Я не волшебник, я только учусь..

Неплохо написано! Молодец!

ПЕСОЧНЫЕ ЧАСЫ

Посвящается Елене Кирпенко.

Вы когда-нибудь слышали о «Шепчущих часах» Леди в белом? Их стенки сделаны из вечно движущегося песка, а внутри них пересыпаются мгновения. Говорят, что если быть терпеливым и хорошо прислушаться, то в шорохе и скрежете серебряных капель о песчаные стенки часов, можно услышать как…

Как зелёные волны преданно лижут лапы нефритовых львов…
Как в холодном утреннем воздухе разливаются гулкие удары серебряного молота…
Как колючие пальцы ветра стучат в запертые двери дождя…
Как янтарный зверь ревёт в ониксовом сердце горна…
Как пепел шепчет белой королеве призрачные тайны прошлого…
Как на белую фату зимы сыплются рубиновые капли…
Как шипит изумрудное жало клинка, навсегда покидающего ножны…
Как хрустят осколки пустоты под бронзовыми сандалиями забытых героев…
Как в глубине бесконечно медленно бьётся лазуритовое сердце океана…
Как заботливая рука бриза перелистывает чистые страницы песчаной книги…
Как резкий вздох разрывает чёрный атлас июльской ночи…
Как красный металл стонет в солёных объятиях чаши из огненного опала…
Как в медовых лучах осеннего заката кружится яшмовый рой…
Как песни речных дев наполняют алебастровые чаши утреннего тумана…
Как белое пламя танцует на вершине стеклянной башни…
Как скрипят стальные кости моста под невесомыми шагами веков…
Как смеётся фарфоровое эхо в лиловых коридорах нарисованного замка…
Как щёлкает механическое сердце спящего медного воина…
Как в дрожащих ладонях реки плещутся жёлтые воды фонаря…
Как ветер разносит золотое дыхание засыпающего леса…
Как трескается мраморное яйцо, согретое огненным дыханием полудня…
Как рыжие перья вечной птицы вздрагивают, разбрасывая искры…
Как короткое слово рушит замки из бумажных облаков…
Как сквозь застывшие пальцы четырёх каменных принцев журчат мгновения…
Как багровый прилив бьётся о борта длинных кораблей из слоновой кости…
Как ядовитая капля луны скользит ко дну шерлового кубка…
Как песчаные губы ветра пустыни целуют руку мраморной госпожи…
Как на колпаке пиритового шута звенят деревянные колокольчики…
Как безымянная вещь кричит среди звёзд рождающейся ночи…
Как хрипят масляные мысли последнего железного дракона…
Как лопается хрустальный шар тишины от легчайшего прикосновения…
Как сновидения скребутся о терракотовые чешуйки век перворожденного…
Как сквозь огненную мантию октябрьского леса несутся гончие серебряного графа…
Как в дымных лучах рассвета шуршат картонные крылья зелёных ангелов…
Как среди костей навсегда покинутого замка стонут одиннадцать труб бури…
Как крылатые тигры из ледяных искр снега рычат на белых вершинах края мира…
Как с металлическим скрежетом качаются чаши весов в свинцовых пальцах судьбы…
Как над турмалиновыми облаками поднимается и падает песня звёздной сирены…
Как мягкие лапы кошки осторожно ступают по пыльным ступенькам золотой пирамиды…
Как под грозовым бархатом весеннего неба распускаются сапфировые лилии королевских фонтанов…
Как ветер бьётся в парусах кораблей растворяющихся в закатах старого света…
Как чугунные клыки машины разрывают бирюзовую мантию земли…
Как на скрипке травы, утопающей в хрустальной росе, играет луч утренней звезды…
Как скрипит синее перо, сплетая на бумаге чернильный узор ушедших чувств…
Как нетерпеливые пальцы дождя барабанят в тряпичное небо зонта…
Как пустые обещания слетают с губ, скрытых за маской из черненого золота ночи…
Как в пасмурном сердце бури неистово кружатся рыжие ноты осени…
Как яростно хлопают двери небес, выпуская неразумных детей солнца…
Как осколки мрамора танцуют в пыли, повинуясь раскатам песни алой звезды…
Как в вышине стонут аметистовые молнии связанные медными нитями…
Как в малахитовом костре ожидания потрескивают вишнёвые ветви мечты…
Как струны гиацинтовой арфы перебирают осторожные пальцы призрачной надежды…
Как тяжелое дыхание зимы рисует пейзажи на тёмной бумаге спящих окон…
Как с уставших небес, кружась, падает шёлковый платок летнего вечера…
Как лодка звёздного странника рассекает молочные волны великой реки…
Как сквозь запертые ставни Дома Тишины струится цитриновый свет…
Как шипят капли воска догоревших звёзд, растворяясь в рассветном море…
Как бой каменных барабанов сотрясает изумрудную гриву леса дождей…
Как свистит падающая звезда, разрезая стеклянные ленты вечерних облаков…
Как низкие голоса рогов зимы зовут за собой воинов изо льда и дыма…
Как в александритовых ретортах седовласого алхимика ворчит кипящее олово …
Как на серебряных решетках ноябрьской паутины дрожат жемчужины прощания…
Как в пустынном коридоре под взглядом электрических светлячков разносится настойчивый стук…
Как короткая янтарная стрела вонзается в рубиновое сердце мишени…
Как на рассвете ветер перебирает изогнутые струны каменных улиц…
Как на лестнице из снежинок и песка шуршит леопардовая мантия Вечности…
Как ониксовые когти длинных гудков разрывают красный шёлк…
Как за зубчатыми стенами дней и ночей осыпаются туманные цветы миндаля…
Как по лунным булыжникам катится жадеитовая корона теней...
Как сквозь кованую крышку сундука шепчут медные губы золотых королей…
Как монотонно стучит по облакам трость ночного обходчика…
Как с вершин девяти холмов хор одиночек поёт колыбельную сиреневым лунам…
Как трепещущие ладони факелов тянутся к драгоценным горошинам звёзд…
Как по пыльным щекам окна медленно бегут солёные капли…
Как ледяное зеркало горного озера трещит от прикосновений раскалённых игл весенних лучей…
Как плавно кружась, опускаются лепестки жёлтой розы на снежный ковёр дикого сада…
Как металлические кружева колоколов зовут две части одного целого…
Как залпы органа раскатываются за дрожащими разноцветными витражами…
Как скрепят бронзовые шестерёнки, вращающие пурпурный купол старого мира…
Как за разноцветными вуалями улыбаются девять молчаливых Леди…
Как прохладные пальцы ночного ветра играют на лиловой флейте сумерек…
Как сквозь грубую кожу перчатки с легчайшим шорохом просыпаются бордовые лепестки…
Как звенят зазубренные осколки льда, падая в металлическую миску…
Как гулко падают на булыжники мостовой шерловые маски полночного карнавала…
Как в персиковом рубеллите майского утра звонко порхают кинжалы небесных лордов…
Как среди изумрудных шипов розовго сада бьются крылья янтарных бабочек…
Как в жемчужной раковине шумит пульс гиацинтового прибоя…
Как под тонкими пальцами сапфировых княжон мурлычет мраморная пантера…
Как бьют часы на турмалиновых башнях восточной стены облачной цитадели…
Как за алыми портьерами рассвета воркует белая голубка…
Как звенят бриллиантовые кубики льда в широкой пиале малахитовой запруды…
Как из глубин неба голубое пламя зовёт своих разделённых столетиями детей…
Как скрипят покрытые инеем фонари холодных звёзд, покачиваясь на лунном ветру…
Как скребётся перстень маленькой Леди, вырезающий тайное имя на тёмно-красном камне стены…
Как тигр из росы и тумана крадётся среди стальных клинков высокой травы…
Как сквозь перламутровую пелену вечности летят мелодии разбуженных снов…
Как на скрипучем бархатном паркете тёмного неба вращается медная монета луны…
Как с облегчением вздыхают раскалённые улицы золотого города, медленно погружаясь в длинные фиалковые тени заката…
Как под высокими каблучками хрустят осколки карминового сердца поэта…

