Политические вирши Льва Апекушина

Lilith+
Удален 10/8/2014, 3:18:35 PM
Месяц без Клима -
Год прошел мимо.
Год прошел мимо.

Клим Самгин
Мастер
10/17/2014, 4:18:58 PM
* * *
Что делает правитель со страной?
Всё, что не получается с женой.
Поэтому страна узнать должна,
Какая у правителя жена.
17 октября 2014 года.
Что делает правитель со страной?
Всё, что не получается с женой.
Поэтому страна узнать должна,
Какая у правителя жена.
17 октября 2014 года.

Клим Самгин
Мастер
10/21/2014, 3:57:00 PM
* * *
Хоть родом из поганых франций,
Не отдающих нам «Мистраль»,
Ты оставался против санкций,
Наивный президент «Тоталь».
Ремень стянув перед разбегом,
Ты думал, сидя у окна,
Что, по сравненью с белым снегом,
Нефть удивительно черна,
Но бизнесменам и банкирам
Она одна – ориентир,
Нефть управляет этим миром –
Уж так устроен этот мир.
Все так приятно и привычно,
и самолет твой – чист и резв.
Но ты не знал, что, как обычно,
Уборщик грязен и нетрезв.
Ты нам хотел сказать "Ай лефт ю",
Чтобы добавить "Айл би бэк"...
Прости! Не стоит лезть к нам с нефтью,
Пока мы убираем снег.
21 октября 2014 года.
Хоть родом из поганых франций,
Не отдающих нам «Мистраль»,
Ты оставался против санкций,
Наивный президент «Тоталь».
Ремень стянув перед разбегом,
Ты думал, сидя у окна,
Что, по сравненью с белым снегом,
Нефть удивительно черна,
Но бизнесменам и банкирам
Она одна – ориентир,
Нефть управляет этим миром –
Уж так устроен этот мир.
Все так приятно и привычно,
и самолет твой – чист и резв.
Но ты не знал, что, как обычно,
Уборщик грязен и нетрезв.
Ты нам хотел сказать "Ай лефт ю",
Чтобы добавить "Айл би бэк"...
Прости! Не стоит лезть к нам с нефтью,
Пока мы убираем снег.
21 октября 2014 года.

Клим Самгин
Мастер
10/30/2014, 2:09:22 PM
КАРАОКЕ - 11
на музыку Е. Птичкина
"Поникли молодцы, завяли девицы..."
Поникли молодцы, завяли девицы,
И в холодильнике нет ни хрена.
Зачем правительство на нефть надеется?
Непостоянная у ней цена.
Зачем правительство на нефть надеется?
Непостоянная у ней цена.
Ввели решительно ответ на санкции,
Казаться гордыми хватило сил.
Но нас не поняли американцы, и
Никто прощения не попросил.
Но нас не поняли американцы, и
Никто прощения не попросил.
Да что же, граждане, такое деется,
Куда же катится моя страна?
Зачем правительство на нефть надеется?
Непостоянная у ней цена.
Зачем правительство на нефть надеется?
Непостоянная у ней цена.
29 октября 2014 г.
на музыку Е. Птичкина
"Поникли молодцы, завяли девицы..."
Поникли молодцы, завяли девицы,
И в холодильнике нет ни хрена.
Зачем правительство на нефть надеется?
Непостоянная у ней цена.
Зачем правительство на нефть надеется?
Непостоянная у ней цена.
Ввели решительно ответ на санкции,
Казаться гордыми хватило сил.
Но нас не поняли американцы, и
Никто прощения не попросил.
Но нас не поняли американцы, и
Никто прощения не попросил.
Да что же, граждане, такое деется,
Куда же катится моя страна?
Зачем правительство на нефть надеется?
Непостоянная у ней цена.
Зачем правительство на нефть надеется?
Непостоянная у ней цена.
29 октября 2014 г.

