Голосование, 2 тур

В этой теме выложены рассказы-участники второго тура конкурса.
Голосование закрытое, учитываться будут только оценки судей и участников. Прошу судей и участников присылать оценки мне в ПМ с пометкой «Голосование, 2 тур». Необходимо оценить каждую работу по 5 бальной шкале (от 1 до 5 баллов).
1 - 3 балла
2 – 5 баллов
3 – 4 балла
…
Напротив своего рассказа поставьте прочерк.
Напоминаю, что проголосовавшему участнику будет начислено 5 баллов, даже если в этом туре его рассказа нет.
Все желающие могут оставлять в этой теме свои отзывы к рассказам.
Голоса принимаются до 8.00 26 августа (суббота).
Желаю всем участникам удачи!

№ 1

Прощай

"Всё". Ни раз во время боя я это слово говорил себе - что всё, конец всему и смерть подносит мне отраву.
Но, Бог своею милосердною рукой пока отводит эту чашу от меня.
Всё. Кончен бой. Затихли залпы. Мы сражались стойко. На крейсере сейчас ни пушек, ни снарядов, и
ни мин. Батарейная палуба горит, а румбовое отделение затоплено. Пробоины в кают-компании.
Из офицеров лишь треть остались живы и ранены. А матросов наших сколько полегло! И палубы полны их
трупами. Теперь неприятель ждет когда наш обессиленный крейсер сдастся - опустит русский и поднимет
флаг японский. Не знать им, что Андреевский - для нас дороже жизни. И командир наш Иванов дает приказ:
- Открыть кингстоны!
- Всё, - опять сказал себе я.

Осталось нам еще исполнить команду «выносить раненых». Работали мы слажено, без криков, только стоны
умирающих были слышны вокруг. Но, что значит «выносить» ? Шлюпки все разбиты. Те, кто живы просто
привязывали раненых к койкам и бросали их за борт. И сами прыгали в море, искали в воде доски,
койки, обломки...
Я ранен был, но силы не потеряны совсем, и пробирался по верхней палубе среди крови и тел. Увидел я,
священник исповедывал умирающих - кто крестился, кто плакал, кто смотрел на небо широко открытыми
глазами. А я искал кто ранен. Подошел к матросу, рука которого висела на жилах. Взялся помочь ему,
но он сказал:
- Я обойдусь. Оставь. Иди к другим. - И с этими словами достал свой нож матросский, отрезал руку и упал.
Я пробирался дальше - механику сказал:
- Пошли, брат, вместе погибать.
Но плавать не умел он и так решил – отбросил койку в сторону. Ответил:
- Погибну на посту.
Я прыгнул. В воде увидел, как другой матрос выловил икону Спаса, к груди прижал - она была его
единственной опорой. Я подплыл к нему, таща с собою доску, оглянулся - наш крейсер медленно погружался,
изогнувшись так что виден киль. Боже! В последний раз я вижу «РЮРИКЪ». Еще мгновение и он опустится на дно.
Мучительное чувство схватило мое сердце, я плакал. Но пересилил боль и крикнул: «Ура!!!». И этот крик
подхвачен был другими, над морем многократно пронеслось "Ура!!! Ура!!!...". Мы гибли.

Японцы видели все это. К нам миноноски подошли и крейсер «Азума». Спустили шлюпки и стали подбирать
раненых. «Мы храбрых уважаем», - сказал их командир. Затем японский доктор осмотрел нас всех, и дали
чистую одежду. Теперь в плену мы. Что нас ждет? И будет ли - опять увидеть Родину?

путь ран и мук, слёз -
не долог путь в Сосебо,
последний путь мой

Со спокойной грустью я смотрю - на верхней палубе построены японские матросы, а напротив - наши.
Священник наш запел "Со духи праведных...", поминая имена погибших и матроса, по пути в Сосебо
скончавшегося перед самой операцией, которую японцы готовы были уже сделать. "Прощайте, братцы!"
Короткая лития... Японцы дали залпы. И тело матроса опустили в море. Им был я. Вода морская стала
мне могилой.
Теперь уж, вот и все. Прощай, моя родная. Милая моя, прощай.

№ 2

Солнце уже опускалось за горизонт. Кровавые отблески заката тонули в безбрежном море. Волны тихо накатывались на берег.
На песчаном пляже сидел старик. Его взор был устремлён вдаль.
- Боже, как красиво, как красиво, - бормотал он под нос сам себе.
Старик сидел на пляже уже с самого утра, наблюдая за морем. Он смотрел на него с таким восхищением, с каким смотрят обычно на очень красивую женщину. Ему было много лет, так много, что он уже сам не помнил сколько. Он был рыбаком. Каждое утро старик заводил свой маленький катер и выходил в море. И всегда возвращался с богатым уловом. Соседи всегда удивлялись этому, туристы, часто заезжающие в эти края порыбачить, просто не понимали удачу этого старика – как так, ведь их лодки были оборудованы самыми совершенными устройствами и это не всегда помогало им на рыбалке, а этот на своем затхлом судёнышке… А всё было очень просто - старик всей душей любил МОРЕ. Он, как никто другой чувствовал его, относился с уважением к нему. И Море отплачивало ему за это. Даже в самый сильный шторм, когда никто не рисковал выйти в море, старик возвращался целым и невредимым. И не было ещё такого дня, когда бы он вернулся бы без добычи.
С самого раннего детства Старик проникся всем величием его. Он никогда не брал себе больше того, что нужно было ему. Но, порой, Море было жестоко. У старика в разные периоды его жизни было три любимые женщины, и все они нашли свою смерть в пучине морской. Море не терпела конкуренции, оно так и осталось для старика единственной любимой женщиной. Он давно уже свыкся со своим одиночеству, привык к нему. Тем более, что он не был полностью одинок: всегда, когда на душе становилось особенно тоскливо, он приходил на этот пляж на закате, садился и просто разговаривал с Морем. Нет, он не был свихнувшимся от одиночества стариком, он на самом деле понимал Море, а оно понимало его.
Но в то утро он не вышел на улов как обычно. Он чувствовал, что Море умирает, и что он умирает вместе с ним.
Человек очень интересное создание: он способен уничтожить в один момент то, что гораздо древнее его. Одна сотня лет понадобилась ему с его техническим прогрессом, чтобы поставить на колени и поработить природу.
И Море умирало, оно мучилось, а вместе с ним мучился и старик.
- Прости меня, я не смог тебя защитить, - говорил старик, не понимая того, что он не в силах был изменить что-то. Человеческая глупость, порой, оказывается гораздо сильней любой древней стихии.
Но вдруг что-то изменилось. Старик почувствовал это всем своим нутром. Столько необузданной силы, исходящей от Моря, почувствовал он.
- Ты не умрёшь! – ликующе закричал он, - ты будешь жить!
Да, старик знал, что он не встретит следующий рассвет, но это было ему безразлично. Главное, что Море будет жить. Раненое и изувеченное отходами человечества, оно не было сломлено. Не завтра, может быть через тысячу лет Море сможет отомстить обидчику. Оно выйдет из берегов и просто-напросто смоет то смешное существо, называющее себя царём природы. Ведь люди раздаются и умирают, а непостижимая сила и красота природы вечна!
- До чего же всё-таки ты красива, - сказал старик и закрыл глаза.
***
На следующее утро люди нашли бездыханное тело старика. На его лице застыла блаженная улыбка, будто бы он восоединился наконец-то с той, которую вседа любил...

№ 3

Трудности перевода.

В ДАЛЕКОМ ЭСКИМОССКОМ ИГЛУ
- Море ведь не всегда такое твердое и белое, правда? Мы ведь ловим рыбу и тюленя, оно внутри синее и холодное, однако….А бывает теплое море, как ты думаешь?
- Говорят, бывает… Там еще растут такие смешные елки, у них колючки только наверху и собраны в пучки…и еще там по берегам лежит снег, который не тает. Он еще разноцветный.
- А рыба и тюлень? Интересно, есть?
- Есть. Рыба точно есть, она в море везде.
- А тюлень?
- Сложно сказать, однако. Но есть один такой большой тюлень, он иногда приплывает к нам из теплого моря – когда много синей воды бывает. У него плавники как у рыбы, а вместо задних ласт один большой хвост.
- Это который водой плюется?
- Да…
- Посмотреть бы…
- Наш дед такого одного убил на охоте, знаешь?
- Да…однако, на теплое море бы посмотреть….интересно…

В ДАЛЕКОМ АВСТРАЛИЙСКОМ БУНГАЛО
- Опять сезон дождей…интересно, где-нибудь не бывает этих дождей? И эти акулы в теплой воде… И все время сыро…
- Говорят, не бывает. Там море иногда становится белым и твердым. А на пляже нельзя загорать – он тает и превращается в воду. И он всегда белый. Только там всегда холодно.
- А как же рыбы и кораллы?
- Рыба есть, наверное. Она ведь везде в море есть. А вот острова с кораллами там плавают.
- Как так плавают?
- Говорят, что плавают, тоже белые и холодные. Только про кораллы трудно сказать, есть они там на самом деле или нет.
- А какие звери там есть?
- Знаю точно, твоей бабушке на свадьбу дарили ожерелье из клыков одного такого зверя. Он там тоже в воде живет, а таких клыков у него всего два.
- Это который водой плюется?
- Нет, другой. Который водой плюется, тот на лето из теплой воды в холодное море уходит.
- Я тоже так хочу… Надоело…жарко…

У САМОГО СИНЕГО МОРЯ
Их пути пересеклись на Канарских островах.
И жили они долго и счастливо – ведь недаром Канары называют островами вечной весны.

***

НА БОРТУ ОРБИТАЛЬНОЙ СТАНЦИИ
- Откуда у эскимосов елки? Почему киты в Австралии?
- Зачем вообще бушмену на север переться? Ну, эскимосу, - понятно, холодно…
- Вы обратили внимание, что представители первобытных культур проявляют слишком современную любознательность к окружающему миру?
- И ни одного божества или упоминания религии…

Группа ученых расшифровывает полученный видеоряд до конца и тихо впадает от сюжета в ступор: влюбленная пара любуется панорамой заката над вулканом Тейде, но вокруг ни грамма моря – лишь торосы до горизонта. Зато на горизонте призывно мелькает гигантская реклама “Макдональдса”, а в руках у дикарей по фужеру мартини. У австралийского к тому же очень ярко выраженные вторичные половые признаки топлесс.

CОЛЯРИС,УХМЫЛЯЯСЬ:
- А вот такой я многоликий океан! И мне порядком надоели ваши постоянные, примитивные мысли об отпуске!!!

