Жизнь Куклы

Я – Кукла. Большинство меня считает таковой.
Я слышу это чаще, чем любое другое слово в мой адрес. Дети во дворе прозвали меня «Барби», мужчины - …тоже. Медсестра мне говорит: «Какая у вас прекрасная кожа» – перед тем, как вогнать в нее иглу…
Я живу своей розовой жизнью: ношу розовые платья, крашу губы розовой помадой. Улыбаюсь нарисованной улыбкой.
В ответ на вопрос «Как твоя личная жизнь?» ты слышишь «Все по-прежнему…» и в твоем голосе недоумение: « А я думал…» А ты думал, что наши отношения – никак не любовь. Что просто Кукла ищет себе нового хозяина, новый розовый домик.
Твои слова падают у меня в голове, как метеорит – взрвывается мозг, горит тайга моих мыслей, которые вросли мне в душу, и не могут теперь спастись.
Если любопытствующие естествоиспытатели откопают потом под пеплом черный ящик моей души, и откроют его – то там можно будет услышать закадровый текст: в котором Кукла рассказывает о себе.
Сурдопереводом послужат позы камасутры.

Весь месяц, что я была с тобой, мне снилась вода. Вода во всех ее проявлениях - чистая, грязная, текучая: дождь, море, из крана, из озера.
Мой массажист сказал мне, что это хорошо. По какой-то китайской философии. Что это жизнь и обновление.

Один из снов...
Я стою на обочине дороги под бешеным дождем вместе с толпой таких же статистов и смотрю на свадебный кортеж. Вода льется нам на головы и течет пеленой по дороге. Невеста в белой фате сидит в раззолоченном ландо - в чем-то среднем между старинной каретой и нынешним кабриолетом, все украшено цветами и сплетенными золотыми кольцами. И даже как бы не едет, а сплывает по дождю.
И невеста теряет кольцо.
Оно катится долго, долго и прикатывается ко мне, я делаю несколько шагов на дорогу и беру его в руки.
То ли удивляюсь, то ли злюсь, когда обнаруживаю что оно совем не настоящее - а огромное, дутое, в блестках, похожее на браслет и на елочную игрушку одновременно...
И легкое в руках.
Я его одеваю себе на руку - и оно уменьшается. Мне по размеру.
И я , без тени сомнения, прусь за этим ландо, под проливным дождем, чтобы отдать невесте ее кольцо.
И отдаю.
И потом по затопленным ступеням, по струящейся воде, иду за этой свадьбой куда-то вверх и вверх.
Только позже я останусь одна - буду плавать в заброшенном фонтане (все под тем же дождем и под струями фонтана), отталкиваясь от забетонированных берегов.
И кроме меня никого нет. Только огромная масса ярко-алых яблок на поверхности воды.

Эвтаназия любви.

У меня есть 7 розовых летних платьев.
Семеро моих друзей, которые никогда не предают меня, которые как барьер – между мной и окружающим миром, крепче, чем броня, они защищают меня от невзгод.

Мое первое платье еще не видело Лета. Оно лежит на диване, повторяя очертания моего тела, цвета кожи пластиковых пупсиков, отливая перламутром в свете зимнего утра. Развратная черная сеточка поверх розового – вот Действительно Платье. Все остальное – только попытки оттенить эту черноту, которая пролазит в мою жизнь.
Я одеваю тонкую шелковистую ткань под звуки «Secret Land». Когда вступают скрипки, я застегиваю длинную молнию на спине. Когда Сандра певуче простанывает первые слова песни - I remember…я шепчу твое имя…
Я взрослею, и мои платья дорожают. Но они действительно верны мне. Они целуют мою кожу там, где целовал ты….

Второе розовое платье.

Мое второе розовое платье слишком безбашенное, чтобы его можно было часто одевать.
Ярко- розовое с мелкими цветочками голубого и желтого, экстра-мини - оно цепко держит меня своими синтетическими объятиями. Десятисантиметровые разрезы по бокам заставляют юбку нагло дергаться в такт ходьбе.
Моя нервная система не выдерживает, когда 90% мужчин на улице смотрят на меня дикими глазами: и платье лежит в шкафу.
Это платье – с независимым характером. Оно живет своей подспудной жизнью и ждет весны, как и я…

Третье розовое платье.

Для меня в этом мире слишком много соблазнов.
Например, я не могу удержаться от возможности пройтись по Андреевскому в теплый июньский будний день, когда кроме меня и идиотов-туристов там только продавцы бакалеи. И даже если я спешу, я все равно инстинктивно "задерживаю" дыхание и выдыхаю нормально уже где-то на Контрактовой.
Я прохожу через арку с Артема и иду в сторону музея вдоль бетонной балюстрады, за которой колышутся зеленые волны деревьев в урочище.
От асфальта по ногам поднимается приятное тепло. Я снимаю свои золотые туфельки и иду по дороге босиком. Шероховатый асфальт непривычно трет ступни, городская пыль липнет к лакированным ноготкам. На мне легкое летнее платье на бретельках оттенка цветков сакуры. Оно приятно обвивается вокруг ног при ходьбе. Платье больше напоминает усовершенствованную комбинацию - кружевная ткань порхает на мне, бликуя на солнце.
На Андреевском мои босые ноги подстерегает множество мелких "пасток" - битое бутылочное стекло, незатушенные окурки, жвачка - желтые кирпичи тротуара отравлены городским мусором. От безделья продавцы народных промыслов забавляются, разглядывая меня.
Я захожу в гастрономчик посередине улицы и покупаю бутылку минералки. Внизу, на бордюре, я мою замурзаные ступни. Меня обступили маленькие попрошайки, которые молча наблюдают процедуру. Минералка пенится. Мокрые ноги ныряют в босоножки. Я возвращаюсь в мир взрослых людей, где не ходят босиком.