Говорят, что иногда можно услышать исцеляющий голос самой Леди, нужно только слушать внимательно и быть терпеливым.

P.S. Леди в белом фигурирует в ещё не опубликованных миниатюрах, поэтому, для внесения ясности, скажу, что Леди в белом - это Время.

ЛЕДИ В БЕЛОМ.

УТРО. БЕСКОНЕЧНО ДЛИННЫЙ коридор госпиталя, заполненный нестерпимо белым светом. Догадаться о том, что сейчас именно начало дня, можно только по часам, свисающим с потолка, потому что окон в коридоре нет совсем. Чего в нём с избытком, так это дверей. Через каждые несколько метров – аккуратный прямоугольник из светлого дерева. Справа от них, на уровне груди, прикреплены стеклянные карманы для планшетов. Некоторые из них пусты, многие - нет.

Недовольное гудение ламп разбавляет только мерный стук каблучков по гладкому зеркалу пола. И стоит этому звуку послышаться в дальнем конце коридора или за ближайшим углом, как пациенты тут же перестают ворчать, а сёстры почтительно опускают глаза. Хозяйку этих каблучков бесконечно уважают и слегка побаиваются, потому что она - Domina Medicus. Госпожа доктор. Леди в белом.

Что ж, вот и она. Как всегда оправдывает своё имя. Сегодня на ней белоснежный халат до колен, облегающий, но в то же время совершенно не стесняющий движений, благодаря множеству потайных разрезов. Красивые полные губы и слегка курносый нос скрывает широкая маска из плотной материи, так что видными остаются только глаза: огромные, глубокие, цвета грозового октябрьского неба. Густые каштановые волосы зачёсаны назад и аккуратно убраны под небольшую круглую шапочку, открывая высокий мраморно-бледный лоб.

В дальнем конце коридора, у одной из неисчислимых дверей, стоит медсестра и быстрыми отрывистыми движениями заполняет карточку на планшете. Ровные буквы и цифры выстраиваются рядами, разбавляя узкие молочные линии строчек сиреневым узором. Леди
направилась к ней.

- Госпожа доктор, - медсестра оторвалась от планшета и кивнула в знак приветствия.

- Кто у нас здесь?

- Мужчина. Только что доставили. Множественные осколочные, глубокое проникновение, - медсестра несколько смущённо протянула небольшой планшет с историей болезни. Она, так и не сумела привыкнуть к близкому присутствию доктора, хотя работает уже довольно давно, по здешним меркам. «Спокойствие, доведённое до предопределённости», пожалуй, именно так медсестра описала бы ауру, излучаемую Леди, если бы кто-нибудь задал ей подобный вопрос. Но задавать было некому: остальные сёстры чувствовали примерно то же самое, а пациентам, как всегда, не до этого.

