Экономическая наука

Во-первых, надо актуализировать минимальный размер оплаты труда. Сегодня его размер составляет всего лишь 6 204 рубля. По моему мнению, с 1 июля 2016 года он может быть установлен на уровне 90% от величины прожиточного минимума трудоспособного человека в субъекте Федерации по состоянию на IV квартал 2015 года. Понятно, что установление МРОТ на более высоком уровне будет способствовать не только социальной поддержке людей, но и легализации трудовых отношений, выводу заработной платы из тени, что благоприятно отразится на собираемости налогов на доходы физических лиц и взносов во внебюджетные социальные фонды.

Во-вторых, необходимо обеспечить полноценную индексацию пенсий по инфляции 2015 года. Кроме того, должна быть скорректирована принятая нами мера о неиндексации пенсий работающим пенсионерам. Нам нужно ввести дифференцированный подход для таких граждан с учетом их реальных пенсий, зарплат и нуждаемости. Например, очевидно, что пенсии низкооплачиваемых работников в бюджетной сфере должны индексироваться так, чтобы не вызвать отток людей и не создать там искусственный дефицит кадров.

В-третьих, надо предоставить субъектам Федерации право вводить предельную норму прибыли на социально значимые товары и услуги, определяемые перечнем правительства России, по аналогии с предельной нормой прибыли на жизненно необходимые и важнейшие лекарственные препараты, перечень которых уже утверждается на федеральном уровне.

В-четвертых, необходимо создать систему аффилированных банков, которые под государственные гарантии или под государственные средства выделяли бы льготные кредиты на приобретение отечественных товаров длительного пользования: автомобилей, жилья, строительных материалов и так далее. Данная мера особенно актуальна сегодня, потому что кредиты стали менее доступными для населения, в том числе из-за роста процентных ставок, возрастает доля просроченной задолженности.

В-пятых, надо запустить разработанную министерством промышленности и торговли программу помощи беднейшим людям через платежные продовольственные карты, о чем я уже писал на страницах "Российской газеты". Напомню, что по этой программе люди, нуждающиеся в поддержке, будут получать денежные средства для приобретения овощей, фруктов, ягод, зелени, мясной, молочной, рыбной продукции, птицы, яиц. Опосредованно получателями субсидий станут российские сельхозпроизводители.

Комплекс вышеперечисленных мер должен быть принят вместе с мерами антиинфляционного характера, ограничивающими спекулятивную составляющую финансового капитала, и мерами, направленными на поддержку занятости. Это будет способствовать скорейшему выходу России из экономического кризиса.

19.01.2016

Присоединяюсь к мысли Павла Родькина, что спустя век названный труд не только не потерял своей актуальности, но продолжает привлекать внимание исследователей своей методологической ясностью. И происходит это, как я полагаю, не только потому, что единственная реализованная на практике альтернатива капитализму — так называемый "административный социализм" — по факту оказалась несостоятельной, но и по той причине, что новой, посткапиталистической экономической модели до сих пор не представлено.

Между тем необходимость действенной альтернативы капитализму (общественному строю, в котором на первом месте находится приумножение денег, а не развитие человека) становится год от года насущнее.

Главная тайна домонополистического капитала

Альтернатива капитализму имеется, вот только современные экономисты и политики в массе своей её не видят. Почему? Да хотя бы потому, что и в обществе, и в современной экономической науке до сих пор нет четкого понимания того, что же такое капитализм.

Марксизм, претендующий на то, что он раскрыл тайну капитализма, суть которой состоит в понимании механизма образования прибавочной стоимости как основы такого феномена как КАПИТАЛ (отсюда и "капитализм"), так въелся — в виде упрощенных схем и начетничества — в головы нескольких поколений российских и зарубежных экономистов, что и по сию пору является ведущим способом вольного или невольного манипулирования общественным сознанием и самообмана.

Между тем все очевиднее, что Карл Маркс в своих знаменитых трудах описал механизм образования прибыли в производственно-торговом процессе, но не механизм образования капитала как такового.

Честь и хвала Марксу за раскрытие механизма эксплуатации человека человеком в процессе промышленного и иного производства, а также за развитие материалистической парадигмы в исследовании чего бы то ни было. Вместе с тем давно известно, что фундаментальное погружение в механизм образования прибавочной стоимости одновременно позволило Марксу и его последователям отвлечь внимание массового социального активиста от вопросов, связанных с тайной образования и приумножения капитала в процессе его финансового обращения. (Что соответствовало, как полагают многие эксперты, интересам спонсоров автора "Капитала").

Собственно говоря, процесс трансформации прибыли, получаемой в процессе продажи произведенного товара, в самодостаточный феномен, способный, в свою очередь, воспроизводить прибыль в сферах, не связанных с промышленным или аграрным производством, суть процесс образования и приумножения капитала.
CODE Иными словами, капитал образуется на стадии превращения прибыли (как части получаемого производителем дохода) в самодостаточную сущность, порождающую новые стоимости и новые прибыли уже в процессе оборота собственно денежных средств. Это и есть главная тайна домонополистического капитала.
К сожалению, и сегодня, уже в XXI веке, попытки выносить эту тайну на широкое публичное обсуждение считаются моветоном. При том, что на фоне формирования самодостаточной финансовой власти наднационального уровня происходит, как минимум, два фундаментальных процесса, нивелирующих и открытие Марксом механизма получения прибавочной стоимости, и его формулу превращения прибыли в капитал, и его модель эксплуатации рядового работника.

Во-первых, основные сверхприбыли достигаются сегодня не в производственной или даже в торговой сферах (эти сферы пока что дифференцированы, а значит, конкурентны, что приводит к снижению уровня цен — например, на нефтяном рынке). Они образуются в сфере управления собственностью и финансами, где конкуренции — в силу высочайшей степени монополизации системы финансового управления — почти нет. Ну нельзя же назвать всерьез конкурирующими, например, доллар и евро, если обе эти валюты контролируются одной и той же группой банков.

Отсюда, собственно, и управляемый монополистами нерыночный (произвольный) маржинг в любой сфере — от торговли алмазами до производства некоторых видов вооружений.

Во-вторых, процесс "эксплуатации человека человеком" (или же — эксплуатации конкретными работодателями конкретных работников наемного труда) давно эволюционировал в процесс эксплуатации анонимными владельцами ведущих ТНК всего остального человечества.

К примеру, если на каком-то предприятии работают сегодня только роботы и автоматы, при том, что всякий менеджер есть одновременно совладелец (акционер) данного предприятия, то где здесь эксплуатируемый и где здесь собственно эксплуататор? Ну, если не вникать в суть глобальной экономики.

Международное разделение труда сегодня таково, что эксплуатация уже не имеет территориальных, отраслевых и каких-то иных границ и привязок: эксплуатируемыми становятся все больше не отдельные социальные группы, а конкретные страны, целые народы и даже цивилизации. Например, Украина, где разгневанный плебс крушит памятники Ленину вместо того, чтобы прочитать его работы, в которых вождь мирового пролетариата предвидел, как, к примеру, МВФ будет раздевать до нитки предварительно низведенные до уровня массового идиотизма нации новых рабов, вроде украинской, погоняя эти нации наемными менеджерами вроде Порошенко и Яценюка.

В-третьих, в условиях товарного перепроизводства капитал как самостоятельная сущность создает и укрупняет сферу услуг, возникающих часто лишь для того, чтобы создавать новые среды для ускорения денежного обращения (например, по переводу его в режим он-лайн) и получения таким образом сверхприбыли на все новых и новых — прежде всего, финансовых и информационных — услугах.

Современная структура мировой экономики предопределяет все большую зависимость производственного сектора от секторов управления и обслуживания. Соответственно, управляющие государства и общности (Запад) получают колоссальные преимущества над государствами производящими.

Главная тайна капитализма XXI века

В числе эксплуатируемых субъектов оказалась и современная Россия.

Полагаю, что именно в контексте осознания правящими элитами новой реальности и следует рассматривать, в частности, выступление главы Сбербанка России Германа Грефа на недавнем Гайдаровском Форуме в РАНХиГС. Его речь про Россию как государство-дауншифтер — это не бунт топ-менеджера российской экономики против власти в России. Это бунт регионального менеджера мировой экономики против транснациональных хозяев в духе "нас обманули".
России как бы обещали, что она войдет в число если не эксплуататоров мирового большинства, то эксплуатантов и бенефициаров мировой экономики, а затем её как бы "кинули". Экономические санкции по отношению к России показали, где её реальное место.
CODE Заинтересована ли теперь Россия в том, чтобы укреплять мировую систему капитализма? Разумеется, нет. Может ли она позволить себе стать периферийной, а значит эксплуатируемой частью Запада? Тоже нет. Может быть, в России возможен "суверенный капитализм"? В силу процессов нарастающей глобализации капитализма — тоже нет и еще раз нет. Так что же тогда из года в год обсуждают участники Гайдаровского форума?
Еще один мой коллега автора этих строк по Зиновьевскому клубу — Тимофей Сергейцев в статье на Ria.ru "Сможем ли мы восстановить промышленный капитал" утверждает, что "ресурсы выкачиваются благодаря современным неоколониальным технологиям, в том числе — и из нас. Поэтому так важен в неолиберальной идеологии блок доказательств того, что нам надо быть с Западом. Собственно говоря, вот этот блок доказательств и обсуждается уже который год на Гайдаровских форумах.

К счастью, на некоторых других российских экономических сходках обсуждается принципиально иные вещи.

Во-первых, как сохранить, а затем и нарастить российские промышленные активы, пока они целиком не приватизированы ТНК или не декапитализированы. Во-вторых, как обеспечить конкурентоспособность российской экономики, не ломая её традиционных национальных (например, социальных) приоритетов? В-третьих, возможно ли утверждение в России "суверенного не-капитализма"?

И вот последнее действительно (хотя на сегодня — чисто теоретически) вполне возможно. Причем, речь не идет о восстановлении "административного социализма" как строя, при котором национализируется система распределения труда, ресурсов и производимого продукта. Речь, скорее, должна идти о таком строе, для которого характерны иные, чем у современного капитализма, приоритеты.

Не глобализм и монополизм, а конкуренция суверенных (государственных и цивилизационных) субъектов мировой экономики.

Приоритет не финансового капитала, но производственных активов.

Не распределение производимого продукта с участием государства-бюрократии, а эффективное распределение производственных активов с участием общенациональных органов управления.

Прямое владение гражданами (через различные негосударственные формы собственности) стратегическими активами страны или группы стран, etc.

Еще один член Зиновьевского клуба, Искандер Валитов, в статье "Российская экономика и нефть: пора выйти за флажки" пишет, что "России надо набраться смелости и решиться иметь свою экономику".

"Той экономики, которую описал Маркс и которую много раз в различных версиях переписали другие известные экономисты, давно не существует", — считает Валитов. Действительно (здесь я повторюсь), XXI век подразумевает принципиально иную природу капитала в сравнении с той, о которой писал Маркс.

И главное в этой новой природе — то обстоятельство, что потребительская и прибавочная стоимости любого значимого продукта устанавливаются уже не свободным рынком, а владельцами глобального квазирынка. Монополизированного, политически "обоснованного" и информационно обеспеченного.
CODE Вот главная тайна капитализма XXI века, давно ставшая секретом Полишинеля.
Из этого и следует исходить, обсуждая капиталистическое настоящее России и её возможное пост-капиталистическое будущее.

Внешний долг - это займы, которые государство, включая банки, компании и другие организации, берет у кредиторов за пределами страны. Жить взаймы в современном мире - нормальная практика, которую использует большинство стран. Поэтому важен не сам факт существования долга, а его параметры. К примеру, структура или величина по отношению к экономике.

Российский внешний долг на протяжении почти 12 лет стабильно рос и за это время увеличился почти на 600 миллиардов долларов. Пик пришелся на июль 2014 года, когда цифра достигла 732,7 миллиарда долларов.

Потом началась обратная тенденция. В результате, за последние два года внешний долг сократился на 30 процентов - до 522 миллиардов на 1 ноября 2015 года. И это несмотря на ухудшение ситуации в экономике и снижение курса рубля.