Четвертое розовое платье.



Я стою на ступеньках лестницы, ведущей к музею и наблюдаю, как стюарты разгружают коробки с "Вдовой Клико". На дворе- прекрасное майское утро. Солнце слепит глаза. Мир кажется волшебным.
На мне розовые чулки в мелкую сеточку с красивым названием "орхидея", нежно-розовое платье-корсет на салатовых кружевных бретельках с оторочкой из такого же кружева. На плечи наброшен шарф из венецианского муслина.
Вокруг кипит жизнь. Служба убоки специальными граблями "чешет" траву на газоне, флористы, стоя на коленях, высаживают на нетронутых после зимы клумбах цветы, похожие на несвежий салат. Клумбы выглядят угрожающе пустынными. Служба протокола принимающей стороны вместе со службой протокола прибывающей стороны носит бегом по лестнице печатные материалы из припаркованных внизу мерседесов. Охрана обеих сторон знакомится друг с другом (очень трогательное зрелище).
Пока я отвлекаюсь, флористы успевают сообразить, что цветков все-таки явно не хватит, и торопливо перекапывают клумбу, пересаживая цветы еще реже - как будто перепрятывают сокровища.
Я захожу в музей, где на черно-бело-шахматном полу зияют выбоины, старушки-смотрительницы жмутся в углах залов, под картинами, изображающими жизнерадостных колхозниц, вперемежку с натюрмортами. Дядьки в черных костюмах и с рациями заглядывают в розетки - ищут электричество.
Стюарты расставляют столы и постепенно появляется и икра, и фуа-гра, и устрицы.
У дамы, ответственной за стиль, на измученном диетами лице начинает дергаться глаз..

Пятое розовое платье – ветеран движения.
Когда я меряю его перед зеркалом, то даже не могу сама себе поверить, что у меня хватало наглости раньше в таком ходить. Прошлым летом я все-таки его носила – а почему бы и нет – но только на море, где уже никто не удивлялся моим выходкам.
Пятое розовое платье.

……
Лето. Июль. 4 часа дня. Мне жарко, мне хочется пообедать, мне хочется домой.
Я еду домой в троллейбусе (тогда еще ходили троллейбусы) (тогда еще можно было в них ездить) (даже в таких платьях). Уже через пол-города за мной едет какой-то мальчик. Ест глазами мою голую спину, ниже которой сквозь тонкую ткань просвечивает полоска трусов, когда я поворачиваюсь лицом, у него что-то вроде легкого обморока – грудь видна почти вся на ярком солнце.
Он идет за мной до самого дома. Я даже немного удивлена – обычно мужчины знакомятся со мной, когда я в джинсах и в футболке – а в платье – боятся.
Догоняет меня на лестнице. Запыхался. Испуганные глаза. Просит телефон. У меня нет телефона. Я действительно живу на новой квартире, где нет телефона. Я показываю руку с обручальным кольцом. Пугается. Умоляет с ним встретиться.
Я записываю его телефон и ухожу. Он остается на лестнице.

Я позвонила ему, позвонила точно зная зачем. Мама позвала его к телефону, мы договорились о встрече. Помню только бешеный секс, никаких слов о любви - многочасовое безумие. Помню только его дурацкие вопросы в самый неподходящий момент – «это что, оргазм?»…

Шестое розовое платье


Если вернуться в лето, то самое любимое время и место – нудистский пляж и прилегающие территории у самого синего Черного моря.В стране курортный полдень. Я иду по мокрому песку «печатая шаг» - оставляя следы, как полдничная чайка. Я в платье из розовой крупноячеистой сетки, с «рваным» подолом на загорелых бедрах.
Платье трется о меня, как голодная кошка.
На груди (дань приличию) вышивка из блесток, бисера и пайеток всевозможных розовых оттенков. Клочья юбки с крупными бисеринами хлещут меня по ногам. Я знаю, что издалека на берегу моря я похожа на гигантский сладкий Лоли-Попс.
Мне это по душе.
Если идти по пляжу и глазеть по сторонам, то очень здорово наблюдать за жизненным циклом прибывшей на отдых публики. Парочки, нудисткие семьи, мамаши с медузообразным телом и с еще приличным 2(3)(4) мужем (кому как повезло) – который косит на 13- летнюю дочурку, голубые, которые делают друг другу массаж, подростковые компашки, которые фотографируются якобы на фоне природы, но объектив фотоаппарата упорно поворачивается тебе между ног... Муж спрашивает меня по пути следования – что мне особенно приглянулось.
Я обычно отшучиваюсь.
По сути, он знает. Что понравилась мне только одна парочка – парень, который ходит в клешах цвета хаки и они волочатся по воде,когда он проходит мимо – с гитарой за спиной вместо пляжного зонтика; и две его подружки – одна страшненькая,с косичками,а вторая –симпатичная.
И понравилось наблюдать за ними – за этой жизнью птиц – когда он по очереди водит их в кустики, когда они обе с ним целуются взасос прямо на пляже, когда они «необычно» купаются втроем. И когда он все бросает, если мимо прохожу я.

