Эрнест Миллер Хемингуэй

(agosten @ 09.10.2007 - время: 21:58) Стыдно, но у меня Хэмингуэй ассоциируется только со "Стариком и морем" и одним анекдотом.
У многих он ассоциируется с этим произведением. Но вот что интересно - сколько раз не перечитывай, кажды раз это совершенно новое произведение. Думаю, благодаря этому фактору "Старик и море", впрочем как и другие его произведения, доживут до наших внуков и правнуков!

А я читал только "Прощай оружие"
Очень впечатлило! Хэмингуэй потрясающе пишет!
Что лучше прочесть теперь? "Старик и море" или "По ком звонит колокол"?

(Akey137 @ 18.12.2007 - время: 23:26) А я читал только "Прощай оружие"
Очень впечатлило! Хэмингуэй потрясающе пишет!
Что лучше прочесть теперь? "Старик и море" или "По ком звонит колокол"?
"По ком звонит колокол"!
С моей точки зрения гораздо сильнее написано, чем "Старик и море". Когда мне было за 30-ть, попробовал перечитать "Старик и море"... Не смог... Показалась такой немного наивной детской книгой...

(sinok16 @ 19.12.2007 - время: 01:37) (Akey137 @ 18.12.2007 - время: 23:26) А я читал только "Прощай оружие" 
Очень впечатлило! Хэмингуэй потрясающе пишет!
Что лучше прочесть теперь? "Старик и море" или "По ком звонит колокол"?
"По ком звонит колокол"!
С моей точки зрения гораздо сильнее написано, чем "Старик и море". Когда мне было за 30-ть, попробовал перечитать "Старик и море"... Не смог... Показалась такой немного наивной детской книгой...
Спасибо! С него и начну продолжение освоения)

(Terra incognita @ 07.10.2007 - время: 09:37) Очень стыдно, что не читала роман "Прощай, оружие!" В скором времени надо исправить.
Хех=) Вот я и прочла "Прощай, оружие", а с ним и "Фиесту" и, что немаловажно, статью о Хэмингуэйе. Открыла для себя многое, и как же мне было стыдно, что до сего времени я могла о Нём судить толкьо по повести "Старик и море". Сейчас читаю "По ком звенит колокол" - получаю море удовольствия... Увы, книга наложилась на сессию=(

В заключение повторю, что от Хэмингуэя я в восторге.

(ferian @ 10.11.2007 - время: 19:11) ...а еще рассказ уже не помню название.. про художника который никак не мог нарисовать стоющей картины..рядом жила девушка и она серьезно болела.. и както она сказала, что она умрет когда упадет последнийй листок с ее любимого дуба.. который стоял напротив ее окна и она его прикрасно видела.. и этот художник нарисовал листок на окне.. и когда девушка увидела, что один единственый листок не падает, воспряла духом и выздоровела,а художник нарисовал картину в жизнь, но к сожелению умер.. т.к. простыл когда рисовал листок осенью в стужу..
Вообще-то, не в обиду будь сказано, это О'Генри написал. "Последний лист", кажется...

Первая драка из "За рекой в тени деревьев"
Вторая драка: Честно говря когда я читал в первый раз мне было немного не по себе, настолько ясно я всё это представил))). Это как раз из той самой "Острова в океане", которая не поперла у boohoo. Итак:

