Экономическая наука

Полагаясь на данные, предоставленные Всемирным банком, Стокгольмским международным институтом исследования проблем мира и Мировой ассоциацией производителей, ученый выяснил, что большинство последних показателей демонстрируют рост экономического потенциала России по сравнению США, Великобританией, Францией, Германией и Италией, экономики которых, напротив, пошли на спад.

В частности, за последние 15 лет доля России в мировом ВВП выросла на 23%, в то время как доля ВВП США и стран Европы снизилась. Кроме того, в России увеличилось энергопотребление, что также говорит о положительной динамике. Рост российской экономики подтверждается и многомерными показателями, такими как геометрический индикатор национальной мощи (GINC), а также используемый в Китае индекс совокупной мощи, пишет автор статьи.

"В совокупности эти измерения свидетельствуют о том, что за прошедшую часть XXI века Россия улучшила или, по меньшей мере, сохранила свои позиции по сравнению со своими пятью основными конкурентами и миром в целом", — утверждает Сараджян.

Также исследователь отмечает, что трудности, которые пришлось пережить России и которые могут ожидать ее в ближайшем будущем, не способны уничтожить совокупного прироста российской национальной мощи, достигнутого с 1999 года и лишить ее ведущей роли в международной политике.

"Размеры России, ее ресурсы и военная мощь позволяют ей оставаться мировым игроком, который в обозримом будущем продолжит оказывать влияние на западный мир и мировой порядок в целом, а значит, и обращаться с ней нужно соответствующим образом", — заключает автор статьи.

01.05.16. Современный мир состоит, наряду с государствами, из крупнейших корпораций, значение которых социальная мысль недопонимает, поскольку их изучение по сути под запретом. Из их недр лишь изредка просачиваются разоблачения. Крупные и богатые работодатели, они чаще порождают преклонение, чем критику. Между тем транснациональные корпорации в том виде, в каком они сформировались за последние несколько десятилетий, способны все более заменять собой государство, демократическую политику и общественную жизнь, поэтому критический взгляд на них необходим. Тем более что одно из средств, к которым они прибегают для своего успешного функционирования - страх.

Об этом стоит задуматься хотя бы 1-го мая

Самое заметное отличие современного капитализма от его более ранних модификаций, включая совсем недавние — времен холодной войны, — безраздельное господство крупных корпораций. Полистав труды К .Маркса, Г. Рормозера, Д. Харви, Л. Болтански, К. Робина, И. Валлерстайна, К. Калхуна, Ч. Линблома, мы рискнем высказать гипотезу о том, что корпоративная организация производства, корпоративный дух и корпорация как таковая — феномены, наиболее "соразмерные" глобальному обществу, ставшему, по мнению Д. Харви, "классовым реваншем богатых". Если наша гипотеза верна, то все дефекты современного капитализма — плоды корпоративной организации экономической жизни в ХХI.

У корпораций — приличный возраст. О первых мы узнаем еще в 13 в. Например, торговый дом венецианских купцов из рода Поло (Марко Поло — самый известный представитель) предполагал вариант семейной корпоративной организации. Однако, как верно заметил М. Вебер, капиталистическая корпорация — нечто принципиально иное, и в чистом виде она складывается в начале ХХ в. В настоящее время более половины (по другим данным — 90%) действующих субъектов — корпорации. И они просто "просятся" на стол к аналитику.

Однако под давлением США введен запрет на исследование корпораций международным научным сообществом и одновременно действует жесткая информационная блокада о происходящем внутри них. Об этом мы узнаем например у Л. Болтански и Э. Кьяпелло в "Новом дух капитализме", где они пишут: "Любопытно, что при всем росте влиятельности мультинациональных компаний, который приходится считать главнейшим экономическим феноменом последнего времени, они почти не привлекают к себе внимания исследователей. В 1993 г., по требованию правительства США, был ликвидирован Центр ООН по изучению транснациональных предприятий. Часть специалистов была переведена в Женеву (ЮНКТАД), где продолжалась реализация весьма усеченной исследовательской программы".

Корпорация закрыта для дискуссий и внешнего мира. Но мы кое-что знаем о том, что там происходит благодаря, например, замечательной работе американского политолога К. Робина "Страх" и включенному наблюдению журналиста, сделавшего достоянием гласности организацию производства в китайском филиале "Apple".

Корпорация как модель организации производства

Корпорация — пирамидальная иерархическая структура с непрозрачной системой управления и отсутствием механизмов защиты интересов наемных работников: никаких профсоюзов, никаких прав, никакой демократии; жесткая регламентация пребывания на рабочем месте; определенность функциональных обязанностей и квалификационных требований – компетенций. Корпоративный капитализм "в целях экономии" трансформирует работника в носителя навыков, операций — товар и инструмент. "Применение в отношении работников тех процедур нормализации, которые восходят к приемам нормализации продуктов, что предполагает использование "компетенций" в менеджерских механизмах, также ведет к тому, что превращение людей в товар принимает абсолютно официальные формы... логика компетенций ведет к тому, что людям напрямую придается "экономическая стоимость" (Л. Болтански, Э. Кьяпелло).

Одновременно корпорация — еще и особая вселенная с ресурсами, сравнимыми с бюджетами некоторых стран, своими СМИ, юридическими и консалтинговыми службами, образовательными учреждениями и т. д. Это существенно изменяет структуру общественной жизни, накладывая ограничения на социальные институты и демократические процедуры в целом. Пространство демократии сужается. Корпоративная организация очень "эффективна" с точки зрения работодателя: издержки производства сбрасываются на территорию, которой "посчастливилось" стать объектом интереса руководства корпораций, а издержки рыночной экономики с ее обязательной эксплуатацией – в обмен на накопление – сбрасываются на самого работника, а не на предпринимателя, владельца, акционера, поскольку конституционные и прочие нормы, регулирующие трудовые права, передаются на усмотрение администрации и менеджмента. Института защиты прав работника здесь просто нет. И все это называется изящным словом "гибкость" рынка труда.

Принципы функционирования корпорации

Однако корпорация – прекрасный инструмент по интенсификации труда, несет куда более серьезные угрозы: она вдребезги разбивает "классовую" солидарность наемных работников — в которой еще 50 лет назад заключалась их главная сила, выступая действенным инструментом преодоления классовой солидарности работодателей. Корпоративная организация позволяет экономить на политическом противодействии, как и на заработной плате, вводя всякие дифференцированные формы оплаты труда и премиальных, всевозможные "эффективные контракты", "дорожные карты" и т. п., а также многочисленные варианты штрафов, присовокупив внеэкономические формы давления на работника, например, поощрение их шпионажа друг за другом. Этакая циничная хитрость буржуазного разума: абсолютный контроль за поведением и управление осуществляются самими же работниками по принципу, открытому австрийским психиатром Виктором Франклом в концлагере: большинство не бунтует и не сопротивляется меньшинству, потому что "самоуправляется".