№ 4

Пучина страсти
Небо было черным. И ни одной звезды. Горизонт было не различить – темное море, темные небеса. Дождь шел стеной. Неужели доплавались?
Капитан, еще минуту назад такой энергичный и деятельный, теперь же почувствовал невероятную усталость и отстраненность от всего происходящего… Но не нет, так нельзя! Необходимо взять себя в руки!
Связь удалось наладить и уже было сообщено о случившемся – пробоина в нижнем отсеке судна. Всё возможное было сделано. Что остается? Ждать помощи. А еще молиться. Хотя капитан и не относил себя к верующим. Он скорее был воинствующим атеистом. А еще любил шутку, что люди, которые не плавают, а именно ходят в море, молятся морскому черту.
Почему – то именно сейчас, глядя на волнующееся, бурлящее, недружелюбное море, капитан вспомнил себя совсем маленьким. Вот он, пятилетний веселый мальчуган, помогает матери собирать алычу в саду. Солнце нещадно палит. Но здесь, под тенью деревьев, даже чуть прохладно, а сладкий запах переспевших фруктов кружит голову. Потом он тащит маленькое ведерко с урожаем в дом и тут замечает в калитке отца. С криками «Папа приехал!» он бежит к нему, запрыгивает на руки и утыкается носом в плечо. А одежда отца пахнет морем. Разве этот запах можно забыть или спутать???
А каждый вечер, перед сном, будущий капитан укладывался на спину, подложив под голову несколько подушек, и вот так, лежа, смотрел в окно. И ему открывался потрясающий вид – южная ночь, море и множество огней от проходящих кораблей – белые, желтые, красные, голубые, - такие яркие и манящие. И даже во сне он видел себя, в отутюженной белой форме, вышагивающим по палубе корабля. А еще ему часто снилось, что море разговаривает с ним, рассказывает ему разные истории - про пиратов и русалок, про водяных и затонувшие сокровища. Правда, эти сказки он, как правило, сам же прочитал вечером. Но это не так уж важно. Главное, что не было на свете человека, который бы так же, как этот мальчик, грезил морской стихией!
Стоит ли удивляться, что, едва получив аттестат зрелости, он, не раздумывая, пошел в «мореходку». Мечта сбылась и уже в скором времени появились в его жизни первые выходы в открытое море.
В училище же случилась и первая любовь. До этого его как - то больше интересовали книги и друзья. Но тут, как волна, накатила и обдала с ног до головы небывалая страсть. Когда он впервые увидел свою Оленьку, то подумал, что её глаза, такие же синие и глубокие, как море, а волосы пшеничного цвета будто русалочьи. Так море не отпускало его ни на минуту!
Они поженились, но прожили вместе не долго. Оленька оказалась не из тех, кто будет покорно ждать возвращения любимого. И тогда он понял, что в его жизни не ужиться двум страстям, и сделал выбор в пользу той привязанности, которая его не предаст.
Вот и сейчас, погруженный в свои мысли, он был совершенно спокоен. Все должно наладиться, все должно сложиться…
В каюту вбежал юнга – статный юноша, промокший и запыхавшийся, с испуганным взглядом из-под длинных ресниц. Капитан выслушал его доклад и отдал приказ:
- Шлюпки на воду!
- Есть! – ответил юнга. А в его голове пронеслась совсем ребячья мысль: «Интересно, а крысы с корабля уже побежали?»
В скором времени экипаж уже разместился в ярко-оранжевых шлюпках, которые пылали своим апельсиновым цветом в ночи. Пробоина, несмотря на предпринятые меры, давала течь, и судно медленно, но верно, заполнялось мутной водой. Среди разместившихся в шлюпках можно было легко распознать «новичков» - по испуганным взглядам и заметной дрожи, и «морских волков» - спокойно – сосредоточенных. Ни среди тех, ни среди других не было капитана. С завораживающей умиротворенностью он отдавал распоряжения о погрузке, а затем исчез из поля зрения экипажа. Море, его единственная страсть, не отпускает тех, кто готов погрузиться в его пучину…

№ 5

Обрученная.

Солнце кидало волнам свои золотистые лучи, волны ловили их, осторожно передавали одна другой, отражали, играли… взрыв брызг внезапно нарушил эту игру и уничтожил спокойствие, глухой стон отчаяния пронзил тишину…
Маленькое хрупкое существо вело борьбу с беспощадной стихией… Она никогда еще не заплывала так далеко, но она всегда хорошо плавала и не подозревала, что эта бескрайняя, манящая морская гладь может скрывать в себе какую-то опасность. Еще несколько минут назад все было хорошо, но потом что-то случилось… тело просто перестало слушаться ее, ног она почти не чувствовала… страх пронзил ее насквозь, изо всех сил она пыталась удержаться на воде… пыталась позвать на помощь… но берег был очень далеко, и на берегу никого не было…
А потом стало темно…темно, тихо и спокойно…
Марина почувствовала прикосновение ветра и очнулась… она лежала на берегу, никого не было рядом, волны все также спокойно пели свои колыбельные, а где-то далеко слышались крики чаек.. Марина закашляла, она наглоталась морской воды. Девушка неуверенно встала, пытаясь осознать, что же произошло, но сил у нее почти не осталась и она вновь присела на песок. Вдруг ее взгляд упал на что-то блестящее, она присмотрелась, примерно в метре от нее, на песке, лежало маленькое колечко. «Откуда оно тут взялось?», - подумала Марина. На самом деле это было странно, потому как до этого неприятного инцидента, Марина сидела на этом самом месте и искала красивые камушки, девушка готова была поклясться, что не было тут этого колечка, она бы непременно его заметила… значит его принесло море… и принесло (она была уверена в этом) именно для нее. Девушка взяла колечко и надела на свой тоненький пальчик, а потом посмотрела на море и ласково улыбнулась… Да, оно подарило ей жизнь и она никогда этого не забудет…
С того самого дня лучшим другом тринадцатилетней Марины стало море. Она стала более замкнута, редко общалась с друзьями, но каждый день, после школы, спешила прийти сюда, на этот золотой берег. Она делилась с ним всем, рассказывала о своих горестях, делилась радостями, ей казалось, что оно слышит ее и все понимает… А еще она пела ему песни, тихонечко, почти шепотом, чтобы никто больше их не услышал...
Через два года Марина влюбилась, ей так ново было это чувство и она вся отдалась ему. Этот мальчик приехал в гости к своим родственникам на лето. Ему, как и ей, было пятнадцать лет, и у него были удивительные голубые глаза. Звали его Кирилл. Марина не решалась подойти к нему, просто смотрела на него, ловила каждое движение, но стояло ему посмотреть в ее сторону, тут же отводила взгляд. А потом он подошел к ней… просто сказал «Привет», а Марине так много всего послышалось в этом слове… так они и познакомились. А потом они ходили гулять к морю, Марина рассказывала об удивительных растениях, которые живут на дне, о том, что в шепоте волн иногда можно различить слова, о том, что если научиться понимать язык моря, тебе откроются великие тайны…
Кирилл взял ее за руку…
-Я уеду скоро, - сказал он.
-Я знаю.. – прошептала Марина и отвернулась.
-Но я вернусь через год, обязательно, ты будешь ждать?
-Конечно я буду ждать тебя.. – промолвила Марина и слезы потекли из ее глаз…
-А еще я хотел сказать тебе одну вещь…- продолжал Кирилл, - давно уже хотел тебе сказать… знаешь, я люблю тебя…
-Правда?! – воскликнула Марина, - я тоже люблю тебя…
Кирилл обнял ее и поцеловал в губы…
Большая волна бросилась на берег и разлетелась на миллион частей… Марина вздрогнула… что-то было не так, только что было все спокойно, а теперь… ветер развивал ее русые волосы, а на песок упали первые капли дождя… море кричало от боли и безжалостно выбрасывало свои волны на берег…
Марина хотела остаться здесь, но Кирилл взял ее за руку, и они поспешили вернуться домой… Юноша проводил ее до двери, попрощался и ушел к себе домой.
Было поздно, но Марина никак не могла заснуть… что-то случилось, она что-то сделала не так… эти мысли не давали ей покоя, только на рассвете ей удалось уснуть…
Когда она проснулась был уже день. Она оделась и вышла на улицу. Ей было как-то не по себе… она пошла к берегу. Море было спокойно, от вчерашнего буйства не осталось и следа, но было что-то жуткое в этом спокойствии… Марина бродила по пляжу около часа, а потом вернулась домой… Около своего дома она увидела мать Кирилла, которая была чем-то очень взволнованна..
-он ушел еще утром,… и до сих пор его нет… хотел прогуляться по пляжу…
-Марина, ты Кирилла не встречала? – услышала она голос своей матери.
-нет.. – чуть слышно ответила Марина и зашла в дом…
Ей было страшно, ей казалось, она знает, что произошло, но боялась в это поверить…
На следующий день было обнаружено тело юноши, он утонул… Это было странно, мальчик был одет и было совсем не понятно, что же заставило его полезть в воду… но это никого особенно не волновало…
Марина три дня не выходила из своей комнаты… боль и слезы – все что у нее было, все, что у нее осталось… а потом она пошла к морю…
«За что?», - шептала она, обращаясь к волнам, но не получала ответа…
Она не могла больше видеть эту воду, не могла больше слышать эти звуки…
Но каждый день, снова и снова она возвращалась сюда… садилась на песок и плакала… а воспоминания больно ударяли по ее сердцу…
Прошло два года после этого, Марина стала настоящей красавицей, но она боялась заводить какие-либо отношения… она также как и прежде каждый день ходила на этот одинокий пляж… но прогулки эти уже не приносили ей радости… и вот в ее сердце загорелась искорка для новой любви. Он был помощником капитана корабля, был старше ее на10 лет, и был очень красив. Марине нравилось говорить с ним, он был таким взрослым, умным… Сначала девушка боялась этих отношений, но в итоге все-таки уступила… между ними завязался роман, она была счастлива, но чувство тревоги не покидало ее. Через
неделю его корабль уходил в плавание… за день до отплытия, девушка просила своего капитана не покидать ее, говорила, что у нее плохое предчувствие, что случится беда… она плакала, умоляла, но мужчина не послушал…
Его корабль так и не вернулся… Море забрало себе и его…
Это было страшным ударом для девушки, она осознала всю силу, могущество и жестокость своего прежнего друга… Она поднялась на высокую скалу и, обливаясь слезами, спрыгнуло вниз…
Но море не приняло ее… оно забирало у нее дорогих ей людей, но ей оно не позволяло умирать… Настойчиво и нежно волны вынесли девушку обратно к берегу… Марина решила, что больше никогда не пойдет на этот берег… но через несколько дней непреодолимая сила вновь повлекла ее туда… И вновь она ходила по этому песку, слушала шепот волн, чувствовала их прикосновения своими ногами…
Жизнь Марины превратилась в пытку, ничто не приносило ей радости, целыми днями она сидела на берегу, смотря куда-то вдаль… Девушка понимала, что если она не вырвется из этого ада, то просто сойдет с ума… Прежде всего нужно было избавиться от этого ненавистного моря, которое не желало ее отпускать… Марина решила уехать, уехать в другой город, в город, в котором нет шума волн…подальше отсюда…
Билеты на самолет были куплены, наконец-то она уедет отсюда… наконец-то эта пытка закончится и начнется новая жизнь… Перед самым отъездом девушка пришла на пляж… она не могла улететь, не увидев последний раз море… все-таки это то, чем она жила все эти годы, хоть эта жизнь и не приносила ей ничего кроме мук…
Она постояла немного на берегу, прошептала «Прощай» и пошла назад. Потом вдруг остановилась и вернулась, она вспомнила о колечке которое так и не сняла со своего пальца… она хотела снять его и отдать обратно волнам… но кольцо не хотело оставлять ее руки… у девушки так и не вышло его снять… Ей некогда было заниматься кольцом и она просто ушла…
Началась посадка на самолет, Марина села в кресло и воображение стало рисовать картинки из ее будущей жизни… теперь все будет хорошо, все будет замечательно… Она летела к своей тети, которая обещала ей помочь, мама через месяц разберется со своими делами, продаст дом и тоже приедет к ней…
Самолет взлетел… Марина закрыла глаза, наконец-то она чувствовала себя свободной…

================-
19 июля в одиннадцать часов вечера потерпел крушение самолет, летевший над Черным морем. Самолет упал в воду. Все члены экипажа и пассажиры погибли…
=================
Она медленно погружалась на дно океана, она не пыталась сопротивляться, странная улыбка скользила по ее губам…море было спокойно, волн почти не было… но было холодно и темно… волны пели тихую, траурную песнь, оплакивая ту, которая предала их… Девушка была мертва, когда блестящее колечко вдруг соскочило с ее пальца…


Лодка опрокинулась… волны окружили черноволосую девочку, которая изо всех сих пыталась бороться за свою жизнь… она была совсем одна… она цеплялась руками за поверхность водной глади, стараясь удержаться… а до берега было так далеко… но вот силы покинули…
Когда девочка очнулась, то поняла что лежит на берегу, она не могла поверить в свое чудесное спасение… С благодарностью это юное существо посмотрело на морскую гладь… а потом ее взгляд вдруг упал на блестящее колечко, лежащее на песке…

№ 6

Вещественность воспоминаний.

Звонок. Наслаждение близко. Я улыбаюсь в предчувствиях и торжественно оборачиваюсь к благоверной. Она увлечена великолепием убранства и торопливо впитывает колорит возбужденной публики, но сообщает коротким кивком, что часть ее внимания со мной. Лепка, вязь, резьба, литье, а также костюмы, макияж и бижутерия - архаика и франтовство, прекрасное и выпендреж в одном флаконе - вполне подходящая смесь. Я понимаю важность визуальных впечатлений для дамы и как могу потакаю ее удовольствию видеть изящное и необычное, сам становясь для нее незаметным шагающим поручнем. Время до концерта ограничено, а хочется степенно обойти дворец и удостоить вниманием каждый его уголок, да не прозевать каких-нибудь знакомых. Я не любитель таких предконцертных смотрин, но зрительно не безучастен и отмечаю не без удивления сколь разношерстны любители академической музыки. Вот и второй звонок. Движение людей активизируется, толпа перетекает в зал. Традиционно огромные люстры сверкают хрустальными искрами, которые отскакивают от глянцевых программок, и все прокашливаются, готовясь затаить дыхание.