Короли и капуста (седьмое розовое платье)

Это мое любимое платье.
Я придумала и сшила его сама. Оно такое же, как и моя жизнь - от невинного оттенка цветущих фруктовых деревьев до сумашедше- экстази -розового с такими маленькими бульками счастья. Это новая формация в моде: "маленькое розовое платье" - с длинным шлейфом-парео вокруг всей меня.
Оно плещется на мне, когда я иду, развеваясь за спиной, как плащ Супермена.

Только я не Супервумен.
Я слабая.

Певица.

На улице вечер и легкий снежок. Такси подвозит меня под самый вход. Я расплачиваюсь и выхожу.
В холле мне заискивающе улыбается хостесс. Милое и глупое личико. Я молча прохожу на служебный вход, давая понять, что ко мне эта улыбка отношения не имеет.
В зале полумрак. Незаментное отсутствие света. Теплый воздух. Икра и тигровые креветки на столах.
Гости уже потихоньку собираются.
Играет джаз.
В какой-то момент мне почти хорошо. Запах шампанского и коньяка смешивается с запахом Very Irresistble от моих волос, музыка создает настроение. И я вижу ее.
В желтом кругу света на пятачке сцены появляется девушка - маленький воробушек на фоне черных силуэтов музыкантов. Как марионетка в руках кукловодов. Она поет, нежно целуя микрофон, как будто песня и есть ее дыхание. Она существует только в ней.
Тонкое красное шелковое платьице- комбинация и армейские ботики на ногах. Как будто ее наспех раздели перед выходом на сцену. Видно, как она не чувствует этих вещей на себе. Не чувствует ничего, кроме музыки. Расплывшиеся соски расслабленных грудей проступают через шелк ткани.
Она исполняет несколько песен и так же внезапно уходит.
Она проходит мимо меня, тонко соизмеряя движения, как человек, который контролирует свою координацию. Зеркальные глаза смотрят сквозь толпу.
Законченная наркоманка.

Струны снега.

Я стою в библиотеке посольства и сквозь жалюзи смотрю на утреннюю улицу, на бегущие черные фигурки людей на фоне снежной кашки.
Мокрая брусчатка дороги, задворки и служебный вход оперного театра через дорогу, закутанные спешащие люди, грифельные силуэты деревьев, на скорую руку заштрихованных снегом... Ощущение голода,мучившее меня ночью уже прошло и мне опять не хочется есть.
Если добавить хоть немножко фантазии, то достаточно только заменить автомобили на конки и не замечать дорожных знаков и спутниковых тарелок на крышах. И можно подумать, что все это 100 лет назад.
И я все та же горничная - в чужом доме и в неродном городе.
Все тот же римейк.

Ты сидишь рядом – тот, которого я называю на Вы. Я даже мысленно – как будто смотрю на тебя из-за какого-то барьера. Я даже мысленно – всего лишь мечтаю положить тебе ладошки на грудь.
И ничего больше.
Ты сидишь, молча, машина едет, водитель спереди смотрит на темную дорогу, и я вижу твои руки. Как ты правой сжал сильно-сильно свою левую, до белых костяшек, как молчаливый крик. И я…
Я тихонько ложу свою руку сверху. Она протягивается, прохладная, и тут же оказывается проглоченной твоей ладонью.
Это мгновение я буду помнить всегда.
Это выражение счастья у тебя на лице, когда ты откинулся на спинку сиденья – настолько безудержное, которое изменило твое лицо, как вспышка.
И как твои пальцы пробежали быстро по моим – ощупав каждый ноготок и каждую ложбинку, легко прикоснувшись к подушечкам и поглаживая хрупкую руку.
Боже! Меня никто даже так не целовал, как ты это сделал прикосновениями.
… А потом, опомнившись, осторожно держал всю дорогу мою руку в своих больших. Как в теплом домике.
На выходе из машины ты снова подал мне руку, и она нырнула в твою ладонь, как старая знакомая. Ты немного помолчал.
И в последний раз назвал меня на Вы.

Белые трусики с черной каемочкой.