- Молодой, - то ли вопрос, то ли утверждение, голос доктора звучит отчётливо, но без эмоций.

Так и не решив, что же это было, медсестра сочла самым благоразумным молча кивнуть.

- Молодые всегда самые сложные, - опять та же неопределённая интонация.

- Да, - поспешила согласиться сестра. - Но ведь и поправляются они быстрее всего, - быстро добавила она.

- Это так, - Леди задумчиво кивнула несколько раз. - Готовьте седьмую кардио-операционную восточного блока, сестра.

Не дожидаясь ответа, Леди зашагала дальше по коридору.



ДЕНЬ. ПРОСТОРНАЯ ОПЕРАЦИОННАЯ. Если вам показалось, что в коридоре слишком светло, то вы быстро осознаете свою ошибку, хотя бы мельком заглянув сюда. По сравнению с этой комнатой в коридоре приятный полумрак. Стены, пол и потолок выложены идеально квадратными плитками кафеля. В центре большой прямоугольный стол с множеством приспособлений и трубочек, укрытых в его высоком основании. Рядом с большим – железный столик поменьше. На его поблёскивающей холодной поверхности аккуратными рядами разложены инструменты самых причудливых форм и таких же назначений. Возле этих двух столов стоит Леди и что-то говорит лежащему юноше...

- Сначала удалим самые маленькие осколки – reminiscentia. В этом нам поможет вот этот пинцет, - Леди взяла со столика инструмент с причудливо изогнутыми концами и показала его юноше.

- Может, существует какой-нибудь другой способ? - голос наполнен слабой надеждой.

- Нет, - доктор покачала головой. - Не волнуйся и постарайся расслабиться, этим ты облегчишь мне работу, - закончила она короткий инструктаж. - Ты готов?

- Нет, - раздраженно бросил юноша.

- Тогда начинаем.
При первом прикосновении холодной хирургической стали, его кулаки сжались, сминая белоснежную простынь. Комнату заполнил треск рвущейся ткани и душный металлический запах...

Сознание вернулось резко, как вспышка маяка вдали. Что-то очень холодное гладило его грудь. Потребовалось несколько минут, прежде чем он понял, что это «что-то» - пальцы доктора.

- Действует лучше нашатыря, правда? – Леди убрала ладонь с его груди и потянулась к столику, чтобы положить пинцет. - Рада, что ты снова с нами.
Юноша пробормотал ответ, но доктор не обратила на это ни малейшего внимания.

- Теперь займёмся теми, что побольше. Они называются – usus, - доктор взяла с подноса небольшие щипчики. – Тебе интересно?

- Очень, - процедил пациент сквозь зубы.

- Что ж, приступим. И начнём, пожалуй, вот с этого…

Последнее, что он запомнил, было то, как щипцы ухватили и заставили шевелиться что-то невероятно острое, а затем мелодичный голос Леди и залитый светом потолок операционной растворились в багровом тумане...

На этот раз он приходил в сознание гораздо медленнее. Кусочки пространственной мозаики всплывали один за другим, постепенно складываясь в очертания знакомой комнаты.

- Готово, - с металлическим звоном Леди положила щипцы обратно на столик. Она полностью отвернулась к инструментам, и операционная наполнилась щёлканьем и царапаньем стали о сталь.

- Мы почти закончили, - начала она, не поворачиваясь. - Осталось удалить всего один осколок, но самый большой – studium, - пояснила Леди. - Для этого нам понадобится особенный инструмент, который называется экстрактором.

- Никогда о таком не слышал, - юноша нервно облизнул сухие горячие губы.

- Ещё бы, - Леди издала неопределённый звук, который с равной вероятностью можно было расценить и как усмешку, и как вздох сожаления. - Он немного страшноватый на вид, - продолжила она, - но ты не бойся. В умелых руках он не опаснее медицинского шпателя.

- Приготовься, малыш, сейчас будет больно, - раздался резкий щелчок.

- Больно? Больно?! – прохрипел юноша, - Тогда что же было до сих пор?

- Дискомфорт.

С этими словами доктор закончила возиться на столике и повернулась к юноше с инструментом в руках. Леди казалось, что её пациенту просто невозможно стать ещё бледнее, но ему удалось.

- Ну, начали…

У дверей операционной, веером рассыпая инструменты, из рук вздрогнувшей от прокатившегося крика медсестры, выскользнул железный поднос.



УТРО. МАЛЕНЬКАЯ ПАЛАТА. Пластиковые пальцы жалюзи фильтруют тусклый солнечный свет, благодаря которому стены кажутся тёмно-персиковыми. Напротив окна – кровать, у изголовья, которой - тумбочка, рядом деревянный стул, на нём сейчас сидит медсестра, и ещё один такой же напротив двери. На тумбочке идут механические часы, вокруг них рассыпаны красные, похожие на гранатовые зернышки, пилюли. В рыжем глиняном горшке на подоконнике зеленеет цветок.
Дверь тихонько приоткрывается

- Доброе утро, госпожа, - сестра быстро обернулась к двери, и ей пришлось приложить все свои силы, чтобы не подпрыгнуть от неожиданности. Всего лишь седьмой раз в своей жизни сестра видела Леди без маски, и зрелище это было без преувеличения потрясающее.

- Как он? – мягкий шепот доктора вывел сестру из оцепенения.