Главная причина столь стремительного снижения объема внешнего долга кроется в западных санкциях, отрезавших российские компании от внешних рынков капитала, констатирует Лазарь Бадалов, доцент кафедры банковского дела РЭУ им. Г.В. Плеханова. Если бы не эти экономические меры, не исключено, что российский внешний долг продолжал бы расти, замечает эксперт. Причем, в основном, за счет корпоративных займов, с помощью которых банки и компании финансировали развитие бизнеса.

Действительно, государственный долг России, по данным на 1 декабря прошлого года, едва превышал скромные 50 милллиардов долларов - ниже, чем у других крупных экономик, как в абсолютном значении, так и по отношению к ВВП - примерно 15 процентов. А вот долги банков и, особенно компаний, большую долю которых составляют корпорации с госучастием, достаточно велики. Они составляют около 90 процентов внешнего долга России.

Компании и банки пользовались своими высокими рейтингами, деньги для них были дешевые и западные банки с удовольствием инвестировали в российскую экономику, рассуждает Лазарь Бадалов. Теперь же отечественный бизнес может только погашать свои долги, не привлекая новых кредитов. На первый взгляд, такая ситуация отрицательно сказывается на предпринимателях и экономике в целом, но не бывает худа без добра. "Чем могло обернуться для бизнеса и экономики страны, увлечение внешними займами, мы теперь знаем на собственном примере", - замечает Бадалов, предлагая вспомнить декабрь 2014-го, когда бегство иностранных капиталов обвалило не только рубль, но и российский фондовый рынок.

Высокий уровень госдолга приводит к оттоку капитала, напоминает ведущий научный сотрудник Института "Центр развития" НИУ ВШЭ Андрей Чернявский. В нынешней ситуации с учетом снижения цен на нефть и дальнейшего ослабления рубля это могло бы обернуться очень неприятными последствиями. "Так что, уменьшение размеров госдолга - положительная тенденция. Однако то, что банкам и компаниям раньше позволялось практически бесконтрольно наращивать объемы внешних займов, - будет осложнять ситуацию. В ближайшие год-два придется серьезно заниматься проблемой обслуживания и погашения этих долгов", - констатирует Андрей Чернявский.

Лазарь Бадалов замечает, что, есть более правильная модель формирования долговой государственной нагрузки - ее применяют в США и Японии.

"Мы привыкли часто говорить о том, что у США и Японии высокий размер долгов, как государственных, так и частных, но не стоит забывать, что в структуре их долгов, наибольший удельный вес приходится на внутренние заимствования", - напоминает эксперт. В США это порядка 60-70 процентов долгов, а в Японии почти 90 процентов. Конечно, в этих странах своя специфика экономики, с высокой долей сбережений населения. Но и россияне накопили достаточный инвестиционный потенциал, который можно направить как раз на развитие российского бизнеса - это вклады плюс сбережения в валюте, которые многие предпочли переложить в банковские ячейки в декабре 2014 года. Главное теперь - создать условия и инструменты для функционирования рынка инвестиций, полагает Бадалов. Если же этого не произойдет, как только санкции отменят, российский бизнес снова начнет привлекать займы из-за рубежа и наращивать внешний долг. А его стремительный рост, рано или поздно оборачивается проблемами для всей экономики страны.

В этом году внешний долг России должен сократиться еще на 50-60 миллиардов долларов и, опустившись за отметку в 500 миллиардов долларов, приблизиться к уровню 2008 года.

Как отмечала глава Банка России Эльвира Набиуллина, выплат по внешним долгам становится меньше с каждым годом. К примеру, в 2016 году они будут в два раза меньше, чем в 2015-м. В первом квартале их общая сумма составит 21,4 миллиарда долларов - на 43,8 процента меньше, чем в четвертом квартале 2015 года. Во втором квартале выплаты могут увеличиться до 30,1 миллиарда долларов. Что касается непосредственно долгов российских компаний, то ЦБ, по словам Набиуллиной, постоянно проводит мониторинг ситуации. Здесь никаких рисков регулятор также не видит.

По поводу дальнейших перспектив внешних заимствований на этой неделе высказался заместитель министра финансов Сергей Сторчак. По его словам, минфин в условиях санкций пока не видит возможности для выхода на этот рынок, хотя в бюджете на 2016 год предусмотрена возможность внешних займов в объеме до трех миллиардов долларов. На случай, если ситуация изменится. Пока же минфин по-прежнему сохраняет приоритет по развитию национального долгового рынка и не отказывается от планов выпуска облигаций федерального займа (ОФЗ) для населения объемом до 30 миллиардов рублей.

Речь идет о специальном долговом инструменте для жителей страны. Сегодня россияне могут купить облигации федерального займа через профессиональных участников рынка ценных бумаг. Ранее в минфине заявляли о намерении предоставить гражданам возможность покупать ОФЗ прямо в банках, как было во времена Советского Союза.

Чего Россия в этом году точно не будет делать, так это кредитовать другие страны. В прошлом году таких займов, как отмечают финансовые власти, было достаточно. Но в нынешней ситуации принятие новых обязательств по предоставлению кредитов иностранным заемщикам сопряжено с повышенными рисками. В том числе, и с рисками неисполнения этих обязательств в будущем, отмечают в минфине.
-------------------------
Внешний долг России: от Екатерины II до наших дней

Первым официальным внешним займом России историки считают кредит, который в 1769 году императрице Екатерине II выдали голландцы. Сумма составляла 7,5 миллиона гульденов. Деньги требовались на ведение Русско-турецкой войны.

Пик долговой активности Российской Империи пришелся на ХIХ - начало ХХ века. Тогда, по свидетельству историков, заемные средства привлекались на строительство железных дорог и сооружение крупных промышленных предприятий.

Во времена Советского Союза страна предпочитала "жить на свои". В результате, внешний долг государства к началу 1980 годов не превышал одного процента ВВП. Рост этого показателя начался уже в перестроечные времена, и за каких-то 10 лет увеличился более чем в 10 раз.

Продать что-нибудь ненужное

Обрушившиеся котировки нефти и сокращающиеся бюджетные поступления заставляют российские власти судорожно изыскивать источники дополнительных доходов, которыми можно было бы покрыть обязательства. И доходы эти должны быть значительными, ведь при цене нефти в $50/барр. запланирован дефицит федерального бюджета в 2,36 трлн руб., или $27 млрд, а при падении стоимости топлива до $25/барр. он вырастет до 5–6 трлн руб., или $60 млрд, и более.

Министры пока отказываются думать об эмиссии; резервные фонды, если направить их на затыкание дыры, могут закончиться уже в следующем году; привлечь внешние займы практически невозможно. В таких условиях правительство задумалось о приватизации ряда государственных активов: министр финансов Антон Силуанов прямо заявил о возможности продажи 19,5-процентного пакета в «Роснефти», а Алексей Улюкаев — о реализации долей в Сбербанке и ВТБ.

Решится ли государство избавиться от части своих долей в Сбербанке и ВТБ, «Газпроме» и «Ростелекоме»? Подобный сценарий, честно говоря, кажется очень маловероятным. Сейчас пакет в «Роснефти» стоит, исходя из капитализации компании на LSE, всего $5,7 млрд, а ведь всего три года назад сама «Роснефть» заплатила $54,5 млрд за ТНК-ВР, чьи активы сейчас обеспечивают треть ее добычи. По сути, предложение приватизировать указанный пакет равнозначно идее продать за $5 млрд то, что было куплено за $30 млрд, и тем самым признаться в нанесенном государству ущербе в $25 млрд. Поэтому (и по ряду других причин) приватизации «Роснефти» не случится. Государство убедит само себя в ценности актива и в итоге его не продаст.

Между тем совершенно очевидно, что управление государственным имуществом в последние годы выглядит с сегодняшних позиций даже более непрофессиональным, чем, например, государственные инвестиции в неокупаемые проекты. Давайте вспомним 2008 год: в мае «Газпром» стоил около $365 млрд, «Роснефть» — $129 млрд, Сбербанк — $111 млрд, ВТБ — $35 млрд. Возникает простой вопрос: высшие руководители страны тогда не предполагали возможности финансового кризиса, о которой не говорил лишь ленивый? Вероятно, могли предполагать. Не подозревали, что логика укрепления «суверенной демократии» прямой дорогой ведет к конфликту с Западом и если и не к войне на Украине, то к обострению экономических и торговых отношений? Если они были честны с самими собой, то должны были подозревать.

Власти в России всегда могут, если им это нужно, довести бизнес-климат до такой низшей точки, что инвесторы будут готовы продать что угодно и по любой цене (я не говорю даже об особых «кейсах» типа случаев с Михаилом Гуцериевым или Владимиром Евтушенковым).

Если принять все сказанное во внимание, гениальной выглядела бы следующая операция: в рамках улучшения бизнес-климата власти приватизируют по 25% акций четырех-пяти лучших компаний весной 2008-го. По самым скромным подсчетам, это принесло бы казне $160 млрд (замечу, сумма эта сопоставима со всеми расходами федерального бюджета, запланированными на 2016 год). На самом деле доход мог бы быть бóльшим, так как планы приватизации дополнительно подняли бы стоимость компаний на 20–30%. Государство могло оставить себе «золотые» акции, и никто из инвесторов даже во сне не подумал бы, что он сможет влиять на политику компаний. При этом восемь лет спустя, когда капитализация ВТБ упала в 3,5 раза, «Роснефти» — в 4,4 раза, Сбербанка — в 4,6 раза, а «Газпрома» — в 11 раз, те же пакеты могли быть откуплены обратно уже за $25 млрд. С погрешностями в ту или другую сторону на эти средства могли легко быть профинансированы все дефициты федерального бюджета за период с 2015 по 2018 год.

Но властям было не до того. Ассоциированные с ними компании тратили средства на бессмысленные приобретения.

Драйвер роста

Вернемся к сегодняшним проблемам. Если власти таки решатся продать пакеты в «Роснефти» и Сбербанке, а также некоторые доли в менее значимых компаниях, максимум, что они смогут за них выручить, — $12–13 млрд, или 1,0–1,1 трлн руб. Бюджетный дефицит это не закроет, придется повышать налоги, «замораживать» пенсии, и т.д. — в общем, добивать и так не процветающую экономику. Есть ли другой выход?

На наш взгляд, есть. Пакеты в больших компаниях могут приобрести либо иностранцы (что маловероятно), либо отечественные олигархи (что бессмысленно, так как у них правительству проще было бы привлечь средства в кредит). Чтобы приватизация имела эффект, она должна привлекать средства граждан, ослабляя давление на валютный рынки, снижая инфляцию, а также по возможности обеспечивать мультипликативный эффект, то есть привлекать новые средства на рынок приватизированного актива. Граждане, разумеется, не будут выстраиваться в очереди за акциями Сбербанка или ВТБ: один раз они уже это делали с плачевным результатом. Поэтому нужны активы иного рода. И они есть.

Например, земля. Территория европейской части России — 396 млн га. Из них земли поселений составляют около 2,5%, 10,2 млн га. Площадь сельхозземель — 107,5 млн га, а земель, выделенных под ИЖС и дачное строительство, — около 1 млн га. Что мешает правительству выделить вокруг крупных городов в общей сложности до 2 млн га земель, перевести их либо в ИЖС, либо в земли поселений и распродать на голландских аукционах? Мешают жадность и понимание того, что участки и имения самих чиновников потеряют в цене. Бюрократия лишится огромного коррупционного «рынка услуг» по индивидуальному изменению категорий использования участков. Страшно подумать, как упадет стоимость активов, накопленных, например, родственниками министра сельского хозяйства г-на Ткачева. Это все понятно. Но зато, если обратиться к цифрам, мы увидим следующее.

Продажа даже 1 млн га (1% сельскохозяйственных земель в европейской части страны, а можно ведь продать и лесные участки, даже более удобные для строительства частных домов) по средней цене в $300–400 за сотку принесет до $40 млрд (более 3 трлн руб.) и закроет дефицит федерального бюджета в 2016 году. При этом такая приватизация запустит процесс жилищного строительства, оживит рынок стройматериалов и, что самое важное, ослабит спрос населения на спекулятивные активы (то есть давление на рубль, ведущее к снижению его курса).

