Love истории знаменитых пар времен СССР

Александр Кайдановский родился 23 июля 1946 года в, Ростове-на-Дону в семье сотрудника КГБ Леонида Кайда­новского, для которого самым главным в жизни было со­блюдение правил. Чего нельзя сказать о его жене, красавице и хохотушке, предпочитающей дух анархии. Однажды, ре­шив стать актрисой, она бросила семью и уехала в Москву. Спустя некоторое время мама Саши вернулась ни с чем, и любящий муж все ей простил. В конце 50-х годов в семье разыгралась еще одна драма — отца выгнали из органов, а мать каждый день стала приходить домой с новым провожаным. Отец безумно ревновал и постоянно хватался за табельное оружие. Маленький Саша с ужасом ждал приближаю­щегося вечера. Однажды, не выдержав, он ушел жить к бабушке, а затем ненадолго попал в интернат, откуда сбежал из-за царившей там казарменной дисциплины. Маленький и худой, Саша Кайдановский всегда пытался защитить себя при помощи кулаков. А еще он играл на банджо и сочинял песни на стихи Гумилева и Вознесенского. Окончив восьмилетку, он поступил в Днепропетровский сварочный тех­никум имени Патона.

В 1961 году Кайдановский ушел оттуда и был принят в Ростовское училище искусств, а после окончания попал по распределению в Ростовский театр. На первой же репе­тиции молодой актер потребовал от худрука главную роль не получив желаемого, он развернулся и уехал покорять Москву. В 1965 году блестяще сдал экзамены в Школу-сту­дию МХАТа, став единственным студентом, который бро­сил это престижное учебное заведение, не проучившись и месяца. «Не могу я там, портреты Станиславского и Не­мировича-Данченко с таким укором смотрят, что вздох­нуть нельзя», — объяснял свой поступок Кайдановский. Затем он поступил в Щукинское училище, но и там моло­дому актеру показалось скучно. «Подыхаю с тоски», — почти каждый день писал он любимой девушке.

В 1966 году Александр Кайдановский женился. На сва­дебной фотографии, хранящейся в архиве его первой жены Ирины, жених задорный и веселый, а невеста в пышной фате едва сдерживает слезы: «Я здесь грустная, Сашке об­ручальное кольцо еле-еле на мизинец налезло».

Первое время молодожены жили в бараке в очень тяже­лых условиях. А. Адабашьян вспоминал: «Это было кошмар­ное помещение на первом этаже, похожее на большую двор­ницкую: пол прогнил, несло погребной сыростью. Саша смешно описывал свое жилище, как квартиру в духе Достоев­ского. И тут же стояла коляска с ребенком и какой-то обо­греватель (у Кайдановского родилась дочь Даша)».

У скандального актера не ладилась и работа в Театре им. Вахтангова, куда он попал по распределению. Вместо князя Мышкина в «Идиоте» из-за интриг знаменитого ак­тера Николая Гриценко Александр Кайдановский вплоть до 1972 года играл роли типа «кушать подано». Позднее актер вспоминал: «Я по сути человек свободный... поэто­му я ушел из театра. Каким образом? Пару раз я выпил так основательно, что от меня поспешили избавиться». В те дни никто не верил в Кайдановского, да и сам он считал себя человеком конченым.

В 1973 году молодого актера призвали в армию. Мес­том его службы стал кавалерийский полк при «Мосфиль­ме». Именно тогда он сыграл свою первую звездную роль поручика Лемке в картине Никиты Михалкова «Свой сре­ди чужих, чужой среди своих». Во время съемок Кайданов­ский поссорился с режиссером из-за трактовки сложного образа, который ему предстояло воплотить на экране. За это рядовому Кайдановскому пришлось отсидеть «на губе» и выходить на съемочную площадку только в сопровожде­нии конвоя. Но и здесь Кайдановский проявил характер. Он отказался принимать участие в съемках до тех пор, пока Михалков не принесет ему свои извинения. Это противоестественное длилось очень долго, и поскольку картина вышла на экран, значит, молодой амбициозный актер добился невозможного. После выхода фильма в широкий прокат артист проснулся суперпопулярным. Слава опьянила его. Кайдановский любил посидеть за столиком в дорогом ресторане. Небритый, полупьяный, в ослепительно-белом костюме, он читал вслух стихи Арсения Тарковского. А если кто-то из посетителей пытался сделать ему замечание — сразу же бросался в драку.

В эти годы актер получил условную судимость (статья «Злостное хулиганство»). В семейной жизни у него намечался полный разлад. Ира часто плакала и грозилась уехать к маме в Ростов-на-Дону. Кайдановский не угрожал, он просто ушел однажды к другой женщине, актрисе Вален­тине Малявиной. Многие близкие друзья актера считают, что ни с какой другой женщиной его не связывала такая страсть и душевная близость, как с ней. Конечно же, к Малявиной относились по-разному. Но в одном ее колле­ги и друзья были единодушны: Валентина была неправдо­подобно красива. Особенно поражали ее глаза — два ог­ромных, глубоких омута. Многие актрисы завидовали ее судьбе, считая Малявину очень счастливой, и завидовать действительно было чему.

Валя родилась в очень обеспеченной и благополучной семье. Ее отец, политработник, дослужился до генерала. Детство Малявиной прошло на Арбате, где ее родители жили в огромной по тем временам квартире, в их распоря­жении была машина с персональным шофером и дача. Девочка училась в престижной школе, расположенной возле посольства США. Когда Валя подросла, то почувствовала, что имеет огромную власть над парнями. 17-летней де­вушке удалось покорить сердце знаменитого арбатского хулигана Саши Збруева. Их роман развивался стремитель­но. И через месяц Малявина забеременела. Влюбленные поженились, но спустя какое-то время Валя потеряла ре­бенка по вине матери и свекрови: они обманом заставили ее пойти к врачу, и тот сделал укол, после которого слу­чился выкидыш. Збруев очень хотел ребенка и, не поверив жене, сильно избил ее. С этого момента в их семейной жизни наступил разлад. Хотя супруги и продолжали жить вместе, они почти не виделись, пропадая в киноэкспеди­циях. Збруев уехал на съемки фильма «Мой младший брат» а Малявина снималась у Андрея Тарковского в «Ивановом детстве».

Это время она по праву могла назвать счастливым. К 19-летней актрисе пришла новая любовь. Тарковский полностью перевернул ее жизнь. Их роман не выходил за рамки платонического. Сама актриса признавалась: «Наши отношения были даже более сексуальными, томительны­ми, чем если бы мы делили одну постель. Хотя никто не верил в чистоту наших чувств, никто». Их роман про­длился недолго.

Вскоре Малявину утвердили на главную роль в фильме «Подсолнух», режиссером которого был Павел Арсенов. Он покорил актрису поразительным сходством с Жаном Маре. Чувство было настолько сильным, что Малявина впервые решилась на развод. Вместе со своим новым воз­любленным она пришла к себе домой и сказала мужу: «Вот, Саш, случилось то, чем ты меня долго мучил. У меня по­явился другой мужчина, женой которого я буду».

