Книга дождей

хочется услышать отзывы народа...

Начну с конца, то есть с позднего.

Познакомились мы в интернете...

Ты спросил, верю ль я в эти строки...
Десять лет - срок немалый, согласен.
Были встречи, разлуки, дороги...
Мир бывал и жесток и прекрасен.

Фаталист ли я? Даже не знаю.
Впрочем, я программист - мне привычно.
Эта грань нашей жизни вторая
Увлекательна, пусть и безлична.

Познакомились мы в интернете,
Килобайтами меряем письма.
И несутся сквозь мили пакеты,
Спрессовавшие слово привычно.

Мы друг друга в толпе не узнаем,
Да и встретимся в жизни едва ли.
Но друг друга с тобой понимаем
Так, как редко друзья понимали.

Фаталист? Может быть, но вот только
Алгоритмами жизнь не распишешь.
Будет всё - так, как будет, поскольку
Мы не раз уже жили здесь, слышишь?

Ты привычно компьютер включаешь
Для работы, игры - безразлично.
Правишь код или почту листаешь...
Всё знакомо, нормально, привычно.

Так и нам разрешили включиться.
Для чего и зачем - непонятно.
В общем, нечем особо кичиться,
Как включают нас... так и обратно.

Только мы не тупые железки,
Бунтовать - это в наших привычках...
Правда срок для мешающей пешки -
Чуть поболе сгорающей спички.

Что, сумбурно? Я сам это вижу.
Я красиво писать разучился.
И за то я себя ненавижу,
Что с наивностью той распростился.

Мы за тех, кем мы были - в ответе,
Правда их понимаем всё хуже.
Познакомились мы в интернете...
Хоть кому-то тогдашний я нужен.

27 января 2001

Дни неудач

«Moonlight and vodka...» - знакомый ритм...
«Midnight in Moscow...» - пошли курить...
Вокзал, цыгане и детский плач...
Год девяностый. Дни неудач.

Дни встреч недолгих, разлуки дни,
Аэропорта в ночи огни.
Сургут и Лысьва, Москва и Керчь.
Друзья, подруги... Где вы теперь?

Не тот я нынче, как ни бодрись.
Не возбуждает бумаги лист.
Четверостишьем - всю муть души
Теперь не выплеснешь - хоть не пиши.

Пошли, закурим под фонарём.
Из всей команды - лишь мы вдвоём.
Работа, дети, семья, футбол...
Забыта юность. Экспресс ушел.

Как мы влюблялись, до гроба дней...
Чтоб через месяц - забыть о ней.
Но пред собою в душе чисты,
Мы в это верили... И жгли мосты.

Ещё по пиву? Что, ты спешишь?
Дела, заботы, а денег - шиш...
Ну ладно, свидимся... Лет через пять.
Да мне ведь тоже пора бежать.

«Moonlight and vodka...» - знакомый ритм...
«Midnight in Moscow...» - пошли курить...
Вокзал, цыгане и детский плач...
Век двадцать первый. Дни неудач.

27 января 2001

Полчаса или 15 лет спустя

Есть полчаса. Всего лишь полчаса.
Потом - ругать забитую маршрутку,
На перекур выкраивать минутку,
Но не сейчас. Сейчас есть полчаса.

Как просто - просто взять и позвонить,
Наполнив чувством телефонный провод.
Но не сейчас. Сейчас нам нужен повод,
Пусть даже рвется тоненькая нить.

У повода на поводу,
Мы подгоняем к датам встречи.
Как предсказуемы все речи...
И с неба не достать звезду
Для тех, кому их обещали.
Ведь можно было бы успеть!
Но так давно, что вспомним ведь
Об обещании едва ли.

А может быть за эти полчаса
Успеть все то, что не успел за годы?
Поговорить не только о погоде...
Нет, не сейчас. Ведь только полчаса.

Но повод найден. И пятнадцать лет
Забыты. И два дня - как две минуты...
Вот только грустно после почему то
И сдан давно студенческий билет.

Но не сейчас. И возраст - ерунда.
И порох есть еще в пороховницах.
Gaudeamus... Будем веселиться!
Все было, есть и будет как тогда
И вокруг нас Земля начнет вращаться.
Петляет между соснами река
И на плече лежит ее рука.
Все как тогда. Но время возвращаться.

И снова серых будней полоса.
Работа, дом, подъём, опять работа.
Текущие и прочие заботы.
Опять «на все про все» лишь полчаса.

А ветер алые наполнил паруса.
И девочка у моря их дождется.
Уходит юность, что же остается?..
«Алло... Да. Буду. Через полчаса»

ночь 6 июня 2007

Посвящается А.Н.М.

Полумрак вагона, суета вокзала...
Часа для знакомства нам недоставало.
Только Аня - Анечка, нам ли быть в печали?
Мы всерьёз друг друга не воспринимали.

Ты ведь не из этих, не шпана Амурская -
Екатеринославская да Санкт-Петербургская.

Перебор гитарный, пальцы на ладах...
Вспомнить бы, о чём же пела ты тогда.
«Yesterday», «Закаты», «Синий Зурбаган», -
Что здесь настоящее? Ведь не всё обман.

Питер - Петербуржище - ты прими меня.
Подари четыре долгих-долгих дня.
Уведи по Невскому, думы теребя...
Я влюбился в город, как хотел - в тебя.

Растворился я в тебе, города громадище -
Ленинград, Санкт-Петербург, Питер, Петроградище.

Ты, гранитно-медный, стыло-дождевой,
Вёл меня Фонтанкой, ограждал Невой.
В Александро-Невской, осенясь крестом,
Не просил я счастья, ныне и потом.