Они на мне – в момент, когда я, расстегнув молнию на юбке из плотного сиреневого шелка, выступаю из нее – сначала левой ногой, а затем – правой.
И остаюсь в телесных чулках, и в розовых туфельках на шпильках.
Парикмахерша косит на туфельки одним глазом, пытаясь при этом не упустить ничего из процедуры моего стриптиза. Потом делает им комплимент. Ах, да, мне самой нравятся эти «Феллини».
Я сажусь на приставной стульчик, и расстегиваю тоненькие, как паутинки, замшевые ремешки, и вытягиваю из туфелек ступни, с проблескивающими через чулок лакированными ноготками.
Потом скатываю чулки.
Потом снимаю трусики.
Они скользнули к полу, не упав, а очутившись у меня в кулаке, грызнув пальцы щетинкой кружева – как неприветливый зверек. Еще одно напоминание мне, что я не люблю трусики с кружевом. Просто почему-то купила вот эти – из за их непорочной белизны, так жестоко оттененной траурной каймой черного.
Глаза у парикмахерши теплеют.
Я готова, и иду к ней.
Ложусь на кушетку, наконец-то рассказывая, какую я хотела бы прическу – на этот раз.
Она сдавленно хихикает, когда я описываю в подробностях, и показываю на себе – где что и как должно получиться, - предвкушая удаление волос вокруг ануса.
Вся процедура, как всегда – доставляет ей неимоверное удовольствие.
Потом, пока я лежу на спине, я успеваю разглядеть всю гамму ощущений на ее лице – от работы над моим телом – ее невольную улыбку, когда она раздвигает мне половые губы, слегка оттягивая их по очереди – не сильнее, чем требуется для процедуры, ее легкие прикосновения, и то, как она, забывшись, прикусывает зубками себе язык, как старательная ученица… Она вся поглощена, если я задаю какой-то вопрос, он повисает в воздухе, требуя от нее дополнительного осознания – как задержка в старых кофейных автоматах. У нее покрасневшие глаза – исполосанные красными нитками сосудиков, и она старательно врет, что это всего лишь коньюктивит. И застениво отводит взгляд.
Глупости, мне совсем не нужны ее тайны. Просто … ее глаза – это то, что я наблюдаю во время почти всей стрижки. То, как она меняются – похотливо-любопытные, то как она, не сдержавшись, задает внезапно очень интимный вопрос. Я в ответ шучу.
Потом…
Под таким же пристальным взглядом я одеваюсь. Трусики, щекоча гладкую промежность, приникают к ней в прохладном поцелуе. После всех этих прикосновений, мне так и хочется – остаться только в них.
Не совсем голой, и не совсем одетой.
Не совсем скромной, и не такой уж развратной.
Просто собой.
Гладенькой, как щека, и свежей. С затейливой розочкой из волос на лобке.
Но я одеваюсь, и ухожу.
Она выходит вместе со мной, и провожает меня до кассы.

Черные трусики-танга.

-«Ну, что ты решила?». Он сидит напротив, не отрывая от меня взгляда.
-«Я люблю его».
-«Это не довод, это эмоции. Ты скажи мне, что ты решила?»
-«Я не могу быть с ним, и он не может быть со мной. Но я его люблю. И ничего не могу с этим поделать…»
-«Не уходи от ответа. ЧТО ТЫ РЕШИЛА?»
-«У меня нет решения. Я вообще всегда мечтала быть просто Женщиной, и уметь признать решение Мужчины…», - я замолкаю, ковыряя десертной вилочкой «наполеон».
-«Ты ведь знаешь, что так не бывает…Почти не бывает…»
Вместо ответа я понуро киваю.
-«Так значит, решения у тебя нет»
Я молчу.
-«Ты сейчас такая же, как в нашу первую встречу. Ты очень красивая, когда грустишь».
Я грустно улыбаюсь, подняв глаза, и разглядываю его выражение лица, его внимательный взгляд. Глаза у него очень темные, но не карие, а какие-то серые, почти графитовые.
-«Я тоже почему-то подумала сейчас именно о нашей первой встрече».
-«Почему?»
-«Сложно сказать… не словами…»
Он перебирается на мой диванчик и прижимает меня к себе – осторожно, как что-то хрупкое, и доставшееся незаслуженно. Я сижу замерев, как птенчик, под его рукой, уткнувшись лицом ему в рубашку на груди, и чувствую, как он дышит моим запахом, где-то у меня в волосах, и потом начинает тихонько их целовать…
-«Я старше тебя, слишком намного»
-«Ерунду говоришь. Ты такая, какой мне не хватало. Я не умею находить общий язык с ровесницами».
Его рука нежно путешествует у меня по коже, едва касаясь подушечками пальцев – к овалу лица, потом по полоске шеи у кромки волос – от виска к затылку, потом, прижав слегка кистью руки мое вздрагивающее от ласк плечо, он проводит по лицу – сильнее, требовательнее, притягивая меня к себе, - и останавливается – в миллиметре от приоткрытых губ, ловя дыхание.
Я отстраняюсь.
Он смотрит на меня внимательно, изучающее, - своими графитовыми глазами.
-«Ты так реагируешь на такие простые ласки. Что же с тобой делается, когда начинается все остальное?… Тебе не хватает нежности…»
-«Да, не хватает», - соглашаюсь я. «Мне нужно идти, извини..» Я стесняюсь его, хоть он мне и нравится, и совершенно не знаю как себя с ним вести. Он знает, что я люблю другого, безнадежно сильно.
-«Я тебя проведу, посажу на такси».
Мы выходим из кафе и идем через площадь, и потом вдоль улицы, ища повод еще не расстаться какие-то несколько минут. Как будто эта невинная сценка в кафе сблизила нас.
Он разглядывает меня, мое тело – в тонком, струящемся шоколадного цвета платье, с глубоким вырезом на спине. Я покачиваю маленькой сумочкой, и теперь точно вижу – какие у него глаза.
В них я.
В них моя улыбка.
И что-то еще.
Первые капли дождя, крупные, и теплые, - шлепаются прямо мне на грудь, и почти сразу же дождь припускает взрывной волной. Я махаю рукой проезжающим мимо машинам, пытаясь что-то остановить побыстрее, но он мешает мне.
-«Ты промокнешь! Пойдем под дерево!» - и тянет меня за руку в парк, под клен. Люди с лавочек разбегаются, прикрывая головы руками, тротуар пустеет. Мы стоим под деревом, друг напротив друга, слишком близко.
Слишком.
Слишком.
Уже очень близко…
Он снимает с меня очки, якобы дурачась, и наклоняется к моему лицу, осторожно целуя нижнюю губу, а потом – так же осторожно - верхнюю. И только потом приникает ко рту долгим поцелуем, нежным, первым, легким как приветствие, и потом, распробовав, пробирается языком ко мне в рот.
Я вздыхаю, и слышу как с дыханием не могу удержать легкий стон.
Он отрывается от меня на минуту, весь в каплях дождя, изучающее смотрит мгновение в глаза, и запускает мне руки в волосы.
-«Какая грива!», - и шевелит моими волосами, опять вдыхая их запах. А потом сильнее прижимает меня к себе, завладев моим ртом.
Его руки бегут по мне – по соскам груди, торчащим кнопками сквозь тонкий намокший шелк, к талии, и замирают там, остановленные вырезом платья… Так сладко…Дождь льет нам на головы, абсолютно вымочив ему рубашку, но я укрыта от непогоды в его объятиях, в его поцелуях, в его руках. И тут… Я чувствую, как сзади его рука ныряет мне в вырез, и нахально отогнув резинку трусиков, добирается до копчика, лаская ложбинку между ягодицами, и потом сильно прижимает меня, к его паху, в ритм с глубокими поцелуями, заставляя почувствовать вздрагивающий бугор члена.
-«А так? Тебе нравится?»
Я не в силах отвечать…
Телефон просто разрывается. Это секретарша.
Напоминает ему о том, что через 10 минут у него назначена встреча в офисе. Он уже другой. Официальный тон.
…Господи… У меня кружится голова…
Мы в трех шагах от Кабмина. Мимо, по дороге, поднимая фонтаны воды, проезжают тачки – одна круче другой, - с персональными номерными знаками или дипломатическими флажками. Он усаживает меня в такси и мы скомканно прощаемся.
Но он звонит.
Через несколько дней, хоть я и просила не звонить, пока я в отпуске.
Он всерьез меня добивается.