И вскоре она вышла замуж. Поначалу этот брак был очень счастливым. Валя родила девочку, но ребенок погиб в роддоме от заражения крови. Чтобы как-то заглушить боль, Валентина начала понемногу выпивать: «Тогда я по­дружилась с коньяком. По полстакана в день выпивала стабильно. Павлик тоже много пил. Появилась пустота в душе. Со временем ее заполнила любовь, но не к Пав­лу...», а к Александру Кайдановскому.

«Я была вне реальности, но чувствовала, что прибли­жается гибель. Остановить себя уже не могла. Наши отно­шения с ним тянут на толстенный роман», — рассказывала о том времени известная актриса.

Впервые о Кайдановском Валентина услышала, когда он учился на четвертом курсе студии МХАТа. Малявина тогда уже играла в Театре им. Вахтангова. Актриса очень любила присутствовать на экзаменах по актерскому мас­терству. Как-то она вместе с Никитой Михалковым на­блюдала за очередной студенческой работой. Напротив них сидели двое студентов. Малявина обратила внимание на молодого человека, который находился справа, а ее спутник — на студента, расположившегося слева. Михалков, поклонившись к Валентине, произнес: «Все-таки интерес­ный Кайдановский, лицо потрясающее». — «Да, потряса­ющее», — согласилась тогда актриса, глядя совсем на дру­гого студента. Потом тот студент стал оказывать Малявиной знаки внимания, здоровался и смотрел долго-долго. А че­рез некоторое время один из педагогов посоветовала ей посмотреть «Гамлета» в студенческом театре (исполните­лем главной роли был Кайдановский) и добавила: «Валя, это твое». Тогда она даже не догадывалась, что эти слова станут пророческими.

На спектакль Малявина пришла вместе со своим му­жем Павлом Арсеновым. В фойе она встретила Ширвинд­та: «Александр Анатольевич, а Гамлет пришел?». — «Да, вон он ходит по кругу средь колон». Посмотрев в сторону высокого блондина с холодными глазами, Малявина вновь переспросила у Ширвиндта: «Пришел ли Кайдановский?». А тот, в свою очередь, вновь указал на высокого блондина. Оказалось, что когда она с Никитой Михалковым смотре­ла выступления на экзамене, то ошиблась, приняв Фила­това за Кайдановского. А зачем Леонид разыграл молодую актрису, так и осталось загадкой.

Много лет спустя Малявина вспоминала о первом впе­чатлении, которое произвел на нее Кайдановский: «На сцену вышел молодой человек в черном свитере. Одно плечо выше другого, бледное нервное лицо. И потрясающе сыг­рал Гамлета — с ходу влюбил в себя, ошеломил, а муж сказал: "Это уникум"».

Спустя некоторое время Арсенов встретил Кайданов­ского на улице и пригласил его в гости. Молодой актер смешался, густо покраснел и еле выдавил из себя согла­сие. Но в назначенное время так и не пришел. Позднее он так объяснял свой поступок: «Валя, я давно втайне тебя любил, ходил на все твои спектакли, но прийти к Павли­ку, который так чутко ко мне отнесся, не смог...». Новый повод пригласить Кайдановского в гости появился, когда Павел Арсенов привез со съемок, проходивших в Болга­рии, два ящика коньяка «Плиска». Супруги решили по­звать близких и друзей в гости. Малявина сама позвонила Кайдановскому в общежитие. «Вахтер позвал Сашу, и я, — вспоминала актриса, — в приказном тоне: "Бери машину, приезжай к нам". Мы мило провели вечер втроем: пили коньяк, Павлик пожарил мясо, слушали музыку. Ничего особенного, но именно тогда между мной и Сашей про­скочила искра».

Но само чувство разгорелось намного позже. Малявина и Кайдановский должны были вместе сниматься в карти­не «Красная площадь». Выехав на съемку, актеры случайно оказались в одном купе. Позднее в своей книге «Услышь меня, чистый сердцем» Валентина Малявина вспоминала: «Было прохладно, и Саша попросил меня лечь. Накрыл одеялом, приобнял — мне стало тепло, уютно. Так молча мы и ехали до самого Ярославля... После стала навещать его в общежитии: сидим в маленькой комнатке, болтаем, смеемся. Вдруг раз, утонули взглядами друг в друге. И мол­чим — зачем слова, когда все ясно».

Они стали близки не сразу. Впервые влюбленные были вместе в мастерской у скульптора Лавинского. «Мы лежа­ли обнаженные и долго-долго молчали, поняв, что "влипли друг в друга всерьез"», — рассказывала Малявина. В даль­нейшем развитию их отношений помогло романтическое приключение в Новосибирске, куда Театр им. Вахтангова приехал на гастроли. Провожая Валентину в гостиницу, Кайдановский случайно встретил своего старого друга. Об­радовавшись встрече, тот пригласил влюбленных к себе на дачу, чтобы там отметить день рождения. Кайдановский и Малявина охотно согласились. Дача стояла в лесу. Поужи­нав, отправились на прогулку. Они целовались, а потом догоняли друг друга, отойдя далеко от дачи. Поняв, что окончательно заблудились, Кайдановский и Малявина за­лезли в чужую дачу и провели там ночь. Проснувшись ут­ром, они поняли, что дача принадлежала одному из высо­ких государственных чиновников. Чудом им удалось выйти за пределы охраняемой автоматчиками территории.

Приехав в Москву, Валентина честно призналась мужу о своей близости с Кайдановским. Павел Арсенов смог только произнести: «После потери доченьки ты заполнила вакуум Сашей. Все пройдет». И ни слова упрека. Больше эта тема никогда не обсуждалась. Спустя некоторое время Арсенов уехал в Ялту снимать кино.

А Малявина окончательно перешла жить к Кайданов­скому. Постоянного жилья у него не было. И влюбленные устроились в мастерской Лавинского которого Александр считал вторым отцом. Постелью им служил только мат­рац-пуховик положенный прямо на пол. Ванную, кото­рую скульптор использовал для отмывки статуй, они вы­чистили, и. наполняя водой, подолгу плескались в ней, как расшалившиеся дети. К ним приходили и первая жена Кайдановского Ира, и муж Малявиной, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию, определить, как жить дальше. Валентина вспоминала: «Павлик не давал мне развода, просил: "Не торопись, вот я начну новую картину, при­едешь ко мне с Сашей. Хочешь, снимайся, хочешь — нет. Но не афишируй, что мы не вместе". Павлик был воспи­тан в патриархальном духе. Для него много значило общест­венное мнение. Меня оно не волновало, но ранить Павли­ка не могла. Ира решила уехать обратно в Ростов... Я ей сказала: "Сашу у тебя не отбираю, с Павликом не расхо­жусь, а ты решай сама"».

Кайдановский не пускал Валентину к мужу, запирал двери на ключ. Однажды зимой его возлюбленная пере­лезла на соседний балкон. Кайдановский искал ее на зем­ле, боясь самого страшного, а она в это время в теплой компании пила вино.

