Поморы

Есть мнение о том, что поморы это потомки древнеславянских переселенцев или просто северные русские. Попробуем разобраться так ли это на самом деле.
Итак, историки утверждают, что этноним «помор» возник не позднее 12 века на юго-западном (Поморском) берегу Белого моря и в течение 14-16 вв распространился далеко на юг и восток от места своего возникновения. Этноним «русский» начал свое хождение с момента образования единого централизованного государства Русь в 15-16 веках. Ранее термин «русский» имел значение аналогичное термину «россиянин» и обозначал все население Руси, находящееся в подданстве у великого князя московского (согражданство). До объединения некогда самостоятельных княжеств (Новгородского, Ростово-суздальского, Тмутараканского и пр.) под началом Москвы славянские племена не имели общего этнического самоназвания и звались новгородцами, ростово-суздальцами, вятичами, кривичами и московитами соответственно. Некогда «ничейные» земли Поморья (Заволочья) взяло под свою опеку Новгородское княжество, а после победы над новгородцами московского князя Ивана III в июле 1471 на реке Шелони поморские земли были присоединены к зарождающемуся русскому государству. Однако коренное население по-прежнему называло себя поморами.

Летописи говорят о том, что славяне постепенно осваивали земли Заволочья, аборигенами которых изначально являлись финно-угорские племена (саамы, вепсы, карела, ямь и пр.). Поскольку финны на Севере Руси были аборигенами, а славяне – пришельцами, то последние подверглись значительному влиянию того народа, в чью страну они пришли. Сведений о массовых переселениях славянских племен нет. Именно в это время и появляется этноним «поморы». Поморы действительно были потомками первых древнеславянских переселенцев, но, в то же время они были и потомками угро-финнов. Рожденные от смешанных браков, впитавшие в себя черты двух антропологических ветвей и воспитанные на самобытной местной культуре, поморы не знали другой родины кроме Поморья. Что касается языков, то угорская ветвь народа говорила на венгерском, вогульском и остякском языках. Финно-пермская ветвь на удмуртском и коми, марийском и мордовском, а так же на карельском, эстонском и суоми языках. В последствии аборигенные языки, в силу закрепления русского в качестве официального государственного языка, фактически не сохранились и наличествуют лишь в топонимике древних названий населенных пунктов и гидронимах (названиях водных объектов). Михайло Ломоносов пишет про своих земляков в своей «Древней российской истории…»: «Древность тамошней чуди доказывают и поныне живущие по Двине чудского рода остатки, которые через сообщение с новогородцами природный свой язык позабыли».

Даже после образования единого русского государства упоминания Руси (Расеи) в устах поморов звучали как упоминание о некой таинственной далекой стране, не имеющей постоянного сообщения с их малой родиной. Так, в произведении «Год на Севере», написанном в результате литературной экспедиции 1855 года известный русский литератор Сергей Максимов процитировал своего попутчика- помора: «Пошто же эти тебе песни-то? По мне, кажись, ехал ты напрасно: у вас там, в Рассее, лучше, красивее, бают, наших песни эти. Не надо бы…». М.М. Пришвин, путешествовавший летом 1907г по Русскому Северу и беседовавший с коренными поморами записал такой диалог: “Почему же вы отделяете себя от России? - говорил я, - вы тоже русские”. -Мы не от России дышим! Впереди вода, сзади мох… Мы сами по себе”, - отвечали Пришвину поморы. (“За волшебным колобком. Из записок на крайнем севере России и Норвегии”).

Откуда же берут начало этноним «помор» и топоним «Поморье», как территория их расселения. Попробуем разобраться…
Необходимо сразу отметить, что системного изучения поморов как самостоятельной этнической общности до последнего времени не было. Фактически единственной попыткой такого исследования явились работы Т. А. Бернштам "Русская народная культура Поморья в XIX - начале XX в." и «Поморы: формирование группы и системы хозяйствования» написанные в результате ряда экспедиций. Хотя труды Бернштам содержат большое количество действительно ценного материала, основной ошибкой этих исследований была попытка изучения поморов как субъэтноса русских или просто северных русских. С не меньшим успехом можно было бы изучать народ коми (зырян) или татар, живущих на севере, в качестве «недоэтносов» русской этнической группы. Одновременно вполне оправданным было бы и исследование поморов как прямых потомков финнов (лопарей). Однако, что сделано, то сделано. Ценность работ Бернштам в том, что она документально зафиксировала существование такой этнической общности, как поморы и определила территориальные границы ядра ярко выраженного этнического поморского самосознания. При изучении места появления этнонима «помор» нельзя не обратить внимание на один существенный момент. Считается, что первоначально этноним «помор» зародился на Юго-Западном или так называемом «Поморском берегу» Белого моря. Однако, Поморским берегом именуется лишь одна из семи частей беломорского побережья, простилающаяся от Онеги до Кеми. Остальные носят названия: Зимний, Летний, Онежский, Карельский, Кандалакшский и Терский берега. Вполне логичным было бы назвать один из этих берегов приморским (от приморье), а в качестве этнонима взять термин «приморец», но этого не произошло. Почему? По-видимому, причиной тому является первичность этнонима «помор» для определенной группы населения побережья Белого моря и вторичность производного от этого этнонима топонима «Поморский берег». Вероятно, для людей называвших себя поморами, кроме общности территории проживания важными являлись и другие составляющие, присущие именно этой этнической группе и позволяющие осознавать свою «особливость».
Не смотря на значительную ассимиляцию поморов в русском суперэтносе к 19-20 векам, Т. Бернштам выделила три основные группы поморов:
1)- жители считают поморами только себя и таковыми их признают и называют жители всего побережья, севернорусское и нерусское население; 2) - считают и называют поморами себя и жителей Поморского берега; так же их называют севернорусское население и соседнее нерусское население; 3) – называют себя поморами, но существуют другие названия и самоназвания; жители других берегов их поморами не считают и не называют, а севернорусское и соседнее нерусское население называет.
Население Карельского и Кандалакшского берегов делило известных им жителей побережья на «настоящих поморов» (ходящих на промысел на Мурман) и «оседлых поморов»- всех остальных.
Подтверждением тому, что «помор» является этнонимом, а не термином, обозначающим население прибрежной полосы или морских промысловиков, служит тот факт, что более нигде на Руси жители морского побережья, а равно и рыбаки, себя поморами не считают.
Этноним «помор» и топоним «поморье» появляются в славянских источниках еще в 11-12 веках, долго соседствуют с этнонимами «чудь белоглазая», «чудь заволоцкая» и топонимом «Заволочье», пока примерно в 15-16 веках не замещают их окончательно. К этому моменту под поморами окончательно понимается вольное славяноязычное укоренившееся население Северо-Восточной Европы, на которую распространяется и топоним «Поморье». Причины, по которым славянское название «чудь белоглазая (чудь заволоцкая)» и термин «Заволочье» среди коренных народов не прижились, вполне понятны. «Чудь» в северорусских говорах обозначало «странный», «идущий против обычаев русских» и им первые славянские переселенцы называли все коренное население Подвинья. Называть родные земли «Заволочьем» коренное, пусть и сильно обрусевшее население не могло. Этот термин родился в местах, для которых чудские земли находятся где-то «за волоком», или попросту за водоразделом рек бассейна Белого моря. Мы сейчас так говорим о «загранице» или «забугорье».