Белые трусики.

Я разговариваю с приятелем по телефону. Мы болтаем, как всегда, ни о чем – когда он внезапно сообщает: «Я мечтаю увидеть тебя обнаженной… Погладить твою кожу… Купать тебя…» и разговор становится гораздо интереснее))). Мне уже давно пора идти- спускаться в подземный переход, но я не хочу прерывать на полуслове такую интересную новость.
Я усаживаюсь на бетонный парапет – прямо на улице, и закинув ногу на ногу – начинаю выспрашивать подробности.
Всякие мечты тем и хороши, что имеют массу подробностей.
И тут я замечаю, что меня в упор разглядывает какой-то тип. Красавчик с бицепсами. Загар. Легкая небритость. Очень стильно одет.
Он мнется в поле зрения – наверное, ждет кого-то.
Я отворачиваюсь от него - мало ли кто кого ждет? Разговариваю еще минут десять- пятнадцать… увы, запас фантазии у приятеля исчерпался, и он начинает рассказывать – какие книжки сейчас читает. В какой-то момент, отбрасывая прядь волос на спину, я, полу-обернувшись, обнаруживаю этого типа сидящим рядом со мной – у меня за спиной.
Он подслушивает мой разговор!!!
Я прощаюсь с приятелем и встаю.
Он тоже.
Идет рядом.
-Вы долго разговаривали.
-Да.
-Я могу Вас провести?
-Почему нет?
Он идет рядом.
-Вы так смотрите на меня…
-Знакомое лицо…
-Знакомое?
В действительности- я начинаю его узнавать. Я никогда не помню лиц моих любовников. Это странный и приятный парадокс- иметь возможность не запомнить лица. Зато я в подробностях и деталях могу описать – как выглядит его член.
-Забавная встреча – через 10 лет? (Он как будто читает мои мысли). Мы сворачиваем в соседний сквер. Я сажусь на лавочку и ловлю себя на мысли, что мне совершенно не интересна его судьба…
Он седлает лавку – полностью повернувшись ко мне:
-Ты не изменилась. Только стала лучше. Твоя одежда – такая странная… необычное сочетание цвета. Очень красивые туфельки.
Я смеюсь и что-то отвечаю. Он откровенно разглядывает меня.
Мне неловко. Я старше его – на 10 лет. Потом он протягивает руку, и трогает мои волосы. Его пальцы пробираются мне в гриву, и нежно массируют затылок, а потом наматывают волосы на кулак и притягивают мое лицо к его губам. Он смотрит на меня во все глаза.
Я чувствую, как его пальцы продолжают массаж, пропуская пряди сквозь пальцы. Другая рука начинает массировать спину – сквозь вырез платья,- требовательно, умело, изучающе. Я отклоняюсь от него.
-Ты вспомнила меня?
-Да.
-Что ты помнишь?
-Ты был такой…делал все, что я тебе говорила.
-Я ничего не умел. Ты была моя первая женщина. От перевозбуждения я даже не мог кончить.
Его руки перебираются теперь мне на грудь, и гладят ее сквозь платье.
-У тебя шикарная грудь. И соски уже твердеют. Вот. Они уже твердые. Дай, я посмотрю. Он немедленно разворачивает меня к себе, как куклу, и приникает к ним лицом, доставая из глубокого выреза мои груди. Наклоняется к ним, и …нет, еще не целует – просто дует на сжавшиеся коричневые соски.
-Эй, не порви мне платье!
Он тут же отпускает меня. (Ха, он по-прежнему слушается)))
-Твоя грудь загорелая. Загораешь топлесс? Куда ты ездила?
-Под Одессу.
-У тебя по-прежнему шикарная фигура, и спина. Тогда, когда мы познакомились, у тебя тоже был сарафан с открытой спиной. Такой…(я молча слушаю)…Я помню все твои платья. Тебе очень идет красный цвет. Он гладит мою ногу, по направлению к красной туфельке. Мне хочется забросить ее на лавку и нажать ею ему ширинку – как педаль газа- до упора. Вместо этого я беру его там рукой.
Он не ожидал такой наглости.
Но у него стоит.
Хорошо стоит.
Я легонько вращаю ладошкой, тру член, сквозь ткань, и слышу, как тот животно вздрагивает – навстречу моей руке.
Приятно.
-Ты не женился?
-Нет подходящей девушки.
-Ну да? Чего же не ищешь?