Клим Самгин
Мастер
11/17/2014, 1:31:36 PM
СОН
В салоне спят. Внизу кипят
Незатухающие страсти,
А тут туза козЫрной масти
Из Яндекс-карт во сне крапят.
Сопят, укутавшись до пят
В китайский плед. Помяты брюки.
В салоне спят, раскинув руки,
Как только в раннем детстве спят.
Во сне напасти не грозят,
Бег времени покорен власти.
Блестит хронограф на запястье.
Флот возвращается назад.
Храпят помощники, хрипят
Охранники, в тревожной скуке
В полете спят, раскинув руки,
Как только в раннем детстве спят.
И в этом сне они летят
Над городом с названьем Счастье,
Внизу под ними дождь, ненастье,
И два попа в толпе солдат
Вот-вот водою окропят
Уже заряженные "Буки",
А дети спят, раскинув руки,
Как только в раннем детстве спят.
Вот приближается снаряд.
Сон разлетается на части.
Блестит коронка в чьей-то пасти,
На солнце крестики блестят.
На крестиках Христос распят,
За эту боль принявший муки.
Он - будто спит, раскинув руки,
Как только в раннем детстве спят.
16 ноября 2014 г.
В салоне спят. Внизу кипят
Незатухающие страсти,
А тут туза козЫрной масти
Из Яндекс-карт во сне крапят.
Сопят, укутавшись до пят
В китайский плед. Помяты брюки.
В салоне спят, раскинув руки,
Как только в раннем детстве спят.
Во сне напасти не грозят,
Бег времени покорен власти.
Блестит хронограф на запястье.
Флот возвращается назад.
Храпят помощники, хрипят
Охранники, в тревожной скуке
В полете спят, раскинув руки,
Как только в раннем детстве спят.
И в этом сне они летят
Над городом с названьем Счастье,
Внизу под ними дождь, ненастье,
И два попа в толпе солдат
Вот-вот водою окропят
Уже заряженные "Буки",
А дети спят, раскинув руки,
Как только в раннем детстве спят.
Вот приближается снаряд.
Сон разлетается на части.
Блестит коронка в чьей-то пасти,
На солнце крестики блестят.
На крестиках Христос распят,
За эту боль принявший муки.
Он - будто спит, раскинув руки,
Как только в раннем детстве спят.
16 ноября 2014 г.

Клим Самгин
Мастер
11/28/2014, 1:37:54 PM
Вдогонку к отшумевшему
Не много ли чести обычному снимку?
Такими забит инстаграмм.
Два друга на снимке уселись в обнимку,
Свои выпивая сто грамм.
Они говорят мне, что жить надо проще
И, кстати, закрыть свой гештальт.
Один призывал всех нас выйти на площадь,
Второй - закатать нас в асфальт.
И каждый из них при своем капитале
В свою возвратился семью.
Мы вышли на площадь, и нас закатали –
Мы роль отыграли свою.
Банальные строчки, нелепые точки,
Скандал бестолковый раздут.
Но Сашу Марголина две его дочки
Уже двадцать месяцев ждут.
27 ноября 2014 г.
Не много ли чести обычному снимку?
Такими забит инстаграмм.
Два друга на снимке уселись в обнимку,
Свои выпивая сто грамм.
Они говорят мне, что жить надо проще
И, кстати, закрыть свой гештальт.
Один призывал всех нас выйти на площадь,
Второй - закатать нас в асфальт.
И каждый из них при своем капитале
В свою возвратился семью.
Мы вышли на площадь, и нас закатали –
Мы роль отыграли свою.
Банальные строчки, нелепые точки,
Скандал бестолковый раздут.
Но Сашу Марголина две его дочки
Уже двадцать месяцев ждут.
27 ноября 2014 г.

Lilith+
Удален 12/21/2014, 3:28:27 AM
С чего начинается Родина? v. 2.01
С чего начинается Родина?
С агитки в твоем букваре,
И с дочки таджикского дворника,
Забитой в соседнем дворе.