Отнюдь, я не активный посетитель филармоний. Но приезд Маэстро с прославленным оркестром стал Событием и заставил принять однозначное решение: идем! Тем более в программе Дебюсси. Его этюды были мне знакомы с юности в связи с хорошим, благотворным окружением, хотя я мало что в них понимал тогда. Но благоговейные воспоминания остались, и теперь, десятки лет спустя, я благодарил возможность и надеялся с помощью музыки воскресить нечто светлое, утраченное в настоящем. Зал поприветствовал выход оркестрантов во главе с Маэстро, который, после недолгой настройки, тут же сам и объявил: "Клод Дебюсси. Море. Эскиз первый". Свет приуменьшился, я приготовился вслушиваться в колдовство музыки и к погружению в воспоминания. Воображение послушно подчинилось магии импрессионизма, и образ моря проступил все явственней, детальнее, все четче, словно я постепенно перемещался из зала на берег, вплотную к идущим одна за другой из невообразимой дали волнам. Неукротимый бег, неостановимое движение, фатально надвигающийся вал казалось бы реальной влаги вызывал неясную тревогу и что-то подсказывал. "О боже", - выдохнул я, похолодев от четко обозначенной картины, - "Вспомнил!". Я так резко подскочил, что вздрогнули рядом сидящие, а на вскрик обернулись люди с передник рядов. Кажется, даже из музыкантов кто-то поперхнулся и сбился с ритма. Я поспешно пробирался к выходу, практически не владея собой в охватившем мандраже. Быстрее, мне нужно успеть. Возможно, соседи снизу вызовут аварийную, а те, в виду отсутствия хозяев - милицию и выломают дверь. "Что случилось?" - перекрывая музыку через весь зал кричит супруга, отчаявшись столь же поспешно перелезать через колени слушателей и догнать меня. "Дорогая, черт, я забыл выключить воду!"

№ 7

Заплыв.
Посвящается П.К., девушке, обитающей в Крыму.

здесь был бездарный рассказ ТекилаЗЗа....

№ 8

БАТЕРФЛЯЙ С ПРАСКОВЬЕЙ.

«Прелестно», - подумала я, когда мой очередной отрыв от бренной земли под лаской утреннего солнца был безжалостно прерван залпом колючего песка, направленным мне прямо в левое ухо. Это был настоящий терроризм и, судя по доносившемуся до меня усиленному сопению, виновник преступления стоял рядом, не пытаясь спастись бегством от моего справедливого гнева. Перебарывая стойкое желание не церемониться в выражениях, кем бы ни оказался этот идейный последователь учения шахидов, я медленно открыла глаза. В ореоле солнечного света, окутанная неземным сиянием, исходящим от перекрытого моему взору светила, возникла… лопоухая, веснушчатая рожица с торчащими во все стороны нестриженными вихрами. Рожица громко хлопнула длинными белёсыми ресницами и мелодично шмыгнула носом.
- Тёть Вер, - о, господи, оно ещё и разговаривает, - меня мамка послала и велела спросить, вы пойдёте с нами в поход?
Вероника. Так меня зовут. Впрочем, к различным вариациям своего имени я вполне привыкла. Людям почему-то трудно выговорить его целиком. Вероятно, современный ритм нашей жизни позволяет им считать это неким излишеством, пренебречь которым можно, абсолютно не задумываясь. Вера, Ника, Вика… назовите хоть Жужей, отзовусь и не переспрошу, ко мне ли вы обращались. О чём это я? Ах да, поход…
«Мальбрук в поход собрался», - фальшивенько пропела я.
- Что ещё за поход?
Генка, непоседа, выдумщик и непримиримый борец с любыми формами пассивного отдыха, он же по совместительству мой сосед по этажу в санатории с романтичным названием «Металлург», принялся отчаянно жестикулировать.
- Ну как же! Вчера ещё объявляли, что все желающие пойти на экскурсию в горы должны записаться у Сергей Иваныча, - тараторил возмутитель спокойствия. – Мы сначала заберёмся на гору... ну, на ту, с которой сбросили девушку из легенды, а потом прямо на верху будет этот... как его...
- Пикник, - без энтузиазма подсказала я.
- Точно, пикник! - обрадовано закивал Генка, - ну так что, вы с нами?
Я скосила глаза налево, где, утопая вершиной в пивной пене облаков, размещалась местная достопримечательность, гора, у подножия которой окончила свою жизнь очередная жертва запретной любви. Перспектива карабкаться по этим, местами не очень пологим, склонам с целью пообедать на одной из каменистых площадок, сидя на брёвнышке, стёртом до блеска нашими многочисленными предшественниками, меня почему-то не привлекала.
- Видишь ли, Геннадий, - сказала я серьёзно, - к сожалению, я забыла дома свой почётный значок «Альпинист России», а так же крюки и ледорубы, так что на этот раз без меня. Иди и помни, взаимная страховка – наше всё.
Воспользовавшись тем, что мой собеседник впал в лёгкий ступор, я встала и направилась к морю.
Полупустой пляж не уставал ласкать мой взор. «Что может быть лучше отпуска в октябре!» – в который раз подумала я. Мягкое, совсем не жгучее солнце, отсутствие плохо контролируемых толп вырвавшихся на волю отпускников, умеренные цены на фруктовое изобилие…почти рай. Правда, в раю море могло бы быть и потеплей. «Градусов девятнадцать», - определила я, когда ленивая волна лизнула мне кончики пальцев. И всё ещё раздумывая, не предпочесть ли мне цивилизованное купание в бассейне этой не слишком комфортной стихии, я внезапно ощутила оживление в нестройных рядах посетителей пляжа. Люди повскакали со своих лежаков и радостно о чём-то переговаривались, указывая друг другу в морскую даль.
О, да! Зрелище было грандиозным. Сверкая на солнце упругими, влажными спинами, вздымая тысячи весёлых брызг, в направлении берега летела сумасшедшая стая дельфинов. Радостно и шумно выпрыгивая из воды, они будто совершали некий ритуал, соревнуясь друг с другом в красоте и дальности прыжка. Траектория их движения была довольно причудлива. Несколько раз стая резко меняла направление своего пути, но, тем не менее, неумолимо приближалась к пляжу. И тут только я заметила, что перед дельфиньими носами в толще воды мечется какое-то тёмное пятно.
«Так это охота! Они преследуют косяк рыбы», - с восторгом догадалась я. Ещё пара минут и вся эта кавалькада под улюлюканье зрителей пересекла разделительные буйки.
Если вы меня спросите, о чём я думала в тот момент, когда, сломя голову, кинулась в холодную воду, я не отвечу, потому как не уверена, что вообще о чём-то думала. Впрочем, одну мысль я помню чётко, бредовую мысль – дотронуться рукой или хотя бы одним пальцем до этих мокрых, восхитительно-глянцевых спин. Остальные мысли к этому моменту благополучно покинули своё обиталище.
Как ни странно, я оказалась не единственной, кого посещают дурацкие идеи. Увидев, что несколько человек попрыгали в воду вслед за мной, я мысленно вложила им флаг в руки, всё-таки мой первый взрослый по плаванию давал мне право на некоторую долю иронии. Однако моё внимание теперь было сосредоточено на том, чтобы, как можно быстрее, подобраться к замечательному, весёлому сообществу, что приковало к себе любопытные взгляды отдыхающих. Стая по-прежнему металась из стороны в сторону,
Дельфины то приближались ко мне, то удалялись, а я работала руками и ногами, совершенно не замечая, ни малокомфортной температуры воды, ни того, что разделительные буи давно остались позади. Впрочем, даже и не позади, а вообще неизвестно где. Стая плыла налево, я за ними, потом резкий поворот на девяносто градусов, потом опять налево, потом назад… Мы кружились в открытом море, как ватага ребятишек, играющих в пятнашки. Только я в этой игре всё время проигрывала, вечно находясь в роли водящего.
Мой азарт преследователя иссяк только тогда, когда вся стая, помахав мне на прощанье хвостами-ладошками, окончательно скрылась из вида. В досаде я шлёпнула по воде рукой и, с трудом переводя дыхание, стала оглядываться вокруг в поисках берега. Его не было. Не могу сказать, что паника охватила меня в ту же секунду… ну, пожалуй, секунд через десять. Вглядываясь в горизонт, я не находила ни береговой черты, ни красных железяк-буйков, ничего. Горизонт был чист и восхитительно однообразен. Плыть наудачу, не зная направления, казалось мне полным безумием. И так я висела поплавком в воде, не зная на что решиться. Моё разгорячённое погоней тело успело поостыть, причём больше, чем следовало бы, предательские мурашки побежали по всем доступным им участкам тела. Через пару минут я узнала, что такое клацать зубами. Издав несколько раз этот звук, то ли от холода, то ли от страха, я накрепко сжала челюсти. Ещё не хватало заорать во всё горло! Хм…а собственно, почему бы и нет? И что вообще кричат в таком случае? Спасите-помогите? Ну нет, это слишком! Может лучше спеть? Неплохая мысль, и согреюсь, и привлеку чьё-нибудь внимание. Моё пение, если учесть полное отсутствие слуха и чувства ритма, мало кто выдержит, обязательно приплывут и попросят замолчать, проверено!
Так, что будем петь? Может эту?

«Девушка Прасковья из Подмосковья
С грустью и тоскою снова одна…» - затянула я не слишком громко.

А тем временем предательские мысли зашевелились в моём мозгу. «Интересно, если меня так и не найдут, как узнают, что я утонула? Ах да, моя одежда на берегу, там же и пропуск в санаторий».

«За-за-занавескою плачет у окна
На-на-на-на-на-на-на-на-на-на-на-на…»


«А куда денут мои вещи? Наверное, отошлют родственникам. И тогда все мои шмотки точно достанутся двоюродной сестре Валентине».

«Свет с утра запутается в шторах и цветах,
Которые ты забываешь поливать…»

«Что, неужели и босоножки от Поллини? И чёрное платье? И кофточка, которую мне Светка с Кипра привезла? Нет! Только не это!»

«Тебя не радует весна и пенье птах» - во всё горло заорала я.

«А мой стол у окна в офисе, конечно, займёт Влад, да и компьютер тоже, этот жук своего не упустит, его-то машина давно на свалку просится….. Придёт наш местный хакер Жорик, взломает пароль и доберётся до всех файлов… И до той моей папки? Нееет!»

«Ведь снова ты должна любовь свою стереть
Ведь снова ты должна любовь свою…» - надрывалась я, заглушая крики чаек.

«Над моей усыпанной белыми розами могилой будут рыдать друзья и родные. Эдик, естественно, будет безутешен…если, конечно, его не утешит моя лучшая подружка Галка, которая давно уж смотрит на него, как её кот Сидор на соседского кенара. А я, как дура, должна себе лежать в гробу и терпеть подобное нахальство?»

«Девушка Прасковья из Подмосковья
С грустью и тоскою снова одна…»
Чайки теперь совсем притихли, прислушиваясь в испуге к странным душераздирающим звукам.

- Вы - поклонница группы «Уматурман» - внезапно услышала я в тот момент, когда на секунду замолчала, чтобы набрать побольше воздуху в лёгкие. Вместо этого я от неожиданности хлебнула воды, но чья-то сильная рука удержала меня на поверхности, и я с наслаждением ухватилась за неё.
- А я уж вас обыскался, - снова раздался голос, - видел, как вы за дельфинами поплыли, почти час прошёл, а вас всё нет и нет.
Коротко-стриженные волосы, голубые глаза, насмешливый рот, крепкие загорелые плечи… так выглядит слово «спасение».
-----------------------------------------------------------------------------------------------
Растянувшись на махровом полотенце, я ощутила всю «прелесть бытия». Господи, как хорошо! Я упивалась запахами и звуками, окружавшими меня. В воздухе витал аромат арбуза и малосольных огурцов, пляжный репродуктор хрипел и захлёбывался гитарным перебором на волне «Радио-шансон», кто-то выкрикивал в рупор объявление об очередной экскурсии… всё непривычно радовало и умиляло почти до слёз.
- Девушка, - раздался голос. Я повернула голову. Напротив стоял загорелый человек в шортах с рекламным плакатом на груди.
- Не желаете поехать на экскурсию в дельфинарий? Автобус отправляется через двадцать минут. Вы сможете увидеть аттракцион с дрессированными дельфинами, а после представления за небольшую плату покормить животных из собственных рук и погладить их под присмотром инструктора.
Я с нежностью смотрела на кончик его носа, залепленный выгоревшим клочком газеты, и думала: «А что там с походом в горы? Может ещё успею?»