Характер помора. «…Все иностранцы, побывавшие в те времена на Руси, и летописцы отметили различие в характерах северного и южного «народонаселения». У дружинников Южной Руси они отметили храбрость и стремительность в нападении, но отличиться стойкостью те не могли. Противоположное суждение можно узнать о населении Северной Руси: «оно не любит вообще войн, не отличается стремительностью натиска; но где нужно стать крепко и защищаться, там оно неодолимо; здесь, на севере, образовался тот русский воин, которого по известному выражению, можно убить, но не сдвинуть с места. Северное русское народонаселение, как сказано, не отличается в истории порывистыми движениями; в поведении его мы замечаем преимущественно медленность, осторожность, постоянство в достижении цели, обдуманность, осторожность в приобретении, стойкость в защите приобретенного. Соответственно характеру народонаселения, все на севере принимает характер прочности».
Кто может считать себя помором?
Помором, как в прочем и русским, украинцем или татарином может называть себя каждый, ощущающий свое духовное и (или) кровное родство с населением Поморья, чувствующий близость культуры, религии, обычаев этих мест и обладающий особым характером, закаленным вековой суровостью поморского Севера.

Поморский этнос - титульный этнос Поморья

Ранее уже было сказано, что «поморы» появились на три-четыре века раньше «русских» и уже только поэтому они не могут являться субъэтносом русских.
Имеет ли этноним «помор» право на существование без привязки к этнониму «русский»? Не является ли термин помор всего лишь обозначением профессиональной деятельности северных русских? Все познается в сравнении, поэтому попробуем разобраться - что означает этноним «русский».

На ранних этапах образования Древнерусского государства “русь” стала обозначением раннефеодального восточнославянского “рыцарства”, защищавшего “Русскую землю”, нового, дружинного по формам своей организации общественного строя, выделившегося из племенной среды. В XI в. “русин”, полноправный член этого слоя, по “Русской Правде” Ярослава Мудрого, - это “гридин, любо коупчина, любо ябетник, любо мечник”, то есть представитель дружины, купечества, боярско-княжеской администрации.
До определенного времени употребление слова “русь” в социальном, а не этническом значении не вызывало сомнений. Последние следы этой надплеменной природы военно-дружинной “руси” зафиксированы в начале XI в. “Русской Правдой” Ярослава.
“Русь” - название широкого, надплеменного дружинно-торгового общественного строя, консолидирующегося вокруг князя, образующего его дружину, войско, звенья раннефеодального административного аппарата.

Как утверждает И.Н. Данилевский, «древнерусские источники, не только семантически, но и орфографически различали прилагательные “руский” (как этноним, восходящий, судя по всему, к “Русской земле” в узком смысле этого слова) и “русьский” (как этно-конфессионизм неясного происхождения, который мог включать множество центрально - и даже западноевропейских этносов и земель)». До сегодняшнего дня понятие «русский» так же используется в двух значениях: 1. Русский- этническая общность (национальность); 2. Русский - проживающий на территории русского государства (россиянин).
Русь, или Русская земля, - выражение, впервые появляющееся в Игоревом договоре 945 г., - получило географическое значение: так называлась преимущественно Киевская область, где гуще осаживались пришлые варяги («поляне, яже ныне зовомая русь», по выражению Начальной летописи) В.О. Ключевский

Первые славянские колонисты Поморья не являлись по самоназванию русскими, т.к. такого государства просто не существовало. Это были новгородцы, ростово-суздальцы, московичи и прочие славяне, со временем принявшие к самоназванию изначально не этнический термин – «русь», «русский».
Таким образом, поморы не более рыбаки, моряки и зверопромышленники, чем русские военная дружина, купцы и бояре.

Не знать языка своих предков - позор и беда для мыслящего, уважающего себя человека. Говоря - это язык народа поморов, в котором нашли свое отражение практически все диалекты исторического Поморья. Нынешние коренные жители поморского края являются последним поколением, которое ещё слышало живую говорю и способно хотя бы частично понимать её слова и выражения. С уходом из жизни наших родителей, дедушек и бабушек, поморское слово может навсегда исчезнуть из памяти потомков, превратившись в “язык мертвых”. Но на своей земле надо говорить на своем языке. В истории человечества есть примеры, когда народы, потерявшие культуру и язык своих предков, под урозой полного истребления и исчезновения возрождали утраченное и возрождались сами. Исторически гово?ря была языком наддиалектного, межнационального общения народов Заволочья и Русского Севера. Поморска говоря является основным носителем исторического этнического сознания поморов, в ней находят свое отражение глубокие культурные традиции и непростая история коренного населения Поморья. Говоря относится к группе восточнославянских языков, возникших в 11-12 вв на древнерусской лингвистической основе.
Поморский язык не должен исчезать хотя бы потому, что он несомненно старше так называемого “литературного” русского языка. Говоря - это язык старообрядцев поморского толка и соловецких монахов, язык ремесленников и промышленников, сказочников и первопроходцев Сибири и Арктики.
Поморска говоря - это язык древних былин, песен и сказок, язык празднеств и быта нашего поморского народа: онежан, мезенцев, пинежан, каргопольцев, шенкурян и всех наших земляков, не забывших свои родовые корни. И пока есть люди, знающие, что именно они являются хозяевами своей земли и сознательно называющие себя поморами, этот язык будет нужен.

Особенности поморской говори

Основные фонетические, морфологические и синтаксические нормы и особенности поморского языка:

1. выпадение звука "йот" (j) и стяжение гласных:
а) в формах именительного и винительного падежей прилагательных женского и среднего рода единственного числа;
b) в формах именительного и винительного падежей множественного числа;
с) в личных глагольных формах, имеющих сочетания ае (айе), ее (ейе), ое (ойе).

2. полное оканье: звуки а, о после твердых согласных отчетливо различаются во всех безударных слогах.

3. произношение звука ё на месте е в абсолютном конце слова: (мо`рё, го`рё, пого`дьё, избомы`тьё...), а также для обозначения множественного числа и собирательного значения слова: (костьё`, коре`ньё, вицьё...).

4. звук ё, в отличие от российских литературных норм, не обозначает автоматически место ударения и часто является безударным.

5. сохранение архаичной мягкости согласного звука:
а) перед суффиксом прилагательных -ск-: (му`рманьско судно, волы`ньско морё...);
b) согласный р перед согласными произносится как -рь-: (верьх, церьква, вперьвой...);

6. отпадение согласных звуков к, т в конечных сочетаниях -ск, -ст: (верес, хвос, мос...).

7. сочетание зж (сж) и жж произносится как твердое двойное жж: (дожжик, ижжарил, ражжирел, жжог...).

8. сочетание -обм- переходит в -омм-: (омманул, омменял, омморок...).

9. сочетание -дн- переходит в -нн-: (заонно, холонно, ронна...).

10. произнесение -шш- вместо щ, -сч-, -зч-: (коршшик, шшуки, перевошшики...).

11. сочетание -тс- (-тьс-) заменяется на -цц-: (разъехацце, обратицце, разобрацце...); сочетание -дс- звучит как -ць-: (гороцькой, вологоцькой, парохоцькой...); звуки ч, ц свободно переходят друг в друга (черква, цяй, улича, цёрной, цереп…), либо не различаются и трансформируются в мягкое - ць-: (улоцька, коцька, пець...).

12. окончание -ов звучит как -офф: (здорофф, напекци пирогофф...).

13. окончание -ого (-его) у прилагательных мужского и среднего рода в родительном падеже единственного числа звучит как -ова: (с левова берегу, с новова году, у студёнова моря...).

14. тональность и мелодика речи радикально отличаются от российских разговорных норм языка:
- тон в повествовательных предложениях резко повышается к концу предложения: (Де`вки-то по я`годы пошли` );
- тон в распространенном повествовательном предложении понижается в первой части и повышается во второй части предложения: (Серё`дка но`чи пробуди`лссеЇ, а в и`збы-то воро`та на`стежь п`олы);
- вопросительные предложения содержат постпозитивную частицу, на которую приходится повышение тона: (Ты ко`йдысь пойдё`шь-то?Вы`йдешь ли? Пойдё`шь ли, нет ли? );
- для усиления логического смыслового ударения постоянно используются постпозитивные частицы: (Мы-то бы`ли на реки`, мы были на реки`-то, мы были-от на реки`...).