Менеджеры среднего звена – выходцы из рядов большинства, преданно обслуживают интересы администрации и иллюзорно отрываются от своей социальной группы. Поощряется игра на амбициях и чувствах более честолюбивых и жаждущих карьерного роста представителей большинства. Как результат – невозможность работниками осознать свой общий "классовый" интерес, а корпорация трансформируется в институт по производству и воспроизводству неравенства. И, если попытаться понять, чем именно занимается та или иная компания, вне зависимости от декларируемых "производственных" функций, то можно назвать социальные и политические задачи, которые она безусловно решает: "повсюду одно и то же: средства производства на фабрике, в государственном управлении, в армии, и университете при помощи ступенчатого бюрократического аппарата концентрируются в руках тех, кто в этом аппарате господствует" (М.Вебер). То есть корпорация отстаивает интересы акционеров, администрации, менеджмента, бюрократического аппарата; служит управлению ради управления, отстаивает интересы и преференции управляющих, воспроизводит социальную иерархию — уже существующее распределение власти и господства внутри корпорации, а, значит, внутри общества посредством трудовой активности угнетенных и эксплуатируемых: причудливым образом последние сами воспроизводят условия собственного угнетения.

Реформы социальной сферы как превращение социальных институтов в корпорации

Корпорация – не только социологическая, но и психологическая категория. Если верить И. Валлерстайну, во время революция 1968 г. у европейских элит, главным образом "социал-демократических", не хватило духа использовать насилие против бунтующей молодежи, однако сам факт массового революционного движения заставил задуматься элиты о природе и условиях, делающих возможными серьезные бунты. Правящие партии задались вопросом: "Как сделать невозможными протест и революцию в принципе?" Не вызывает сомнения, что организаторы и участники революций — это представители "свободных профессий": студенты, интеллектуалы, преподаватели, работники СМИ, то есть та часть современного общества, у которой есть свободное время и критическое мышление — прямой итог соответствующего образования. Ответ на вопрос — "как сделать невозможным революционера?" — очевиден: свернуть социальное государство. Или заставить функционировать институты социального государства: образование, науку, культуру по принципу корпораций, что по сути одно и то же. А для этого необходимо уничтожить социальное время в структуре рабочего, свободного и социального.

Социальное время — важнейший ресурс саморазвития, коммуникации, приобщения к культуре. И подтверждения солидарности. Его отсутствие трансформирует свободного человека, по меткому выражению К. Маркса, в частичного человека. Книги, музеи, театры, просто вольные беседы с единомышленниками становятся невозможны. На них нет ни сил, ни времени. Так, например, образовательное пространство РФ в настоящее время функционирует по принципу: "чтобы работа не прекращалась никогда". При этом работа бессмысленная, мало чем отличная от мытья полов зубной щеткой в известных местах: бесконечные отчеты и прочая, растущая в геометрической прогрессии, бюрократическая макулатура, "эффективно" отнимает физические и интеллектуальные силы, а с ним и досуг и социальное время. (Да, нам точно будет не до революции в субботу: ведь к понедельнику надо "разработать" очередной УМК, АПИМ, ФОС и т. д. и привести их в соответствие с компетенциями. А в следующем месяце все полностью переделать). Если отвлечься от риторики "качества образования", которая никого уже не обманывает, – об образовании речи нет, а только о перераспределении финансовых потоков в соответствующих учреждениях. И самое главное – они превращаются в корпорации все с той же "флексибильностью", но уже не простых рабочих, а учителей, преподавателей, ученых, т.е. "представителей культурно-политически важных кругов" (М. Вебер).

Реформы социальной сферы в аналогичном направлении в разных частях света идут с начала 70-х гг. ХХ в. Этот процесс захватил вначале англосаксонские страны, потом европейские. У нас они начались в 90-е гг., когда мы решились влиться в ряды "цивилизованных стран", выбрав для этого самый скверный способ: отказаться от всех национальных преимуществ, например, обменяв блестящую советскую науку на сомнительное право российских "элит" стать частью глобальных. Хотя сама эта задача принципиально не выполнима. Как заметил П. Бурдье, не важно, как располагается пирамида глобального неравенства и власти — по вертикали или по горизонтали, "стоит" или "лежит". Из чего следует, что элиты периферии – всегда не более чем периферийные элиты.

Современный мир напоминает геометрию пирамид в пирамиде. Пирамида — графический образ глобального неравенства. Вся планета поделена на пирамиды, внутри каждой страны — аналогичные процессы. Ресурсы перераспределяются в пользу вершины глобальной пирамиды. Разными способами. То есть, скажем, секвестр бюджета, какими бы благими целями ни обосновывался, просто приводит к выводу средств из стран глобальной периферии и полупериферии — к ядру и центру, поскольку так организована современная мировая финансовая олигархия. Как замечает И. Валлерстайн, налогов не собирается меньше, госбюджеты растут, но они изымаются у общества под разными предлогами, передаются финансовым и банковским структурам конкретной страны, а затем перенаправляются в глобальные финансовые институты. Тем самым национальные государства ослабляются, а население остается без институтов социального воспроизводства.

Неолиберализм как идеология корпораций настаивает на уничтожении государства, ссылаясь на его неэффективность и даже враждебность индивидуальному. И в этом есть здравое зерно. Однако вместо государства с забюрократизированными структурами и прочими дефектами, нам предлагается множество таких же забюрократизированных структур, обладающих нередко транснациональной юрисдикцией, мощных, да еще и безо всяких вариантов ответственности перед обществом. Перефразируя тезис одного представителя ЦРУ: вместо одного малоподвижного дракона, которого можно держать под контролем, нам предлагают тысячи расползающихся ядовитых змей, которых контролировать невозможно.

Психологические эффекты корпоративной организации

Корпорация как механизм беспрепятственного производства неравенства и несправедливости настолько эффективна, что возникает подозрение, не опирается ли ее структура на апробированную психологическую концепцию, знание базовых инструментов управления сознанием и поведением индивидов и масс, элит и населения. На наш взгляд, это использование американского бихевиоризма, как метода описания поведения человека (кстати, новейшая история России показала, что именно элитами управлять на редкость просто). Напомним, что основоположник бихевиоризма, Джон Уотсон, был убежден, что "у совершенно приспособленного организма сознание отсутствует". И даже обещал творить человека по заказу.

Тем самым американская теория поведения подвела теоретическую базу под возможность видеть в человеке объект для любого произвола – самой "продуктивной" организационной идеи для функционирования корпораций и пролога для процессов дегуманизации культуры и общества. Великолепный и тягостный пример – Раздел "Страх по-американски" в работе Кори Робина "Страх". Страх – самый сильный мотив, поскольку речь идет об угрозе жизни. Этот мотив сильнее голода, которым Европа принуждала к повиновению и "производству капитализма" в колонизируемых странах. Т.е. корпорация беззастенчиво манипулирует предельными психическими состояниями. В то же время запрет на любую солидарность приводит к тому, что человек остается наедине со своими фобиями. Он беспомощен. В итоге "бытие" работника в корпорации – постоянное переутомление, стресс и безысходность. И у него нет представления об иных, не корпоративных, целях существования, он не видит никаких альтернатив: так у "новых пролетариев" возникает особая психология "поражения".