Вторым масштабным активом является собственность разного рода государственных богаделен, квалифицируемых как «государственные унитарные предприятия». Сегодня в России зарегистрировано около 3,7 тыс. ГУПов и почти 8,3 тыс. МУПов, ликвидировать которые в 2009 году призывал тогдашний президент Дмитрий Медведев. Закупки ГУПов составляют около 2 трлн руб. в год (через них часто выводятся бюджетные средства там, где нужно скрыть неконкурентные покупки товаров и услуг), при этом около половины этих организаций являются убыточными. Однако они управляют огромной собственностью — одних объектов недвижимости насчитывается в их пользовании более 1,5 млн. Почему бы не распродать эти активы, прежде чем замахиваться на «Роснефть»?

Именно приватизация земли, недвижимости и иных объектов является тем золотником, который, может, и мал, но очень дорог. Особенно в условиях кризиса.

Приватизация не только способ пополнить бюджет — в гораздо большей степени она нужна для запуска нового механизма хозяйственного роста в стране. И стоит признать: от того, какие миноритарные акционеры появятся у «Роснефти» или Сбербанка, характер деятельности этих корпораций никак не изменится. Если же приватизация затронет в первую очередь реальные активы, контроль над которыми будет действительно передан от государства к бизнесу, это создаст предпосылки для развития предпринимательства, породит новые рабочие места, дополнительные инвестиции, а в перспективе и новые налоги. Именно на этом уровне можно ожидать перемен, так как на остальных все понятно: сколько бы кто ни заплатил за долю в «Роснефти» или в «Газпроме», от реальной собственности на компанию он останется так же далеко, как и прежде. Поэтому, думаю, в нынешних условиях властям сложно будет заработать на «большой» приватизации, в то время как «малая» вполне может поддерживать бюджеты еще не один год…

Главная проблема, которая волнует западных политиков и бизнесменов, — это миграционный кризис. Эта тема была заявлена как один из основных рисков в докладе Всемирного экономического форума (ВЭФ), вышедшем накануне саммита в Давосе, этот же вопрос обсуждался в разных форматах на различных площадках форума.

На резиновой лодке за европейской мечтой

Решения, естественно, не нашли, что неудивительно, ведь Евросоюз не может прийти к консенсусу уже около года. Кроме того, крупный бизнес волнует пошатнувшееся положение канцлера Германии Ангелы Меркель после недавних кельнских событий. Агентство Bloomberg отмечает, что в Давосе на закрытых встречах постоянно поднималась тема ее возможного ухода с должности, которую она занимает с ноября 2005 года. Ряд собеседников агентства полагает, что отставка может случиться уже в этом году, если Меркель не удастся убедить общество в том, что власти контролируют ситуацию с мигрантами. Но пока, по данным последних опросов, лишь около 15% немцев поддерживают политику канцлера и ее кабинета.

Между тем Ангела Меркель одна из тех фигур, которая имела решающее влияние на жизнь всего Евросоюза. И вот теперь она может уйти, и это колоссальный фактор неопределенности. «Сейчас ее некому заменить. Возникновение этого фактора риска стало большой неожиданностью в этом году», — сказал в интервью Bloomberg TV президент компании Eurasia Group Иэн Бреммер.

Возможно, Евросоюзу и его партнерам удастся найти какое-то решение, а фрау канцлер сможет сохранить свой пост. Но любое решение будет носить исключительно временный характер. Поток мигрантов можно остановить, только плотно закрыв двери, а на это вряд ли кто-то решится.

Среди тех, кто едет в Германию, Австрию или Швецию, очень много так называемых экономических мигрантов, то есть людей, которые ищут хорошую работу и социальные блага, а не бегут от ужасов войны. Бедность и неустроенность — вот что заставляет сотни тысяч человек искать счастья в Старом Свете (они рванули бы и в США, но океан на резиновой лодке не переплывешь в отличие от Средиземного моря).

В последние несколько десятилетий был достигнут колоссальный прогресс в борьбе с крайней нищетой. По оценке ООН, «за период с 1990 по 2010 год из крайней нищеты вырвалось не менее 700 млн человек».

Но несмотря на эти «грандиозные успехи», каждый пятый житель развивающихся регионов — 1,22 млрд человек — живет менее чем на $1,25 в день, а 2,4 млрд человек обходятся $2 в день».

Переход от нищеты к бедности тех самых 700 млн человек совпал с развитием цифровых технологий. И теперь любой желающий может прочитать в интернете, что в Германии можно получить статус беженца и ежемесячное пособие, которое иногда перекрывает годовой заработок на родине. А в какой-нибудь соцсети уже готовы инструкции и есть контакты тех, кто помогает желающим сменить прописку. Остается собрать денег, чтобы заплатить перевозчикам, и в путь.

Богатство — это неприлично

Но и в странах «золотого миллиарда» идут процессы, которые закладывают бомбу не меньшей разрушительной силы, чем наплыв мигрантов. Средний класс постепенно сокращается. Исследование социологического центра Pew Research Center, опубликованное в декабре прошлого года, зафиксировало, что впервые за последние несколько десятилетий в США численность людей со средними доходами оказалась меньше половины от общей численности населения (49,7%), тогда как, например, в 1971 году таковых был 61%. Причем часть среднего класса перешла в группу с низкими доходами.

Неравенство достигло невероятного уровня. Согласно опубликованному за пару дней до старта форума в Давосе исследованию международной гуманитарной организации Oxfam, благосостояние 1% самых богатых людей на Земле примерно равно благосостоянию остального населения планеты. При этом в следующем году самые обеспеченные впервые могут оказаться богаче 99% остальных жителей мира.

На начало 2016 года 62 самых богатых человека обладали такими же активами, как беднейшая половина населения (3,6 млрд человек). Плохой новостью для этой половины стал и тот факт, что их состояние уменьшилось с 2010 года на $1 трлн. Зато шесть десятков богачей увеличили свои активы примерно в два раза, до $1,76 трлн.

«В мире, где каждый девятый человек ложится каждую ночь спать голодным, недопустимо продолжать давать все более жирный кусок пирога самым богатым», — считает главный управляющий британского подразделения Oxfam Марк Голдринг.

«Самым богатым уже просто неприлично делать вид, что их богатство является якобы благом для всех остальных, когда факты показывают, что взрывной рост доходов супербогачей происходит за счет самых бедных», — уверен он.

Нарастанию неравенства (и, очевидно, сокращению среднего класса) способствует и падение доли национального дохода, которая идет на выплату зарплат рабочим. Это касается как развитых, так и развивающихся стран. Кризис 2008–2009 годов усилил эту тенденцию, особенно в странах, где рецессия растянулась на несколько лет. Так, в Испании с 2007 по 2014 год средняя заработная плата снизилась на 22,2%.

Но богатых такие проблемы не волнуют — они получают доход от использования своего капитала, и доход этот, как правило, выше темпов роста национальных экономик, отмечают в Oxfam.

Капитал в XXI веке

Схожие оценки содержатся в одном из самых значимых экономических трудов последнего времени — книге «Капитал в XXI веке» французского экономиста Тома Пикетти. Он отмечает, что капитал приносит больше дохода, чем труд. Среднегодовые темпы роста производства составляют 1–1,5%, а капитал благодаря финансовым спекуляциям приносит по 4–5%.

Тома Пикетти полагает, что из-за этого и растет неравенство, ведь

наибольшие шансы на рост состояния имеют те, кто уже обладает капиталом. Благосостояние наемных работников растет в основном за счет кредитов, и это лишает их возможности сколотить капитал.

Поскольку ситуация не меняется, то в будущем богатым можно будет стать, только получив солидное наследство или удачно вступив в брак.

«Нужно следить за тем, в каком ритме изменяются доходы разных групп населения — простого народа, среднего класса, богатых, — чтобы уровень их благосостояния повышался сопоставимыми темпами. Пока, согласно публикуемым данным, дела обстоят иначе. Если посмотреть на данные, которые публикуете вы начиная с 1987 года вплоть до 2014 года, среднее состояние самых богатых росло в три-четыре раза быстрее, чем мировая экономика в целом. Это просто вопрос логики: если у вас состояние богатейших людей растет быстрее, чем вся экономика, в долгосрочной перспективе это не может работать. Я уверен, что это просто нонсенс», — говорил Тома Пикетти в интервью русскому Forbes, опубликованному в декабре прошлого года.

Упоминавшийся выше кризис 2008–2009 годов усилил центробежные тенденции. Меры бюджетной экономии, которые активно применяли развитые страны, привели к ухудшению положения бедных и сейчас мешают выйти на траекторию устойчивого роста. Джозеф Стиглиц, лауреат Нобелевской премии по экономике и автор бестселлера «Цена неравенства», в ходе дискуссии на форуме в Давосе подчеркнул, что «меры жесткой экономии в Европе, которые в меньших масштабах затронули и США, стали основным фактором ослабления мировой экономики». Поэтому ключевой проблемой современной экономики является недостаток совокупного спроса в мире.

Отказ от мер жесткой экономии, ликвидация «налоговых гаваней», в которых прячут свои деньги миллионеры и корпорации из развивающихся стран, лишая свои правительства миллиардов долларов налогов, контроль за темпами роста доходов разных слоев населения — вот то, что предлагают Oxfam, Пикетти, Стиглиц и многие другие. В противном случае нарастающее неравенство приведет к социальным катаклизмам, полагают они.

Больше демократии

Необходимо также решать проблему «цифрового неравенства», доступа к современным технологиям, возможности получения качественного образования. Пока технический прогресс лишь усугубляет неравенство (президент ВЭФа Клаус Шваб полагает, что сейчас идет четвертая технологическая революция, о чем он написал большую программную статью). Многие страны не в состоянии воспользоваться его плодами, и потому одни богатеют, другие нет.

Кроме того, уже в ближайшем будущем развитие технологий снизит спрос на низкоквалифицированный труд и доходы работников со средней квалификацией. По оценке аналитиков ВЭФа, которая приводится в докладе «Future of Jobs», к 2020 году из-за роботизации производственных процессов чистая потеря рабочих мест в крупнейших экономиках мира составит более 5 млн.

Естественно, на проблему неравенства есть и другая, не менее распространенная точка зрения. Дарон Асемоглу и Джеймс Робинсон дают весьма четкий ответ в ставшей настоящей библией современного либерализма книге «Почему одни страны богатые, а другие бедные»: «Такие страны, как США и Великобритания, стали богатыми потому, что их граждане свергли элиту, которая контролировала власть, и создали общество, в котором политическая власть распределена более равномерно, правительство подотчетно гражданам и реагирует на их требования, а экономические стимулы и возможность разбогатеть есть у широких слоев населения».

«Хотя от экономических институтов зависит, будет страна бедной или богатой, именно политика и политические институты определяют выбор этих экономических институтов», — полагают Асемоглу и Робинсон.

Проводите реформы, делайте свои институты более совершенными, заставьте власть работать на благо общества, вкладывайте в образование и здравоохранение — вот рецепты борьбы с неравенством. И конечно, надо руководствоваться старым принципом: «какими бы болезнями ни страдала сегодня демократия, от них есть только одно средство — больше демократии».

О том же говорится и в докладе Всемирного банка «Цифровые дивиденды». «Мы должны продолжать работу по подключению к интернету каждого человека, не забывая ни о ком, поскольку упущенные возможности стоят слишком дорого. Но чтобы добиться широкого распределения цифровых дивидендов между всеми частями общества, страны также должны улучшать условия предпринимательства, осуществлять инвестиции в образование и здоровье людей и повышать качество государственного управления», — полагает президент группы Всемирного банка Джим Ён Ким.

Возможно, исследования Oxfam чересчур тенденциозны, а Тома Пикетти слишком увлекся левыми идеями, и, действительно, нужно «больше демократии». Но вот уже семь лет экономический кризис не отпускает мир из своих цепких рук, и одни проблемы сменяют другие. И не факт, что с ним получится справиться, в итоге не залезая в карман к богатым, которые, несмотря ни на какие катаклизмы, становятся все богаче.

Петр Орехин

В состав группы войдут чиновники рангом не ниже заместителя министра, эксперты Столыпинского клуба и Аналитического центра при правительстве, а также независимые эксперты. Информацию о встрече и о создании рабочей группы «Известиям» подтвердили в Аналитическом центре при правительстве, а также в аппарате бизнес-омбудсмена.