15. Вместо суффикса степени сравнения прилагательных и наречий -ющ, используется суффикс - яшш: (длинняшшой, мозгляшшой, холодняшшой...).

16. У существительных I склонения в родительном, дательном, предложном падежах единственного числа употребляется окончание -и (-ы): (в голо`мени, на реки`, по спины`, ко сестры`...).

17. У существительных II склонения в родительном и предложном падежах употребляется окончание - у: (ис ка`рбасу, с пра`вова бе`регу, с Арьхангельско городу...).

18. Существительные с окончанием - мя склоняются без добавления -ен-: (во вре`ми, под коровьём вы`мем, во пла`ми...).

19. У существительных именительного падежа во множественном числе употребляется окончание - а: (пинежа`на, уемля`на, норве`га...).

20. Существительные имеют окончания -ам, -ами, -ама, -ома в творительном падеже множественного числа: (с мужика`ма, обе`има рука`ма, за веника`ма...).

21. Наличие ряда существенных отличий и особенностей класса числительных:
- собирательные числительные мужского и женского рода творительного падежа и близкие к ним названия совокупностей имеют окончание - а : (обо`има, обе`има, всема`, тема`): (Нёвода`ма, дак тема` порато много рыбы има`ли);
- замена окончаний -е, -о в собирательных числительных именительного падежа, соответственно на окончания -и, -ы: ( дво`и, тро`и, це`тверы, пе`теры...);
- собирательные числительные творительного падежа образуются путем присоединения к числительному именительного падежа (см. выше) окончания -ма: (двои`ма, трои`ма, цетверы`ма, петеры`ма...);
- отсутствие собирательных числительных в форме вдвоём, втроём, вчетвером и т.д. и замена их собирательными числительными в форме двои`ма, трои`ма, цетверы`ма и т.д: (Оне двоима, а новой раз, дак и троима по ягоды походят)
- наличие двусловных кратностных числительных первого десятка, состоящих из количественного стержня и неизменяемого кратного компонента -раз вместо однословных кратностных числительных, например: дво`и-раз, тро`и-раз, це`тверы-раз и т. д. (вместо дважды, трижды, четырежды...): (Тро`и-раз было гово`рено);
- в порядковых числительных используется только окончание -ой (пе`рьвой, второ`й, тре`тьой, четве`рьтой, пе`той, осьмой, деве`той...): (Тре`тьой год с има` позорю`сь);
- разделительные числительные производятся не от количественных, а от собирательных числительных; окончания -е, -о в них заменяются соответственно на окончания -и, -ы (по-дво`и, по-тро`и, по це`тверы, по-пе`теры...): (Ново`й раз по се`меры целове`к в ло`дки ката`лиссе);
- при склонении местоимений-числительных в именительном падеже, вместо окончания о используется окончание и (ско`льки, сто`льки, не`скольки), а в дательном и творительном падежах, вместо окончания и используется окончание а (сколькима, столькима, несколькима).

22. Отсутствие элемента н в местоимениях III лица при склонении: (в ём, у его, у ей, у их, с има, с ей...).

23. В формах глаголов настоящего времени с основами на заднеязычный согласный происходит чередование твердых заднеязычных согласных с их мягкими параллелями (в отличие от литер. русского языка, где заднеязычные согласные чередуются с шипящими): (берегу, берегёт, берегём, берегёте; секут, секёт, секём, секёте...).

24. Именительный падеж личного местоимения III лица множественного числа они употребляется в форме оне: (Оне`, на реки`-то, с има` бы`ли...).

25. Инфинитивы глаголов с основами на к, г употребляются с суффиксом -ци: (Нать напекци` пирогов`, помогци` ей нать...).

26. У качественных и относительных прилагательных мужского рода единственного числа в именительном падеже вместо окончаний -ый, -ий отмечается безударное окончание -ой: (све`тлой день, мы`той пол, ло`мкой лёд...).

27. Окончания -ий прилагательных и причастий после мягких согласных произносятся как ей (ёй): (синёй цвет, летнёй гром, осеннёй ветер...).

28. Именные словосочетания употребляются исключительно в виде сочетания существительного с притяжательным прилагательным: (отцо`ва руба`ха, ма`терина ю`бка, де`вья коса`...).

29. В прилагательных мужского рода, вместо окончания ин, употребляется окончание ов, ёв: (де`душков топо`р, дя`дьёв самова`р, бра`тово вё`слицо). В прилагательных женского рода, наряду с окончанием ин, ов, употребляется окончание и, ы : (ба`бушки плат, се`стров самовар, ма`терина цяшка...).

30. Для выражения чувства, или побуждения говорящего, характерно употребление особых слов, в том числе, присущих только поморскому языку междометий и междометных фразеологических устойчивых словосочетаний:
- А`нде! - выражение боли, неприятных ощущений: (Анде, как больно! Анде, как жгёт!);
- На`-ко! - выражение удивления: (На-ко, сколь ма`хонна тура`цька!);
- Доро`дно! - выражение удовлетворения, пресыщенности: (Доро`дно, изли`ху-то не лей! Доро`дно, быва`т!);
- Ужа`-ты! - выражение необходимости срочно прекратить действие: (Ужа-ты, не скаци`, как дику`ша-то! Ужа-ты, помолци`!);
- О`хти-мне`циньки! - выражение общей усталости, недомогания: (О`хти-мне`циньки, смертно` спать хоцю`);
- Па! - вводное слово, типа - Эй! - употребляемое для привлечения к себе внимания: (Па! Ко`йдысь похо`дите?);
- Ле`шшой! - выражение досады и злости: (Лешшой, принесло-то ево!);
- На`пусты ле`сы! - выражение разочарования: (Нема` рыбы-то, напусты лесы!);
- На`-ко, ле`шшой! - выражение одновременно досады и удивления: (На-ко, лешшой, каки робя`ты-то наянова`ты!);
- На вели`ку си`лу! - устойчивое фразеологическое словосочетание, означающее действие, производимое с большим трудом или неохотой: (На велику силу взели ево с собою-то...);
- Смехо`м зовё`шь! - устойчивое фразеологическое словосочетание, означающее недовольство чьим-либо легкомысленным поведением или высказываниями: (Ты пошто смехом-то зовёшь? Оне всё смехом зовут, им смешно кажет...).

31. Для придания уменьшительного значения собственным именам мужского рода, используется древний суффикс -енк-: (Ва`нценко, Ондре`йценко, Ди`мценко...).

32. Предлоги возли и о употребляются с винительным падежом и с именительным падежом имени: (Возли берег, в вонги, о само дно сёмужку имали. Ево изба возли нашу избу стояла), а также обозначают время действия или состояния: (о Ильин день, о Никольшшину).

Предлог о также употребляется вместо предлогов за, по при обозначении ценового денежного эквивалента (Купил рубаху о сто рублёфф. Шанги о сколики рублефф продавашь?).

33. Предикативное наречие надо существует в форме нать и употребляется с именительным падежом имени: (Дак, нам тако и с деньгама не нать, еко нам и даром не нать...).

34. При сочетании имен в форме родительного падежа, в значении сказуемого есть и было, употребляются безличные предложения: (Тамо-ка было ягод. У ей есть денег-то...).

35. Сказуемое нередко имеет форму множественного числа при именах существительных со значением в роли подлежащего и согласуется по смыслу: (Все ске`я осталиссе без рыбы, дак на` берег вышли весь народ...).

36. Сказуемое выражается деепричастием: (Мы были уставши, не евши, не пивши...).

37. Для обозначения цели действия в значении предлога за используется предлог по: (Оне-от пришли по Ири`нью. Поплыл на лодки по харьюза`. Пошёл по гу`бки, да по ягоды). Предлог за в этом случае используется в значении вслед за чем-то или кем-то, (например, выражение "пошел за водой" означает "пошел вслед за водой").