Роджер пошел к причалу, и, против всех ожиданий, яхтсмен тоже полез туда как миленький. Правда, ему понадобилось прежде взвинтить себя, довести себя до точки. Негры подались назад, а потом окружили их кольцом, оставив им достаточно места для драки.
Томасу Хадсону было непонятно, на что рассчитывал этот человек, поднимаясь на причал. Они не обменялись ни словом, вокруг виднелись одни черные лица, и он развернулся в свинге, а Роджер ударил его по зубам левой, и на губах яхтсмена выступила кровь. Он снова развернулся, и Роджер ответил сильным двойным хуком по правому глазу. Он сделал захват, и Роджер правой дал ему кулаком в живот с такой силой, что порвал свой свитер, а потом, оттолкнув, съездил его по лицу тыльной стороной открытой левой.
Негры наблюдали за дракой молча. Они держали их обоих в кольце, оставив им достаточно места для схватки. Кто-то включил на причале фонарь (наверно, Фред – бой Джонни, подумал Том), и все было хорошо видно.
Роджер кинулся на противника и сделал три быстрых хука по голове. Яхтсмен снова сделал захват, свитер на Роджере разорвался еще в другом месте, когда он оттолкнул противника и дал ему два раза по зубам.
– Хватит левой! – заорал Фрэнк. – Правой давай, правой! Врежь ему, стервецу!
– Имеете что-нибудь сообщить мне? – сказал Роджер и ударил его хуком по зубам.
Изо рта у яхтсмена хлестала кровь, вся правая сторона лица вспухла, правый глаз почти закрылся.
Яхтсмен вцепился в Роджера, и Роджер захватил его и не дал ему упасть. Дышал он тяжело и не говорил ни слова. Роджер держал его за локти, и Том видел, как он потирает ему изнутри большими пальцами сухожилия между бицепсами и предплечьем.
– Не хлещи на меня своей кровищей, сволочь! – сказал Роджер и, размахнувшись левой, отогнул ему голову назад и снова ударил тыльной стороной руки по лицу. – Заказывай себе новый нос, – сказал он.
– Врежь ему, Роджер, врежь ему! – умолял его Фрэнк.
– Ты, болван, не видишь, что он делает! – сказал Фред Уилсон. – Изничтожает человека.
Яхтсмен вцепился в Роджера, но Роджер оттолкнул его.
– Ну, бей! – сказал он. – Что же ты? Бей!
Яхтсмен ударил его длинным боковым, но Роджер сделал нырок и вошел с ним в клинч.
– Тебя как зовут? – спросил он.
Яхтсмен ничего не ответил. Он только тяжело переводил дух, точно умирал от приступа астмы.
Роджер снова схватил его за локти.
– А ты, подлец, сильный, – сказал он. – Но кто тебе говорил, что ты умеешь драться?
Яхтсмен сделал слабый замах, и Роджер сгреб его, рванул на себя, крутнул разок и дважды ударил правым кулаком по уху.
– Ну как, постиг, что нельзя приставать к людям? – спросил он.
– Посмотрите на его ухо, – сказал Руперт. – Как виноградная гроздь.
Роджер снова держал яхтсмена за локти, нажимая с внутренней стороны на сухожилия ниже бицепсов. Томас Хадсон следил за выражением лица яхтсмена. Вначале оно испуга не выражало, просто было подлое, как у свиньи, как у подлейшего кабана. Но теперь он был перепуган насмерть. Ему, наверно, не приходилось слышать, что бывают драки, которые никто не останавливает. А может, в мозгу у него шевельнулось воспоминание о прочитанном где-то, когда упавшего затаптывают ногами. Он все еще пытался драться. Каждый раз, когда Роджер говорил ему: «Ну, бей!» – или отталкивал от себя, он пытался ударить его. Сдаваться он не хотел.
Роджер снова оттолкнул его прочь. Он стоял, не сводя с Роджера глаз. Как только Роджер разжимал свою хватку, которая делала этого человека совершенно беспомощным, страх его немного ослабевал и возвращалась подлость. Он стоял перепуганный, избитый – лицо изуродовано, губы в крови, а ухо – как перезрелая фига, потому что мелкие кровоизлияния в нем слились под кожей в большую гематому. И пока он стоял так, не чувствуя на себе рук Роджера, страх его ослабевал, а вместо страха накипала неистребимая подлость.
– Ну, что скажете? – спросил Роджер.
– Паскуда, – сказал он. И, сказав, прижал подбородок к груди, поднял стиснутые кулаки и стал боком к Роджеру, похожий на мальчишку, чье упрямство трудно переломить.
– Ну держись! – крикнул Руперт. – Ну, теперь будет по всем правилам.
Но то, что за этим последовало, не было ни особенно эффектным, ни особенно поучительным. Роджер быстро шагнул к своему противнику, поднял левое плечо и, замахнувшись правым кулаком снизу, ударил его справа по голове. Яхтсмен упал на четвереньки и уткнулся в настил лбом. Постоял так с минуту, упираясь лбом в доски настила, и потом мягко повалился на бок. Роджер посмотрел на него, подошел к краю причала и спрыгнул на катер.
Матросы понесли хозяина домой. Они не вмешивались в то, что происходило на причале, просто подошли туда, где он лежал на боку, подняли и понесли провисавшее у них на руках тело. Кто-то из негров помог им спустить его с причала и внести в каюту. Тело внесли, и дверь за ним затворилась.

После того, как я из всех книг Хэмингуэя прочла толкьо "Старик и море" (давждыЮ в весьма юном возрасте), он у меня ассоциировался только с этим произведением, с большой рыбой, с океаном и маленькой лодкой.
Но теперь, после всех прочтённых книг, я могу сказать, что к ассоциациям с океаном присоединились и Испания, и война с фашистами, и Африка, львы, сафари, и Венеция со старым полковником, и охота на уток, и опять-таки война в жаркой стране,любовь, фиесте, бои быков...