- О-отдыхает. Швы срастаются на удивление хорошо, - ответила она тоже шепотом, не глядя расправляя и без того идеально ровный уголок одеяла.

- В таком случае, его скоро можно будет выписывать, - задумчиво заметила Леди.

- Насколько скоро, госпожа? – медсестра встала, укладывая выбившийся локон обратно под шапочку.

Леди прошла в глубь палаты и осторожно присела на краешек кровати. Придирчиво осмотрела бинты, стягивающие грудь юноши и удовлетворенно кивнула сама себе.

- Через полгода, самое большее через год, я думаю. Тебя что-то тревожит, дитя?

- Да, госпожа доктор.

- Говори же, не бойся.

- Иногда он говорит во сне, - медсестра кивнула в сторону лежащего на кровати юноши.

- Бредит? – придавив двумя пальцами запястье юноши, Леди принялась отсчитывать пульс, беззвучно, одними губами.

- Нет, госпожа, нет, - смутилась сестра. - В основном, зовёт по имени какую-то женщину.

- Ты же знаешь, такие повреждения не проходят бесследно, - Леди разочарованно покачала головой. - Все осколки из сердца удалить просто невозможно... Это уменьшится со временем, может быть, даже пройдёт совсем. Когда-нибудь, – Леди оглянулась на сестру, не отпуская руки юноши. - Это причина твоих волнений?

- Нет. Да… Нет!

Леди вопросительно приподняла бровь.

- Иногда он говорит какие-то слова, всего два, - смутилась медсестра и даже чуть-чуть покраснела. - Но я не понимаю их, и это меня беспокоит, госпожа. Вы же знаете, как строго следят старшие сёстры, за тем, чтобы мы постоянно совершенствовались в человеческих языках.

- Безусловно, - кивнула Леди. - Что же это за слова, дитя, что тебя так насторожили? Ты сможешь их повторить?

- Думаю да, во всяком случае, я постараюсь. Он говорит: «Tempus Curat».

А дальше произошло то, чего медсестра не видела никогда, и что даже самые опытные сёстры видели крайне редко. Леди не смотрела на всё ещё рдеющую медсестру, она смотрела на лежащего юношу и гладила его пальцы, лежащие в её ладони.

- Ты прав, малыш, я лечу, - Время ласково улыбалось.




-----------------------------------
Reminiscentia – воспоминание.
Usus – привычка.
Studium – привязанность.
Tempus Curat – время лечит.

СЛОВО И НОТА

Жарко...
Август в этом году выдался особенно богатым на солнечные дни и, хотя, было ещё только утро, медный диск в небе уже палил изо всех сил. Возможно именно из-за жары, а может быть по каким-то другим причинам, вокруг небольшого пруда было необычайно тихо. Не было слышно обычного беспокойного гомона птиц в рощице неподалёку, и лишь редкое жужжание стрекоз, спешащих к спасительной прохладе воды, нарушало молчание природы в этот ранний час. Дели как всегда проходили шумно, весело и с размахом, Делос переполнили толпы празднующих из множества городов и деревень, поэтому никто не придал значения отсутствию одного молодого и пока никому не известного поэта по имени Левкант. В это необычайно жаркое утро последнего месяца лета, юноша стоял на небольшом, полностью заросшем мелкой травой, обрыве над прудом и вглядывался в неподвижную аметистовую глубину, такую спокойную, такую манящую...

Если бы в это время кто-нибудь случайно оказался поблизости, то он непременно удивился бы неожиданному появлению высокого мужчины в белом хитоне украшенном золотой вышивкой и таком же гиматии с неким подобием капюшона надвинутым на глаза. Мужчина не спеша сделал пару шагов влево и присел на большой камень, неизвестно как сюда попавший и лежащий красноватой громадой между старым дубом и кустиком дикого лавра. Но никого поблизости не оказалось, и никто не увидел этого чудесного появления, а всё внимание единственного потенциального свидетеля - одинокого юноши - было сосредоточенно где-то за поблёскивающим серебристым зеркалом воды.

- Нот, будь добр, - незнакомец сделал приглашающий жест в сторону юноши.

Всё произошло быстро. Левканту показалось, что на грудь ему обрушился огромный молот знаменитого на всю Элладу кузнеца Алкандра. От резкого порыва ледяного ветра глаза заслезились, он сделал несколько неуверенных шагов назад, запнулся о какой-то камень и упал в мягкие объятия прибрежной травы.

- Нежнее, Нот! - в голосе незнакомца зазвучали повелительные нотки сильного недовольства. – Нежнее, - добавил он уже мягче. – Мы же хотим отсрочить встречу этого юноши с Психопомпом, а не ускорить её. Впрочем, уже поздно, - он протянул руку и сорвал длинную травинку.

Короткая вспышка яркого света залила поляну. Ослеплённый, трущий слезящиеся глаза Левкант ничего не понял. Но сидящего незнакомца произошедшее событие казалось ничуть не удивило, напротив он зачем-то произнёс приветствие, немного помолчал и заговорил снова, обращаясь к стоящему чуть поодаль кусту ежевики.

- Нет, брат, этот молодой человек не нуждается в твоих услугах. – Хотя Левкант ничего не услышал, видимо всё же последовал какой-то ответ, потому что мужчина недовольно вздохнул и заговорил вновь. - Да, я абсолютно уверен, - небольшая пауза. - Нет, по близости тебе быть совершенно не обязательно, - он снова помолчал и скрипнул зубами. - Полидегмон может быть недоволен сколько угодно!