Что в тебе - девчонка. Ветер в голове.
Ветер треплет чёлку - ветер на Неве.
Через год забудется имя, а тогда -
Девочка на фото... Мелочь. Ерунда.

Но не правда это всё, и не полуправдочка,
Днепропетровская моя ты ленинградочка.

Встретимся, не встретимся - всё равно обоим.
Из песка на камне замка не построим...
Только жаль - в вагоне, в суете вокзала
Часа для знакомства нам недоставало.

11 ноября 1990

Свидание

Сквозь матовый туман, неяркий свет,
Сквозь шорох жёлтых листьев под ногами
Шагаю утром в два десятка лет
Спокойными, но быстрыми шагами.

Ворона кружит над своим гнездом,
Безродный кот исчез в дыре забора.
Я всё и всех оставил на потом
Для этого осеннего собора.

А тополя - как шпили куполов
И своды золотые в старом парке.
Мне слышен чистый звон колоколов
В сыром осеннем воздухе нежарком.

Нет, это не тоска. Ещё зимой
Подкатит к сердцу ком после заката
И по снегу я побреду домой...
Нет, в этом ты ничуть не виновата.

Осенний воздух светел, чист и свят.
И струны проводов не тронет ветер...
Вот лист упал. Который год подряд?..
Я не спросил. А он мне не ответил.

Оттенок светлой грусти - не хандра.
А под ногами лист хрустит, ломаясь.
И я иду в сегодня из вчера
Не каясь и почти не сомневаясь.

Куда, зачем сквозь золото листвы?
Я тоже может сразу не отвечу.
И чтоб вопросом не страдали вы,
Я по дороге никого не встречу.

Пусть солнышко уже не горячо,
Я где-то у Днепра дождусь заката.
А утром - снова сумку на плечо...
Я - на свиданье с осенью, ребята.

23 октября 1990

Оправдывая ник, небольшой цикл "Мой Амбер"

Лорайна

Гребни твои и браслеты твои
Под дёрном лежат и наказан повеса.
Но руки со сталью узорной дрожат.
И пепел на месте Гарнатского леса.

Неужто скорблю о походной любви,
Зелёной травинке у Чёрной дороги?
А над Тир-на Ног-том всё небо в крови
И призрачны камни и холодны боги.

Я в этой Тени Богом быть перестал.
Я не человек - это знаю с рожденья.
И нет здесь того, кто бы путь указал
Тому, кто лишь тень своего отраженья.

Придумавший нас сумасшедший старик,
Кто мы для тебя? Пешки? Карты в колоде?..
В ответ - мантикоры пронзительный крик
И прочий мистический бред в этом роде.

Но ты просчитался. В начале пути
Я вижу сквозь дымку его продолженье.
Сквозь пепел и кровь мне придётся идти...
Сквозь пепел и кровь под Колвиром сраженья.

Гребни твои и браслеты твои
Под дёрном лежат и наказан повеса.
Но руки со сталью узорной дрожат.
И пепел на месте Гарнатского леса.

27 января 2001

Тиp-на Hог-т

Всходит Луна и над твердью замшелой
Плоть обретает к небу ступень.
В небо иду я походкой несмелой,
Поэт или воин, принц или тень?

Призрачен шаг здесь. В дюйм или в милю -
Hе угадаешь. Всё зыбко, всё - ложь.
Сколько вопросов мой разум осилит?
Сколько ответов ты мне принесёшь,

Призрачный город в сияньи Луны,
Где сновиденьям о нас снятся сны.
Раненой совести смех или плач.
Он - мой Мессия и он - мой палач.

Брат мой стоит на горе в ожиданьи
Чем завершится поход в город снов.
Он не узнает о нашем свиданьи.
Призрачен сад, призрак наша любовь.

Что ж ты, сестра... это тень, всё здесь тени,
Сумрак души породил этот бред.
Вянут цветы, холодеют ступени,
Мне места с тобою и здесь рядом нет.

Светом Луны залит призрачный путь,
Hо то, что потеряно, здесь не вернуть.
Ложь, полуправда, пророчества, сон...
Он - это я. Hо и я - это он.

Светит Луна, далеко до рассвета,
И до рассвета в душе - далеко.
Мелочны игры, интриги, победы,
Что добывались умом и клинком.

Жизнь - только сон, шепчут камни мне в спину,
Жизнь - только сон, повторяет Луна.
Что расскажу нерождённому сыну,
Если осилю дорогу сполна?

Призрачный город в сияньи Луны,
Где сновиденьям о нас снятся сны.
Узорный клинок разорвёт этот сон.
Он - это я. Hо я больше - не он.

10 марта 2001, полночь

Зеркальный коридор

То ли быль, то ли сон, то ли небыль.
То ли был я здесь, то ли не был.
Видно память моя - песок, не скала.
В чём виновен я, чем обязан,
Коей нитью я с вами связан,
Зеркала... Не понять - зеркала...

Ты кричала мне: «Будь ты проклят!»
Звонкий голос срывался в клёкот
И ответных речей не ждала.
Только в сына глазах я вижу
Тот же взгляд, но роднее и ближе.
Не забыть. Не простить. Зеркала...

Вечно в бороду пряча улыбку
Укорял за былые ошибки.
И слова - как на соснах смола.
Мой отец... Или друг?.. Или оба...
Что спросить, разобраться что бы?
Но обманут, соврут зеркала...

Чёрный плащ. Серебро. Молчанье.
Ни пророчеств, ни обещаний.
Только путь в толщине стекла.
Сквозь безумство теней и муку
Я шагну. Ты протянешь руку.
И останутся сном зеркала.