Александр очень хотел, чтобы Валентина стала его женой. Он даже повез ее в Ростов, чтобы познакомить с родителями, представив как свою жену. Актер часто по­вторял: «Странное дело, я холостой, ты замужем за дру­гим, а все принимают нас за супругов...» Кайдановский очень любил Малявину и не замечал разницы в возрасте (Валентина была старше его на пять лет). Актер искрен­не недоумевал, когда она начинала переживать по этому поводу: «Дура ты, Валентина, какая разница, если я тебя хочу».

Однажды они вдвоем решили уйти из жизни, как Ро­мео и Джульетта. Валентина вскрыла себе вены, к счас­тью, неглубоко. Поняв, что любимый не решается сделать то же, она помогла ему. И резанула так, что крохотная квартира на Таганке была залита кровью. После этого они двое суток провели в больнице. Очередная ссора произошла во время съемок фильма «Мой дом — театр». «Кайданов­ский играл Островского, я — любимую женщину великого Писателя. Нам дали одну гримерку на двоих. Через пять-десять минут съемки труднейшей сцены похорон Гоголя... вдруг Саша подходит сзади, задирает мне подол и валит на пол. Вывернулась, поползла к двери, открыла и вижу: по коридору идет... Ленин. (Это был актер из провинции приглашенный на пробы в фильм о Ленине.) Я кричу – "Владимир Ильич, подойдите". Он подошел, помог встать протянул руку лежащему Саше, тот — резко: "Спасибо, я сам". Через минуту нас с Сашей вызвали на съемку. И мы на взгляд режиссера, отыграли замечательно».
Благодаря Малявиной Кайдановский снялся в культо­вом фильме «Сталкер». Известная актриса вспоминала: «Од­нажды сидим с Сашей в ресторане ВТО, оборачиваюсь — вижу Андрюшу Тарковского. Он отозвал меня. "Твой ка­валер — кто такой? У него уникальное лицо. Я бы хотел его снять". И через какое-то время Андрей пригласил Сашу на главную роль в "Сталкере"». Об этих съемках актер очень не любил рассказывать. К тому же он избегал каких-либо расспросов о Тарковском. Работа над фильмом была очень тяжелой. Картину два раза переснимали с разными опера­торами.

Фильм вышел на экраны, превратив Кайдановского в культового актера. После триумфа пришла пустота. «Я ни кем не могу быть после Сталкера, — жаловался Кайданов­ский близким друзьям. — Это все равно, что, сыграв Хри­ста, взяться за роль главного бухгалтера».

А дома по-прежнему не ладилось. Очень часто Алек­сандр устраивал сцены, запрещал любимой красиво оде­ваться, а на работу она могла выходить только в длинном свитере, совершенно скрывающем фигуру. «Он ревновал меня к театру», — позднее признавалась актриса.

Вместе им действительно было очень трудно. У каждого сложный, непредсказуемый характер. «Когда меня начинало буквально трясти от него, — рассказывала Малявина, — хлоп дверью — ухожу. Через месяц возвращаюсь». Бесконечные ссоры не прошли бесследно. В их отношениях постепенно наметился надлом. И Валентина первая изменила. Во время съемок в Одессе у нее возник бурный роман с актером Ива­ном Гаврилюком. Доброжелатели, конечно, тут же рассказали об этом ее гражданскому мужу, а Кайдановский в отместку завел роман с красивой стюардессой.

Александр всегда мечтал о ребенке и очень хотел, что­бы Валентина родила ему дочь. Она несколько раз береме­нела, но никогда не признавалась в этом своему любимому, а просто делала аборт. «Он был слишком непредсказуе­мым», — объясняла свои поступки Малявина.

Все годы, пока они были вместе, Кайдановский наста­ивал на том, чтобы Малявина стала его женой. Но после смерти дочери она вообще не хотела выходить замуж. Алек­сандр говорил: «Мы губим себя. Ты веришь в Бога, а Бог есть любовь. Он подарил нам любовь, а мы ведем себя кое-как. Если сегодня же, сейчас же мы не будем вместе, но все закончится скверно». Кайдановский и Малявина со времени первых измен хоть и жили под одной крышей, но постепенно становились чужими людьми. У каждого была своя жизнь. Очень часто, раскрывая душу, Александр го­ворил: «Валь, не могу больше один. Стюардессы, манекен­щицы лезут, лезут, а мне одиноко».

Со своей будущей женой Евгенией Симоновой Кайданов­ский познакомился благодаря именно Малявиной. Женя еще со школьной скамьи была без ума влюблена в известного актера. Кайдановский женился на ней, надеясь, что ее лю­бовь спасет его от одиночества. К этому времени Малявина подала на развод с Павлом Арсеновым. «Я уже со столькими переспал, а ты только развелась. Опять девушка на выда­нье», — с горечью говорил Валентине бывший любовник. Спустя некоторое время брак Кайдановского стал распадать­ся. Малявина как могла пыталась сохранить его семью: «Саша начал мучить Женю ревностью (точь-в-точь, как до этого меня). Я уж ругала его, ругала: "Зачем себя рас­травляешь, очнись. У вас только-только дочь родилась. А ты... опять идешь в никуда. Бабье тебя окружит, прихлебаи..."». Но Кайдановский все-таки ушел из семьи.

Он поселился на Арбате в небольшой квартире с котом Носферату и дворнягой Зиной. Валентина часто приходи­ла к нему в гости. Бывшие любовники вместе пили вино и слушали рок-н-ролл. Малявина, шутя, подхватывала кота на руки и танцевала с ним в такт музыки. А Кайданов­ский, наблюдая за ними, повторял: «Вот так бы я и жил...»

В начале 1980-х годов Кайдановский поступил на выс­шие режиссерские курсы Тарковского. Но их творческий союз просуществовал недолго. Вскоре знаменитый режис­сер уехал за границу. Дипломной работой Кайдановского стала кинокартина «Простая смерть». А пока он занимался режиссурой и снимался в кино, Малявина жила своей жизнью. «Никого я не любила так, Как Сашу», — говорила актриса. По иронии судьбы он сам познакомил бывшую возлюбленную с начинающим арти­стом Стасом Жданько, даже не подозревая о том, какую страшную роль сыграет этот человек в ее судьбе. Поймав взгляд Стаса, устремленный на Валентину со сцены, Алек­сандр произнес: «Все, это гибель. Или моя, или его». Мо­лодой актер стал очередным любовником Малявиной в своих мемуарах актриса вспоминала: «Стае был стран­ным. Он жил в комнате, на стене которой висели ножи топоры. В свой собственный автопортрет в область лба Стае вбил гвоздь. Однажды взял топор и разбил зеркало. Я очень испугалась. Потом он обнял меня и сказал: "Не бойся, я убил себя прежнего, такого, каким был до тебя"».

