Предатели РФ в Лице!

– Когда ты у себя на родине сказала, что собираешься поехать в Россию, как на это отреагировали твои коллеги?

– Мои коллеги из Партии зелёных задавали мне вопрос: ну, как там было в Крыму, на Украине? Заметьте – не в России, а на Украине. И когда я рассказывала, что там видела, мне не верили. А может, и верили, но критически относились к тому, что я там была и что люблю Россию. Для них это странно. Ведь в Германии, по крайней мере в последние 15 лет, если человек говорит "я из Америки", у всех прямо глаза горят, всем интересно. А если говоришь "я из России", то сразу идёт странная реакция. Негативная.

– А что говорят твои родственники и друзья? Они тоже подвержены русофобии?

– Да. У мамы есть брат, который всегда относился к нам критически, и мы с ним больше не общаемся. По его инициативе. Он в последние годы очень скептично относился к тому, что я занималась блогерством, а сейчас, после начала спецоперации, он и некоторые другие родственники, конечно, не поддерживает то, что я делаю. Для них Россия – просто агрессор, который якобы постоянно убивает мирных жителей, разрушает города. И они не понимают, почему я это поддерживаю.

– Тем не менее ты пытаешься донести правду до европейских зрителей. Как ты оцениваешь результаты своей работы?

– Надо сказать, что я сама удивлялась, насколько влиятельным стал мой канал. Люди, которые приехали сюда из Германии, недавно мне рассказывали, что уже каждый второй человек в Восточной Германии знает мое имя. Все обсуждают, что я опубликовала, и в основном все там поддерживают Россию.

– А ты из Восточной Германии?

– Нет, из Западной. В Германии ведь всё еще существует разница между Западом и Востоком. На Востоке массово организуют демонстрации, на которых я видела плакаты "Остановите убийство мирных жителей в Донбассе" и так далее. И мне тоже несколько раз удалось донести правду до главных немецких СМИ: когда я публиковала что-то очень острое, они это брали и обсуждали. Хотя, конечно, всегда говорили, что это российская пропаганда. Но хотя бы сообщили о том, что было, наконец-то!

– У тебя сейчас выходит фильм-трилогия. Расскажи, о чём он?

– Я жила год в Донецке. И начала снимать фильм ещё в ноябре 21-го года, когда украинцы начали больше стрелять, с каждым днём всё сильнее и сильнее. Я приезжала на окраину города, где люди жили под обстрелами, и снимала, как всё это сдвигалось всё ближе и ближе к центру Донецка. Я объясняю в своей трилогии, что война на самом деле началась гораздо раньше СВО, и что есть реальная причина, по которой России надо было так действовать: там действительно идёт геноцид, там убивают мирных жителей.

В ноябре-декабре всё было уже очень жёстко, а в январе – просто кошмар. Начали обстреливать центр Донецка, где я жила. А немецкие СМИ сообщали, что это русские сами его обстреливают. Я была просто в шоке.

Два фильма уже вышли. В первом я показываю всё, что происходило до СВО. Второй фильм – более исторический, с интервью с людьми, которые это всё видели своими глазами. И они объясняют, что произошло на Майдане, как там ещё до Майдана специально готовили журналистов для "правильной" подачи событий, в том числе за рубежом. Я и у журналистов взяла интервью, которые работали в это время в Киеве и всё видели. Которые участвовали в Антимайдане и так далее.

И после этих фильмов – могу сказать об этом с уверенностью – у немецких зрителей больше не может быть сомнений в том, что я не права. Особенно важен третий фильм, который вышел 20 марта. Он о начале СВО. Я сразу после начала спецоперации, с 28 февраля, начала объезжать освобождённые территории, брала интервью у людей, спрашивала, что случилось, кто стрелял, как себя вели украинские и русские военные. И всё это я показываю.

– Ты была в Мариуполе?

– Да, несколько раз. В какой-то момент даже привыкла к обстрелам, потому что в Донецке творилось примерно то же самое. Так что мне уже не было страшно. Но помню момент, когда я стояла в Мариуполе, а вокруг меня было очень много трупов. Я это снимала, думая про себя: что же со мной произошло? Это же ненормально, что я спокойно, без ужаса, там стою, и что после этого с моей психикой тоже ничего не было.

Наверно, я уже отчасти превратилась в местного жителя. Потому что (и это самое-самое страшное!) ребёнок, которому сейчас восемь лет, знает только войну. Он никогда не выезжал оттуда – у родителей обычно нет денег, чтобы уехать. Такие дети могут на слух различать звуки снарядов: какой тип, калибр. И знают, как спрятаться. Я общалась с подростком где-то 15 лет, и он мне объяснил, что уже не чувствует эмоций вообще. Например, рядом с ним разорвался снаряд, люди погибли, а он стоял, смотрел и шёл дальше. Это ненормально!

– Это действительно страшно. Тем более контрастно выглядят кадры из твоего первого фильма, где показан солнечный мирный Донецк: люди, фонтаны, цветы…

– Когда я приехала в Донецк в августе 2021 года, я просто влюбилась в этот город. Он был такой зелёный, красивый, в нём хорошие рестораны, кафешки. Люди гуляли, кушали мороженое. Мне всё очень понравилось. И, конечно, то, что произошло с этим городом, – очень печально: там практически нет людей, сейчас очень мало жителей на улицах. И когда сравниваешь прежние кадры с сегодняшними, видишь, что сейчас там стало очень грустно.