А может, она начинается
С сакральной басманной статьи,
С порубленной химкинской рощицы,
Где пели весной соловьи.
С чего начинается Родина?
С болотного дела отца,
С очередюги в обменнике,
Которой не видно конца.
А может, она начинается
Со стерхов, погибших в пути,
С того, что Борис Николаичу
Под ёлку велели уйти.
С чего начинается Родина?
С того, что просили врачи,
И с морды, разбитой о палубу
На переправе в Керчи.
А может, она начинается
С отказа от южной трубы
И с фуры, в которой нам в юности
В Донецк завозили гробы.
С чего начинается Родина?
дек. 2014
С чего начинается Родина?
С агитки в твоем букваре,
И с дочки таджикского дворника,
Забитой в соседнем дворе.
А может, она начинается
С сакральной басманной статьи,
С порубленной химкинской рощицы,
Где пели весной соловьи.
С чего начинается Родина?
С болотного дела отца,
С очередюги в обменнике,
Которой не видно конца.
А может, она начинается
Со стерхов, погибших в пути,
С того, что Борис Николаичу
Под ёлку велели уйти.
С чего начинается Родина?
С того, что просили врачи,
И с морды, разбитой о палубу
На переправе в Керчи.
А может, она начинается
С отказа от южной трубы
И с фуры, в которой нам в юности
В Донецк завозили гробы.
С чего начинается Родина?
дек. 2014

Клим Самгин
Мастер
6/8/2015, 8:43:17 PM
Дмитрию Быкову. Эссе банальности.
«И, по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь». (Матф.24:12)
«Мне ни к чему ни дружба, ни среда, я не умею каяться лирично — и если я уйду, то навсегда.
Поэтому веди себя прилично.» (Д. Быков. «На два адреса»)
Спаси вас Бог! Но все-таки, увы, весь этот пафос – пуст и беспредметен, ведь, если эмигрируете вы, отъезд ваш будет тих и незаметен. Те, для кого вы были свет в окне – другого сотворят себе кумира. Те, кто вас любит – их, поверьте, не волнует место то на карте мира, куда переместите чресла вы. Семья – всегда последует за вами. То, что идет из вашей головы – выходит всюду русскими словами. Словам же абсолютно все равно, откуда попадать им в паутину. И вообще, уйти не суждено от Родины, и вы тому причину легко найдете сами. Даже три. Мне – хватит и одной, зато понятной:у человека Родина внутри, а не в просторах шири необъятной. Зачем нам то, что не дано обнять? Нам в жизни нашей только то и мило, что мы смогли потрогать и понять. Вернее – то, что память сохранила, а это, как мне кажется, отнять способны лишь Альцгеймер да могила…
К тому же, если угораздил черт родиться и с душою и с талантом, то незачем спешить в аэропорт – поэту суждено быть эмигрантом, не покидая родины своей, идя домой с шумящего вокзала... Любой поэт, по-прежнему – еврей (так, кажется, Цветаева сказала, а впрочем, нет, она писала – «жид», что, очевидно, смысла не изменит) – поэтами страна не дорожит. Точнее говоря – живых не ценит, боготворя, однако, мертвецов, прилизанных под школьные программки, боясь, должно быть, что, в конце концов, живой захочет вырваться за рамки.
Здесь нужно жить, как все. Не быть иным, не портить строй, не нарушать порядка. Когда тебя считают крепостным, а называют сыном – это гадко, но хочет мать держать нас под уздцы, и даже, чтобы этого добиться, она однажды нам взяла в отцы рябого параноика-убийцу. Тот замесил величье на крови, всех усреднил, и с той поры Отчизне от нас ни дел не нужно, ни любви, а только жертвы. Лучше – сразу жизни. И людям это нравится. Людей волнует не наличие идей, не честь, не даже факт побед военных, им чудится величие вождей в количестве невинно убиенных. Им не нужны ни слово, ни поэт. Куда важнее окрик и шпицрутен. Любви в России даже в церкви нет, и здесь Христос – такой же, как и Путин.
