Кто ваш любимый поэт или поэтесса?
uni-b0y
Специалист
1/7/2007, 5:39:54 PM
Или это... тоже Юрий Шевчук
Чудо-рыба.
Нам дороже всего наши дети,
Но эти сны, как всегда, о тебе.
Чудо-рыба попалась к нам в сети,
И время двинулось вверх по резьбе.
И открылись чугунные двери
На вершине застывшего дна,
Подсознанье покаялось вере,
И вернула нам небо она.
Там, где ждут говорящие реки,
Мы под радугой спали вдвоем,
Целовались горящие веки,
Обнимая живой чернозем.
Были днем мы всевидящим светом,
Звездной ночью - всезнающей тьмой,
Плыли травами, облаком-летом,
Первым снегом молчали зимой.
Чудо-юдо, священная рыба,
На спине наш серебрянный дом,
Мы с тобой наблюдаем, как глыба
Бирюзовым играет хвостом.
Проплывем вместе с ней бесконечность,
Нам ее проклевала сова,
В небесах собирая беспечно
Золотые кометы-слова
Чудо-рыба.
Нам дороже всего наши дети,
Но эти сны, как всегда, о тебе.
Чудо-рыба попалась к нам в сети,
И время двинулось вверх по резьбе.
И открылись чугунные двери
На вершине застывшего дна,
Подсознанье покаялось вере,
И вернула нам небо она.
Там, где ждут говорящие реки,
Мы под радугой спали вдвоем,
Целовались горящие веки,
Обнимая живой чернозем.
Были днем мы всевидящим светом,
Звездной ночью - всезнающей тьмой,
Плыли травами, облаком-летом,
Первым снегом молчали зимой.
Чудо-юдо, священная рыба,
На спине наш серебрянный дом,
Мы с тобой наблюдаем, как глыба
Бирюзовым играет хвостом.
Проплывем вместе с ней бесконечность,
Нам ее проклевала сова,
В небесах собирая беспечно
Золотые кометы-слова
Люка
Мастер
1/7/2007, 6:20:40 PM
Маяковский и еще раз Маяковский!!! Обожаю его экспрессию, а любовная лирика у него словно кровью написана!!!
Одно из наилюбимейших:
ВОЙНА ОБЪЯВЛЕНА
"Вечернюю! Вечернюю! Вечернюю!
Италия! Германия! Австрия!"
И на площадь, мрачно очерченную чернью,
багровой крови пролилась струя!
Морду в кровь разбила кофейня,
зверьим криком багрима:
"Отравим кровью игры Рейна!
Громами ядер на мрамор Рима!"
С неба, изодранного о штыков жала,
слезы звезд просеивались, как мука в сите,
и подошвами сжатая жалость визжала:
"Ах, пустите, пустите, пустите!"
Бронзовые генералы на граненом цоколе
молили: "Раскуйте, и мы поедем!"
Прощающейся конницы поцелуи цокали,
и пехоте хотелось к убийце - победе.
Громоздящемуся городу уродился во сне
хохочущий голос пушечного баса,
а с запада падает красный снег
сочными клочьями человечьего мяса.
Вздувается у площади за ротон рота,
у злящейся на лбу вздуваются вены.
"Постойте, шашки о шелк кокоток
вытрем, вытрем в бульварах Вены!"
Газетчики надрывались: "Купите вечернюю!
Италия! Германия! Австрия!"
А из ночи, мрачно очерченной чернью,
багровой крови лилась и лилась струя.
20 июля 1914 г.
Черт, сколько раз читаю, столько раз мороз по коже!!!
Одно из наилюбимейших:
ВОЙНА ОБЪЯВЛЕНА
"Вечернюю! Вечернюю! Вечернюю!
Италия! Германия! Австрия!"
И на площадь, мрачно очерченную чернью,
багровой крови пролилась струя!
Морду в кровь разбила кофейня,
зверьим криком багрима:
"Отравим кровью игры Рейна!
Громами ядер на мрамор Рима!"
С неба, изодранного о штыков жала,
слезы звезд просеивались, как мука в сите,
и подошвами сжатая жалость визжала:
"Ах, пустите, пустите, пустите!"
Бронзовые генералы на граненом цоколе
молили: "Раскуйте, и мы поедем!"
Прощающейся конницы поцелуи цокали,
и пехоте хотелось к убийце - победе.
Громоздящемуся городу уродился во сне
хохочущий голос пушечного баса,
а с запада падает красный снег
сочными клочьями человечьего мяса.
Вздувается у площади за ротон рота,
у злящейся на лбу вздуваются вены.
"Постойте, шашки о шелк кокоток
вытрем, вытрем в бульварах Вены!"
Газетчики надрывались: "Купите вечернюю!
Италия! Германия! Австрия!"
А из ночи, мрачно очерченной чернью,
багровой крови лилась и лилась струя.
20 июля 1914 г.
Черт, сколько раз читаю, столько раз мороз по коже!!!
Люка
Мастер
1/7/2007, 6:28:00 PM
Еще обожаю Тимура Шаова, это же просто прелесть, а не слова, вы только прочитайте!!!!!)))))))))))))))))))))))
Ночной свистун
Свистит, свистит, зараза, под окошком,
Ну нету Любки, что ж ты, тварь, свистишь?
Свежо. Впотьмах свалилась с крыши кошка.
Деревья гнутся да шумит камыш.
А чтой-то ночь зловещая такая,
Блуждают на погосте огоньки.
В такую ночь, обычно, самураи
Канают на границу у реки.
Трубу прорвало, из подвала пахнет гнилью,
Свистит влюбленный третий час подряд.
В такую ночь, чтоб сказку сделать былью,
Был Зимний на «гоп-стоп» братвою взят.
Жужжит в стакане пьяненькая муха,
Я соль рассыпал, – видно, быть беде.
В такую ночь Ван-Гог отрезал ухо,
А Грозный треснул сына по балде.
Пошла муха на базар и купила самовар,
Приходите, черти, я вас пивом угощу!
Черт заглянет на часок, он не низок не высок,
Здравствуй, паранойя, я твой тонкий колосок!
Бурчит с экрана футуролог злобный:
«Увы вам, люди, бьют уже часы!»
Смесь Иоанна, Нострадамуса и Глобы,
Апокалипсисом пугает, сукин сын.
«Падет Звезда Полынь, грядет разруха,
И брат у брата уведет жену,
И Пятачок зарежет Винни Пуха.
Конец эпохи, все пойдем ко дну!»
Вот так живешь, гребешь деньгу лопатой.
Тут трубный зов – и всё коту под хвост.
Мол, Страшный Суд, звоните адвокату,
С вещичками на выход, в полный рост!
А этот все свистит! На гульках твоя Люба.
Убогий жребий брошенных мужчин!
Что он Гекубе, что ему Гекуба?
Пошел бы, лучше, выдавил прыщи.
Баю-баюшки-баю, спать ложися, мать твою!