38. Повторяющиеся союзы да, ли находятся после соединяемых этими союзами членов предложения: ( есть ли, нет ли у ей, он да она, да...)

Широко распространены постпозитивные частицы -то, -от, -те, -ту, -ко, -ка, -ся, -сь и др: ( Сейгод-то, тоттамгод-от, на дорогу-ту...).

39. Вместо разделительного союза или используется разделительный союз ль: (Ванценко ль, Ондрейценко ль, быват по воды сбегают).

40. Вместо противительного союза но используется исключительно союз да: (Он пошёл, да не дошёл).

41. Предположительные высказывания, вместо целой группы вводных слов типа: авось, наверное, по-видимому, видимо, вероятно, вдруг и т. д. - используется единое для всей группы вводное слово быва`т: (Быва`т, при`дешь к нам. Это, быват, не моя пре`лоцька! Быват, не опру`жим ка`рбас-то?).

42. Сочинительный союз и усилительная частица так; противительный союз однако, но; соотносительное слово в условных и временных предложениях то, тогда, так; постпозитивная и заключительная частица в конце предложения, придающая причинный оттенок значения - все эти слова выражаются единым для всей группы словом дак.

43. Для присоединения сказуемого к подлежащему, вместо ряда сравнительных союзов (будто, точно, как, что, словно, подобно...) используется единое для всей группы наречие истовё`нно: (Изба-то истовё`нно на`ша, пора`то на на`шу и`збу нахо`дит. Истовённо наша гово`ря).

44. Наречие (в значении кое-где и в некоторых местах), а также усилительная частица даже обозначаются единым словом и`нде: (Инде осиновки ладят, инде еловки. Порато умаялссе, инде в глазах стемнилоссе).

45. Слова, выраженные неопределенной формой глагола, заканчивающиеся мягким ч (чь), имеют окончание -кци (-гци): (пекци, стерегци, берегци...).

46. Вместо приставки по- употребляется приставка спо- , например: спокинул, спотешалссе, спокаялссе, спорядовой и др.

47. Вместо приставки про- употребляется притавка спро- , например: спротёкло, спружилссе, спролил и др.

VI

Некоторые другие особенности и отличия говори:

а) Двусловные топонимы (особенно микротопонимы) на всей территории исторического Поморья (Русского Севера) употребляются как однословные в слитных сочетаниях, где первая часть слова ударная, а вторая - безударная: Ке`гостров, Вы`гозеро, Ма`тигоры, Пу`рнаволок, То`йнокурье...). Структурное членение двусловного топонима предполагает базовую лексическую морфему, к которой присоединяется топоформант. Топонимические субстраты преимущественно представлены заимствованиями (угро-финского и более раннего дославянского происхождения).

Топографические названия, а также фамилии, происходящие от населявшего поморский край народа "корела" произносятся и пишутся через букву о (фамилия Корельский, музей Малые Корелы, Николо-Корельский монастырь и т.д.).

b) Наличие целого ряда семантических отличий слов поморского языка, имеющих иное, чем в литературном русском языке, значение (см. в словаре значения слов): ба`нка, банты`, ба`р, ва`ря, буй, ва`хта, во`да`, вдру`г, вы`дра, вы`ставка, гри`бы, гря`дка, гу`ба, дя`дина, живо`й, зави`деть, заде`ть, закра`сить, заста`ть, класть, костёр, ла`дить, лук, ла`ста, ли`хо, лютый (см. люто`й), лягаться (см. лега`цце), ме`сто, нахо`дит, неле`по, нос, ню`ра, обряжаться (см. обрежа`цце), отме`нной, ора`ть, пал, паха`ть, переменный (см. переме`нной), посре`дник, про`пасть, прыск, плести`, переса`да, пора`, по`лночь, прила`вок, про`пасть, прощаться (см. прошша`цце), пу`говица, ремки`, ру`да, семе`юшка, се`рка, сподобленный (см. сподо`бленной), стесни`ть, уходи`ть, я`рус, побе`да, учуять (см. уцю`ять), страсть (см. стра`ссь)... (Любопытно оригинальное значение слов по отношению к молоку. Так, "све`же" молоко, означает у поморов " скисшее молоко". А свежее (в общепринятом понимании этого слова) молоко поморы называют пре`сным". А, например, слово уха у поморов означает не только рыбную похлебку, но и суп из мяса птицы, и любой мясной бульон).

Женщину на всей территории Поморья называют жонкой (слово баба, в отличие от России, употребляется только в значении пожилой, старой женщины, бабушки).

c) Наряду со словами восходящими к древнему русскому языку и заимствованиями из неславянских языков, в говоре употребляется обширный ряд специфических поморских слов: шо`ркать, запо`лстились, истовённо, моде`ло, пора`то, бере`жина, бру`ска... Для говори характерно наличие ряда поморских слов, образованных путем слияния отдельных (в прошлом) словосочетаний: вдругоря`дь, новойра`з, навеку`, набеду`, не`дал, не`пил, не`йдёт, тоттамде`нь, тоттамраз, полде`ла, се`йгод...

d) В поморской говоре отсутствуют причинные местоименные наречия: почему, потому, поэтому и образуемые ими пары типа "вопрос-ответ", характерные для русского языка: "почему?-потому", "почему?-поэтому"; вместо них существует лишь одно, не имеющее пары, местоименное причинное вопросительное наречие пошто? Таким образом, нельзя на вопрос пошто? отвечать, по аналогии с русским языком, словом "пото" (такого слова в говоре не существует) или, например, словом потому. Вместо них для ответа на вопрос "пошто?" в поморской говоре используются, как правило, различные вводные слова:

(- Ты пошто не скинывашь мокру-то рубаху?
- Дак, быват, и так дородно. Быват, не порато мокра рубаха-то).

Функцию местоименного слова поэтому в говоре выполняет либо вводное слово, либо слово пошто, вкупе с вводным словом: (Сиверко пал, дак вот пошто карбас-то опружило).

e) В поморской говоре существует большое количество так называемых этнографизмов - названий предметов, понятий, выражений, характерных для жизни поморской этно-культурной общности, и отсутствующих в словаре литературного русского языка.

Иван Мосеев

Сказки на поморской говоре

Голоменой царь

Во досюлишны-от веки, во которы-то давношни леты, унёсло во пылко морьско голомё коць с кулояна. Било морё их цетвёры воды, а на петой-от день тиха пала, погодьё. Омалталиссе кулояна, гленули - тако лосо на мори, вода кротка, одаль каменна луда, а серёдка луды трои полохола сидят - шолнцё, ветёр да мороз. Меж има котора идет: которой из их большак на мори?
Увидали трои полохола кулоян-от, ко луды коць потташшили, оприколили, крицят:
- Сказывайте скоре, которой меж нама самой могутной на мори? Которого нарецете, тот из нас на голомено царьство настанет.
Кулояна не долго меж собою поредили, да и ответ дёржат:
- Вы все трои могутны, а большак-от у вас один - ветёр. Он и есь голоменой царь.
Тут мороз осердилссе, пал на кулоян, хотел застудить-заморозить.
А ветёр им:
- Не бойтиссё, я дуть не стану, дак мороз без ветру не порато морозлив.
Не стал дуть ветёр, мороз окротел, пошшипалл-пошшипал, да и оступилссе от кулоян.
А тут шолнцё взъерилоссе, стало жгать да жарить.
А ветёр опеть затёшшат:
- Не бойтиссё, я подую, дак с ветерьём-от шолнцё не порато жарит.
Пал ветёр на лосо морё, шолнцё и оступилоссе. Ветром оттулило коць от каменной луды. Поднели кулояна на поветёрь парус, да скорёхонько ко дому-то и добежали.
А ветёр-от и взаболь на мори могутне всех - он-от над всема вёрьхову дёржжит.