Время тянулось медленно, как янтарная смола по сухой коре дерева. Огненная колесница Гелиоса поднималась всё выше. Незнакомец быстро закипал.

Левкант был уже вполне взрослым, и в свои девятнадцать лет видел, а главное слышал, многое: и как дядя Люцитис уронил себе на ногу целую амфору вина, и как дедушка Патролай тщетно пытался не дать разбежаться испугавшемуся грозы стаду, и как жена мельника торговалась за корзинку жареных орехов с двумя солдатами, возвращающимися с очередной войны - да много чего он видел, разве всё упомнишь? Но через пару минут, после начала странной беседы с невидимым и не слышимым гостем, его уши начали неудержимо краснеть. И чем дольше это разговор продолжался, тем сильнее они краснели, постепенно перебирая все оттенки этого благородного цвета.

Беседа кончилась так же неожиданно, как и началась: после очередной особо витиеватой реплики мужчина резко вскочил на ноги. Движение было плавным, как течение ручья июльским полуднем, но таким быстрым, нечеловечески быстрым: в одно мгновение он сидел совершенно расслабленно, небрежно помахивая травинкой, а в следующее – уже стоял на ногах, сжимая кулаки и шумно втягивая воздух. Капюшон слетел с его головы и открыл взору юноши, тяжёлые тёмно-золотые кудри, невероятно красивое, даже идеальное лицо, на котором хищно блестели глаза цвета мёда.

Ещё одна вспышка, видимо означавшая отбытие загадочного гостя, окатила окрестности нестерпимо ярким светом. Но поэта она уже не занимала. Он сидел на траве, часто моргал и пытался выговорить имя незнакомца.

- Л… Л… Л… Ликейос, - слово с трудом проскочило мимо одеревеневшего языка.

- Прозвище, - мужчина бросил пренебрежительный взгляд на юношу, поморщился и снова сел. - Даже не имя. Хотя, что такое имя? Чего оно стоит? Это всего лишь бессмысленный лоскуток ветра, - в свисте и шипении резкого порыва, растрепавшего золотые кудри Аполлона, явно слышались слова, неуловимые, постоянно меняющиеся, ускользающие за призрачную грань. - Не обижайся, Нот, - бросил мужчина в сторону, приглаживая волосы. Он опять посмотрел на Левканта. - Впрочем, если хочешь, можешь называть меня Ликейосом, - златокудрый усмехнулся.

Эта мимолётная усмешка заставила поёжиться молодого поэта, как будто он с головой окунулся в холодный туман ноябрьского утра. Левкант невольно подумал, что это прозвище его собеседник получил вполне заслуженно.

- Итак, - мужчина наклонился и подобрал упавшую травинку, - почему ты хотел омрачить праздник в мою честь? Ты ведь расскажешь нам, поэт?

- Я не поэт, – смутился Левкант.

- Да неужели? – ехидно осведомился златокудрый. – Скромность, конечно, украшает молодых, но отрицать очевидное это уже не скромность, а глупость. И потом, разве можно спутать этот запах с чем-то ещё? – в подтверждение своих слов, Аполлон сделал глубокий вдох и на его губах заиграла довольная улыбка. - Акация, - мечтательно произнёс он, - цветущая акация. Этот аромат я узнаю из тысячи! Так пахнуть может только восхитительная Эрато, - златокудрый ещё раз глубоко вдохнул, явно наслаждаясь ароматом. Левкант украдкой понюхал воздух, но никакой акации не почувствовал: от пруда тянуло тёплой водой, из рощицы - корой и мокрыми листьями, а завершал палитру запахов тонкий аромат каких-то крупных сапфирово-синих цветов, то тут, то там, застенчиво прячущихся в изумрудном ковре залитого солнцем луга.

- Что ты там сопишь? - попытки Левканта не ускользнули от Аполлона. Он нетерпеливо махнул рукой, давая юноше понять, что вопрос был исключительно риторическим. - Ты так и не ответил, мальчик, - медовые глаза Феба поймали взгляд Левканта. Сломанная травинка завертелась, плавно опускаясь на землю.

- Ты правда хочешь знать? – неуверенно спросил юноша.

Аполлон коротко кивнул. – Я не прошу длинных историй, можешь просто назвать причину. Этого будет достаточно.

- Любовь, - прошептал Левкант потупившись, - и её отсутствие.

- Вот как! - хохотнул Аполлон. - Тогда Мойры выбрали тебе не того собеседника. Тоже лучника, и всё же не того, - он покачал головой, всё ещё улыбаясь. - Впрочем, тебе повезло! Я встречал Эрота однажды, и скажу тебе откровенно, по сравнению с этим угрюмым малышом я – весёлый добряк.

Левкант, в отличие от своего собеседника Эрота не встречал, и оценить шутку по достоинству не смог. Аполлон изогнул бровь и разочарованно хмыкнул.

- Что ж, раз уж старая Лахесис свела с тобой меня вместо Крылатого, то ответь мне, мальчик, разве стоит любовь, а тем более её отсутствие, того, чтобы делать подобные глупости? Неужели нужно было моё, - порыв ветра заскрипел ветками дуба, - наше с Нотом вмешательство, чтобы удержать тебя от ошибки? Разве некому среди тебе подобных поддержать тебя, некому понять?

