Основные факты об Удмуртской республике

Каждый уходящий год все более и более отдаляет нас от событий Великой Отечественной войны. Многие из воинов-победителей уже ушли из жизни, скорбный список погибших солдат ежегодно пополняется новыми именами. Уходят живые свидетели той страшной эпохи, унося с собой память, неповторимые и важные подробности истории. Все более актуальным становится вопрос: все ли мы знаем о войне, об истинной цене Победы и что сохраним для потомков?

Собрать и сохранить для истории максимальный массив документальных свидетельств героического прошлого - долг сотрудников архивной службы Удмуртии. Архивный фонд Удмуртской Республики представляет солидную документальную базу для проведения исторических исследований военного периода. В его состав входят 3716 фондов, содержащих документы за 1941-1945 гг. В начале 1990-х годов архивами республики проделана огромная работа по снятию грифов секретности, что позволило существенно расширить источниковую базу для изучения военной истории. В результате, переведены на открытое хранение свыше 17 тысяч единиц хранения, все они сегодня, за небольшим исключением, доступны любому исследователю. Архивные документы отражают буквально все стороны жизни нашей республики в годы военного лихолетья: строительство и реконструкция предприятий оборонной промышленности, выполнение военных заказов, драматизм положения деревни, работа школ, медицинских и культурно-просветительных учреждений. Фонды оборонных заводов содержат значительную информацию о количественных и качественных изменениях в производстве вооружения, их динамике в зависимости от военно-политической обстановки, наборе рабочей силы, производственных и бытовых условиях для рабочих и т.д. Материалы фондов Переселенческого отдела и Бюро по учету и распределению рабочей силы при Совнаркоме УАССР, Наркоматов здравоохранения и торговли УАССР - акты обследования положения эвакуированного населения, докладные записки уполномоченных, переписка и т.д. позволяют изучать и анализировать вопросы приема, размещения и трудоустройства эвакуированного в Удмуртию населения, его взаимоотношения с местным населением и администрацией городов и районов республики, деятельность и условия жизни так называемой трудовой армии - строительных батальонов, сформированных из мобилизованных колхозников и спецпоселенцев для строительства дорог, аэродромов, работы на торфо и лесоразработках. Здесь хранятся документы о переселении в годы войны из наиболее экономически слабых районов Удмуртии колхозных семей в северные и дальневосточные области страны. В документах фондов общественных организаций, особенно в материалах профсоюзов, широко отражена их деятельность по подготовке кадров для промышленных предприятий и боевых резервов для Красной Армии, по созданию дополнительных продовольственных резервов для населения, культурно-массовая работа и т.д.

В Центре документации новейшей истории УР обширную источниковую базу для изучения вклада Удмуртии в Победу над врагом представляет фонд Уполномоченного Государственного Комитета Обороны по УАССР, а также документы военного отдела и отдела оборонной промышленности фонда Удмуртского обкома ВКП(б). Это докладные записки, отчеты, информации о состоянии оборонно-массовой и мобилизационной работы, о ходе всеобуча, подготовке населения к противовоздушной и противохимической обороне; указания по вопросам учета и отправки в армию призывников; переписка с руководителями предприятий и учреждений по вопросам снабжения оборудованием, транспортом, строительстве спецобъектов и т.д. Документы позволяют проследить конкретные механизмы и пути централизованного обеспечения фондами, оборудованием, стройматериалами оборонных и гражданских предприятий в военное время. Заслуживают внимания документы горкомов, городских и сельских райкомов ВКП(б), рассказывающие о работе партийных и советских органов по формированию воинских подразделений, строительных колонн, об организации госпиталей, оказанию помощи семьям военнослужащих и инвалидов войны, сбору средств в Фонд обороны. В архивах можно найти многочисленные свидетельства о проведении в трудовых коллективах декадников и месячников помощи семьям фронтовиков, детям-сиротам, создании из собранных средств целевых фондов - денежных, продовольственных и т.д. Документы зафиксировали также имеющиеся сложности и недостатки в решении этих проблем, факты формально-бюрократического отношения со стороны хозяйственных и советских руководителей.

Многие интересные материалы содержат также фонды муниципальных архивов: исполкомов Советов, отделов городских и районных исполкомов, судов, школ, детских домов, торфопредприятий, лесхозов и лесопунктов, различных артелей, предприятий пищевой промышленности и т.д. Эта информация в совокупности позволяет проводить серьезные исследования по истории удмуртской деревни в годы войны, развитию местной промышленности, о морально-психологическом состоянии населения республики. В архивных фондах военного периода не просто зафиксированы факты, документы несут на себе печать того сложного и драматического времени и с высоты прошедших десятилетий сегодня особенно ярко свидетельствуют о силе духа нашего народа, его бескорыстии и самоотверженности.

Между тем, нельзя не отметить, что значительная часть документов Архивного фонда Удмуртской Республики периода Великой Отечественной войны остается невостребованной историками и не используется в полной мере для всестороннего и объективного освещения нашей истории. Интерес к военной проблематике в известной мере оживился лишь в последние 5 лет. В двух республиканских и 30 муниципальных архивах за период 2000-2004 годов зарегистрировано 293 обращения к документам военного периода. Среди пользователей основную массу составили так называемые "разовые посетители" - сотрудники районных администраций, библиотек, музеев, отделов культуры, редакций газет, краеведы и просто частные лица, собирающие материалы по истории отдельных предприятий и организаций, колхозов или района в целом в годы войны, учителя и школьники. Подготовкой курсовых и дипломных работ занимались чуть более 20 студентов исторических факультетов УдГУ и Глазовского государственного педагогического института; столько же пользователей работали над кандидатскими диссертациями. Это, в основном, аспиранты УдГУ, Удмуртского института истории, языка и литературы УрО РАН, Вятского государственного технического университета. Темы этих исследований более разнообразны: "Молодежь Урала в годы войны", "Технические кадры и научная интеллигенция в годы войны", "Социальные проблемы рабочего класса в годы войны", "Политика государства по отношению к семьям военнослужащих в 1941-1945 гг.", "Массовое сознание населения Удмуртии в годы Великой Отечественной войны" и т.д.

Тем не менее, информационный потенциал архивов республики далеко не исчерпан. Существующий разнообразный документальный материал позволяет проводить исторические исследования по самому широкому кругу вопросов истории Удмуртии за 1941-1945 гг. Полагаем, что заслуживают более глубокого изучения вопросы перестройки оборонной промышленности накануне и в начале войны, развертывания эвакуированных производств, проблема подготовки боевых резервов для Красной Армии, документы о работе Комитета помощи раненым и больным бойцам и командирам Красной Армии. Известны масштабы всенародного движения по сбору средств в Фонд обороны страны, другие целевые фонды, по сбору и пошиву теплых вещей для Красной Армии. Но и эта тема изучена весьма поверхностно.

Пополняя документальную базу региональной истории, сотрудники республиканских архивов прилагают значительные усилия для организации передачи на государственное хранение личных документов участников войны, ветеранов трудового фронта: фотографий, фронтовых писем, дневниковых записей, справок о ранениях, полевых книжек, благодарностей командования, наградных документов и других материалов. Документы из личных архивов являются бесценными свидетельствами эпохи, характеризующими личностное восприятие человеком действительности и могут существенно информационно дополнить материалы официального происхождения. Сегодня в республиканских и муниципальных архивах сформировано свыше 100 личных фондов ветеранов войны и труда.

Можно отметить несколько наиболее объемных и содержательных фондов: Зубарева Степана Парфеновича, военного корреспондента фронтовой газеты, партийного и общественного деятеля, кандидата исторических наук; Попова Николая Васильевича, политрука роты, участника боев за Севастополь, Керчь и Новороссийск; Кузнецова Алексея Петровича, секретаря совета ветеранов 313-й Петрозаводской стрелковой дивизии, сформированной в Удмуртии; Любомирова Петра Петровича, участника войны, писателя, журналиста, лауреата Государственной премии Удмуртии; Кавер-Камзолова Валентина Петровича, инженера-конструктора стрелкового оружия; замечательных военных хирургов, профессоров Ижевского медицинского института - Ворончихина Семена Ивановича, Загребина Арсения Михайловича, Рупасова Николая Федоровича; участника боев за Варшаву и штурма Берлина, директора Музея трудовой и боевой славы Ижевского металлургического завода Фомичева Александра Михайловича.

Среди документов, находящихся на муниципальном хранении, в первую очередь, хочется назвать личный фонд Героя Советского Союза, известной летчицы, Почетного гражданина Удмуртской Республики Нины Захаровны Ульяненко (архивный отдел администрации г.Воткинска). Особую ценность представляют документы, отражающие участие Нины Захаровны в Великой Отечественной войне: фрагмент карты фашистской Германии, которой руководствовалась летчица, вылетая на боевые задания, письма с фронта родным, поздравительные открытки от подруг-однополчан и др.