Спустя годы трудно объяснить, что же произошло в тот роковой вечер, когда Стае Жданько был обнаружен мерт­вым на кухне. Экспертиза установила, что молодой актер зарезал сам себя кухонным ножом, и дело закрыли. Но спустя пять лет после этих трагических событий Маляви­на вновь была арестована: «Все пять лет меня подозрева­ли. Я ушла из Театра им. Вахтангова. Помогали друзья. Ко мне в парикмахерской как-то обратилась Галина Брежне­ва. Советовала уехать за границу: "Мы тебе верим, но как только папа умрет, тебя сразу посадят". Но я не могла все бросить... Однажды ко мне пришли. Провели обыск, а за­тем меня увезли в Бутырку, и больше я не возвращалась». Состоялся суд. Близкие друзья свидетельствовали в пользу Малявиной. Конечно же, среди них был и Кайдановский, который своими показаниями только запутал следствие. «Во всем виноват Достоевский», — сказал он.

Известная актриса была осуждена на девять лет, но от­сидела только четыре с половиной года. За это время она работала и в библиотеке, и в бане. Некоторое время жила на пересылке в Ростовской области. Даже на зоне у нее не обошлось без романа. «У меня там был красавец парень, — вспоминала актриса. — Жгучий брюнет, глаза голубые. Крупный вор. Красиво ухаживал. Все, конечно, о нашей любви знали. А когда он выходил раньше меня, то началь­ник лагеря даже проститься меня отпустил, а сам в это время на шухере стоял: чтобы конвой не увидел».

Выйдя на свободу, Валентина вернулась домой. Среди немногих друзей, которые поддержали ее в это трудное время, был Александр Кайдановский. Она увлеклась ри­сованием. И даже участвовала как художница в престиж­ных выставках. Спустя некоторое время Малявина вышла замуж за известного мастера по металлу. Именно он выко­пал ограду вокруг обновленной Третьяковки.

Однажды после очередной выставки один богатый аме­риканец заказал ей портрет императора Николая II. В по­исках натуры Валентина провела несколько месяцев. И вдруг случайно встретила мужчину, как две капли воды похожего на последнего русского царя. Валентина Малявина вышла за него замуж. Но их брак оказался недолгим. Вскоре муж трагически погиб от удара ножом в спину, когда вышел встречать жену поздно вечером с работы.

Последние годы знаменитая некогда актриса часто вы­пивала. После уличной драки, в которой она пыталась за­щитить девушку от хулиганов, Малявина начала слепнуть. В это же время Кайдановский тяжело болел. Его родители умерли в разное время от болезни сердца. Он хорошо знал об этом, но беречься не хотел. Первый инфаркт у него случился, когда из дома сбежал обожаемый кот. Едва опра­вившись от болезни, Кайдановский ушел с головой в ра­боту, снявшись в нескольких фильмах. После второго ин­фаркта, не слушая категорических запретов врачей, актер уехал в Лондон снимать клип Гребенщикова «Гарсон». Где-то с середины 1995 года в его жизни стали проис­ходить перемены к лучшему. Кайдановский получил ор­дер на новую квартиру в Сивцевом Вражке, а также соб­ственный курс на сценарном факультете ВГИКа, готовился съемкам в картине «Восхождение к Эрхарту».
По материалам сайта fammeo.ru

- Татьяна, как вы познакомились с Николаем?

- Как в фильме "Ирония судьбы, или С легким паром". Я хотела купить картину, привезенную одним дипломатом из Китая. Поехала по указанному адресу на улицу Бочкова, а там стоят два одинаковых дома-башни. Я дом перепутала и позвонила в чужую квартиру. Дверь мне открыл артист Еременко (в то время он жил там с семьей), но я его не узнала. Они в этот момент с другом что-то отмечали. Оба были небритые, лохматые. Несколько секунд Коля оценивающе смотрел на меня. Я объяснила, что пришла за картиной.

Коля подумал, что я очередная поклонница и пришла с ним знакомиться. Меня усадили за стол, стали предлагать выпить. Я поинтересовалась, когда мне покажут картину. "Да не волнуйтесь, найдем мы вам какую-нибудь картину". Я поняла, что ошиблась, позвонила продавцу картины, тот объяснил, где живет. Коля пошел меня провожать, дождался на улице, потом довез на такси до дома. По дороге, конечно, выпросил домашний телефон. Через неделю позвонил.

Шел 1980 год, Коля закончил сниматься у Герасимова в "Юности Петра", где играл Меньшикова, и снимался в "Пиратах ХХ века". Когда фильмы вышли на экраны, водил по премьерам. Очень гордился своими ролями, и было чем... Мы познакомились в то время, когда оба были семейными. У Коли росла дочь Ольга, у меня сын Илья. Разрыв в обеих семьях был болезненным.

- Как Николай объяснился в любви?

- Мы как-то поняли сразу, что слова в нашей жизни мало что значат. Мне больше говорили его взгляды. Он говорил просто: "Танька, ты даже не представляешь, как я тебя люблю. Только ты не говори никому об этом. Чувства, как и деньги, любят тишину".

- Много времени прошло от первой встречи до того, как вы решили создать семью?

- Месяца два, напору Коли трудно было противостоять... Когда я сказала "да", Коля подарил мне "миллион алых роз". Это было в Вильнюсе на фестивале. Захожу, а наш номер весь в розах...

- Вы часто ссорились?

- Мы жили обычной человеческой жизнью. Ссорились, сходились, расходились. Но даже в разлуке всегда мысленно разговаривали друг с другом, делились своими проблемами.

- Николай был безумно популярен, наверное, и поклонниц было много? Вы ревновали?

- Поклонницы без конца звонили, писали письма. Мне "добрые" люди периодически докладывали, где его видели, с кем. Я никогда не принимала это все всерьез. Знала: Коля принадлежит мне. А он иногда делал все, чтобы заставить меня ревновать. Видел, что я спокойна, и расстраивался: "Ты меня даже не ревнуешь". Был как ребенок. Я иногда так к нему и обращалась: "Сыночек".

- Похоже, вы были его самой большой любовью...

- Его самой большой любовью было кино. Ради него он мог пожертвовать чем угодно.

- Как вы думаете, почему Николай снял только одну картину как режиссер?

- Наверное, не захотел еще раз такой стресс пережить. Это перед журналистами он кокетничал и говорил, что задумал картину "Сын за отца..." ради Еременко-старшего. Конечно, ему хотелось порадовать отца хорошей ролью, но и попробовать свои силы в режиссуре ему было необходимо. Но чего это ему стоило! Помню, как он метался в поисках денег! Нашел. Даже гонорар не получил. Все вложил в картину - так ему хотелось, чтобы все было на уровне.

- А вам он не предлагал сняться в своей картине?

- В картине снимались только мои шарфики, шляпки. Художники по костюмам видели на мне какие-то вещи и просили дать артистам. А сама я оставалась за кадром. Но постоянно ездила с Колей на съемки, фестивали. Многие артисты спрашивали его, показывая на меня: "Вы все еще вместе? Так долго не живут!"

- Вы хотели общих детей?