- Некому! – неожиданно для себя, и, судя по удивленному выражению лица своего собеседника, для него тоже, выпалил Левкант. - Мы изгои! Чужие в обоих мирах. Чужие для влюбленных и свободных. Нам нет места ни среди первых, ни среди вторых. Непонятные. Незавершённые, - голос его перешёл в еле слышный шепот. - Несовершенные. Единственные кто мог понять бы нас – это такие же как мы. Но каждый слишком любит свою собственную боль. Она заменяет нам тех, кого мы утратили или кем никогда даже не обладали. Скажи, Акесий, может быть это болезнь?

- Нет, - Апполон вымученно улыбнулся, его глаза наполнились грустью. Он замолчал и резко втянул воздух сквозь сжатые зубы. - Нет, - повторил он, - если бы это была болезнь, - произнести следующее слово стоило ему огромного труда, - Асклепий, - лицо Аполлона исказила тень почти физической боли, - непременно сказал бы об этом своему старому папаше.

Левкант не обратил на это внимание. Боль, копившаяся все последние месяцы, начала выходить из него обжигающими толчками, и теперь он просто не мог остановиться.

- Да что я рассказываю?! Ты ведь тоже попросту не можешь меня понять! Ты ведь не знаешь, что значит часами стоять под проливным дождём, только ради того чтобы «случайно» встретится с ней на улице, по которой она обычно ходит. Ты не знаешь, как клокочет в груди, когда заходит солнце и ты понимаешь, что не встретишь её сегодня, как тогда хочется царапать одежду, а потом и самого себя, лишь бы это прекратилось. Ты не знаешь, что такое часами ходить по городу, не видеть прохожих. Искать лишь одно лицо и не находить его. И уж конечно ты не знаешь, что значит просыпаться каждое утро лишь для того, что бы убедиться, что твоё счастье – всего лишь ещё один сон, всего лишь злая шутка жестокого Морфея, - он громко отрывисто всхлипнул и замолчал.

Аполлон протянул руку и с большой осторожность коснулся листика небольшого лавра, растущего рядом с камнем. Много раз в своей долгой жизни Левкант вспоминал эти несколько мгновений, но вновь и вновь отказывался поверить своим глазам, потому что в тот момент, когда пальцы Сребролукого касались острой кромки листа, рука истребившая чудовищного Пифона, рука посылающая не знающие промаха золотые стрелы, рука златокудрого Феба - дрожала.

- Такова жизнь, мальчик, - голос Аполлона прозвучал тихо, как плеск воды, потревоженной пальцами ветра. - Мы не обещали, что каждый день будет прекрасным и благоухающим как цветущая вишня.

- Слова! Опять всего лишь слова! – вскричал Левкант.

- Ребёнку, разбившему коленки дают игрушку, что бы отвлечь, - изящные пальцы златокудрого выпустили листик. - Взрослому предлагают слова.

- Но ведь они же никогда не помогают?! – юноша ударил кулаком по земле.

- Не люблю соглашаться с подобными тебе, - Аполлон опять повернулся к юноше и грустно улыбнулся, - но на этот раз вынужден признать, что ты прав.

- Скажи, разве я прошу о многом? Разве…

- Ты даже не понимаешь о чём просишь, мальчик! – резко перебил его златокудрый.

- Так просвети меня, Феб!

- Хорошо, - на его красивом лице снова заиграла хищная улыбка, - я сделаю даже больше - дам тебе совет, но это будет стоить… - Аполлон так и не закончил фразу и выдержал паузу. - Согласен? –

Левкант угрюмо кивнул.

- Ты просишь, - Аполлон начал загибать пальцы, подсчитывая, - всего лишь о втором сердце, всего лишь о бесконечном понимании и терпении, всего лишь о том, чтобы небо вдруг оказалось не у тебя над головой, а под твоими сандалиями, всего лишь о вечной весне, да ещё о паре крыльев в придачу. Твоя просьба всё ещё кажется тебе мелочью? Сущим пустяком?

Юноша ничего не ответил, только тихо всхлипнул.

- Послушай моего совета, мальчик. Иногда единственный путь вытащить из сердца стрелу этого маленького… крылатого… - он с трудом сдержался, - это протолкнуть её насквозь.

Стрекозы всё ещё жужжали, лениво описывая замысловатые круги над водой. Две маленькие птички перекликались где-то в спасительной тени ветвей. Вдалеке запел рожок пастуха.

- Что ж, я ответил на твой вопрос, совет ты получил, а значит, - Аполлон развёл руками, - самое время поговорить о плате.

- Чего ты хочешь? – безразлично буркнул юноша.

- В отличие от тебя - не многого, - насмешливые искорки засветились в медовых глазах. - Если уж ты такой знаток моих прозвищ, то наверно слышал и о таком как «Мусагет», - Левкант кивнул. – Отлично! – Аполлон хлопнул в ладоши. – Однажды мой брат Гермес сказал мне очень мудрые слова: «Плату с человека нужно брать тем, что он делает лучше всего на свете: с кузнеца – мечом, со скульптора – статуей, с торговца - золотом». Ты поэт, - он поднял руку отметая вялое отрицание юноши. - Поэт! - повторил он с нажимом. – А что поэт делает лучше всего? – ответа он так и не дождался, поэтому после короткой паузы поспешил дать его сам. - Стихи! – Аполлон многозначительно поднял палец. - Прочти мне своё последнее творение и будем считать, что мы в расчёте.