Все муниципальные архивы Удмуртии собирают и хранят не только личные фонды участников войны и ветеранов трудового фронта - жителей своего района, но и коллекции их воспоминаний, магнитофонные записи встреч с ветеранами войны, фотоальбомы, списки участников основных сражений Великой Отечественной войны - уроженцев района и т.д. К сожалению, многих ветеранов, чьи фамилии названы, уже нет в живых. Архивисты республики благодарны им, их семьям за сохранение документальной памяти о войне, за передачу семейных реликвий на государственное, "вечное" хранение.

В последние годы появилась уникальная возможность добавить к традиционным документам на бумажной основе запечатленный на пленке внешний облик и живой голос наших современников, имеющих за плечами богатый жизненный опыт, который и спустя десятки лет вызовет живой интерес у последующих поколений.

Важнейшим направлением деятельности архивов республики является организация фоно- и видеозаписей интервью с участниками событий 1940-х годов из цикла "О времени и о себе". На сегодняшний день записано более 50 видеосюжетов с воспоминаниями ветеранов войны. Манаков Геннадий Степанович поделился воспоминаниями о своем боевом пути в составе партизанского отряда им.Комсомола Удмуртии. Владимир Фролович Мерзляков был участником нескольких памятных парадов: Парада Победы 24 июня 1945 г., парада в честь 50-летия Победы 9 мая 1995 г. Его рассказ о парадах, о подготовке к ним также запечатлен на видеопленку.

Среди ветеранов, чьи воспоминания записаны архивистами, немало таких, кто, пройдя дорогами войны, впоследствии внес немалый вклад в развитие культуры и науки нашей республики. Александр Александрович Александров после войны стал известным историком-исследователем истории Удмуртии и уральской промышленности, кандидатом исторических наук; Никифор Павлович Павлов - доктором исторических наук, заместителем директора Удмуртского научно-исследовательского института (УдНИИ) по науке; Надежда Петровна Кралина - участница строительства железной дороги Ижевск-Балезино, комсорг стройки, стала ученым-фольклористом, кандидатом филологических наук; Глеб Николаевич Бехтерев, встретивший Победу в Берлине, после войны окончил Московскую государственную консерваторию им.П.И.Чайковского и стал главным дирижером Удмуртского музыкально-драматического театра и преподавателем Республиканского музыкального училища.

В поиске ветеранов войны и труда, чьи воспоминания можно зафиксировать на фоно- и видеопленку, большое содействие сотрудникам архивов оказывают ветеранские организации разного уровня: Удмуртский республиканский, Ижевский городской, районные Советы ветеранов, ветеранские организации крупных промышленных предприятий г.Ижевска, огромная им за это благодарность!

Итак, архивы Удмуртии располагают солидным комплексом документальных материалов по истории республики в годы Великой Отечественной войны.

Для более активного использования массовых исторических источников, повышения их информативной отдачи большое значение имеет публикаторская деятельность архивов. Именно публикация архивных документов позволяет значительно расширить круг пользователей, способствует развитию дальнейших исследований военной истории.

Первой попыткой введения в научный оборот новых указанных выше источников стал сборник документов "Удмуртия в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.", подготовленный архивистами республики в 1995 г. Впервые исследователи получили возможность на достоверной фактологической основе представить тот вклад, который внесли труженики Удмуртии в обеспечение вооружением Красной Армии, впервые опубликованы сведения, как по количеству, так и по номенклатуре изделий, названы фамилии конструкторов оружия, отражены некоторые малоизвестные факты.

Архивисты не остались в стороне и при подготовке к 60-летнему юбилею Победы. В 2005 г. в соответствии с республиканской Программой социально-экономического развития Удмуртской Республики, во исполнение распоряжения Президента Удмуртской Республики от 29.04.2003 № 109-РП "О подготовке и проведении празднования 60-й годовщины Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг." изданы 2 сборника архивных документов.

Современная историческая наука во многом изменила свои приоритеты. Сегодня фокусируется внимание на повседневной жизни простых людей, их быте, чувствах и настроениях. Что они думали о жизни и смерти, как переносили трудности и лишения, чего ждали от той жизни, которая будет после войны? Соответственно, сейчас появляются и изучаются и новые виды источников.

"Не щадя жизни, презирая смерть…" - так описывались подвиги наших земляков в наградных документах, и так называется сборник воспоминаний ветеранов Великой Отечественной войны, подготовленный Центром документации новейшей истории УР в рамках реализации Республиканской целевой программы "Старшее поколение". Ранее в документальных публикациях военной тематики, подготовленных государственными архивами республики, воспоминания как вид документа, особенно воспоминания фронтовиков, или не использовались, или использовались эпизодически. Данный сборник является первым в своем роде. Воспоминания относятся к числу важнейших историко-психологических источников. Объективная картина события воссоздается лишь при комплексном изучении официальных и личных источников. В воспоминаниях явственно звучит голос эпохи, живое слово свидетелей и участников события, оживает реальность минувшего, описываются конкретные детали, обстоятельства, настроение современников, передается эмоциональная, психологическая атмосфера времени, неуловимая порой в других источниках. Как ретроспективный документ, созданный, как правило, спустя значительные промежутки времени после описываемых событий, воспоминания, безусловно, могут содержать не слишком точное изложение фактической стороны события (указания дат, цифр, названий населенных пунктов и т.д.). Критический анализ этой группы документов свидетельствует также о возможном субъективизме авторов воспоминаний, что объясняется порой степенью их осведомленности о событии и участия в нем. В то же время не стоит абсолютизировать значимость точности фактической содержательности воспоминаний, так как возможны ошибки в фактах, но не в авторской оценке действительности, ее восприятии.

В сборнике опубликовано 46 документов, почти все публикуются впервые. Происхождение документов-воспоминаний связано с научно-исследовательской деятельностью ветеранов войны, к сожалению, уже ушедших из жизни - историка, кандидата исторических наук Степана Парфеновича Зубарева и краеведа Ивана Георгиевича Кулемина. Некоторые воспоминания написаны по просьбе архивистов. В воспоминаниях, отобранных для публикации, прослеживается история боевого пути ряда воинских частей и соединений, госпиталей, сформированных в республике, называются имена уроженцев нашего края, геройски сражавшихся в боях за Родину, участвовавших в генеральных битвах и операциях Великой Отечественной. Таким образом, материалы сборника представляют интерес в качестве источника для анализа роли отдельного человека в решении судеб Отечества в экстремальный период истории, природы патриотизма, массового героизма, менталитета людей военного поколения.

Одной из героических страниц региональной истории является строительство рокадной железнодорожной линии Ижевск-Балезино, ставшее народной стройкой, трудовым подвигом крестьянства Удмуртии. Это событие памятно в республике и сегодня, не случайно оно привлекает значительный общественный интерес. Благодаря распоряжению Председателя Правительства Удмуртской Республики от 25.02.2005 № 159-р выделены необходимые средства на издание сборника документов "Мы за ценой не постоим!" (из истории строительства дороги Ижевск-Балезино)", этот сборник стал, практически, первым в исторической литературе систематическим изложением по данной теме - от стадии обсуждения планов и проектов, начиная с 1911 г., до завершения работ второй очереди в 1952 г. Особое внимание уделено периоду Великой Отечественной войны. Публикуемые документы (подавляющее их большинство вводится в научный оборот впервые) существенно расширяют наши знания о строительстве железной дороги, военных буднях населения Удмуртии. Большую ценность представляет переписка Удмуртского обкома партии с ЦК ВКП(б), Наркоматом путей сообщения СССР по различным вопросам строительства. Данный комплекс документов свидетельствует о том, что центральные органы не всегда уделяли стройке достаточное внимание, в частности, очень плохо решался вопрос с обеспечением строительства рельсами, что передвинуло сроки ввода линии в эксплуатацию на несколько лет. Плохо обеспечивалось строительство техникой, из-за чего выполнялся вручную колоссальный объем земляных работ. В сборник включены ряд документов, в которых имеется информация о работе на строительстве "рабочих колонн" Наркомата обороны СССР. Этот вопрос до сих пор практически не освещался в исторической литературе. Впервые в таком объеме публикуются документы, свидетельствующие о невероятно тяжелых бытовых условиях, в которых находились участники строительства магистрали, о фактах репрессий по отношению к колхозникам и рабочим путеукладочных команд, применявшихся в случае нарушения ими трудовой дисциплины. С другой стороны, документы сборника дают примеры подлинного героизма и выполнения своего долга в любых обстоятельствах. Большим плюсом, на наш взгляд, является публикация в сборнике Указа Президиума Верховного Совета СССР от 20 апреля 1945 г. о награждении строителей железнодорожной линии Балезино-Ижевск орденами и медалями. Данный документ предоставлен Государственным архивом РФ. Вероятно, это первая полная публикация этого Указа.

