Альбомы, дискография классической музыки

В 1918 году Прокофьев покинул Россию. Предполагалось, что он уезжает на гастроли. Но эти «гастроли» продлились много лет. Из Нью-Йорка он, беспокоясь о судьбе балета, три года лежавшего в дягилевском архиве, писал Дягилеву: «Какие Ваши планы и какова судьба моего бедного Шута, так предательски похороненного в коварных складках Вашего портфеля?» Однако лишь весной 1920 года возобновились переговоры о постановке «Шута». Прокофьев, приехавший в Париж, договорился о некоторых переделках и дополнениях. Так возникли симфонические антракты, объединившие все шесть картин балета. Летом в небольшом городке Мант-ля-Жули близ Парижа Прокофьев доделывал и оркестровал балет. Весной 1921 года начались репетиции. К сожалению, Мясин, который должен был ставить спектакль, к этому времени покинул дягилевскую труппу. Балетмейстера не было. Чтобы не сорвать объявленную премьеру, за постановку взялся художник М. Ларионов (1881—1964), присоединившийся к труппе Дягилева в годы Первой мировой войны и бывший декоратором нескольких балетов. В помощь себе он взял танцора Т. Славинского. Постановщики внимательно вслушались в музыку и пошли за ней в создании гротесковой, эксцентричной хореографии. Критика считала, что Ларионов хотел «поразить зрителя необычайностью поз, смелостью движений, оригинальностью и новизной группировок». Благодаря энтузиазму труппы спектакль вышел в срок. Премьера его состоялась в Париже 17 мая 1921 года. В последующие годы балет неоднократно ставился в разных странах разными балетмейстерами.
Сюжет
«Жил был Шут. У Шута была жена Шутиха. Шут сидел на печи и придумывал, какую бы ему сшутить шутку. Шутиха мыла пол. Шут выдумал, спрыгнул с печи и сказал: «Хозяйка, смотри: придут к нам семь шутов, я велю тебе собирать на стол, ты не захоти и я будто тебя убью. А когда ты упадешь, я возьму плетку, ударю раз — ты пошевелись, ударю два — ты поворотись, ударю три — ты встань и пойди собирать на стол. Тогда мы дорого продадим плетку». Сказано — сделано. Явились семь шутов, увидели чудо и заплатили за плетку триста рублей.
Вернулись семь шутов домой и решили попробовать плетку. Убили семерых своих жен и начали хлестать. Но ни одна не воскресла.
И прибежали разъяренные вдовцы к Шуту, чтобы расправиться с ним за такую проделку. Шут спрятал свою Шутиху, а сам переоделся женщиной, будто своей сестрою. Сел за пряжу, сидит да прядет. Обыскали шуты весь дом, но не нашли виновника. Видят, сидит сестра да посемывает. Схватили они молодуху и увели к себе: пусть служит стряпкой, пока Шут найдется.
У семерых шутов было семь дочерей, и пришла пора выдавать их замуж. Приехал к ним Купец с двумя свахами, богатый-пребогатый. То-то была радость! Но Купцу шутиные дочки что-то не приглянулись, и он выбрал стряпку.
Привел Купец молодую в свою спальню, а женушка и не знает, как ей быть. Говорит она мужу: «Ой, родной, что-то плохо мне. Высади меня в окошко по холсту проветриться, а как тряхну холстом, назад тяни». Купец послушался, обвязал простынею и спустил за окно. А когда вытянул обратно, на простыне болталася козлуха. Испугался Купец, стал звать челядь и домашних: «Спасите, добрые люди, жена оборотилася козлухой!» Прибежали дружки, взялись наговаривать, начали они козлуху тормошить и подбрасывать, да так разошлись, что доканали козлуху до смерти.
Стал неутешный Купец хоронить свою женушку. А шуты тут как тут, перескочили через забор да кривляются: поделом тебе, что выбрал стряпку. Вдруг приходит Шут, а с ним семеро солдат. Что вы наделали, собаки? Где моя сестра? А те к нему с козлухой. Шут купца за бороду: «Такой, сякой! Взял сестру, а отдаешь дохлую козлуху. Я возьму тебя и упеку!» Перепугался Купец, заплатил триста рублей, лишь бы отпустили. И стал Шут веселиться с бумажником и со своею Шутихою, а солдаты с шутиными дочерями» (изложено Прокофьевым по народной сказке Пермской губернии).
Музыка
В балете нет отдельных номеров — монологов и дуэтов, выражающих настроение героев. Действие сжато, краткие пантомимные эпизоды сменяются танцевальными номерами в марионеточно-шутовском характере. Картины объединены оркестровыми антрактами, что делает музыку всего балета непрерывной. В ней соседствуют распевная лирика и шарж, использованы знакомые мелодии русских народных песен — плясовых, шуточных, детских считалок, хороводных и лирических, которые, однако, предстают в типично «прокофьевском» наряде терпких гармоний, острого, динамичного ритма, графичных оркестровых линиях. Музыка «Шута» ярко театральна — она подсказывает сценическое движение и даже облик того или иного героя.

Интерес же к церковному пению, к искусству Древней Руси был для Рахманинова не случайным. Тесно общаясь с виднейшими представителями «возрожденческого» движения в церковном пении А. Кастальским и С. Смоленским, он вместе с ними искал форму воплощения нравственного и эстетического народного идеала. «От всего сердца Вам верю и буду стараться идти по той же дороге, по которой и Вы идете и которая только Вам одному и принадлежит», — писал Рахманинов Кастальскому во время работы над Литургией в 1910 году. «Когда же из искусства Кастальского выросли великолепные циклические хоровые композиции Рахманинова (Литургия и особенно Всенощная), то сомнений уже не могло быть. Народился напевно-полифонический стиль, в котором богатейшее мелодическое наследие прошлого дало новые пышные всходы», — писал позднее академик Асафьев.
Первое исполнение Литургии, ор. 31, состоялось 25 ноября (8 декабря) 1910 года в концерте Синодального хора под управлением Н. Данилина. 25 марта 1911 года она была повторена в Петербурге хором Мариинского театра под управлением автора. «Торжественная тишина, глубокое внимание, одухотворенное выражение на лицах слушателей свидетельствовали, что музыка Рахманинова нашла путь к их сердцам», — вспоминал современник. Однако некоторые критики упрекали композитора в «нецерковности», отмечая, что это «не столько церковная музыка в тесном смысле слова, сколько композиция на церковный текст. Композиция свободная, со сложными, непривычными для церкви гармониями, голосоведением, звуковой живописью... приемами вокальной "оркестровки"».
Музыка
Композитор в Литургии еще не обращается к знаменному роспеву и другим напевам Древней Руси, а создает свободную композицию, выражая в ней сугубо свое понимание литургического действа, свое личное отношение к возвышенным текстам. Его музыка проникнута лиризмом, высоким эстетизмом, не нарушающим, однако, простоты и строгости богослужения. Литургия состоит из двенадцати песнопений, объединенных тематически и сопоставленных по принципу контраста. Полнозвучное хоровое tutti чередуется с легкой разреженной звучностью, широко использованы приемы своеобразной хоровой звукописи.
Патетичны взывания хора в «Единородном Сыне». «Во царствии Твоем» написано в варьированной строфической форме, в которой отдельным моментам придан подчеркнуто экспрессивный характер. Строго сосредоточен, сурово архаичен «Отче наш» с простым псалмодическим напевом, напоминающим старинный знаменный роспев. «Хвалите Господа с небес» отличается виртуозностью хорового письма, имитирующего торжественный колокольный перезвон.