Юноша обречённо поднялся на ноги и расправил хитон. - Я могу спеть, но кто-то должен играть мне, ты же знаешь, Кифарет.

- О, не беспокойся об этом, юный Левкант, - на губах Феба расцвела улыбка. - Сегодня тебе будет аккомпанировать сам Аполлон!

С этим словами златокудрый обернулся и извлёк из-за камня серебряную лиру, украшенную по бокам изящными медными головами ланей. Левкант не видел в жизни инструмента прекраснее, он, бесспорно, был воплощением совершенства, но что-то смущало молодого поэта, чего-то не хватало, чего-то очень важного... Струн! Юноша уже собрался было озвучить свою догадку, но в этот момент Аполлон протянул руку чуть вправо - туда, где сквозь зелёную крону дерева пробивался столб золотистого света. Пальцы Аполлона сомкнулись, он потянул, и от столба отделилось что-то очень тонкое и… очень яркое. Неспешными уверенными движениями музыканта Феб аккуратно привязал струну к поперечной перекладине и снова протянул руку к свету… Когда все девять струн были закреплены на своих местах, Аполлон пару раз легко провёл по ним пальцем, внимательно прислушиваясь, что-то подправил, потом устроился на камне поудобнее и заиграл. Он играл, закрыв глаза, и нежная грустная мелодия его чудесного инструмента медленно разливалась в хрустальном воздухе над прудом. Казалось ноты, слетающие с дрожащих струн, вплетались прямо между золотыми нитями солнечных лучей.

Девять девушек в длинных белых хитонах с вышитым цветным орнаментом по краям, одна за другой бесшумно вышли из рощицы и встали плотным полукругом за спиной у играющего Апполона. Одна из них – высокая слегка смуглая брюнетка с ярко-голубыми глазами - принялась подыгрывать Фебу на авлосе. В этот момент запел Левкант. Его чистый сильный голос мягко разливался над нагретой водой. Суетливые стрекозы перестали жужжать и зелёными изумрудами расселись среди низких кустиков у самого берега. Неожиданно громкость песни стала быстро усиливаться и, когда она достигла своего пика, поэт выкрикнул слово. Слово! И пруд подёрнулся лёгкой дымкой и сквозь его искрящуюся поверхность начали пробиваться малахитовые лезвия травы. Слово! И в траве распустились сотни цветов всевозможных оттенков и форм. Слово! И цветы начали расти. Всё выше и выше. Стебли стали толще, а изумрудные, сапфировые, аметистовые лепестки превратились в пышные кроны. Вот уже они поднялись выше деревьев рощи. Слово! И их огромные стволы стали белыми как мрамор, а кроны заострились золотыми шпилями на карминовых черепичных крышах. Они тянуться к солнцу отбрасывая причудливые длинные тени. Слово! Башни дрогнули, ещё раз и ещё, а затем бесшумно разлетелись роем осколков, растаяли как дым от догоревшего костра, рассыпались пеплом… Но среди этого пепла, словно рубин в дорожной пыли, остался лежать одинокий лепесток красной розы, окаймлённый серебром. Слово…

Когда песня закончилась, Аполлон быстрым, почти незаметным движением потёр правый глаз. Соринка? Да, конечно, это была соринка. Просто соринка.

С величественным безмолвием каждая из девяти сестёр, прежде чем уйти и раствориться под хризолитовыми сводами рощи, подходила и слегка кланялась юноше. Когда же очередь дошла до девятой – хрупкой девушки с огромными зелёными глазами и слегка вьющимися рыжими волосами до плеч - она неожиданно положила свои миниатюрные ладошки на грудь юного поэта, встала на цыпочки и быстро поцеловала Левканта в щёку. Её волосы пахли акацией.

Всё это время Аполлон, машинально перебирающий струны лиры, не проронил ни слова. Только после того как последняя муза растворилась в зеленоватой тени деревьев он заговорил.

- Знаешь, - он глубоко и резко вдохнул, - знаешь, Левкант, а в ваших сердцах и правда что-то есть, если из их осколков вырастают такие цветы.

Торжественная тишина звенела над рощей. Высоко в небе неспешно плыла колесница Гелиоса, и только невесомое дыхание Нота, что-то шептало листьям вечнозелёного лавра. Поэт неторопливо спускался по узкой извилистой тропинке, огибающей искрящееся зеркало пруда с восточной стороны, когда его окликнул знакомый голос.

- Левкант! - юноша оглянулся. Аполлон стоял на обрыве над прудом. Белые складки вышитого золотом гематия трепетали на лёгком ветру. - Ещё один совет.

- Ещё один? – изумился поэт. - Чего же будет стоить мне этот?

- Считай это прощальным подарком, - под капюшоном засветилась хищная улыбка. – Никогда не оглядывайся на дороге жизни. Эрот не стреляет в спину.

САД

Посвящается niki

Вы когда-нибудь слышали о «Потерянном саде»? Говорят, в нём растут деревья настолько древние, что их кольца невозможно было сосчитать ещё тогда, когда звёзды были всего лишь искрами. Говорят, они были похищены из своих миров ещё молодыми ростками.
Но они видели...
Они помнят...
И в изумрудном шепоте листьев можно услышать о том, как...

