как нельзя лучше доказали, что ни
в грош не ставите мою доброту. Я вам выкачиваю желудки, ставлю клистиры,
стараюсь держать на полной диете, а вы так перегружаете желудок! Хотите нажить
себе катар желудка, что ли? Нет, ребята, ошибаетесь! Прежде чем ваши желудки
успеют, это переварить, я прочищу их так основательно, что вы будете помнить об
этом до самой смерти и детям своим расскажете, как однажды вы нажрались цыплят и
других вкусных вещей и как это не удержалось у вас в желудке и четверти часа,
потому что вам все своевременно выкачали. Ну-ка, марш за мной! Не думайте, что я
такой же осел, как вы. Я немножко поумней, чем вы все, вместе взятые. Кроме
того, объявляю во всеуслышание, что завтра пошлю к вам комиссию. Слишком долго
вы здесь валяетесь, и никто из вас не болен, раз вы можете в пять минут так
засорить желудок, как это вам только что удалось сделать... Шагом марш!
Когда дошла очередь до Швейка, доктор Грюнштейн посмотрел на него и, вспомнив
сегодняшний загадочный визит, спросил:
-- Вы знакомы с баронессой?
-- Я ее незаконнорожденный сын,-- спокойно ответил Швейк.-- Младенцем она
меня подкинула, а теперь опять нашла.
Доктор Грюнштейн сказал лаконично:
-- Поставьте Швейку добавочный клистир.
Мрачно было вечером на койках. Всего несколько часов тому назад в желудках у
всех были разные хорошие, вкусные вещи, а теперь там переливался жиденький чай с
коркой хлеба.
Номер двадцать один у окна робко произнес:
-- Хотите верьте, ребята, хотите нет, а жареных цыплят я люблю больше, чем печеных.
Кто-то проворчал:
-- Сделайте ему темную!