Как уже было сказано, в последнее десятилетие в архивы Удмуртии поступили новые интересные документы по истории Великой Отечественной войны. В ходе подготовки сборников в государственных архивах выявлен целый пласт документов, далеко не все из них были опубликованы и сейчас известны исследователям. Это дает возможность говорить о перспективах введения в научный оборот новых исторических источников.

В сборнике "Не щадя жизни, презирая смерть…" использована лишь незначительная часть воспоминаний ветеранов, выявленных в Центре документации новейшей истории УР. Наличие значительного комплекса этого вида источников в Центральном государственном архиве УР и муниципальных архивах позволяет сделать издание сборников воспоминаний ветеранов серийным. На региональной источниковой базе возможна подготовка документальных публикаций по следующим темам:

- Оборонная промышленность Удмуртии - фронту;

- Удмуртская деревня в годы Великой Отечественной войны.

Сборник "Письма огненных лет", изданный в 1985 г., содержит небольшую часть хранящихся в государственных архивах документов данного вида. Возможна подготовка сборника на тему "История Великой Отечественной войны в переписке фронта и тыла" с привлечением богатых фондов музеев республики. Чем больше публикаций будет издано, чем шире будет их тематика, тем меньше белых пятен будет оставаться в нашей отечественной истории.

И в заключение: на аналогичной научно-практической конференции, проводившейся в 1995 г., накануне 50-летия Победы, были высказаны пожелания о создании Книги памяти тружеников тыла, подобной "Книге памяти воинов, погибших в боях, умерших от ран, пропавших без вести в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.".

В середине 1940-х годов тысячи жителей нашей республики, от 12-летних подростков до людей самого преклонного возраста, самоотверженно трудившихся на колхозных полях, лесоразработках, в строительстве, в заводских цехах были награждены медалью "За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.". Протоколы награждения этой медалью и списки награжденных хранятся в Центральном государственном архиве УР. Уже несколько лет в архиве создается автоматизированная база данных "Списки лиц, награжденных медалью "За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.". На настоящий момент в базу данных внесено 162.225 фамилий. По окончании работы это будет своеобразная электронная Книга памяти тех, кто на своих плечах вынес всю тяжесть военного лихолетья, снабжая заводы топливом, а фронт - оружием, одеждой и хлебом.

Еще совсем недавно в удмуртских деревнях многие пожилые женщины носили по будням национальную одежду. Сегодня народные костюмы они надевают только по семейным или национальным праздникам.
Бабушки из деревни Баграш-Бигра, например, ходят в них на занятие фольклорного ансамбля. Именно сюда обычно привозят венгров, финнов и эстонцев, желающих посмотреть на «настоящих» удмуртов, сохранивших бытовые и культурные традиции. Тогда вся деревня наряжается, чтобы порадовать гостей.
Не забывают о национальных костюмах и в столице Удмуртии. Ижевская интеллигенция любит пощеголять в домотканых платьях и фартуках с монисто на съездах ассоциации «Удмурт кенеш», на юбилеях местных писателей, финно-угорских фестивалях и республиканских торжествах.
У городских удмуртов, не утерявших национальные корни, считается хорошим тоном иметь комплект такой одежды. Если костюм не достался от предков – обзаводятся новоделом. Почти во всех 25 райцентрах, как и в Ижевске, в домах ремесел на деревянных станках работают ткачихи, которым можно заказать полотно ручной выделки. Затем его отдают мастерицам, специализирующимся на пошиве народного костюма. В ателье села Алнаши, к примеру, таких заказов так много, что швеи едва успевают справляться.
В национальных костюмах выходят на сцену артисты удмуртского государственного театра народной песни «Айкай». Этот коллектив, в свое время отделившийся от Академического государственного ансамбля песни и танца «Италмас», отказался от стилизации и показывает на сцене обряды, песни и танцы максимально приближенными к фольклорным образцам, но не аутентично. Тот же подход и к костюмам. Это подлинные народные костюмы с небольшими акцентами: чуть увеличены фигуры орнамента, чуть ярче набраны краски – чтобы было виднее со сцены. За их изготовление нынешний директор «Айкая» художник Петр Данилов получил Государственную премию Удмуртии. Искусство удмуртского костюма Петр Данилов изучал не по книгам и альбомам, а в реальной жизни. Он вырос в Балтасинском районе Татарстана, где в удмуртских деревнях сохранились древние традиции национальной одежды, обогащенные воздействием татарской культуры. Потом изучил костюмы локальных групп удмуртов и поразился их разнообразию.
Костюм балтасинских удмуртов был первым, который Данилов сшил для «Айкая». Его не спутаешь с другим. Женский головной убор напоминает большой бант. В переводе с удмуртского он называется «девочка с цветком». Женщины в этих местах носили нижний черный камзол с длинными рукавами, а поверх – белый зипун с короткими. А у мужчин – фартук с вышитым редким узором «пчелиные соты».
Самая большая коллекция удмуртских костюмов хранится в Национальном музее имени Кузебая Герда. Старший научный сотрудник отдела этнографии Серафима Лебедева побывала не в одной экспедиции, чтобы собрать все сохранившиеся разновидности национальной одежды. Правда, очень старых экспонатов здесь нет – самые ранние датируются серединой XIX века. Примечательно, что костюмы северных и южных удмуртов разительно отличаются друг от друга.
Надо сказать, мужская одежда рано утратила национальные черты, сведясь к рубашке-косоворотке и штанам. А вот женская – целая поэма. Одетая в полный праздничный или свадебный комплект удмуртка представляла собой завернутый кокон. Каждая деталь необычна не только по внешнему виду, но и по способу одевания, и даже по значению. Самые красивые – северные комплекты, в том числе кировские. Это холщовые туниковидные одежды, вышитые или аппликатированные красным орнаментом или нашивками. В их основе – рубашка и распашной кафтан. Белое носили летом. Зимнюю одежду шили из клетчатой, часто полушерстяной домотканины. Примечательно, что техника вышивки рукава женской рубахи «гордэн» столь сложна, что до сих пор не раскрыта. А к важным элементам одежды невесты относился нагрудник, без которого нельзя было играть свадьбу. Изображенный на нем лунный узор связан с культом плодородия. Ученые считают, что этот рисунок – восьмилучевая розетка – восходит к очень древнему культурному пласту. Очертания других узоров орнамента одежды напоминают пермский звериный стиль, на них можно встретить печально знаменитую свастику.
Отличается одежда удмуртов, проживающих в южных районах Удмуртской Республики, на территории Татарстана, Башкортостана, Пермской области и Марий Эл. В Балтасинском районе, например, к подолу пестротканого платья пришивают ситцевую фабричную оборку, в каждой деревне своего цвета, по которой можно определить место жительства женщины.
Интересны у удмуртов и головные уборы. Айшон – высокий нарядный колпак – берестяной кверху зауженный короб, обшитый холстом. Сверху рядами нашиты серебряные дореволюционные монеты достоинством 10, 15, 20 копеек. А по самому краю могли навесить копейки XVI–XVII веков. Эти монеты семья собирала в течение веков, они передавались по наследству. И потому на одном айшоне можно увидеть гривенники и пятаки разных веков. Поверх айшона накидывается вышитый платок-покрывало – сюлык, на который нашиты кисти с монетами, бисер, раковины каури, бусы. У кукмарских удмуртов сюлык прикрепляется к айшону в виде рогов. Самый высокий айшон достигал 35 см, но существовали и низкие, в 5–7 см, сделанные из луба.
Не обходились удмуртки и без украшений – бусы из раковин, бисера, монисто, чересплечное украшение, браслеты из металла и сережки. Монисто – самое распространенное украшение. У каждой группы удмуртов они разные. По номинальной стоимости монисто могли доходить до 70 руб. серебром (в старину для крестьян это были немалые деньги), а весили они до 3 кг. Монисто могло состоять из 400 монет разного достоинства, но обязательно серебряных. В них проделывали отверстия и нашивали на тканую основу. Если семья попала в беду, например сгорела усадьба, украшение могли продать, но в основном оно передавалось из поколения в поколение. Также монеты нашивались на нагрудное украшение, на то, которое крепилось на левом плече (покойнику его надевали на правое), и даже на спинное. Встречаются монеты времен Ивана Грозного, петровские, павловские, екатерининские и другие. В советские времена использовали монеты и бляшки белого металла. Монетами украшали налобные повязки, девичьи шапочки такья.
Современные ижевские модельеры взяли на вооружение этнические мотивы. Например, Людмила Молчанова постоянно демонстрирует свои коллекции, рожденные под впечатлением от удмуртского национального костюма. Детали национальной одежды используют в своих изделиях и художники ижевской трикотажной фабрики «Сактон». Национальный костюм – экспонат всех этнографических выставок. Он продолжает жить вместе с народом, который его создал.