Хочешь, милый мальчик, я те песенку спою?
Завтра будет день опять, ночью, мальчик, надо спать.
Приходи к нам, Фредди Крюгер, нашу детку покачать!
Печаль светла, но нет императива,
Чего свистишь? Уже написан «Капитал».
Швырять столы в окно, конечно, некрасиво,
Но я швырну так, чтобы наповал.
Луна желтушная измучена циррозом,
Свингует на трубе Архангел Гавриил,
А выше – Бог, терзаемый вопросом:
Какого черта он все это сотворил?
Искажено пространство, место, время,
Бомжей в подъезде примешь за волхвов:
«Шолом-Алейхем, как погода в Вифлееме?
Что нужно вам в стране бессонных свистунов?»
Но с кем вы, мастера ночного свиста?
Какая сила остановит вас?
Пойду голосовать за коммунистов –
При них хоть ночью будет комендантский час.
Ночной свистун
Свистит, свистит, зараза, под окошком,
Ну нету Любки, что ж ты, тварь, свистишь?
Свежо. Впотьмах свалилась с крыши кошка.
Деревья гнутся да шумит камыш.
А чтой-то ночь зловещая такая,
Блуждают на погосте огоньки.
В такую ночь, обычно, самураи
Канают на границу у реки.
Трубу прорвало, из подвала пахнет гнилью,
Свистит влюбленный третий час подряд.
В такую ночь, чтоб сказку сделать былью,
Был Зимний на «гоп-стоп» братвою взят.
Жужжит в стакане пьяненькая муха,
Я соль рассыпал, – видно, быть беде.
В такую ночь Ван-Гог отрезал ухо,
А Грозный треснул сына по балде.
Пошла муха на базар и купила самовар,
Приходите, черти, я вас пивом угощу!
Черт заглянет на часок, он не низок не высок,
Здравствуй, паранойя, я твой тонкий колосок!
Бурчит с экрана футуролог злобный:
«Увы вам, люди, бьют уже часы!»
Смесь Иоанна, Нострадамуса и Глобы,
Апокалипсисом пугает, сукин сын.
«Падет Звезда Полынь, грядет разруха,
И брат у брата уведет жену,
И Пятачок зарежет Винни Пуха.
Конец эпохи, все пойдем ко дну!»
Вот так живешь, гребешь деньгу лопатой.
Тут трубный зов – и всё коту под хвост.
Мол, Страшный Суд, звоните адвокату,
С вещичками на выход, в полный рост!
А этот все свистит! На гульках твоя Люба.
Убогий жребий брошенных мужчин!
Что он Гекубе, что ему Гекуба?
Пошел бы, лучше, выдавил прыщи.
Баю-баюшки-баю, спать ложися, мать твою!
Хочешь, милый мальчик, я те песенку спою?
Завтра будет день опять, ночью, мальчик, надо спать.
Приходи к нам, Фредди Крюгер, нашу детку покачать!
Печаль светла, но нет императива,
Чего свистишь? Уже написан «Капитал».
Швырять столы в окно, конечно, некрасиво,
Но я швырну так, чтобы наповал.
Луна желтушная измучена циррозом,
Свингует на трубе Архангел Гавриил,
А выше – Бог, терзаемый вопросом:
Какого черта он все это сотворил?
Искажено пространство, место, время,
Бомжей в подъезде примешь за волхвов:
«Шолом-Алейхем, как погода в Вифлееме?
Что нужно вам в стране бессонных свистунов?»
Но с кем вы, мастера ночного свиста?
Какая сила остановит вас?
Пойду голосовать за коммунистов –
При них хоть ночью будет комендантский час.
uni-b0y
Специалист
1/7/2007, 8:34:15 PM
(Люка @ 07.01.2007 - время: 22:28) Еще обожаю Тимура Шаова, это же просто прелесть, а не слова, вы только прочитайте!!!!!)))))))))))))))))))))))
Ночной свистун
Свистит, свистит, зараза, под окошком...
Хыыы... Смешно... Интересный винегрет))))
А мне ещё Ярослав Смеляков очень нравится...
Вот, казалось бы, как пишет... так простенько, но так не просто...)))
РАЗГОВОР О ПОЭЗИИ
Ты мне сказал, небрежен и суров,
что у тебя - отрадное явленье!-
есть о любви четыреста стихов,
а у меня два-три стихотворенья.
Что свой талант (а у меня он был,
и, судя по рецензиям, не мелкий)
я чуть не весь, к несчастью, загубил
на разные гражданские поделки.
И выходило - мне резону нет
из этих обличений делать тайну,-
что ты - всепроникающий поэт,
а я - лишь так, ремесленник случайный.
Ну что ж, ты прав. В альбомах у девиц,
средь милой дребедени и мороки,
в сообществе интимнейших страниц
мои навряд ли попадутся строки.
И вряд ли что, открыв красиво рот,
когда замолкнут стопки и пластинки,
мой грубый стих томительно споет
плешивый гость притихшей вечеринке.
Помилуй бог!- я вовсе не горжусь,
а говорю не без душевной боли,
что, видимо, не очень-то гожусь
для этакой литературной роли.
Я не могу писать по пустякам,
как словно бы мальчишка желторотый,-
иная есть нелегкая работа,
иное назначение стихам.
Меня к себе единственно влекли -
я только к вам тянулся по наитью -
великие и малые событья
чужих земель и собственной земли.
Не так-то много написал я строк,
не все они удачны и заметны,
радиостудий рядовой пророк,
ремесленник журнальный и газетный.
Мне в общей жизни, в общем, повезло,
я знал ее и крупно и подробно.
И рад тому, что это ремесло
созданию истории подобно.
Ночной свистун
Свистит, свистит, зараза, под окошком...
Хыыы... Смешно... Интересный винегрет))))
А мне ещё Ярослав Смеляков очень нравится...
Вот, казалось бы, как пишет... так простенько, но так не просто...)))
РАЗГОВОР О ПОЭЗИИ
Ты мне сказал, небрежен и суров,
что у тебя - отрадное явленье!-
есть о любви четыреста стихов,
а у меня два-три стихотворенья.
Что свой талант (а у меня он был,
и, судя по рецензиям, не мелкий)
я чуть не весь, к несчастью, загубил
на разные гражданские поделки.
И выходило - мне резону нет
из этих обличений делать тайну,-
что ты - всепроникающий поэт,
а я - лишь так, ремесленник случайный.
Ну что ж, ты прав. В альбомах у девиц,
средь милой дребедени и мороки,
в сообществе интимнейших страниц
мои навряд ли попадутся строки.
И вряд ли что, открыв красиво рот,
когда замолкнут стопки и пластинки,
мой грубый стих томительно споет
плешивый гость притихшей вечеринке.
Помилуй бог!- я вовсе не горжусь,
а говорю не без душевной боли,
что, видимо, не очень-то гожусь
для этакой литературной роли.
Я не могу писать по пустякам,
как словно бы мальчишка желторотый,-
иная есть нелегкая работа,
иное назначение стихам.