"Если мы хотим противостоять “страху” по-американски", то эта борьба должна быть начата и завершена на рабочих местах, так как именно там граждане наиболее регулярно испытывают репрессивный страх и насилие над личностью". И далее: "Страх на работе порождается существованием иерархии в компаниях с целью поддержания этой иерархии. Наниматели используют страх не потому, что являются садистами или жестокими людьми, а потому что убеждены: страх – это топливо, питающее американскую экономику. “Уолл-стрит джорнал” пишет: "Рабочее место не бывает и не должно быть свободно от страха. Напротив, страх может быть эффективным инструментом управления.” — это весьма характерные цитаты из работы К. Робина.

Корпоративный капитализм отнял все завоевания пролетариата почти за 200 лет. Все, что было достигнуто со времени восстания силезских ткачей, которые вдохновили К. Маркса, вплоть до стачечного движения начала ХХ в. и социалистических завоеваний времен холодной войны. А отняв, привлек беспрецедентные ресурсы, финансовые и интеллектуальные, чтобы сделать невозможным всякое повторение подобных побед организованного труда над капиталом. Это всемирное поражение в правах работников, абсолютное классовое поражение бедных и угнетенных, уничтожившее энергию утопических проектов, как верно заметил Ю. Хабермас. Отсутствие утопии — принципиально иной организации общества, иного социального и политического проекта лишает работника ресурсов сопротивления, чему способствует и мощное пропагандистское сопровождение, которое убеждает нас ежедневно, что мы живем в лучшем из миров. И более того, в единственно возможном мире. А все другие варианты – "дорога к рабству" или фашизм.

***

Даже вообразить прекрасную утопию о том, "что из лона будущего для наших потомков возродятся мир и радость жизни" (М. Вебер) – запрещено. Эта модель общественного существования делает несчастным все большее число людей и все более счастливым абсолютное меньшинство. М. Вебер назвал этих счастливчиков "крупные рантье" (акционеры, банкиры, финансисты) — только они вывели себя из поля борьбы за существование: конкуренции, кризисов, тотальной нестабильности и неуверенности в завтрашнем дне. У всех остальных — абсолютного большинства, есть острое ощущение, что у них перманентно сжимается пространство жизни, как шагреневая кожа, замещая утраченное предсказуемым стрессом. Закономерен вопрос: может ли социальная система нормально функционировать и развиваться, когда в ее основе – абсолютная тотальная аномалия?

Инициативы реформ «закачиваются» по разным каналам (пример – улучшение позиций России в рейтинге Doing Business), снимаются табу на реформы по таким направлениям, как таможенное регулирование и государственное управление. В судебной системе вряд ли возможны радикальные реформы, но их публичное обсуждение говорит о возможности пересмотра отношений государства и бизнеса, считает Дмитриев.
В развитии частных длинных денег (еще одно направление институциональных реформ) будет предпринята попытка повторить успех ипотечного кредитования - рынка, созданного с нуля за 10 лет, не исключает он. Переключение внимания политических элит с краткосрочных на долгосрочные перспективы означает, что страна входит в новое состояние, однако запрос элит на реформы – это тоже источник неопределенности, заключил Дмитриев: «Эта ситуация обещает много сюрпризов в российской экономической политике».
Риски смещаются в будущее – долгосрочные темпы роста экономики ниже 2% воспринимаются элитами как угроза, рассказал Дмитриев.

Кризис переложен на население

Переключению внимания с краткосрочных проблем на долгосрочные способствовала реакция на текущий кризис. В кризис-2008 государство поддержало население, доходы людей почти не упали, однако это не предотвратило роста недовольства, протестов, длительного периода политической неустойчивости, сопровождавшегося падением рейтингов. Власти сделали вывод, и сейчас у них другая стратегия – поддержка макроэкономической стабильности, отметил Дмитриев: нести тяжесть нынешнего кризиса выпало прежде всего населению, чьи доходы и потребление резко упали.
Перераспределение происходит в пользу бизнеса: его растущая, несмотря на кризис, прибыль была бы эквивалентна росту инвестиций на 20%, подсчитал эксперт: просто в ситуации неопределенности никто не инвестирует. А население сокращает потребление продовольствия быстрее, чем непродовольственных товаров. Это означает, что люди экономят на самом насущном и бремя кризиса для них серьезно, указывает Дмитриев. Если в 2008 г. власти расходовали резервные фонды, то сейчас тратят резервы доверия – политический капитал, полученный в ходе российско-украинского кризиса.
Рейтинги президента высоки, но эрозия политической поддержки происходит по другим каналам, «снизу вверх», сравнил Дмитриев: уровень неодобрения региональных властей сравнялся с уровнем одобрения, близкого к историческим минимумам, доля не одобряющих правительство впервые за долгое время превысила долю недовольных им. В то же время недовольство не выливается ни в протесты, ни в запрос на социально-экономические изменения: граждане заняты выживанием. Доля тех, для кого приоритетом является текущее выживание, в 2016 г. составила 41% и превысила аналогичный показатель начала 2000-х, постдефолтного времени. Такая тенденция чревата скатыванием в популизм, в зоне риска – бюджетная и денежно-кредитная политики, эффективно помогающие минимизировать последствия внешних шоков. А вот институциональные реформы по улучшению бизнес-климата вряд ли будут подвергнуты такому же давлению со стороны населения, как макроэкономическая политика, и элиты фокусируются на них, считает Дмитриев.

Оптимизм под вопросом

Очень трудно поверить в картину оптимистичного будущего, основанного на реформах по доброй воле властей, сомневается политолог Екатерина Шульман: «Хотелось бы поверить, но непонятно, на чем основана такая уверенность». Источником роста экономики могла бы стать дебюрократизация, но ее предлагается осуществлять руками самой бюрократии, базовая проблема – насколько система способна реформировать сама себя, не верит в реформы Шульман. Центр стратегических разработок, который будет писать программу реформ, – это структура без полномочий, указывает она. Происходит консолидация власти у силовой бюрократии, она - основа режима, говорит Шульман: «Как можно защитить предпринимателя от прокурора, если прокурор – основа режима?» Реформы входят в противоречие с политическими возможностями самой системы, а предвыборный период – дополнительная точка стресса для политического механизма: в такое время система считает себя находящейся под угрозой и склонна защищаться, а не развиваться, говорит Шульман. Такое же состояние и у населения, только защищается оно от бедности, сравнивает она: запрос и власти, и населения на выживание не способствует повестке модернизации.
По итогам 2015 г. ВВП России лишь примерно на 3% превысил уровень 2008 г., посчитал политолог фонда «Либеральная миссия» Кирилл Рогов. Фактически это отсутствие роста: Россия уже семь лет в стагнации, заключает он. В России были периоды роста и спада доходов, чередования ужесточения и смягчения политики, но впервые за 50 лет - период низких доходов сочетается с ужесточением режима, отмечает Рогов: это и есть источник рисков – несовместимость жесткой политической иерархии со снижением доходов.
Успехи России в рейтинге Doing Business и Transparency International впечатляют, согласен с Дмитриевым профессор ВШЭ Мартин Гилман, и их не было, пока не упали цены на нефть: «Моя надежда на то, что цены на нефть никогда не восстановятся, – это будет, наверное, самое лучшее, что может помочь России диверсифицировать экономику и создать благосостояние с лучшим балансом между инвестициями и потреблением».