В музеях Удмуртии на некоторых экспонатах можно увидеть своеобразные знак, метку, клеймо – родовой знак владельца данной вещи или мастера, изготовившего ее. У удмуртов он называется «пус». Традиция ставить такие родовые знаки существовала почти у всех древних народов, но мало кто сохранил их образцы до сегодняшнего дня. Удмуртам это удалось.
Пус показывает принадлежность роду (воршуду). Этот знак вначале, в период матриархата, был материнским, а потом стал передаваться в роду от отца к старшему сыну, а младшим он доставался в несколько измененном виде. Как считает доктор искусствоведения Константин Климов, удмуртский пус – это и личная печать человека, и знак родовой принадлежности, и знак собственности, и своеобразный оберег.
– Помню, после бури зайдешь в лес, а все поваленные деревья помечены зарубками, значит, крестьяне, которым беспрепятственно разрешалось пользоваться буреломом, уже побывали здесь и поставили свои метки – пусы, – рассказывает народный художник Удмуртии Семен Виноградов. – Пус – знак собственности. Следовательно, помеченное дерево никто уже не возьмет. Обычай ставить родовой знак исчез после Второй мировой войны, когда почти все мужчины погибли, а именно они имели право на этот автограф. Молодые теперь и не знают, как выглядит их семейная подпись.
В деревне Шайтаново, откуда родом Семен Виноградов, у каждой из 75 семей был свой воршудный знак. Так, у Виноградовых он был в виде математического символа «умножение» под двухскатной крышей. Пус мог быть в виде гусиной лапки, лестницы, ромба и т.д. Все свои поделки и инструменты деревенские мастеровые помечали пусами. К примеру, строит кто-то избу – просит у соседа столярные инструменты. Чтобы потом строитель смог вернуть вещь хозяину, не перепутав, пус, вырезанный, например, на ручке стамески, приходился кстати. Пус до сих пор можно увидеть на тканых полотенцах, в вышивках на национальной одежде. Он может быть графическим, живописным, объемным и вписан в орнамент ковра, домашней утвари, изображен на воротах, на доме.
История удмуртских пусов хорошо исследована еще дореволюционными этнографами. Так, Михаил Худяков, например, считал, что пусы – дошедшие до нас остатки древней письменности. В переведенном им на русский язык удмуртском эпосе «Священная книга» читаем: «Сделав книгу из бересты, / старцы в книге начертали... / пусами молитв порядок, / и суда, и всех обрядов. / Книгу эту поместили / у ватка, в земле удмуртов, / и хранить ее велели / старцу древнему – восясю». О существовании такой древней книги с записью религиозных текстов говорится во многих легендах. Упоминается и место, где книга была сожжена главным жрецом-хранителем, чтобы она не попала в руки врагов, – в лесах нынешнего Глазовского района на месте древних молений.
Как пишет доктор исторических наук Владимир Владыкин, институт воршуда сохранился среди удмуртов в достаточно полном виде, чтобы составить представление об этой древнейшей социокультурной системе, хотя в самом термине содержится еще много неясного. Еще в начале прошлого века воршуд охватывал практически весь удмуртский этнос. Каждый удмурт знал, к какому воршуду он относится, какие у его рода покровители, которых тоже называли воршудами. Все воршуды имели имена, которых известно около 70. Они сохранились и в названиях деревень. Предания связывают эти названия с именами «счастливых женщин, прародительниц». Подэм пус, или бортное пятно, или тамга – широко бытовали среди удмуртов вместо подписи и печати. Как сообщают дореволюционные ученые, этими знаками удмурты подписывали документы, прошения. Воршудный знак был наследственным, его могли продать. Так, в 1702 году удмурт Асын Козмин продал свою вотчинную деревню вместе с бортным пятном татарину Исупу Арасланову.
С веками воршудные знаки распространялись. Известен случай, когда удмурты Глазовского уезда, занимавшиеся торговым извозом, приехали в удмуртскую деревню Самарской губернии и, сличив воршудные пусы, определили родство, хотя самарские старики давно забыли, откуда переселились их предки и когда это было. К счастью, удмурты сохранили образцы традиционных для предков знаков, которые многое могут рассказать об истории этого древнего народа.

Американская публика была буквально ошеломлена, услышав в исполнении удмуртского музыканта Сергея Кунгурова голос древнего финно-угорского инструмента под названием крезь. Внешне он напоминает русские гусли и карельскую кантелу, но имеет иной внутренний резонатор, дающий своеобразный звук.
Древний крезь использовался в языческих обрядах, на праздниках и выглядел по-разному. Был крезь-юсь - в форме лебедя, крезь-пыж - в форме лодки, крезь-стол. На некоторых струны натягивались в двух плоскостях, и играть можно было двумя руками.
История возрождения народного инструмента началась еще 25 лет назад, во время раскопок средневекового удмуртского городища Иднакар. Тогда археологи обнаружили костяную подставку - часть какого-то струнного музыкального инструмента. Его корпус имел сферичную форму, а струны были металлические, точнее, серебряные. Его последние действующие экземпляры и музыкантов-крезистов, или крезьчи, как их называли в народе, еще можно было разыскать в деревнях в 70-е годы XX века.
Доктор исторических наук, директор Удмуртского научно-исследовательского института истории языка и литературы Уральского отделения РАН Кузьма Куликов одним из первых загорелся идеей реконструкции всех видов крезей - больших, средних и малых. Он совершил путешествие по Волжско-Камскому и Обскому бассейнам, посетив даже сельские музеи в поисках сохранившихся экземпляров финно-угорских струнных инструментов. Большая коллекция собрана в г. Козьмодемьянске Марийской Республики, а за Уралом, в одном из поселков Ханты-Мансийского национального округа, он обнаружил в музее деревянную подставку, аналогичную костяной из Иднакара, пролежавшую в условиях мерзлоты более тысячи лет.
Первым мастером-профессионалом и музыкантом-крезистом стал Сергей Кунгуров, выпускник Петрозаводской консерватории. На основе подставки из Иднакара и существующих образцов он восстановил все виды инструмента, усовершенствовал их, освоил как исполнитель, начал обучать детей - в республиканском интернате для одаренных детей и в музучилище, выпустил учебник, организовал оркестр народных инструментов с ансамблем крезистов.
- Я помню, как Сергей в институте продемонстрировал нам звучание первого инструмента своей работы, - рассказывает Куликов. - Все просто замерли, у женщин потекли слезы. Звук - необыкновенный. Не случайно кто-то назвал крезь экологически чистым инструментом, это очень точно.
Потом крезь покорил родину Петра Чайковского - Воткинск. В воткинской школе искусств # 1 появились энтузиасты-педагоги Владимир Корепанов, Сергей Трофимов. Первый инструмент они купили у Кунгурова, а потом стали делать сами, организовав детский ансамбль "Крезьчи". Родители тоже оказались втянуты с головой в это дело. По Воткинску прокатилась волна "креземании". Люди в домашних условиях пилили, строгали, выискивали в ельниках подходящие деревья. Сейчас в Воткинске крезистов готовит вначале школа искусств, а среднее специальное образование дает музыкально-педагогический колледж. Нашел крезь своих поклонников и в других населенных пунктах Удмуртии.
Самая последняя действующая реконструкция, выполненная в Удмуртском научно-исследовательском институте истории, языка и литературы Уральского отделения Российской академии наук, - лодка-крезь. По технологии Сергея Кунгурова и чертежу Кузьмы Куликова ее делал воткинский мастер Сергей Калистратов.
У удмуртов, как и у многих других народов, лодка - емкий символ: это и детская колыбель, и знак ухода в иной мир, и общение с другой - водной - стихией. Форма определила звук: он теплый альтовый и в сочетании с басовым большим крезем создает приятный дуэт, считает Сергей Кунгуров. Он первым опробовал новый инструмент на концерте, который проходил в музее "Иднакар" в Глазове.
А недавно руководитель Центра народных искусств из Салехарда Сергей Гришин предложил Кузьме Куликову провести совместную реконструкцию других финно-угорских инструментов, собрать из них выставку и организовать фестиваль народной музыки "Югра". Так лодка-крезь, вернувшаяся из небытия, продолжает свой путь по музыкальной реке.

Доктор филологических наук Татьяна Владыкина классифицирует людей, владеющих тайными знаниями, на три вида. Во-первых, это туно, люди, наделенные сверхъестественными способностями. Они, можно сказать, всемогущи: предсказывают, врачуют, снимают порчу, гадают. В древности туно были, кроме всего прочего, хранителями древней языческой веры и знаний. Они выбирали места для молений, назначали жрецов-восясей, участвуя в ритуалах, впадали в состояние транса и осуществляли связь с богами. Татьяна Владыкина разделяет туно на два типа: более высокой иерархии – туно-пеле и просто туно.