Здесь Путиным становится любой ее правитель. Здесь любой бы Гавел недолго оставался бы собой (конечно, если б пост свой не оставил). Не будет царь другим, пока народ завистлив, вороват, ленив и скрытен. Не оттого, что глуп. Наоборот, народ – умен, но дик и первобытен; и те, кто оторвался от корней, от этой скифской сумрачной натуры – они Россию делали сильней… Прогресса не бывает без культуры, а вся культура к нам занесена Европой, ей от силы – два-три века, и до сих пор, как в оны времена, община нам дороже человека. Иль климат наш, холодный и сырой, иль память об Орде тому причиной – но людям нужен царь и нужен строй пускай не первобытный, но общинный, и крепостной унылый геморрой сменяется колхозной штурмовщиной за веком век. Без смысла, без ума, зато с лицом, разбитым в общей свалке...Россия до сих пор вперед сама идти не может – только из-под палки.
Какой царь лучше – добрый или злой, не знаю. Но всегда в года покоя растет жирок, и с ним – культурный слой, приходит неприятие застоя, все радостнее выкрики "Долой!", в ответ - война, позор и все такое. Власть новая, стремясь рвануть вперед, проводит запоздалые реформы; а после – если Горький нам не врет – хотя еще на всех хватает корма, орет гагара, пи́нгвин жадно жрет, а глупый буревестник просит шторма. И вот – весь этот слой, весь этот цвет, весь этот Чехов, Блок, Шагал и Скрябин, что нанесен за сотню с лишним лет, за десять может быть легко соскрябан. Что и случалось… И случится вновь, наверное. И лучше бы – по миру развеяли бы, чем пустили кровь. Как говорится, тут уж не до жиру, А быть бы живу... Кстати, этот слой, давно уже не слишком плодородный, становится совсем уж пожилой, поскольку не закрыт еще свободный отъезд, и тот, кто не готов пока уехать сам, тот помогает детям, чтоб - если что - уже наверняка, с профессией, со знаньем языка
и выросшим на воле, не сидеть им,
а улететь, пока открыта клеть…
И пусть летят. Им будет непонятно,
зачем терпеть, когда ударит плеть,
чем униженье может быть приятно,
как с наслаждением себя жалеть
и в липком страхе двигаться попятно...
Но я отвлекся. Если говорить о той среде, в которой вы могли бы нормально жить и продолжать творить (отнюдь не выбирая либо-либо, как многим приходилось выбирать, лишаясь либо жизни, либо смысла), попробуем словами не играть, а разобраться, сравнивая числа. Итак, среда. Она важней всего. Ваш адресат. Судья. Источник воли. Конечно, это - Бог, но от него обратной связи нет, и в этой роли - тот самый слой, что нужно подсчитать. Все те, что не зависли, не прокисли, способные учиться и мечтать, желающие думать и читать, все те, кого интересуют мысли, изложенные русским языком - и, если нам в детали не вдаваться, считая всю Россию целиком - их миллионов восемнадцать-двадцать. А может, и того уж нет совсем, и могут их вполне уравновесить таких же русских миллионов семь (а с Украиной, так, пожалуй, десять), что проживают там, за рубежом…
Черт! Все опять не то!
Важней другое – что мы в своей стране живем в чужом и чуждом государстве. Мы – изгои, и нет надежды быть с ним заодно. Есть только страх, что как-нибудь уныло осенним утром скажем: «Все равно, нам плетью обуха… солому сила… я – там, где мой народ, к несчастью, есть… здесь мой народ, мне как как-то не пристало… народ велик…», - и, позабыв про честь, обманывать себя начнем устало, войдем во вкус, забудем к черту стыд, научимся оправдывать ретиво, негодовать… Ведь только-только быт наладился, наметились активы, и старость замаячила уже, и хочется покоя (черт с ней, с волей), и, наконец, на этом рубеже смиримся со своей печальной долей, забыв про злые выкрики юнцов, страдающих от выброса гормонов, что лучше быть убитым, как Немцов, чем жить и портить воздух, как Лимонов...
