Авторитаризм продолжает наступление

Отрвывок из фантастического романа латышского писателя
Владимира Михайлова "Тогда придите, и рассудим"

"Журналист слушал, временами понемногу
отпивал из стакана, лицо его оставалось неподвижным, глаза прятались под
массивными веками. Когда Форама закончил, журналист с минуту помолчал,
громко сопя носом, вертя пустой уже стакан в пальцах. "Ты это всерьез? -
спросил он Фораму, внимательно оглядел его и сам себе ответил: - Всерьез,
понятно. Значит, по-твоему, если не принять срочных мер, все это (он
широко повел рукой) в скором времени хлопнет?" "Девяносто пять из ста", -
ответил Форама, так и не притронувшийся к стакану. "Тогда выпей, -
посоветовал журналист, - терять все равно нечего. Ну, наконец-то, значит".
Форама не понял: "Что - наконец?" - "Наконец кончится лавочка. Давно
пора". - "Ты о чем?" - "Да вот обо всем этом. - И журналист снова повел
рукой. - Сподоблюсь, значит, увидеть. Не зря, выходит, жил". Форама все
никак не мог уразуметь. "Погоди, - сказал он. - Ты скажи толком: можешь ты
помочь? Написать? Все равно куда, газета, радио - что угодно, - но надо,
чтобы люди узнали, чтобы заявили, что нельзя так, что надо спасать
цивилизацию, спасать человечество!" "Да кому это сдалось - спасать его, -
ответил журналист, - дерьмо этакое, еще спасать его, наоборот, каленым
железом, или что там у тебя будет рваться, все равно что, лишь бы
посильнее!" Он налил себе. "А помочь тебе я не смогу, старик, если даже
очень захочу. Я и не захочу, но пусть даже захотел бы. Ну подумай сам,
подумай строго, ты же ученый, аналитик: как, чем мог бы я тебе помочь?"
"Написать! - сказал Форама громко, четко. - Твое имя знают, тебя читают,
народ тебя любит. Всем известно, что ты - независимый, никому не
кланяешься, пишешь о том, чего другие боятся, они от таких тем шарахаются,
а ты - нет". "Дурак ты, - сказал журналист уверенно, - дурак, а еще
ученый, а еще физик! Они шарахаются, да. А я - нет, верно. А почему, ты
подумал? Почему они боятся, а я - нет?" - "Вот как раз потому, что ты -
смелый и независимый". "Господи, - сказал журналист жалобно, - ну что за
детский сад, нет, правда, огнем, огнем все это, только так, оглупело
человечество до невозможности, а я-то думал, что ты серьезный мужик..."
"Давай толком, так я не понимаю", - попросил Форама. Журналист отхлебнул,
вытер губы. "Да потому я об этом пишу, - сказал он раздельно и
неторопливо, - что мне разрешено, понял, дубина? Разрешено! А им - нет. А
мне не только разрешено, но даже и приказано. Каждый раз. Каждая тема мне
дана. Ты что, думаешь, я сам? Нет, ну, право, дурак дураком. Вон, - он
ткнул пальцем, - почта валяется. Я ее не смотрел. Думаешь, не знаю, что
там? Знаю, даже не глядя. Темы. Разрешенные, рекомендуемые темы. Острые.
Злободневные. Все, как надо. Их умные люди выбирали и формулировали, будь
спокоен. И прислали мне. И я на эти темы должен писать. И буду. Буду, пока
эти твои элементы не взорвутся к той матери и ее бабушкам, вместе с нами,
со мной, с темами, с теми, кто их выбирает. Теперь уяснил? Мне
раз-ре-ше-но!" "Да смысл какой? - спросил Форама. - Не понимаю. Кто бы ни
дал эту тему - тема ведь правильная! Нужная! Ты пишешь. Тебя читают. И
прекрасно! Так и должно быть!" "Ребенок ты, - сказал журналист; он уже
приближался к эйфористической стадии похмелья, хотелось говорить, и он
говорил, впервые за, может быть, долгое время не стесняя себя, не боясь,
не думая о последствиях, потому что поверил: конец всему, а значит - и
страхам конец... - Ребенок! Люди-то ведь не слепые? Нет. Видят кое-что из
того, что происходит? Видят. Можно об этом молчать? Нельзя. Потому что
если существует факт, - а он существует, - то нужно прежде всего
перехватывать инициативу в истолковании этого факта. Сам факт - мелочь,
дерьмо. Главное - как его истолковать. У вас что, в физике, иначе? Да нет
- и вы ведь спорите насчет интерпретации известных фактов. Ну и тут то же.
