Старый Город прогулки после ужина.

Обтряхивая кожаные ватники от налипшего пластами снега, Вигений топтался у парадного.
Алька прикуривала вторую сигарету от бычка первой и самодовольно наблюдала, как кряхтя и причитая приближался к подъезду дядька Никанд. Его кричневый тулуп, подбитый пепельной масти козлом, был весь в красноречивых отметинах, свидетельствовавших о том, что выигранный в местном то тире значек с гордой надписью "меткий стрелок", был вручен на за хуй собачий, вполне заслуженно.
- ну чо, наигрались, как дети малые! - Хорохорясь и выпячивая тощую грудь колесом, бывший прахвессар ебипиздических наук, из всех сил сохранял остатки самообладания. - да уж, задали вы мне жару, и ужинать уже на буду, спасибо, накормили уже.
- обращайся! Мы завсегда к услугам, ежели чо! - ехидно осмеивалась алька, а поборник религии священного распиздяйства, которую он усиленно насаждал, едва поселился в бывшей общаге, многозначительно бросал дикие взгляды на потерпевшего.
- ладно, пойду я отбиваться в сон - двух метровый святоша лихо развернулся на каблуках, своих лакированых высоких козаков - вставать в пять утра, а у меня еще прихожанка ждет индульгенции.

Пс. Пока сохраню, потом до бавлю

-Поздно в тему пришел, -думал Никанд , неловко тыкая толстыми как хуй васьменога указательными пальцами в клавиатуру , - экую фору паршивцам на ровном месте предоставил !.. Да и чевойто грудь у меня тощыя им кажется…? Может и взаправду надо получше перловкой себя подкормить... Хотя Ленка-то в сауне все говорла , что тяжелый больно- не понять баб, а может доски были просто твердые ?
Да уж, грустные думы какие -то. Что это девки озлились к концу недели? Может лубрикант подорожал ? - хотя хер знает что такое . Дорогой гад. Типа солидол , которым колеса в универмаге тележкам мажут ? … Да, впрочем и не мажут уже , продавщицы в подсобки и домой уносят — ну, точно подорожал….
Че они им мажут-то ? Вот бабка моя — так и знать не знала вся их деревня об етом , девки при рождении уже смазанные появлялись на весь срок службы ))) А теперича все унылые и с плохим здоровьем. Лучше бы хохотали, да глаза закатывали. Злобяры...
А интересно, которая подарками заведует, стала бы ту селедку жрать ? Увеселение славное было , пикник на горном озере , на микроавтобусе и трех легковушках еле заехали , а потом сауна на сутки с бассейном . Все тогда остались, до утра в дартс играть , никто домой не пошел. Небось осталась бы и она , маме бы только позвонила )) Как ее от мысле от одной про селедку колбасет !!!))) А сама провоняла бы — так и веселилась бы как нормальные люди с легким сердцем.
А то вишь… влюблена она , то ись как? в девках что ли еще? И вторая , курит которая тут - тоже темнит … успокойся, не маленький, не погнутый и грудь не впалая - ишь ! Доходягу нашла .
В окне справа красные фонари, а левее к парку коттеджики с садиками. Там дамы культурные живут, максимум зассыхами друг друга в пылу спора назовут. Там спокойнее , чай пьют и ведут разговор о любви с одним отставным военным и парой нетрадиционалов в черных шелковых блузах. В беседке. Иногда ходят в дом в туалет, напудриться . Там в бачке у каждо-го(-ой) фляжечка ...иногда и отхлебнут, но не литрухи... Только как где чье не перепутывают? Как бы оне не знают вообще про бачок.

Жила-была, да и сейчас живёт в одном старом, даже старинном, красивом, но промозглом городе, одна дама, как писал когда-то один классик: «Этакая фря», хотя, мне больше нравится выражение одной современной девицы: «Высокомерная блять». Сразу подчеркну, что слово «Блять» — именно через букву «т». Через букву «д», по моему субъективному мнению — это когда женщина ведёт сексуально-беспорядочный образ жизни. А вот «блять», через букву «т» — это такое состояние души женщины, когда на поверхности, внешне, она вполне порядочная, даже высокомерная особа, а внутри — блять — высокомерная блять.