Планируется, что именно рабочая группа сможет выработать новую госполитику в области преодоления экономического кризиса. Основной упор в «Экономике роста» предполагается сделать на снижение ключевой ставки Центробанка, а также на создание оптимальной системы рефинансирования банков.

Ключевой задачей рабочей группы станет разработка антикризисной программы, которая будет основываться на программе Столыпинского клуба «Экономика роста». По словам сотрудников аппарата бизнес-омбудсмена, несмотря на то что эта программа ранее была подвергнута критике со стороны отдельных представителей экспертного сообщества, Дмитрий Медведев ознакомился с проектом и заинтересовался перечнем мер, которые, по замыслу экспертов, смогут обратить кризис в экономический рост.

— Работа над программой «Экономика роста» велась больше года. Учитывались иностранный опыт, результаты масштабных опросов предпринимателей, оценка основных факторов, сдерживающих развитие несырьевого сектора, и общие экспертные замечания. Итогом стало утверждение программы на уровне Столыпинского клуба, — рассказала «Известиям» глава экспертного центра при аппарате бизнес-омбудсмена Анастасия Алехнович.

В программе «Экономика роста» предлагается уход от принципа затягивания поясов с переходом к политике стимулирования экономического роста (на основе денежно-кредитного авансирования инвестиций) и к «экономике конкуренции». Также предусмотрены меры по развитию частной инициативы предпринимателей, установке приоритета высокотехнологичных перерабатывающих компаний над сырьевыми олигополиями, переходу от ручного управления к тонкой настройке стимулов развития, а также предлагается переход от «ковровой» раздачи «благ» к целенаправленной поддержке реально нуждающихся.

По словам Анастасии Алехнович, инициатива создания рабочей межведомственной группы, которая сможет разработать общефедеральную программу экономического роста, основываясь на программе «Экономика роста» Столыпинского клуба, была выдвинута представителями Столыпинского клуба. Участник встречи, бизнес-омбудсмен Борис Титов пояснил, что одно из ключевых предложений «Экономики роста» — создать опережающее предложение денег для бизнеса и обеспечить его дешевым кредитом. Для этого, в частности, предлагается сумму в 1,5 трлн рублей посредством целевой (связанной) денежной эмиссии направить на финансирование инвестиционных производственных проектов по доступным ставкам.

— Обсуждение наших предложений будет вестись на очень серьезном уровне. От исполнительной власти это будут заместители министров. Мы очень рассчитываем на конструктивную работу в рамках группы и на то, что «Экономика роста» получит воплощение в жизнь, — заявил «Известиям» Борис Титов.

В правительстве рассказали, что взаимодействие правительства и экспертного сообщества выходит на новый уровень.

— За достаточно продолжительный промежуток времени взаимодействия чиновников и экспертного сообщества все слегка поднадоели друг другу. Видимо, в правительстве почувствовали необходимость «глотка свежего воздуха» в экспертном понимании ситуации в экономике. Не исключено, что встреча премьера со Столыпинским клубом экспертов — это желание получить альтернативное экспертное мнение. Конечно, мы не говорим об «экспертах», увлеченных популизмом, но острота экономических проблем требует более широкого привлечения экспертного сообщества, — уточнил собеседник «Известий».

По словам источника, при этом не стоит ожидать, что сама встреча и решение о создании рабочей группы говорят о смене вектора в экономической политике правительства.

В Аналитическом центре при правительстве РФ «Известиям» рассказали, что на совещании инициатива Бориса Титова заинтересовала премьер-министра Дмитрия Медведева.

— Решение премьера должно быть закреплено в соответствующем поручении, которое пока только готовится. Насколько нам известно, в настоящий момент участие АЦ в комиссии обсуждается и говорить с уверенностью о том, что нас туда включат, мы не можем, — уточнили в пресс-службе Аналитического центра при правительстве РФ.

Стоит отметить, что программа Столыпинского клуба «Экономика роста» была презентована уполномоченным при президенте России по защите прав предпринимателей Борисом Титовым 25 декабря в парламенте.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, 29 Января 2016, 12:24 — REGNUM Нефтяные сводки ежедневно приносят «баррель дегтя», а официальные лица, похоже, запутались, какое соотношение рубля и доллара считать «обвалом нацвалюты»: курс рубля меняет фундаментальные значения, как перчатки. Курсовые потрясения и, как следствие, снижение объемов производства, сокращение инвестиций в экономику, ухудшение делового климата явно свидетельствуют, что долгожданный пик кризиса не пройден. Напротив, экономическая нестабильность готова брать новые вершины.

Официальные данные фиксируют экономический спад. По данным Петростата, индекс промышленного производства в городе на Неве за 2015 год потерял 7,3%. Пессимистичная в среднем картина складывается и по отраслям. При этом официальные показатели еще не отражали последствия резкого падения рубля с начала года.

В условиях кризисной реальности туго придется всем, предупреждают эксперты. Традиционно первыми под удар уже попали ориентированные на внутренний рынок отрасли, банковское дело, туризм и строительство, будь то жилье или объекты дорожной инфраструктуры. В лучшем положении, как правило, отрасли производства товаров с неэластичным спросом по цене, отмечает научный руководитель Центра исследований модернизации Европейского университета в Петербурге Дмитрий Травин. К ним относятся, в частности, товары первой необходимости, а также трудно заменимые, которые будут востребованы вне зависимости от изменения цены.

Речь идет прежде всего о пищевой отрасли. Сложно сказать, что дало больший импульс местным аграриям: политика импортозамещения после того, как Россия перекрыла себе доступ к продовольствию из Европы, или же обвал рубля, сделавший недоступным импорт, от которого регионы Северо-Запада традиционно сильно зависели. Отдельные успехи, например, отечественных сыроделов, налицо. Однако в целом ощутимо нарастить объемы производства не удалось. По данным Петростата, индекс промышленного производства в пищепроме (включая напитки и табак) в Петербурге за январь — декабрь 2015 года составил 95,6%, в Ленинградской области — 101,8%.

Предпосылок для серьезного роста у петербургских пищевиков нет, а вот ограничений достаточно, считает гендиректор агентства INFOLine Иван Федяков. Например, в силу нарастающей конкуренции со стороны производителей из других регионов, в первую очередь Кубани, куда сейчас идут неплохие инвестиции, а также сохранившей свой агросектор Белоруссии, заявил эксперт корреспонденту ИА REGNUM.

Также не стоит забывать, что импортозамещение, быть может, и растет, а покупательная способность населения неуклонно падает. Потому не ждут успехов в непродовольственном секторе, будь то выпуск одежды или бытовой техники. Ничего нового: так называемый эффект отсрочки вследствие снижения спроса наложится на подорожавшее импортное сырье. По данным Петростата, швейникам уже в прошлом году пришлось весьма нелегко: по Петербургу индекс промпроизводства в этой отрасли за январь — декабрь составил 87,7%, в Ленобласти — 95,5%.

Негатив переходит в ретейл, пустеющие торговые комплексы тому свидетельство. Ведь если в конце 2014 года население активно тратило сбережения и просто имевшуюся наличность на любые товары длительного пользования, то сейчас в ход идут куда более ограниченные кредитные средства.

Осложнения от самолечения

Противоречиво оценивают эксперты шансы на успех в кризис для фармацевтической отрасли. С одной стороны, государство здесь всячески содействует импортозамещению. Так, в декабре прошлого года запретили госзакупку импортных лекарств, у которых есть хотя бы два отечественных аналога (исключение составили производители ряда стран ближнего зарубежья). Споры, соответствует ли качество российских дженериков оригинальным иностранным препаратам, не утихают до сих пор. А на днях был узаконен еще один барьер, который грозит оставить наши аптеки без «западных» таблеток: иностранных фармацевтов обязали получать российский вариант международного сертификата соответствия качеству, что выльется для производителей в большие сроки и большие деньги.

Все вместе это должно содействовать развитию отечественных производств и локализации зарубежных на территории России. И это уже не декларация: так, ООО «НТФФ «ПОЛИСАН» на этой неделе заключило договор с американской Pfizer о производстве трех препаратов на петербургском заводе. Коммерческий выпуск продукции начнется в 2018 году. В прошлом году аналогичное соглашение было подписано с концерном Bayer.

В то же время предприятия в полной мере ощутили негативный эффект от провального курса рубля. В конечном счете это скажется и на потребителе. «Большая часть сырья и комплектующих для производства лекарственных и косметических средств импортируется или закупается у российских представителей иностранных компаний. Соответственно, цены номинированы в долларах или евро, — пояснил корреспонденту ИА REGNUM генеральный директор ОАО «Фармацевтическая фабрика Санкт-Петербурга» Тамерлан Балаев. — В связи с этим мы вынуждены повышать цены на производимую продукцию. Такая же ситуация и с оборудованием для производства: почти всё оно изготавливается в Европе».

Эксперт отметил, что его фабрика, к слову — старейшее в Петербурге фармпроизводство, столкнулась со всеми этими вызовами, но надеется преодолеть их в ближайшее время, рассчитывая в том числе на поддержку федеральной и местной власти. Помимо этого, производители лекарств уповают на рост продаж на внутреннем рынке и на уже упомянутый процесс импортозамещения. «Но, к сожалению, очень сильны лобби иностранных производителей и навязываемые ими штампы», — отмечает Тамерлан Балаев. По словам эксперта, в связи с девальвацией рубля для отечественных производителей сейчас очень актуален вопрос выхода на внешние рынки. Однако пока это дело перспективы.

Живите как хотите

Неоднозначно оцениваются шансы и для сектора ЖКХ, который и без внешних факторов находится в перманентном кризисе. Если говорить о финансировании сектора, то ключевой риск здесь составляет возможное сокращение бюджетных расходов. Так, на текущий год в Петербурге принята программа капремонта жилых домов стоимостью почти 9 млрд рублей. Она почти на 1,5 млрд «тяжелее», чем в прошлом году, однако доля города сократилась в пользу средств собственников, которые пойдут на реализацию программы через региональный фонд капремонта. А вот неплатежи за «коммуналку» со стороны населения вряд ли приобретут угрожающие масштабы: как правило, чем беднее гражданин, тем добросовестнее он гасит обязательные счета.

Как отмечает председатель Ассоциации управляющих и эксплуатационных организаций в жилищной сфере Евгений Пургин, для отрасли в целом это уже не первый кризис, и больших потрясений не будет, если государство не станет слишком активно вмешиваться в ее жизнь. «Если говорить конкретно об управлении многоквартирными домами, то текущую ситуацию мы расцениваем как очередной экзамен для государства, — сообщил он корреспонденту ИА REGNUM. — За последние два года у нас сложилось впечатление, что частные управляющие компании хотят уничтожить. Мы надеемся, что сейчас, в кризис, государство все-таки поймет, что малый и средний бизнес — это основа системы ЖКХ, а государство должно перестать быть хозяйствующим субъектом и участником борьбы на свободном, конкурентном рынке».

Двигатели без прогресса?

Под удар кризиса традиционно попадают отрасли глубокой переработки, такие как машиностроение. В море нестабильной экономики производителям, чтобы удержаться на плаву, приходится балансировать между падающим спросом и предложением. В целом ситуация по отрасли скорее печальна: Петростат зафиксировал падение индекса промпроизводства в городе на Неве за январь — декабрь в части выпуска машин и оборудования почти на 15%. Однако ситуация, по всей видимости, разнится от предприятия к предприятию.

Так, «Петербургский тракторный завод», который 28 января посетил премьер Дмитрий Медведев, отчитался сразу о нескольких свежих успехах. Предприятие отмечает рост интереса к трактору «Кировец», который в январе начал выпускаться с суперсовременной модернизированной кабиной. По итогам прошлого года руководство завода прогнозировало удвоение объемов реализации тракторов в сравнении с показателями предыдущего года. При этом завод активно осваивает иностранные рынки. Как минимум 10 машин уедут по контрактам с последующим гарантийно-сервисным обслуживанием в Германию, 18 тракторов весной будут работать в полях Казахстана, а недавно петербургские трактора показывали делегации Республики Татарстан. И это не означает, что трактора не ждут аграрии из других регионов России. Таким образом, как минимум на ближайшие месяцы завод заказами обеспечен, а дальше все будет зависеть от платежеспособности и спроса потенциальных клиентов.

