Василий Уткин

Из-под одеяла



Звучат какие-то дикие вопросы и версии. Самый удивительный, и я на этом настаиваю, вопрос «как вы относитесь к инциденту в Грозном». Ну, как к нему можно относиться, если вы нормальный, обычный человек? Если вы Рамзан Кадыров, тут, согласен, появлются варианты. Но Рамзан Ахмадович, что совершенно очевидно, человек совсем не обычный. Не новая коллизия для нашей страны; необычные люди ездят с мигалками, или в кортежах по сто джипов, сбивают людей в пьяном виде, покупают непонятно на что квартиры в Майами, возвращают родительские права конченым алкоголикам – ну, если кто-то необычный теперь считает, что позволительно орать на весь стадион «судья – козел», и это еще только то, что мы поняли – Господи, тоже мне новость! Это еще довольно безобидно.

Дикая версия заключается в том, что темпераментный спич о судье Вилкове принадлежит некоему инженеру связи. Это полная ерунда, если только инженеры связи не подрабатывают в Грозном дикторами по стадиону. Чисто технически я и насчет собственно диктора не вполне уверен, потому что объявления по стадиону звучали несколько иначе. То ли потому, что они записаны раз и навсегда и выдаются в эфир другим образом, то ли потому, что на стадионе два микрофона: один собственно дикторский, а другой у человека, который выполняет роль массовика-затейника и заводит трибуны. Я как человек, работавший матч, готов ручаться в той степени, в которой каждый из нас верит своим ушам, что голос, на протяжении матча призывавший скандировать «Терек, Терек!» и голос, обращавшийся к судье Вилкову чуть мягче, чем по матушке – один и тот же.

Уж в том, что это было сказано с одной точки, с одного и того же микрофона – это сто процентов. Почему я сделал эту оговорку? Ну, если «затейник» находился на трибуне, теоретически мог кто-то подскочить и проорать. Но это совсем маловероятно, ведь в этом случае мы бы улышали обрывок фразы – самое первое естественное желание в этом случае вырвать микрофон обратно.

Извиняюсь за это занудство, но, может быть, это важно. Я ж как-никак свидетель.

Но я еще немного позанудствую.

Вот у меня какой вопрос возникает. Сейчас попрошу вас успокоиться и постараться посмотреть на историю со свихнувшимся диктором (или чертом в ступе, неважно) совершенно отстраненно.

Мы это, конечно же, осудим, потому что мы обычные нормальные люди. Но вот вопрос: ведь вместе с нами все это согласно осуждают те веселые ребята, которые встречают тот же «Терек» на стадионе скандированием «овце..бы!» В этическом смысле тут где отличие? Нет никакого; кстати, тоже штрафуется. Про судью никогда на стадионе не скандировали? «Судья – пид..ас»? Вы – чем лучше?

Тем, что в толпе? Хм. По-пацански если, а это единственный стабильно работающий закон у нас в стране, это даже как-то... Трусливо. Этак выходит, что безвестный грозненец даже и молодец! И не случайно знаток пацанских правил жизни (хотя на Кавказе это, возможно, называется как-то еще) Рамзан Ахмадович Кадыров защищает своего крикуна и вроде как даже предложил считать, что это сказал он лично.

Тут я, конечно, не поверю. Потому что будь в его ложе микрофон, мы бы слышали его чаще. Например, перед опасным штрафным можно было бы объявлять: кто забьет – тому «лексус». Или по громкой связи на замену выпускать.

Не подумайте, что злословлю: всего лишь сужу по себе. Я б себе не смог отказать в таком удовольствии. Человек слаб.

Но вернусь к предыдущему тезису: друзья мои, вы-то чем лучше? Отличие-то чисто техническое: вам никто не дает микрофон на стадионе. Дают максимум мегафончик. Плюс в других регионах страны несколько иное чувство самосохранения.

Но это – не вы. Это отсутствие микрофона. В конце концов, в каментах вы – что пишете? Как сквернословите? Под никами, под никами...