Очередной оперативный экономический мониторинг ИЭП им. Егора Гайдара, РАНХиГС и ВАВТ исследует компоненты, из которых состоит рост ВВП в прогнозе Минэкономики до 2019 года. Выводы этого исследования стали одним из обоснований позиции главы Центра стратегических разработок Алексея Кудрина, который возглавил группу Экономического совета при президенте, призванную обеспечить долгосрочный устойчивый экономический рост. На основе расчетов ИЭП господин Кудрин заключал: выход на желаемые темпы роста ВВП к 2019 году (более 4%) не могут обеспечить ни внешняя, ни внутренняя конъюнктура — необходимы структурные реформы и привлечение в экономику 4,5 млн работников и 40 трлн руб. дополнительных капвложений, что в ближайшем будущем нереализуемо и превосходит самые смелые оценки Минэкономики.

Метод, которым пользовались в ИЭП в своих расчетах, основан на разложении факторов экономического роста и оценки их вклада в этот рост. Он применяется в странах ОЭСР, но "адаптирован к условиям высокой внешнеторговой зависимости российской экономики". Аналитики выделяют три вида факторов: структурные (фундаментальные — динамика производительности труда, капитала, технологий и человеческого капитала), внешнеторговые и конъюнктурные (деловые циклы и случайные шоки).

Фундаментальный рост ВВП РФ замедляется с 2005 года и обусловлен снижением численности экономически активного населения, инвестиций в основные фонды и снижением общей производительности. Конъюнктурный фактор перестал вносить положительный вклад в ВВП еще в 2010 году, а с 2011 года его вклад в рост экономики стал отрицательным, достигнув минус 4,6% в 2015 году. Последнее объясняется комбинацией негативных последствий санкций и контрсанкций, ростом неопределенности и рисков в экономике из-за волатильности рубля, скачками цен и снижением доступности заемного капитала, поясняют авторы исследования.


Анализ сценарных условий и данных прогнозов Минэкономики на 2016-2019 годы и позволил экспертам предположить, что за достижение 4% роста ВВП отвечает лишь конъюнктура, вклад которой в целевом сценарии роста ВВП на 4,5% в 2019 году составляет 4,8% (см. график). Средние цены на нефть в прогнозном периоде заметно меньше многолетних показателей ($80-85 за баррель), что объясняет отрицательный вклад внешней торговли, а структурный рост продолжает замедляться из-за снижения производительности. "Такой рост конъюнктурной составляющей может быть результатом либо резкого ускорения роста циклического ВВП после "ухода в прошлое" негативного шока, наблюдавшегося в 2015 году, либо, при предположении о сохранении экономики в нижней фазе делового цикла, заметного положительного шока, природа которого неочевидна",— заключают экономисты ИЭП. Иными словами, предпосылок для роста циклической компоненты — резкого улучшения деловой и инвестиционной среды — они не видят. Для обеспечения же искомого структурного роста и необходимы 40 трлн руб. инвестиций и 4,5 млн дополнительных рабочих рук. Обязательным дополнением к таким вложениям и являются структурные реформы, о которых говорил Алексей Кудрин — и окончательную конфигурацию которых обещал представить не раньше чем через два года.

Глобальные цепочки стоимости (global value chains — GVC) — концепция, описывающая передачу стоимости в экспортно-импортных операциях,— и их исследование позволяют в том числе продемонстрировать характер интеграции национальных экономик друг в друга: сама по себе крупная и экспорториентированная экономика может быть менее важной для GVC, чем менее крупная, но поставляющая в цепочки более ценные составляющие (товары или услуги). До начала 2000-х исследования цепочек производились в основном через анализ взаимных торговых балансов. Жоао Амадор и Соня Кабрал, аналитики ЕЦБ, в июньской работе "Сети торговли с добавленной стоимостью" развивают методологию, появившуюся в последние годы. В ней компоненты мировой торговли составляются в сеть взаимных межстрановых зависимостей, после чего изучаются математические свойства этой сети. Работа основывается на данных базы WIOD о мировой торговле за 1995-2011 годы и европейской исследовательской сети CompNet, объединяющей ресурсы центробанков стран Евросоюза. Наиболее длинная цепочка, выявленная в базе WIOD,— 40 стран.

Принципиально новых данных о странах--узлах GVC и изменениях в их положении с 1995 года работа Амадора и Кабрал не дает: аналитики ЕЦБ подтверждают, что РФ остается одним из шести ключевых элементов глобальной сети добавленной стоимости, в которую с середины 2000-х годов включился Китай. В этом смысле роль России в цепочках существенно выше, чем у других стран БРИКС за исключением Китая, и выше (хотя и сравнимо), чем у Великобритании, Франции и Италии: с точки зрения глобальной сети, важнее России — США, Германия и Китай. Семь стран, составляющих ядро конгломерата GVC, стали с 1995 года гораздо более интегрированы в торговле друг с другом. С этой точки зрения ключевая страна по взаимозависимости во внешней торговле для РФ — Германия. Свое место в GVC Россия занимает преимущественно в силу важности сырьевого экспорта, однако интегрированность его в мировую экономику на порядок выше, например, чем сырьевой экспорт из Бразилии, ЮАР и Австралии, сравнение по этому параметру с Канадой и Индонезией даже более показательно. С точки зрения экспорта-импорта услуг РФ несколько более периферийна — на уровне Франции и Швеции. В центре цепочек торговли услугами в мире — США и Германия, чуть менее значимую роль играют КНР и Великобритания, неожиданно значима роль Бельгии, Венгрии, Эстонии, Финляндии и Мальты.

Наиболее важна, по данным исследования ЕЦБ, роль России в экспорте товаров, затем становящихся частью экспорта услуг — она сравнима с Германией. В чисто товарных цепочках стоимости (экспорт товаров, генерирующих экспорт товаров) Россия не менее важна, чем Германия, Китай, США и Италия. С точки зрения экспорта услуг, затем становящихся товарным экспортом, Россия уже ближе к периферии — во всяком случае, с ролью США и Германии ее роль в мировой торговле несравнима. Наконец, как и Китай, Япония и Франция, Россия малоинтересна как поставщик услуг, продолжающий цепочку торговли услугами: здесь центрами сети выступают США, Германия и Великобритания.

Исследователи ЕЦБ отмечают волатильность положения России в GVC, связанную с изменением сырьевых цен. Отметим, что, исходя из данных Амадора и Кабрал, наиболее драматические изменения в ролях стран ядра произошли в 2008-2009 годах: именно тогда стало очевидно некоторое сокращение роли Германии в GVC, восстановление значения США в роли поставщика иностранной добавленной стоимости в мировой торговле, а также сверхбыстрый рост роли Китая: значимость КНР (ранг в сети) в мировой торговле на уровне более российского была достигнута в 2009 году. С 2003 по 2008 год объем экспортированной из РФ стоимости в другие экономики рос темпами, сравнимыми с китайскими, хотя и меньшими.

В любом случае, исследование ЕЦБ дает часть ответа на вопрос о том, почему при снижающейся и относительно невысокой доле в мировом ВВП России удается быть достаточно сильной стороной торговых переговоров.