Меня к себе единственно влекли -
я только к вам тянулся по наитью -
великие и малые событья
чужих земель и собственной земли.
Не так-то много написал я строк,
не все они удачны и заметны,
радиостудий рядовой пророк,
ремесленник журнальный и газетный.
Мне в общей жизни, в общем, повезло,
я знал ее и крупно и подробно.
И рад тому, что это ремесло
созданию истории подобно.
jakellf
Грандмастер
1/9/2007, 3:13:03 AM
(Любопытная Тигра @ 14.09.2006 - время: 00:17) Бродский,Бродский,Бродский и Т.С.Элиот :)
Конечно Бродский
ПИСЬМА РИМСКОМУ ДРУГУ
(Из Марциала)
И.Бродский
*
Нынче ветрено и волны с перехлестом.
Скоро осень, все изменится в округе.
Смена красок этих трогательней, Постум,
чем наряда перемены у подруги.
Дева тешит до известного предела —
дальше локтя не пойдешь или колена.
Сколь же радостней прекрасное вне тела:
ни объятье невозможно, ни измена!
*
Посылаю тебе, Постум, эти книги
Что в столице? Мягко стелют? Спать не жестко?
Как там Цезарь? Чем он занят? Все интриги?
Все интриги, вероятно, да обжорство.
Я сижу в своем саду, горит светильник.
Ни подруги, ни прислуги, ни знакомых.
Вместо слабых мира этого и сильных —
лишь согласное гуденье насекомых.
*
Здесь лежит купец из Азии. Толковым
был купцом он — деловит, но незаметен.
Умер быстро: лихорадка. По торговым
он делам сюда приплыл, а не за этим.
Рядом с ним — легионер, под грубым кварцем.
Он в сражениях Империю прославил.
Столько раз могли убить! а умер старцем.
Даже здесь не существует, Постум, правил.
*
Пусть и вправду, Постум, курица не птица,
но с куриными мозгами хватишь горя.
Если выпало в Империи родиться,
лучше жить в глухой провинции у моря.
И от Цезаря далеко, и от вьюги.
Лебезить не нужно, трусить, торопиться.
Говоришь, что все наместники — ворюги?
Но ворюга мне милей, чем кровопийца.
*
Этот ливень переждать с тобой, гетера,
я согласен, но давай-ка без торговли:
брать сестерций с покрывающего тела
все равно, что дранку требовать у кровли.
Протекаю, говоришь? Но где же лужа?
Чтобы лужу оставлял я, не бывало.
Вот найдешь себе какого-нибудь мужа,
он и будет протекать на покрывало.
*
Вот и прожили мы больше половины.
Как сказал мне старый раб перед таверной:
"Мы, оглядываясь, видим лишь руины".
Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.
Был в горах. Сейчас вожусь с большим букетом.
Разыщу большой кувшин, воды налью им...
Как там в Ливии, мой Постум, — или где там?
Неужели до сих пор еще воюем?
*
Помнишь, Постум, у наместника сестрица?
Худощавая, но с полными ногами.
Ты с ней спал еще... Недавно стала жрица.
Жрица, Постум, и общается с богами.
Приезжай, попьем вина, закусим хлебом.
Или сливами. Расскажешь мне известья.
Постелю тебе в саду под чистым небом
и скажу, как называются созвездья.
*
Скоро, Постум, друг твой, любящий сложенье,
долг свой давний вычитанию заплатит.
Забери из-под подушки сбереженья,
там немного, но на похороны хватит.
Поезжай на вороной своей кобыле
в дом гетер под городскую нашу стену.
Дай им цену, за которую любили,
чтоб за ту же и оплакивали цену.
*
Зелень лавра, доходящая до дрожи.
Дверь распахнутая, пыльное оконце.
Стул покинутый, оставленное ложе.
Ткань, впитавшая полуденное солнце.
Понт шумит за черной изгородью пиний.
Чье-то судно с ветром борется у мыса.
На рассохшейся скамейке — Старший Плиний.
Дрозд щебечет в шевелюре кипариса.
Mарт 1972
Конечно Бродский
ПИСЬМА РИМСКОМУ ДРУГУ
(Из Марциала)
И.Бродский
*
Нынче ветрено и волны с перехлестом.
Скоро осень, все изменится в округе.
Смена красок этих трогательней, Постум,
чем наряда перемены у подруги.
Дева тешит до известного предела —
дальше локтя не пойдешь или колена.
Сколь же радостней прекрасное вне тела:
ни объятье невозможно, ни измена!
*
Посылаю тебе, Постум, эти книги
Что в столице? Мягко стелют? Спать не жестко?
Как там Цезарь? Чем он занят? Все интриги?
Все интриги, вероятно, да обжорство.
Я сижу в своем саду, горит светильник.
Ни подруги, ни прислуги, ни знакомых.
Вместо слабых мира этого и сильных —
лишь согласное гуденье насекомых.
*
Здесь лежит купец из Азии. Толковым
был купцом он — деловит, но незаметен.
Умер быстро: лихорадка. По торговым
он делам сюда приплыл, а не за этим.
Рядом с ним — легионер, под грубым кварцем.
Он в сражениях Империю прославил.
Столько раз могли убить! а умер старцем.
Даже здесь не существует, Постум, правил.
*
Пусть и вправду, Постум, курица не птица,
но с куриными мозгами хватишь горя.
Если выпало в Империи родиться,
лучше жить в глухой провинции у моря.
И от Цезаря далеко, и от вьюги.
Лебезить не нужно, трусить, торопиться.
Говоришь, что все наместники — ворюги?
Но ворюга мне милей, чем кровопийца.
*
Этот ливень переждать с тобой, гетера,
я согласен, но давай-ка без торговли:
брать сестерций с покрывающего тела
все равно, что дранку требовать у кровли.
Протекаю, говоришь? Но где же лужа?
Чтобы лужу оставлял я, не бывало.
Вот найдешь себе какого-нибудь мужа,
он и будет протекать на покрывало.
*
Вот и прожили мы больше половины.
Как сказал мне старый раб перед таверной:
"Мы, оглядываясь, видим лишь руины".
Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.
Был в горах. Сейчас вожусь с большим букетом.
Разыщу большой кувшин, воды налью им...
Как там в Ливии, мой Постум, — или где там?
Неужели до сих пор еще воюем?
*
Помнишь, Постум, у наместника сестрица?
Худощавая, но с полными ногами.
Ты с ней спал еще... Недавно стала жрица.
Жрица, Постум, и общается с богами.
Приезжай, попьем вина, закусим хлебом.
Или сливами. Расскажешь мне известья.
Постелю тебе в саду под чистым небом
и скажу, как называются созвездья.
*
Скоро, Постум, друг твой, любящий сложенье,
долг свой давний вычитанию заплатит.
Забери из-под подушки сбереженья,
там немного, но на похороны хватит.