Медвёть на кулиги

Летом насекла бабка в лесу дрофф, да во костёр-от на кулиги их склала. Зимой бабка за тема дровама в лес покатила. На кулигу-то въехала, гленула: на-ко, цего элако? На костру-от медвёть сидит! Мырьё ко бабки поворотил, глазишша выкатил, пассь рашширил, да как рёвкнет:
- Порато я иссь хоцю, а выть-от сама пришла.
А бабка ему отвецят:
- Я те не выть, да не павыть. Много-ле в бабки мяска-то, одно, быват, коссьё. Не ешь мя, дак дам те крепышку на верьхосытку.
Медвёть-от согласилссе, свёрзилссе во сумёт:
- Забирай дрова!
А бабка скорёхонько полешка на цюнки склала, да домой свезла.
Топит бабка пецьку, обредню ведет, пироги пецёт. Да долго-ле коротко, истопила все дрова, избу застудила, нать опеть в лес-от ехать.
Поехала бабка. Выёжжат ко кулиги, а медвёть на костру сидит. Мырьё ко бабки поворотил, пассь рашширил да как рёвкнет:
- Порато иссь хоцю, а выть-от сама пришла.
А бабка ему отвецят:
- Я те не выть, да не павыть. Много-ле в бабки мяска-то, одно, быват, коссьё. Не ешь мя, дак дам те ишша тёплышку на верьхосытку.
Медвёть-от согласилссе, сверзилссе во сумёт:
- Забирай дрова!
А бабка скорёхонько полешка на цюнки склала, да домой свезла.
Топит бабка пецьку, обредню ведет, пироги пецёт. Да долго-ле кротко, истопила все дрова, избу застудила, нать опеть в лес-от ехать.
Поехала бабка. Выёжжат ко кулиги, а медвёть на костру сидит. Мырьё ко бабки поворотил, пассь рашширил да как рёвкнет:
- Порато иссь хоцю, а выть-от сама пришла.
А бабка ему отвецят:
- Я те не выть, да не павыть. Много-ле в бабки мяска-то, одно, быват, коссьё. Не ешь мя, дак дам те потомбалку на верьхосытку.
Медвёть-от согласилссе, сверзилссе во сумёт:
- Забирай дрова!
А бабка скорёхонько остатни полешка на цюнки склала, да весь костёр-то и концилссе, дрофф нема. А медвёть во сумёту осталссе сидеть.
Топит бабка пецьку, обредню ведет, пироги пецёт. Долго-ле-коротко, серёдка ноци цюет бабка, медвёть пришёл. Торкат во ободворенку:
- Отворяй бабка вороцця, порато иссь хоцю. Отдавай ме наперьво по обвету крепышку.
А бабка отворять и не думат. Избяны вороцца ишша крепце затворила, вертушок зацепила, да и отвецят:
- Крепко-крепко у мя вороцца запёрты, вот те и крепышка.
Медвёть ерицце:
- Отдавай тогды по обвету тёплышку.
А бабка на пецьку повалилассе да и крицит:
- Тепло-тепло у мя на пецьки, вот те и тёплышка.
Медвёдь ишша пушше ерицце:
- Отдавай тогды по обвету потомбалку. Не оддашь обветно, дак како потом бабка в лес-от поедёшь? Я ведь съем тя.
А бабка отвецят:
- Потом бабка в лес не поедёт - дрова-то я все свезла. Вот те и потомбалка.
Медведь ишша поторкалссе, да порато вороцця у бабки крепки. Так и воротилссе на лесну кулигу, со стыдом как с пирогом.

Торговый язык “моя-по-твоя“

Торговать с Норвегией было очень выгодно. Рентабельность составляла 80%. Хотя и опасно: море все-таки.
На основе этой торговли и образовался особый торговый язык. “Лингва франка” своего рода.
Количество слов составляло 300-350. Этого вполне хватало для торговых операций. Норвежцы называли этот язык “как-спрек”, поморское название “ моя- по-твоя”, в науке он известен как “руссеношк”. Примерно 35% лексикона составляют русские слова, 45% - норвежские. Остальные слова взяты из финского, саамского, английского, немецкого, голландского и французского языков. Очень часто к русскому корню добавляется норвежские приставки и окончания и наоборот. Часто одно значение имеет как русское, так и норвежское соответствие.
Вот некоторые слова из языка “моя-по-твоя“:
я - моя
ты - твоя
говорить - спрекам
ходить - марширом
деньги - пеньги
покупать - купом
продавать - продатли
жена - мадам
дети - ребета
дорого - дорогли
дешево - билли
зубатка - собака
кушать - скаффом
конфеты - бомбом
полотенце - фютиралика (вытиралка)
дом - стува или даца
здравствуй - драсви
Интересен тот факт, что норвежцы были уверены, что они говорят на русском языке. Поморы же, в свою очередь, считали, что говорят по-норвежски.
В 1914 году, с началом Первой Мировой войны, когда немецкие военные суда стали угрожать Мурману, поморы перестали ходить в Норвегию. Так и закончилась 300-летняя поморская торговля.
В 1920 году, когда красные русские вытеснили белых русских с Севера, многие поморы, не захотевшие жить под большевиками, ушли на своих судах в Норвегию. И Норвегия приняла их. До сих пор в Финмаркене и Тромсе встречаются норвежцы со странными фамилиями Петрофф, Попофф, Сидорофф и т. д.
Ниже приводится диалог норвежца и помора во время торговой сделки. Норвежская лодка причалила к поморскому судну. Начинается торг.
Норвежец: Эй, рюсьман, купом сейка, треска, тиска и балдуска. (Эй, русский, давай покупай сайду, треску, пикшу и палтус.)
Помор: Да, да, моя купом альтсамма. Давай по шип ком (Да, я куплю все. Заходи на судно.)
Н.: Басиба! Как твоя мукка? Как твоя группа? (Спасибо! А у тебя есть мука? У тебя есть крупа?)
П.: Да, да, моя харь этта. Давай по шип ком, брат, твоя и моя по цай дрикки. (Да, это у меня есть. Заходи на судно, будем чай пить.)
Н.: Блаведрю покорна! Как твоя беталом фор сейка? (Большое спасибо! Сколько платишь за сайду?).
П.: Пет пудов сейка фор пет пудов мукка (Пять пудов сайды за пять пудов муки).
Н.: Нет, брат, этта грота дорогли. Давай твоя продатли биллиар. (Нет, это очень дорого. Продай подешевле.)
П.: Как спрек? Моя нет форшто. (Что говоришь? Не понимаю.)
Н.: Этта дорогли, грота дорогли рюсьман, прощай. (Это дорого, очень дорого, русский, прощай.)
П.: Ну, ницево, давай ситири галь (Ну. ладно, давай за четыре с половиной)
Н.: Давай ситири, верригуд. (Давай за четыре, тогда сойдемся.)
П.: Нет, брат! куда моя сэлом дешевли? Грота дорогли мукка по Рюсьлан ден орь. (Нет! Куда же дешевле продавать? Очень дорогая мука в России в этом году.)
Н.: Твоя нет санферди спрек. (Ты говоришь неправду.)
П.: Йес, грот санферди, нет лугом. Грота дюрь мукка. (Истинная правда, не лгу. Очень дорогая мука.)
Н.: Как твоя купом, давай фир пуд, как твоя нет купом, со прощай. (Если ты будешь покупать, то давай за четыре пуда, а если нет, то прощай).
П.: Ну, ницево, брат, давай, клади по дэк. (Ну, ладно, согласен, давай, клади на палубу.)
Такой вот удивительный язык. Сейчас все активнее устанавливаются культурные связи между потомками поморских торговцев и норвежских рыбаков. И как знать, может быть через какое-то время мы услышим на улицах Архангельска, Мурманска или Тромсе, как два голубоглазых, светловолосых северянина, русский и норвежец, бойко разговаривают между собой на языке моя-по-твоя.