Была эта дама, очень одинока. Нет, у неё был муж и даже дети были, но вот в душе... Днём, она ещё как-то отвлекалась на суету жизни: серьёзная работа, дети, муж, а вот ближе к вечеру, когда работа окончена, дети и муж накормлены и всё вроде хорошо, эта дама, ощущала в себе, какие-то порывы. Ощущения эти были тёмные, пугающие её, но зовущие, манящие. Ей неожиданно хотелось что-то разрушить, разбить, даже побить кого-то. В такие минуты, она старалась, как можно меньше общаться со своими родными. Она делала вид, что чем-то очень занята на кухне или с компьютером и родные не отвлекали её. Муж сам укладывал детей спать, а позже и сам ложился спать. Однажды, он заметил ей, что вечером, глаза у неё как-то особенно блестят и это очень красиво, но взгляд какой-то хищный, словно она следит за обречённой жертвой и вот-вот атакует её.

Со временем, зов тьмы, как она сама это определила, стал тяготить её всё сильнее и звать в ночь всё настойчивее и маняще. Наконец, она решилась выйти из дома в ночной город и будь что будет... Она одела тёмно-серое платье, чтобы быть не очень заметной, а также, она одела на голову, широкополую шляпу, надвинув её как можно ниже на глаза, чтобы, если ей кто-то встретится, её не узнали.

Тихонько, по кошачьи, чтобы не разбудить родных, она вышла из дома. Было уже за полночь, высоко в чёрном небе светила полная луна. Наша героиня почувствовала, что-то роднящее, глядя заворожённо в чёрную мглу ночи, в глубине которой светилась холодная, но родная луна. Она медленно,, крадучись, ещё нерешительно, пошла по улице, тускло освещаемой редкими фонарями. Через какое-то время, она услышала голоса мужчины и женщины, доносившиеся из окна дома, мимо которого она проходила:

— Да пошла ты нахуй, сучка.
— Так я не против совсем.
— Ты чо, дура совсем?!
— А не охуел ли ты?
— Чо, думаешь, если топор в руке, так красава центровая?
— Да, я ахуенная…

«Надо же, любовь у кого-то»,— подумала одинокая странница ночи. Завернув за угол, она увидела двух пьяных мужиков, которые громко ругались:

— Ты пидар!
— Кто, я пидар?! Да сам ты пидар!
— Нихуя себе предъява, а чем докажешь?
— А нахуя и так видно, что ты пидар!

«Пойду-ка я отсюда, по добру, по здорову,— ускоряя шаг подумала женщина,— не ровен час, изнасилуют одновременно». Эта фря, была труслива. Только днём, на работе, она считала себя аристократкой и была напыщенным снобом. Дома, она тоже не была кроткой домохозяйкой и детей воспитывала строго. Но в душе, если чувствовала какую-то опасность, старалась отстранится — «Моя хата с краю» — как говорят в народе.

Вскоре, она увидела ещё двоих под фонарём. На сей раз, это были две женщины, судя по их голосам, тоже не трезвые и тоже ругались:

— Слышь, ослица, ананас в руки и хиляй от сюда.
— Да ты борзая как я посмотрю.
— Мне до пизды, что ты там думаешь, тем более, что тебе нечем.
— До пизды? Хмм, а клитор у тебя какой? Вылезает из под губок?
— Чо? Ты лесбиянка что ли?
— А фистинг любишь? Я умею. Сейчас нагну тебя и всуну по локоть.
— Да ты больная на весь ананас!
— Так ты как предпочитаешь, чтобы сначала клитор потеребить или сразу по локоть всунуть?