-А зачем? Сама найдется. Они сами пристают. (Самоуверенный и томный бонвиан. Его член у меня в руках. Стоит только легонько сжать ладонь- и острые ногти впиваются в него – даже через джинсы. Он тащится.)
Я отпускаю его член, и глажу ему грудь, изредка «запуская коготки». Одуренная фигура, каменные мышцы, золотистые волоски на загорелой коже. Классный.
Он задает миллион вопросов, выпрашивая ответы по многу раз: «У тебя есть ребенок? Да? Сколько ему лет? Девочка? Она занимается спортом? А ты? Она похожа на тебя? У тебя есть бизнес? Чем ты занимаешься? Водишь машину? Все тот же муж? А твоя подружка? Все та же, или уже другая?»
-Зачем тебе все это? Разве так важно?
-Для меня – важно. Ты моя первая женщина. Я никогда не смогу тебя забыть. Ты помнишь, как ты показывала мне себя?
-Н-нет.
-Ты приподнимала платье, и показывала мне себя – прямо на улице. У тебя было красное платье.
Он наклоняется ко мне. Очень близко к моему лицу. Страстно шепчет, теребя мне соски: «Я уже был в тебе, не отодвигайся. Я уже был в тебе. Ты моя первая девочка. Первая кисочка. Первая. Такая сладкая. Покажи свои трусики»,- и немедленно задирает мне юбку,- «Беленькие». Его рука массирует мне клитор, сквозь тонкую ткань, и я чувствую, как тот начинает отзываться.
-У тебя есть поклонники?
-Смотря что ты имеешь в виду. Это просто ухажеры.
-А всерьез у тебя был кто-то?
-Да. Был.
-Ты долго разговаривала по телефону. (Неужели он ревнует?) И тут я рывком вспоминаю. Как будто переношусь в другое измерение. Как я лежала на кровати у подруги, и болтала с ним по телефону, трогая себя, и описывая – что я чувствую. Моя рука путешествует у меня по коже, я слизываю сок, который остается у меня на пальцах, прижав телефонную трубку к губам, подруга, сидящая напротив не выдерживает, и приникает к ним поцелуем, мой стон, когда пальцы разжимаются, и телефонная трубка катится по постели. Я смеюсь в ответ на его просьбы продолжать. Я просто издеваюсь. Все в моей власти – продолжать или нет. Взрослая и наглая сучка, которая просто пудрит мозги маленькому мальчику. Подруга лижет мне между ножек, и я, изгибаясь дугой, ору в телефон разные непристойности.
-Я видел тебя в городе, лет пять назад, но не решился подойти. Ты была с каким-т мужчиной. Скажи, тебе хоть что-то запомнилось? Я был такой неумелый…
Я смеюсь, сжимая ноги, и убирая его руку.
-Ты хорошо лизал.
-Я это совершенно тогда не умел. Не то что теперь. - Я пожимаю плечом. (Малыш, ты меня этим не заманишь)))
У меня звонит телефон. Пора идти. Я не даю себя поцеловать, и вообще стараюсь не сообщить ему ничего такого, что помогло бы меня «вычислить».
И ухожу.
На следующий день, за чашкой кофе, наконец-то вспоминаю его имя.

Без трусиков.

Я выхожу из холодной воды. Можно сказать – выбегаю. Моя тень бежит впереди меня, и когда я бросаюсь ничком на разжаренный песок, успевает нырнуть мне под живот.
Какое-то время лежу не двигаясь, наслаждаясь теплом, которое борется с холодом за каждый участок моей кожи.
Иголки жара атакуют. Иголки холода - отступают, затем обращаются в бегство…
Я приподнимаюсь на локтях и смотрю на зажатую ладошку. В ней кто-то скребется. Раскрываю, и оттуда выпрыгивает на песок маленькая креветка. Она качается по нему, собирая на себя, а мой глаз- закрыв над ней все небо- пристально следит каково ей сейчас…
По барханам песка прибежал муравей. Истерически бегает вокруг - наверное ему тоже жжет лапки…
Я переворачиваюсь, и сажусь.
На живот и грудь налипли песчинки. Я счищаю их ладошками, и на их месте остаются следы – как будто кто-то прошелся перфоратором.
Анестезия холода еще не исчезла, и я кайфую на ярком солнце. Одним движением развязываю узел волос, и они рассыпаются по спине горячим дождем.
Наклоняюсь к креветке, беру ее в руку, и несу в родной дом.
Я иду по пляжу, усеянная песком, как переносчик «морской болезни» и моя тень преданно плетется за спиной.