В 12-15 вв. Поморье было колонией Великого Новгорода. В 15-17 вв. Поморьем назывался обширный экономический и административный район по берегам Белого моря, Онежского озера и по рр. Онега, Северная Двина, Мезень, Пинега, Печора, Кама и Вятка, вплоть до Урала. К началу 16 в. Поморье присоединилось к Москве. В 17 веке в 22 уездах Поморья основную массу населения составляли свободные «черносошные» крестьяне. В 19 веке Поморье стали также называть Русским Севером, европейским севером России и т.д. Впоследствии термин Поморье стал размываться, этноним «поморы» стал вытесняться обезличенным термином «северяне», однако несмотря на активные процессы ассимиляции поморов в великорусском этносе (этноним великороссы возник в 19 веке), поморы сохранили свое этническое (национальное) самосознание до наших дней. Этот факт, в частности, подтверждают данные всероссийской переписи населения 2002 года, где поморы указывали свою этническую принадлежность в графе «национальность» (реестровый код переписи №208 «национальность – помор»).
Признаками этнической общности поморов являются: этническое (национальное) самосознание и самоназвание (этноним) «поморы», общность исторической территории (Поморье), общность культуры Поморья, общность языка (поморская «говоря»), этнический (национальный) характер, этническое религиозное мировоззрение (Поморская древлеправославная церковь), общность традиционной экономики и другие факторы.

Поморский народный характер

С.А.Токарев в “Этнографии народов СССР” пишет: “...на окраинах коренной русской территории и в местах позднейшей колонизации сложились гораздо более своеобразные и обособленные культурно-географические типы русского населения. К числу их принадлежат прежде всего поморы на берегах Белого и Баренцева морей. Попав в непривычные условия, они выработали у себя совершенно своеобразный культурно-хозяйственный тип, основанный на преобладании промыслового приморского хозяйства. Смелые мореходы, предприимчивые промышленники, поморы выделяются и особыми чертами характера...”.
Какие же особые черты поморского характера выделяли исследователи Русского Севера?
Описывая помор Кемского уезда, А.А.Каменев замечает: “Туземцы этого богатого края... в физическом отношении развиты лучше, рослее, здоровее и в деятельности энергичнее, почему живут богаче. Такая физическая развитость народа благоприятно действует на приращение населения, которое колеблется между 3/4 и целым процентом на 100, чего в других местностях Архангельской губернии не видно”. В 1863 году в “Материалах для подробного описания Архангельской губернии” отмечается крепкое телосложение, статность и приятная наружность поморов. По наблюдениям авторов, они “имеют большей частью русые волосы, твердую поступь, широкую и выдающуюся грудь, хорошо сложенные мускулистые руки и ноги, развязны в движениях, ловки, сметливы, неустрашимы, опрятны и щеголеваты, особенно женщины”.
Интересные наблюдения об особом психическом складе северян мы находим в географическом сборнике для чтения в семье и школе “Россия”, автором которого являлся С.Меч. “По берегам Белого моря, - писал он, - разбросано довольно много деревень, населенных поморами - настоящими русскими людьми, рослыми, плечистыми, железного здоровья, неустрашимыми, привыкшими смело смотреть в лицо смерти. Поморские женщины также отличаются мужеством, смелостью, привычкой к морю и к его опасностям”. А.Михайлов также выделяет именно эти качества помор. “Несмотря на исключительно почти потребление рыбы, и преимущественно соленой, - пишет он, - население Беломорского края - народ все-таки здоровый, рослый и чрезвычайно крепкого телосложения. Морские промыслы, от которых большинство кормится, обрекают помора, еще с малолетства, на тяжелую, полную опасностей и лишений разного рода жизнь, развивая в нем необыкновенную предприимчивость духа, соединенную с отвагою, изумительную в глазах человека, выросшего среди иной жизненной обстановки”. По мнению Н.Козлова, жителей Кемского и Онежского берегов, а также помор печорских селений отличает сметливость, способность к торговым делам и в то же время строгая нравственность, привязанность к семейной жизни и честность.
Многих исследователей поражал “какой-то особенно острый, из глубины взгляд и умные глаза, понимающие по-своему жизнь и истину. Тип жизненный и несомненно говорит о предках новгородцах, сделавшихся только на Севере упрямыми и молчаливыми”. С.О.Огородников, говоря вообще о поморах Архангельской губернии, называет их “отважными и сметливыми от природы”; “это народ энергичный, настойчивый, жизнеспособный, привыкший к борьбе с капризами морской стихии”, - считает А.А.Каменев; “характер помора - энергичный, смелый, предприимчивый”, - отмечает М.С.Богданков, А.А.Жилинский добавляет, что “по своей смышлености и отважности, поморы не имеют себе равных среди русских”. О русском населении Печорского уезда один из руководителей производившегося там в 1903 году подворно-экономического исследования, доктор С.В.Мартынов свидетельствует, что оно, “по сравнению с крестьянами центральной полосы России, заметно отличается большею самостоятельностью, сметливостью и предприимчивостью”. Великорусское население центральной части губернии, Архангельского уезда, по словам доктора Рихарда Поле, “является превосходным человеческим материалом, который при соответственном воспитании и направлении мог бы сделать очень многое в экономическом отношении”. Вообще же великорусское население северной части России, по свидетельству доктора Поле, “своими качествами, физическими и умственными, далеко превосходит жителей средней части России”.
По свидетельству И.Калинина, помор-онежанин – “натура цельная, гармоническая; он крепок телом и духом; его мировоззрение и основные черты характера не легко поддаются ломке”. Он отмечает, что у онежан “сильный характер, в котором есть то, что зовется “благородной упрямкой”, и в этом отношении Ломоносов может служить прототипом истых северян”. По мнению автора, онежанин – “человек прямой, не ленивый, не лукавый, ибо он не мог усвоить эти рабские пороки, так как с древних времен ни перед кем не гнул своей шеи. Он трудолюбив, потому что с древности привык работать только для себя”.
В.Насоновский сравнивает психологию крестьянина Холмогорского уезда с психологией крестьянина остальной Руси: “Это не мужик, а князь. Ни иго татарщины, ни иго крепостничества, ни иго удельного чиновничества не исковеркало его души. Основные черты его характера: независимость, прямодушие, сознание собственного достоинства, спокойная рассудительность, отсутствие болтливости, что с первого взгляда кажется замкнутостью; в нем нет и признаков лукавой хитрецы и подобострастия, свойственных в большей или меньшей степени крестьянину остальной Руси по отношению, например, к чиновному люду: с последними он снисходительно деликатен”. Свободный, промышленно-предпринимательский дух поморов, привыкших полагаться на свои знания, опыт, умение больше, чем на “божью волю”, поддерживал в них чувство собственного достоинства и убеждение в том, что их земля - Поморье - освоена и устроена собственными силами. Помор привязан к своей Родине, любит ее, “как вечную кормилицу”, “доволен своею судьбою и счастлив по-своему”.
Таким образом, предприимчивый, беспокойный, бунтарский дух русских переселенцев заложил основу определенного психического склада, который в результате естественного отбора привел к закреплению необходимых свойств и черт личности: чувство собственного достоинства, свобода действий, независимость, живой ум, сдержанность и понятие своей особости. Уровень сформированности и развитости особых черт характера поморских жителей непосредственно влиял на процесс воспитания, на цели воспитания, которые косвенно формировались через эту же характеристику основных свойств характера положительные качества человека, психический тип личности), т.е. на воспитательные идеалы, семейные отношения, нравственные ценности, на воспитание трудолюбия и многое другое.