Донецк – очень красивый город, там живут очень хорошие люди. Я обожаю этих людей! Даже подумываю вообще переехать туда жить, если всё когда-нибудь закончится. Потому что эти люди – более глубокие, чем, например, в Москве. Ну, это, конечно, понятно, если ты сталкиваешься с вопросами жизни и смерти, а не с новым айфоном. И все друг друга поддерживают: там такая сила между людьми, среди этого народа. Это мне очень нравится.

– Почему же люди в Европе не хотят видеть очевидного? Почему до сих пор такое количество людей делает вид, что всё равно правы только Европа и США, а России как государства словно вообще не существует?

– Потому что СМИ не рассказывают об этом. В Германии, например, не говорят, что на Украине много нацистов. И не показывают, что люди гибнут в Донецке. Например, у меня канал в Германии находится на пятом месте по посещаемости. Но там только чуть больше миллиона людей могут воспользоваться этим приложением. Так что доступ к этой информации есть очень у немногих. Особенно если ты пожилой человек, у которого только телевизор…

– Сейчас мы в Москве. У тебя здесь есть ощущение, что где-то идёт военный конфликт?

– Нет. В Москве идёт обычная жизнь, всё как всегда. Но люди рассказывают, что некоторые немного напряжены, их мысли постоянно там. Но в целом жизнь не поменялась. И мне кажется, что было бы важно, чтобы все русские больше участвовали в решении этого конфликта – в рамках их возможностей, конечно. Может быть, больше общаться с родственниками, объяснять тем, кто ничего не знает, или поддерживать нашу российскую армию.

– Очень приятно, что ты про армию России говоришь "наша армия". Немецкая журналистка. Это даёт надежду.

– Я не могу сказать, что моя армия – это украинская армия, потому что своими глазами видела весь тот ужас, что она творит. А с российскими военными я ходила, дружу с ними. Для меня это уже свой народ – после того, что мы там пережили. На самом деле хотелось бы, чтобы нас, журналистов, больше защищали и предложили больше поддержки в плане безопасности. Хотя бы просто порекомендовали, что можно делать, чтобы не нашли враги. Например, как поступать с телефоном, чтобы не отследили. Просто есть некоторые вещи, которые можно было бы делать, но про которые просто ты не знаешь, как обычный гражданский человек.

– А что было бы с тобой, если бы ты сейчас вернулась домой, в Германию?

– Я знаю уже несколько примеров, когда людей, которые даже меньше сделали, чем я, задерживали и преследовали. Им там приходится платить большие штрафы за то, что они поддерживают Россию. Людям, которые вышли с российским флагом, за это тоже надо было штраф заплатить. Я знаю блогера, к которому в шесть утра пришла полиция, устроила обыск и хаос в его доме. Они изъяли его российский флаг. Вероятно, чтобы его сжечь.

Так что, если бы я вернулась, то, вероятно, они бы преследовали меня много лет. Сделали бы так, что я не смогла бы выехать из страны. Могли бы и посадить, потому что из всех пророссийских, можно сказать, или даже нейтральных блогеров у меня самые большие каналы. В Германии же есть статья 140, в которой спецоперация называется преступлением. И по этой статье я, как человек, который поддерживает преступление, тоже являюсь преступником.

– Но если есть такая статья, как же проводятся митинги против войны, против помощи Украине? Как люди не боятся выходить на них?

– Там есть одна фишка. Я заметила, что бывшие коллеги, которые выступают на таких демонстрациях, повторяют всегда одну и ту же фразу: "Я не одобряю агрессивную российскую войну против Украины". Они так и говорят во время митинга: "Мы не поддерживаем Россию, но выступаем против поставки вооружения Украине". И это своеобразный пароль, защита от преследования.

– А в частных беседах ты видишь, что таких людей становится больше? Замечаешь это?

– Я замечаю, что проходит всё больше демонстраций и появляется больше людей, которые хотя бы понимают, что бессмысленно отправлять больше оружия туда, где это никому не помогает. Я бы даже сказала, что русофобии в Германии стало меньше. Вот когда СВО началась, то даже в почтамт не впускали тех, кто поддерживает Путина. Прямо плакат повесили – распечатали лицо Путина и под ним написали: тех, кто его поддерживает, не впускаем. Вот такие странные вещи происходили. Но сейчас их уже нет.

– А роль Соединённых Штатов в разграблении Германии кто-нибудь видит?

– Это вообще не замечается.

– То есть русофобии становится меньше, но американофобия не появляется?

– Да. Я даже недавно видела сюжет в главных немецких СМИ, где открыто говорилось, что сейчас вся экономика Германии рушится, и особенно – автомобильные заводы. Они или банкротятся, или им надо уехать из страны. А в Германии очень много людей работает на таких заводах. И в конце этого сюжета предлагали решение этой проблемы – ехать в США. Потому что там всё дешевле, там газ не такой дорогой, как в Германии, и обстановка хорошая для бизнесменов. И уже несколько крупных заводов и бизнесов уехали туда. Причём, видимо, наверху уже согласились с тем, что это неизбежно и во всём виноват Путин.

– А ты уже поставила крест на Германии и, скорее всего, уже туда никогда не вернёшься?

– Я смогу вернуться, только если государство там начнёт меняться. А до этого я с большим удовольствием остаюсь в России.

– У тебя пока немецкое гражданство? Российское не собираешься получать?

– Думаю, конечно, в какой-то момент появится и оно.