И что приходят смутные года, года разбоя, крови и разора - возможно, это вовсе не беда, а просто избавленье от стыда за Родину и личного позора. Ведь даже я, унылый графоман, рифмующий ритмическую прозу, как ежик, опустившийся в туман, впадаю в опьяняющий дурман такой всеразрешающей угрозы… Мы по́жили, нас трудно взволновать, тем паче – удивить или обидеть. Здесь сложно жить и просто выживать. Но чтобы выжить, нужно ненавидеть, забиться в щель, не вылезать на свет, довольствоваться ролью незаметной, ведь ненависть всегда найдет ответ, и лишь любовь бывает безответной… И пусть в чужой стране мы не нужны, и пусть нет сил на новые мытарства, но только нашей нет уже страны, а стало быть, падёт и государство, и я-то спрячусь (нужен я кому), а вас погубит ваша же известность, и уезжать вам нужно, по уму, и делать так хотя бы потому,чтоб сохранять родимую словесность как память о спасительной любви, которая приходит в раннем детстве,которая командует: «Живи!»,и от которой никуда не деться…
Какая пошлость! Впрочем, времена такие наступают, что банальность и даже пошлость только и нужна, и, как чума, страшна оригинальность, и мысль должна быть плоской, как девиз, и взгляд свободный будет ненавистен, и нужно сохранить хоть что-то из, казалось бы, давно понятных истин…
Бегите все!
Поймите, наконец, что не нужны здесь где-то лет на двадцать ни гений, ни творец, ни швец, ни жнец; что будет все решать один свинец, и нет причин в России оставаться; что все, кто не желает жить в говне, терпеть, скулить и молча утираться, те – эмигранты в собственной стране, и глупо им бояться эмиграций. Но если страх хоть что-то поменять сильнее прочих ваших страхов – значит, бессмысленно вам что-то объяснять, осталось лишь на зеркало пенять, что для чего-то зеркало чудачит…
Где страх царит, там места нет любви.
Мы – дети изнасилованных властью,
наш страх, как сахар, растворен в крови,
как рыбы, мы хватаем воздух пастью
лишь для того, чтоб оторать его,
чтоб от натужного бессилья ярость
не перешла в гастрит. Внутри мертво
уже сто лет, но мы встречаем старость.
И остается помнить об одном – что мы перед народом безоружны, и если он желает стать говном, спасти его нельзя. Да и не нужно…
«И, по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь». (Матф.24:12)
«Мне ни к чему ни дружба, ни среда, я не умею каяться лирично — и если я уйду, то навсегда.
Поэтому веди себя прилично.» (Д. Быков. «На два адреса»)
Спаси вас Бог! Но все-таки, увы, весь этот пафос – пуст и беспредметен, ведь, если эмигрируете вы, отъезд ваш будет тих и незаметен. Те, для кого вы были свет в окне – другого сотворят себе кумира. Те, кто вас любит – их, поверьте, не волнует место то на карте мира, куда переместите чресла вы. Семья – всегда последует за вами. То, что идет из вашей головы – выходит всюду русскими словами. Словам же абсолютно все равно, откуда попадать им в паутину. И вообще, уйти не суждено от Родины, и вы тому причину легко найдете сами. Даже три. Мне – хватит и одной, зато понятной:у человека Родина внутри, а не в просторах шири необъятной. Зачем нам то, что не дано обнять? Нам в жизни нашей только то и мило, что мы смогли потрогать и понять. Вернее – то, что память сохранила, а это, как мне кажется, отнять способны лишь Альцгеймер да могила…
К тому же, если угораздил черт родиться и с душою и с талантом, то незачем спешить в аэропорт – поэту суждено быть эмигрантом, не покидая родины своей, идя домой с шумящего вокзала... Любой поэт, по-прежнему – еврей (так, кажется, Цветаева сказала, а впрочем, нет, она писала – «жид», что, очевидно, смысла не изменит) – поэтами страна не дорожит. Точнее говоря – живых не ценит, боготворя, однако, мертвецов, прилизанных под школьные программки, боясь, должно быть, что, в конце концов, живой захочет вырваться за рамки.