Что касается тяжелого машиностроения, то здесь выживаемость бизнеса фактически прямо пропорциональна объему госзаказа. Аналогична ситуация с оборонным комплексом и предприятиями смежных отраслей, в частности, металлургии (которая, кстати, одна из немногих показала по итогам года замешанный на девальвации рубля рост — 4,6%).

«По идее, всё это должно просесть, так как в тяжелой экономической ситуации нашей стране нелегко позволить себе содержать ВПК и производить большое количество вооружения, — говорит Дмитрий Травин. — Но на практике, пока народ поддерживает Путина, Путин может позволить себе такое удовольствие — содержать ВПК на нынешнем уровне вместо того, чтобы поддерживать пенсионеров и учителей. Так что этот комплекс, возможно, продержится долго».

Рост по итогам года практически наравне с металлургами показало в Петербурге производство пластмасс — с равными шансами как снизить, так и сохранить набранные темпы в ближайший год. Участники отрасли говорят: она живет не благодаря и не вопреки кризису, но он заставил взглянуть по-новому на некоторые процессы, например, закупку оборудования и обучение людей.

«Буду оперировать цифрами: в конце прошлого года мы обучили 20 человек и еще 10 обучаем сейчас. Это говорит о том, что мы развиваемся», — рассказал корреспонденту ИА REGNUM генеральный директор НПО им. «Комсомольской правды» Сергей Цыбуков. Предприятие, по его словам, создает собственные профстандарты. Ряд сотрудников проходят опережающее обучение на базе вузов города, рабочих же обучают в Белоруссии. Где, кстати, завод заказал для себя станки для производства нового востребованного на рынке оборудования. Таким образом, кризисные тенденции поспособствовали тому, что партнеры к взаимной выгоде нашлись не на дальних рубежах, а в братской республике.

По словам Цыбукова, валютные скачки на производстве фактически не сказались — сырье российское, оборудование белорусское, доля экспорта невелика и стабильна. «Для нас мало что изменилось в принципе: ни проблем, ни возможностей, в том числе в части пресловутого импортозамещения, кризис практически не добавил, — говорит гендиректор. — Да, маржа падает, конкуренция растет. Но мы, промышленники, привыкли жить в режиме постоянных стрессов, а значит, постоянно к чему-то готовимся и благодаря этому выживаем. Уныния нет. Город живет, комитеты Смольного работают, и работают хорошо, и несмотря на то, что проблем у нас много, есть понимание, как их решать».

Помощь без вмешательства

Говоря о перспективах городских отраслей в целом, эксперты отмечают, что новые экономические угрозы недооценивали и государство, и бизнес. И экономика, и госаппарат за прошедшие два года так и не перестроились, отмечает Иван Федяков. Даже для бизнеса прошлый год, по большому счету, стал годом упущенных возможностей, ведь большинство надеялось на стабилизацию. Поэтому о позитивной динамике говорить еще долго не придется.

Одной из движущих сил выживания в таких условиях становится наличие государственной поддержки на любом уровне, хоть федеральном, хоть региональном. О последнем участники рынка говорят «есть, и спасибо», понимая, по большому счету, что при ограниченных возможностях бюджета городу важнее выстраивать приемлемые условия для ведения бизнеса.

С другой стороны, сейчас самое время использовать имеющиеся у города преимущества. «У Петербурга их масса — сырье, оборудование, порты, — говорит Федяков. — Все это может сработать в первую очередь для поддержки экспортно ориентированных отраслей, которым кризис дает хорошие шансы на развитие».

Для этого, считает эксперт, нужен «зеленый свет» реализации любых проектов, чтобы промышленники могли наращивать объемы производства. Компаниям (и не обязательно экспортным) нужно просто не мешать: на любом уровне — от регионального до федерального — снять административные барьеры или хотя бы снизить их до адекватного уровня, включать «контроль» в том случае, если речь идет действительно о нарушениях и тому подобное. «Главная опасность сейчас в том, что государство может пойти по обратному пути и сделает из работающих компаний «дойных коров», увеличит фискальную нагрузку, выжмет соки в ходе проверок. Для кризиса это путь в никуда», — заключил эксперт.

Это расчетные потери платежного баланса – капитального счета и внешнеторговых операций. В целом сокращение валового притока капитала оценивается примерно в $280 млрд за 3,5 года, в том числе около $85 млрд – прямых инвестиций. При этом косвенное влияние санкций – их фактическое распространение на всех, а не только на те компании и банки, которые включены в санкционные списки, – обусловливает три четверти этих потерь. Сокращение прямых иностранных инвестиций, снижение возможностей для займов, уменьшение притока капитала на рынок госдолга увеличивают непосредственный эффект санкций примерно втрое, пишут Гурвич и Прилепский в статье для журнала «Вопросы экономики». Однако недополученный приток капитала частично компенсируется сокращением и встречного валового оттока за счет адаптации компаний и банков к новой ситуации. Так, недобор притока во втором полугодии 2014 г. составил $69 млрд, но с учетом снижения оттока чистый эффект санкций – $58 млрд.

Санкции влияют на приток капитала независимо от цены нефти, однако при ее падении их эффект возрастает, и наоборот – экономика под санкциями страдает от нефтяного шока сильнее, говорит Гурвич. Даже если бы приток капитала сокращался на одинаковую величину и при низких, и при высоких ценах на нефть, в первом случае он был бы более весомым для экономики, так как под влиянием сопутствующей снижению цены нефти девальвации долларовый размер экономики сокращается. По расчетам Гурвича и Прилепского, при дорогой нефти нетто-потери капитала от санкций за 2014–2017 гг. составили бы примерно $160 млрд, или 1,9% ВВП, при низкой цене нефти несколько большие потери – около $170 млрд – в соотношении с ВВП увеличиваются наполовину до 2,8% ВВП.

Помимо платежного баланса санкции затрагивают реальный сектор экономики, что выражается в сокращении инвестиций в основной капитал, розничного товарооборота, ослаблении рубля, ускорении инфляции. Однако влияние спада нефтяных цен на экономику намного сильнее. Согласно расчетам, санкции без падения нефтяных цен сократили бы инвестиции в основной капитал на 3,2% за 2014–2017 гг., спад нефтяных цен без санкций привел бы к сокращению инвестиций на 22,6%, а под влиянием двух шоков инвестиции будут ниже на 24%. Аналогичные расчеты для розничного товарооборота – сокращение на 2,4, 17 и 18%; для инфляции – ускорение на 3, 7 и 8%. Для реального курса рубля влияние только финансовых санкций почти незаметно (снижение на 0,5%), тогда как падение цен на нефть что с санкциями, что без них ослабляет курс примерно на одну и ту же величину – около 27%. Почти нечувствительны к санкциям и реальные доходы бюджетной системы: спад нефтяных цен снижает их на 19%, санкции – еще на 1%.

Но в целом влияние двух шоков не просто суммируется – они усиливают друг друга, заключает Гурвич. По его расчетам, накопленные потери роста экономики в результате такой синергии за четыре года составят 8,4%, или в среднем 2,1 процентного пункта в год. При этом среднегодовые потери от санкций оцениваются в 0,4–0,6 п. п. в год, влияние нефтяного шока – в 2 п. п. в год в среднем. Ранее аналитики ЦБ оценивали среднегодовые потери экономики от санкций в 0,5–0,6 п. п. в год, эксперты МВФ – в 1–1,5 п. п. Прогноз Минэкономразвития с нефтью $50–52/барр. в 2016–2017 гг. (официально он пока еще не пересмотрен) предполагает, что за 2014–2017 гг. экономика сократится на 1%.

Лидер КПРФ Геннадий Зюганов на пресс-конференции объяснил, что страну партия намерена спасать при помощи "левоцентристского поворота". Прообразом стала программа, которую после дефолта реализовывали Евгений Примаков, Юрий Маслюков и Виктор Геращенко. Лидер коммунистов предложил обратиться к опыту 98-го года, когда страну пришлось выводить из дефолта, а цена нефти была на уровне около 15 долларов за баррель.

Зампред ЦК КПРФ, депутат Госдумы Владимир Кашин рассказал, где можно изыскать средства на "поворот". Это резервы страны, в том числе золотовалютные. Кроме того, часть средств может быть получена бюджетом, если будут приняты законопроекты КПРФ о прогрессивном налоге, монополии на табак и алкоголь и другие. Не забыли в партии и традиционное предложение о национализации сырьевых источников страны. В общей сложности, по расчетам коммунистов, в бюджете можно изыскать порядка 65 трлн рублей, сообщил Кашин.

"Поворот" также подразумевает под собой дешевые кредиты, благодаря которым удастся восстановить производство. В результате принятых мер удастся улучшить социальную поддержку. Так, пенсию нужно довести до 40% от зарплаты. "При этом средств хватит, чтобы удвоить зарплату", - добавил зампред ЦК КПРФ.

Партия планирует на этой неделе провести экономический форум в Орле, где представит свой план. Ожидаются выступления губернаторов Орловской и Иркутской областей, лауреата Нобелевской премии Жореса Алферова, советника президента РФ Сергея Глазьева и других.

Чья программа лучше, должен в итоге выбрать народ после дебатов по этому поводу. "Сегодня наступил момент истины, и крайне важно, чтобы партия власти вышла на прямой диалог с народно-патриотическими силами. Чтобы были на каналах телевидения организованы прямые дебаты и чтобы официально рассмотрели программы: программу партии власти и нашу, народно-патриотических сил", - призвал Зюганов.

10.02.2016. В 2015 г., семь лет спустя после глобального финансового кризиса, разразившегося в 2008 г., мировая экономика продолжала балансировать на грани.

По данным доклада ООН "Мировая экономическая ситуация и перспективы 2016 года", средние темпы роста экономики в развитых странах после кризиса снизились более чем на 54%. Около 44 млн человек в этих странах являются безработными, что примерно на 12 млн больше, чем в 2007 г.; при этом инфляция достигла низшего уровня со времен кризиса.

Еще тревожнее то, что темпы экономического роста в развитых странах стали более волатильными. Это удивительно, поскольку, обладая развитой экономикой с полностью открытыми капитальными счетами, эти страны должны были выиграть от свободного движения капитала и международного распределения рисков и тем самым ощутить лишь незначительную макроэкономическую волатильность. Кроме того, социальные выплаты, в том числе пособия по безработице, должны были помочь домохозяйствам стабилизировать уровень потребления.

Однако, как пишет в своей статье на Project Syndicate лауреат Нобелевской премии Джозеф Стиглиц, доминировавшая в посткризисный период политика (фискальное сжатие и меры количественного смягчения, предпринятые основными центральными банками) практически никак не помогла стимулировать потребление домохозяйствами, а также инвестиции и рост экономики. Напротив, она привела лишь к ухудшению ситуации.

"В США количественное смягчение (QE) не привело к росту потребления и инвестиций частично из-за того, что львиная доля дополнительной ликвидности вернулась обратно в центральные банки в виде избыточных резервов. Закон 2006 г. о смягчении регулирования финансовых услуг, который разрешил ФРС выплачивать проценты по обязательным и избыточным резервам, фактически подорвал ключевой смысл политики QE.

Более того, когда финансовый сектор оказался на грани краха, был принят закон о чрезвычайной экономической стабилизации 2008 г., сдвинувший дату начала выплат процентов по банковским резервам на три года (на 1 октября 2008 г. вместо 2011 г.). В результате избыточные резервы банков в ФРС резко выросли – со среднего уровня $200 млрд в 2000-2008 гг. до $1,6 трлн в 2009-2015 гг. Финансовые учреждения предпочли держать деньги в ФРС, а не кредитовать реальную экономику, заработав без всяких рисков в течение последних пяти лет почти $30 млрд.

Это можно назвать щедрой (и по большей части скрытой) субсидией ФРС финансовому сектору. А благодаря недавнему повышению ФРС процентных ставок размер этой субсидии вырастет в этом году еще на $13 млрд.

Неверные стимулы – это лишь одна из причин того, что многочисленные ожидавшиеся выгоды от низких процентных ставок так и не материализовались. Благодаря политике количественного смягчения процентные ставки сохранялись на уровне, близком к нулю, на протяжении почти семи лет, и это должно было стимулировать правительства развитых стран больше занимать для инвестиций в инфраструктуру, образования и социальный сектор. Повышение социальных трансфертов в посткризисный период могло расширить совокупный спрос и смягчить изменения в динамике потребления.