Судак, 22 июня 2002

Ссылочку из первого сообщения убрал - таки.

(Farenheit @ 04.09.2008 - время: 16:03)Ссылочку из первого сообщения убрал - таки.Прошу прощения за попытку раскрутки своего хомяка. Собственно так даже лучше. Не всё из того, что выкладывал туда, мне сейчас самому нравится...

Дабы не флудить, несколько вещей из того, почему собственно "Книга дождей":

Ещё раз о дожде

И снова тёплый дождь стучит по стёклам.
Сижу у станционного окна.
Промокшая платформа мне видна...
Да капель стук, да зелень листьев мокрых.

Я о дожде пишу не в первый раз.
Мы с ним друзья или враги - не знаю.
Он разделяет, он соединяет,
Но, в целом, дела нет ему до нас.

Я не о том дожде, что смоет пыль
С плиты замшелой на моей могиле...
Я жив. И этот факт пока что в силе,
Хоть не пойму где небыль, а где быль.

Шёл дождь, когда я потерял покой,
Искал Её во сне, в бреду и в яви...
Лишь шум дождя всё по местам расставил.
Стук капель, двери, лёгких каблучков...

Я помню всё - и боль и пустоту
И одиночества тоскливые мотивы...
Осенние дожди всегда красивы,
Но кто оценит эту красоту?..

А помнишь ночь и тихий плеск волны?
Как ждали мы туманного рассвета...
Сквозь тёплый дождь я вижу наше лето...
Мне этот дождь оставил только сны.

Я верую, что дождь сметёт листву
Опавшую потоками тугими,
Поможет нам с тобою стать другими,
Напоит пожелтевшую траву...

Тогда ты вспомнишь обо мне опять,
Но телефон... оставь его в покое.
Мне не звони, я двери сам открою.
Я не затем нашёл, чтоб потерять.

28 июля 1991

Прощание

Лохмотьев туч рисунок рваный
Прорезан полною луной.
Так поздно, что наверно, рано...
Мы обогнали дождь ночной.

Залита светом заоконным
Спит девушка - одна на всех в купе...
Как ненавижу я плацкартные вагоны,
Как презираю ездящих в «СВ»...

Мне поезда - привычная обитель,
Чужих вокзалов шум и толчея.
Я в этом городе отнюдь не победитель -
Без денег, без друзей и без жилья.

В свет жёлтый полуночных светофоров
Вхожу как в позабытый божий храм.
Устал я от сомнений, клятв и споров
И верю, что здесь места нет дождям.

Дожди остались где ветра и осень,
В том городе, где не был я давно.
Где робкий взгляд калина как-то бросит
На в спешке не закрытое окно.

Дожди мои следы к тебе смывали.
Я их теперь оставил позади.
Услышишь обо мне теперь едва ли
И поздравлений к праздникам не жди.

Но корни не пущу я здесь, поверь мне,
Вся вера в постоянство есть обман.
В который раз чужою хлопну дверью
Когда спадёт на улицы туман?..

Я от дождей бегу - не убегаю.
Я память убиваю - не убить.
Я сам есьм дождь. Я это точно знаю.
Но каплями - двух судеб мне не сшить.

Весенним ливнем в жизнь твою ворваться
Не смог - и ухожу за горизонт.
Омыть от грязи душу я старался,
Но ты всегда с собой носила зонт...

А всё же, тесен мир, - вернусь когда-то
В тот город, где калина за окном.
Где что-то душу рвёт, а что-то свято -
Вернусь не человеком, но дождём.

Что ж, вот она, минута нашей встречи.
Плыл над крестами колокольный звон.
Я каплями упал к тебе на плечи,
А ты впервые не раскрыла зонт.

Слеза смешалась с каплей дождевою.
Не плачь, не надо, - я так не хочу.
Я по-собачьи больше не завою.
И по-людски уже не закричу.

Мои друзья останутся с тобою,
Помянут водкой душу беглеца...
А мне свой путь неяркою звездою
Вершить во имя Сына и Отца.

10 сентября 1991

Опавший лист

Молиться не умел и разучился.
Быть может, невозможного хочу...
Я жить устал. Я умереть решился,
Но это не под силу палачу.

Воскресну ли из мёртвых, я не знаю.
Крест над Голгофой вижу наяву.
Мой Боже, я тебя не проклинаю,
Но в смерти не тебя я призову.

Тот не распят, кого распяли люди,
Тот не герой, кто сам себя распял.
Коль Бог простил, то люди пусть осудят...
А лист осенний мне в окно стучал.

Ты, Боже, заваривший эту кашу,
Я пламени хочу, а не вина.
Не проноси же мимо эту чашу...
Что ж не даётся в руки мне она?

Огонь всему конец в золе положит,
А ветер пепел бросит в горечь дня.
Но ты, Христе Иисусе, сыне Божий,
Не милуй многогрешного меня.

Не славы в смерти жду, не воскресенья,
Не нужен, пусть терновый, но венец.
Не нужен рай, не нужно всепрощенье.
Я смерти жду, пойми меня, Отец.

Опавший лист дождём стучится в окна.
Свинец воды, заброшенный причал...
Забытый мячик под забором мокнет...
Изыди! Я тебя не призывал.

Тебя не звал отрекшийся от Бога.
Ты князь теней, но нет теней в ночи.
Возникши здесь, у моего порога,
Меня в своих рядах ты не ищи.

Ты думал, в мире нет пути иного -
Иль ты иль Бог, другого не дано.
Не понял ты меня, хоть знаешь много...
А мне осенний лист стучал в окно.