Ну вот тебе простейший случай. Идешь ты по улице и видишь на другой ее
стороне двоих, что идут навстречу друг другу. Идут. Поравнялись. Один
развернулся и дал другому в морду. И пошел своей дорогой. И тот, кому
дали, тоже пошел дальше по своим делам. Вот тебе факт. Что он значит? Да
ничего. Потому что нет его интерпретации, истолкования. И вот толкования
начинают возникать. Одно: полиция не справляется с хулиганами. Пьяный
хулиган повстречался с мирным прохожим и, рассчитывая на безнаказанность,
дал тому в морду. Тот и вправду побоялся ответить и почел за благо
поскорее удалиться, пока не добавили. А вот другая интерпретация. Идет по
улице подонок. Навстречу - порядочный человек, у которого этот подонок два
дня назад, допустим, соблазнил малолетнюю дочку или изнасиловал юную
сестричку или просто соседку. И сделал это так, что суду не докажешь. И
вот, встретив подонка, оскорбленный дает ему в морду. И тот терпит, и
благодарен, что так обошлось: могли бы ведь и убить в гневе. Факт остался?
Да. Смысл изменился? Кардинально. А можно дать и третью интерпретацию: шел
по улице сбежавший из клиники буйнопомешанный, дал ни за что в морду
прохожему, а потерпевший не ответил потому, что он - не больной, а
нормальный человек и, как нормальный и порядочный человек, не признает
подобных способов решать вопросы. Мало того: он по глазам того понял, что
хулиган - больной и надо побыстрее позвонить в клинику, его нагонят и
вернут. Первая интерпретация говорит о том, что плохо работает служба
порядка. Это нехорошо. Вторая - о падении нравов. И это не лучше. Наконец,
третья - о случайном происшествии, о несчастном случае, в котором не
государственная служба виновата и не отсутствие нравственных критериев в
системе вообще, а виноват сторож или санитар в клинике, которые позволили
больному сбежать. Дать им по шее, главного врача выругать, чтобы лучше
следил за несением службы, - а в остальном все прекрасно, и люди
прекрасные, и все бытие. Вот и факт исчерпан, никаких обобщений, никаких
выводов, мелочи жизни. Понял? Так вот, вы читаете, вы ахаете - остро, как
же остро пишет Маффула Ас, ничего-то он не боится, ничего с ним не могут
поделать, ах, какая свободная на Планете печать, какая независимая вся
информация... Читаете - и не соображаете, что Маффула Ас пишет об этом и
разрешено ему писать об этом потому, что фактик-то он распишет - лучше не
надо, я ведь человек способный - был, во всяком случае, - и вас это
описание факта затягивает, и вы ахаете. И пропускаете мимо глаз, что когда
доходит дело до интерпретации, Маффула выберет именно ту, которая не дает
поводов для обобщений, которая низводит все к частному случаю, недосмотру,
недогляду, ошибке - хотя на самом деле я понимаю отлично, что от истины
мое истолкование, может быть, дальше всех прочих... Зато я вам этих
санитаров так изображу, что вы в них увидите государственных преступников,
вы сами заорете: "Распять их!", ну, на худой конец, распнут - станет одним
сторожем или санитаром меньше, зато вы-то успокоитесь, вам-то толковать
больше не о чем: случилось, конечно, нечто неприятное, но все своевременно
увидено, осуждено, гласно, публично, демократично... Мальчик ты, физик,
мальчик. А если я напишу не так, как надо, - что, думаешь, меня
напечатают? У меня что, газета своя? Да кто мне ее даст! Мне жить дают,
это верно, уровень у меня высокий. Сам видишь. У тебя фиг такое есть, да
теперь и не будет уже, наверное... Остро, без оглядки, мы писали, когда
начинали только, было нас трое; нас заметили и стали с нами работать.
Выделять, похваливать, приплачивать, разговаривать... Меня обработали. И
вот - я известен, мои статьи "Унифинформ" разгоняет по всей Планете, сотни
газет их публикуют, я живу прекрасно, пью - сколько душа пожелает, и бабы
многие считают за честь... А где те двое ребят, что не обработались? Не
знаешь? И я не знаю. Может, когда-нибудь и столкнет судьба...