Столько же, сколько говорят об "игле", рассуждают и о необходимости слезть с нее. К этой актуальной задаче надо подходить с разных сторон. Конечно, главное решение - это диверсификация российской экономики и прежде всего ее экспорта. Сложившиеся сегодня условия облегчают эту задачу. Фактическая девальвация рубля, произошедшая в 2014-2015 годах, резко повысила конкурентоспособность российского экспорта. Но, увы, не за счет продвижения на рынок новых продуктов, а просто за счет цены.

Росстат подтверждает: в кризисном 2015 году чистая прибыль российского корпоративного сектора увеличилась на 50,2 процента. Этот рост обеспечил именно экспорт благодаря новым курсовым соотношениям. Хрестоматийный пример: в том же году "Газпром", несмотря на существенное (до 30 процентов) падение экспортных цен в Европе, сумел в 5 раз (!) увеличить чистую прибыль.

Диверсификация экспорта, конечно, не означает принижение значения традиционного углеводородного экспорта из России. Нефтяные и газовые богатства нашей страны - ее "проклятье" только в том случае, если ограничиваться их добычей и продажей, а дальше почивать на лаврах. Задача - превратить это богатство в средство, повышающее качество развития российской экономики и жизни общества в целом. Как это направление увязать с необходимостью снизить уязвимость российской экономики от внешних факторов и прежде всего нефтяной конъюнктуры?

Одно из решений предлагает Санкт-Петербургская международная товарно-сырьевая биржа (СПбМТСБ). Это российская биржа, на которой продаются и покупаются традиционные для России биржевые товары, расчеты ведутся в рублях.

Предстоит решить весьма сложные задачи. Во-первых, сделать российскую нефтяную марку Urals сначала узнаваемой в мире, а потом и одним из мировых нефтяных брендов. Во-вторых, вести расчеты за российские нефть и газ в рублях. Именно СПбМТСБ должна стать полигоном решения поставленных задач. Об этом не один раз недвусмысленно высказывался президент России Владимир Путин. 27 октября 2015 года он заявил: "Необходимо продолжить работу по совершенствованию биржевых механизмов в торговле нефтью, нефтепродуктами и газом. Год назад... была запущена торговля природным газом на Санкт-Петербургской товарно-сырьевой бирже. За это время объем торгов составил 6,8 миллиарда кубометров. С развитием биржевой торговли необходимо формировать независимые национальные ценовые индикаторы на основные виды топливно-энергетических товаров". Именно так биржа и развивается.

10 мая 2006 года в послании президента РФ Федеральному Собранию есть и такая постановка задачи: "Реальная конвертируемость рубля во многом зависит от его привлекательности как средства, используемого для расчетов и сбережений. И здесь нам еще очень многое предстоит сделать. В частности, рубль должен стать более универсальным средством для международных расчетов и должен постепенно расширять зону своего влияния. В этих же целях необходимо организовать на территории России биржевую торговлю нефтью, газом, другими товарами. Торговлю - с расчетом рублями. Наши товары торгуются на мировых рынках. Почему не у нас?".

Задача перейти в расчетах за российский экспорт важнейших биржевых товаров нефти и газа на рубли ставится не в первый раз. Но в начале июня 2016 года правительство наконец-то утвердило план мероприятий, необходимых для запуска на российской бирже торгов поставочными биржевыми экспортными контрактами. В числе приоритетных направлений - изменение законодательства в части допуска на биржу нерезидентов, порядка формирования экспортных и позиционных графиков "Транснефти", а также проведение road show фьючерса в Лондоне, Женеве и Сингапуре.

Другими словами, произошел решительный поворот от обсуждений к действиям. Казалось бы, время для этого не слишком благоприятное: война санкций продолжается, как и попытки изолировать Россию. Но, с другой стороны, именно сейчас наметились, как говорят дипломаты, "подвижки", которые следует развить.

Во-первых, во многих европейских странах все громче звучат призывы отказаться от антироссийских санкций. Во-вторых, России уже удалось пробить небольшую, но брешь в финансовой блокаде со стороны Запада. Минфин сумел разместить организованный ВТБ выпуск еврооблигаций. Пусть небольшой - всего 1,75 млрд долл., но его основные покупатели - иностранные резиденты, по признанию самого минфина, прежде всего из Великобритании. В-третьих, юбилейный, двадцатый Петербургский международный экономический форум возвращает себе статус русского Давоса. В его работе участвуют генеральный секретарь ООН Пан Ги Мун, председатель Еврокомиссии Жан-Клод Юнкер, премьер-министр Италии Маттео Ренци, ряд руководителей крупнейших европейских компаний. Маятник качнулся от санкций. Почему бы его не подтолкнуть?

Но вернемся к зависимости России от нефтяной конъюнктуры. Расчеты за нефтяной экспорт в рублях - лишь первый трудный шаг, параллельно должно происходить укрепление экономической мощи России. Без этого переход на расчеты в рублях останется только заявкой на независимость от внешней конъюнктуры. Есть риск формального перехода к рублевым расчетам, на самом деле цена будет по-прежнему определяться в долларах, рубли появятся лишь при пересчете курса. Если все останется так, то возникает опасность фактического занижения экспортной цены. Покупатель будет страховаться от рисков колебаний рубля, перекладывая эти риски на продавца. В выигрыше окажутся лишь банки, ведущие курсовые пересчеты; неслучайно именно банкиры активнее самих нефтяников поддерживали идею перехода в расчете за экспорт российских нефти и газа на рубли.

Риски есть всегда. На них нельзя закрывать глаза, им нужно противостоять. Первые реальные успехи возможны при расчетах с Китаем и Индией, соответствующие уроки могут потребовать совершенствования механизма расчетов. Но, еще раз, очень многое зависит от того, как будет развиваться вся российская экономика.

Дорогу осилит идущий. В конце концов, когда-то именно рубль был мировой валютой при расчетах за пушнину.

Пожилые и молодые работники на российском рынке труда не конкурируют между собой, хотя в течение последних 15 лет в РФ занятость среди первых росла, а среди вторых — падала. Такие данные в исследовании "Молодые и пожилые работники на российском рынке труда: субституты или нет?" представила Высшая школа экономики.

По данным исследования, в период 2000-2014 годов уровень занятости среди молодежи (20-24 года) снизился с 57,5% до 51,6% — основной причиной этому авторы доклада называют рост популярности высшего образования. Уровень безработицы в этой возрастной группе также падал — с 17,6% до 12,4%. Уровень занятости среди пожилых (60-64 года) вырос с 25,3% до 30,2% — максимального значения этот показатель достиг в 2007 году (32,8%). После этого, отмечают авторы доклада, в РФ начался существенный прирост уровня пенсий, что могло демотивировать старшее поколение, еще одной причиной некоторого сокращения уровня занятости у пожилых могло быть параллельное снижение их зарплаты (на 7 процентных пунктов в сравнении со средней по стране). В то же время у молодежи этот показатель остается практически неизменным, и в результате заработки этих двух групп с 2011 года оказались одинаковыми с точностью до 1-2%. Соответственно если в 2005-2009 годах средний работник старшего возраста оценивался работодателем выше, чем работник, только вышедший на рынок труда, то к 2011-2013 годам эти оценки сравнялись. Схожие позиции у этих двух групп работников оказались и в сфере образования. Если в 2006 году доля имеющих законченное высшее образование среди занятых 20-24-летних была там на 10 п. п. ниже, чем у 60-64-летних, то к 2015 году разница составила уже 5 п. п.— при почти равных долях имеющих среднее профессиональное образование в двух группах на протяжении последних десяти лет.