Листом опавшим пролечу сквозь время.
Ни дьяволу, ни Богу, ни себе.
Я не хочу ни с этими, ни с теми.
Я крест поставил на своей судьбе.

Лишь об одном прошу, - не вознесите
Вы этот крест. И нимб мне ни к чему.
Вы у листа летящего спросите.
Но вряд ли он ответит почему.

21 октября 1991

Последнему пророку

Как мне назвать тебя, последний Будда,
Явившийся напрасно нас спасти?
Свой гонорар уже пропил Иуда
И ясно виден крест в конце пути.

Не нужен труб господних голос медный,
А нужно жизнь как поле перейти.
Как страшно знать, что ты пришёл последним
И что неотвратим конец пути.

Зачем, Христос, ты вновь восстал из праха?
Здесь некого и незачем спасать.
Каиффа снова вышел на гаввафу
И, как всегда, намерен обвинять.

Пришёл ты слишком поздно, о Майтрейя,
Тебя, увы, немногие поймут.
Толпа от скотской жизни сатанеет,
Но мудрецы с тобою не пойдут.

Они в соблазнах мелочных погрязли,
Презрев полёт опавшего листа.
Мужи науки - сплетни, склоки, дрязги.
И им не жаль распятого Христа.

Взывай к морским волнам, к камням в пустыне,
Но места в душах люда тебе нет.
О, Саошьянт, не нужен ты отныне
Как бесполезен праху звёздный свет.

Ты не войдёшь, о Кришна, в долю нашу.
И не твоя здесь, Господи, вина.
Пусть выльет седьмой ангел свою чашу
И да вкусим мы горечи сполна.

Не тех спасай, пророк, чьё сердце пусто,
Кто, приодевшись в Божий храм идёт.
Ты тех возьми с собою, Заратустра,
Кто милости твоей уже не ждёт.

Спаси себя. От рук в крови по локоть,
От липких слов, от копоти свечей.
Пусть четырёх коней раздастся топот
И над Землёй начнётся пир мечей.

Подумай, Машиах, к чему всё это -
Спасать и сеять зёрна от плевел?
Ведь боли нет, когда не станет Света,
А всем путям положен свой предел.

Но ты придёшь и возопишь в пустыне.
И лишь двенадцать за тобой пойдут.
Но предопределённое - не сдвинешь.
И в точный час начнётся Страшный Суд.

Как ты устал, неся в себе столетья,
Наш детский лепет, Иисус, прости...
Как страшно знать, что ты пришёл последним
И что неотвратим конец пути.

26 октября 1991

Ещё не погибшему другу

Бой будет завтра, - а пока
Плащи свои дырявые латаем.
Зажав в сухой ладони горсть песка
Во сне своих любимых обнимаем.

Мы их не звали, хоть гостям всегда
Сердца и двери настежь открывали.
Но для врагов есть путь один сюда -
Белеть костьми на этом перевале.

Бой будет завтра, - а пока
Ворон уже кружит над нами стая.
А я с товарищем, присев у костерка,
Груз памяти своей перебираю.

Не обещаю первым быть -
Уж больно много обещало,
Но постараюсь день прожить,
Чтоб нелюдей немного меньше стало.

Я не клянусь прийти живым
С победой к той, что всех дороже.
Хочу и в смерти нужным быть живым,
А перед смертью - Смерти плюнуть в рожу.

Бой будет завтра, - а сейчас
Я книгу звёзд раскрытую листаю.
Что будет завтра вижу без прикрас,
Страницы судеб ясно различая.

Товарищ мой - не первый, не второй,
Но не последний - в этом-то и дело.
Он в первый раз идёт на смертный бой
И жить ему пока не надоело.

Бой будет завтра, - а пока
Не щурясь, прямо он глядит на пламя.
В моей руке лежит его рука,
Не зная, что не сядет завтра с нами.

Он не узнает, что разбив врага,
Его схоронят тихо после сечи.
Он не урвал куска от пирога.
И не нужны ему прощанья речи.

Я пареньку тому в отцы гожусь.
Ничем не лучше, пусть ничем не хуже.
И разница вся в том, что я вернусь,
Хоть нужен он живым, а я - не нужен.

Бой будет завтра - что с того?
Его стрелу не отвести мне... Боже,
Возьми меня, возьми вместо него...
Зачем Ты есть, коль даже этого не можешь?

Сейчас он весел, юн и рвётся в бой,
Не зная как судьбина повернётся.
Чего же стоим, Боже, мы с тобой,
Ежели он к невесте не вернётся?

Бой будет завтра - будет смертный бой.
Лучи рассвета кровью нас коснутся.
Пусть не виновны, Боже, мы с тобой -
Я не прощу себе, что смел вернуться.

Я не прощу, пусть не в чем нас прощать.
Я чист пред ним и сердцем и рукой...
Прошу рассвет немного подождать.
Он жив ещё, а завтра - будет бой.

ноябрь 1991

очень даже замечательно

Ну раз замечательно, то разбавим эпику соплями личного характера...

Танюше

Жить на земле было радостно,
Просто - смеяться и петь.
Как же меня угораздило
Сердцем к тебе прикипеть?..

Знаю, со мной ты расстанешься,
Только спрошу я опять...
Таня, Танюша, Танечка,
Можно мне так тебя звать?

Может, всего я не сделаю
Чтобы быть рядом с тобой.
Ты уж прости неумелого,
Знай только - это любовь.

Льдом заковало проталину.
Ты мне не стала судьбой.
Таня, Татьяна Витальевна,
Грешен я в чём пред тобой?