Об авторе: https://www.fantlab.ru/autor434

Журналист должен быть патриотом своей Родины. Любой человек, работающий в информационном пространстве, как автор, должен иметь свою точку зрения, опирающуюся на объективизм, патриотизм. А, власть, может много чего хотеть, журналисту очень важно дать объективную и "читабельную", то есть понятную оценку происходящего вокруг нас.

(Opium99 @ 28.08.2009 - время: 23:03) Журналист должен быть патриотом своей Родины. Любой человек, работающий в информационном пространстве, как автор, должен иметь свою точку зрения, опирающуюся на объективизм, патриотизм. А, власть, может много чего хотеть, журналисту очень важно дать объективную и "читабельную", то есть понятную оценку происходящего вокруг нас.
Это тонкая грань, например американские журналисты канала CBS, которые показали пытки иранцев в тюрьме Абу Грейб и очень навредили имиджу США, как внутри страны, так и в мире...Правдивые, объективные журналисты или враги США?

По итогам действий получается враги собственной страны...но зато объективные журналисты.

Журналисты, рассказавшие о пытках заключенных в тюрьме Абу Грейб, на мой взгляд, как патриоты своей Родины, сделали правильно. Показывая недопустимые нарушения норм и конвенций международного и внутреннего права своей страны, на первом этапе, журналисты конечно испортили имидж своей страны. Но своими публикациями они содействуют недопущению, в дальнейшем, подобных действий, улучшая тем самым отношение к своей Родине, как к государству, где свобода слова не простое словосочетание, а рычаг воздействия на зарвавшихся правонарушителей работающих на правительство страны.

Журналист должен иметь свое мнение. Если он забудет, что относится к 4 власти. а не к первой я ему страшно отомщу-не буду его читать, слушать и смотреть-официальная точка зрения мне и так известна. Например за 2 журналистами, которые аытались сообщить правду об аварии на Саяно-Шушенской ГРЭС охотилась прокуратура(а не за сбежавшей местной администрацией) Для меня это точный знак-официальная версия-туфта, проверки-туфта, на турбине с трещинами работали, деньги разворовали, все акты-подделки-виновных надо сажать-но они власть. Легче прокуратуру на пару честных журналистов напускать.

(Sorques @ 28.08.2009 - время: 04:18) Все правильно, издания разной направленности могут входить в один медиахолдинг, не удивлюсь если Мэрдок купит несколько коммунистических газет, если это будет выгодно(газету Правда когда то греки купили, в начале 90-х)...но мы про объективность самого издания, определено ему быть правой газетой, то так и будет. Про пропаганду никто не говорит.

Владелец просто играет на какой либо политической поляне, иначе у нее не будет читателей. Я читаю те издания, которые соответствуют моим взглядам, издание соответственно подает мне материал так,что бы я считал его объективным.
Утрирую, но примерно так...вообще все еще гораздо более цинично, но без этого не будет издания.
Э, Влад, ты сейчас "меняешь показания"! Иметь некие политические интересы и реализовывать их через свои СМИ и играть одновременно на нескольких политических полянах просто потому, что эти СМИ имеют определенный круг аудитории - это разные вещи. Кроме того, конечно, респектабельные общественно-политические СМИ имеют определенный круг читателей, у каждого свой. Но, во-первых, он совсем не обязательно должен различаться радикально. У нас в Эстонии, к примеру, нет ни крайне правых, ни крайне левых СМИ. Опять же, традиционная ориентация на реформистов ведущей газеты Postimees никогда не мешала давать ей слово оппозиции. Качественная новость или, тем более, конфликтный материал, по определению полагает давать разные точки зрения на проблему (с чем в российских прокремлевских и не очень подвластных СМИ, кстати, большой напряг; среди телеканалов в этом смысле очень выгодно отличается RTVI, для которого не существует запретных персон и представлены самые разные точки зрения, какие только могут быть). А сейчас Postimees и вовсе все чаще резко критикует правящую коалицию во главе с реформистами. Потому что у журналистов есть гражданский долг, который обязывает их критически относится к власти и, если та совершает ошибки, беспощадно вскрывать их и показывать всему обществу. Разумеется в Postimees видят не те ошибки власти, которые узрела бы коммунистическая газета, риторика у них совсем другая. Ну, на то и различия точек зрения.

(Bruno1969 @ 27.08.2009 - время: 17:40) Танаев ответил, что по некоторым вопросам разные точки зрения не нужны
Типа, "Долой плюрализм!"? Так это мы уже проходили.