"Фиеста" - провесоходный роман; я очень много узнала (так же, как и после очерка "Опасное лето") про бои быков, про матадоров, тореро, все приёмы, мулаты, плащи, вероники и т.д. Но именно после "Фиесты" я выучила столько испанских ругательств, сколько, думаю, не знаю и по-русски=)
"Прощай, оружие!" - шикарный роман, действие кончается в Швейцарии...
"По ком звонит колокол" - Испания, гражданская война.. Много вопрсов. Много ответов..
"За рекой, в тени деревьев" - Венеция, любовь между двумя: он полковник, 51 год, ей, коренной венецианке, 18. Есть, о чём задуматься.. Плюс узнала кое-что об охоте на уток и, конечно, о самой Венеции=)
Сейчас читаю "Лев мисс Мэри" - это как раз об Африки, о сафари, об охоте на диких животных.. Кстати, вы знаете, что слово "симба" значит не что иное, как "лев" на одном из африканских языках?=) Уолт Дисней знал, как назвать своего героя=)

Но чтобы лучше всего понять Хэмингуэя, я советую прочесть очерк "Опасное лето": повествование ведётся от первого лица, и мы узнаём многое, очень многое о его жизни.. Он, например, был афисьонадо - "человек, научившийся разбираться в бое быков и не утративший при этом интерес к последнему", как пишет в словаре сам Хэмингуэй. Вэтос ловаре, который следует за очерком, мы можем узнать, что значат слова апартадо, бандерильеро, баррера, брио, бурладеро, калехон, капа, дескабельяр, корнада, ларгас, китэ, новильяда, пасео,пунтилья, редондель, ресибир, ситар, собресальенте, фаэна, эстокеэстрибо... и многие другие=)

Как видите, Хэмингуэй - это вовсе не только старик, огромная рыба, Атлантический океан и огни Гаваны.

мне кажется Хэмингуэй,
в свое время выполнял очень нужную и очень опасную работу,
работу военного журналиста, именно благодаря таким людям мы можем окунуться в атмосферу тех войн.
сам факт того что автор являлся свидетелем событий которые легли в основу его романов, говорит нам о искренности, которая нас и подкупает.

Кто бы еще мог описать Париж одной короткой фразой? Гуляя по Парижу, пыталась подбирать эпитеты, а в голове звучало только одно: "Праздник, который всегда с тобой..." Когда увидела на улице продавца с жаренными каштанами - чуть не расплакалась...

Мне было очень тяжело, когда я читал "Снега Килиманджаро"
Как вам такое?

"Она пошла подстрелить какую-нибудь дичь к обеду и, зная, как он любит смотреть на животных, забралась подальше, чтобы не потревожить тот уголок долины, который виден ему с койки. Она все помнит, подумал он. Все, что узнала, или прочла, или просто услышала.
Разве это ее вина, что он пришел к ней уже конченым. Откуда женщине знать, что за словами, которые говорятся ей, ничего нет, что говоришь просто в силу привычки и ради собственного спокойствия. Когда он перестал придавать значение своим словам, его ложь имела больше успеха у женщин, чем правда.
Плохо не то, что он лгал, а то, что вместо правды была пустота. Жизнь свою он прожил, она давно кончилась, а он все еще жил, но теперь уже среди других людей, и денег теперь было больше, и из всех знакомых мест он выбирал лучшие, бывал и в новых местах."

Мне было тяжело читать вот этот кусок "Островов в океане":


Как только мальчики уехали, Томас Хадсон затосковал. Но ему казалось, что это естественная тоска по сыновьям, и он продолжал работать. Конец твоего мира приходит не так, как на великом произведении искусства, описанном мистером Бобби. Его приносит с собой местный паренек — рассыльный из почтового отделения, который вручает тебе радиограмму и говорит:
— Распишитесь, пожалуйста, вот здесь на отрывном корешке. Мы очень сожалеем, мистер Том.
Он дал рассыльному шиллинг. Но рассыльный посмотрел на монету и положил ее на стол.
— Мне чаевых не надо, мистер Том, — сказал он и ушел.
Он прочитал телеграмму. Потом положил ее в карман, вышел на веранду и сел в кресло. Он вынул телеграмму и прочитал ее еще раз.