Салатовые трусики.

Я сижу, в теплой воде, слегка откинувшись на спину, запрокинув голову, и затылком касаясь влажного кафеля, и чувствую себя невесомой. Глаза полузакрыты, и свет от бра над зеркалом, сквозь дрожащие ресницы рассеивается цветными узорами.
Если пошевелить рукой, или ногой – пена прибоем торкнется груди, оставив на ней мыльные поцелуи, и сомкнется снова в одно большое горячее …
Коленки торчат из нее островками – слегка раздвинутые, расслабленные. Внизу, под водой, где-то у бедра, бьется в кожу теплая струя – из раструба душа.
Я наконец согрелась.
Наверное, я и не мерзла. Просто устала. Куклы устают, когда с ними долго играют – разве вы этого не знали?
Как и цветы, я нуждаюсь в воде. Я провожу ладонью по ноге, под водой, под одеялом из пены, под сияющим потолком с подсветкой, под звездами, глядящими на меня сверху – сквозь крышу моего дома – я согрелась. Нога гладкая, и стройная, и пальцам так уютно и привычно бежать по ней, и ноге так приятно. Она приоткрывается, и я трогаю себя, ласкаю нежные губки, парящие в воде как цветок, провожу пальцем по тонкой полоске волос, спускаюсь себе в лоно….
Мне сладко.
Я испытываю легкое нетерпение, когда бугорок клитора начинает отвечать на ласки, и убираю руку. Смотрю на сиреневую стену напротив, на запотевший кафель, на скомканные салатовые трусики с влажным пятнышком на промежности, валяющиеся на корзине для белья, ...на свои сжавшиеся соски, покрытые невесомой пеной. И возвращаю руку.
Желание накатывает волнами, вторя прикосновениям, и я оттягивая удовольствие, мучаю себя, не меняя расслабленной позы, но мне не хватает остроты… Я прижимаю к паху душ, и чувствую как струи секут меня, доставляя немилосердное наслаждение, как в такт с горячими и острыми укусами воды мой клитор стонет, стонет, взрывается легкими вздохами, трепещет… А я расслабленно лежу, запрокинув голову и затылком касаясь влажного кафеля, и чувствую себя невесомой, и глаза полузакрыты, и свет от бра … И все как будто зациклилось, вращаясь в этом мире..
И я чувствую, как приходит мой, большой оргазм, когда все внутри сжимается, удерживая секунды во мне, и не давая наслаждению вырваться, а потом сосет, и жадно пьет эту воду, все вытекающую и вытекающую из душа, уже не поддерживаемого безвольно откинутой рукой…

Разговор в письмах

...он написал мне, и я ответила, словами он описывал себя, и меня. Это ничего не значило, и в то же время было так любопытно. Он рассматривал мои фото и писал, очень много писал. Я не хотела его увидеть - даже на фото...Инстинктивно я не хотела продолжать, хотя возможно зря...

-Есть дверь, к которой огромная связка ключей. Не вставив ключ в замочную скважину, невозможно определить подходит он или нет.
-Существуют еще отмычки
- Когда ведешь пальцем по спине от шеи вниз, по разному прикасаешься и смотришь на реакцию. Для меня одного раза достаточно, чтобы понять, как нужно себя дальше вести. В разговоре чуть сложнее, потому что одного раза недостаточно. ))) Ты мне очень симпатична и интересна.
Я едва касаясь провожу язычком по твоей спине от поясницы до лопаток, дышу на шею и целую мочку уха. Ловлю каждое твое движение и с любовью наблюдаю за дрожанием твоих ягодиц. Нежность рождает любовь, а любовь - страсть. Целую тебя в шею.
От тебя веет теплом и нежностью, твоя улыбка восторгает, а губы зовут. Молчание успокаивает, а фразы, написанные твоей рукой, перечитываешь вновь и вновь. Ты напоминаешь мне цветок, который красив и днем и ночью. Он распустился и наполняет воздух неповторимым ароматом. )))
Но ты все молчишь…
-Мое молчание - лишь поза
Уста для поцелуя отворила роза.
-Я переворачиваю тебя на спину и, едва касаясь кончиками пальцев твоей волшебной кожи, дотрагиваюсь до живота и твои глаза приоткрываются в смятении, но я останавливаю движение своей руки напротив груди и мои губы с нежностью пушинки обнимают твой сосочек и ты опять закрываешь глаза.
-Как это ужасно - так мучить девушку! Я изгибаюсь, обхватываю своими длиннючими ногами твою шею и притягиваю твою голову к себе - пока не вылижешь все там как следует!
… и потом я долго не отвечала.
Он написал мне, на прощанье:
- И она, разбив бокал об пол, закуталась в красный платок и улетела, как птица. Последний взмах крыла оставил на оранжевом небе черную полосу, которая еще долго напоминала об этом полете. Грусть расставания закаляет сердце, но не наполняет теплом душу. Ты пришла из воздуха и ушла в никуда.