Журналистика-одна из 2х древнейших профессий.Думаю этим все сказано

(Antony37 @ 31.08.2009 - время: 09:35) Журналистика-одна из 2х древнейших профессий.Думаю этим все сказано
Коротко же Вы думаете...

(Бумбустик @ 31.08.2009 - время: 10:10) (Antony37 @ 31.08.2009 - время: 09:35) Журналистика-одна из 2х древнейших профессий.Думаю этим все сказано
Коротко же Вы думаете...
Вторая древнейшая профессия
С английского: The Second Oldest Profession.
Название романа о журналистах (1950) американского писателя Роберта Сильвестра. Это же выражение есть и в эпиграфе, который писатель предпослал своему произведению: «Газетное дело — профессия столь же древняя, как... словом, это вторая древнейшая профессия» (рус. пер. Т. Озерской).
Под первой древнейшей профессией автор подразумевает проституцию.

(chips @ 31.08.2009 - время: 10:26) Под первой древнейшей профессией автор подразумевает проституцию.
И как много проституток пытались организовать и приручить советская и путинская власть?

(Bruno1969 @ 31.08.2009 - время: 10:28) (chips @ 31.08.2009 - время: 10:26) Под первой древнейшей профессией автор подразумевает проституцию. 
И как много проституток пытались организовать и приручить советская и путинская власть?
"...мы должны сказать вам, что ваши речи об абсолютной свободе одно лицемерие. В обществе, основанном на власти денег, в обществе, где нищенствуют массы трудящихся и тунеядствуют горстки богачей, не может быть "свободы" реальной и действительной. Свободны ли вы от вашего буржуазного издателя, господин писатель? от вашей буржуазной публики, которая требует от вас порнографии в романах и картинах, проституции в виде "дополнения" к "святому" сценическому искусству? Ведь эта абсолютная свобода есть буржуазная или анархическая фраза (ибо, как миросозерцание, анархизм есть вывернутая наизнанку буржуазность).
Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя. Свобода буржуазного писателя, художника, актрисы есть лишь замаскированная (или лицемерно маскируемая) зависимость от денежного мешка, от подкупа, от содержания. "
В.И.Ленин 1905 г.

"Так нам велят верить, что голос журналов и газет — или так называемая пресса, есть выражение общественного мнения… Увы! Это великая ложь, и пресса есть одно из самых лживых учреждений нашего времени.
Кто станет спорить против силы мнения, которое люди имеют о человеке или учреждении? Такова уже натура человеческая, что всякий из нас, — что ни говорит, что ни делает, оглядывается, как это кажется и что люди думают. Не было и нет человека, кто бы мог считать себя свободным от действий этой силы.

Эта сила в наше время принимает организованный вид и называется общественным мнением. Органом его и представителем считается печать. И подлинно, значение печати громадное и служит самым характерным признаком нашего времени, более характерным, нежели все изумительные открытия и изобретения в области техники. Нет правительства, нет закона, нет обычая, которые могли бы противостать разрушительному действию печати в государстве, когда все газетные листы его изо дня в день, в течение годов, повторяют и распространяют в массе одну и ту же мысль, направленную против того или другого учреждения.

Что же придает печати такую силу? Совсем не интерес новостей, известий и сведений, которыми листки наполняются, — но известная тенденция журнала, та политическая или философская мысль, которая выражается в статьях его, в подборе и расположении известий и слухов и в освещении подбираемых фактов и слухов. Печать ставит себя в положение судящего наблюдателя ежедневных явлений; она обсуждает не только действия и слова людские, но испытует даже невысказанные мысли, намерения и предположения, по произволу клеймит их или восхваляет, возбуждает одних, другим угрожает, одних выставляет на позор, других ставит предметом восторга и примером подражания. Во имя общественного мнения она раздает награды одним, другим готовит казнь, подобную средневековому отлучению…

Сам собою возникает вопрос: кто же представители этой страшной власти, именующей себя общественным мнением? Кто дал им право и полномочие — во имя целого общества — править, ниспровергать существующие учреждения, выставлять новые идеалы нравственного и положительного закона?