- Первые десять лет у нас детей не было, а потом мы созрели. Когда я забеременела, Коля мечтал о мальчике, а я по секрету от него - о девочке. И родилась дочка.

Когда ходила беременная, он так меня оберегал. Носился, как с хрустальной вазой. И в интимной жизни был чрезвычайно осторожен: боялся навредить мне или ребеночку... Привез мне из Италии огромный спортивный костюм белого цвета и говорит: "Вот хорошо. Будешь как пирожное". Когда родилась Таня, пеленки гладил...

- А имя-то кто дочке придумал?

- Коля, конечно. Долго думал, а потом и говорит: "Лучше Тани нет ничего". А я ему: "Зачем? Маму с дочкой будут путать". - "Ничего, я не перепутаю". Конечно, и фамилию свою он Танюшке дал. В то время в магазинах ничего не было, все доставалось по блату. Коля всегда говорил: "Не люблю мордой светиться". Но переступил через себя и поехал знакомиться с заведующей "Детского мира". Все купил не только для новорожденной - аж до пятилетнего возраста: красивых туфелек, платьиц... И говорит: "Это чтобы десять раз не ездить, не просить".

Коля очень любил дочку и баловал ее. Часто ходил с ней гулять в парки. С прогулки они обычно возвращались с коробками, в которых лежали куклы Барби, платьица, домики, кроватки. Я вздыхала: "Ну что, опять тебя раскрутили по полной программе?" - "Да, - говорил, - не устоял. Это же мой характер". Вот сейчас, когда дочка иногда заупрямится, а я начинаю возмущаться, она отвечает: "Ты же знаешь, у меня папин характер".

- Николай жаловался на нездоровье?

- За полгода до смерти его стали мучить частые головные боли, усталость постоянная. Коля очень тяжело пережил смерть отца... Я предлагала обследоваться. Он отнекивался, говорил: все в порядке.

- Говорят, он был лишен материнской ласки.

- Его мама актриса, и этим все сказано. Она и сейчас играет в минском Театре им. Янки Купалы. Ее жизнь - театр. Он обычно называл ее не мамой, а только Галей.

- А какие у вас были отношения с его мамой?

- Мы с ней даже не были знакомы. Встретились один раз за день до Колиной смерти, когда он находился в Боткинской больнице. Он и Таню с мамой не знакомил - очевидно, чувствовал, что это ей не очень интересно.

- Как его родители относились к вашему семейному союзу?

- Ездил в Беларусь - привозил гостинцы от родителей для нас с дочкой. Может быть, он меня берег, всего не рассказывал? Одно точно могу сказать: отец строго-настрого запретил Коле разводиться с Верой, он говорил: "У тебя маленький ребенок. Сначала вырасти его, а потом о бабах думай". И Коля его не посмел ослушаться.

- А ваши родители Николая приняли?

- Да, моя мама его очень любила. Кормила всегда вкусненьким.

- Кем он хотел видеть дочь?

- Только не актрисой. Когда Таня захотела стать телевизионной ведущей и стала заниматься в Детской школе ТВ в Останкино, Коля сначала тоже был против, но когда я попросила его поддержать дочку, передать свое мастерство, поучить - оживился.

В репортажах с похорон Николая Еременко было видно, что рядом с его матерью постоянно находится молодая женщина, как потом выяснилось, по имени Людмила. Журналисты брали у нее интервью, называли последней любовью артиста, который умер у нее на руках. На самом деле эта женщина была его последним пристанищем, в котором он спасался от страшного недуга - алкоголизма, свалившегося на него в последние годы и ставшего причиной раздоров между ним и Татьяной. Публично обсуждать болезнь любимого человека Татьяна Масленникова отказалась: "Коля мне этого не простит". И все же...

- Татьяна, о смерти Николая газеты много о чем писали... Неужели правда, что он несколько дней пил с какой-то девушкой?

- Коля действительно умер в своей новой квартире на Войковской - он ее получил после размена с первой женой. В тот злополучный день он был с девушкой Люсей, помощником режиссера картины "Сын за отца...". Она живет в Беларуси. Он рассказывал мне о ней, но я никогда не принимала это всерьез - мы с Люсей в "разных весовых категориях".

Накануне смерти, в среду, Коля позвонил в прекрасном настроении, и мы договорились ехать покупать ему в новую квартиру холодильник. А потом пропал, и я не могла до него дозвониться. А сердце уже было не на месте... Я боялась, что он один в квартире, что ему стало плохо и он не может поднять трубку. Так все и случилось, хотя рядом была Люся.

У Коли началось кровоизлияние, но врача Люся вызвала только через два дня - Коля не разрешил. Врачи потом сказали: "Если бы вызвали "скорую" сразу, его бы спасли".

Когда я, наконец, дозвонилась, мне ответил чужой мужской голос, это был врач "скорой". Он постарался успокоить меня, сказал, что Николаю Николаевичу надо немного подлечиться. Я ужасно переживала за него, молилась. Помчалась на Войковскую, но застала там одну Люсю. Она была в шоке, рыдала, винила себя. Мне пришлось ее долго успокаивать. Вместе мы поехали в больницу. Врач мне сразу очень мягко сказал, что надежды нет. Но я не верила, как не верю и сейчас...

- Правда ли, что Николай завещал похоронить его в Минске?

- Он никогда не делал никаких завещаний - не думал о смерти, хотел только жить. Но Колю похоронили в Минске. Он говорил мне: "Нам нельзя друг без друга, мы обречены на это". Теперь я знаю: и после смерти мы вместе.

Недавно была в Минске, пришла на могилу к мужу и ужаснулась: не ухожена, заставлена старыми выцветшими венками. На покосившемся кресте Колина фотография в дождевых подтеках... Коля не заслужил такого к себе отношения, мне так горько за него... На похоронах многие обещали, но ничего не сделали.

Мы с первой Колиной женой хотели бы поставить на могиле простой элегантный памятник - одна часть из красного мрамора, другая - из черного. "Красное и черное" - его самая звездная роль. Но помощь нам нужна только от чистого сердца...

Справка. Народный артист России Николай Еременко родился в 1949 году в Витебске в семье популярных артистов Николая Еременко и Галины Орловой. Первая работа в кино - фильм Сергея Герасимова "У озера".

Снимался в картинах: "Красное и черное", "Юность Петра", "В начале славных дел", "31 июня", "Царская охота", "Трактир на Пятницкой", "Обещание любви", "Шел четвертый год войны", "Эскадрон гусар летучих", "Пираты ХХ века" и других. В 1995 году дебютировал как режиссер в фильме "Сын за отца...". Умер в 2001 году на 53-м году жизни, похоронен на Восточном кладбище в Минске.

Будучи студенткой, Фёдорова снялась в фильме «Встречный» (1932), однако её роль не вошла в окончательную версию картины. Поэтому официальным дебютом актрисы в кино считается фильм «Гармонь» (1934).

Всесоюзная популярность к Зое Фёдоровой пришла в 1936 году после исполнения одной из главных ролей в фильме «Подруги». Даже арест отца в 1938 году по сфабрикованному обвинению не смог повредить блестящей карьере актрисы: она продолжала играть главные роли в фильмах.