Поезжай на вороной своей кобыле
в дом гетер под городскую нашу стену.
Дай им цену, за которую любили,
чтоб за ту же и оплакивали цену.
*
Зелень лавра, доходящая до дрожи.
Дверь распахнутая, пыльное оконце.
Стул покинутый, оставленное ложе.
Ткань, впитавшая полуденное солнце.
Понт шумит за черной изгородью пиний.
Чье-то судно с ветром борется у мыса.
На рассохшейся скамейке — Старший Плиний.
Дрозд щебечет в шевелюре кипариса.
Mарт 1972
uni-b0y
Специалист
1/9/2007, 1:38:24 PM
(ascon @ 30.05.2006 - время: 08:07) Или из Галича:
"Не бойтесь сумы, не бойтесь тюрьмы,
Не бойтесь мора и глада,
А бойтесь единственно только того,
Кто скажет – я знаю, как надо!"
Да-а-а... Александр Галич...
Обожаю...
Вот это особенно:
ЕЩЕ РАЗ О ЧЕРТЕ
Я считал слонов и в нечет и в чет,
И все-таки я не уснул,
И тут явился ко мне мой черт,
И уселся верхом на стул.
И сказал мой черт: "Ну, как старина,
Ну, как же мы порешим?
Подпишем союз, и айда в стремена,
И еще чуток погрешим!"
И ты можешь лгать и можешь блудить,
И друзей предавать гуртом!
А то, что придется потом платить,
Так ведь это ж, пойми, - потом!
Но зато ты узнаешь, как сладок грех
Этой горькой порой седин.
И что счастье не в том, что один за всех,
А в том, что все - как один!
И ты поймешь, что нет над тобой суда,
Нет проклятия прошлых лет.
Когда вместе со всеми ты скажешь - да!
И вместе со всеми - нет!
И ты будешь волков на земле плодить,
И учить их вилять хвостом!
А то, что придется потом платить,
Так ведь это ж, пойми, - потом!
И что душа? - прошлогодний снег!
А глядишь - пронесет и так!
В наш атомный век, в наш каменный век,
На совесть цена пятак!
И кому оно нужно, это "добро",
Если всем дорога - в золу...
Так давай же, бери, старина, перо!
И вот здесь распишись, в "углу".
Тут черт потрогал мизинцем бровь...
И придвинул ко мне флакон,
И я спросил его: "Это кровь?"
"Чернила", - ответил он...
Аллилуя, аллилуя!
"Чернила", - ответил он.
P.S.
Честно говоря, можно до бесконечности перечислять любимых поэтов... и иностранных, и наших... в особенности наших... они понятнее, роднее)))
Вот, честно говоря, жалко, что сейчас стали забывать наших поэтов, писавших на русском... Пренебрегать стали ими... Как там сказал Смеляков?
"...Только мне обидно
за своих поэтов.
Я своих поэтов
знаю наизусть.
Как же это вышло,
что июньским летом
слушают ребята
импортную грусть?..."
Хотя, возможно я и ошибаюсь... Хорошо если так...
"Не бойтесь сумы, не бойтесь тюрьмы,
Не бойтесь мора и глада,
А бойтесь единственно только того,
Кто скажет – я знаю, как надо!"
Да-а-а... Александр Галич...
Обожаю...
Вот это особенно:
ЕЩЕ РАЗ О ЧЕРТЕ
Я считал слонов и в нечет и в чет,
И все-таки я не уснул,
И тут явился ко мне мой черт,
И уселся верхом на стул.
И сказал мой черт: "Ну, как старина,
Ну, как же мы порешим?
Подпишем союз, и айда в стремена,
И еще чуток погрешим!"
И ты можешь лгать и можешь блудить,
И друзей предавать гуртом!
А то, что придется потом платить,
Так ведь это ж, пойми, - потом!
Но зато ты узнаешь, как сладок грех
Этой горькой порой седин.
И что счастье не в том, что один за всех,
А в том, что все - как один!
И ты поймешь, что нет над тобой суда,
Нет проклятия прошлых лет.
Когда вместе со всеми ты скажешь - да!
И вместе со всеми - нет!
И ты будешь волков на земле плодить,
И учить их вилять хвостом!
А то, что придется потом платить,
Так ведь это ж, пойми, - потом!
И что душа? - прошлогодний снег!
А глядишь - пронесет и так!
В наш атомный век, в наш каменный век,
На совесть цена пятак!
И кому оно нужно, это "добро",
Если всем дорога - в золу...
Так давай же, бери, старина, перо!
И вот здесь распишись, в "углу".
Тут черт потрогал мизинцем бровь...
И придвинул ко мне флакон,
И я спросил его: "Это кровь?"
"Чернила", - ответил он...
Аллилуя, аллилуя!
"Чернила", - ответил он.
P.S.
Честно говоря, можно до бесконечности перечислять любимых поэтов... и иностранных, и наших... в особенности наших... они понятнее, роднее)))
Вот, честно говоря, жалко, что сейчас стали забывать наших поэтов, писавших на русском... Пренебрегать стали ими... Как там сказал Смеляков?
"...Только мне обидно
за своих поэтов.
Я своих поэтов
знаю наизусть.
Как же это вышло,
что июньским летом
слушают ребята
импортную грусть?..."
Хотя, возможно я и ошибаюсь... Хорошо если так...
Белая
Грандмастер
1/10/2007, 12:40:52 AM
Как не крути, а ближе, чем Марина для меня поэтов нет.
Многих люблю.... но это.... просто сердце на куски.
Белая гвардия, путь твой высок:
Черному дулу - грудь и висок.
Божье да белое твое дело:
Белое тело твое - в песок.
Не лебедей это в небе стая:
Белогвардейская рать святая
Белым видением тает, тает...
Старого мира - последний сон:
Молодость - Доблесть - Вандея - Дон.
Многих люблю.... но это.... просто сердце на куски.
Белая гвардия, путь твой высок:
Черному дулу - грудь и висок.
Божье да белое твое дело:
Белое тело твое - в песок.
Не лебедей это в небе стая:
Белогвардейская рать святая
Белым видением тает, тает...
Старого мира - последний сон:
Молодость - Доблесть - Вандея - Дон.
DELETED
Акула пера
1/11/2007, 2:26:17 AM
Владимир Владимирович Маяковский.
НАТЕ!
Через час отсюда в чистый переулок
вытечет по человеку ваш обрюзгший жир,
а я вам открыл столько стихов шкатулок,
я - бесценных слов мот и транжир.
Вот вы, мужчина, у вас в усах капуста
где-то недокушанных, недоеденных щей;
Вот вы, женщина, на вас белила густо,
вы смотрите устрицей из раковины вещей.
Все вы на бабочку поэтиного сердца
взгромоздитесь, грязные, в калошах и без калош.
Толпа озвереет, будет тереться,
ощетинит ножки стоглавая вошь.
А если сегодня мне, грубому гунну,
кривляться перед вами не захочется - и вот
я захохочу и радостно плюну,
плюну в лицо вам
я - бесценных слов транжир и мот.