Бьярмия и Поморье

Вопрос о месте нахождения Бьярмаланда имеет очень значительную исследовательскую литературу, как в России, так и в Скандинавских странах. Большинство исследователей отмечает, что топоним «Бьярмаланд» происходит от этнонима «бьярм». Также практически все отмечают, что и этноним, и топоним встречаются только в скандинавских источниках и не встречаются в славянских (исключение составлял В.Н.Татищев, нашедший в летописи Иоакима, епископа Новгородского, указание на то, что Корелия именуется «Бьярмией», однако эту летопись никто кроме Татищева не встречал). Географически современные исследователи готовы позиционировать Бьярмию в самых разных местах. Можно отметить три-четыре основных варианта: Балтийский (Рижский залив или Восточная Пруссия), Заполярный (Кольский полуостров или норвежская Лапландия) и Беломорский (устье или нижнее течение Северной Двины, либо берег Белого моря между Онегой и Варзугой). К Беломорскому варианту примыкают также экзотические попытки поместить Бьярмаланд в Ярославское Поволжье или в Пермскую область (примыкают, поскольку в данном случае подтверждается продвижение к ним через Северную Двину, поскольку ни на Волгу, ни на Каму или Вычегду иного водного пути просто нет).

В 890 году записаны ответы на вопросы короля Англии Альфреда, которые дали Отер и Вульфстан, первые викинги, достигшие Бьярмаланда. Отер и Вульфстан дойдя до устья большой реки вошли в нее, но почти сразу повернули обратно, поскольку побережье (по одному берегу) было заселено и они опасались нападения местных жителей.
Набег на Бьярмаланд, сопровождавшийся битвой у реки Вина был совершен конунгом Эйриком Кровавая Секира, правившим в 940-945 годах.
Следующий набег возглавил конунг Харальд Серая Шкура, правивший в 960-970 годах. Харальд также дал битву бьярмам на реке Вина, причем в данном случае сага («Сага о Харальде Серая Шкура») уточняется, что «Вождь наипервейший Задал жару бьярмам В селенье на Вине».
Наконец, в 1026 конунг Олаф послал Карли в Бьярмаланд. К Карли присоединился его брат Гуннстейн, а за ними двинулся Торир Собака. Прибыв в Бьярмаланд они остановились в торговом месте, где купили меха. После завершения торга они решили ограбить храм, спустившись по реке, они высадились на берег, прошли ровным местом, а затем через лес вышли к поляне, на которой стоял храм бога Йомалы. Храм был разграблен и викинги унесли столько, сколько смогли. Важно отметить, что Карли, Гуннстейн и Торир уже опасались вступать в открытую битву и действовали хитростью. В саге («Сага об Олафе святом») отмечается, что викинги ретировались как только их заметила стража храма, в который они проникли не через ворота, а перепрыгнув через забор.

По поводу этнонима «бьярм» ситуация проще. Практически все исследователи отмечают (необходимо отметить, что количество таковых много меньше, чем исследователей места нахождения Бьярмаланда»), что слово «бьярм» является искаженным «перм». Под этим самым «перм» как правило понимается «пермяк», хотя недавно возникла и теория о том, что этот термин надо отождествлять с «permi», как в некоторых финских говорах именуют карельских коробейников – бродячих торговцев. Обе теории не выдерживают критики. Действительно, одно из угро-финских племен именовалось «парма», однако оно отстояло от устья Двины минимум на 600 км (если под местом расселения понимать верховья Вычегды), а то и на несколько тысяч, с учетом волоков (собственно теперешний северный Урал). Этноним «парма» никогда не применялся к населению Подвинья. Удивительно, однако, то, что в Подвинье славянские летописи помещали народность «чудь белоглазая» или «чудь заволоцкая». Хотя под «чудью» вообще понимались угро-финны, удивительно, что жители Подвинья оказались единственным угро-финским народом, применительно к которому славяне не пытались адаптировать его же собственное самоназвание (все иные угро-финские племена славяне называли более или менее успешно копируя их самоназвания – емь, сумь, водь, эсть, весь, самоядь, меря, водь, мордьва, та же парма), и лишь «чудь белоглазая» осталась в летописях без уточнения. Объяснение может быть лишь одно: «чудь белоглазая» в славянских летописях именовалась и иным именем, однако более поздние исследователи просто «не замечают» этот термин, который в период от написания этих летописей до момента их исследований начал распространяться на совершенно иную общность. Я говорю о поморах. Этноним «помор» и топоним «Поморье» появляются в русских источниках еще в XI-XII веках, долго соседствуют с этнонимами «чудь белоглазая», «чудь заволоцкая» и топонимом «Заволочье», пока примерно в XV-XVI веках не замещают их окончательно. К этому моменту под поморами окончательно понимается вольное славяноязычное укоренившееся население Северо-Восточной Европы, на которую распространяется и топоним «Поморье». Аналогичный процесс чуть ранее происходил на Балканах, где пришедшее тюркское племя булгар было полностью растворено славянским населением, которое продолжило называть себя болгарами, а свою землю Болгарией. Эта теория, кстати, полностью поясняет и отсутствие в русских летописях топонима «Бьярмия» и этнонима «Бьярм» (равно как и отсутствие в скандинавских источниках этнонима «помор» и топонима «Поморье»): одни и те же слова на финно-угорском языке скандинавы и славяне отображали так, как услышали и так, как могли. Известно, что русский язык более богат фонетически, нежели скандинавские и угро-финские языки. При этом финны не используют звук «б» замещая его в заимствованных словах звуком «п» (самый простой пример – Выборг, который по-фински называется Виипури), а скандинавы, наоборот, предпочитают твердые гласные, и практически не использую «п». Особенностью языка восточных славян достаточно долго была вольная перестановка гласных и согласных в слогах особенно в заимствованиях из других языков (опять-таки, самый простой пример – преобразование греческого имени ГЕоргий и в русское ЕГорий). В этой ситуации вполне возможно ситуация, при которой самоназвание чуди, к примеру, «помар» было воспринято викингами как «бьярм», а славянами как «помор». Для славян подобное переосмысление было вполне объяснимо еще и тем, что «помор» вполне может обозначать и жителя морского побережья (хотя важно отметить, что возникновение этого этнонима могло быть лишь результатом переосмысления именно иноязычного термина, поскольку более ни одну этническую группу жителей ни одного морского берега ни письменная, ни устная русские традиции поморами не именуют; ярким примером может быть переосмысление топонима «Колмогоры», происходящего от финно-угорского числительного «кольм» («три»), на затем переосмысленного в «Холмогоры»). На мой взгляд, подобная теория является единственным логичным объяснением как того, почему русские, тесное взаимодействие которых с бьярмами подтверждается очень многими сагами викингов, не сохранили в своей письменной и устной традиции термин «бьярм», так и того, что норвежцы, взаимодействуя с поморами в течении многих веков, термин «помор» стали использовать лишь в новое и новейшее время.

Вернемся однако в IX-XI века к набегам викингов на Бьярмаланд. Итак, Отер и Вульфстан на берегах полноводной реки (которую прошедшие за ними Эйрик Кровавая Секира, Харальд Серая Шкура и Карли с Ториром Собакой называли Вина) нашли многочисленное население. Какое-то население должно были быть на берегах Вины и во времена набега Эйрика Кровавая Секира – иначе ему просто некого было бы побеждать. В саге о набеге Харальда Серая Шкура содержится уточнение о том, что бьярмы не просто временами встречались на берегу Вины, а имели собственное поселение, у которого и состоялся бой. Сейчас сложно сказать, возникло это поселение в период между походами Эйрика и Харальда, то есть не позднее 970 года, либо уже существовало во времена Эйрика или даже Отера, но просто не было отражено в сагах. В любом случае, саги демонстрируют, что не позднее 970 года в устье реки Северная Двина возникло столь значительное поселение, что дать бой рядом с ним было достойно норвежского конунга.