№ 9

Ирис.
Маленькой блондинке с гитарой, посвящаю.
-Ты слышишь Сема, Рабиновичу прислали таки вызов.
-Мама, какому Рабиновичу, их же много.
-Который болеет хроническим простатитом, и, держит яхту. Его шлемазл Наум таки сподобился взять старика к себе в Хайфу. И теперь они готовятся на выезд.
-Кто они, мама? Рабинович и яхта?
-Какой ты у меня Сёма не догадливый. Рабинович продаёт яхту и берет с собой только простатит.
Семен Иосифович главный инженер кранового хозяйства Одесского порта, быстро глотает непрожеванный кусок фаршированной щуки и опрокинув в догонку рыбе фиш, стакан смородинового компота говорит маме:
-Я убежал мама
-Куда ты полетел бестолковый, сегодня выходной.
-К Саньку мама. Да, а кто тебе сказал про яхту.
-Так я была на привозе пока ты дрых. Кстати Соня Кац таки беременна от своего фарцовщика. Конечно, её мама, Елена Васильевна не довольна. Она сразу не приветствовала этот брак, но Исааку Абрамовичу всё равно. Он говорит, что устал ждать от Соньки добра, так пусть с этой овцы будет хоть...
Семен хлопнул дверью и побежал вниз по лестничному маршу, прыгая через две ступени, так и не дослушав печальной истории о Сонином зачатье.
Он шел по Дерибасовской, на встречу своей мечте. Впереди лежало, словно нанесённая мастихином в твердой руке художника, лазурь моря - театр воды, и неба в который выпал счастливый билет.
-Нужно только протянуть в окошко кассы денежку. А средств то наверное не хватит -думал Семен.
-Ну ничего, сейчас на Малую Арнаутскую к Саньку. Узнаем, сколько просит Рабинович по телефону, а Санька придумает, как выкупить Ирис. Он придумает, он мастак на такие штуки. Придумал – же, в пятом классе как из порта достать апельсины, и тут придумает.
Тогда, после пятого класса на каникулах они возвращались с тренировки в яхт клубе вдоль портового забора. На пришвартованном сухогрузе гремели крышками грузовых трюмов. И вдруг мальчишек остановил густой как мёд запах апельсинов. Он шел из трюмов и словно тягучим сиропом заполнял всё вокруг, смело перебивая горьковатый аромат моря, и бензиновую гарь автопогрузчиков. Ребята стояли у забора как зачарованные. Смотрели на стальную цаплю- кран подкатившую по рельсам к борту судна и с любопытством заглянувшую в утробу теплохода. Шустрые стропальщики подвесили ей на клюв-стрелу штабель ящиков, и она перенесла на причал эти ящики, полные рыжего марокканского солнца. Потом ещё и ещё и уже целые кварталы густонаселенные заморским фруктом стояли на причале.
Санек первым вышел из транса и толкнув Семена локтем сказал:
-Слушай сюда Сёмка, когда штабель упадет, просись помочь собрать апельсины, а когда соберут, спросишь можно ли взять парочку. Бери два и уходи.
-Санек, а если ящики не упадут.
-Упадут - уверенно заявил Санек, поднимая валявшийся рядом кирпич.
Сашка перебрался через забор и как разведчик пригибаясь стал пробираться между штабелей. У крайнего ряда он затаился и когда кран стал ставить на бетон причала очередную партию ящиков, Санька ловко подставил кирпич под штабель и снова скрылся в трущобах апельсиновых кварталов. Когда стропальщики, разморенные работой на жаре, сняли тросы со штабеля и отошли, Санек подобрался к неустойчивому штабелю, и слегка подтолкнув, снова метнулся вглубь разгрузочной площадки. Загремели ящики, раскатились по причалу апельсины и сверху всё это безобразие матом покрыли грузчики. Сначала мужики пытались собрать рассыпанные фрукты, но кран подавал новый штабель, и они махнули рукой на рыжую россыпь. Санька делал руками отчаянные жесты в сторону Семена, стоящего за забором. Санька крутил пальцем у виска и стучал себя по лбу, наконец, он взял из ящика апельсин и бросил им в забор. Семка очнулся от оцепенения, и тоненьким сиротским дискантом закричал
-Дяденьки можно я помогу собрать.
-Собирай - махнули грузчики.
Тогда, за работу, Семке отвалили столько апельсинов, сколько он смог в руках удержать. В руках поместилось 4штуки. Он передал их Саньку ждущему у забора, и перелез сам. При таком продукте на обед решили не ходить, а вернулись на пляж. Они выкупались, а потом стали чистить и уплетать этих чудесных, заморских, рыжих зверьков. На горячем желтом песке подсыхали их шкурки- корки, а во рту у мальчишек был привкус далёких стран, слегка приправленный морской солью с губ. Предзакатное море, наряженное солнцем в бриллианты, словно императрица к балу, лизало мальчишкам пятки, выпрашивая хотя -бы одну дольку с их стола.
Тогда то, из-за марины яхт клуба, по жидкому золоту, гордо вышел с яликом за кормой, "Ирис"- 25футовая крейсерка принадлежащая завхозу клуба, Рабиновичу. В яхт клубе, менялись директора и бухгалтеры, а рыжий толстый Рабинович стоял, несмотря на низкую зарплату, как скала.
Поставив судно на якоря, Рабинович причалил на ялике к пляжу, и стал обходить компании загоравших и о чем-то договариваться. После переговоров народ, в основном молодежь, подходил к ялу и ждал шкипера. Когда набралось шесть человек Рабинович стал пропускать их в лодку командуя, кому где сесть, и собирая в ладонь подаваемые зелёные трешки. Санька, поперхнулся долькой, увидев такой гешефт.
-Еха -сказал он откашлявшись –нам -бы так- добавил перед новым приступом кашля.
-Да- сказал Сема- на такой можно до Батуми сходить а то и до Стамбула.
-Какой Стамбул -Батум -оправившись от кашля, выдавил Санек -такие деньги можно заработать!
"Ирис" тогда никуда не ушел. С яхты смотрели закат. Люди сидели по бортам, опершись на леера, и изредка до берега доносились оживленные разговоры и звонкий девичий хохот.
***
Смен позвонил в квартиру Санька. Дверь открылась. В коридоре стоял Санек –35летний преподаватель сопромата, из кораблестроительного. Он был в семейных трусах и с вилкой в руке.
-Привет, проходи на балкон- пригласил он Семена доставая из буфета в комнате стакан и вилку. На балконе, на столе стояла в сковороде яичница с помидорами, стеклянный запотевший кувшин домашнего красного и недопитый стакан.
-Излагай- приказал Санек наливая Семену.
-Рабинович "Ирис" продаёт -выдал Семен и прихлебнул холодного вина с привкусом винограда Изабелла.
-Сколько просит?
-Не знаю. Звони.
После телефонного разговора Санька вышел на балкон в расстегнутых брюках и застегнутой рубахе гавайке. Застёгивая штаны он доложил.
-Торговаться не хочет. Просит 300 тысяч. У меня только 50. Сколько можешь?
-Сто, больше нет.
-Половина. Неплохо. Остальные займем у Киричка. Он бухгалтер, он потянет.
-Это, который, на тренировке кадетом финна протаранил, и из секции вылетел? Не пойду к нему. Он мне на бульваре, когда в корабелке учились, на виду у всей группы в глаз дал.
-Дал, за то, что ты за его сестрой Веркой ухаживал. Мы же его после в парке у танцплощадки отлупили.
-Тем более он денег не даст.
-Тем более даст!
-Почему?
-Потому что он нас боится. Пошли!
***
Лысый Киричек в шлепанцах, халате и очках на лбу, с газетой руке, настороженно оглядев стоявших на лестничной клетке друзей, робко поинтересовался, чем обязан столь раннему визиту.
-Вовик "Ирис" продают- Без предисловий выложил Санек.
-Проходите- распорядился Киричек, пропуская гостей в комнату.
Там, усевшись в кресла и кивнув гостям на диван, он положил газету на журнальный столик и опустил очки со лба на переносицу.
-Ну, сколько надо?
-150 тысяч дашь?
-Не дам -отрезал Вовка.
Только Санек хотел обругать Киричка жмотом, как тот, гордо запрокинув блестевший череп, изрек:
-Матросом берете?
***
Седой Рабинович рассадив всех троих по табуретам в пустой комнате с белыми прямоугольниками паркета на месте проданной мебели, восседая на огромном узле перекладывал дензнаки лежащие на чемодане из одной стопки в другую, сосредоточенно шевеля губами. Когда контрольная операция была закончена он, подняв глаза на троицу, нервно ёрзавшую на жесткой мебели, развёл руки в стороны и упавшим голосом произнёс:
-Всё верно.
***
Аэропорт жил своей жизнью. Безжалостно разрывая, и щедро воссоединяя людские души. Рабинович стоял у стойки регистрации между двух чемоданов и озирался, в надежде, что кто-нибудь придёт проводить старого завхоза яхт клуба. Никто не шел.
-Ваш билет и документы- прозвучало прокурорским тоном из-за стойки. Он вздохнул и обреченно сунул в окошечко свой приговор. И тут сзади его хлопнули по плечу. Старик оглянулся. Санька Семен и Вовка стояли вряд. В руках у Семёна блестел, свежим лаком и надраенной оковкой с надписью «Ирис», яхтенный штурвал.
***
Ночью, по Черному морю, под гротом и стакселем, гонимый теплым ветром шел «Ирис».Сашка и Семен слегка перебесившись за штурвалом днем сидели в каюте у стола сервированного кружками, бутылкой Столичной, буханкой хлеба и копченой колбасой. В руле стоял Вовка.
-А я говорю лучше идти в Ялту. Там интересно там музей Чехова там крепость и фуникулёр -доказывал Семен.
-Семён ты не прав –настаивал Санек. Надо в Геленджик там пляжи там отдыхающих больше там можно катать за деньги.
-Ребята -донесся из кокпита голос Вовки можно между кораблями пройти?
-Можно- разрешил Санек.
Вовка водки с бутербродом хочешь -спросил Семен
-Давай –ответил рулевой.
Семен налил в кружку и положил кружок колбасы на хлеб.
-Ребята -снова донесся голос рулевого -а почему на одном корабле огонь зеленый а на другом красный.
Сашка и Семён вскочили одновременно, столкнувшись лбами над столом. Зазвенели ссыпавшись со стола кружки. Початая бутылка водки, обречённо булькнув, юркнула под рундук. Сашка и Семен толкаясь на крутом трапе вывалились в кокпит, и, отпихнув Вовку разом рванули штурвал в сторону. В пяти метрах от борта яхты двигалась стальная ржавая стена сухогруза. Яхта встала носом на ветер, и паруса захлопали.
-К штурвалу Киричёк -крикнул Санек. Раззява, мало тебя лупили.
***
Легкая волна шлепала в борт судна. Напряглись под ветром паруса. Трое взрослых мужиков шли по морю счастливые от сбывшейся детской мечты. А сухогруз, чудом, избежавший столкновения, вёз одесским пацанам апельсины.