«Ой-ой, эти ещё страшнее мужиков — разорвут в клочья»,— испугалась наша трусиха и помчалась прочь не разбирая дороги. Тут, она увидела одиноко бредущего мужчину. Отдышавшись, она почувствовала, как что-то ноет и царапается внутри неё. Кончики пальцев зудели, а сами пальцы сжимались. «Вот оно,— сразу догадалась она,— он моя жертва». Она проследила глазами, куда направлялся мужчина. Незаметно, она пробежала вокруг дома, мимо которого, неспеша, посвистывая проходил мужчина и затаилась ожидая его. Она изогнулась как кошка, готовая прыгнуть в любую секунду и впиться в свою жертву ногтями. Когда мужчина подошёл совсем близко, она почувствовала неприятный запах: «Клопы, почему пахнет клопами?» Но ей некогда было думать об этом, её жертва стояла перед ней. Запах, всё же, подействовал на неё и она, чувствуя брезгливость, не вцепилась в него ногтями, а со всей силы ударила его ногой в пах.

— На, на, получай!— рычала она, словно тигрица и пинала лежачего мужчину ногами. Тот, даже ойкнуть не сумел — упал, словно тюфяк и только скрючился от боли. Брезгуя, эта блять, держала руки на груди и слегка сжимала их. Через какое-то время, ей наскучило пинать почти безжизненное тело, да и утомительным это оказалось. Поправив на себе одежду и ещё сильнее надвинув на глаза шляпу, высокомерная блять пошла дальше.

Она чувствовала восторг, её тело, словно парило от удовольствия, хотелось урчать от наслаждения. Только одно казалось ей несколько обидным — что её триумфа никто не видел. Да, сейчас она поняла, что она не просто хочет кого-то побить или унизить — она хочет это сделать прилюдно, чтобы зрители ею восхищались. Но как это сделать, ведь она трусиха. «А вдруг, зрители, вместо того, чтобы восхититься ею, заступятся за несчастного и побьют её»,— так размышляла женщина в сером платье, продолжая идти по ночному городу.

Вдруг, она увидела толпу. Десятка полтора, мужчин и женщин, кого-то шпыняли и гоготали:

— Эй, ты, мелкочлен, а может у тебя клитор?! — весело гоготал женский голос.
— Поди и дрочить неудобно, в кулак не вмещается,— вторил ей мужской голос.
— А сколько этот хуй в спичечных коробках? — вопрошала какая-то тощая девка.
— Почему не в сигаретах? — возразил ей статный мужчина
— Да он вообще не мужик, вульва у него с пипеткой! — закричала дамочка в шляпе, протискиваясь сквозь толпу и орудуя локтями. Пробившись к очкастому мужику, она продолжила харкать словами:
— Я знаю его, он мнит себя поэтом, а на самом то деле, он паетесса, так как пишет как баба и хочет, чтобы его, её, поимели в зад. И вообще, он говнолюб, у него сталактиты дерьма на стрингах. Премерзкий тип, я знаю.

Тут, она размахнулась и саданула бедолагу ногой в пах — ей это понравилось. Сжимая руками свою грудь и пощипывая в запале свои соски, она вдохновенно пинала лежащего ногами. Она ещё что-то кричала, но это было уже не разобрать — это было похоже на рёв зверя, терзающего свою жертву. Толпа отстранилась и с удивлением взирала на разъярённую женщину, в каком-то диком восторге пинающую мужчину свернувшегося клубком. Изредка, из толпы слышались удивлённые и поощрительные возгласы. Когда дама в шляпке устала и раскрасневшись часто дышала, все ей зааплодировали и стали нахваливать. Дама в шляпке была довольна и всем широко улыбалась. Потом толпа как-то незаметно рассеялась, наша героиня осталась одна. Она была собой довольна. Кровь бурлила в ней, хотелось танцевать. Ещё раз, как-то даже нехотя, она пнула всё ещё лежащего очкарика и гордой походкой пошла домой.

По пути домой, она уже никого не встретила, было уже совсем поздно и она довольно быстро пришла к своему дому. Также тихо, по кошачьи, она разделась и легла в кровать. Муж крепко спал и ничего не услышал. Невольно, женщина вспомнила всё произошедшее с ней этой ночью. Её рука, как бы сама по себе потянулась между ног. Вспоминая все детали, особенно последней сцены, она теребила свой клитор. Когда в её воображении зазвучали аплодисменты публики, она бурно кончила, сжимаясь в комок. Затем она расслабилась и блаженно уснула. Теперь она знала, что ей нужно, для полного счастья.