Доклад ООН также ясно показывает, что и частные инвестиции в странах развитого мира не росли теми темпами, которых можно было бы ожидать на фоне сверхнизких процентных ставок. В 17 из 20 крупнейших развитых стран темпы роста инвестиций в период после 2008 г. оставались ниже, чем в докризисные годы, а пять стран столкнулись со снижением уровня инвестиций в 2010-2015 гг.

В то же время по всему миру значительно выросло количество долговых ценных бумаг, выпущенных нефинансовыми корпорациями, которые, как предполагается, должны заниматься капитальными инвестициями. Как и следовало ожидать, многие нефинансовые корпорации заняли деньги, пользуясь выгодами низких процентных ставок. Однако, вместо того чтобы инвестировать, они потратили полученные деньги на выкуп собственных акций или покупку других финансовых активов. Тем самым политика количественного смягчения способствовала резкому росту уровня закредитованности, а также увеличению капитализации рынка и прибыльности финансового сектора.

И вновь ничто из этого не оказалось полезно для реальной экономики. Ясно, что сдерживание процентных ставок на уровне, близком к нулевому, необязательно ведет к повышения уровня кредитования или инвестиций. Если банкам предоставлена свобода выбора, они выбирают безрисковую прибыль или даже финансовые спекуляции, а не кредитование, которое могло бы помочь решению важной задачи экономического роста.

Между тем, если Всемирный банк или Международный валютный фонд предоставляют дешевые деньги развивающимся странам, они называют условия, что с этими деньгами можно делать. Для достижения желаемого эффекта политика количественного смягчения должна была сопровождаться не только официальными мерами по восстановлению ослабших каналов кредитования (особенно предназначенных для малых и средних предприятий), но также определением конкретных целевых показателей кредитования для банков. Вместо фактического стимулирования банков кредитовать меньше, ФРС следовало наказывать их за избыточные резервы.

Сверхнизкие процентные ставки принесли мало пользы развитым странам, но они дорого обошлись развивающимся странам. Непреднамеренным (хотя и ожидаемым) последствием монетарного смягчения стал резкий рост трансграничного движения капиталов. Общий приток капитала в развивающиеся страны увеличился с примерно $20 млрд в 2008 г. до более $600 млрд в 2010 г.

В те годы многие развивающиеся страны с трудом справлялись с внезапным и масштабным притоком капитала. Лишь малая часть этих средств направлялась в долгосрочные инвестиционные проекты. Более того, в посткризисный период рост инвестиций в развивающихся странах значительно замедлился. А в этом году развивающиеся страны (в сумме), как ожидается, впервые с 2006 г. зафиксируют чистый отток капитала, который достигнет $615 млрд.

Ни монетарные власти, ни финансовый сектор не делают того, что от них ожидается. Похоже, что море ликвидности в непропорциональных размерах пошло на создание финансовых накоплений и надувание пузырей на рынках активов, а не на укрепление реальной экономики. И хотя по всему миру котировки акций резко упали, рыночная капитализация, измеряемая как доля мирового ВВП, остается высокой. А значит, нельзя игнорировать угрозу еще одного финансового кризиса.

Существует другая политика, дающая надежду на восстановление устойчивого и инклюзивного экономического роста. Она начинается с переписывания правил рыночной экономики с целью гарантировать большее равенство и долгосрочное мышление, а также с обуздания финансовых рынков эффективным регулированием и соответствующей структурой стимулов.

Однако столь же необходим значительный рост государственных инвестиций в инфраструктуру, образование и технологии. Их следует финансировать (по крайней мере частично) за счет введения экологических налогов, в том числе углеродных налогов, налогов на монополии и другие виды ренты, ставшие слишком распространенными в рыночной экономике и активно способствующие увлечению неравенства и замедлению росту экономики".

МОСКВА, 9 Февраля 2016, 00:14 — REGNUM. Промышленная продукция большей частью сама по себе никому не нужна, если она не востребуется в производстве потребительских товаров и услуг. В ценах конечной потребительской продукции концентрируются все денежные затраты, которые востребовались в соответствующей кооперационной сети на её производство и сбыт, включая все выплаченные участниками этого кооперационного сообщества налоги и всю полученную ими прибыль на всех этапах производства — переделах продукции. К примеру, в цену буханки хлеба включены все удельные затраты на её изготовление — от стоимости сельхозработ по выращиванию зерна, оплаты всех необходимых для этого ресурсов и сельхозтехники до стоимости производства муки, выпечки и перевозки хлеба в магазин. Да ещё с суммарной прибылью участников этого кооперационного процесса и выплаченными ими налогами. Поэтому все налоги в стране, за исключением экспортных, выплачиваются не предприятиями, изготовителями продукции и её продавцами, как принято думать, а в конечном итоге населением страны, когда оно приобретает продукты питания, потребительские товары и услуги.

По сути, население платит тем самым неформальный налог с продаж. Его товаропроизводящие предприятия сначала авансом, по частям, как бы в качестве консолидированного кредита, выплачивают государству при поэтапном изготовлении и реализации соответствующей продукции. А выплаченные предприятиями налоги возвращаются им по кооперационным цепочкам производства на всех переделах продукции по мере ее реализации.

Таким образом, вопреки расхожему мнению, конечным налогоплательщиком в стране является население, а предприятия за счет своих оборотных средств фактически кредитуют предварительно государство суммой в размере собираемых с них налогов. Так как бесплатные «кредиты» возвращаются предприятиям с задержкой по времени, государство пользуется в бюджетном обороте денежной суммой, значительно превышающей официальную бюджетную. Но налоги выплачиваются систематически, и поэтому предприятия не могут эффективно воспользоваться возвращаемыми им деньгами, значительная часть которых постоянно используется в налогообороте.

Налог, именуемый в российском Налоговом кодексе НДС, таковым на самом деле не является, так как взимается не согласно его названию, то есть с добавленной стоимости продукции, созданной на данном предприятии, а с выручки, полученной от ее продажи. В этом несложно убедиться, взглянув на любое платежное поручение, в котором этот налог по ставке 18% взимается относительно цены продукции, указанной ее производителем. Стоимость продукции на каждом переделе представляет собой сумму всех предшествовавших затрат, включая налоги, и вновь добавленной на данном переделе стоимости. Стоимости всех переделов суммируется, образуя оборот. Так как «НДС» взимается со стоимости продукции на каждом предприятии, участвующем в ее кооперационном производстве, то он является на самом деле налогом с оборота (продаж). При этом одни и те же составляющие стоимости облагаются псевдоНДС многократно, по числу участников кооперационного производства, в результате чего формируется результирующий налог с оборота в сложной арифметико-геометрической прогрессии. Это столь же недопустимо, как недопустимо многократно наказывать за один и тот же проступок провинившегося. Подобное вымогательское налогообложение негативно влияет на экономику.

По данным Росстата, ВВП — валовой внутренний продукт, который представляет собой сумму добавленных стоимостей продукции (услуг), созданных в совокупности всеми предприятиями страны, в 2013 году составил 66,689 трлн, а оборот этой продукции (суммарная стоимость всех ее переделов без псевдоНДС и акцизов) — 114,626 трлн рублей. Разница в 47,937 трлн рублей представляла собой сумму неоднократно зачтенных в обороте одних и тех же затрат (в системе национальных счетов эта разница именуется стоимостью товаров и услуг промежуточного потребления), с которых столько же раз взимался и псевдоНДС. Этот налог не взимается с экспортной продукции, но взимается внутри страны с импортной при ее реализации.

Экспортная продукция является частью оборота организаций. При исчислении налога с оборота (псевдоНДС) надо сначала выделить ту долю экспорта в денежном выражении, которая в обороте замещается равным по стоимости импортом, облагаемым этим налогом. Остальную часть экспорта, не облагаемую псевдоНДС, при исчислении налога с оборота из оборота следует исключить. Она представляет собой сальдо внешнеторгового баланса — разницу межу экспортом и импортом.

Сальдо внешнеторгового баланса в 2013 году было положительным — экспорт превышал импорт, и равнялось 5,697 трлн рублей, поэтому псевдоНДС должен был исчисляться с оборота организаций за вычетом сальдо внешнеторгового баланса, то есть со 108,929 трлн рублей. В таком случае собранный по ставке 18% налог должен был составить 19,6 трлн рублей. Однако согласно данным Росстата и Федеральной налоговой службы, в консолидированный бюджет поступило лишь 1,977 трлн рублей псевдоНДС, то есть на порядок меньше. Спрашивается, куда же делись остальные 17,63 трлн рублей?

Предприятиям, согласно Налоговому кодексу, сумма псевдоНДС, которую они выплачивают при приобретении продукции и/или за выполненные по их заказам работы, компенсируется (зачитывается) той суммой псевдоНДС, которую они получают, реализуя свою продукцию (услуги). Иначе говоря, происходит взаимозачет этого налога, которым обмениваются предприятия при товарообмене. При равной стоимости товарообмена между сторонами равны и суммы псевдоНДС, которыми сопровождается этот обмен, их алгебраическая сумма оказывается равной нулю и поэтому в бюджет ничего не должно попасть. Но если суммарный налог, полученный данным предприятием, превысит сумму налога, выплаченную им другим предприятиям, то разница переводится данным предприятием в бюджет. Делается это ежеквартально и в течение года алгебраическая сумма взаимозачетов псевдоНДС у каждого налогоплательщика корректируется.

В 2013 году результирующая нескомпенсированная разница псевдоНДС по стране, поступившая в бюджет, составила, как отмечалось, 1,977 трлн рублей или 17,5% от суммы собранных налогов. Следовательно, остальная часть псевдоНДС в размере 17,63 трлн рублей, исчисленная с оборота за вычетом сальдо внешнеторгового баланса, представляла собой сумму псевдоНДС, полученную и выплаченную предприятиями. Их алгебраическая сумма при взаимозачетах равнялась нулю, то есть взаимозачтенные выплаты были равны между собой и составили по 8,815 трлн рублей.

Взаимозачеты приводят к потере подавляющей части собираемого псевдоНДС, а на учет и контроль его выплат и взаимозачетов отвлечено немалое количество работников Федеральной налоговой службы и бухгалтеров в организациях, на что затрачивается и немало средств. К тому же, этот налог провоцирует коррупцию и рост ценовой инфляции. Все это делает бессмысленным и вредным его применение.

Добавленная стоимость произведенной продукции определяется как разница между полученной от ее продажи выручки и стоимостью потребленных в производстве закупленных предприятием сырья, материалов и комплектации, а также сторонних услуг. В добавленную стоимость должна входить и прибыль. Очевидно, что вместо псевдоНДС, налога с оборота с взаимозачетами, необходимо взимать НДС, которым согласно его названию облагается добавленная стоимость. Тогда его сбор, как показано ниже, можно будет значительно увеличить.

Согласно данным Росстата, сумма поступлений в консолидированный бюджет псевдоНДС и налога на прибыль в 2013 году составила 4,048 трлн рублей, то есть почти 36% всех налоговых сборов. Если эту сумму налогов с введением истинного НДС увеличить примерно вдвое, то можно было бы собрать 8 трлн рублей по ставке 12% — сумма оценивалась по ВВП. Тогда суммарные налоговые поступления в 2013 году возросли бы с 11,326 трлн до почти 19,33 трлн рублей. При этом вместо двух выплачивался бы один совместный налог, что позволило бы снизить затраты на его собираемость, а у предприятий изымалось бы в бюджет в виде налогов меньше оборотных средств. Это позволило бы увеличить объемы производства и дополнительно увеличить доходы бюджета.

В 2014 году ВВП составил 70,975 трлн рублей, оборот организаций — 129,195 трлн, сальдо внешнеторгового оборота равнялось 7,163 трлн рублей, в консолидированный бюджет было изъято у организаций в виде псевдоНДС свыше 21,96 трлн рублей, из которых в бюджет поступило лишь 2,3 трлн рублей. Сумма поступлений в консолидированный бюджет псевдоНДС и налога на прибыль составила 4,673 трлн рублей или 36,8% всех налоговых поступлений. С введением действительного налога на добавленную стоимость по ставке 12% можно было бы в 2014 году собрать свыше 8,5 трлн рублей (сумма оценивалась по ВВП), увеличив налоговые поступления с 12,669 трлн до примерно 21,1 трлн рублей. Ниже приводятся данные, также заимствованные из публикуемой Росстатом информации.