№ 10

"Мираж"

К побережью вела извилистая дорога, спускавшаяся с небольшого, но крутого холма. Странный, местами покрытый гладкой галькой, местами усыпанный игольными скалами, рельеф заканчивался у самой кромки воды, переходя во влажную бесконечность и открывая прекрасный вид темно-синего моря на ладонях. Осторожно ступая по опасной, но уже до боли знакомой дороге, Васька чувствовал, как вместе с ночью приближалась осень, то время, когда все без исключения дышат холодом и водой, а по вечерам, одинокие, смотрят как тонет солнце, и не видят, как некоторые корабли в море тонут вместе с ним, и как души уходят в небо, которое по сути своей просто серый перевернутый океан, такой же холодный, только глубже на бесконечность.
Тревожно вглядываясь в размытый волнами рисунок открытой раны на лезвии горизонта, Васька волновался за своего отца, который с бригадой рыбаков ушел на промысел. Так уходят навсегда, не прощаясь, до последнего мига веря свое в возвращение, но Васька знал, что после заката будет сильнейший шторм, безжалостный и беспощадный, как любая стихия.
Сейчас море, казалось бы спокойное, гладило пенной ладонью гальку и выглядело, будто зеркало, впитывая небесную россыпь первых звезд в холодную глубину, где от этого даже не становилось теплее. Казалось, ничто не предвещало беды. Но Васька по только ему слышимому потустороннему шепоту волн, который звучал как стон душ расстающихся с телами, по едва заметной перемене цвета неба, в своем закате насквозь пропитавшегося раздавленными лепестками багровых роз, по тихому хрипу еще слабого ветра – по каждой крупице, вдавленной в грани сумерек, чувствовал приближение бури. Для Васьки это было так же очевидно, как кровяные зори и потрясающей красоты закаты, когда солнце оранжевой чайкой ныряет в воду, должно быть лишь затем чтобы ночью освещать преисподнюю.
Еще рано утром Васька пытался предупредить отца о приближавшейся беде, но он лишь посмеялся над опасениями сына, глупо и нелепо, вонзая свой смех как зазубренный нож в сердце и поворачивая этот нож каждым пустым обьяснением о том, что бригада и так пропустила две недели из-за погоды, о том, что месячный план по ловле рыбы был под угрозой и, особенно, о том, что синоптики передали штиль на ближайшие три дня. Да и кто бы послушал сумасшедшего сынишку, который разговаривал с морем, как с человеком? Сумасшедший, так его называли все, даже отец и старший брат, это слово и отношение, вложенное в него, как погребальная свеча, выжигало всё, что когда-то еще называлось сердцем и пыталось биться, не задумываясь о том, попадает ли оно в странную, но завораживающую мелодию, на которую походил ритм волн.
А Васька действительно разговаривал с морем. Вот и сейчас он, одним взглядом, внешне обманчиво похожим на сухой синий лед, просил море если не предотвратить бурю, то хотя бы немного повременить, но море было неумолимо. Васька слышал это в полифонии его шорохов, похожих на гимн одиночества в эпицентре не выровненной и потому бездарной симфонии шагов осени, среди которой реальное значение имели только две четких ноты: ветер и волны, которые странно красными полосками, проходя через медленно разлагавшийся разум, преобразовывались в необычно жесткие для воды слова моря:
"Зачем ты защищаешь отца, считающего родного сына сумасшедшим? Он не любит тебя"
"Но он мой отец! Он не злой человек, правда. Он не заслужил смерть!" – Васька всхлипнул, осознавая собственное бессилие и невозможность что-либо доказать. Его взгляд которым он дал морю ответ был насквозь пропитанным отчаянием, как отражение небес сливается с волнами. Но даже понимая, что своими просьбами он может не только не отодвинуть событие, но даже приблизить его, Васька не мог не просить, пока море темнело как будто зрачок кошки, который во мраке пятном чернил растекается по радужке глаз – "Пожалуйста, если тебе не жаль моего отца, то пожалей хотя бы меня. Мой старший брат давно настаивает, чтобы меня отдали на лечение в психбольницу, если не будет отца, он точно осуществит свое намерение. А я этого не хочу! И ты этого не хочешь! Тебе же самому будет не хватать меня!"
Васька и раньше говорил с морем, это всегда было трудно назвать обычными ощущениями, но сейчас как будто перевернулся весь мир, сделав все краски насыщеннее и гуще, а несколько замешкавшийся ответ искупался в северном ветре, поранился об осколки заката и вернулся на пенных зеркалах:
«Твой брат пойдет на такое, да?.. Ты прав, мне будет не хватать тебя... Я постараюсь сохранить рыбакам жизнь"
"Спасибо" – непроизвольно вслух выдохнул Васька, и огромный камень медленно скатившись с его души пугающе неслышно исчез в холодной бездне. Тем не менее, какое-то странное неприятное предчувствие осталось на мыслях белесым осадком, горьким, как морская соль и мелькнуло на глади еще слабых волн не его отражением. Повинуясь невнятному порыву, Васька наклонился к зеркальной поверхности воды, как к перевернутым небесам, стараясь рассмотреть то, чего никогда не видел прежде. Прояснение зрения одновременно с прояснением помутневшей воды позволило заглянуть в зеленые глаза чужого отражения которое, казалось, можно было назвать только миражом.
"Море, это ты?" – робко спросил Васька, уже нимало не заботясь о том, что говорил вслух.
"Я" – ответ моря пришел как всегда из ниоткуда, но тонкие, хотя при этом поразительно чувственные, губы чужого отражения чуть шевельнулись – "Иди в дом и жди отца, он вернется невредимым"
"Спасибо" – ответил Васька, несколько неуверенно и робко, не отводя взгляда от прекрасного миража, пока он, как и положено миражу, не исчез призрачной тенью, растворившись в породивших его волнах. И лишь тогда Васька направился к дому по узкой каменистой дороге, так же отчетливо, как голос моря, чувствуя бездонный аквамариновый взгляд провожавший Ваську, казалось бы, даже тогда, когда сама морская полоска скрылась за беспорядочными нагромождениями камней, разбросанных вдоль побережья игральными костями.
Едва Васька переступил порог своего дома, лавина воды обрушилась с неба. Капли ливня стучали, ударяясь об воздух так, что казалось, среди водяных искр от этих ударов виднелись осколки потерянного дыхания, разбитого вдребезги и брошенного вниз. Вода яростно царапала по стенам и крыше, а Ваське оставалось лишь ждать благословения или проклятия, измеряя невыносимо растянутое, как пружина, время не часами, а мерными ударами волн о хищно скалящиеся камни, похожие на клыки дикого неприрученного зверя, который медленно глодал небо у самой кромки, там, где неспешно растекалось кровавое пятнышко заката. И в самый разгар бури дверь распахнулась, пропуская его отца перешагнувшего через порог, как через некий нереальный рубеж между землей и небом.
«Сынок, как я пожалел, что не послушал тебя» - сказал отец выдохшимся голосом, с которого слова стекали подобно воде, насквозь успевшей пропитать его прорезиненную штормовку, и начал сбивчиво рассказывать, как всем рыбакам чудом удалось спастись.
Васька как будто слушал, но мысли его тонули где-то далеко в море рядом с жидким пламенем солнца и словно против воли замечали, как по стенам старого дома ползал дождь, и как странно бесшумные молнии полыхали на обрывках туч отсвечивая очертания их клочьев, напоминавших больше черно-белую абстракцию, чем реальность, в которую было так же невозможно вглядываться из-за воды стекавшей по оконным стеклам. Дождь не шел, он бежал быстрыми торопливыми шагами, не понимая, что все равно останется здесь, и что ручьи рисунками мостовой сложатся в грязные лужи, как каждый теряет себя пытаясь войти в толпу и раствориться в ней.
Неожиданно дурное предчувствие заставило Ваську вздрогнуть, как от боли, остающейся после удара плетью по горлу, и услышать, как в дверь постучал промокший под ливнем сосед. Странность этого момента зависла в воздухе прозрачной вуалью, которая почернела, когда сосед вошел и сухо, даже не стараясь сделать вид что соболезнует, сообщил, что автобус, на котором старший брат Васьки возвращался из города, упал в пропасть, потеряв управление на скользкой от ливня дороге.
Васька замер как статуя, мысли спутались липкой паутиной, на которой в любой момент мог появиться паук, чтобы до дна выпить душу мотылька однодневки. Ненависть и любовь моря показались Ваське двумя сторонами одного зеркала, в котором можно увидеть только чужое отражение, приравнивающее добро и зло, как нечто единое, шаблонное, пустое настолько, что можно заполнить это стекло, выдаваемое за хрусталь, чем угодно и ошибки не будет, хотя достаточно лишь небрежным движением руки перевернуть монету зеркала и вобще все останется одной бесконечной ошибкой.
А таинственный юный и прекрасный мираж с зелеными локонами, квинтэссенция самого моря, стоял на кинжально острой скале, пропуская дождь сквозь свою прозрачно-бледную кожу. Его длинные одежды, черные как яростный шторм, развевались под резкими порывами ветра, а улыбка на тонких и кроваво-красных, подобно кромке тонущего солнца, губах была ледяной и жестокой как сама стихия.

№ 11

Планктончик и Море

Море - замечательнейшая конструкция гражданина Господа Бога. В нем есть все, и дельфины и различнейшего рода рыбки, ракушки, и даже
воздушные пузырьки, что выпускает аквалангист. Глупо было бы упомянуть, что в море есть душа, все на Земле имеет эту необъяснимую и загадочную субстанцию. Нет, это не душа тысячи тысяч моряков, кораблей и мертвых рыбок.
Это душа Моря. Вот так, прямо с большой буквы! Море, Лес, Пески, Степь. Такие вот замечательнейшие участки поверхности нашей планеты.
Почему бы, уважаемые, не удостоить их написанию с большой буквы? Это ведь не так уж сложно. Немного поразмыслив, смею предложить еще один участок - Город. Как никак
имеет место быть. Ну ладно, хватит, современный читатель, избалованный Донцовыми и Перуновыми не терпит долгих вступлений, а-ля Толстой,
Достоевский и тд... :-)
Перейдем непосредственно к захватывающей и брутальнейшей сюжетной линии.

Жил был Планктон... хотя нет, скорее Планктончик. Он был очень маленький и зеленый. Не стоит этого планктончика сравнивать с Планктоном из "Губки Боба". Наш планктончик страшнее.
А теперь автор с вашего благочестивейшего позволения (а никуда не денетесь, читать то придется :-) )
дозволит себе повыпендриваться, предстанет перед вами в умном виде... хотя чего умного ввести в Яндекс слово планктон? Ну да ладно, вот:
"ПЛАНКТОН
(от греческого planktos - блуждающий), совокупность организмов, обитающих в толще воды и неспособных противостоять переносу течением.
Планктон составляют многие бактерии, диатомовые и некоторые другие водоросли (фитопланктон), простейшие, некоторые кишечнополостные,
моллюски, ракообразные, оболочники, яйца и личинки рыб, личинки многих беспозвоночных животных (зоопланктон). Планктон непосредствен
но или через промежуточные звенья пищевых цепей служит пищей всем остальным животным, обитающим в водоемах."
Отсюда мы видим, что наш маленький и бедненький Планктончик не один, он совокупность некоторого колличества бактерий... Что ж...
Это только прибавит брутальности и захватываемости нашему сюжету...