Небо затянется тучами
И зашаманят дожди...
Что ж ты обоих нас мучаешь -
Всё ведь уже позади.

Но снова в минуту прощания
Тихо спрошу я опять...
Таня, Танюша, Танечка,
Можно мне так тебя звать?

4 июня 1990

Маринке в день двадцатилетия

Ты снова ждёшь зимою - лета,
А летом снега хочется душе...
Надеешься и ждёшь, хотя уже
Давно вопросы остаются без ответа.

Недолго ждать, зима придёт опять,
Снежинки вновь волос твоих коснутся,
На День рожденья гости соберутся...
Но только одного ты будешь ждать.

Всё сбудется, Марина, ты поверь.
Ты подожди, хоть ждать уже устала.
Ты снова по шагам его узнала.
И снова до звонка откроешь дверь.

Всё - к лучшему. Кристально чистый снег
Забинтовал дворов и улиц раны.
И не нужны материки и страны.
И даже время замедляет бег...

26 декабря 1991

Светлане

Опять в бесплодных поисках мечты
Я изгнан прочь. Я наг и безоружен.
Здесь не помогут слёзы и цветы.
Я нужен был. А вот теперь - не нужен.

Ночная мгла поглотит мир теней.
Печаль свою не выплеснуть наружу.
Плывут в глазах иголки фонарей,
Чтоб не колоть изорванную душу.

Всё сбылось и жданно и нежданно.
Вновь у твоего порога я.
Девочка по имени Светлана,
Хрупкая соломинка моя.

Прости, что был всё время не с тобой,
За то, что не тебе я улыбался,
За твой, похожий на тюрьму покой...
Прости, что я в себе не разобрался.

Я снова здесь, у твоего порога.
Дай Бог опять тебя не потерять.
Я знаю, примешь ты меня любого,
Но я не стану это проверять.

Ждёшь меня и в стужу и в ненастье.
Ждешь. За полночь светится окно.
Так зачем мы вечно ищем счастье,
Ведь прекрасно знаем, где оно...

Теперь мы снова вместе, ты и я.
И как бы колесу не повернуться,
Мне не нужны далёкие края,
Какое счастье в дом родной вернуться.

Ты тоже жить устала не любя.
Доверчивая, милая, родная.
Я столько долгих лет искал тебя...
Не бойся, я тебя не потеряю.

В белых искрах снежного тумана
За тебя тревоги не тая,
Я опять с тобой, моя Светлана,
Хрупкая соломинка моя.

29 декабря 1991

Полночь. Курю на крыльце.
Светит звезда сквозь листву.
В сером нелепом кольце
Все эти дни я живу.

Брошу окурок во тьму,
Дверь не спешу закрывать...
Трудно, с натугой пойму -
Некого мне больше ждать.

Я не засну до утра.
Душно и пусто. Тоска...
Завтрашний день - жара.
Не полотно - три мазка.

Полночь. Часы в тиши:
Маятник - гвозди в гроб.
Сумрак больной души
Жгущий горячий лоб...

Заполночь. Жду тебя.
Утро. И снова жду.
Мне не уйти от себя
В липком табачном бреду.

Верю, услышу шаги.
Слышу твой смех наяву...
Полночь. Не видно ни зги.
Только звезда сквозь листву.

26 июля 1997

Вот так знаешь, знаешь человека,- а он еще и поэт! Удивлена приятно, буду читать

Не прошло и трёх лет... Поскольку конкурс уже завершён, с чистым сердцем публикую свой опус, занявший (видимо по недоразумению) первое место.

Осенне-отпускной роман
(хроники несбывшегося)

Слезой дождя, ржавея, плачет тополь,
А липа золото стряхнула за три дня.
И девяностый, «Днепр-Симферополь»,
Уходит к кипарисам без меня.

А жизнь назад, я рвал зубами отпуск,
Чтобы вернуться в Зурбаган и Лисс.
Билет в плацкарт… В тот мир волшебный пропуск,
Где гребни волн в лазури с тучками слились.

Мы встретились случайно на вокзале,
Почти соседи и почти друзья.
Всю ночь под стук колёс мы проболтали,
Забыв о чае и не взяв белья.

О чём? «Мир тесен», «…и обрящем»…
И что квартиру проще снять вдвоём.
Вот только паузы всё дольше, и всё чаще
Я падал в глаз твоих бездонных окоём.

Перрон. И два часа обычной гонки.
До Ялты «Спринтер»… Дальше – на сорок второй…
Привычно крик: «Жильё!» ударил в перепонки…
А вот и дом, балкончик, сосны под горой…

Ну, здравствуй, море! Здравствуй, лежбище тюленей.
Самса!.. Креветки!.. Пиво!.. Пахлава!..
Романтика… От мата наслоений
Черствеет сердце и кончаются слова.

Через два дня сбежали мы. Вдоль трассы
В отчаянном желаньи тишины
Рассвет сентябрьский акварелями раскрасил
Наивные предотпускные наши сны.

Сквозь мачты гордых кедров, чаек крик
Мы шли с тобой, и понимали ясно,
Что каждое дыханье, каждый миг
Свежо и ново, тёрпко и прекрасно.

Укрытый среди скал пустынный пляж –
Как дар прощальный взбалмошного лета…
Так не бывает, но так было. И он – наш.
Не верилось, что лишь для нас всё это.

Почти соседи и друзья притом.
Друг дружку знали мы с безоблачного детства.
И ты не видела большой крамолы в том,
Чтоб я помог тебе переодеться…

Купальник дома позабыт? Пустое!
Давай, устроим фотосессию у скал.
Не только ведь для чаек и прибоя
С собой я вечно камеру таскал…

В видоискателе ловя твой силуэт,
В прибоя пене на русалочий похожий,
Я любовался, как играет свет
В солёных капельках на загорелой коже.