Здесь нужно жить, как все. Не быть иным, не портить строй, не нарушать порядка. Когда тебя считают крепостным, а называют сыном – это гадко, но хочет мать держать нас под уздцы, и даже, чтобы этого добиться, она однажды нам взяла в отцы рябого параноика-убийцу. Тот замесил величье на крови, всех усреднил, и с той поры Отчизне от нас ни дел не нужно, ни любви, а только жертвы. Лучше – сразу жизни. И людям это нравится. Людей волнует не наличие идей, не честь, не даже факт побед военных, им чудится величие вождей в количестве невинно убиенных. Им не нужны ни слово, ни поэт. Куда важнее окрик и шпицрутен. Любви в России даже в церкви нет, и здесь Христос – такой же, как и Путин.
Здесь Путиным становится любой ее правитель. Здесь любой бы Гавел недолго оставался бы собой (конечно, если б пост свой не оставил). Не будет царь другим, пока народ завистлив, вороват, ленив и скрытен. Не оттого, что глуп. Наоборот, народ – умен, но дик и первобытен; и те, кто оторвался от корней, от этой скифской сумрачной натуры – они Россию делали сильней… Прогресса не бывает без культуры, а вся культура к нам занесена Европой, ей от силы – два-три века, и до сих пор, как в оны времена, община нам дороже человека. Иль климат наш, холодный и сырой, иль память об Орде тому причиной – но людям нужен царь и нужен строй пускай не первобытный, но общинный, и крепостной унылый геморрой сменяется колхозной штурмовщиной за веком век. Без смысла, без ума, зато с лицом, разбитым в общей свалке...Россия до сих пор вперед сама идти не может – только из-под палки.
Какой царь лучше – добрый или злой, не знаю. Но всегда в года покоя растет жирок, и с ним – культурный слой, приходит неприятие застоя, все радостнее выкрики "Долой!", в ответ - война, позор и все такое. Власть новая, стремясь рвануть вперед, проводит запоздалые реформы; а после – если Горький нам не врет – хотя еще на всех хватает корма, орет гагара, пи́нгвин жадно жрет, а глупый буревестник просит шторма. И вот – весь этот слой, весь этот цвет, весь этот Чехов, Блок, Шагал и Скрябин, что нанесен за сотню с лишним лет, за десять может быть легко соскрябан. Что и случалось… И случится вновь, наверное. И лучше бы – по миру развеяли бы, чем пустили кровь. Как говорится, тут уж не до жиру, А быть бы живу... Кстати, этот слой, давно уже не слишком плодородный, становится совсем уж пожилой, поскольку не закрыт еще свободный отъезд, и тот, кто не готов пока уехать сам, тот помогает детям, чтоб - если что - уже наверняка, с профессией, со знаньем языка
и выросшим на воле, не сидеть им,
а улететь, пока открыта клеть…
И пусть летят. Им будет непонятно,
зачем терпеть, когда ударит плеть,
чем униженье может быть приятно,
как с наслаждением себя жалеть
и в липком страхе двигаться попятно...