Так вот, жил-был Планктончик... И было ему весело, потому что он был много. И как то раз Планктончик говорит сам себе:
-Здравствуй милый-разумиленький Планктончик.
-Здравствуй и ты, дорогой Планктончик.
На том их Разговор решил прерваться, и поплыл по течению гольфстрим. Планктончик раздосадованно погрозил кулаком вслед уплывающему Разговору и понесся по течению дальше.
Наконец, через некоторое время, рядом с Платктончиком проплывал другой Разговор, наш страшненький Планктончик поймал этот Разговор за хвост и заставил завязаться.
Так вот снова завязался между Планктончиком разговор.
-Ну наконец-то! Здравствуйте еще раз, многоуважаемый Планктончик!
-Уффф... И вам не болеть!
-Так куда плывем?
-Ну... А куда, куда пожелает столь благоразумный и благочестивейший собеседник...
-Боже, вы так любезны... Нет-нет, я не вам, Боже! я так... мысли вслух!
Планктончик любезно расшаркался перед проплывающим рядом Боже. На что тот недоверчиво посмотрел одним глазом на нашего героя и уплыл. Все обитатели Моря всегда недоверчиво смотрят одним глазом на планктон и уплывают, потому что, как известно, те кто говорят сами с собой, немного не в себе.
Планктончик, столь любезно расшаркивающийся перед Боже, имел неосторожность развязать разговор. Разговор стал развязней.
-Ну и че, братуха? Пополиз! Хвост прижал?! Дал бы в нос этому Боже!
-Ты че??? Это же Боже!!!
-Ага... а я и не знал типо!.... ну и дал бы ему в нос!!!
Тут в разговор вошел Планктончик...
-Молчите, казлы!!! Щас я свою братву подтяну и мы нафиг к другому планктону прицепимся!!!
-Ну и валите! Трусы!!!
Так наш милый и страшненький Планктончик стал меньше вдвое. А Разговор уснул, поэтому Планктончик молчал. А когда разговор проснулся, Планкточик заговорил.
-Ну что, куда поплывем?
-Не знаю, мы же всегда плывем куда захотим!!!
-Да... - Планктончик зажмурился от удовольствия, осознавая свою независимость и индивидуальность. - Никто нам не указ...
-Приятно, приятно... Что еще скажешь-то!
Планктончик заговорщицки перемигнулся. Разговору надоело, и он решил делать ноги. У него этого не получилось и Планктончик заставил его делать Великолепность.
Когда Разговор доделал Великолепность, Планктончик его отпустил, потому что Разговор уже ему не был нужен. Планктончик уже решил куда поплывет.
И Великолепность Планктончик отпустил, потому что не знал что это такое... как не знал и Разговор, поэтому сделал то, что умел делать лучше всего - ноги. А Планктончик принял ноги за Великолепность, так как не знал как должна выглядеть эта самая Великолепность.
Так вот, преисполненный чувством индивидуальности и независимости, а так же суверенности, демократичности, общечеловечности и сексуальной свободы, Планктончик поплыл, туда, куда захотел!
И невдомек бедному маленькому Планктончику было, что никуда это он не плывет, он в глотке огромного кита... И раньше никогда никуда не плыл по своей воле, слишком мал и никчемен он был... Плыл по течению.

Вот такая вот грустная история про Планктончика... Эпилог надеюсь не нужен, было бы замечательно, если бы смог донести читателю то, что придумал где-то в середине рассказа :-)
Но на всякий случай.

Эпилог.

Люди добрые! Никогда, нигде, ни в Море, ни в Степи, ни в Лесу, ни в Песках не уподобайтесь Планктону, что ловит разговоры, говорит сам с собой, боится Боже, и упивается своей иллюзорной независимостью и индивидуальностью. Вернее не уподобайтесь бактериям, из которых
и состоит Планктон. Для тех кто в танке и не понял мою тончайшую и гениальнейшую аллегорию, Планктон это общество, ну а из чего состоит это самое
общество вы наверное догадываетесь :-)

№ 12

Любовь и море.

Он уплывал прочь от берега, энергично работая руками. Плотно сжал губы. Мощно вдыхал морской воздух. Казалось, хотел сбросить с себя какую-то тяжесть, освободиться от нее. Несмотря на впечатление силы, тоска в глазах выдавала его внутреннее состояние. Рвалась белыми чайками, горластая, ненасытная тоска из его глаз и ничем нельзя ее было успокоить…

Любовь и море – два слова, которые однажды стали для него судьбоносными, как будто замкнулся неведомый круг, как будто один цикл жизни сменил другой тогда, почти сорок лет назад. Любовь и море - слова эти стали для него в тот год синонимами. Чуть за двадцать ему было. Летом того далекого года случились с ним сразу два чуда.
Ехал, ждал встречи, как будто предчувствовал, что произойдет необыкновенное. Никак не мог уснуть. Девчонка - проводница, добрая душа, заразившись его молодостью и волнением, улыбаясь, приносила чай, спрашивала: «Впервые в наши края?». «Да, красавица. Вот, дожил до таких лет, а моря ни разу не видел» - шутил он. Так и проговорили почти до утра. А на утро, легко спрыгнув на перрон, как будто и не было бессонной ночи, заразился мгновенно теплом и солнцем, гомонящей суетой южного портового города. И морем. Впервые увидев его, долго не мог прийти в себя, все ходил вдоль причала, вдыхая полной грудью соленоватый воздух. И все, казалось, не мог вобрать этот воздух в легкие. А то, что представлял о море по картинам, книгам, да по фильмам, все это – показалось таким незначительным по сравнению с ним – живым. Долго не мог вместить в свое сознание всю его махину. Эту гладь, в которой рябилось солнце, распадаясь на миллионы слепящих брызг. Этих чаек, ворчливо кружащихся над его ширью. Горизонт, которого и не видел никогда, прожив свою, еще не долгую жизнь, в северном промышленном застроенном городке. И только, когда голова совсем уже закружилась от невозможности увиденного, решил ненадолго оставить море, чтобы потом, почти сразу же к нему вернуться. Только вещи в гостиницу забросил.
В тот день купался до одури. Отдавал свое тело на откуп этому дышащему, живому и теплому чуду. Все сравнивал его с прохладой северной речушки, что протекала за городом, где он жил. Все смотрел в его глубину, уплывая подальше от звенящей пестроты пляжа. Ласкался с морем, каждой клеткой своей пытался вобрать в себя его силу и мощь. Как ребенок, восторгался волнами, качался на них, с головой ухая под пенную их шевелюру и почти теряя сознание, выплывал на их поверхность. Порой чуть-чуть, и казалось ему, что закричит во весь голос от переполненности, от восторга. Был бы ребенком, точно закричал бы. Уснул в тот день рано, спал без снов, опустошенный и счастливый. А на следующий день уже важно – курортник, с утра снова пришел к нему на свидание. И не думал, и не гадал он, что суждено было ему судьбой встретить и второе чудо за такое короткое время.
Уже не расточительно, привыкая ко вчерашним ощущениям, совершал заплывы. Загорал, лежа на песке. Зарывался руками в его нагретые дрожащие и растекающиеся под пальцами, частицы. Блаженствуя, смежал веки. Пировал телом и душой. А потом вдруг, невзначай, сквозь прищур дрожащих ресниц, сквозь пелену туманящего взор солнечного марева, почувствовал, что природа вокруг него, такая, казалось бы, гармоничная до этого момента, вдруг стала совершенной. Вновь, как на волне, ухнуло куда-то вниз сердце. И еще не осознав окончательно разумом причину этого «падения», сердцем своим понял, что произошло.
Вокруг по-прежнему галдели отдыхающие, пляжная фиеста была в полном разгаре. Но для него в этот момент мир сузился до глубины ее глаз цвета южного синего неба, и соломенных волос. До изгибов ее юного тела, до ее нежных рук, пальцев, нетерпеливо освобождающих тело от легкого сарафана. Так и смотрел, приподнявшись, завороженный и остолбеневший, как она по-детски непосредственно и легко, бежала к морю, как окунулась и поплыла, как исчезала порой в пене веселых волн копна ее солнечных волос. Даже несколько раз встряхнулся, пытаясь сбросить с себя наваждение, думал, не сон ли уж ему приснился. Но сердце его уже знало, что это не сон. И когда она возвращалась, знал уже и то, что не сможет так просто отпустить ее. Что потеряет этот мир для него свою красоту и гармонию, если не будет рядом этой девушки. Полностью и безвозвратно подарил ей свое бьющееся сердце, понимая, что только она сможет поддерживать в нем стремительно разгорающееся пламя любви или разбить его. Как знакомился, помнит не ясно, смотрел в ее глаза, утопая все глубже и глубже. Следил за ее губами, оглохнув от счастья и ее близости. По искоркам, мерцающим в ее глазах, по улыбке и смеху понимал, что случилось чудо. Только помнит, как, наконец, спросил ее имя, и в ответ, как вспышка: «Любовь, Люба». Расставались они в те дни только на сон, чтобы с утра вновь быть рядом друг с другом. И чтобы не разлучаться больше потом.
Накрепко связали их любовь и море. Домой ехали уже вместе, знакомиться с родителями. Сначала в ее город, потому уже к нему. И не смогли остановить эту стихию чувств ни увещевания мам и отцов – вы еще такие молодые, ни расстояние. Поженились в тот же год. А на следующий год Люба родила их первенца, мальчугана с глазами цвета южного неба.
И кто знает, как сложились бы их судьбы, не повстречайся они в то лето на золотом песке, под благословенным солнечным небом возле моря. Их моря. Да они и думать об этом не думали. Просто жили все эти годы душа в душу, отдавая себя, любовь свою по крупицам друг другу, детям своим, а потом, и внукам. Получая взамен счастье, лучезарность которого искрилась в их глазах солнцем юга. Казалось, не было и не будет на свете трудностей, способных помешать их счастью. А море, что связало их, с тех пор часто присутствовало в жизни крепкой, дружной семьи, как символ любви. Не всегда, правда, получалось выбраться к нему. То работа не отпускала - он много работал, без устали, постепенно пришел большой карьерный успех, то семейные хлопоты. Рождались дети, внуки. Всю душу вкладывали в их воспитание, становление, учебу. Бывало, что, и неприятности в семье случались. Но, впрочем, разве можно было назвать их неприятностями. Все искупала любовь, которая была выше жизненных неурядиц. И каждый раз, когда летом была такая возможность, старались побывать в тех местах, где когда-то обрели свое счастье. Детей возили к морю, потом и внуков. Радовались сами, как дети. Казалось, и не проходят годы. Даже, глядя на родных внуков, не верили течению времени, возрождаясь как будто возле своего моря, заряжаясь им и солнцем, вновь чувствовали себя молодыми. Как в том все более далеком прошлом.
Около года назад к ним в семью пришла беда. Ворвалась в их жизнь, как черный смерч, сметая на своем пути волшебный замок счастья. И не верилось по-прежнему, что можно этот замок разрушить, но время и врачи были неумолимы. И ничего не могли они сделать с этой бедой. Он не сразу понял это, не сразу поверил. Не хотел верить, что его Любе суждено уйти от него.
«Болезнь прогрессирует, никакой тенденции к периоду спада… Ярко выражена слабость пациентки…нарушение функций внутренних органов, поражение крови… Операция и химиотерапия уже невозможны… Если боли будут учащаться и становиться интенсивнее, пациентке будут назначены наркотические анальгетики…» Каждое слово – как удар наотмашь, до черноты в глазах, до потери реальности. Как зверь, загнанный в клетку ходил по квартире, а потом - по больничной палате, по ночам метался в бреду, снова и снова ходил из угла в угол. Все шептал слова молитвы, которую и не знал никогда толком. И все спрашивал: «За что? За что? За что?», обращаясь, то ли к Богу, то ли к самой Любе.
Почти не заметил, как за всей этой страшной невозможностью ничего изменить, минула слякотная осень. Прошла тяжелая седая зима, весна, уже не способная больше радовать его пением птиц, таяньем снегов и близостью лета. Лета, когда они с Любашей и внуками поедут на море. Люба угасла в срок, в который выносила и родила их детей. Ее болезнь почти не застала лета.
И не осталось у него уже эмоций и слез. А осталась только тупая боль, что саднила сердце, вырываясь иногда наружу приступами адского огня. И море, поехать на которое тянула его неумолимая сила тоски по прошлому, по своей ушедшей Любе. Сходил на могилу к жене, попрощался: «До скорого свидания, любимая». Решительно собрался и уехал из города, где все напоминало о ней, такой еще недавно живой и настоящей. Вот оно, море, солнце, соленый воздух, смех и веселье пляжного сезона - теперь уже как насмешка над неотвратимостью судьбы, что подарила ему Любовь и теперь так жестоко отняла ее.

Он уплывал прочь от берега, энергично работая руками. Плотно сжал губы. Мощно вдыхал морской воздух. Казалось, хотел сбросить с себя какую-то тяжесть, освободиться от нее. Несмотря на впечатление силы, тоска в глазах выдавала его внутреннее состояние. Рвалась белыми чайками, горластая, ненасытная тоска из его глаз и ничем нельзя ее было успокоить… Он чувствовал, нет, знал, что уже не вернуться ему назад и нет смысла придерживаться этого гомонящего, веселого пляжа. Как и нет больше смысла в его жизни без его Любы… Надорвалось сердце, загнанное тоской и сильной усталостью, не выдержало, наконец, его мук. Ударило темным пятном по глазам. И на последнем полу-вздохе, только и хватило ему сил, чтобы прошептать ее имя…
Море, теперь ты знаешь еще одну тайну. Он нашел здесь свою Любовь. И здесь он оставил свою любовь. Навсегда.