Никто не хочет вдуматься в этот совершенно законный вопрос и дознаться в нем до истины; но все кричат о так называемой свободе печати, как о первом и главнейшем основании общественного благоустройства. Кто не вопиет об этом и у нас, в несчастной, оболганной и оболживленной чужеземною ложью России? Вопиют в удивительной непоследовательности и так называемые славянофилы, мнящие восстановить и водворить историческую правду учреждений в земле Русской. И они, присоединяясь в этом к хору либералов, совокупленных с поборниками начал революций, говорят совершенно по-западному: «Общественное мнение, то есть соединенная мысль, с чувством и юридическим сознанием всех и каждого, служит окончательным решением в делах общественного быта; итак, всякое стеснение свободы слова не должно быть допускаемо, ибо в стеснении сего выражается насилие меньшинства над всеобщею волею».

Таково ходячее положение новейшего либерализма. Оно принимается на веру многими, и мало кто, вдумываясь в него, примечает, сколько в нем лжи и легкомысленного самообольщения.

Оно противоречит первым началам логики, ибо основано на вполне ложном предположении, будто общественное мнение тождественно с печатью.

Чтоб удостовериться в этой лживости, стоит только представить себе, что такое газета, как она возникает и кто ее делает.

Любой уличный проходимец, любой болтун из непризнанных гениев, любой искатель гешефта может, имея свои или достав для наживы и спекуляции чужие деньги, основать газету, хотя бы небольшую, собрать около себя по первому кличу толпу писак, фельетонистов, готовых разглагольствовать о чем угодно, репортеров, поставляющих безграмотные сплетни и слухи, — и штаб у него готов, и он может с завтрашнего дня стать в положение власти, судящей всех и каждого, действовать на министров и правителей, на искусство и литературу, на биржу и промышленность. Это особый вид учредительства и грюндерства, и притом самого дешевого свойства. Разумеется, новая газета тогда только приобретает силу, когда пошла в ход на рынке, т.е. распространена в публике. Для этого требуются таланты, требуется содержание привлекательное, сочувственное для читателей. Казалось бы, тут есть некоторая гарантия нравственной солидарности предприятия: талантливые люди пойдут ли в службу к ничтожному или презренному издателю и редактору? <>Читатели станут ли брать такую газету, которая не будет верным отголоском общественного мнения? Но это гарантия только мнимая и отвлеченная. Ежедневный опыт показывает, что тот же рынок привлекает за деньги какие угодно таланты, если они есть на рынке, и таланты пишут что угодно редактору. Опыт показывает, что самые ничтожные люди — какой-нибудь бывший ростовщик, посредник-маклер, газетный разносчик, участник банды «червонных валетов», разорившийся содержатель рулетки — могут основать газету, привлечь талантливых сотрудников и пустить свое издание на рынок в качестве органа общественного мнения. Нельзя положиться и на здравый вкус публики. В массе читателей — большею частью праздных — господствуют, наряду с некоторыми добрыми, жалкие и низкие инстинкты праздного развлечения, и любой издатель может привлечь к себе массу расчетом на удовлетворение именно таких инстинктов, на охоту к скандалам и пряностям всякого рода. Мы видим у себя ежедневные тому примеры, и в нашей столице недалеко ходить за ними: стоит только присмотреться к спросу и предложению у газетных разносчиков возле людных мест и на станциях железных дорог. Всем известен недостаток серьезности в нашей общественной беседе: в уездном городе, в губернии, в столице — известно, чем она пробавляется — картами и сплетней всякого рода — и анекдотом, во всех возможных его формах. Самая беседа о так называемых вопросах общественных и политических является большею частью в форме пересуда и отрывочной фразы, пересыпаемой тою же сплетней и анекдотом. Вот почва необыкновенно богатая и благодарная для литературного промышленника, и на ней-то родятся, подобно ядовитым грибам, и эфемерные, и успевшие стать на ноги, органы общественной сплетни, нахально выдающие себя за органы общественного мнения. Ту же самую гнусную роль, которую посреди праздной жизни какого-нибудь губернского города играют безымянные письма и пасквили, к сожалению, столь распространенные у нас, — ту же самую роль играют в такой газете корреспонденции, присылаемые из разных углов и сочиняемые в редакции. Не говорим уже о массе слухов и известий, сочиняемых невежественными репортерами, не говорим уже о гнусном промысле шантажа, орудием коего нередко становится подобная газета. И она может процветать, может считаться органом общественного мнения и доставлять своему издателю громадную прибыль… И никакое издание, основанное на твердых нравственных началах и рассчитанное на здравые инстинкты массы,— не в силах будет состязаться с нею."