Осенью 1942 года Федорова, будучи на выставке американского кино в Москве, познакомилась с корреспондентом американской газеты "Юнайтед пресс" Генри Шапиро. Он ввел ее в круг своих друзей, среди которых оказался заместитель главы морской секции американской военной миссии Джексон Тэйт. Их первая встреча произошла в январе 1945 года на торжественном приеме в особняке на Спиридоновке. На следующий день после приема Тэйт внезапно пригласил актрису в ресторан "Москва". Так началось их знакомство, которое переросло в любовь.

Эта история породила массу слухов на много лет вперед. Например, некоторые источники будут утверждать, что актриса, став негласным агентом МГБ, была специально введена в круг американских дипломатов. Однако кураторы Федоровой от МГБ, видимо, не учли того, что она была обыкновенной женщиной, которая не смогла устоять перед чарами американского красавца капитана. Видимо, этим объяснялась и последовавшая после знакомства с Тэйтом беременность Федоровой. Правда, рождение дочери Виктории (она появилась на свет 18 января 1946 года) отец так и не застал.

После окончания войны американцы из наших союзников превратились во врагов, и связь Федоровой с Тэйтом не могла закончиться хеппи-эндом. Даже непонятно, на что она рассчитывала в то время, решив родить от американского дипломата ребенка. В июле 1945 года актрису внезапно отправили на гастроли в Крым, и в это же время Тэйт получил распоряжение советских властей в течение ближайших сорока восьми часов покинуть пределы СССР. Когда Федорова вернулась в Москву, ее любимого там уже не было.

Джексон Тэйт получил новое назначение на военно-морскую базу рядом с Сан-Педро в Калифорнии. Он ничего не знал о судьбе Федоровой, и даже не представлял, что она родила ему ребенка. Влюбленный Тэйт чуть ли не ежемесячно слал в СССР письма и запросы. Но ответа не было. И вот когда он уже потерял всякую надежду что-либо узнать, на его имя внезапно пришло короткое послание, отправленное из Швеции. В нем сообщалось, что Федорова вышла замуж за некоего композитора и счастливо растит с ним двоих детей. Подписи под этим письмом не было.

Однако в конце 1946 года Зоя Фёдорова была арестована и через год приговорена к 25 годам лишения свободы за шпионаж. На свободу она вышла только в 1955 году, после начала массовой реабилитации осужденных по политическим статьям, и практически сразу вернулась в кино. В 60-е и 70-е годы она продолжала много сниматься, преимущественно в характерных ролях.

В 1976 году актрисе разрешили побывать в США, где она снова встретилась с Джексоном Тейтом. После смерти Тейта в 1978 году ещё дважды приезжала в США к дочери (эмигрировавшей в 1975 году), а затем начала собирать документы для выезда туда на постоянное место жительства.

А после неудавшегося самоубийства Николаю вправлял мозги сам Герасимов. «С ума ты, что ли, сошел?! - кричал он на весь институт. - Это ж додуматься надо - вешаться из-за жабы!». «Она не жаба, - губы Рыбникова дрожали, - она красавица! Она же не виновата, что любит другого!». «А раз красавица, - строго сказал Герасимов, - завоюй!». И Николай начал завоевывать.

«И где бы я ни была, - вспоминала Ларионова, - за границей, на далеком хуторе, в полесских лесах - везде получала от него короткие телеграммы: «Люблю. Целую. Пью твое здоровье». Он звонил и всегда говорил одно и то же: «Алла, помни, я тебя люблю…» Понятия не имею, как ему удавалось меня разыскивать, но, говоря современным языком, доставал. И достал!».

Конечно, простоватый, с рабочее-заводской внешностью, он проигрывал на фоне мужественного красавца Переверзева. Но Ларионова поступила, как велит народная мудрость: с лица не воду пить.
Замужество

Они расписались в Минске, где Ларионова снималась в «Полесской легенде», 2 января 1957 года. Рыбников приехал со съемок картины «Высота» 30 декабря и сказал: «Все, лапуся, идем расписываться!». Она подумала, что он сошел с ума: в праздничные дни все загсы закрыты, какая же может быть роспись?! Но 2 января все-таки поехали в ЗАГС.

Регистраторша умудрилась не узнать двух самых популярных артистов советского кино, сказала: «Заявление надо за месяц подавать, а так, с бухты-барахты, никто не женится!».

А возле загса эскорт машин, свидетели, гости! Что делать? И тут кто-то вспомнил, что в Минске есть загс, расположенный как раз напротив кинотеатра, - уж там-то наверняка Ларионову и Рыбникова знают, а стало быть, пойдут навстречу. Там их действительно расписали. Это был брак под номером 1 - первый в новом году.

Не обошлось и без курьеза, о котором вспоминала Ларионова: «Регистраторша поставила в мой паспорт штамп и написала: «После замужества фамилия Рыбникова». Я ей говорю: «Что же вы наделали! Вы же мне паспорт испортили». Она так удивилась: «Как, разве вы не хотите взять фамилию мужа?». «Я, - говорю, - ничего не имею против Рыбниковой, но Ларионова уже состоялась - столько фильмов вышло с моим участием». Тогда она зачеркнула свою запись и написала: «Исправленному верить». Так я до обмена паспортов на новые - уже в 70-х годах - и ходила с почерканным паспортом».

В Дом кино на премьеру «Высоты» они пошли уже вдвоем. И когда герой фильма, которого тоже звали Николай, сказал с экрана: «Ну что, Коля, кончилась твоя холостая жизнь?», весь зал буквально взорвался аплодисментами.
Семья

Они прожили вместе 33 года... Трудно заглянуть в чужую жизнь, да, наверное, и не нужно. Ссорились ли они? Конечно. Живые же люди, а в жизни всякое случается, но до мордобоев, по словам самой Аллы Дмитриевны, не доходило - такой сценарий не для них. Ревновал ли он ее? А как можно было такую не ревновать?! Ларионова была красавицей на все времена и всегда нравилась мужчинам. Но если эта ревность и была, то знал о ней лишь сам Рыбников. Жену же он никогда и ни в чем не упрекал - ни в прошлых грехах, ни в настоящих.

Они вырастили двух дочерей - Алену и Арину (но ни одна из них не продолжила актёрскую династию). Когда уезжали на съемки, с девочками оставалась мама Ларионовой Валентина Алексеевна. Однажды родители вернулись домой через месяц, одна из дочек посмотрела на маму и сказала: «Тетя!». Ларионова долго плакала. Тогда в семье решено было повесить на стенку большие портреты родителей. Бабушка показывала на них и внушала девочкам: «Это мама, это папа». Закончилось все конфузом. Однажды Алла Дмитриевна пришла с маленькой Аришкой в детскую поликлинику. И в очереди, сидя у мамы на руках, девочка вдруг показала на висящий на стене портрет Хрущева и закричала: «Папа! Папа!». Спасаться от любопытных взглядов пришлось бегством.