Отличие грозненского инцидента от того, что происходит на любом стадионе Российской Федерации время от времени, лишь в микрофоне. Не тому дали. Наверное, это какой-нибудь лидер местной фан-бригады (должны же быть резоны его защищать). Это и сделало инцидент уникальным, это и делает скотскую реплику провокационной, но разница – только в микрофоне. Клуб выдал – не сомневаюсь, что клуб будет примерно наказан, и правильно – у клуба должна быть если не голова на плечах, то кошелек для штрафов или задница для ремня. За дело ж. Не сомневаюсь, что будет сказано немало слов с обеих сторон о том, что мало дали (сколько бы ни дали) и о том, что заговор кругом.

И мы продолжим орать с трибун свои гадости. Разбрасывать над болельщиками из города, выдержавшего блокаду, карточки на хлеб. Скандировать с удовольствием «сдох ваш Яшин, сдохнет «Динамо», а так же про овце..бов. Про судей. Там еще большой простор для выдумки.

Мы же люди нормальные, обычные. К микрофону не допущенные. Так, пердим под одеяло. Зато нюхать никому не даем.

P.S. Красная карточка была чистейшая.

Автор: Василий Уткин

Василий Уткин, о Федоре Черенкове


Тут проснулся я в прекрасном, но чужом, конечно, городе, в ухоженном неуюте гостиницы; разумеется, спозаранку. И, естественно, проспав! Заспешил на самолет, клевал в такси тяжелой головой, регистрировался, обмотанный сумками, лихорадочно сел в кресло и лихорадочно взлетел. Я, конечно, не посмотрел в новости. Я ничего не знал.

А в коридоре аэропорта – ну, кого там первым встречаешь? Конечно, мужика с табличкой "такси". Пока до улицы дойдешь, раз сто спросят – такси? А? Недорого? Поедем??!

А он вместо привычного мне и говорит: слышали, Федя умер.

И с тех пор мне почему-то стало очень плохо жить.

Детство не вернется, я и раньше это знал. Увяданьем золота охвачен, я не буду больше молодым. Тоже мне, новость! А Фёдор – он остался там. И он никогда не умрет – только вместе со мной, а это и значит для меня «никогда», какая разница, что потом-то будет? Вот возьмем, к примеру, Пеле. Он ведь король футбола, так? Но откуда мы это знаем? Откуда мы это знаем со всей убедительностью? Ну, уж точно не из хроники, не и документальных кадров происходивших некогда баталий. Это не производит впечатления в век HD. Тема для профессиональных исследователей; нет – о том, что Пеле был король, нам говорят глаза тех, кто его видел. Мы об этом знаем понаслышке. Мы верим этому, потому что мы знаем людей, которые нам об этом рассказывают, и потому что мы видим, как меняются их лица, как загораются глаза...

По тому, как они молодеют при этом.

Не знаю, молодею ли я, когда вспоминаю про Черенкова на поле, это со стороны заметнее. Может, и не видно, что во мне просыпается мальчишка. Но мне плевать, видно ли это снаружи; я снова дома, и за столом вся семья, и бабушки, и дедушки живы, и это счастье.

А накануне мы с отцом в ночи смотрели «Спартак» с «Астон Виллой», в Москве сыграли ужасно, и надежды не было никакой. Но почему-то мне разрешили не спать. Черно-белый телевизор «Чайка», переключался рукой по часовой стрелке. Жаль, что он не сохранился, просто как предмет. Но не в предметах ведь дело. Надо было выиграть. И играли как боги. Гладилин как играл, а? Не помню, выходил ли Сидоров. Помню, как защитник Морозов бодался с главным нападающим «Виллы» Уифом. Но не было победного гола; пропустили тогда сразу, потом Федя гол отыграл, и вот до конца, до самого конца... И он все-таки забил.

И я кинулся папе на шею.

Никогда больше такого не было.

Летом не стало папы, а теперь вот не стало Феди. Это очень разное. Это вообще несопоставимо. Но вот есть один незабываемый день, одна секунда, в которой – мое детство, и в нем я маленький, папа живой, и Черенков забил. И Федя мне не папа, конечно, но если б он не забил тогда, может, и не было б такого момента. А так он есть.