Константин Петрович Победоносцев. 1896.

(chips @ 31.08.2009 - время: 10:56) (Bruno1969 @ 31.08.2009 - время: 10:28) (chips @ 31.08.2009 - время: 10:26) Под первой древнейшей профессией автор подразумевает проституцию. 
И как много проституток пытались организовать и приручить советская и путинская власть?
"...мы должны сказать вам, что
Я вам конкретный вопрос задал, а в ответ получил кучу отвлеченного словесного потока не в тему от третьих лиц. Впрочем, не удивительно: когда по существу сказать нечего...

(Bruno1969 @ 31.08.2009 - время: 11:01) (chips @ 31.08.2009 - время: 10:56) (Bruno1969 @ 31.08.2009 - время: 10:28) (chips @ 31.08.2009 - время: 10:26) Под первой древнейшей профессией автор подразумевает проституцию. 
И как много проституток пытались организовать и приручить советская и путинская власть?
"...мы должны сказать вам, что
Я вам конкретный вопрос задал, а в ответ получил кучу отвлеченного словесного потока не в тему от третьих лиц. Впрочем, не удивительно: когда по существу сказать нечего...
Вы задали абсолютно абстрактный вопрос, не требующий ответа.

(chips @ 31.08.2009 - время: 11:03) Вы задали абсолютно абстрактный вопрос, не требующий ответа.
Если это

Под первой древнейшей профессией автор подразумевает проституцию.  

И как много проституток пытались организовать и приручить советская и путинская власть?

абсолютно абстрактный вопрос, то вы - гений либеральной мысли. А я, соответственно, - красно-коричневый национал-коммунист.

(Bruno1969 @ 31.08.2009 - время: 11:08) (chips @ 31.08.2009 - время: 11:03) Вы задали абсолютно абстрактный вопрос, не требующий ответа.
Если это

Под первой древнейшей профессией автор подразумевает проституцию.  

И как много проституток пытались организовать и приручить советская и путинская власть?

абсолютно абстрактный вопрос, то вы - гений либеральной мысли. А я, соответственно, - красно-коричневый национал-коммунист.
Вы - "акробат пера, виртуоз фарса, шакал ротационных машин..."

(chips @ 31.08.2009 - время: 11:25) (Bruno1969 @ 31.08.2009 - время: 11:08) (chips @ 31.08.2009 - время: 11:03) Вы задали абсолютно абстрактный вопрос, не требующий ответа.
Если это

абсолютно абстрактный вопрос, то вы - гений либеральной мысли. А я, соответственно, - красно-коричневый национал-коммунист.
Вы - "акробат пера, виртуоз фарса, шакал ротационных машин..."
Я не сомневался Chips, что вы не измените своей натуре и за неимением никаких иных аргументов перейдете на оскорбления.

(chips @ 31.08.2009 - время: 10:26) (Бумбустик @ 31.08.2009 - время: 10:10) (Antony37 @ 31.08.2009 - время: 09:35) Журналистика-одна из 2х древнейших профессий.Думаю этим все сказано
Коротко же Вы думаете...
Вторая древнейшая профессия
С английского: The Second Oldest Profession.
Название романа о журналистах (1950) американского писателя Роберта Сильвестра. Это же выражение есть и в эпиграфе, который писатель предпослал своему произведению: «Газетное дело — профессия столь же древняя, как... словом, это вторая древнейшая профессия» (рус. пер. Т. Озерской).
Под первой древнейшей профессией автор подразумевает проституцию.
Я прекрасно понял, ЧТО подразумевает автор.

А посему,- дал соответствующий комментарий.

Страх как убийство журналистики
2 СЕНТЯБРЯ 2009 г. ГРИГОРИЙ НЕХОРОШЕВ
Пришло время покаяться перед коллегами-журналистами. Три раза за свою журналистскую жизнь я испугался и предал профессию.

В августе 2000-го утонула подлодка «Курск». Компания «Славнефть» организовала для родственников моряков с «Курска» бесплатные авиарейсы до Мурманска. Я договорился с пресс-службой «Славнефти», и меня пустили в один из самолетов. Просили, чтобы я упомянул их компанию в «Независимой газете», где я тогда работал заведующим отделом информации. Я хотел долететь этим грустным рейсом только до Мурманска и вернуться. Но в салоне я встретил коллегу, который был там «под прикрытием» некоего гуманитарного фонда «в поддержку семей моряков «Курска», и он сказал мне, что я буду дураком, если не поеду с родственниками на базу подлодок. В автобусе, который подали прямо к трапу самолета, никто ничего не спрашивал. Через его затемненные окна я увидел у ворот аэропорта толпу репортеров со всего мира, которых никуда не пускали.