Но я отвлекся. Если говорить о той среде, в которой вы могли бы нормально жить и продолжать творить (отнюдь не выбирая либо-либо, как многим приходилось выбирать, лишаясь либо жизни, либо смысла), попробуем словами не играть, а разобраться, сравнивая числа. Итак, среда. Она важней всего. Ваш адресат. Судья. Источник воли. Конечно, это - Бог, но от него обратной связи нет, и в этой роли - тот самый слой, что нужно подсчитать. Все те, что не зависли, не прокисли, способные учиться и мечтать, желающие думать и читать, все те, кого интересуют мысли, изложенные русским языком - и, если нам в детали не вдаваться, считая всю Россию целиком - их миллионов восемнадцать-двадцать. А может, и того уж нет совсем, и могут их вполне уравновесить таких же русских миллионов семь (а с Украиной, так, пожалуй, десять), что проживают там, за рубежом…
Черт! Все опять не то!
Важней другое – что мы в своей стране живем в чужом и чуждом государстве. Мы – изгои, и нет надежды быть с ним заодно. Есть только страх, что как-нибудь уныло осенним утром скажем: «Все равно, нам плетью обуха… солому сила… я – там, где мой народ, к несчастью, есть… здесь мой народ, мне как как-то не пристало… народ велик…», - и, позабыв про честь, обманывать себя начнем устало, войдем во вкус, забудем к черту стыд, научимся оправдывать ретиво, негодовать… Ведь только-только быт наладился, наметились активы, и старость замаячила уже, и хочется покоя (черт с ней, с волей), и, наконец, на этом рубеже смиримся со своей печальной долей, забыв про злые выкрики юнцов, страдающих от выброса гормонов, что лучше быть убитым, как Немцов, чем жить и портить воздух, как Лимонов...
И что приходят смутные года, года разбоя, крови и разора - возможно, это вовсе не беда, а просто избавленье от стыда за Родину и личного позора. Ведь даже я, унылый графоман, рифмующий ритмическую прозу, как ежик, опустившийся в туман, впадаю в опьяняющий дурман такой всеразрешающей угрозы… Мы по́жили, нас трудно взволновать, тем паче – удивить или обидеть. Здесь сложно жить и просто выживать. Но чтобы выжить, нужно ненавидеть, забиться в щель, не вылезать на свет, довольствоваться ролью незаметной, ведь ненависть всегда найдет ответ, и лишь любовь бывает безответной… И пусть в чужой стране мы не нужны, и пусть нет сил на новые мытарства, но только нашей нет уже страны, а стало быть, падёт и государство, и я-то спрячусь (нужен я кому), а вас погубит ваша же известность, и уезжать вам нужно, по уму, и делать так хотя бы потому,чтоб сохранять родимую словесность как память о спасительной любви, которая приходит в раннем детстве,которая командует: «Живи!»,и от которой никуда не деться…
Какая пошлость! Впрочем, времена такие наступают, что банальность и даже пошлость только и нужна, и, как чума, страшна оригинальность, и мысль должна быть плоской, как девиз, и взгляд свободный будет ненавистен, и нужно сохранить хоть что-то из, казалось бы, давно понятных истин…
Бегите все!
Поймите, наконец, что не нужны здесь где-то лет на двадцать ни гений, ни творец, ни швец, ни жнец; что будет все решать один свинец, и нет причин в России оставаться; что все, кто не желает жить в говне, терпеть, скулить и молча утираться, те – эмигранты в собственной стране, и глупо им бояться эмиграций. Но если страх хоть что-то поменять сильнее прочих ваших страхов – значит, бессмысленно вам что-то объяснять, осталось лишь на зеркало пенять, что для чего-то зеркало чудачит…
Где страх царит, там места нет любви.
Мы – дети изнасилованных властью,
наш страх, как сахар, растворен в крови,
как рыбы, мы хватаем воздух пастью
лишь для того, чтоб оторать его,
чтоб от натужного бессилья ярость
не перешла в гастрит. Внутри мертво
уже сто лет, но мы встречаем старость.
И остается помнить об одном – что мы перед народом безоружны, и если он желает стать говном, спасти его нельзя. Да и не нужно…

vrille
Грандмастер
9/3/2015, 2:15:31 PM
Офигенно круто!