Господи, да невозможно представить себе такого футболиста. Вы вообще, ребята, футболистами называете сегодня других людей. Как может в образе футболиста вообще не быть секса? А вот могло. Фёдор Черенков, субтильный парень, с поникшими плечами, да вообще невозможно себе представить его, например, срывающим футболку, когда забит важный гол. Может быть, у него и квадратиков-то на животе не было. Может, и были.

А машина? Была у него машина? В начале восьмидесятых; «Вольво» завалящая была?

А кто его жена? А где фотки в инстаграме с пляжа?

Когда пришло время, я прочитал великую книгу, одну из многих великих книг, и вдруг подумал, что это вот - про Черенкова: «Вот может быть единственный человек в мире, которого оставьте вы вдруг одного и без денег на площади незнакомого в миллион жителей города, и он ни за что не погибнет и не умрет с голоду и холоду, потому что его мигом накормят, мигом пристроят, а если не пристроят, то он сам мигом пристроится, и это не будет стоить ему никаких усилий и никакого унижения, а пристроившему никакой тягости, а может быть напротив почтут за удовольствие».

На самом деле это про Алёшу Карамазова. Это Достоевский. Тоже, кстати, Федя.

Вот тут и разгадка. Не было футболиста, меньше похожего на футболиста внешне. Сейчас уже многие вспомнили в связи с Черенковым Эдуарда Стрельцова. О, это дорогое сравнение! Но неправильное.

Великий Стрельцов как раз был футболистом до мозга костей. Во-первых, он был невероятно одарен физически. Во-вторых, он был красавец, и девки на него вешались. На чем он и погорел – неправедно, несправедливо, но на девках же.

Черенков был абсолютно этому образу противоположен.

Фёдор был и есть, и останется футбольным святым. Даже блаженным, что, возможно, точнее. Когда говорят «гений», многим кажется, что это крайняя степень величия; нет, гений – это когда человек одарен сверх меры и это в нем проявляется практически само по себе, вне связи с личностью. Когда через человека с нами говорит Бог; тут личность стушевывается, она только мешает.

Вот как Черенков играл – это ведь и есть футбол. Как мы на него смотрели – мы понимали, что он такой же, как мы. Не суператлет. Он не бежал быстрее всех, он не спал с недостижимыми женщинами, он не ездил на поднебесных машинах, с поправкой на время – он даже не был каким-то лицом партии. Даже коммунякам было понятно, что Фёдора невозможно так использовать. Даже им. Обходились Раисой Сметаниной.

Фёдор был таким же, как мы. Вот, понимаете, ехала компания молодых гуляк по бабам. В начале 19 века, в Санкт-Петербурге, на санях. Шампанское. Все веселые, большинство красавцы, мускулистые, золотистые. Пили, трахались, гуляли.

А потом выяснялось, что наутро один из них «Медного всадника» написал.

А тут мы просто играли в футбол. Как умели, как получалось. Вот когда Криштиану – понятно: вот невероятных возможностей парень, какие мышцы, какая легкость! И когда, например, Куман – ну, бьет человек так, что стену снесет. Или Ромарио – плюгавый ловкий чёрт. Серёжа Рамос выше головы прыгает. Пике родил Шакирыча. Бэйл – вы видели ноги Бэйла? А?

Но Фёдор был точно такой же, как мы. Это отлично показала его последующая жизнь, в которую он вернулся из футбола; я совершенно не хочу говорить о его здоровье, которое то ли было, то ли не было, меня это вообще не касается. Мне 42 года, я уже тоже не айс, но что это, тема для разговора, что ли.

Черенков был такой же. С одним отличием. Его Бог поцеловал.

Я в Бога не верю. Но когда я думаю про Фёдора, я понимаю, что он есть. Бог.

А вот Фёдора больше нет.

Я бы сменялся не глядя.

Что уткин перестал писать?