Три дня я прожил на базе атомных подлодок в Видяево, вместе с родственниками, на госпитальном судне. Я видел их горе, видел бесхозяйственность и разруху городка.

На подлодке «Воронеж», точной копии «Курска», куда водили родственников, чтобы показать, где служили их родные, я наблюдал начинающуюся разруху: в отсеке ядерного реактора ползали тараканы. «Значит, живём», — сказал мне на это с грустной улыбкой капитан второго ранга, который почти год получал командировочные мешками мороженой картошки, и то с промедлением в полгода.

Я был на встрече Путина с родственниками, где президент уходил от прямых вопросов, матерился и во всех трагедиях флота обвинял олигархов: Гусинского и Березовского. Тогда я понял, что Путин — слабый и трусливый человек. Обо всем этом я написал огромный материал «Видяево печали нашей».

Чтобы его прочло побольше людей, материал поставили в субботний номер. Но в субботу «Независимой газеты» не было ни в одном из киосков Москвы, «не завезли». В понедельник, на утренней летучке, главный редактор Третьяков жаловался: впервые за десятилетнюю историю газеты сломалась типография. «Какая досада», — жаловался Третьяков. Меня насторожило, когда после летучки главный редактор предложил всем желающим взять в библиотеке авторские экземпляры газеты, которые вышли до того, как сломалась типография. Чуть позже я узнал, что газету не стали печатать по приказу из Администрации президента. По согласованию с Третьяковым. И я не стал говорить об этом, боялся подорвать репутацию газеты и, смутно, чего-то еще.

Через год я испугался второй раз. Работал я тогда в журнале «Деловая хроника». И вот я узнал, что бывший пресс-секретарь Людмилы Путиной, бывший журналист Георгий Урушадзе организовал издательство. Я подготовил заметку, позвонил Урушадзе, чтобы попросить фотографию. «Зачем, — спросил он, — я же там не главный?». «Но ты же знаменит, бывший пресс-секретарь первой леди страны», — ответил я. «Если ты об этом напишешь, я не гарантирую твоей безопасности. И я не шучу, — твердо сказал Жора, — Посмотри, на всякий случай, кто там у нас, в издательстве». Директором «Северной Пальмиры» числился полковник ФСБ в отставке. И я испугался. Хотя и оправдывал себя тем, что мне просто противно. 

Третий мой грех оказался слишком публичным. Таблоид «Московский корреспондент», в котором я был главным редактором, опубликовал заметку о якобы случившейся помолвке президента Путина с гимнасткой и депутатом Кабаевой. Материал был преподнесен как слух, со знаками вопросов, словами «якобы» и «как говорят». Когда неожиданно разразился скандал, владелец газеты, подполковник ФСБ в запасе Александр Лебедев сказал мне: «По западным, цивилизованным меркам, Вы все сделали правильно. Но Вы же сами понимаете, в какой мы живем стране». В тот же день в одном из помещений банка владельца газеты меня три часа допрашивали двое. Угрожали, что пустят по миру меня и мою семью. После этого приказали прийти на следующий день хорошо выспавшимся и подлечить насморк, собирались допрашивать еще раз на «детекторе лжи». Нос у меня в тот день тек, я приехал на работу с похорон тети. Хоронили ее на сельском кладбище в Подмосковье, апрель был прохладным, и я легко простыл.

После допроса я позвонил владельцу газеты и сказал, что допросы меня унижают, и я хочу сделать заявление об отставке. Владелец ответил, что он о допросах ничего не знает: «Это ребята в банке подсуетились, бегут впереди паровоза. «Детектор лжи», говорите, у них есть. Ничего не знал об этом. Не волнуйтесь, завтра идите в редакцию и разруливайте ситуацию, как можете».

Но на следующий день в Италии, на совместной пресс-конференции с Берлускони, Путин сказал, что всегда плохо относился к тем, «кто с гриппозными носами и эротическими фантазиями» лезет в чужую жизнь. В тот же день владелец газету закрыл. А я совершенно неожиданно получил приглашение от издателя с Украины Михаила Бродского приехать в Киев и работать у него в газете, поскольку на Украине, писал Бродский в открытом письме, нормальная свобода слова и можно публиковать, в том числе, и слухи о первых лицах.