Хлопчатобумажные стринги

Иногда что-то меня толкает на странные поступки. Неестественные для нормальных женщин. Бредовые.
Я сижу на бортике бассейна с ярко-бирюзовой водой, и шевелю ногами, как будто дирижирую невидимым оркестром. Я знаю, что это всего лишь обман зрения, и это просто эффект от солнечного дня, и яркой плитки, но… так приятно верить – что это синяя вода.
Синяя, успокаивающе- ясная вода.
Мне легко, хоть я и – самое «дикое» явление здесь. В бассейне немного народу – пятеро мужчин дурачатся друг с другом.
Просто у меня нет купальника.
Я сижу, поэтому – в хлопковых белых трусиках и в майке на бретелях, и шевелю ногами воду, такую манящую в жаркий день.
Наконец-то я решаюсь, и спрыгиваю вниз. Пшшшшш…Вода в ушах звенит какими-то странными шумами, дна нет, руки, отталкиваясь от воды, протекающей сквозь пальцы, по коже - помогают мне вынырнуть.
Мотаю головой – волосы все мокрые – не стоило и трудиться- заматывать их в узел на макушке.
И я плыву. Медленно, еле двигаясь, чувствуя струящуюся вдоль тела воду,- через весь бассейн, к противоположной стенке. Я плаваю, без остановки, не замечая- сколько раз я уже пересекла бассейн – просто не замечая ничего вокруг от этого наслаждения …
Чтоб отдохнуть выбираюсь на бортик. Один из мужчин подплывает ко мне. Он висит в воде, напротив – не имея возможности стать на дно, и пытается заговорить. Но не может.
Мои полураздвинутые ноги показывают ему тонкие белоснежные трусики, со стрелкой волос на бритом лобке, направляющей- куда нужно смотреть. И он смотрит, изредка отрываясь на мокрый торс и синие кружочки сосков сквозь липнущую ткань.
Чтобы сохранить равновесие, он придвигается ближе, и я невольно приоткрываю ноги, а потом ловлю себя на этом движении, и секунду-другую думаю – а сдвигать ли?
Мы разговариваем.
О том- как я выгляжу.
У него эрекция. Член поднялся, и в прозрачной воде видна головка, выглядывающая из плавок. Я с любопытством ее разглядываю, шевеля пальчиками ноги воду. Хочется протянуть ножку и потрогать. Он перехватывает мой взгляд.
Вместо этого я отодвигаюсь дальше на парапет бортика, и раскрыв ноги, - так что видна вся промежность – рывком встаю.
И ухожу.
Он долго меня ищет на турбазе.
Расспрашивает девчонок.
Долго и назойливо.
Не интересно.

Я выхожу из душа, и вижу тебя, лежащего на постели, в ожидании- с приоткрытым одеялом и меня охватывает волна настолько яростного желания – до темноты в глазах…Ты пытаешься еще только прикоснуться ко мне, когда я – уже оседлала тебя, и моя рука требовательно сжала в кольцо твой член, макнув его головкой между моих влажных губ, и приставив к тугому коричневому колечку попы. Слегка надавила- ты еще не веришь своим глазам, твои руки просто держат меня за бедра, и взгляд такой… слегка непонимающий. Доли секунды…Я еще тугая, снова провожу головкой члена себе между губок, чувствую как он раздвигает края, ноги дрожат, он мокрый, снова к попе, надавила, вильнула бедрами навстречу, слегка, а потом сильно, яростно, забирая тебя в себя. Крик вырвался, голодный, жаждущий, смешавшийся с твоим стоном. И я насаживаюсь на тебя, в бешеном темпе, прижав ладони к твоему лицу, но не видя тебя – только желание, одно только желание. Ты…ты…
…потом сижу на краешке ванной, одна, пока ты снова вымытый ждешь меня в комнате, в оцепенении, опустошенная, ощущая как шипы боли прячутся мне под кожу, уползая в глубину. Такая вот расплата для русалочки. Каждое твое нежное прикосновение теперь будет причинять боль.
…и иду. К тебе. Ложусь рядом, твоя рука нежно отбрасывает с моего лица прядь волос, лучезарные глаза долго смотрят в мои, черные, губы приближаются, ищут мои, смыкаются с ними в общем дыхании, ты прикасаешься так осторожно, так трепетно, так хрупко, и входишь в меня, прижавшись, и по щекам бежит что-то мокрое. Как будто все черное во мне рассыпается в пепел, с этими слезинками.
И я падаю падаю падаю в невесомости. К тебе тебе тебе.
Чтобы испытать счастье, которое через несколько часов обернется болью, когда мы расстанемся так надолго…

Это просто мечта. Мечта, так похожая на реальность. Или реальность, ставшая мечтой. Не знаю. Не ведаю. За несколько дней до нашего расставания- до того расставания, которое положило начало встречам и расставаниям- я обрезала себе косы, у старухи- парикмахерши с лицом, как у жабы, и они остались – там, в парикмахерской. И я так сильно плакала тогда. Чувствовала, наверное….