Забыла ты, что на исходе лето
И, ничего от моря не тая,
Ты, лишь в венок волос своих одета,
Кричала небу, Солнцу: «Я – твоя!»

И, вдруг, расслышав в плаче чайки знак,
Того, что прорастало между нами,
Я «Canon» отшвырнул… И не в рюкзак,
А в можжевельник между валунами.

И привкус соли на губах твоих,
И жар ответной ласки удивлённой,
И звон в ушах… И только для двоих –
Прохлада моря, пекло гальки раскалённой.

Мы стали частью этого мирка,
Сливаясь в одно целое с тобою.
Как гребни пенных волн и облака,
Как можжевельник и валун, как бриз и хвоя.

Сердца с прибоем бились в унисон
И ритм волны телам передавался.
Как чайки крик – твой наслажденья стон
Совался с губ и в соснах затерялся.

В волнах прибоя, в брызгах хрусталя,
Смеялись, как безумцы или дети.
И горечь сорванного с ветки миндаля
Была единственною горечью на свете.

«Остановитесь!» – надрывался глас рассудка.
«Что мы наделали?» – в висках стучала кровь.
Сыграло море с нами злую шутку…
Но шорох гальки повторял – пришла любовь.

А Солнце завершало вечный круг.
И в резком свете алого заката
У глаз морщинки проявились вдруг,
Но в том не ты, а Солнце виновато.

И я виновен в том, что столько лет
Не попытался поцелуем их разгладить…
Но о несбывшемся к чему сейчас жалеть?
Есть только миг. Его для счастья хватит.

Сентябрьский вечер приходил на смену зною,
Иголки звёзд прошили синь вдали.
Закат сменился полною луною,
А мы разжать объятья не могли.

«Не отпускай!», твои глаза молили,
«Иди ко мне!», шептал я в забытьи.
Как тёрпкое вино, друг друга пили,
Но всё равно напиться не могли.

Звёзд иглы, бархат тела твоего,
Соль на щеке… А может это слёзы?
Пусть так. От счастья. A не от того,
Что не тебе дарил я в прошлой жизни розы.

Балкончик… Чашка кофе… И рассвет.
На цыпочках, чтоб не будить хозяйку,
Стряхнув запреты зря прожитых лет –
Мы вновь туда, где можжевельник, кедры, чайки…

Сгорали дни, как искры звездопада.
Нет, не успеть желанье загадать.
Жар Солнца, нежность моря – как награда
За те мгновенья, что смогла нам осень дать.

Тепла сентябрьского костёр – осколок лета.
И под дождями октября ему не жить.
Как приговор – на поезд завтрашний билеты…
Из тех времён, когда я мог с тобой дружить.

Октябрь в сердце – он за всё в ответе,
Кроме себя в том никого мы не виним.
И ты смирилась с тем, что дома встретит
Тот, кто когда-то был любимым и родным.

Почти соседи, больше не друзья.
Теперь – никто. Друг друга видеть больно.
Сломать всё просто, но создать за миг – нельзя.
Перебесились, ну и хватит. И довольно.

Вагон, купе, огни… Глаза в глаза,
Всё – как тогда, но нет в глазах ответа.
Осталась в прошлом моря бирюза.
Сгорело без остатка наше лето.

Мы всё забудем… Постараемся забыть.
И в старом доме чувства старые вернутся.
Быть может, снова мы научимся дружить…
Сон был прекрасен, но пора уже проснуться.

На сердце осень. Листья облетели.
А где-то там, навстречь закату дня,
Тридцать шестая, «Ялта-Кацивели»,
До Симеиза… Без тебя… И без меня…

27 октября 2011, 3:27

«Аиу ту ира хасхе, Аэлита»

Чудак в кашне на берегу стоит,
А голова седая не покрыта.
И шёпот слышит стынущий гранит:
«Аиу ту ира хасхе, Аэлита»

Глядит на небо, тучи… Сквозь Неву,
Сквозь катерок – облезлое корыто.
Ещё секунда – я слова его пойму:
«Могу ли я быть с Вами, Аэлита?»

Несёт со двора ветерок
Запах капусты и щей…
А он ведь, пожалуй, продрог
В лёгком осеннем плаще.

Шепчет он «Только б успеть.
Где ты, любимая, где?»…
Что хочет он разглядеть
В питерском вечном дожде?

Если свинец этих туч
Пробить за века не смогла
Гиперболоида луч –
Адмиралтейства игла.

Но сквозь мегаметры пустот
«Где ты?» звенят слова.
Любимая верит и ждёт.
Счастье – она жива.

Двери ногой в наркомат,
Чинить аппарат – и на Марс!
Довольно разлук и преград!
Но что это, бред или фарс?

«Вот что, товарищ Лось,
Марс – не задача сейчас.
Вам там бывать довелось.
Наш он, советский сто раз.

Нужен нам Ваш аппарат.
Но не на Марс и Уран –
Тысячи красных солдат
Бросит он за океан

Братьев, как в песне поётся,
Спасём от цепей. Лишь тогда
Заняться нам Марсом придётся,
Там строить Коммуну Труда»…

Глупость, товарищ нарком,
Счастье нести на штыках.
Чужое – засыплет песком,
Так уже было в веках.

Не руки всеблагих богов
Нам подарили огонь.
Чтобы добыть его,
Стёрта до мяса ладонь…

Только не скажешь так, нет.
Клеймо «враг народа» – как пить.
Нужен другой ответ…
Но как же тогда дальше жить?