Сохранилось несколько научных текстов XIX века, описывающих ритуалы туно. Например, выборы жреца. Туно мыли в бане, потом одевали в белую одежду, перепоясывая длинным полотенцем. Начиная представление, туно ставил свою саблю на голову, а затем скидывал ее на пол, да так, что она вонзалась в пол. При этом в правой руке он держал плетку. Потом туно начинал ритуальный танец, который длился, пока он не падал и из его рта не шла пена. В таком состоянии туно и называл имя нового жреца.

Туно не становятся, а рождаются. Это предназначение, и человек с такими задатками вынужден вести общественный образ жизни. Он находится по ту сторону добра и зла, он не добр и не зол, он просто все знает и видит. Сохранились ли они сегодня? Доктор исторических наук Кузьма Куликов утверждает: «На всю республику их осталось пять-шесть человек. Сегодня мы называем их экстрасенсами. Это люди с огромной энергетикой. Но как часть института древней языческой религии они исчезли».

Знахари – вторая категория владеющих тайными знаниями. Они умеют лечить, снимать непреднамеренную порчу. Имена лучших из них известны на всю Удмуртию. Самая знаменитая врачевательница – 83-летняя Мария Князева из поселка Балезино. Ее методы – наговор, манипуляции руками, массаж. В Ижевске известна Екатерина Марданова – мануальщица, костоправ, массажистка. В Завьяловском районе живет прекрасная массажистка Анна Байсарова. Ее область – грыжи, вывихи, радикулиты. «Народные целительницы – большое благо, – уверен Кузьма Куликов. – Меня с детства лечили только у них. Помню, заразился от кошки стригущим лишаем, так знахарка пошептала-пошептала, и все как рукой сняло». «А я в детстве страдал ячменем, – рассказывает директор книжного издательства «Удмуртия» Юрий Кузнецов. – Мама повела меня к нашей деревенской знахарке, та взяла ячменное зернышко, пошептала, бросила его в печь – с той поры я забыл об этом недуге». Юрий Кузнецов рассказал забавный случай, как его младшего братишку лечили от «щетинки», которой страдают некоторые новорожденные: «Бабка моего брата положила в конуру, где до того лежали щенки ее собаки. Я так был возмущен, что схватил палку и давай лупцевать эту бабку по спине. Но факт остается фактом: «щетинка» исчезла».

Колдун – это носитель черной магии, лицо злодейское в некотором роде. Он может навести порчу, заколдовать человека, довести его до смерти. И потому это самый опасный контингент из владеющих тайными знаниями. Считается, что колдун может нанести вред не только по заказу, но и непреднамеренно, потому что ему надо постоянно освобождаться от гнетущей энергетики. И тогда он посылает свою силу «на ветер». Если в эту энергетическую струю попадет человек, он заболеет или умрет.

«В каждой удмуртской деревне есть свой колдун. У нас в деревне Большая Кибья Можгинского района, – рассказывает Юрий Кузнецов, – была семья, за которой водились недобрые дела. Говорили, что там гадают, ворожат, в трубу залетают огненные змеи, а хозяйка превращается в черную кошку. Помню случай, когда бабка-колдунья остановила пожар. У моих родных горел дом. Она трижды его обошла, что-то наговаривая, и огонь потух».

Колдуна узнать просто. Если недобрый, по вашему мнению, человек зашел в дом, вколите в косяк двери иголку, ножницы или нож, колдун не сможет выйти, пока не будут убраны эти предметы.

Большинство из нас боится сглаза. Известно, что человек, заболевший от сглаза или порчи, вылечиться методами традиционной медицины не может, пока не снимет их.
«Особенно сильную порчу наводят колдуны, объединенные в пары или группы», – считает Юрий Лобанов, художник, работающий в направлении этнофутуризма и осваивающий древний шаманизм. Порчу наводят посредством прикасания с наговором и дурными мыслями, а также с помощью угощения. Потому на удмуртских праздниках хозяйка должна первой выпить чарку кумышки из каждой непочатой бутылки и только потом предложить гостям.

Гадают и предсказывают удмуртские колдуны по крови и по серебряным пластинам. Гадание по серебряной пластине похоже на гадание на кофейной гуще. Пластина местами темнеет и светлеет, образуя причудливые узоры, которые растолковываются. Во время экспедиции по Кировской области аспиранты Татьяны Владыкиной зашли в дом к одинокой старушке. Та им долго рассказывала о народных обрядах, а потом сказала, что умеет гадать. Девушки попросили ее погадать им. Бабка клала руку на пульс каждой из них и в точности рассказывала про девушек. Предсказала нежданные деньги. По возвращении из экспедиции предсказание сбылось.