1913.
НАТЕ!
Через час отсюда в чистый переулок
вытечет по человеку ваш обрюзгший жир,
а я вам открыл столько стихов шкатулок,
я - бесценных слов мот и транжир.
Вот вы, мужчина, у вас в усах капуста
где-то недокушанных, недоеденных щей;
Вот вы, женщина, на вас белила густо,
вы смотрите устрицей из раковины вещей.
Все вы на бабочку поэтиного сердца
взгромоздитесь, грязные, в калошах и без калош.
Толпа озвереет, будет тереться,
ощетинит ножки стоглавая вошь.
А если сегодня мне, грубому гунну,
кривляться перед вами не захочется - и вот
я захохочу и радостно плюну,
плюну в лицо вам
я - бесценных слов транжир и мот.
1913.
Кайзер
Новичок
1/13/2007, 9:25:44 PM
Андрей Вознесенский. Только за "Юнону и Авось" его можно канонизировать.
Карри
Любитель
2/2/2007, 8:32:43 PM
обожаю Бродского!!!
Из У.Х. Уодена
Часы останови, забудь про телефон
И бобику дай кость, чтобы не тявкал он.
Накрой чехлом рояль; под барабана дробь
И всхлипыванья пусть теперь выносят гроб.
Пускай аэроплан, свой объясняя вой,
Навертит в небесах “Он мертв” над головой,
И лебедь в бабочку из крепа спрячет грусть,
Регулировщики – в перчатках черных пусть.
Он был мой Север, Юг, мой Запад, мой Восток,
Мой шестидневный труд, мой выходной восторг,
Слова и их мотив, местоимений сплав.
Любви, считал я, нет конца. Я был не прав.
Созвездья погаси и больше не смотри
Вверх. Упакуй луну и солнце разбери,
Слей в чашку океан, лес чисто подмети.
Отныне ничего в них больше не найти.
Из У.Х. Уодена
Часы останови, забудь про телефон
И бобику дай кость, чтобы не тявкал он.
Накрой чехлом рояль; под барабана дробь
И всхлипыванья пусть теперь выносят гроб.
Пускай аэроплан, свой объясняя вой,
Навертит в небесах “Он мертв” над головой,
И лебедь в бабочку из крепа спрячет грусть,
Регулировщики – в перчатках черных пусть.
Он был мой Север, Юг, мой Запад, мой Восток,
Мой шестидневный труд, мой выходной восторг,
Слова и их мотив, местоимений сплав.
Любви, считал я, нет конца. Я был не прав.
Созвездья погаси и больше не смотри
Вверх. Упакуй луну и солнце разбери,
Слей в чашку океан, лес чисто подмети.
Отныне ничего в них больше не найти.
Мартин Север
Мастер
2/8/2007, 3:44:05 PM
Вот прелестный стих А. Смирнова:
Я СНЕГОМ ЛЯГУ НА ТВОЁ ПЛЕЧО
И В ПАМЯТИ ВСПЛЫВУ СТРОКОЮ.
В НЕНАСТНЫЙ ДЕНЬ ПРОБЬЮСЬ К ТЕБЕ ЛУЧОМ,
СОГРЕЮ, ОБНИМУ И УСПОКОЮ
Я БУДУ РЯДОМ - ВСЮДУ И НИГДЕ,
НА ВСЕ ТВОИ ВОПРОСЫ ОТВЕЧАЯ...
Я ПРОБЕГУ ПО ЗАМЕРШЕЙ ВОДЕ
ПОРЫВОМ ВЕТРА,ГОЛОСАМИ ЧАЕК.
И СИНЕЙ СТУЖЕ НАС НЕ РАЗЛУЧИТЬ
ВЕДЬ НАС С ТОБОЙ ЗИМА СОЕДИНИЛА.
Я БУДУ ЖИТЬ ОГНЁМ В ТВОЕЙ ПЕЧИ,
ЧТОБЫ ТВОЕЙ ДУШЕ ТЕПЛА ХВАТИЛО.
Я ПРОРАСТУ НЕВИДАННОЙ ТРАВОЙ,
КОТОРАЯ ОТ ВСЕХ БОЛЕЗНЕЙ ЛЕЧИТ
И, ОБЛАКОМ ПРОПЛЫВ НАД ГОЛОВОЙ,
Я СНЕГОМ ОПУЩУСЬ ТЕБЕ НА ПЛЕЧИ.
А вот любимымый Б. Пастернак
Быть знаменитым некрасиво,
Но это поднимает ввысь
Не надо заводить архива,
Над рукописями трястись.
Цель творчества – самоотдача,
А не шумиха и успех,
Позорно, ничего не знача,
Быть притчей на устах у всех.
Но надо жить без самозванства
Так жить, чтобы, в конце концов
Привлечь к себе любовь пространства
Услышать будущего зов.
И надо оставлять пробелы
В судьбе, а не среди бумаг,
Места и главы жизни целой
Отчёркивая на полях.
И окунаться в неизвестность
И прятать в ней свои шаги,
Как прячется в тумане местность,
Когда в ней не видать ни зги.
Другие по живому следу
Пройдут твой путь за пядью пядь,
Но пораженья от победы
Ты сам не должен отличать.
И должен ни единой долькой
Не отступаться от лица,
Но быть живым, живым и только,
Живым и только до конца.
Нравится Галич.
На смерть Б. Пастернака
Разобрали венки на веники,
На полчасика погрустнели…
Как гордимся, мы современники,
Что он умер в своей постели!
И терзали Шопена лабухи,
И торжественно шло прощанье…
Он не мылил петли в Елабуге,
И с ума не сходил в Сучане!
Даже киевские « письмэнники»
На поминки его поспели!
Как гордимся мы, современники,
Что он умер в своей постели!
И не то чтобы с чем–то за сорок,
Ровно семьдесят – возраст смертный,
И не просто какой-то пасынок,
Член Литфонда – усопший сметный.
Ах, осыпались лапы ёлочьи,
Отзвенели его метели…
До чего ж мы гордимся, сволочи,
Что он умер в своей постели!
Люблю поэтов серебряного века: А. Ахматову, М. Цветаеву, А. Блока. Всех перечислять нет смысла.
Я СНЕГОМ ЛЯГУ НА ТВОЁ ПЛЕЧО
И В ПАМЯТИ ВСПЛЫВУ СТРОКОЮ.
В НЕНАСТНЫЙ ДЕНЬ ПРОБЬЮСЬ К ТЕБЕ ЛУЧОМ,
СОГРЕЮ, ОБНИМУ И УСПОКОЮ
Я БУДУ РЯДОМ - ВСЮДУ И НИГДЕ,
НА ВСЕ ТВОИ ВОПРОСЫ ОТВЕЧАЯ...
Я ПРОБЕГУ ПО ЗАМЕРШЕЙ ВОДЕ
ПОРЫВОМ ВЕТРА,ГОЛОСАМИ ЧАЕК.