Однако при достаточно однородной образовательной структуре молодых и пожилых работников между ними есть существенные профессиональные различия. Специальности, которые выбирали молодые работники, кардинально отличаются от специальностей пожилых. Среди молодежи почти вдвое выше доля экономистов, еще больше разрыв в областях гуманитарных наук, информационных технологий и сферы обслуживания. Ниже разрыв — в технических специальностях, образовании, здравоохранении, сельском хозяйстве. К тому же у работников разного возраста есть существенная отраслевая сегрегация: более трети пожилых работников (38%) заняты в промышленности и сельском хозяйстве, притом что молодых там в 1,5 раза меньше — только 22%. Выше доля пожилых и в отраслях социальной сферы: в образовании (12,9% против 9,7%) и здравоохранении (14% против 7,7%). Молодежь больше занята в секторе услуг, в первую очередь в оптовой и розничной торговле. Также существенно выше ее доля в финансовой деятельности и гостиничном и ресторанном бизнесе, хотя в целом вклад этих отраслей в общую структуру занятости незначителен. В целом, как утверждается в докладе, молодые стремятся в быстроразвивающиеся отрасли, тогда как пожилые тяготеют к традиционным отраслям, в том числе бюджетному сектору.

Исследование ВШЭ призвано опровергнуть аргумент противников против повышения пенсионного возраста: молодые и пожилые работники де-факто не являются конкурентами, а стремятся занять разные части рынка труда. "Можно ожидать, что и повышение пенсионного возраста не окажет влияния на занятость молодежи",— отмечается в докладе.

17.10.16. Стремительный рост экономики развивающихся стран в 2000-е гг. был аномалией и никогда не повторится, а ее замедление будет препятствовать глобальному экономическому росту, говорится в отчете Capital Economics. Буму в прошлом десятилетии способствовали результаты перехода многих стран к рыночной экономике, предпринятого в 1990-е гг., синхронный рост во всех регионах мира и беспрецедентный подъем в международной торговле. Последний объяснялся, в частности, высоким спросом в развитых странах, который в значительной степени был обусловлен наращиванием кредитования и невысокой стоимостью производства в открывшихся миру развивающихся. Эти факторы помогли развивающимся странам с экспортоориентированной моделью экономики показать быстрые темпы роста и значительно повысить благосостояние.
Теперь темп экономического роста развивающихся стран вернулся к долгосрочному значению – 3,5-4% в год, отмечают аналитики Capital Economics. Для сравнения: на пике в 2007 г. он был равен 8,6%. Нынешний (и долгосрочный) показатель хуже прогнозов МВФ, который ожидает, что рост их экономики ускорится и к 2020 г. превысит 5%.

С 2000 г. вклад развивающихся стран в мировой экономический рост значительно вырос и стал превосходить вклад развитых, что сильно отличается от ситуации в 1950-1999 гг., указывает Capital Economics. Среди причин – вступление Китая в ВТО в 2001 г. и то, что экономика стран Латинской Америки и бывших республик СССР стала более открытой, считают ее специалисты. Такое может случиться только однажды, приводит Financial Times мнение Марка Уильмса, главного экономиста по азиатскому региону Capital Economics: "Больше не осталось крупных развивающихся рынков, которые еще не интегрировались в мировую экономику".

Замедление экономики развивающихся стран Capital Economics объясняет ухудшением кредитования во многих странах с крупной экономикой, слабым спросом в развитых странах и падением цен на сырье. Но больше всего экспертов аналитической компании беспокоит относительно быстрое старение населения и замедление роста производительности труда в самих развивающихся странах. "Где-то можно указывать на неудачную политику, но рост производительности все равно бы замедлился, так как быстрый рост 2000-х гг. неповторим", – утверждает Нил Ширинг, главный экономист по развивающимся странам Capital Economics.

Один из важнейших факторов замедления – исчерпание возможностей по наращиванию экспорта крупнейшей развивающейся экономикой, Китаем. Избыток мощностей, низкий спрос за рубежом, идущий процесс смены экономической модели с экспортооринетированной на ту, где рост обеспечивает прежде всего внутренний рынок, а на нем – не столько производство, сколько сектор услуг, – все эти факторы привели к падению темпов роста ВВП до самых низких за последние четверть века. В сентябре китайский экспорт сократился шестой месяц подряд, а именно на 10% в годовом выражении. Это снижение почти втрое превосходит прогнозы экономистов, опрошенных The Wall Street Journal и Bloomberg. Импорт тоже оказался хуже ожидаемого, сократившись на 1,9% в годовом выражении. Основной причиной таких показателей аналитик Nordea Bank Эми Юань Чжуан считает слабый спрос в мире. По прогнозам Всемирной торговой организации, мировая торговля в этом году вырастет на 1,7%. В этом случае ее рост уже пятый год подряд будет ниже 3%.

Наблюдавшийся в прошлом десятилетии быстрый рост экономики США после кризиса существенно замедлился, и от падения спроса там страдают развивающиеся страны. По данным МВФ, их экспорт в США снижается в стоимостном выражении с января 2013 г. Во многом это связано с укреплением доллара и падением цен на сырье, но руководитель Global Trade Alert Саймон Эверетт считает такую ситуацию "серьезным поводом для беспокойства". Экспорт из Китая в США в сентябре снизился на 8,1%.

Также в 2000-х гг. мировая торговля росла намного быстрее экономики в связи с глобализацией, отмечает Уильямс. По его мнению, такое уже не повторится. Похожие предупреждения делают и другие экономисты. Как отмечают в отчете специалисты Citigroup, в первой половине 2016 г. рост мировой торговли в объемном выражении фактически был нулевым, а за последние 20 лет он был таким же слабым, как сейчас, только во время глобальных рецессий в 2001 г. и 2009 г. При этом ведущих экономистов, в том числе ВТО и МВФ, беспокоит рост протекционизма во многих странах.

Но несмотря на замедление экономического роста в развивающихся странах, он все равно быстрее, чем в развитых, указывает Марк Мобиус, исполнительный председатель совета директоров Templeton Emerging Markets Group, – 4% против 2,1% в 2015 г., по данным МВФ. По прогнозам фонда, рост первых составит 4,2% в 2016 г. и 4,6% в 2017 г., а вторых – 1,6% и 1,8% соответственно. Многие развивающиеся страны снизили зависимость от цен на сырье, диверсифицировали экономики, развивая такие сектора, как информационные технологии и сфера услуг, продолжает Мобиус. Другие показывают значительный прогресс в структурных реформах, добавляет он: и если в Бразилии политические перемены только закладывают основы для улучшения инвестиционного климата и оживления экономики, то Индия уже многого добилась и продолжает реформы. Недавно там был принят закон о банкротстве и смягчены правила для прямых иностранных инвестиций с целью стимулировать экономический рост. Наконец, указывает Мобиус, Китай смог стабилизировать ситуацию после обострения проблем в 2015 и начале 2016 гг., что несколько раз провоцировало панику среди инвесторов и прогнозы о неминуемой "жесткой посадке" китайской экономики.