Заселение территории верховьев реки Чепцы и в том числе с.Дебесы началось в V веке нашей эры. Учёные до сих пор спорят, откуда оно пошло: с верховьев или со среднего течения Камы? В условиях глухих таёжных мест и болотистых междуречий основные пути передвижения в те времена были привязаны к рекам и их водоразделам. От истока Камы что около села Кулига (Кезский район УР) до верховьев реки Юс, одного из притоков Чепцы, рукой подать - всего 3 километра. Но и между истоком Чепцы и верховьями реки Очёр (правый приток Камы на территории Пермского края) также лишь несколько километров. И они тоже могли быть легко преодолены. Как бы то ни было, учёные сходятся в одном: заселение Мелецкого поречья шло от верховьев Чепцы к её низовьям - с востока на запад. То есть территория Дебес в поле зрения верхочепецких первопоселенцев оказалась в числе первых. Первыми засельщиками дебёсской земли были как представители прапермских племён Прикамья, так и угорские уральского происхождения. Чуть позднее к ним стали подселяться переселенцы с Вятки. Впрочем, последние с «дебесскими» прапермянами имели дальнее родство. По времени оно относилось ещё к ананьинской эпохе (1-е тысячелетие до эры). Памятники археологии на территории Дебёс поломской археологической культуре (V –IX века нашей эры), они представлены здесь в полном, если так можно сказать, классическом виде: селища (неукреплённые открытые поселения), городища (укреплённые пункты), могильники (древние кладбища), клады и отдельные находки. «Поломцы» в Дебесах поначалу селились только по правобережью Чепцы, на небольшом (всего 15 километров) участке Дебёсы-Варни-Тольён. На выбор мест и площадь расселения влияли условия местного ландшафта, тип хозяйства, который вели переселенцы, а также угроза внешней опасности. Высокий правый берег Чепцы изрезан глубокими оврагами и логами, поэтому он идеально подходил для возведения укреплённых пунктов - городищ. Городища возводились на высоких мысовидных холмах, образованных рекой и одним или двумя оврагами. Форма площадок бывала разной. Она определялась природной конфигурацией мысов. Например, площадка городища на горе Байгурезь была языковидной формы. «Язык» этот вытянут в напольную, северную, сторону. «Основанием» площадки был огромный как по высоте, так и по ширине крутояр - там, где течение Чепцы подточило прибрежный холм, срезав его почти наполовину. К кончику «языка» площадки Байгурезьского городища примыкает узкая седловина, к которой с востока и с запада подступают вершины двух глубоких оврагов. Дебёсские «поломцы» углубили её, а выкопанную при этом землю использовали для повышения уровня площадки на вершине Байгурези. С напольной стороны площадку на макушке холма кроме углублённой седловины, заменявшей искусственный ров, по-видимому, также защищал высокий бревенчатый частокол, Байгурезьское городище, скорее всего, возведено раньше Варнинского и Тольёнского городищ. Причём, оно, вероятно, играло роль не только оборонительного пункта, но и святилища. До сих пор в Дебёсах известна легенда, из которой следует, что гора Байгурезь по представлениям верхочепецких удмуртов являлась точкой мироздания и своего рода Олимпом языческих богов наших далёких предков. (Такое совпадение вряд ли может быть случайным!). Селища дебёсские «поломцы» основывали в непосредственной близости от городищ, то есть также в прибрежной полосе Чепцы. Это делалось для того, чтобы в случае военной опасности быстро укрыться за их стенами. Верхочепецкие первопоселенцы вели комплексное хозяйство. Они занимались подсечным земледелием и домашним животноводством, но главными хозяйственными отраслями, особенно на самом раннем этапе, были промысловая охота и рыболовство. Рыбой обеспечивала Чепца, следовательно, селиться далеко в стороне от неё было очень невыгодно. Охотникам также невозможно было далеко отходить от своих родных очагов. Постоянная опасность набега иноземцев вынуждала их ограничиваться небольшой площадью охотничьих угодий в радиусе всего 10-15 километров. Таким образом, территория, освоенная ими, оказалась совсем невелика. Поэтому её природные ресурсы в условиях экстенсивного ведения хозяйства не могли обеспечить всем необходимым большое количество населения Численность дебесских первопоселенцев не могла превышать 50-100 человек, живших здесь одновременно. Археологи условно выделяют их как варнинскую группу поломской культурно-исторической общности (по названию знаменитого по своей уникальности Варнинского могильника, функционировавшего в V-Х веках -около 600 лет). Помимо варнинской выделяют ещё четыре «родовые» группы «поломцев», живших чуть ниже по течению Чепцы: гыркесшурскую (в ближайшей округе села Полом Кезского района), балезинскую, весьякарскую (в районе города Глазова) и убытьскую (юго-западнее Глазова, в верховьях левого притока Чепцы - реки Убыть). Все они располагались почти на одинаковом расстоянии друг от друга, не превышавшем более 20-30 километров. К VIII веку период адаптации к местным природно-климатическим условиям завершился. Теперь «поломцы» начали активно осваивать новые земли уже не только в верхнем, но и в среднем течении Чепцы (в том числе и на её левобережье). Численность населения также постепенно возрастала, о чём свидетельствует большое количество новых селищ, основанных на новом этапе хозяйственного освоения чепецкого поречья. Поэтому VIII-IХ века считаются периодом расцвета поломской археологической культуры. В Дебёсском районе в это время тоже появляются новые селища около современных деревень Варни и Тольён на правом берегу Чепцы и около деревни Лесагурт - на левом. Также о совершенно новом уровне социально-экономического развития дебетских «поломцев» на данном этапе говорит находка Лесагуртского клада. Он был схоронен примерно в 200 метрах от Лесагуртского селища УШ-Х веков. Клад нашли в 1961 году во время сенокосных работ варнинские ребята. В нём было более ста серебряных восточных монет конца VI - середины IX века, а также тонкие медные пластины и серебряные шейные гривны так называемого глазовского типа. Все вещи клада находились в серебряной шкатулке, на крышке которой, по сообщению ребят, были изображены разъярённый лев и стреляющий в него лучник. Лесагуртский клад - один из нескольких богатых причепецких кладов, относящихся к периоду раннего средневековья. Восточные монеты, схороненные в них, указывают на широкие торговые связи с южными народами. В то время чепецкое население жило на самой южной границе Биармии (будущей Перми Великой) - огромного таёжного края, славившегося своей пушниной (неслучайно слово «удмурт» сегодня учёные переводят как «человек пограничья»!). Пушнина очень высоко ценилась на Востоке. Поэтому от Каспия по Волге, Каме и Вятке к их верховьям шёл Великий пушной путь. Торговлю на этом пути в Прикаспии контролировал Хазарский каганат, а на среднем течении Волги- волжские булгары. Последние были вассалами Хазарского каганата и главными посредниками в пушной торговле с таёжными племенами Биармии. Если вновь взглянуть на карту нашей республики, то места находок «поломских» кладов дадут чёткое представление о том, где проходил участок Великого пушного пути, который связывал Волжскую Булгарию (а через неё и регион Прикаспия) с северной Удмуртией. Он начинался (или заканчивался, если идти в обратном направлении) на территории современного Воткинского района. От устья правого притока Камы - реки Вотки надо было подняться к её верховьям. Затем следовал участок водораздела между Воткой и Итой - притоком Чепцы второго порядка. Отсюда можно было двигаться в двух направлениях. Первый -к истокам речки Сылызь, которая впадает в Чепцу чуть повыше Дебёс. Далее, уже двигаясь вниз по течению Чепцы, можно было без труда добраться до каждой из пяти названных иыше групп расселения «поломцев» и до Вятки. Второй путь- вниз по Ите до реки Лозы, впадающей в Чепцу на стыке Дебетского, Игринского и Кезского районов. Если следовать этим маршрутом, две верхочепецкие группы «поломцев» - варнинская и гыркесшурская - оставались в стороне. Но возможно именно этот путь стал основным на рубеже Х-Х1 веков, когда верхочепецкое население вдруг покинуло обжитые места. Причины переселения верхочепецких «поломцев» пока неясны. Неизвестно и то, куда они переселялись. Одни учёные предполагают, что переселение осуществлялось на среднее течение Чепцы, подальше от беспокойных с точки зрения безопасности пограничных верхочепецких территорий. Другие же осторожно строят предположения о том, что их могли силой увести на территории, находившиеся в непосредственном подчинении волжских булгар - на нижнее течение Камы. Некоторые основания для такого вывода тоже есть: археологические памятники нижней Камы (территория современной Татарии), относящиеся к концу 1-го тысячелетия, начинают изобиловать предметами материальной культуры, которые были присущи именно «поломцам»