И СИНЕЙ СТУЖЕ НАС НЕ РАЗЛУЧИТЬ
ВЕДЬ НАС С ТОБОЙ ЗИМА СОЕДИНИЛА.
Я БУДУ ЖИТЬ ОГНЁМ В ТВОЕЙ ПЕЧИ,
ЧТОБЫ ТВОЕЙ ДУШЕ ТЕПЛА ХВАТИЛО.
Я ПРОРАСТУ НЕВИДАННОЙ ТРАВОЙ,
КОТОРАЯ ОТ ВСЕХ БОЛЕЗНЕЙ ЛЕЧИТ
И, ОБЛАКОМ ПРОПЛЫВ НАД ГОЛОВОЙ,
Я СНЕГОМ ОПУЩУСЬ ТЕБЕ НА ПЛЕЧИ.
А вот любимымый Б. Пастернак
Быть знаменитым некрасиво,
Но это поднимает ввысь
Не надо заводить архива,
Над рукописями трястись.
Цель творчества – самоотдача,
А не шумиха и успех,
Позорно, ничего не знача,
Быть притчей на устах у всех.
Но надо жить без самозванства
Так жить, чтобы, в конце концов
Привлечь к себе любовь пространства
Услышать будущего зов.
И надо оставлять пробелы
В судьбе, а не среди бумаг,
Места и главы жизни целой
Отчёркивая на полях.
И окунаться в неизвестность
И прятать в ней свои шаги,
Как прячется в тумане местность,
Когда в ней не видать ни зги.
Другие по живому следу
Пройдут твой путь за пядью пядь,
Но пораженья от победы
Ты сам не должен отличать.
И должен ни единой долькой
Не отступаться от лица,
Но быть живым, живым и только,
Живым и только до конца.
Нравится Галич.
На смерть Б. Пастернака
Разобрали венки на веники,
На полчасика погрустнели…
Как гордимся, мы современники,
Что он умер в своей постели!
И терзали Шопена лабухи,
И торжественно шло прощанье…
Он не мылил петли в Елабуге,
И с ума не сходил в Сучане!
Даже киевские « письмэнники»
На поминки его поспели!
Как гордимся мы, современники,
Что он умер в своей постели!
И не то чтобы с чем–то за сорок,
Ровно семьдесят – возраст смертный,
И не просто какой-то пасынок,
Член Литфонда – усопший сметный.
Ах, осыпались лапы ёлочьи,
Отзвенели его метели…
До чего ж мы гордимся, сволочи,
Что он умер в своей постели!
Люблю поэтов серебряного века: А. Ахматову, М. Цветаеву, А. Блока. Всех перечислять нет смысла.
samovar69
Профессионал
2/13/2007, 10:32:38 PM
Любимых поэтов много и много прекрасных стихов, но очень чётко выражает мысль "Не говори - душа моя богата, Того что было сделано когда-то.
Быть может и поэзия сама - одна великолепная цитата." АААхматова
Быть может и поэзия сама - одна великолепная цитата." АААхматова
GLT
Любитель
2/14/2007, 2:25:09 AM
Самого любимого пожалуй не выделю... Триада моих любимых однако ясна - Николай Гумилев, Роберт Бёрнс, Михаил Лермонтов...
Разные, однако цепляют меня все трое...
Разные, однако цепляют меня все трое...
Адонадос
Грандмастер
3/20/2007, 8:06:59 PM
Люблю Лермонтова, А. Ахматову,Есенина и , несомненно Пушкина
Inessa_Armand
Мастер
3/26/2007, 4:22:15 AM
Велимир Хлебников, Андрей Белянин. Бродского люблю. Некоторое время назад очень любила поэтов Серебряного века, обожала Цветаеву и Ахматову - сейчас уже поспокойнее к ним отношусь. Под настроение читаю Юлию Друнину. А вот к Пушкину и Лермонтову никогда не пылала страстью. Да, хорошо писали, да, гении, да, классики русской литературы, да, легко читаются и заучиваются. Но - не мое.
О рок-поэтах и бардах молчу, ИМХО в этом топике их бессмысленно упоминать.
О рок-поэтах и бардах молчу, ИМХО в этом топике их бессмысленно упоминать.
Africanochka
Профессионал
3/30/2007, 8:12:46 PM
А я Высоцкого люблю, Эдуарда Асадова тоже...Вот как один раз том открыла, так сколько лет прошло....до сих пор перечитываю)))))
tlepolem
Новичок
3/31/2007, 9:55:58 PM
Таджикский поэт Насир Хосров
В горьких раздумьях моих вся истомилась душа.
Тщетно я людям внимал, мудрых возжаждав речей.
Лгал мне и тот и другой, лгали глупец и слепец,
Стал у пророка искать я указанья путей, –
Но про корана стихи тщетно я спрашивал всех,
Молвить кому бы я смог: душу мне знаньем согрей!
Дом я покинул тогда; бросил, в скитанья спеша,
Сад, где пестрели цветы, тканей узорных пестрей.
Лгал мне и тюрк, и араб, некто из Синда, индус,
Старый румиец, и лгал так же мне сын твой, о Рей!
Спрошен был мною в пути тот, кем не чтится творец,
И манихей, и сабей, спрошен был мною еврей.
Часто, на камни ложась, из облаков свой шатер
Я мастерил и в глуши спал наподобье зверей.
Я по горам проходил выше высокой луны,
Спутником рыб по волнам несся я ветра быстрей.
То я блуждал по пескам жарче горячей золы,
То по стране, где зимой мрамора тверже ручей.
То между осыпей шел, то вдоль потоков седых,
То в бездорожье, в горах старого мира старей.
То пред верблюдами брел, тяжко веревку влача,
То, словно вьючная тварь, с ношею – мимо дверей,
В город из города шел, всюду людей вопрошал,
К берегу дальних земель плыл я по шири морей.
В горьких раздумьях моих вся истомилась душа.
Тщетно я людям внимал, мудрых возжаждав речей.
Лгал мне и тот и другой, лгали глупец и слепец,
Стал у пророка искать я указанья путей, –
Но про корана стихи тщетно я спрашивал всех,
Молвить кому бы я смог: душу мне знаньем согрей!
Дом я покинул тогда; бросил, в скитанья спеша,
Сад, где пестрели цветы, тканей узорных пестрей.
Лгал мне и тюрк, и араб, некто из Синда, индус,
Старый румиец, и лгал так же мне сын твой, о Рей!
Спрошен был мною в пути тот, кем не чтится творец,
И манихей, и сабей, спрошен был мною еврей.
Часто, на камни ложась, из облаков свой шатер
Я мастерил и в глуши спал наподобье зверей.
Я по горам проходил выше высокой луны,
Спутником рыб по волнам несся я ветра быстрей.
То я блуждал по пескам жарче горячей золы,
То по стране, где зимой мрамора тверже ручей.