Обещать «покумекать» натужно,
Зная, что рушишь свой храм…
Что ж, иногда видно нужно
Отступать даже Неба Сынам.

Всё. Сказка кончилась. Только –
Коршунам в небе кружить.
Магацитлом побыл – и довольно…
Но как же тогда дальше жить?

В чёрный хрусталь небес
Руками взмахнув, не взлететь.
Видно напрасно пришлось
Древнюю песнь тебе спеть.

Тлел марсианский мох
Тёплым живым огнём.
Вечностью был каждый вдох,
Счастьем – нам быть вдвоём.

Мы не знали, что это конец.
Кровь в висках – океан о грудь скал.
Стук ещё не рождённых сердец
Пением птиц звучал.

Синих птиц, что в Азоры садах
На ветвях голубых гнёзда вьют.
Там, где хашей косматых стада
Вдоль канала лениво бредут.

Всех Талцетла и Тумы богов
Заклинаю, не смей позабыть
У Порога Священного кров,
Где ты заново начала жить!

Можешь даже забыть меня,
Пусть с другим, не со мной, но живи!
От холодных ветров храня
Тот костёр недопетой любви.

Только цитли сплетёт свою сеть,
Только ихи продолжат кружить.
Тумы судьба – умереть,
Если разлюбишь ты жизнь.

В ча кровожадных глазах
Вспыхнет кровавый рассвет…
Соацера утонет в песках,
Если любви больше нет.

Будь я проклят, что улетел,
Что оставил тебя одну.
Видно таков мой удел -
Быть у Талцетла в плену.

Мне бы набраться сил,
Сердце снова раскрыть чудесам.
Свитый из собственных жил
Мостик швырнуть в небеса.

Нервом звенящим связать
Мостик сквозь холод и лёд.
Только бы не опоздать,
Если Она меня ждёт!

Лизиазиры гряда,
За нею – Священный Порог…
Но крепче вериг на ногах -
Пыль и грязь постылых дорог.

Как я мечтал сверх бортов
Знаньем корабль нагрузить!
Но сорвала ты покров,
Знание – это не жизнь.

Мудрость? Звенящий зенит?
Полно, пойми наконец,
Смерть – коль в висках не звенит
Стук не рождённых сердец.

Знанье веков? Вот оно –
«Мир есть злой разума сон,
Нужно разрушить его»…
Всё. На финальный поклон.

Разум убьёт всё, что сможет постичь.
Булавкой к картонке пришит мотылёк.
Для разума мир – что охотнику дичь,
А горизонт – он не так уж далёк.

У разума к смерти особый талант,
Разум – и молот и режущий луч.
Смейся в песках, луноликий гигант,
Шлемом касаясь оранжевых туч.

Мудрость твоя – мёртвый город Ста Врат.
Землю – отбросить к началу пути,
Чтобы на склонах дичал виноград,
Где люди стада свои станут пасти.

Жажду жить не проросших семян
Превратить в всё крушащий огонь?
Мудрость ли жить так, как будто ты пьян,
Выбирая кулак, не ладонь?

Мир умирал, скрытый пеплом и мглой.
Вы же мудро, ничуть не скорбя,
Шарик Тумы назвали попыткой второй,
Ни Талцетл, ни себя не любя…

Только жизнь не понять, не любя,
Жизнь взрывая холодным огнём.
Разума лёд, пламя сердце пройдя,
На пустыню прольётся дождём.

Сила жизни взметнёт неживое «яйцо»
С жизнью внутри, болью, кровью, виной,
Чтобы снова увидеть лицо,
Той что названа мною женой…

Горн запылал, звуки клёпки слышны,
Дверь в мастерскую открыта.
Без миллиардов Советской Страны,
Без груза мёртвого ультралиддита…

Сердце кипит, кровь стучится в виски,
Душа – всем ветрам открыта.
Прочь годы разлуки и стылой тоски.
Я спешу, я лечу, Аэлита.

21 декабря 2011, 2:43

Возвращение на Туму

Корабль сел слегка наискосок.
Сухие кактусы пылали, будто свечи.
Под сапогом оранжевый песок
Нашёптывал слова для нашей встречи.

Я прилетел один. Опять – беглец.
Рок ироничный любит повторяться…
Во имя счастья любящих сердец.
На Землю я не буду возвращаться.

Мечтала ты увидеть океан,
Но станет для тебя Земля погостом.
Не унёсёт тебя из сказок великан,
Объятья Талцетла сломают твои кости.

Но мы с тобою счастье здесь найдём.
Я всё продумал, верь мне, Аэлита.
Звёзд иглы станут ласковым дождём,
Два сердца счастью будут вновь открыты…

Молчит эфир. Лишь гул, но тоже стих.
«Где ты, Сын Неба»… смолк любимой голос.
Найду! Я жизнь отдам за бездну глаз твоих
И за единый пепельный твой волос.

Крылатой лодки алюминиевый костяк
Из люка выгружен и собран на бархане.
На нём звезды пятиконечной знак,
То ли в издёвку, то ли в назиданье.

Мотор молчит. Приборы на нуле.
Полярных станций больше нет, как видно.
Но мы продумали всё верно на Земле,
Резерв питания – всё просто, очевидно.

Мы на Земле взлететь могли лишь так,
Винты вращала мощь ультралиддита.
Щита полярных станции нет – пустяк.
Взлечу! Как прежде с невского гранита.

Всё, ключ на старт. Стремительный полёт.
Песок оранжевый, игольчатая сфера.
Жива! Любима. Где-то меня ждёт…
Но где решетчатые башни Соацеры?