Историки используют термин «тёмные века» для обозначения тех периодов истории, о которых имеются крайне скудные сведения. История Дебес ХI-ХVI веков относится именно к таким «тёмным векам». Археологических данных по нему почти нет. Нет о нём и каких-либо существенных сведений, зафиксированных в письменных источниках. Поэтому содержание этого «тёмного» периода нашей стороны на грани эпох средневековья и новой истории пока можно реконструировать только на основе предположений. Реконструкцию событий наших «тёмных веков», пожалуй, стоит начать с вопроса, почему булгары могли отказаться от взаимовыгодного торгового партнёрства с верхочепецкими «поломцами», На рубеже IХ-Х веков Волжская Булгария активно пыталась избавиться от вассальной зависимости по отношению к Хазарскому каганату. Поскольку своей военной мощи для борьбы с хазарами у неё не хватало, в 922 году Волжская Булгария официально принимает ислам в качестве государственной религии. Этот важный политический акт позволил булгарам обратиться за помощью к мусульманским государствам Средней Азии. За военную помощь братьев-мусульман пришлось платить дорого. Расплачивались булгары за счёт доходов от прибыльной посреднической торговли на Великом пушном пути. Но пушные богатства имеют свои пределы. По данным археологов «поломцы», всё активнее включаясь в пушной товарооборот с булгарами, медленно, но верно продвигались к тому, чтобы нарушить экологический баланс своего региона. К примеру, среди находок на селищах так называемого чепецкого времени, сменившего поломскую эпоху в X веке, археологи обнаружили в большом количестве костные останки бобров-сеголеток Этот факт доказывает, что к началу 2-го тысячелетия нашей эры пушные запасы бассейна реки Чепцы значительно «испромышлились». А поскольку курица перестала нести золотые яйца, булгарам теперь не грех было отказаться от услуг своих обанкротившихся партнёров по торговому бизнесу. Так, возможно, верхочепецкие «поломцы» и попали в полон на нижнюю Каму, Также вполне возможно, что именно агрессивная политика Волжской Булгарии вынудила «поломцев», в том числе часть верхочепецкого населения, сгруппироваться в среднем течении Чепцы.Здесь в Х-ХIII веках сформировалась немецкая археологическая культура, генетически напрямую связанная с поломской культурой. Важнейшим её центром стало городище Иднакар. В отличие от предыдущего периода Иднакар - это уже не просто укреплённый пункт, в котором на случай военной угрозы можно было укрыться населению из ближайших селищ. Это уже протогород. Люди в нём жили постоянно. Здесь была сосредоточена административная власть нарождавшегося государства предков северных удмуртов, жреческая верхушка, Здесь постоянно жил ремесленный люд. Но средневековому государству северных удмуртов так и не дано было сложиться. Делу вновь помешали внешние обстоятельства. После похода хана Батыя на Волжскую Булгарию в 1236 году она стала частью Золотой Орды. Но чепецкому населению от этого вряд ли стало легче. Булгары могли только усилить свой натиск на северных соседей. Ведь мягкая рухлядь - пушнина монголо-татарам тоже была нужна. Последующий период, продолжавшийся примерно около столетия, также характеризуется тем, что на западных рубежах предков чепецких удмуртов, то есть по реке Вятке и в низовьях Чепцы, начинает формироваться новое государственное образование - Вятская земля. В скором времени оно стало существенно влиять на этнополитическую ситуацию в регионе. Поначалу сюда, на земли удмуртов-ватка, уже в ХТТ веке стали переселяться русские. Приток их резко возрос после монголо-татарского нашествия на Русь. Бежали в первую очередь из тех княжеств, которые подверглись разорению. Это были владимирцы, суздальцы, ростовцы, нижегородцы, Завершающим аккордом в процессе формирования Вятской земли стало появление здесь в последней четверти XIV века разбойных представителей Господина Великого Новгорода. Если согласиться с мнением современных кировских исследователей, которые провели дотошный анализ «Повести о стране Вятской», созданной по ранним источникам в конце XVII века, новгородские ушкуйники совершили поход на Волгу и Каму в 1374 году. Затем с Камы их потянуло на Чепцу, Со стороны современного пермского города Оханска (или, возможно, Очёра) они вышли на верховья Чепцы и спустились по ней вниз, до самой Вятки. По ходу дела речные разбойники разграбили прибрежные городища и селища чепецких «отяков». И, по-видимому, именно этот поход новгородских ушкуйников надолго подорвал силы чепецких удмуртов. Между тем, Вятская феодальная республика, окончательно оформившаяся уже после удачного похода новгородских ушкуйников на Каму и Чепцу, в скором времени вступает в сложные и не всегда однозначные взаимоотношения со своим южным соседом - Казанским ханством. При этом роль своеобразного буфера между ними играли так называемые арские князья. Тюрки-булгары и позднее казанские татары называли южных удмуртов, живших в низовьях Камы, арами (от слова ар -«муж; воин»). Соответственно, главный город их имел название Арча (в варианте русских летописей - Арск). Князья южных удмуртов приняли ислам ещё в булгарский период. Поэтому северные удмурты называли их бигерами, то есть булгарами. Впоследствии это название закрепилось и за казанскими татарами. Ещё в XIV веке часть арских князей переселилась со своими людьми в низовья Чепцы, в район современного села Карино Кировской области. Позднее карийские «бигеры» вошли в состав Вятской земли на союзных правах. Вероятно, они должны были прикрывать восточные подступы к Вятке, со стороны Чепцы, а также улаживать пограничные конфликты Казани и Вятки совместно сарскими князьями, ставшими вассалами Казанского ханства. После присоединения Вятки к Московскому государству в 1489 году каринцам были предоставлены права служилых татар. За военную службу на границе неспокойного Казанского ханства «государь всея Руси» Иван III даровал им право кормления за счёт чепецких «отяков». Поскольку в ведении карийских татар оказалась вся территория бассейна реки Чепцы, то они просто обязаны были «перекроить» географическую карту северной Удмуртии на свой лад. Следовательно, наиболее значимые природные объекты в то время могли получить тюркские названия. В их ряду, по одной из версий, стоит и название «Дебёсы». Оно могло произойти от тюркских слов «тэпэ» и «су», сохранившихся в лексиконе и современных языков тюркской языковой семьи (например, в азербайджанском языке). Первое в переводе на русский означает «холм; угор», второе - «вода». Холм (тэпэ) Галанча, возвышающийся над селом Дебёсы,-действительно самая приметная географическая точка в ближайшей округе. Но для того, чтобы его выделить на умозрительной карте верховьев реки Чепцы (су) среди других подобных объектов особым названием, он всё-таки должен иметь ещё какую-то ярко запоминающуюся особенность. Такая особинка у Галанчи действительно есть. Если от Дебёс подниматься вверх по течению Чепцы, становится ясно; Галанча - это самая последняя в её верховьях уступообразная возвышенность (куэста), которая своими удивительно чёткими очертаниями любому обязательно бросится в глаза. Таким образом, название Дебёсы-Тепесу можно расшифровать как «последний в верховьях Чепцы уступообразный холм, стоящий в непосредственной близости от реки». Но и это ещё не всё. Тепесу (Дебёсы) - это природная метка, своего рода географический указатель самой восточной границы каринских владений. Ведь исток Чепцы и водораздел её с Камой находятся всего в каких-то 40-50 километрах от Дебёс. А водораздельная территория - это уже спорная с Казанским ханством земля, «нейтральная полоса». Галанча, таким образом, как бы всем своим видом уже издали предупреждала: «Стой! Дальше идти опасно: пограничная территория!» Привилегированное положение карийские татары сохраняли до 1580-х годов. В этот период, после жестокого подавления московскими ратями нескольких крупных восстаний южных удмуртов, марийцев, чувашей и татар, Русское государство окончательно завершило, как ныне принято говорить, «добровольное присоединение» подвластных прежде казанским ханам народов Прикамья и Поволжья. Соответственно, надобность в служилом войске каринцев отпала: земель их лишили и из князей низвели до «грязи», записав в сословие крестьян. Положение северных удмуртов при этом также изменилось. Став государственными крестьянами, они стали платить так называемые стрелецкие деньги напрямую в Москву: за всё про всё 500 рублей. Такая автономность в отношениях с Москвой, независимая от русского и татарского населения Вятской земли, а также некоторые другие «привилегии» более позднего периода, позволили северным удмуртам длительное время сохранять этническую и культурно-бытовую индивидуальность.

