Роман Селезнев

Сравнение современного российского общества с феодальным становится все более популярным. Настолько своеобразна российская действительность, что подобные аналогии приходят в голову сами собой. Будь то система чиновничьих «кормлений», сверху донизу пронизавшая всю властную вертикаль, или практика раздачи хлебных мест по наследству. Ведь страной должны управлять лишь представители благородных семей!

Трэш-ТВ смакует сюжеты о том, как в некоем уезде некоей губернии современный «помещик» из Москвы прикупил землицы и теперь все местное крестьянство вынуждено пахать на него в прямом смысле.

Жаль, что в подобных репортажах не уточняется (наверное, недостаток образования!) про особенности хозяйственных отношений между новым барином и его работниками. Будут ли у него крестьяне барщину отрабатывать несколько дней в неделю или ограничатся уплатой оброка в натуральной или денежной форме? Станут ли провинившихся пороть на конюшне, как в крепостническую эру? И это любование «новыми явлениями в нашей жизни» происходит в то время, когда даже в отсталых странах правительства стремятся вытеснить помещичье землевладение — этот очевидный анахронизм для ХХI столетия, заменить его более современными формами хозяйствования на земле.

А чего стоят «забавы» российского высшего сословия, которому, кажется, дозволено все: не опасаясь никаких законов, давить подданных, разъезжая на своих привилегированных авто по встречной ли полосе, в нетрезвом ли состоянии. И неважно, переходят ли подданные дорогу по «зебре» или передвигаются в полном соответствии с правилами в своих непривилегированных машинах. Можно сколько угодно отбирать приглянувшиеся участки земли под строительство, въезжать на джипе в витрину магазина на центральной улице города, отнимать чужой бизнес и многое чего другое. Причем

в этом нескончаемом «празднике жизни» участвуют не только сами представители властной и бизнес-элиты, но и их едва подросшие отпрыски.

С недавнего времени эти уже привычные картинки феодального загула заиграли новыми красками. Представители высших сословий начинают публично выяснять, кто круче. Но если в темном Средневековье для этого организовывались рыцарские турниры с жесткими правилами, обязательными для исполнения всеми участниками, то представители «знати» эпохи модернизации не придерживаются столь обременительных благородных традиций (да и откуда их взять: у многих нынешних «вельмож» за плечами бедность в детские и юношеские годы да уличные бои без правил). Как свидетельствует хроника происшествий, в ход идут бейсбольные биты и кулаки.

Все эти сравнения нынешней и давно ушедшей эпох продиктованы вовсе не попытками найти сильные литературные образы для характеристики современности. За ними реальные явления, вполне поддающиеся научному описанию. Когда-то Карл Маркс отметил, что феодальное государство, существовавшее в Средние века, знало два вида права — «кулачное» и «право-привилегию». То, что означает «кулачное» право применительно к современному российскому государству, не нуждается в особых комментариях. А вот «право-привилегия» — это когда формального («буржуазного») равенства граждан перед законом нет, а в каждом конкретном случае решение принимается в соответствии со специально подведенной под этот случай правовой нормой. И, разумеется, в интересах того, кто такую привилегию заслуживает. Вот

российское высшее сословие и властвует на основе специально действующих только для него норм-привилегий.

Другая очень важная особенность того, средневекового феодализма заключалась в том, что властные отношения тогда строились на основании личной зависимости. Сеньор выдает землю вассалу, а тот за милость, ему оказанную, должен служить благодетелю и являться под его ясные очи по первому зову. А сам вассал также выдает в условное пользование землицу кому-то находящемуся на более низкой ступени знаменитой феодальной лестницы, хорошо знакомой из школьных учебников по истории Средних веков. В нынешней российской ситуации, когда институты власти и связанные с ними правовые нормы сами по себе мало что значат, именно такого рода отношения цементируют государственность, побуждая заинтересованность в государственной службе. Правда, при сложившейся сословной системе выходцу из низов пробиться на верхние этажи феодальной лестницы ой как трудно! Поэтому

основной массе соискателей «ленных пожалований» придется ограничить свои притязания службой на нижних уровнях.

Ясно, что эта «пирамида» возникла не на пустом месте. Она продукт эволюции и распада прежней номенклатурной системы. Еще во времена брежневского застоя многие представители тогдашнего правящего слоя мечтали о той светлой поре, когда можно получить богатство в собственность, не боясь ОБХСС и порицаний на партийных собраниях, жить на широкую ногу, не прячась от общества за дверьми спецраспределителей и спецбуфетов. И не нести никакой социальной ответственности под официальную болтовню о справедливости и равенстве.

Казалось бы, теперь эти мечта осуществились. Но на самом деле не совсем. Ведь собственность, как при феодализме, так и осталась, по существу, в условном владении. Либо средства в карманы представителей «высшего сословия» перераспределяются через хитроумные схемы и манипуляции с госсобственностью и бюджетными потоками, либо все происходит легально через частные компании, записанные на родственников чиновников. Но и в том и в другом случаях при увольнении служилых с госслужбы рента заканчивается. В первом случае сама собой, во втором же привилегированные фирмы утрачивают былой иммунитет и привилегии «белых слобод», попадая под пристальные взоры разного рода правоохранительных структур.

Но это условное владение, частичная реализация мечты брежневских чиновников, тем не менее, устраивает нынешнюю постноменклатуру.

Та, что повыше, ощущает себя небожителями, которые рождены, чтобы вечно властвовать. Обитатели нижних этажей понимают, что надо ловить миг удачи, «упаковываться» и быть готовыми к отбытию в прекрасные зарубежные края.

Ясно, что в ячейках такой вот системы не может появиться никаких запросов ни на модернизацию, ни на инновации. Ведь залог успеха — в возможности получения ренты. Да и опыт истории показывает, что никогда феодалы по собственной воле обществ нового типа для своих подданных не создавали. Поэтому что-то может измениться, лишь когда миллионы обычных людей поймут, что им нужно не государство в виде феодальной лестницы, в котором привилегии его слуг обосновываются «особой выдающейся ролью» этого государства в отечественной истории, а всего лишь большой сервисный центр, существующий на деньги налогоплательщиков и потому им подотчетный.