ПсевдоНДС, возвращаемые предприятиям, включены в цены потребительских товаров и услуг, и выплачиваются населением в составе неформального налога с продаж в розничной торговле. Казалось бы, конечный продавец должен выплатить их в бюджет. Однако они отсутствуют в официальных данных о бюджетных доходах. Спрашивается, куда они делись? Напомню, в 2013 году это было 19,6 трлн, а в 2014-м — свыше 21,96 трлн рублей, что более чем в 1,5 раза превышало доходы бюджета в эти годы.

Вторая возможность увеличения доходов консолидированного бюджета связана с введением прогрессивной шкалы налога на доход физических лиц — НДФЛ вместо нынешней регрессивной. Очевидно, что неформальный налог с продаж для одного и того же продукта питания или потребительского товара, когда его приобретают люди с разным доходом, остается в абсолютном исчислении постоянным. Поэтому по мере уменьшения дохода физического лица относительная доля неформального налога с продаж в доходе возрастает. И наоборот. К примеру, налог, допустим, в 100 рублей на килограмм колбасы при условном доходе покупателя в 1000 рублей составит относительно этой суммы 10%, а относительно дохода в 10 000 рублей —на порядок меньше, то есть 1%. Таким образом, шкала НДФЛ получается не «плоской» с постоянной ставкой 13%, и не самой низкой в мире, как декларируется властями, а шкалой относительных ставок, возрастающих с уменьшением доходов физических лиц, то есть регрессивной. Это еще одна порочная особенность нашего уникального налогообложения.

В 2013 году при общем годовом доходе населения в 43,901 трлн рублей на долю 20% его наиболее обеспеченной части приходилось 47,5% всех денежных доходов. При этом 10% самых богатых обладали 30,7% всех доходов, а на долю 10% наименее обеспеченной части населения приходилось всего 1,9% от этих доходов, то есть разница превысила 16 раз. Между тем, согласно экспертным оценкам, уже семикратная разница должна служить тревожным предупреждением для властей о значительной вероятности социальных протестов. Поэтому в развитых странах с социально ориентированной экономикой соотношение доходов децимальных групп наименее и наиболее обеспеченного населения не превышает 4−5. Очевидно, что достигнуть такого соотношения можно тремя способами, используемыми одновременно: повышением минимальной заработной платы, дифференциацией относительных ставок НДФЛ с увеличением их в сторону больших доходов граждан, и перераспределением доходов, полученных за счет дифференциации налоговых ставок, в пользу наименее обеспеченных лиц — пенсионеров и инвалидов.

В 2013 году доход 20% наиболее обеспеченных и самых богатых граждан России составил 20,852 трлн рублей. Налогов с доходов физических лиц собрали 2,497 трлн рублей. Поэтому с введением прогрессивно возрастающей шкалы ставок НДФЛ уже при средней налоговой ставке в 30% (от 20 до 40% в зависимости от дохода) для этой группы наиболее обеспеченных граждан можно было бы увеличить поступления в консолидированный бюджет примерно на 3,758 трлн рублей. Сборы этого налога возросли бы до 6,255 трлн рублей.

В 2014 году картина относительного распределения доходов среди групп населения сохранилась почти такой же, как в предыдущем году. При общем годовом доходе населения в 47,779 трлн рублей доход 20% наиболее обеспеченных граждан составил 47,4% общего дохода или 22,647 трлн рублей. Налогов с доходов физических лиц в 2014 году собрали 2,688 трлн рублей. При средней ставке НДФЛ в 30% для этой группы самых богатых граждан можно было бы собрать 6,794 трлн рублей и в бюджет поступило бы дополнительно 4,106 трлн рублей. Больший эффект для увеличения покупательной способности населения и тем самым увеличения дохода консолидированного бюджета дала бы прогрессивная дифференциация ставок НДФЛ во всех группах населения. Ее можно оптимизировать по упомянутым критериям.

Во многих странах налог на доходы физических лиц является одним из основных источников наполнения казны, и его ставка достигает 50−70%. А какой подоходный налог, сконцентрированный в виде неформального налога с продаж, платим мы?

Согласно показателям 2013 года он складывался из налоговых поступлений в бюджет, которые составили 11,326 трлн рублей, суммы псевдоНДС в размере 17,63 трлн рублей, взысканной с населения, но непонятно куда подевавшейся, а также выплат во внебюджетные государственные фонды — Пенсионный фонд, Федеральный и территориальные фонды медицинского страхования и Фонд социального страхования, суммарно 8,914 трлн рублей, которые тоже включаются в цены продукции, так как требуется компенсировать и эти затраты. Итого 37,87 трлн рублей.

Таким образом, население страны в 2013 году при приобретении потребительских товаров и услуг выплатило неформальный налог с продаж в сумме 37,87 трлн рублей, что по отношению к общим доходам населения в размере 43,884 трлн рублей составило 86%. Такова оценочно средняя ставка подоходного налога, который выплачивает население страны в бюджет. Но это в среднем. Налог приближается к 100% по мере снижения дохода человека, и существенно снижается при увеличении дохода. Введение оптимальной прогрессивной шкалы ставок НДФЛ с перераспределением доходов в пользу малоимущих позволит увеличить покупательную способность населения и тем самым дополнительно увеличить доходы бюджета.

Замечу, псевдоНДС добавляется также к ценам практически всех потребительских товаров и услуг при их розничной реализации. В 2013 году, согласно данным Росстата, расходы населения на оплату приобретенных потребительских товаров и услуг составили 43,684 трлн рублей, из которых в бюджет должен был быть выплачен налог по ставке 18% в сумме 6,663 трлн рублей. Но в бюджет, как отмечалось, почему-то поступило только 1,977 трлн рублей псевдоНДС, который взимается независимо от псевдоНДС в розничной торговле. Спрашивается, куда подевались эти 6,663 трлн рублей?

Вопросов по доходам бюджета немало. Как показано выше, устранение только двух ошибок в Налоговом кодексе РФ — замена на НДС налога с оборота с взаимозачетами, а также замена регрессивной шкалы ставок НДФЛ на прогрессивную позволило бы увеличить доходы консолидированного бюджета страны суммарно на 12 трлн рублей и более. Как отмечалось, систематические ежеквартальные выплаты предприятиями псевдоНДС в бюджет и друг другу приводят, несмотря на взаимоачеты, к постоянному использованию в налогообороте значительной части этих средств. В 2014 году оборот псевдоНДС составил почти 22 трлн рублей. Оценочно, половина этой суммы, примерно 10 трлн рублей, использовалась в налогообороте постоянно, и предприятия не могли их направить для финансирования производства. Поэтому использование НДС позволит уменьшить налогообложение населения и увеличить оборотные средства предприятий. Это приведет, соответственно, к увеличению объемов производства и покупательной способности населения, и, как следствие, к увеличению собираемости налогов.

Действующая система налогообложения ввиду настоятельной необходимости развития экономики и роста благосостояния граждан подлежит принципиальным изменениям с заменой одной из налогооблагаемых баз и уменьшением налогового бремени (подробней см. Налогообложение, которое спровоцирует модернизацию экономики. От многократных поборов с населения — к оброку с затрат природных ресурсов. — Промышленные ведомости № 4, август 2014 г.). Между тем правительство для устранения дефицита бюджета этого года стало наращивать налоговые ставки, вводить новые поборы, не предусмотренные Налоговым кодексом, и сокращать значимые бюджетные расходы без анализа последствий. В частности, власти сократили часть социальных расходов и в нарушение законодательства отказались от полной индексации пенсий по фактической инфляции 2015 года, составившей почти 13%. Пенсии работающим пенсионерам в этом году вообще не проиндексируют, неработающим проиндексировали в первом полугодии на 4%, а во втором неизвестно что будет. Иначе как обворовыванием малоимущих назвать это нельзя, так как пенсия в среднем в прошлом году составила всего 10 888 рублей в месяц.

Простейшие расчеты показывают, что для положенной по закону индексации пенсий в этом году ежемесячно потребовалось бы 58,678 млрд, а за год — 704,14 млрд рублей. При этом индексация пенсий работающим пенсионерам, каковых около 15 млн человек, обошлась бы всего в 21 млрд рублей в месяц или в 252 млрд рублей за год. Подоходный налог и страховые поборы, выплачиваемые за счет доходов работающих пенсионеров, намного превышают эту сумму.

Казалось бы, в создавшихся условиях правительство должно было бы, наконец, начать поиски новых, эффективных, решений увеличения доходов казны, в первую очередь — за счет расширения промышленного производства, увеличения объемов выпуска продукции и повышения покупательной способности населения. Однако вместо этого оно предпочло продолжать обирать малоимущих и увеличивать налоговую нагрузку.

Моисей Гельман — главный редактор газеты «Промышленные ведомости»

Такой маневр мы уже предпринимали в 1999-2000 годах и вполне удачно. Ожидать слишком многого от него сегодня не следует, но есть важные расходы бюджета, которые особенно не хотелось бы урезать. Я имею в виду образование, здравоохранение, науку, от которых более всего зависит будущее нашей страны. Полагаю, где-то примерно на 10-15 процентов снижение добычи нефти вполне возможно. Есть еще вариант: снова начать проводить рыночные реформы, институциональные изменения. Я бы сказал - именно так и надо действовать! Но это потребует времени, а надо продержаться здесь и сейчас. Впрочем, одно другое не исключает.

А вот гнаться за сланцевой революцией, которую возглавляет США, точно не стоит. России пока ни к чему активное развитие этого направления. В Штатах - другое дело, у них гораздо более высокая потребность в нефти - их ВВП в четыре раза больше нашего. А мы являемся энергично экспортирующей нефтяной страной. Ни догонять, ни перегонять Америку по сланцу нет надобности.

Это же касается и зеленой революции. Я совершенно уверен, что нам не стоит включаться в гонку с другими странами по внедрению ветровой, солнечной энергии или водородной экономики. Зачем? У нас есть свои нефть и газ. Пусть стараются страны, которые не располагают такими ресурсами. Да, нам надо принимать во внимание, что страны-потребители развивают альтернативные источники энергии и стремятся снизить потребность в нефти. Мы тоже должны работать над этими направлениями - ветром, солнцем и так далее. Обязаны. Но если вы мне скажете, что это самый передовой участок, на который мы должны бросать ресурсы, то я с вами категорически не соглашусь. На этом пути у нас нет перспектив для прорыва.

Нужно понимать особенности нашей страны. Я не знаю, как в отношении сланцев, но с солнцем у нас не так хорошо, как в Саудовской Аравии или в Америке. И с ветром. У нас самые высокие уровни ветра где-то 18-20 метров в секунду. А там, где более широко применяют ветровые установки, дуют совсем другие ветры. Есть еще один нюанс. Помню, видел в Германии, как на поле стоял лес из ветряков. Мы проезжали мимо, мне казалось, что это какие-то инопланетные существа, которые наступают на немецкие города. Было ощущение пустоты, которое возникает на тех местах, где они стоят. Мы такие поля можем использовать с большей эффективностью.

Вообще первоочередная задача, решение которой ослабило бы нашу зависимость от нефтяного и газового экспорта, - это развитие сельского хозяйства. И здесь у нас есть успехи. Мы стали одним из крупнейших импортеров зерна. Надо ценить это. Ежегодно нам приходилось закупать по 40 миллионов тонн зерна. Сейчас наш экспорт превысил 32 миллиона. А с нашей территорией, с сельхозземлями, это только начало. Потенциал огромный!

Когда я говорю про сельское хозяйство, то имею в виду, что наша огромная страна имеет замечательные природные условия для производства продовольственной продукции, причем невысокой стоимости. Я знаю, какую колоссальную роль в повышении урожайности, в улучшении условий выращивания играет современная биохимия. Надо ее тоже развивать.