В начале ХVII века «тёмные века» нашей стороны сменило «смутное время» России. Точно так же, как во времена ордынцев и феодальных междоусобиц, из центральной России в годы Смуты «от великого разорения и нестроения» бежали в глухие уголки Вятской земли русские крестьяне. Приток пришлого населения на Вятку снова вынудил удмуртов потесниться. Им вновь пришлось возвращаться к своим «истокам». Но теперь заселение бассейна Чепцы осуществлялось в обратном направлении: с запада на восток - от низовьев Чепцы к её верховьям. Поскольку государева казна после Смуты и последовавших за ней почти непрерывных войн с Польшей и Литвой была пуста, царь Алексей Михайлович, едва вступив на престол, попытался навести порядок в сборе налогов. С этой целью провели перепись податного населения. Тогда-то переписные книги Карийского стана 1646 года и зафиксировали впервые три самых восточных населённых пункта в верховьях реки Чепцы. Два из них записали в статус рядовых починков: «на Дебессе речке» (современное село Дебёсы) и Варни (одноименная деревня нашего времени) А «виной» тому был Сибирский тракт. Это он «ввел» дебесских удмуртов в общий поток общероссийской истории, однажды поставив их перед жёстким выбором, какой дорогой идти дальше.Дебесы в свою очередь угодили на стык сразу двух дорог (в нашем селе соединялись две ветки тракта, из Москвы и Санкт-Петербурга, - далее в Сибирь вела уже только одна дорога). Хотя маршрут Сибирского тракта через территорию северной Удмуртии окончательно утвердился только к концу XVIII века, становление его «удмуртского» участка началось на столетие раньше. Это было связано с тем, что Великий пушной путь в эпоху Ивана Грозного полностью изменил своё направление. Если прежде он шёл с юга от Прикаспия вдоль Волги на Каму (и Вятку) и далее на север в Биармию, то теперь - из Москвы через Биармию (Пермь Великую) в Сибирь. С 1598 года основным перевалочным пунктом этого пути на Среднем Урале стал небольшой городок Верхотурье. В 1653 году в нём учредили таможню. С этого момента всё движение в Сибирь и из Сибири стало возможным только через Верхотурскую таможню. Одновременно с таможней для того, чтобы в Сибирь всё-таки никто бы не въезжал в обход Верхотурья, на окольных путях учреждались так называемые караулы. Один из таких караулов был учреждён и в деревне Дебёсской «Дебёсский караул» располагался на восточном пограничном стыке Казанского и Хлыновского (Вятского) уездов, и поэтому дебёсцам вменялось в обязанность следить за всеми незаконными передвижениями казанцев и вятчан в сторону Урала и Сибири. Но власти как в воду глядели. В 1682 году казанские служилые люди «неведомо по какому указу» проложили дорогу через Арск, Малмыж и Дебёсский караул до пермских владений именитых людей Строгановых и далее до Соли Камской и Кунгура Вятчане тоже проявили хватку. В том же году они также наладили дорогу на Дебёсы и далее в сторону Урала через удмуртские деревни Глазов, Балезино, Полом и Дебёсы. Четырнадцать лет верхочепецкие удмурты пытались достучаться до вышестоящего начальства: мол, за державу и государеву казну обидно, и поэтому «неуказную» дорогу следовало бы запретить. Но дьяк Новгородского приказа только в 1696 году поставил на их челобитной свою помету с указанием казанским и вятским служилым людям «дорогу ту через Дебёсский караул велеть оставить» (в смысле не пользоваться ею). Правда, тут же была сделана прямо противоположная оговорка: в случае великой-де и срочной государственной надобности пользоваться ею всё-таки можно. Поскольку в те времена, как, впрочем, и в наши, у любого чиновника - будь он дьяк Новгородского приказа или простой служилый человек - дела всегда «срочной государственной надобности», дорога через Дебесский караул обрела жизнь. А уже вначале 1720-х годов Василий Никитич Татищев, лично проехав из Казани на Урал через нашу сторону, предложил Петру I официально утвердить маршрут «государевой дороги» в Сибирь от Москвы на Казань, Кунгур и Тюмень через земли верхочепецких удмуртов как наиболее удобный и короткий, Проект Татищева был воплощён в жизнь только при Елизавете Петровне. В 1753 году она упразднила Верхотурскую таможню. С этого времени по иронии судьбы всё движение из Москвы в Сибирь и из Сибири стало осуществляться через бывший верхотурский филиал - «Дебёсский караул». Екатерина II пошла дальше. В 1783 году она утвердила Сенатский указ об учреждении новой дороги, которая должна была соединить северную столицу с Сибирью напрямую, а не через Москву. Правда, обустраивали её целых 14 лет. Только в 1797 году дорога из Петербурга через Вологду и Вятку соединилась с Большим Сибирским трактом в Дебёсах. Благодаря соединению в Дебёсах двух главных дорог России рубеж XVIII-XIX веков стал для дебёсских удмуртов началом кардинальной ломки их жизни. Прежде все «государевы дороги» обходили земли удмуртов стороной в силу двух причин. Во-первых, в XVII веке на удмуртов, как и на всю Вятскую землю, возлагалась обязанность снабжать русское население осваиваемой Сибири хлебом. В XVIII веке, когда русские сами освоили под пашни целинные земли в Южном Зауралье (то есть территорию современной Курганской области), перед Вятской землей, и удмуртами в том числе, поставили новую, но не менее важную задачу - кормить хлебом российский флот, Такое положение дел вынуждало власти делать удмуртам некоторые послабления. К примеру, удмуртам довольно долгое время позволялось быть двоеверцами (то есть формально числиться православными, но на деле быть язычниками), варить кумышку (удмуртский самогон, использовавшийся при проведении языческих молениях) и прочее. Но самое главное заключалось в том, что на земли удмуртов фактически было запрещено переселяться русским крестьянам. Ситуация изменилась в 70-80-е годы XVIII века. Тогда победами русского оружия были завоеваны правобережная Украина, Северное Причерноморье и Крым. Плодородные земли вновь присоединенных территорий позволили отказаться от услуг удмуртов и русского населения Вятской земли в целевых поставках хлеба российскому флоту. Соответственно пришел конец и «привилегиям» удмуртов. В 1790-е годы русским крестьянам из густонаселённых уездов Вятской губернии разрешили переселяться на удмуртские земли. Первых русских крестьян в селениях дебёсских удмуртов зафиксировала уже 5-я ревизская сказка 1795 года в количестве 51 ревизской (мужской) души. 45 из них были черносошными, 6 - из разряда экономических. 20 «душ» сами основали деревню Лобаны (это была первая чисто русская деревня района). Остальные 25 «душ» черносошных крестьян подселились в Дебесы, Большой Зетым, Дикшур, Варни и в починок Лемский (Удмуртский Лем). Экономические же крестьяне осели в Тольёне. Переселение русских крестьян на удмуртские земли шло по Сибирскому тракту. При этом русские на первых порах подселялись в удмуртские селения, стоявшие на самом тракте или в непосредственной близости от него. Особенностью Дебес стало то, что русские переселялись сюда сразу с трёх направлений: с запада - по Большому Сибирскому тракту со стороны Казани, а также по северной ветке Сибирского тракта со стороны Вятки, а с востока - со стороны современного Пермского края. Принимая русских крестьян в свои общины, удмурты, таким образом, своими же руками разрушали собственный патриархальный мир. В первую очередь это выражалось в несоответствии, а иногда и в несовместимости агрикультур русских и удмуртов. Так в крестьянской общине, которая сильна только своим единством, начинаются склоки, ссоры, недомолвки, обиды. Мир в ней стал сохраняться лишь благодаря хрупкому равновесию. Кроме того, смешанная удмуртско-русская крестьянская община подрывала хозяйственную основу языческого культа .Сельскохозяйственный календарь русских крестьян не только не вписывался в наезженную колею аборигенов-удмуртов, но и выталкивал их из нее. Тем более, что у удмуртов теперь впервые появилась реально зримая возможность сравнивать свои и чужие агрономические технологии и, следовательно, возможность выбирать лучшее. Выбирать новое, отказываясь от старого. В результате традиционный мир удмуртской общины, освящённый языческой стариной, уже в 1820-е годы затрещал по швам. В 1830-е годы этой ломке способствовала еще одна важная причина. Она отразилась в усиленном насаждении в повседневную жизнь всей страны принципов идеологии «официальной народности», выражавшейся в формуле «самодержавие, православие, народ». Так называемых инородцев Российской империи эта политика затронула чрезвычайно больно. Был вновь учрежден упраздненный после пугачевских событий институт миссионерства для новокрещенных народов Поволжья и Прикамья. Практика языческих культов начала пресекаться жёстко. Удмуртов насильно стали отлучать от их языческих богов. Коренные изменения в повседневной жизни и в бы iv не замедлили сказаться на мироощущении удмуртов. Если путешественники и учёные, знакомившиеся с их жизнью и бытом в XVIII веке, говорили об удмуртах как о народе тихом, незлобивом и очень трудолюбивом, то свидетельства современников в XIX веке стали акцентировать внимание на совершенно противоположные черты удмуртского национального характера. Удмурты в их глазах примерно со второй трети XIX века вдруг становятся народом скрытным, ленивым, любящим предаться пьяному веселью, которое заканчивалось внезапными и совершенно необъяснимыми на первый взгляд вспышками злобы и ненависти к пришлому населению. Вполне естественно, что удмурты пытались противостоять ломке их патриархального мира. Они в массовом порядке стали переселяться из притрактовых селений на ранее неосвоенные земли. Но, тем не менее, с тракта переселялись не все. Эта часть удмуртов вскоре не только обрусела, но даже попыталась стать более русскими, чем сами русские. Вятские губернские газеты, к примеру, уже в конце XIX века отмечали; удмурты села Дебесы почти ничем не отличаются от русских. При этом особо подчёркивалось, что многие из дебёсских удмуртов живут чище и богаче своих русских односельчан. Кроме того, они с большой охотой отдают своих детей как в земские, так и в церковно­приходскую школу села Дебес, исправно посещают церковь и ходят на богомолье в Верхотурье поклониться к мощам преподобного Симеона Верхотурского. Жизнь на Сибирском тракте помимо первоначальных неудобств имела и преимущества, которые способствовали более быстрому социально-экономическому и культурному развитию дебесского населения. Уже во второй половине XVIII пека в Дебёсах действовал торжок, привлекавший население ближайшей округи. А через столетие Дебёсы - это уже крупный центр базарной и ярмарочной торговли (помимо еженедельных базаров в селе ежегодно проводились 5 крупных ежегодных ярмарок). Тракт с середины XIX века дал возможность активно заняться местными и отхожими промыслами. Промыслы обеспечивали спрос как местного населения, так и разных чинов проезжающего через Дебёсы люда: извоз, кузнечное, портняжее, пекарное дело. Тракт расширял кругозор удмуртов, живших в придорожных селениях. Они видели, как по «кандальному тракту» проходили нескончаемые партии арестанчов, проезжали декабристы, петрашевцы, революционеры-народники. Они могли общаться с проезжим людом разных чинов, сословий и национальностей, среди которого нередко можно было встретить и тех, кто оставил значительный след в истории и культуре России. Они и сами, бывало, выходили в путь: на заработки в ближние и дальние уезды и губернии, на золотые прииски Урала и Сибири, а то и просто по святым местам, каких немало на Руси. К началу XX века благодаря жизни на большой дороге у дебесских удмуртов выработался особый дух, правда, во многом отдававший авантюризмом. Наиболее ярко и выпукло этот дух (явно «бесовский») проявился в судьбе нашего земляка, уроженца села Дебёсы Михаила Алексеевича Поздеева. Уже в детстве и юности вместе с родственниками объехав пол-России (Урал, Сибирь, Дальний Восток), он в первые годы советской власти умудрился объявить себя Михаилом Романовым - братом последнего российского императора Николая II. Но и это ещё не всё. Как совсем недавно выяснили екатеринбургские историки, он оказался самым первым самозванцем в советской России! Даже когда его арестовали и изобличили, Михаил Поздеев не унял свой авантюрный характер. Отсидев на Соловках вместе с репрессированными отцами Русской Православной Церкви, на воле он объявил себя ни кем иным, как патриархом Истинно Православной Церкви Серафимом Соловецким.. Авантюрный дух, правда, на новом уровне, основанном на сплаве удмуртской и русской культур, нет-нет да проявляется у дёбёсцев и поныне. Удивительно, но именно обрусевшие дебесские удмурты первыми в Удмуртской республике активно взялись за воплощение в жизнь идей удмуртского национального возрождения

Так в начале 1990-х годов в Дебесах был создан первый в республике музей истории Сибирского тракта. Затем „были первые в Удмуртии: оригинальная удмуртская газета «Байгурезь» (взамен дубляжного варианта на удмуртском языке районной газеты «Новый путь»); Центр декоротивно-прикладных искусств и ремёсел; районная школа-интернат искусств для одарённых детей из сельской местности; молодёжная удмуртская у организация «Тылси» («Лучик»), которая по количеству своих членов несколько лет намного превышала подобную организацию республиканского уровня «Шунды» («Солнце»). Более того. Даже первые президенты Всеудмургской ассоциации «Удмурт Кенеш», возглавившей удмуртское национальное движение были из Дебёс.В этом-то, видимо, и заключается дебёсская особинка: оказавшись на перепутье, выбирать нехоженую дорогу, быть её первыми путниками. Потому дебёсцам многое дано, но с них многое и спрашивается...