ВАШИ СЫНОВЬЯ ДЭВИД И ЭНДРЮ ПОГИБЛИ ВМЕСТЕ С МАТЕРЬЮ В АВТОМОБИЛЬНОЙ КАТАСТРОФЕ ПОД БИАРРИЦЕМ ДО ВАШЕГО ПРИЕЗДА ВСЕ ХЛОПОТЫ БЕРЕМ НА СЕБЯ ПРИМИТЕ НАШЕ ГЛУБОЧАЙШЕЕ СОЧУВСТВИЕ.
Подписано парижским отделением нью-йоркского банка.

Вошел Эдди. Он узнал все от Джозефа, который узнал все от радиста.
Эдди сел рядом с ним и сказал:
— Мать твою. Как такое могло случиться, Том?
— Не знаю, — сказал Томас Хадсон. — Наверно, они на что-нибудь налетели или их кто-нибудь ударил.
— Уж, наверно, не Дэви вел машину.
— Наверно, не Дэви. Но теперь это уже не имеет значения.


Что характерно, Хэм не выдавливает слезу из читателя, не драматизирует искусственно, он описывает горе в его первозданном неприукрашенном виде, и это-то цепляет сильнее всего.

Кстати,сами переводчики Хемингуэя тоже писатели ещё те.Это же не О'Генри переводить,рассказы которого основаны на ситуации.А вообще,я думаю,Хемингуэй так же непереводим,как и Гоголь.Король ритма...Вот ты говоришь о драках,а у него в оригинале всё звучит более хлёстко и жёстко.Плохо,что до конца его может понять только американец.По крайней мере,это чувствуется в диалогах:помнишь,в "Фиесте" Билли схватывается с Коном?Так вот,по ритму речи это именно в сиську пьяный Билли и бешенно-трезвый Кон.Жаль,что плохо знаю английский...Особенно хочется до крупинки понять "Старик и море",наиболее Хемингуэевское произведение...

Первое произведение Хемингуэя которое я прочитал - "Недолгое счастье Френсила Мекомбера". Прощай оружие" и Старик и море" были потом, а почему-то запомнился этот прервый прочитанный рассказ этого автора...

А вот, что мне в нём не нравится- то,что он с трагедией перебарщивает...Иногда вставляет ни к селу, ни к городу.Зачем,скажем ,умерла героиня "Прощай оружие"?Похмель у него был, что ли?Или в "Фиесте" скажем, какую смысловую нагрузку несёт ранение главного героя?Вот, что он, что Лондон, у которого все умирают в безлюдной тундре...Идёт сюжет так хорошо, и вдруг превращается в святочный рассказ.

Ну Лондон наверное показывал этим тщётность борьбы человека против природы. Хемингуэй... Тогда многие так писали, Вот у Ремарка например, тоже герои часто умирают.

(rattus @ 04.07.2008 - время: 11:46) Ну Лондон наверное показывал этим тщётность борьбы человека против природы. Хемингуэй... Тогда многие так писали, Вот у Ремарка например, тоже герои часто умирают.
Знаешь,такое впечатление,что они пили конкретно.Обычно такая тягомотина бывает с похмелья.Причём при великом запое...Нет,тут абсентом и вином не пахнет,тут виски и сам на сам.Неужели Хемингуэй был одинок?
Хотя...,если вспомнить его "Человек один не может...нельзя человеку одному..."

Наверное это потому ещё, что они воевали. это сильно психику меняет...

(rattus @ 05.07.2008 - время: 02:17) Наверное это потому ещё, что они воевали. это сильно психику меняет...
Но ведь, скажем, Фицджеральд не воевал, но тоже довольно мрачен,а О'Генри отсидел и долго, но его рассказы, по большей части, светлые.А вообще то и не поймёшь.Кстати, а переводчики Хемингуэя...Читал что нибудь из их личных произведений?Я, например, ничего не нашёл.Странно.Ведь стилизовали Хемингуэя на русский они гениально, а это, по сути, заново переписать произведение, наложив эмоции американца на русское мышление...Неужели они всю жизнь "убили" на Хэмингуэя?

(dedO'K @ 03.07.2008 - время: 21:32) А вот, что мне в нём не нравится- то,что он с трагедией перебарщивает...Иногда вставляет ни к селу, ни к городу.Зачем,скажем ,умерла героиня "Прощай оружие"?Похмель у него был, что ли?Или в "Фиесте" скажем, какую смысловую нагрузку несёт ранение главного героя?Вот, что он, что Лондон, у которого все умирают в безлюдной тундре...Идёт сюжет так хорошо, и вдруг превращается в святочный рассказ.
Э, нет, до Ремарка им обоим далеко в плане вышибить слезу из читателя...Мне не кажется, что Хэмингуэй перебарщивает, просто время тогда было невесёлое, и писал о том, что видел...