И я решил поехать в Киев. По крайней мере, для того чтобы вывести из-под удара владельца «Московского корреспондента», которого уже стали обвинять в том, что это якобы он приказал мне опубликовать слух про Путина и Кабаеву в порыве какой-то политической мести.

Но владелец газеты к этому отнесся более чем странно. «Что, хотите второй серии международного политического скандала? Да Вас там, в Киеве, убьют, а свалят на меня. Этого хотите?» — спросил он. И приставил ко мне вооруженную охрану. И я испугался третий раз.

Думаю, коллеги это почувствовали, потому что я отказывался давать интервью об этом скандале даже самым проверенным друзьям-журналистам, и они, наверное, из-за этого тоже начинали испытывать страх. По моей вине. Да и журналисты из «Московского корреспондента» видели мой страх и тоже начинали бояться. По моей вине…

Почти уверен, что похожие случаи страха были не только в моей жизни. Журналистов продолжают запугивать, и это приобретает катастрофические формы, когда речь уже идет о жизни и смерти десятков людей.

Я решил написать этот текст после сообщений о возбуждении уголовного дела против главного редактора интернет-газеты «Новый фокус» Михаила Афанасьева из Саянска. «Новый фокус» опубликовал предположения о том, что пропавшие без вести во время аварии на Саяно-Шушенской ГЭС люди возможно еще живы и находятся в воздушных пазухах гидростанции, но МЧС ничего не делает для их спасения.

Афанасьева собирались судить за «распространение сведений, порочащих деловую репутацию» МЧС и администрации ГЭС, но за закрытыми дверями. В последний день лета дознаватели УВД Абакана закрыли дело против Афанасьева. Но уже 2 сентября прокуратура Хакассии решила проверить законность действий УВД. Сам Афанасьев не сомневается, что преследование со стороны силовиков для него не закончилось, его по-прежнему регулярно вызывают на допросы. Тем временем управляющая ГЭС компания «РусГидро» выслала с территории электростанции корреспондента агентства «Интерфакс». По словам представителей пресс-службы компании, журналист агентства «упорно отказывался согласовывать свои тексты», то есть проходить цензуру.

Все эти журналистские беды, конечно, несравнимы с трагедией родственников погибших при аварии на ГЭС. Но горе этих людей никак не оправдывает попытки властей в очередной раз запугать журналистов, чтобы они в подобных трагических ситуациях молчали и не использовали хотя бы мизерный шанс, чтобы спасти людей.

Я думаю, что власть правильно делает, что "воспитывает" журналистов. И дело не в том, что я рассматриваю это как правильное дело. Я рассматриваю этот метод как показательную порку для журналистов, которые это заслужили. Ведь журналисты были одними из тех, кто помогал развалить СССР. И конечно в первую очередь они ведь боролись не за какую-то там лучшую жизнь для народа, в первую очередь журналисты боролись за свои возможности. Им хотелось больше лазить за границей, больше денег хапать. И вот пришел долгожданный капитализм, журналисты стали хапать денег немеряно. Миткова получала в свое время 40 тыс. долларов в месяц зарплаты, сейчас наверное еще больше. Но за деньги, за блага всегда приходится чем-то расплачиваться. И час "Х" для журналистов тоже пробил. Им казалось, что капитализм - это манна небесная, где они будут болтать, что хотят и получать баснословные деньги. Но оказалось, что в капитализме тоже есть своя несвобода, свои правила. И главное правило капитализма - кто платит, тот и заказывает музыку. Что журналисты хотели, то они и получили, чего возмущаться-то?! Когда народ обкрадывали в Приватизацию все было хорошо, все было прекрасно, а теперь поплохело?... Теперь слушай команду:"Сверчки, марш по шесткам! И исполнять там "доктором прописанную роль"(А.Новиков)!"
P.S. Кстати сейчас видно как всех этих дармоедов, которые помогали развалить СССР, нынешнее капиталистическое государство разными законами "берет под опеку". Кто в деньгах теряет, кто в собственности, кому рот затыкают. А то понравилось в начале Перестройки и в 90-е хапать денег, да болтать и делать что хотят. Теперь к ногтю потихонечку, к ногтю, господа... Все возвращается на круги своя... Не только нам - народу по башке получать разными законами, вам тоже...