№ 13

Глеб Иванович шагал по перрону, широко улыбаясь, невзирая на колючий осенний ветер, ледяными пальцами щекотавший его под легкими серыми брюками. В одной руке он нес туго набитый старенький потертый чемодан из светло-коричневой кожи, в другой торжественно сжимал билет на поезд «Москва – Симферополь». Найдя наконец нужный вагон, Глеб Иванович на секунду остановился у входа, оглянулся на платформу, по которой сновали люди, счастливо вздохнул, расправил плечи и бодро вошел внутрь.
- На юг еду! – весело сказал Глеб Иванович проводнице. Та удивленно проводила глазами странного пассажира, одетого совершенно не по погоде в этот хмурый ноябрьский день – в тонкий летний костюм и поношенную кожанку.
Глеб Иванович вошел в купе и довольно огляделся. Первым делом он посмотрел на часы – до отправления поезда оставалось меньше двадцати минут, и ему не терпелось услышать долгожданный стук колес по рельсам, чтобы часами сидеть и смотреть в окно на проплывающие мимо деревеньки, мраморно-розовые облака на горизонте, тронутые морозной сединой поля и почти облетевшие деревья бескрайних российских лесов.
Дверь купе открылась и вошла молодая девушка с темными косами. С трудом втащив за собой огромный чемодан, она неловко крутилась вокруг него, думая, куда же пристроить такую махину. Глеб Иванович встрепенулся.
- Давайте я помогу!
Девушка с косами благодарно посмотрела на него и позволила разобраться со своим багажом. Глеб Иванович, кряхтя, поднял чемодан наверх, задвинул к самой стенке и удовлетворенно отряхнул руки.
- Порядок, барышня!
Барышня улыбнулась и села напротив, украдкой разглядывая попутчика.
Глеб Иванович был тихим и неприметным мужчиной, с наметившейся лысиной, полноватым, невысоким, с неопределенно-серыми глазами. Мятый костюм, клетчатая рубашка, разношенные ботинки – все говорило о том, что Глеб Иванович не слишком успешен в жизни и ,скорее всего, даже одинок. Улыбка выходила у него слегка виноватой, но при этом лицо принимало удивительно добродушное выражение. «Хороший человек», - подумала девушка и протянула ему руку.
- Давайте с Вами знакомиться. Меня зовут Таня.
Глеб Иванович неуклюже привстал и смущенно пожал тонкие холодные пальчики. Таня. Так звали его первую жену. Да, что скрывать, она же была и последней. С женщинами у Глеба Ивановича никогда не ладилось, скромный бухгалтер с маленькой зарплатой и излишне мягким характером не мог рассчитывать на внимание противоположного пола, а сам никогда особо к нему и не стремился. После развода он пару раз ходил на свидания, но девушки только морщились, глядя на его неуклюже выглаженные рубашки и скромные букетики гвоздик. К сорока годам Глеб Иванович окончательно смирился со своим одиночеством.
- Что же Вы молчите? Не бойтесь, я не кусаюсь! – Таня улыбнулась и чуть склонила голову набок, как какая-нибудь лесная птичка. Глядя в ее синие глаза, будто подведенные угольком, Глеб Иванович совершенно растерялся и покраснел. Кашлянув, он, наконец, произнес чуть охрипшим голосом:
- Глеб… Глеб Иванович.
- Ну вот и славно! – сказала девушка. Знакомство состоялось.

В купе никто больше не заходил, желающих поехать в Симферополь в ноябре оказалось немного. Поезд тронулся, и Глеб Иванович с неясной радостью прислушивался к перестукам колес, вглядываясь в мутный московский пейзаж. Мимо проносились мокрые от дождя многоэтажки, россыпи разноцветных зонтиков на улицах, машины… Оконное стекло быстро покрылось мелкими каплями, и разглядеть что-то было уже сложно. Но Глеб Иванович любил эту размытую дорожную картину, словно сидишь и смотришь бесконечное кино без звука, забывая куда и зачем едешь – просто слушаешь стук колес и улыбаешься чему-то своему…
Проводница принесла горячий чай. Глеб Иванович с удовольствием глотнул обжигающий напиток и почувствовал, как долгожданное тепло разливается по телу. Таня покопалась в сумочке и нашла немного подтаявшую шоколадку. Они разломали ее на аккуратные квадратики и потихоньку разговорились…
- А зачем Вам в Симферополь? Командировка? – спросила разрумянившаяся Танюша. Глеб Иванович неловко улыбнулся:
- Да нет.. Не командировка.. Отпуск. Вот, хочу на море посмотреть.
Таня удивленно посмотрела на него:
- В отпуск? На море? Но почему в ноябре?
Глеб Иванович слегка покраснел. Он давно мечтал съездить на море, но все никак не удавалось. Более расторопные сотрудники брали отпуска летом, а ему доставались совершенно неудобные месяцы – январь, март… В этом году Глеб Иванович решил все же поехать на юг, хотя бы подышать соленым воздухом, запах которого снился ему с самого детства. Но признаться в собственной нерешительности было почему-то стыдно…
- Так получилось, Таня. А на море я давно уже хотел побывать. Очень, знаете ли, люблю гулять по берегу. Ведь и осенью на море красиво, правда? – Глеб Иванович с надеждой посмотрел на попутчицу.
Танюша ободряюще улыбнулась и кивнула.
- Конечно. Ветер становится холодным, а море совсем другое… Знаете, ведь летом оно какое-то прирученное, вспененное сотнями отдыхающих. А осенью оно настоящее – такое, каким его и задумала природа, суровое, грозное.
Глеб Иванович почувствовал, как потеплело на сердце. Какая замечательная девушка, красивая и добрая…Таня затихла и мечтательно вглядывалась в мелькающие мимо деревья. Глеб Иванович невольно залюбовался ее профилем. Девушку, наверное, нельзя было назвать красивой, но ее чудесные яркие глаза и мягкая улыбка завораживали, а в каждом движении сквозили легкость и грация, как у балерины. Пушистая челка темных волос падала на лоб, а две толстенькие косички опускались на плечи, открывая тонкую изящную шейку. Что-то давно забытое шевельнулось в груди, но Глеб Иванович отбросил неверные мысли и рассерженно уставился в окно. «Что это я в самом деле, не мальчик ведь…»

Ночью Глебу Ивановичу не спалось. Вспоминал он свою серенькую жизнь, скучную работу, неудачный брак, последние слова уходящей жены, которые он выслушал с обычной виноватой улыбкой, помогая ей донести чемодан до машины. «Ты неудачник!», - презрительно бросила она напоследок, видимо надеясь побольнее задеть. Но Глеб Иванович давно свыкся с этим фактом, и лишь горестно вздохнул, глядя, как беленькая головка жены исчезает в такси. Детей у них не было.

Весь следующий день Таня и Глеб Иванович проговорили. Таня заразительно смеялась, а он смущенно улыбался. На прощание Танюша сунула ему в руку бумажку с адресом бабушки, к которой она ехала погостить.
- Обязательно заходите, Глеб Иванович! Я буду ждать!
Глеб Иванович широко улыбнулся и смущенно пробормотал какие-то слова прощания.

Поселился Глеб Иванович неподалеку от побережья у какой-то старушки. Первые дни он помогал по хозяйству – рубил дрова, подлатал крышу… Долго гулял у моря. Всматривался с сине-зеленую даль, тронутую сединой облаков… Шумно вдыхал холодный воздух, бросал камешки в воду. Улыбался, когда случайный солнечный луч выскальзывал из объятий пепельно-серого неба и щекотал ему глаза. Вспоминал веселую попутчицу, и сладко щемило в груди. Наконец, в один из пасмурных дней, Глеб Иванович попросил у хозяйки утюг, выгладил самую лучшую рубашку, купил три белых розы и решительным шагом отправился по адресу, который уже успел выучить наизусть. Дверь открыла Танюша.
- Ой, Глеб Иванович, проходите! Володя, бабушка! К нам гости!
«Володя..», - пронеслось в голове. Из комнаты, пригибаясь, чтобы не задеть косяк, вышел настоящий великан. Загорелый бородач с веселыми голубыми глазами и удивительным раскатистым голосом, он сразу заполнил собой всю прихожую, крепко пожал Глебу Ивановичу руку и после недолгой церемонии знакомства, пригласил его за стол. Таня, улыбаясь, накрывала на стол – борщ, котлеты по-киевски, жареная картошечка, бутылка водки, соленые огурцы… Цветы поставили в вазу.
- Володя мой муж, он только что вернулся из экспедиции и решил устроить мне сюрприз, приехал прямо сюда, без предупреждения, - весело щебетала Танюша. Глеб Иванович криво улыбался, наблюдая, какими глазами смотрит девушка на этого большого смелого человека. На душе стало совсем тоскливо.
Посидев часа два с гостеприимными хозяевами, Глеб Иванович неуверенно встал из-за стола и откланялся. Прощаясь с Таней, он даже не взглянул ей в глаза, поблагодарил за прекрасный обед и неуверенной походкой пошел в сторону моря. Домой не хотелось, хозяйка рано ложилась спать, а Глебу Ивановичу спать совершенно не хотелось. Быстро темнело. Он сел на камень у воды и рассеянно смотрел, как свечки кипарисов тают на фоне чернеющего неба. Звезд не было, до самого горизонта тянулись грозовые тучи, море чуть шумело, пахло водорослями…
Глеб Иванович вдруг решительно вскочил и начал раздеваться. «Искупаюсь разок, закаляться полезно.» Оставшись в трусах и старенькой, кое-где «поехавшей» белой майке, Глеб Иванович шагнул в воду. Кожу обожгло ледяными щупальцами. «Ничего», - подумал Глеб Иванович и резко нырнул. Долгожданное море обнимало Глеба Ивановича злыми холодными струями и грозно шумело вокруг. Тьма сгустилась, и берега уже почти не было видно, но Глеб Иванович все еще плыл вперед. Руки быстро устали с непривычки, дыхание сбивалось, что-то кололо в сердце… Хмель выветрился, но мрачная решимость осталась.
Тихий внутренний голос прошептал в голове: «Дурачок, кому ты пытаешься что-то доказать?…» Обернувшись, Глеб Иванович не увидел берега. Ногу начало сводить судорогой…

Всё? Счастливое число тринадцать?
Наши плотные ряды ослабли....

Впрочем, я этому не удивлен. Отпали случайные люди, у кого-то "исчез запал и вдохновение", кто-то уполз в реал.

Интересно, как это повлияет на качество? Сегодня вряд ли успею, но завтра, думаю отзывы уже напишу.

Просьба всем не забывать писать отзывы. Постаравшимся в этом направлении обещаю плюсик в репу.

Написал отзыв быстрее, чем предполагал. Нашел на меня приступ...
Отзыв побьет все рекорды по размеру. От больше чем 9000 символов :)
Придется выкладвать частями. Как всегда критикую довольно "злобно". Просьба не принимать близко к сердцу, тем более, что в первом туре я сам не в лидерах :))

№1 Тема рассказа довольно интересна. Не буду говорить, что про «войну и последний путь» писали все кому не лень. Если задуматься, то о любви писали вообще 90% тех, кто когда-то брался за перо. Честно скажу – речь не очень понравилась. Понятно, что если рассказываешь о «героизме», то без определенной «напыщенности» обойтись трудно, но автор с этой самой «напыщенностью» перебрал. Думаю, целенаправленно применялся такой прием как перестановка слов «Японцы видели все это. К нам миноноски подошли и крейсер «Азума». Вместо: «японцы это всё видели. К нам подошли миноноски и крейсер…». Сразу вспоминается «буревестник с криком реет черной молнии подобен». Может я просто не ценитель таких приемов, но мне «высперенный» слог не очень понравился. Ещё один недостаток в речи: времена путаются. Не очень часто, но есть – то прошедшее, то настоящее.
Ещё мне кажется косяком одна деталь сюжета (прошу простить за использование жаргонизма «косяк» здесь и далее):
«Теперь неприятель ждет когда наш обессиленный крейсер сдастся - опустит русский и поднимет флаг японский».
Я так думаю, что автор имел в виду, мол, крейсер будет взят и на нём поднимется флаг японцев. Это если подумать. Если не думать, а читать как есть, то получается, что на русском судне есть японский флаг, который должны поднять. Прочитайте сами: «неприятель ждет», он не идет на абордаж, он ждет. Понятно мысль выразил?
Такой большой отзыв я написал, потому что в целом рассказ произвел на меня положительное впечатление, но требует доработки. Довольно большой.