Для этого страна должна войти в группу развитых. Чтобы это случилось, ВВП на душу населения должен быть не ниже 15-20 тысяч долларов. До кризиса мы подходили к этому рубежу (15,6 тысячи долларов в 2013, МВФ), сегодня у нас - 8,9 тысячи (2016 год). И ни в коем случае не снижаться до 2-3 раз к 2013 году. Как показывает история кризисов (Индонезия, Аргентина) - это граница, за которой очень высокие социальные риски.

Китай в 2016 году почти догнал нас по ВВП на душу населения. При 1,4 миллиарда человек населения они производят ВВП в 8,1 тысячи долларов на душу. И очень скоро этот разрыв исчезнет. За этим реальное ослабление конкурентоспособности России на глобальных рынках.

Что еще? Для экономической безопасности мы должны стабильно расти, лучше всего с темпами, выше средних по миру. Не сжимаясь, никому не уступая. А сколько это? Мир растет со скоростью в 3,5-3,6 процента в год, азиатские экономики увеличивают свой ВВП на 6-6,5 процента, наш сосед Китай - на 5,7-6, Индия - на 6,8-7,9. Наша скорость гораздо ниже, в районе нуля. А пророчат нам до 2022 года не выше 1,5 процента (МВФ). Но что это значит? Еще и уменьшение значения России. В 2013 году мы создавали 2,8 процента глобального ВВП, а в 2016 году - 1,9 процента. Если этот кусок и дальше будет сокращаться, как шагреневая кожа, трудно будет удерживать роль великой державы.

Чтобы этого не случилось и чтобы расти с опережением, нам нужна норма инвестиций хотя бы в 29-30 процентов ВВП. У Китая - 44, у Индии - 33, у Индонезии - 34. У нас обычно в районе 20-22, в 2016 году - 25 процентов.

Экономическая безопасность России - это увеличение ее населения, рост его имущества, качества жизни. Мы находимся на 225-м месте в мире по плотности населения, 8 человек на кв. км. Если брать в расчет только пригодную для проживания землю - 50-60 человек. В Китае - больше 140 человек на кв. км на всю площадь. Демографический прогноз на 2030 год (Росстат) - 148 миллионов человек, сегодня в наличии - 146,5 миллиона.

Это катастрофически мало для экономической безопасности, если мы не сделаем всё, чтобы Россия - своей динамикой и легкостью - стала прибежищем для самых талантливых и квалифицированных людей из любой страны мира. И если не создадим все условия, чтобы в любой момент по самой облегченной процедуре в Россию мог вернуться любой, чьи семьи когда-либо жили в периметре ее современных границ. И, конечно, плодитесь и размножайтесь - все для этого! Пусть каждый человек с российским паспортом будет драгоценен!

Мы долгое время существовали по принципу, что мы должны делать то, что "умеем лучше всего", что наше место в международном разделении труда - быть великой сырьевой державой. А остальное все купим. Что в итоге? Огромный ущерб для экономической безопасности. Мы потеряли "экономику сложных вещей". Критически зависим от импорта технологий, оборудования, инструмента и электроники, хотя и пытаемся стряхнуть его. В начале 2015 года эта зависимость была 80-100 процентов (минпромторг), сейчас, по оценке, - 70-90. В марте 2017 года произвели - на всю страну - 341 металлорежущий станок. В годовом исчислении это несколько процентов от их выбытия. Вычислительная техника? В 2016 году ее изготовили ничтожно мало - в расчете на душу населения получается 4,2 доллара (Росстат).

А экономика "простых вещей"? По Росстату, один пиджак на 70 мужчин и одно пальто на 65 женщин в год, одну пару кожаной обуви на 7 человек. Линзы для очков контактные - по штуке на 1000 человек. Одна кофемолка на 1500 семей в год. Доля импорта в товарных ресурсах розничной торговли в 2013 году - 44 процента, в 2016 году - 38 процентов.

Новая экономика? Число научных сотрудников с 2013 года сократилось на 25 процентов, до 80,2 тысячи человек, преподавателей в вузах - на 16,8 процента, до 222,9 тысячи человек (Росстат). Число ученых / исследователей на 1000 работающих в 2013 году во Франции - 9,8, в США - 8,7, Германии - 8,5 (ОЭСР), у нас - 6,2, а сейчас, видимо, меньше. Четыре человека? Пять? И как с этим сделать марш в постиндустриальное общество?

Экономическая безопасность - это быстрый уход от модели экономики "обмен сырья на бусы", когда в структуре экспорта доля машин, оборудования и транспортных средств - 5-8,5 процента, а в импорте - 45-50. И, самое главное, 146 миллионов человек заслуживают большой универсальной экономики, в которой каждому найдется дело по способностям и талантам. В сырьевом секторе (с охраной, регулированием, инфраструктурой) - работают всего 10-15 миллионов. А что делать остальным? Торговаться с государством и бизнесом за ренту? Нет, конечно. Производить, создавать новое качество жизни - в этом и есть экономическая безопасность.

Сильная экономика семей, растущий средний класс, свобода мышления и предпринимательства, государство, подчиненное росту и помощи всему, что двигается и думает, - это и есть экономическая безопасность, залог сильной армии и основа того, чтобы в России вместо унизительного 1,8 процента делать 6-8 процентов глобального ВВП (США - 24-25).

Сейчас мы вступили в новую эру мобильности - через приложения просто выбираем то, на чем нам проще уехать: автобус, метро, каршеринг, такси или вообще велопрокат. По мнению Михаила Блинкина, директора Института экономики транспорта и транспортной политики НИУ ВШЭ, скорее всего, в уже недалеком будущем мир придет к тому, что машины останутся только в замкнутых резервациях, как средство развлечения или отдыха и в люксовом сегменте. Все остальные перейдут на то, что быстрее и на чем проще ехать в данный конкретный момент.

Иностранные спикеры - представители Дубая, Сингапура, Соединенных Штатов - в своих презентациях отметили, что сегодня есть тенденция на демонополизацию перевозчиков и различных транспортных бизнесов, их должно быть много в городе, в то же время власти должны оставлять за собой общее руководство транспортной политикой.

Максим Ликсутов, заммэра по транспорту, напомнил, что в 2010 году москвичи ставили проблему транспорта на первое место. В то же время в приоритетах у столичных властей было развитие автомобильного движения. Шесть последних лет на первом месте у города стоят интересы пешеходов и велосипедистов и общественный транспорт - и транспортная проблема ушла из топа, а в главном мировом пробочном рейтинге TomTom мы уже даже не в десяти самых загруженных городах, хотя раньше исправно занимали первые места. Заммэра в своей презентации несколько оправдался за достаточно жесткие меры, к которому городу пришлось прибегнуть в последние годы, отметив, что если бы в Москве сделали такую же плотность улиц, как, например, в Сингапуре, то столице России пришлось бы многим пожертвовать. "Чтобы нам обеспечить такую же плотность дорог, надо заасфальтировать площадь, равную Парку Горького, ВДНХ, Сокольников и Лосиного острова. Вряд ли москвичам это понравится, - сказал заммэра. - Многие вещи, которые мы делаем, сделаны от безысходности".