Однажды кто-то из журналистов спросил Аллу Дмитриевну, не жалеет ли она, ведь могла сделать в жизни более выгодную партию. Ларионова ответила: «Судьба, значит. У меня в жизни было много ситуаций и предложений. Но я не жалею. Коля был личностью... А главное, очень любил меня». Рыбников был однолюбом и гордился тем, что его жизнь укладывалась в бесхитростную схему: «Любимая женщина, любимый дом, любимая работа». Алла была не только любимой женщиной Рыбникова - она была его божеством, да и, наверное, всей его жизнью. «Ну представьте себе, - вспоминает Ларионова, - в Москве кинофестиваль, на который приезжают Софи Лорен, Джина Лоллобриджида... А я только родила, да еще кормящая мать - поправилась, выгляжу плохо, по дому хожу в затрапезном халате. Говорю ему: «Коля, сходи посмотри, там такие женщины красивые!». А он отвечает: «Ты что, с ума сошла? Ты лучше!». Я всегда была для него лучше всех. Он вообще был замечательным мужем, любящим и заботливым отцом, хорошим хозяином...».

«После поездки на Кубу у Николая появилась кинокамера, - вспоминала Алла Дмитриевна. - Безумно редкая для нас в те годы "игрушка". И он так загорелся: дочек снимал чуть ли не ежеминутно - и дома, и на улице, и в гостях... Очень много снимал в семье наших друзей Бондарчуков: их дочку Аленку. Я была ее крестной матерью, а Ирина Скобцева - крестная нашей младшей Ариши. То, что я решилась родить двоих детей, в актерской среде считалось чуть ли не подвигом, - не раз говорила Алла Дмитриевна. - Правда, если б не моя мама, не знаю, как бы мы с Колей справились... Но я очень рада тому, что они у меня есть. Жаль вот только, что дочки по нашим стопам не пошли: одна работает на телевидении, другая окончила полиграфический техникум... Но, может, это и к лучшему: мы ведь с Колей в своей профессии всегда были людьми крайне зависимыми от чужой воли...»

(Май 1960 г., Таруса
'...Есть вещи, о которых очень трудно говорить и писать. Они лежат где-то на границе сознания, в той области, где живет поэзия и где рождаются чудеса (хотя в них принято не верить). Одна из таких вещей - чувство родственности у людей, совершенно не знающих друг друга. Я совсем не знаю Вас, но между тем часто испытываю тревогу за Вас и ловлю себя на том, что Ваша жизнь непонятным образом связалась с тем, что я пишу. Когда я работаю, я всегда думаю о людях, ради которых пишу. И теперь среди этих людей - Вы... До сих пор я еще не написал ни одной своей книги в полную силу. Мне кажется, что я смогу написать еще несколько хороших книг. И сознание даже отдаленного Вашего присутствия в этой жизни мне очень поможет.
Так я чувствую - это не пустые слова'.
Октябрь 1960 г., Таруса
'...Как жаль, что Вы не были в моей деревенской избе. У меня над столом висит предсмертный портрет Блока - трагический и прекрасный. Я бы его Вам подарил на память о Тарусе... Я остался в Тарусе совершенно один и буду жить в этом одиночестве, вероятно, до Нового года.
Сейчас стоит туманная, рыжая осень. В лесах горечь и тишина. Я много брожу по реке и лесам, думаю о всяческих событиях... На днях выходит (в десятом номере 'Октября') пятая автобиографическая повесть 'Бросок на юг'. Прочтите, пока критики не растерзали меня на части за эту книгу.
...Я уверен, что мы увидимся, и тогда я расскажу Вам кое-что в свое оправдание. Моя жизнь совсем не такая, как обычно ее представляют. Мне часто бывает очень трудно, почти невозможно трудно...
В ноябре я, должно быть, приеду в Ленинград на 'Блоковские дни'.
Я думаю о фантастической книге...
ВСТРЕТЯТСЯ ли они и нужна ли эта встреча? Паустовский предупреждает Лелю о ее возможном разочаровании, во что она, конечно же, не верит. А писатель уже полон замыслом 'безумно свободной', как он говорит, книги, которая стала бы своеобразным продолжением 'Золотой розы'. Книга эта останется недописанной, а потом и вовсе исчезнет... Но не будем забегать вперед.
Леля с трудом достала билет на вечер памяти Александра Блока в Пушкинском Доме. Паустовский в президиуме. Знает ли он, что она здесь, в зале?
Перерыв. Сцена, где стоит покрытый чехлом рояль, мгновенно заполнилась любителями автографов. Леля тихонько поднялась и встала в стороне, за роялем. Константин Георгиевич поднял голову...
'...Я никогда не забуду тот вечер в Пушкинском Доме и рояль, за которым Вы стояли, и два Ваших слова: 'Я - Леля'. В тот вечер, несмотря на многие тяжести, моя жизнь подошла к небывалому, почти невозможному счастью, к чуду. С тех пор я не перестаю благодарить судьбу за то, что встретил и хоть немного узнал Вас. Мне все это кажется незаслуженным счастьем. В это трудно сразу поверить. Как? Человек с большой известностью, писатель, испытавший очень бурную и интересную жизнь, благодарит судьбу за встречу с молодой, прелестной, взволнованной женщиной, почти девочкой. Да, благодарит, и нет, по-моему, для меня большей награды за все, что мне удалось сделать в жизни, чем Вы, Леля...'
Это он скажет в письме потом, уже из Москвы.
'Все сбылось и свершилось, рядом со мной человек, который понимает меня не только с полуслова, но понимает лучше и вернее, чем я сама'. - Леля пытается вести дневник. 'Блоковские дни' в ее родном городе на Неве навсегда останутся для нее 'днями Паустовского'.
Правда, они все время на виду, на людях, возможности остаться наедине почти нет. Писателя ждут в библиотеках и институтах, приглашают на спектакли, а он соскучился по Эрмитажу и Русскому музею, его тянет в Пушкин - Царское Село, и они едут туда вместе. В электричке Константин Георгиевич показывает Леле план, нарисованный им со слов Ольги Форш, на котором изображен путь к ней на дачу, расположенную между Пушкином и Павловском. Здесь Паустовский мечтает прожить следующее лето, работая над новой рукописью.
'Я думаю о фантастической книге - книге о жизни, какой бы она могла быть, если бы я строил ее по своим желаниям...'
О, эта вечная власть несбывшегося!.. Нет, не сбудется мечта, писатель не увидит больше Северной столицы, и мы с вами никогда не прочтем книги, о которой он говорит Леле: 'Я пишу ее во внутреннем посвящении Блоку, Пастернаку и Вам'.
Не будем говорить о любви...
'НЕ БУДЕМ говорить о любви, потому что мы до сих пор не знаем, что это такое' - так, печально и загадочно, оканчивается рассказ Паустовского 'Ручьи, где плещется форель'. Почему?
'Когда я писал 'Ручьи, где плещется форель', я никого в то время не любил, - пишет он Леле из гостиницы 'Европейская' перед самым отъездом. - Было глухое время в моей жизни. Тогда я написал, что никто не знает, что такое любовь. Может быть, это плеск форели в реке, низкие звезды за окнами, печальный голос женщины. И вот, сейчас мне дорого все, что связано с Вами, даже каждый пустяк. Все - и сырой туманный воздух, налетающий с Финского залива, Пергамский зал Эрмитажа, Куинджи в Русском музее, тот вечер, когда падал медленный снег, и я пришел к Вам на 7-й этаж и впервые ощутил страшную тревогу перед будущим и какую-то глубокую сияющую прелесть Вашего существа. Это был рок, судьба, от нее не уйти. Очевидно, недаром Вы нашли меня в Москве и недаром я, не видя Вас, все время думал о Вас, где бы ни был...
Почему-то после вчерашнего вечера я все думаю о том, как мы ехали в черной и тихой машине вдоль набережной Невы и как уходили вдаль речные ленинградские фонари. Я все люблю - каждый речной фонарь вблизи и вдали, каждое дерево, каждую вещь - все, на чем хотя бы на мгновение останавливался Ваш взгляд. Я ничего не знаю, кроме того, что сердце разрывается от нежности к Вам и от горечи неизбежной разлуки. Я продал бы за бесценок свою душу черту, лишь бы вернуть свою жизнь хотя бы на 30 лет назад - и для Вас, и для своей работы, - сколько бы я тогда смог написать. Если меня не будет, то я бы хотел одного - чтобы Вы хранили память обо мне не только как о писателе, а как о совершенно своем, близком и преданном Вам человеке. Берегите себя очень и очень. Вы должны жить ясно, хорошо, спокойно. У вас есть мальчик, научите его любить поэзию жизни и хорошие книги (в том числе и мои), научите его быть человеком мира, добра и благородства'.
Власть несбывшегося
ЧТО БЫЛО дальше? Страницы писем, достойные стать страницами книг. Встречи в Севастополе - городе, где, по словам Паустовского, особенно сильно ощущается то состояние, которое Грин называл 'властью несбывшегося'.