№2 Сюжет навеян Хемингуэем? Старик и море?
Сначала о речи. Речевых ошибок очень много. Отметил только бросившиеся в глаза.
Повторяющиеся слова. Он смотрел на него с таким восхищением, с каким смотрят обычно на очень красивую женщину.
И не было ещё такого дня, когда бы он вернулся бы без добычи.
«затхлом судёнышке» - затхлой бывает рыба, что лежит неделю без холодильника. Наверное, имелось в виду «утлое» суденышко.
Море не терпела конкуренции, оно так и осталось для старика единственной любимой женщиной. Это вообще грубая ошибка. Можно принять за опечатку, но… смысл предложения: море терпелА – бикоз она любимАЯ женщинА.
И дальше мы находим «До чего же всё-таки ты красивА!» и это старик говорит про море. Я понимаю, что в предыдущей строчке «непостижимая сила и красота природы вечна!». Но ведь старик обращается именно к МОРЮ, говорит слова про МОРЕ и сказать он должен КРАСИВО.
В последнем предложении сразу две ошибки в словах. В Ворде хотя бы проверяли что ли…
Тема экологической катастрофы актуальна, но раскрыта слабовато. В целом впечатление слабое.

№3 Речь. В целом ничего. Явная ошибка:
А на пляже нельзя загорать – он тает и превращается в воду. Получается, что тает пляж. Совершенно отчетливо, что пляж превращается в воду. Есть ещё несколько мелких недочетов в речи. Например фраза «группа ученых расшифровывает полученный видеоряд до конца и тихо впадает от сюжета в ступор» - лично мне кажется… ммм… корявой.
Сюжет: концовка позабавила. Неожиданно. Чувство юмора у автора явно присутствует.
Интересно, а как дед эскимоса умудрился на охоте завалить кита? Копьем что ли? Лана, я уже придираюсь.
В целом неплохо.


№4 Как обычно начинаю с речи.
«маленькое ведерко с урожаем». Всё-таки в ведрах носят ягоды, фрукты, навоз, в конце концов. Урожай собирают. В СССР с ним ещё и боролись. Помните? Все на борьбу с урожаем! В общем, в ведре урожай нести нельзя. Других явных ошибок не нашел. К сожалению, в речи довольно много штампов.
Сюжет не показался особенно интересным. Не зацепило.

№5 Девушка едва не утонула и вдруг появляется фраза «до этого неприятного инцидента». Хм… назвать описанную ситуацию «неприятным инцидентом», по меньшей мере, странно.
Забавно. Уже третий рассказ из пяти (то же самое можно сказать про №2 и №4) где море – единственная любовь героя. Интересно, тенденция продлится?
Через два года Марина влюбилась, ей так ново было это чувство и она вся отдалась ему. Штамп и двусмысленность. Предложение требует исправления.
«Большая волна бросилась на берег и разлетелась на миллион частей…». Может лучше «рассыпалась мириадами брызг»? То же не идеальное словосочетание, но «части» в отношении волны вообще неудачно.
Дальше так же встречаются недочеты в речи. Перечислять не буду. Их довольно много.
Сюжет сказочно-романтичный. Если доработать речь, то может получиться неплохо.

№6 Имажионизм форева? Я так думаю автор тот же, кого я в прошлый раз с Достоевским сравнил. Кстати, признаюсь, сравнение неадекватное. У Достоевского, скорее, излишняя обстоятельность, а здесь настраивание излишне «замудреных» речевых образов. Я ошибся с авторством? Правда, автор умудрился этот недостаток обратить в достоинство. Последнее предложение перечеркивает всё, что написано до этого и превращает трагедию в фарс. Не вполне соответствует теме, но в первом туре были куда как большие несоответствия.

№7 Голубые глаза в рассказах про море рулят. Вот этот труд мне понравился. Речь местами «тяжеловесна», но в целом оставляет положительное впечатление.
«Лунный свет играл на её обнаженном теле» – штамп, на мой взгляд.
Очень позабавило, что рассказ можно было бы с одинаковым успехом принять и на первый и на второй тур конкурса. Автор явно увлекся мистикой. В целом, неплохо.

№8 Речь автора оставляет двоякое впечатление. Периодически очень красиво. Потом вдруг возникают настолько сложные речевые конструкции, что становится трудно воспринимать произведение.
В целом рассказ понравился. Забавно, на данный момент я положительно отозвался о двух трудах и в обоих упоминаются легенды и разряд/к.м.с. по плаванию. Плюс в обоих трудах почти «утонутие» и счастливое спасение. Детали перекрещиваются, а сюжеты совершенно разные.
Единственно, что смутило, так это некоторые «перегибы» в плане реалистичности ситуации. Вот смотрите, девушка поплыла с дельфинами, плыла долго… Может я чего-то и не понимаю, но заплыть так, чтобы вообще не видеть берега… Это вообще в человеческих силах??? Берег ведь виден за многие-многие километры. И при этом ни разу не оглянуться и не заметить, что «далековато заплыла». И ещё «нереалистичность». Девушка лежит на воде, поет (точнее, орет) песню. Интересно, как надо к ней подбираться, чтобы она вообще этого не услышала и не увидела??? До того самого момента как её спросят про «поклонницу УмаТурман».
Общая оценка положительная.

Продолжаем....

№9 В этом туре модно посвящать свои труды :)
«Впереди лежало, словно нанесённая мастихином в твердой руке художника, лазурь моря - театр воды, и неба в который выпал счастливый билет». Прочитал предложение раза три, но смысл так и не уловил. Я тут один такой непонятливый или предложение неправильно построено?
Тогда, после пятого класса на каникулах они возвращались с тренировки в яхт клубе вдоль портового забора.
Больше похоже на то, что тренировка была «вдоль портового забора». Возможно яхт-клуб был вдоль портового забора. Или всё-таки возвращались «вдоль портового забора»? Явная речевая ошибка. Есть и другие заметные речевые недочеты. Все переписывать не вижу смысла.
Ещё одна деталь. Уважаемый автор, многие не знают что такое «гешефт, марина (не имя), шлемазл». Не стоит злоупотреблять такими словами.
А вот здесь, извините, но я не смог не засмеяться:
Предзакатное море, наряженное солнцем в бриллианты, словно императрица к балу, лизало мальчишкам пятки, выпрашивая хотя -бы одну дольку с их стола.
Очень похоже, что пятки лизало не море, а императрица да ещё и на балу. Неправильно построенная фраза, где сравнение не придает красоты, а искажает смысл.
Сюжет неплохой, но изложение очень слабое. Кстати, рассказ больше, чем оговорено в правилах.


№10 «Странный, местами покрытый гладкой галькой, местами усыпанный игольными скалами, рельеф заканчивался у самой кромки воды, переходя во влажную бесконечность и открывая прекрасный вид темно-синего моря на ладонях»
Галькой может быть покрыт берег. А из предложения явно следует, что галькой и игольными скалами был покрыт РЕЛЬЕФ. Речевая ошибка. В этом же предложении «открывая прекрасный вид темно-синего моря на ладонях». Вид на ладонях??? Или темно-синее море на ладонях??? В любом варианте – явный косяк. Дальше речь в том же духе, т.е. одна ошибка плавно перетекает в другую.
Извините за категоричность, но речь никуда не годится.
Упоминание психбольницы меня вообще добило. Старайтесь не говорить в своих трудах о вещах, которые не знаете.
Простите, не понравилось.

№11 Автор, а вы не находите, что для некоторых заповедь «не поминай имени Господа твоего всуе» что-то да значит? Надеюсь, что процитировал точно. Других комментов давать не буду. Впечатление крайне отрицательное.


№12 «в которой рябилось солнце» - разве так говорят???
Периодически автор пытается красивые сравнения сделать. Получается не всегда. Примеры неудачных (ИМХО) сравнений и описаний:
чаек, ворчливо кружащихся (ворчливо можно говорить, с ворчанием можно кружиться, ворчание – вообще неудачное слово для описание чайки)
в северном промышленном застроенном городке (сразу три прилагательных – не красиво)
Рвалась белыми чайками, горластая, ненасытная тоска (мне эта фраза кажется неудачной)
Если в предыдущем туре похвалил №20 за «точность в медицинском описании», то здесь как раз есть минус. В описании того, что «сказали врачи» - явно есть фальшивые нотки. Врачи так не говорят. Поверьте доктору.
Сюжет, скажем так, предсказуемый. На мой взгляд, излишне затянуты описания их «счастливой совместной жизни». А при этом рассказ больше, чем в условиях конкурса.


№13
- Ну вот и славно! – сказала девушка. Знакомство состоялось.
А зачем уточняющая фраза «знакомство состоялось»? Это неотвратимо следует из самого сюжета и диалога. Ерничаю и придираюсь :)))
В целом впечатление положительное. Тот же легкий упрек, что и автору №4 – заплыть так, чтобы берега не было видно вряд ли возможно. И если с дельфинами и пловец разрядник – это полбеды, то неспортивный бухгалтер в ноябре – точно замерзнет и утонет раньше, чем берег скроется из виду.
В целом оценка положительная.


Наиболее понравившиеся труды: 7, 8, 13.
Просьба не обижаться тем, кого раскритиковал. Это всего лишь моё скромное мнение.

Желаю всем здравствовать. Вот и я, загадочный и неодгадуемый.

автор №11

Уважаемый Алекс. Вам не кажется странным, что существо со странным названием Боже, что живет в море и загадочно смотрит одним глазом на Планктон... ну НИКАК не может быть Господом нашим. Или Вашим, не важно. А насчет не упоминать всуе... неужели вы считаете, что Бог настолко глуп, что непоймет... (как вы) что упоминание его имени в моем рассказе... и не упоминание совсем... кстати и имя его даже не было упомянуто... а так, кликуха, прозвище... как еще там? Хотите по секрету скажу, как Господа зовут? Я сейчас скажу. Вот уже говорю. Так что закройте уши, ежели ваша тонкая и ранимая душа не желает слышать как нарушается самая идиотская заповедь! Ладно не будду говорить...... ИЕГОВА!!! Ха-хаха!!! Обманул. сказал.

За великолепнейшую критику и разбор моего произведения Вам отдельное спасибо. Вы так любезны, так любезны! Право же, любезны... и я не лукавлю... не лукавю... не важно. Досвидания.

О! Уже понеслось!:)
Ответ автора рассказа №8.
Алекс, очень приятно было читать ваш положительный отзыв, спасибо. Ну а по поводу сомнений в реалистичности, должен сказать вам, что в основе рассказа - реальные события. Вы никогда не пробовали уплывать далеко от берега? И не пробуйте, он скрывается из виду довольно легко, стоит только переоценить свои силы.:)
А то, что девушка не услышала, как к ней кто-то подплыл...так это как раз из-за того, что она в это время "орала песню" , одновременно погружаясь в свои "мрачные" мысли.:)
По поводу речи - согласен, местами заносило, а поправлять не было ни сил, ни времени. Теперь уж, что выросло, то выросло.

2 - " было три любимые женщины, и все они нашли свою смерть в пучине морской" - хм,
Три, да все погибли одинаково...

Когда речь зашла об отходах человечества, то вот так и направшивается вместо "раненое и изувеченное"
изменить на "испоганенное, загаженное" :)

Видно - в глубине кроется неплохая идея, но автору раскрыть ее не удалось. Поэтому не впечатлило.
------

3 - совсем не понравилось, однако.
------

5 - "обнял ее и поцеловал в губы..." - так и напрашивается любопытный вопрос к автору: "а как он ее обнял?
Робко? Страстно? а поцеловал - крепко, нежно? и т.д." А то поцелуй получился какой-то, пресный.

хотела было задать еще вопросы, да смотрю заморочное это колечко какое-то, не интересно.
------



8 - "Коротко-стриженные волосы, голубые глаза,...крепкие загорелые плечи..." - неплохо :) в моем вкусе :)
рассказ понравился

6 - симпатичный рассказ, но не победитель

4 - Мне показалось что пишет женщина. Сам рассказ обыкновенный. Но вот благодарность
автору за то, что он(а) обратила внимание - при бедствии судна, командир всегда покидает корабль последним.


Остальные рассказы еще не прочитала.