В то же время от этой безысходности столица вполне вписывается в мировой тренд. В Москве активно развивается каршеринг, велопрокат, такси-агрегаторы, самые разные мобильные приложения, причем не только городские, но и международные. Например, такие как Moovit, которое сразу показывает все возможности уехать из точки, где ты находишься. Или Citymapper, оно знает и велопрокат, и учитывает его при прокладке маршрута.

В Москве много и своих приложений, но они несколько узконаправленны - например, маршрут с использованием велосипеда строит только приложение про прокату велосипедов. "Будильник", предупреждающий , что скоро придет автобус, есть у "Мосгортранса", нет пока единого приложения по пяти операторам каршеринга, и с каждым надо заключать отдельный договор.

Пока не до конца решена проблема пополнения счета "Тройки", многим надо еще бегать для активации к желтым терминалам в метро. Невозможно купить билет на электричку, кроме Ленинградского направления. Так что есть куда стремиться - в мире стараются уже все переводить на единые платформы.

Доступ, а не владение

Совместное использование придумали не вчера. Оно существовало в эпоху натурального обмена, успешно процветало, например, в советские времена, когда люди охотно подвозили друг друга и делились вещами. А в сельской местности, где ни о каком шеринге и не слышали, эта модель тем не менее успешно существует по сей день.

В экономике совместного потребления вместо того чтобы владеть всем, вы предоставляете то, что у вас есть, и берете в аренду то, что вам нужно. Владение означает, что нужно тратить деньги сначала на покупку, а затем на содержание и обслуживание некоего товара. Шеринг позволяет избавиться от ненужных трат.

Еще один аргумент — мобильность: в городах, квартирах и домах становится все меньше места, поэтому все более актуально иметь доступ к благам только когда вам это нужно, а не загромождать ценное пространство вещью, которой вы пользуетесь раз в год.

Например, согласно исследованиям, купленной дрелью пользуются в среднем не более получаса за все время владения, спортивным снаряжением — не более 10-20% времени. А покупать автомобиль, если его пробег в год менее 15-20 тысяч километров, а используется он лишь для поездок по городу, вообще экономически нецелесообразно.

Пионеры шеринга

Пионерами, успешно применившими бизнес-модель совместного использования в эпоху цифровых технологий, считают такси-сервис Uber и сервис аренды жилья Airbnb. Именно Uber первым предложил людям самим искать частных водителей с помощью мобильного приложения, подорвав тем самым традиционный рынок такси и спровоцировав забастовки теряющих деньги таксистов по всему миру. Сервис краткосрочной аренды жилья в поездках Airbnb сделал то же самое с гостиничным бизнесом, превратившись в полноценного конкурента сначала недорогих, а затем и фешенебельных отелей.

Логическим продолжением совместного использования автомобилей стали каршеринги — сервисы поминутной аренды автомобилей. В Москве, например, работает несколько каршеринговых сервисов: "Делимобиль", "Белка", Anytime, YouDrive и Сar5. В стоимость аренды машин включены бензин, парковка и страховка.

Во всем мире каршеринг отнимает хлеб не только у таксистов, но и у автопроизводителей — их выручка неуклонно падает.

Подсчитано, до 2020 года каршеринг будет сокращать продажи новых машин на 1,2 миллиона единиц в год. В итоге автопроизводители потеряют порядка 8,2 миллиарда долларов.

Впрочем, автоконцерны поняли, что в долгосрочной перспективе на каршеринге они могут и заработать. По подсчетам HIS, если срок владения новым автомобилем составляет в среднем около 6,5 года, то новый автомобиль, бывший в совместном пользовании, нуждается в замене уже через три года.

Осознав грядущую реальность, Volkswagen, General Motors и Toyota начали активно инвестировать и в "мобильные" такси, и в каршеринг. А GM даже создала собственную каршеринговую компанию Maven.

Популярность обрели и сервисы поиска попутчиков, такие как французский BlaBlaCar и его российский аналог "Довезу!". Идея проста: водитель находит людей, которым по пути с ним, и компенсирует расходы на бензин в долгой поездке. Пассажиры же экономят деньги и время, по сравнению с такси или общественным транспортом. Французские основатели BlaBlaCar констатируют: если в США и Европе сервис не особенно прижился, то российский рынок оказался для него как нельзя более подходящим — помогли советские привычки.

"В России помнят, как стояли на дороге и махали руками, поэтому посадить в машину незнакомца не стало чем-то экстраординарным, как, например, в Германии или Испании", — отмечает гендиректор BlaBlaCar Николас Брюссон.

Шеринг всего на свете

Перевозки — не единственная сфера, в которую вторглось совместное потребление. В пользование можно взять все что угодно. В России есть многочисленные проекты и сервисы, позволяющие избежать соблазна избыточного потребления и эффективно использовать имеющуюся собственность.

Например, на Rentmania можно арендовать практически любую вещь у ее владельцев всего за 10% от ее стоимости, будь то фототехника, одежда, строительные инструменты, тренажер или игровая приставка. Сервис работает в Москве, Московской области, а также в Санкт-Петербурге и области.

Другой подобный сервис — "Арендориум". Например, двухместную палатку на нем можно арендовать всего за четыре рубля в час. А надувную лодку — за 300 рублей в день.

"Стройшеринг. Отдам даром стройматериалы" — там соединяют людей и организации, имеющие лишние строительные материалы, с теми, кому они нужны.

Проект "Свалка", действующий во многих городах России, предлагает не только избавиться от ненужных вещей вроде мебели и бытовой техники, но и заработать на этом.

Вещи вывозят бесплатно и дают их владельцам небольшую премию. Потом приводят в порядок и находят им новых хозяев. Как утверждают основатели, до 70% прибыли от продажи ненужных вещей они отдают благотворительным фондам.

Впрочем, зарабатывают владельцы "Свалки" и на том, что отдают часть вещей на погром: придуманный ими же сервис "Дебошь" предлагает людям разгромить обставленную комнату. Туда свозят телевизоры, устаревшие компьютеры, бабушкины серванты и прочую рухлядь, которую не удалось реализовать на "Свалке". Ценник одного погрома составляет от 2500 до 25 000 рублей.

Экономика доверия

Запустить шеринговый сервис достаточно просто, это не требует особых вложений. Но доступность и простота таят в себе и определенные опасности. Здесь важно тщательно продумать детали. Например, китайская газета South China Morning Post недавно написала о провале шеринг-стартапа E Umbrella, который предложил на ходу брать в аренду зонтики. C желающих брали депозит — чуть более 150 рублей, а затем взимали по пять рублей за каждые полчаса использования.

В итоге спустя месяц после запуска оказалось, что 300 тысяч зонтиков "пропали без вести".

По иронии, проблема оказалась в мобильности объекта, на которой и строилась вся схема. Люди обрадовались тому, что не нужно таскать с собой этот громоздкий предмет, но потом оказалось, что возвращать зонтики они просто забывали и уходили с ними домой.