Важно заметить кардинальное изменение отношения викингов к бьярмам между походом Харальда и набегом Карли и Торира. Если Харальд пришел воевать, а значит изначально был уверен в своей победе, то Карли, Гуннстейн и Торир воевать уже не рисковали, предпочли сначала просто поторговать, а затем, сделав вид, что уходят домой, высадились на берег и вернулись к храму. Говоря проще, Карли со товарищи воевать не собирались и воевать не стали, они просто под покровом ночи и пока не появилась охрана элементарно ограбили храм. Вывод из этого изменения отношения викингов к бьярмам может быть один: за пятьдесят лет местное население столь возросло, что как минимум три дружины викингов (Карли, его брата Гуннстейна и Торира Собаки) опасались выступить против них в открытом бою. Вполне возможно, впрочем и то, что победы Эйрика Кровавая Секира и Харальда Серая Шкура дались им в результате столь кровопролитного боя («Сага о Харальде Серая Шкура» описывает «Стойко княжич в метели стрел дрался», то есть во времена его похода действительно имела место битва, а не простое избиение мирных жителей), что и через пятьдесят лет викинги не испытывали желания вступить в открытый бой.
Второй момент, который практически никак не изучается исследователями саг – это вопрос о том, что же именно за храм разграбили Карли и Торир. В самой саге упоминаются лишь имя божества, которому посвящен храм («Йомала»), и описываются отдельные элементы его убранства (со слов соратников Карли и Торира, побывавших в храме тайно ночью и второпях). Убранство храма может быть описано не вполне точно, с учетом представлений автора о том, как бы он мог бы выглядеть. Более интересно то, что никто из исследователей не удосужился попытаться раскрыть, что же за культ скрывался за культом «Йомалы» и как он соотносится с известными верованиями финно-угорских народов. И вот здесь возникает некоторая странность. В современных финском и эстонском языках jumala («йумала») означает «Бог». То, что бьярмы говорили на языке, близком финскому, не оспаривается никем (в первый раз это отмечено еще Отером и Вульфстаном). Также никто не оспаривает, что викинги (пусть и через толмачей) могли говорить по-фински, во всяком случае, Отер и Вульфстан сообщали не о том, что бьярмы говорят на какой-то «тарабарщине», а отмечали, что они говорят на том же языке, что и финны (даже дремучему викингу для такого утверждения требовалось нечто большее, чем просто ощущение, не сопровождаемое знанием финского языка). И при этом имя божества, которому был посвящен храм, викинги указывают как «Йомала». На мой взгляд, это не может рассматриваться иначе, как доказательство монотеизма бьярмов: понятно, что попытайся викинги описать какое-нибудь новгородское или киевское капище до Крещения Руси, они бы использовали термины искаженные «Перун», «Сварог», «Даждьбог», а не «Бог». И вот здесь возникает проблема: не существует ни одного примера исконного монотеизма примитивных народов (точнее – народов находящихся на родо-племенной стадии развития). Общеизвестно, что монотеизм либо возникает как результат длительного философского развития, либо привносится извне. Так что либо бьярмы были единственным в истории Человечества народом, имевшим монотеистическую религию на самом выходе из первобытно-общинного состояния, либо он исповедовал одну из монотеистических религий, привнесенную от окружающих народов. Первое невозможно, поскольку бьярмы жили по соседству с массой родственных народов, ни один из которых до крещения монотеистичным не являлся. Второе возможно, но лишь при условии, что бьярмы были крещены. Причем крещены не позднее 1026 года, то есть времени набега Карли и Торира. Теоретически это возможно, поскольку после Крещения Руси прошло около 40 лет, за которые христианские проповедники вполне могли достичь нижнего Подвинья и берегов Белого моря. Однако, это вынуждает существенно отодвинуть в глубь времен начало славянской колонизации и христианизации Поморья, поскольку кроме славянских колонистов крестить бьярмов в тот период было попросту некому. Оговорюсь сразу, данное в саге описание храма «Йомалы» к христианству никакого отношения иметь не может. Однако, Карли был убит Ториром, который после этого скрывался и также был убит. С чьих слов в сагу попало описание храма не известно, не известно и то, был ли этот источник в храме сам или описание в саге идет через третьи руки. Наконец, те кто ворвался в храм в спешке, похватал, что плохо лежало, и сбежал, пока не поймали, не имел достаточно времени для осмотра особенностей интерьера, а, следовательно, описание убранства может быть неточным.

Итак, как мы видим, в середине X века в нижнем течении Северной Двины существовало достаточно значительное поселение, а в первой четверти XI века, вероятно, в этом поселении или около него возник христианский храм. При этом данное место для местных жителей было крайне важно, поскольку после разгромов, учиненных викингами сначала Эйрика Кровавая Секира, а затем Харальда Серая Шкура, бьярмы неизменно возвращались и восстанавливали свои поселения. Это могло иметь место только по одной причине – место это было для бьярмов очень важным. Естественно, что поселение это не могло исчезнуть бесследно. Полагаю, что бьярмы и их потомки поморы, продолжали и продолжают жить на этом месте до сих пор. На месте разграбленного Карли и Ториром храма позднее, на мой взгляд, был возведен Михаило-Архангельский монастырь, а в поселении, у стен которого бьярмы когда-то приняли бой с Харальдом Серая Шкура, по указу Ивана Грозного в 1584г. была срублена новая крепость, которая после нескольких переименований вместе с этим поселением стала известна как Архангельск. А значит, историю Архангельска вполне можно отсчитывать с 970 года. В этом году следовало праздновать не 420-летие, а 1035-летие города (с оговоркой «как минимум»).

Но вернемся к викингам. В сагах больше нет ни одного рассказа о битвах между бьярмами и викингами. Общение с бьярмами продолжалось, хотя постепенно в сагах («Сага о Хаконе Хаконарсоне», «Прядь о Хауке Длинные Чулки» и др.) указывается на связь Бьярмаланда с древнерусскими землями, а скандинавские источники XIV века («Грипла» и ряд более ранних) указывают, что Бьярмаланд платил дань Гардарике (к этому времени общение викингов с Русью ограничивалось уже лишь Новгородом, и к этому времени Заволочье (а в этот период используется уже и термин Поморье) действительно подчинялось Новгороду и платежи в Новгородскую казну вполне можно рассматривать в качестве дани).
Последний набег викингов на Бьярмаланд зафиксирован уже в русских летописях (Двинской и Новгородской), которые сообщают о том, что в 1419 году 500 норвежцев напали на Варзугу, Нёноксу (в другом источнике – Онежский погост), Николо-Корельский монастырь, Конечный погост (вероятно Конецдворье), Яковлеву курью, Андреанов берег, Кегостров (в другом источнике Кечостров), Кяростров (в другом источнике Княжостров), Михаило-Архангельский монастырь, Цигломень и Хечимино (или Хечинима). В результате сопротивления было уничтожено две шнеки викингов, а остальные повернули в море и больше не возвращались. Любопытно отметить, что этот набег состоялся не на пустом месте, а в результате участившихся набегов «новгородцев и карел» (под новгородцами вполне могут пониматься и жители Двинской земли, подчиненной в тот период Новгороду) на Тромсё. Важно отметить, что среди пунктов, атакованных норвежцами, упомянуты Михаило-Архангельский монастырь, Цигломень и Кегостров. Добраться до них можно только хорошо зная лоцию дельты Северной Двины, а значит и к началу XV века норвежцы – потомки викингов, все еще сохраняли точные знания о пути в Бьярмаланд. Если же не отождествлять Бьярмаланд и бьярмов с Поморьем и поморами, следует признать, что норвежцы просто не смогли бы пройти так далеко вверх по реке.

Ну и в качестве исторического анекдота: летописи 1419г. являются первым доказательством существования Михаило-Архангельского монастыря. Всем известно, что именно вокруг него образовался Архангельск, однако официальная историография продолжает упорно отсчитывать историю города с 1584г.