По какому природному показателю мы еще на первом месте в мире? Лес. Так давайте хотя бы престанем завозить по импорту продукты лесопереработки. Это не требует слишком глубоких ученых изысканий. А потом с их помощью доведем дело до такого высокого уровня переработки древесины, чтобы мы могли вывозить не просто сырье, а хорошие изделия. Может, есть смысл сделать это генеральной линией? Не знаю, нужно все рассчитать.

Вы меня спросите: куда же нам все-таки направлять наши усилия? На высокие технологии. В том числе для сельского хозяйства и для деревообработки. На информатику, развитие нанотехнологий, на биохимию. На различного рода технологии предоставления бытовых услуг с помощью самой новейшей техники. Наша задача - добиваться успеха в тех секторах, которые создают эту инновационную продукцию.

Как развивать эти направления? Мы должны широко распространить малые предприятия инновационного профиля. У нас малый бизнес сегодня - это торговля, служба быта. А нам нужно добиться, чтобы, как в США, эти предприятия с небольшим числом ученых, инженеров, занимались бы инновационным творчеством. Придумывали бы что-то новое, способное победить в конкуренции на мировых рынках. Вот главное!

И на своем рынке с этим надо пробиваться. Что тоже не такое легкое дело. Придется преодолевать привычку российского потребителя - и производственного, и обыкновенного - что иностранные товары лучше. И мы должны, наконец, научиться их делать лучше. А не ждать, когда нам компании, основанные россиянами за границей, приготовят что-нибудь этакое. Повышение эффективности, повышение производительности - это сегодня главные направления, на которых мы должны добиться успеха. Это наша генеральная линия.

Давайте подумаем, что мы будем продавать. Именно из высоких технологий. Напомню: я не сторонник вооружения. Но когда была поставлена ясная задача, мы успехов по ним добились именно в оборонной промышленности. Поэтому нельзя сказать, что мы такие дурные, что не можем ничего делать, кроме как добывать нефть, газ, уголь и пилить лес. Можем.

Вряд ли это свидетельство начала деглобализации: фундамент, заложенный многосторонними договоренностями в рамках ВТО, будет задавать границы, за которые национальный протекционизм не будет выходить. На этом фундаменте, по всей видимости, будет расти здание будущей мировой торгово-экономической системы, в архитектуре которого определяющую роль будут играть формирующиеся двусторонние и блоковые преференциальные торговые соглашения (ПТС), такие как Транстихоокеанское партнерство (ТТП), трансатлантическое торговое и инвестиционное партнерство ЕС – США (ТТИП), Меркосур, китайская инициатива экономического пояса Шелкового пути и другие мегарегиональные блоки.

Такой «глобализирующийся регионализм» обусловлен в том числе фундаментальными изменениями структуры мирового производства, вызванными мировой торговлей. Все больше участвующих в международном обмене товаров производится не в отдельно взятой стране, а в рамках глобальных цепочек, проходящих через несколько стран. Так, например, в выручке экспортируемого из Китая iPhone лишь около 1,4% добавленной стоимости приходится на сам Китай (на США – 66%). Производимые на территории США самолеты Boeing состоят из более чем 6 млн деталей, поставляемых из более чем 30 разных стран (в том числе из России). В таких условиях продвижение экономических интересов требует не протекционизма в национальных границах, а защиты существующих цепочек, включая снижение издержек производства и торговли, упрощение торговых процедур и обеспечение беспрепятственного многократного пересечения границы.

Все больше стран стимулируют торгово-экономическое взаимодействие через механизмы торговых соглашений, замыкают производственные цепочки внутри мегарегиональных блоков. Процесс интеграции существенно усложняется, акценты смещаются от торговли товарами в сферу услуг, инвестиций, трансфертов знаний и технологий. Современные ПТС отличаются чрезвычайной глубиной и шириной охвата, многие из них имеют черты общего рынка, обеспечивая преференциальный доступ партнеров по соглашению на отечественный рынок.

Интеграция является важным источником экономического роста: специализация экономики на отраслях, обладающих сравнительными преимуществами, повышает благосостояние; торговля и иностранные инвестиции способствуют повышению эффективности за счет трансферта технологий и увеличения человеческого капитала и обеспечивают конкурентную среду, необходимую для устойчивого технологического развития. Более высокие (по сравнению со среднемировыми) темпы роста в Азиатско-Тихоокеанском регионе в течение последних 15 лет во многом связаны с развитием интеграционных процессов.

С начала 2000-х гг., в то время как процессы преференциальной либерализации в мире набирали обороты, Россия играла роль стороннего наблюдателя формирующихся правил мировой торгово-экономической системы, практически не участвуя в процессах международной экономической интеграции со странами дальнего зарубежья. Евразийский экономический союз (ЕАЭС), являясь региональным торговым соглашением, объединяющим Россию с некоторыми другими странами постсоветского пространства, либо интегрируется в мировую торгово-экономическую систему с учетом всех ее современных особенностей (причем делать это следует на стадии ее формирования), либо, в противном случае, правила игры установятся без нашего участия и страны ЕАЭС будут нести потери за счет упущенных возможностей встраивания в новую архитектуру мировых торгово-экономических связей.

В настоящее время интеграционный потенциал Евразийского союза используется совсем не на полную мощность. Экономики стран ЕАЭС слабо интегрированы в мировые цепочки добавленной стоимости. Внутри интеграционного объединения действует множество барьеров, препятствующих взаимной торговле и инвестициям. На треке интеграции со странами дальнего зарубежья пока существует только соглашение о зоне свободной торговли (ЗСТ) с Вьетнамом (0,6% российского товарооборота). Для увеличения в ближайшем будущем выгод от международной торговли в Азиатско-Тихоокеанском регионе следует активизировать интеграционную повестку, нарастить мощность переговоров по ЗСТ со странами АСЕАН и ШОС. В дальнейшем никуда не уйти от обсуждения формата сотрудничества с ТТП и ТТИП.

В последнем послании президента Федеральному собранию перспективные соглашения о ЗСТ с АСЕАН и ШОС упомянуты в качестве ближайших внешнеэкономических приоритетов. Какие выгоды могут получить экономики России и партнеров по ЕАЭС от такой интеграции?

Наши расчеты показывают, что соглашение о ЗСТ Евразийского союза со странами ШОС (прежде всего с Индией и Китаем) могло бы принести значительную выгоду и повысить конкурентоспособность ЕАЭС. Интеграция в рамках ШОС, страны которой в сумме генерируют порядка 28% мирового ВВП и 20% российского товарооборота, будет при этом иметь ряд особенностей.

Во-первых, в результате простого взаимного обнуления пошлин на торговлю товарами ежегодный общий макроэкономический выигрыш для России составит ~$10 млрд, или 0,6% от ВВП 2015 г. (для ЕАЭС – ~$13 млрд). При этом выигрыши будут разными для отраслей, для отдельных из них (сельское хозяйство, пищевая промышленность, отдельные виды обрабатывающих производств) есть и риски падения выпуска.

Во-вторых, более глубокое соглашение о ЗСТ между участниками ШОС, означающее гармонизацию технических стандартов, договоренности о санитарном регулировании, снижение технических барьеров в торговле может существенно (в 1,5–2 раза) увеличить выигрыш для России и стран ЕАЭС.

Следует отметить, что соглашение о ЗСТ в рамках ШОС не будет означать перехода к китаецентричной внешнеэкономической стратегии или необратимого «поворота на восток», поскольку не подразумевает создания единой таможенной территории и передачи торговой политики стран ЕАЭС в компетенцию какой-либо наднациональной структуры. Следовательно, подобная инициатива, с одной стороны, может способствовать встраиванию российской экономики в меняющийся ландшафт мировой торгово-экономической системы, а с другой – не будет препятствовать возможности получения выгод от интеграции с другими странами и блоками, прежде всего с наиболее значимым торговым партнером – ЕС, с которым, насколько это возможно с учетом текущих политических ограничений, следует поддерживать максимальное развитие совместных инфраструктурных и гуманитарных проектов, а в дальнейшем – двигаться в сторону формирования единого рынка.

Международная интеграция – один из немногих оставшихся в нашем распоряжении источников экономического роста, и этим источником обязательно следует пользоваться. Для этого необходима выработка механизма решения внутренних противоречий в ЕАЭС и формирования общей интеграционной повестки с выходом на глубокое торгово-экономическое сотрудничество со структурами, формирующими всеобъемлющие соглашения нового поколения. В современных условиях внутренних и внешних политических ограничений единственный относительно безболезненный ресурс развития у российской экономики, способный дать результат уже в среднесрочной перспективе, – интеграция в большие экономические процессы, времени на которую остается все меньше. Пассивная позиция на внешнеэкономическом направлении несет в себе риски как потери возможности политического позиционирования, так и упущенной экономической выгоды.

Автор – руководитель направления «Международная экономика и финансы» ИЭП им. Е. Т. Гайдара, директор Центра исследований международной торговли РАНХиГС

20.02.2016. Одним из факторов, который вызвал Великую депрессию в США в 1930-е гг., стала неспособность Федеральной резервной системы предотвратить коллапс денежного предложения.

Именно об этом говорит знаменитый тезис Милтона Фридмана и Анны Шварц в "Монетарной истории Соединенных Штатов". И также считал Бен Бернанке, когда он был главой регулятора.

Сейчас глобальная экономика удивительным образом напоминает ситуацию в 30-е гг., и это звучит угрожающе.

Согласно работе Клаудио Борио, главного экономиста Банка международных расчетов, "финансовая эластичность" является характерной чертой мировой экономики до Великой депрессии и экономики современной. Эластичность подразумевает накопление дисбалансов на рынке капитала, когда денежные потоки направляются в развивающиеся страны из-за слишком низких ставок в странах развитых.

Потоки капитала на развивающиеся рынки

Обменный золотой стандарт, созданный в 1920 г., позволил США и Великобритании выпускать облигации, которые использовались вместе с золотом в обменных сделках между центральными банками. Такая ситуация спровоцировала сильный рост иностранных кредитов.

США, например, отправляли деньги на развивающиеся рынки в Латинской Америке и Центральной Европе. Инвесторы в США пользовались более высокой отдачей от инвестиций при, казалось бы, небольшом дополнительном риске, так как возможность дефолта была низкой.

Тем не менее стандарты кредитования стали слабеть, и американские инвесторы начали возвращать деньги обратно, поскольку в 1928 г. ФРС повысила ставку. Деньги, среди прочего, вкладывались в акции, которые, конечно, были на пороге катастрофы.

Разворот потока капитала

Этот разворот потока капитала в сочетании с падением цен на сырьевые товары дестабилизировал развивающиеся рынки к 1929 г., ставя товаропроизводителей на грань банкротства. В 1930 г. несколько стран Южной Америки девальвировали свои валюты и объявили дефолт по долгу.

Кризис распространился на Австрию, Германию и в конечном итоге на Великобританию, основного кредитора в Центральной Европе. Великобритания в конце концов девальвировала свою валюту, но в США ФРС фактически повысила ставки в конце 1931 г., чтобы остановить отток золота.

Банковская паника, как в США, развернулась в "полную силу мировой депрессии".

Результатом этих долговых проблем стал институт контроля за движением капитала. Теперь капитал уже не перемещался между странами свободно, а мировая торговля замедлилась из-за введения тарифов, иностранные долги не были погашены. Это цена глобализации.

Сходство с 1930-ми гг.

Теперь, как и в 30-е гг., мировая экономика растягивается. Режим низкой процентной ставки в развитых странах мира способствовал кредитованию развивающихся рынков. Кроме того, банковские системы Китая и Европы обременены безнадежными долгами.

В прошлом году развивающиеся рынки испытали первый отток капитала почти за 30 лет, и этот процесс продолжается, в то время как цены на сырьевые товары продолжают падение. Протекционизм в ЕС и США также усиливается, достаточно вспомнить введение тарифов на сталь из Китая. Кроме того, растут антиэмиграционные настроения.

Хотя дополнительные ограничения, связанные с золотым стандартом, сейчас не существуют, привязка юаня к доллару является неустойчивой.

Эластичность и накопление дисбалансов могут сделать восстановление баланса очень сложным. Поэтому, что касается денежно-кредитной политики, необходимо бороться с этими дисбалансами, даже если сейчас инфляция останется низкой. Пусть лучше она будет низкой и стабильной, чем мы увидим новую Великую депрессию.