Семейная трагедия

- У нас в семье была трагедия - мы с Васей потеряли двойню, - рассказывает Татьяна Евгеньевна. - От Васи я забеременела. Выяснилось, что у меня двойня. Врачи не разрешили мне рожать и посоветовали сделать аборт. Но в те времена не разрешали делать абортов. Но мы договорились. Помог Витя Гераскин, Васин друг. Мы поехали куда-то очень далеко. И мне в условиях конспирации без наркоза сделали аборт. Это было ужасно! Обидно жутко! Потом я поспала два часа и пошла пешочком к себе... Вася очень переживал. После он предложил мне бросить учебу, лечиться, заниматься только хозяйством, а он будет зарабатывать. Но я не захотела сидеть дома.

«Русский Бельмондо»

Звездная пара Самойлова - Лановой много ездила. Друг Ланового вспоминает, что однажды Василий и Татьяна были на кинофестивале в Париже. Их представили: «Вот известная актриса Татьяна Самойлова, ее папа - знаменитый актер. А это Василий Лановой, он из простой семьи, но он тоже смог достичь вершин, в России он звезда!» И тут Лановой вышел на сцену и на чистейшем французском прочитал поэму народного французского поэта. Эффект был такой же, как, к примеру, если бы приехал в Россию Бельмондо и на чистейшем русском прочитал Пушкина!

Но поездки по городам и весям, бесконечные съемки подтачивали изнутри молодую семью. Татьяне стало не хватать внимания, заботы. Ланового, очевидно, не устраивало, что жена мало внимания уделяет дому. Во время очередного выяснения отношений Татьяна предложила расстаться. «Мы оба рыдали, когда расставались, но я считала, что так для нас обоих будет лучше», - говорит Татьяна Евгеньевна.

...Но и после развода бывшие супруги продолжали вместе работать. Ездили по Сибири - он читал Шукшина, она - Вознесенского. Снялись вместе в картине «Анна Каренина». Тогда Лановой был удивлен, что Татьяна смогла сбросить ради съемок 12 килограммов. В картине они потрясающе играли любовь. Но в жизни так и не вернули своих чувств.

Сегодня Татьяна Самойлова не поддерживает никаких отношений с Лановым. Но признает, что он с той поры сильно изменился. Стал добрее, внимательнее, уживчивее.

С разницей в три года на свет появились сыновья: Александр и Сергей, названные в честь любимых поэтов актера — Пушкина и Есенина.

Оба родителя пеклись о том, чтобы дети не подхватили вирус их опасной профессии, не дающей покоя и отдыха, чтобы попробовали стать кем-нибудь еще. И даже в родной театр водили нечасто. Правда, сказку о принцессе Турандот, где Василий Семенович играл принца Калафа, показали. Это одна из его любимых театральных работ в паре с Юлией Борисовой.

— Я счастлив семьей: у меня любимая жена, прекрасные дети, — признается актер. — С самого начала мы с Ириной договорились, что в присутствии детей не будем говорить о проблемах. Оставляем неприятности за порогом дома... И если бы сегодня спросили меня, хочу ли, чтобы жизнь сложилась по-другому, твердо ответил бы: «Нет! Я не хочу иной судьбы». В будущее, наверное, не стоит пытаться заглядывать, а заключительную жирную точку пускай поставит жизнь.

После этой встречи он писал ей, она – отмалчивалась. Уязвлённое самолюбие подталкивало на такие депеши: «Сперва я решил тебе послать просто чистый лист бумаги с вопросительным маленьким знаком посредине, но потом пожалел марку». И, наконец, отчаявшись, сдавался: «…Люби меня без выжиданий, без этих вычисленных мук, не укорачивай свиданий и не придумывай разлук». Вера махнула рукой на диплом Сорбонны, прежние литературные успехи, потому что с самого начала поверила в гениальность Набокова и пожертвовала ради любви всеми своими талантами.

До последнего дня пара наслаждалась взаимным общением: они часами рассуждали о том, с каким цветом ассоциируется то или иное слово, или целый день ловили бабочек для домашней коллекции.

На закате жизни Мастер признался: «Без моей жены я бы не написал ни одного романа».

Воркующею теплотой шестая --
чужая -- наливается весна.
Все ждет тебя душа моя простая,
гадая у восточного окна.

Позволь мне помнить холодок щемящий
зеленоватых ландышей, когда
твой светлый лес плывет, как сон шумящий,
а воздух -- как дрожащая вода.

Позволь мне жить, искать Творца в творенье,
звать изумленье рифмы и любви.
Не укоряй в час трудного горенья,
что вот я вспомнил ландыши твои.

Как тень твоя, чужой апрель мне сладок.
Взволнованно душа тебя зовет,
текучий блеск твоих дождей и радуг,
когда весь лес лепечет и плывет.

Твой будет взлет неизъяснимо ярок,
а наша встреча -- творчески-тиха;
склонюсь, шепну: вот мой простой подарок,
вот капля солнца в венчике стиха.