Нет ни души. Лишь цитли-пауки
Глядят с опаской лошадиными глазами.
Лишь трупы да сукровицы мазки.
Лишь ихи копошатся в древнем храме.

И красная звезда, что на стене
Начертана немеющей рукою,
О слишком многом рассказала мне,
Но ни на шаг не сблизила с тобою.

Мозаика сложилась в тот же миг.
И щит, разрушенный, и немота эфира…
Боясь поверить в это, я постиг,
Что стали мы причиной смерти мира.

Ты прав, Тускуб, был, выбирая смерть.
Уйти достойно, став легендой, снами…
Ты знал, какую мы открыли дверь,
Ты понимал нас лучше, чем мы сами.

Зло спало под Порогом сто веков,
В обнимку с жаждой жизни и любовью.
А мы сорвали, не задумавшись, покров,
В благих намереньях, а кончилось всё кровью.

Два Сына Неба в отблесках двух лун
Вам говорили: хао – путь к спасенью
От дыма хавры, от гипноза уллы струн,
От древнего заклятия «стань тенью».

За счастье бой – святое ремесло,
Мы, как могли, ему вас обучали,
Но выбралось из-под Порога Зло.
Настали годы смерти и печали.

Мы, магацитлы, научились врать
Самим себе. А вы так не умели.
Мы разницу не стали объяснять
Между любовью, страстью и постелью.

Мы показали вам, как всё сломать.
Сказать про созиданье – не успели.
Слова богов вы стали дополнять
Словами нашими, во имя Высшей Цели.

Познали жажду жизни и тогда
Песок оранжевый вы напоили кровью.
Погибла мудрость Пастуха когда
Вы ненависть попутали с любовью.

Учили мы вас властно жизнь любить.
Свою, чужую, - мы не объясняли.
Мы рассказали, как врага убить.
Как возлюбить – ни вы, ни мы не знали.

Любви во имя вы творили зло.
Любя «своих», «чужих» вы убивали.
И слово Пастуха вас не спасло.
Отринули его… и умирали.

Смешалось всё, «чужие» и «свои»,
Руины… трупы… ихи разжирели.
Погибла мудрость, что была у вас в крови…
Неужто мы для этого летели?

Мотор чихнул в последний раз и смолк.
Когда-то этот край Азорой звался.
Пустует дом. Рваньём давно стал шёлк.
«Где ты, любимая?» – никто не отозвался…

По запаху тебя, как пёс ищу.
Знай, ты желанна. Знай, ты не забыта.
Губами пересохшими шепчу
«Аиу ту ира хасхе, Аэлита»

Но вместо слов, что старше пирамид,
Древнее баальбекского гранита,
Больная совесть мне другое говорит:
«Имел ли право я быть с Вами, Аэлита?»

24 декабря 2011, 3:55

* * *

Ночь и лента шоссе. И заправок огни
Отмечают наш путь маяками.
Снова рвёмся на юг, снова мы не одни.
Четверть века - ничто меж друзьями.

Нам бы шутки шутить, нам бы песни орать,
К встрече с морем готовясь, как к бою.
Почему всё не так, почему все молчат,
Замечая сиденье пустое?..

"Штурман" вспомнит забавное из прошлых лет,
Но запнётся и скомкает байку.
Только лента шоссе, фонари и рассвет,
Только плач заблудившейся чайки.

Будет море, веселье и искренний смех.
Снова будем "девчонки", "мальчишки"...
Только пара страниц, очень важных для всех
Нагло вырвана из этой книжки.

Приуныли что, черти? Опять через год
Вдаль рванём, позабыв пыльный город...
Но останется скользкий молчания лёд
И пустого сидения холод.

29 апреля 2013

Ещё одно из серии "нечто околоамберское".

***

Парят драконы в дымке над Колвиром.
Как декорации. Как задник. Как 3D.
Другие силы управляют миром
И лорды Амбера готовятся к беде.

Отставив на неделю-две все склоки,
Не выясняя, кто - наследник, кто - бастард.
Жерар и Каин патрулируют дороги,
Фиона с Корвином исследуют спикард.

Не разглядеть с земли глаза дракона.
И не расслышать людям на земле
Надрывный плач трубы Иерихона,
Что всё звенит в небесном хрустале.

В чём смысл паренья в "голливудском" небе,
Коль той, что всех дороже - больше нет?
Забавы ради подстрелили люди... дети....
Не у детей же требовать ответ.

Века, тысячелетия, тумены...
Дракона детство - смена пары эр.
Взросление, влюблённости, измены...
Всё это было... И закончилось теперь.

Дракон на землю смотрит. Всё как прежде.
Колвира склон и выжженный Гарнат.
Но только в сердце места нет надежде,
Что счастья миг воротится назад.

Расправив перепончатые крылья
Он к небу взмыл... И вдруг ушел в пике.
Нет ничего ужаснее бессилья,
Когда вода иссохла в роднике.

Земля всё ближе. Пинии и скалы,
Родник дорогу меж камней нашёл...
И смерть свою от встретил не оскалом
Он улыбнулся той, к кому ушел...

Ключом Драконьим тот родник зовётся.
По крови, по костям.. Но всё не то.
И в памяти людской не отзовётся
Полёт вдвоём... И выстрел. И ничто.

Парят драконы в дымке над Колвиром.
И сжечь людишек глупых не спешат.
Другие силы нынче правят миром.
Колвир и Кабра... Выжженный Гарнат...

Ваши стихи как осенняя песня. Очень красиво, лирично и чуточку грустно...

Отличные стихи! Мне понравились!