То между осыпей шел, то вдоль потоков седых,
То в бездорожье, в горах старого мира старей.
То пред верблюдами брел, тяжко веревку влача,
То, словно вьючная тварь, с ношею – мимо дверей,
В город из города шел, всюду людей вопрошал,
К берегу дальних земель плыл я по шири морей.
wallboy
Специалист
4/23/2007, 10:23:02 PM
Не буду оригинален: Ахматова, Цветаева, Бродский. Хотя последние лет семь-восемь к поэзии остыл. Просто этих авторов я и сейчас в состоянии под настроение перечитать. Далеко не подряд, но много есть любимого. А в целом поэзия вызывает отторжение что-то.
agosten
Грандмастер
4/25/2007, 5:04:40 PM
(woperuz @ 08.02.2007 - время: 13:44) Нравится Галич.
На смерть Б. Пастернака
Разобрали венки на веники,
На полчасика погрустнели…
Как гордимся, мы современники,
Что он умер в своей постели!
И терзали Шопена лабухи,
И торжественно шло прощанье…
Он не мылил петли в Елабуге,
И с ума не сходил в Сучане!
Даже киевские « письмэнники»
На поминки его поспели!
Как гордимся мы, современники,
Что он умер в своей постели!
И не то чтобы с чем–то за сорок,
Ровно семьдесят – возраст смертный,
И не просто какой-то пасынок,
Член Литфонда – усопший сметный.
Ах, осыпались лапы ёлочьи,
Отзвенели его метели…
До чего ж мы гордимся, сволочи,
Что он умер в своей постели!
Ты, уж если цитируешь, то всё стихоторение, а не сокращённый вариант.
ПАМЯТИ Б.Л.ПАСТЕРНАКА
Разобрали венки на веники,
На полчасика погрустнели,
Как гордимся мы, современники,
Что он умер в своей постели!
И терзали Шопена лабухи,
И торжественно шло прощанье,
Он не мылил петли в Елабуге,
И с ума не сходил в Сучане!
Даже киевские «письмэнники»
На поминки его поспели,
Как гордимся мы, современники,
Что он умер в своей постели!
И не то чтобы с чем-то за сорок,
Ровно семьдесят — возраст смертный,
И не просто какой-то пасынок,
Член Литфонда — усопший сметный!
Ах, осыпались лапы ёлочки,
Отзвенели его метели...
До чего ж мы гордимся, сволочи,
Что он умер в своей постели!
«Мело, мело, по всей земле,
во все пределы,
Свеча горела на столе,
свеча горела...»
Нет, никакая не свеча,
Горела люстра!
Очки на морде палача
Сверкали шустро!
А зал зевал, а зал скучал –
Мели, Емеля!
Ведь не в тюрьму, и не в Сучан,
Не к «высшей мере»!
И не к терновому венцу
Колесованьем.
А как поленом по лицу,
Голосованьем!
И кто-то, спьяну, вопрошал:
«За что? Кого там?»
И кто-то жрал, и кто-то ржал
Над анекдотом...
Мы не забудем этот смех,
И эту скуку!
Мы поименно вспомним всех,
Кто поднял руку!
«Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку...»
Вот и смолкли клевета и споры,
Словно взят у вечности отгул...
А над гробом встали мародёры,
И несут почётный ка-ра-ул!
На смерть Б. Пастернака
Разобрали венки на веники,
На полчасика погрустнели…
Как гордимся, мы современники,
Что он умер в своей постели!
И терзали Шопена лабухи,
И торжественно шло прощанье…
Он не мылил петли в Елабуге,
И с ума не сходил в Сучане!
Даже киевские « письмэнники»
На поминки его поспели!
Как гордимся мы, современники,
Что он умер в своей постели!
И не то чтобы с чем–то за сорок,
Ровно семьдесят – возраст смертный,
И не просто какой-то пасынок,
Член Литфонда – усопший сметный.
Ах, осыпались лапы ёлочьи,
Отзвенели его метели…
До чего ж мы гордимся, сволочи,
Что он умер в своей постели!
Ты, уж если цитируешь, то всё стихоторение, а не сокращённый вариант.
ПАМЯТИ Б.Л.ПАСТЕРНАКА
Разобрали венки на веники,
На полчасика погрустнели,
Как гордимся мы, современники,
Что он умер в своей постели!
И терзали Шопена лабухи,
И торжественно шло прощанье,
Он не мылил петли в Елабуге,
И с ума не сходил в Сучане!
Даже киевские «письмэнники»
На поминки его поспели,
Как гордимся мы, современники,
Что он умер в своей постели!
И не то чтобы с чем-то за сорок,
Ровно семьдесят — возраст смертный,
И не просто какой-то пасынок,
Член Литфонда — усопший сметный!
Ах, осыпались лапы ёлочки,
Отзвенели его метели...
До чего ж мы гордимся, сволочи,
Что он умер в своей постели!
«Мело, мело, по всей земле,
во все пределы,
Свеча горела на столе,
свеча горела...»
Нет, никакая не свеча,
Горела люстра!
Очки на морде палача
Сверкали шустро!
А зал зевал, а зал скучал –
Мели, Емеля!
Ведь не в тюрьму, и не в Сучан,
Не к «высшей мере»!
И не к терновому венцу
Колесованьем.
А как поленом по лицу,
Голосованьем!
И кто-то, спьяну, вопрошал:
«За что? Кого там?»
И кто-то жрал, и кто-то ржал
Над анекдотом...
Мы не забудем этот смех,
И эту скуку!
Мы поименно вспомним всех,
Кто поднял руку!
«Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку...»
Вот и смолкли клевета и споры,
Словно взят у вечности отгул...
А над гробом встали мародёры,
И несут почётный ка-ра-ул!
lesovick
Новичок
6/2/2007, 2:47:20 AM
Есенин. Черный Человек. Не скажу, что это моё самое любимое, просто другие я сейчас сходу не процитирую, да и просто однажды эта поэма сильно срезанировала с моей жизнью.
Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.
Голова моя машет ушами,
Как крыльями птица.
Ей на шее ноги
Маячить больше невмочь.
Черный человек,
Черный, черный,
Черный человек
На кровать ко мне садится,
Черный человек
Спать не дает мне всю ночь.
Черный человек
Водит пальцем по мерзкой книге
И, гнусавя надо мной,
Как над усопшим монах,
Читает мне жизнь
Какого-то прохвоста и забулдыги,
Нагоняя на душу тоску и страх.
Черный человек
Черный, черный!
"Слушай, слушай, -
Бормочет он мне, -
В книге много прекраснейших
Мыслей и планов.
Этот человек
Проживал в стране
Самых отвратительных
Громил и шарлатанов.
В декабре в той стране
Снег до дьявола чист,
И метели заводят
Веселые прялки.
Был человек тот авантюрист,
Но самой высокой
И лучшей марки.
Был он изящен,
К тому ж поэт,
Хоть с небольшой,
Но ухватистой силою,
И какую-то женщину,
Сорока с лишним лет,
Называл скверной девочкой
И своею милою.
Счастье, - говорил он, -
Есть ловкость ума и рук.
Все неловкие души
За несчастных всегда известны.
Это ничего,
Что много мук
Приносят изломанные
И лживые жесты.
В грозы, в бури,
В житейскую стынь,
При тяжелых утратах
И когда тебе грустно,
Казаться улыбчивым и простым -
Самое высшее в мире искусство".
"Черный человек!
Ты не смеешь этого!
Ты ведь не на службе
Живешь водолазовой.
Что мне до жизни
Скандального поэта.
Пожалуйста, другим
Читай и рассказывай".
Черный человек
Глядит на меня в упор.
И глаза покрываются
Голубой блевотой, -
Словно хочет сказать мне,
Что я жулик и вор,
Так бесстыдно и нагло
Обокравший кого-то.
. . . . . . . . . . . .
Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.
Ночь морозная.
Тих покой перекрестка.
Я один у окошка,
Ни гостя, ни друга не жду.
Вся равнина покрыта
Сыпучей и мягкой известкой,
И деревья, как всадники,
Съехались в нашем саду.
Где-то плачет
Ночная зловещая птица.
Деревянные всадники
Сеют копытливый стук.
Вот опять этот черный
На кресло мое садится,
Приподняв свой цилиндр
И откинув небрежно сюртук.
"Слушай, слушай! -
Хрипит он, смотря мне в лицо,
Сам все ближе
И ближе клонится. -
Я не видел, чтоб кто-нибудь
Из подлецов
Так ненужно и глупо
Страдал бессонницей.
Ах, положим, ошибся!
Ведь нынче луна.
Что же нужно еще
Напоенному дремой мирику?
Может, с толстыми ляжками
Тайно придет "она",
И ты будешь читать
Свою дохлую томную лирику?
Ах, люблю я поэтов!
Забавный народ.
В них всегда нахожу я
Историю, сердцу знакомую, -
Как прыщавой курсистке
Длинноволосый урод
Говорит о мирах,
Половой истекая истомою.
Не знаю, не помню,
В одном селе,
Может, в Калуге,
А может, в Рязани,
Жил мальчик
В простой крестьянской семье,
Желтоволосый,
С голубыми глазами...
И вот стал он взрослым,
К тому ж поэт,
Хоть с небольшой,
Но ухватистой силою,
И какую-то женщину,
Сорока с лишним лет,
Называл скверной девочкой
И своею милою"
"Черный человек!
Ты прескверный гость.
Это слава давно
Про тебя разносится".
Я взбешен, разъярен,
И летит моя трость
Прямо к морде его,
В переносицу...
. . . . . . . . . . . . .
...Месяц умер,
Синеет в окошко рассвет.
Ах ты, ночь!
Что ты, ночь, наковеркала?
Я в цилиндре стою.
Никого со мной нет.
Я один...
И разбитое зеркало...
Ещё люблю Высоцкого и упомянутого Шевчука.
Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.
Голова моя машет ушами,
Как крыльями птица.
Ей на шее ноги
Маячить больше невмочь.
Черный человек,
Черный, черный,
Черный человек
На кровать ко мне садится,
Черный человек
Спать не дает мне всю ночь.
Черный человек
Водит пальцем по мерзкой книге
И, гнусавя надо мной,
Как над усопшим монах,
Читает мне жизнь
Какого-то прохвоста и забулдыги,
Нагоняя на душу тоску и страх.
Черный человек
Черный, черный!
"Слушай, слушай, -
Бормочет он мне, -
В книге много прекраснейших
Мыслей и планов.
Этот человек
Проживал в стране
Самых отвратительных
Громил и шарлатанов.
В декабре в той стране
Снег до дьявола чист,
И метели заводят
Веселые прялки.
Был человек тот авантюрист,
Но самой высокой
И лучшей марки.
Был он изящен,
К тому ж поэт,
Хоть с небольшой,
Но ухватистой силою,
И какую-то женщину,
Сорока с лишним лет,
Называл скверной девочкой
И своею милою.
Счастье, - говорил он, -
Есть ловкость ума и рук.
Все неловкие души
За несчастных всегда известны.
Это ничего,
Что много мук
Приносят изломанные
И лживые жесты.
В грозы, в бури,
В житейскую стынь,
При тяжелых утратах
И когда тебе грустно,
Казаться улыбчивым и простым -
Самое высшее в мире искусство".
"Черный человек!
Ты не смеешь этого!
Ты ведь не на службе
Живешь водолазовой.
Что мне до жизни
Скандального поэта.
Пожалуйста, другим
Читай и рассказывай".
Черный человек
Глядит на меня в упор.
И глаза покрываются
Голубой блевотой, -
Словно хочет сказать мне,
Что я жулик и вор,
Так бесстыдно и нагло
Обокравший кого-то.
. . . . . . . . . . . .
Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.
Ночь морозная.
Тих покой перекрестка.
Я один у окошка,
Ни гостя, ни друга не жду.
Вся равнина покрыта
Сыпучей и мягкой известкой,
И деревья, как всадники,
Съехались в нашем саду.
Где-то плачет
Ночная зловещая птица.
Деревянные всадники
Сеют копытливый стук.
Вот опять этот черный
На кресло мое садится,
Приподняв свой цилиндр
И откинув небрежно сюртук.
"Слушай, слушай! -
Хрипит он, смотря мне в лицо,
Сам все ближе
И ближе клонится. -
Я не видел, чтоб кто-нибудь
Из подлецов
Так ненужно и глупо
Страдал бессонницей.
Ах, положим, ошибся!
Ведь нынче луна.
Что же нужно еще
Напоенному дремой мирику?
Может, с толстыми ляжками
Тайно придет "она",
И ты будешь читать
Свою дохлую томную лирику?
Ах, люблю я поэтов!
Забавный народ.
В них всегда нахожу я
Историю, сердцу знакомую, -
Как прыщавой курсистке
Длинноволосый урод
Говорит о мирах,
Половой истекая истомою.
Не знаю, не помню,
В одном селе,
Может, в Калуге,
А может, в Рязани,
Жил мальчик
В простой крестьянской семье,
Желтоволосый,
С голубыми глазами...
И вот стал он взрослым,
К тому ж поэт,
Хоть с небольшой,
Но ухватистой силою,
И какую-то женщину,
Сорока с лишним лет,
Называл скверной девочкой
И своею милою"
"Черный человек!
Ты прескверный гость.
Это слава давно
Про тебя разносится".
Я взбешен, разъярен,
И летит моя трость
Прямо к морде его,
В переносицу...
. . . . . . . . . . . . .
...Месяц умер,
Синеет в окошко рассвет.
Ах ты, ночь!
Что ты, ночь, наковеркала?
Я в цилиндре стою.
Никого со мной нет.
Я один...
И разбитое зеркало...
Ещё люблю Высоцкого и упомянутого Шевчука.