Как холодные свинцовые ответы задыхаются в бархатных объятиях темноты…
Как голодное железное солнце сжигает кремовый атлас пробуждающихся небес…
Как на красном песке распускаются лилии из синего янтаря…
Как каменные молоты справедливого народа поют снежные гимны бурь…
Как лунный ветер рассыпает холодные искры звёзд над медными кострами миров…
Как опускаясь на дно хрустального колодца, танцуют резные цинковые листья…
Как неподвижные глаза полуночи улыбаются за лиловым серебром маски…
Как песчаная госпожа собирает солнечные капли в бутылочку из ночной росы…
Как подрагивают во сне мраморные крылья двенадцати золотых львиц…
Как турмалиновый странник считает шаги, поднимаясь по дрожащему зеркалу лунной дорожки…
Как чернильные глаза бумажных воинов следят за лазуритовыми перекрёстками снов…
Как по серебристому кружеву облаков рассыпаны орихалковые локоны зари…
Как лепестки осеннего заката сыплются на фарфоровые плечи механического ронина…
Как в июльском небе сплетаются серебряные нити, вырывая из деревянного колеса времени дюжину избранных…
Как в седой тишине парка, оловянные клыки дождя терзают опавшие листья…
Как от чернённого золота сердец отскакивают янтарные стрелы крылатого мальчика…
Как из шерловой раковины ночи выскальзывает розовая жемчужина звезды…
Как гиацинтовое пламя свечи танцует серебряный блюз в аметистовых сумерках зимы…
Как в февральском небе сверкают голубые сполохи мифрильной эгиды…
Как под изумрудными сводами медного купола разносится а капелла нефритовых ангелов…
Как из-за дымной пелены веков доносится дрожащий шепот пустоты…
Как забытый король и медный грифон кружатся в вечном танце на потёртой монете …
Как в бледном свете небесных фонарей крадутся слуги Великих Домов…
Как вновь и вновь турмалиновый молот обрушивается на дрожащий луч догорающей луны…
Как в угольной тьме горят призрачные огни последнего редута…
Как рубиновые зёрна граната пламенеют в ладони фарфоровой девы…
Как за свинцовым вестником со скрежетом закрываются кованные створки ворот…
Как огненные пчелы кружат между колышущимися цветками ониксового дыма…
Как под бирюзовой кожей каменного леса бьётся неумолимый пульс времени…
Как на мраморной щеке юной богини трепещут сапфировые крылья бабочки…
Как с пепельных берегов потерянного востока сверкают сдвоенные клинки Старших…
Как вдоль хризолитового кольца змеятся молчаливые слова золотой тысячи…
Как с истёртой карты медному чародею печально улыбается джокер…
Как четыре королевы терпеливо складывают хрустальную мозаику судеб…
Как изумрудное древо цветёт перед взором терракотового императора…
Как маленькая принцесса расчесывает серебряную гриву мраморного единорога…
Как в пустынной обители электрических ангелов стальные колокола поют рождающемуся рассвету…
Как в открытые двери вечернего дождя скребутся латунные когти теней…
Как пурпурный гиацинт на дверце лазуритовой кареты манит полночных мотыльков…
Как в лимонных волнах замерзающего океана спят гранитные дети небес…
Как пол будуара сиреневой графини устлан обрывками фраз…
Как в перламутровой глубине неба сгорают долгие пути одиноких странников…
Как медленно пульсируют фиолетовые посохи хранителей сумерек…
Как королевский звездочёт с надеждой вглядывается в хрустальный глаз будущего…
Как тусклое пламя заката бьётся в хрупких ладонях снега…
Как шерловые мотыльки туч бьются о кованный фонарь февральской луны…
Как на бирюзовых губах ветра искрится снежный поцелуй …
Как развиваются шёлковые ленты в жадеитовых волосах младшей дочери леса…
Как сквозь серебряные прутья клетки льётся горный хрусталь песни бархатного соловья…
Как янтарные глаза перворождённого смотрят в колодец времени сотканный из тумана и искр…
Как сапфировая тушь растекается по персиковым щекам осени…
Как обольстительно улыбается пустая надежда в терпком облаке медной лжи…
Как в золотистом пепле ушедших рассветов ржавеют нерушимые клятвы…
Как под безразличным взглядом окна осыпается жёлтая листва календаря…
Как изящная рука Леди в красном сметает с доски стеклянных королей и королев…
Как восемнадцать алмазных хлыстов тишины вырывают хрип из бронзовых скакунов…
Как застенчивая весна разливает над спящим городом аромат цветущих каштанов…
Как под ласковыми пальцами десятого часа лета мурлычут гранитные львы…
Как последние тёплые лучи запутываются в искрящемся рыжем мехе осени…
Как колючее зимнее солнце осторожно слизывает солённые капли с извивающихся лезвий сосулек…
Как с полупрозрачных аметистовых крыльев феи сыплются песчинки вдохновения…
Как на атласной подушке покоится россыпь гранатовых орехов…
Как перед прозрачным зеркалом росы Рождённая на борту расчёсывает свои медные кудри …
Как бесконечная цепь злотого якоря исчезает в агатовой вышине…
Как за лазуритовым хрусталём разносится серебряный зов дельфина…
Как под горячим прикосновением бордовой луны выгибается шерловая спина пантеры…
Как кофейный дым поднимается над лаловыми башнями верховной академии…
Как час пиропового железа терпеливо ожидает восхода южной звезды…
Как третий месяц парит на пасмурных крыльях дождя…
Как на александритовых рукавах ручья белеют запонки цветов вишни…
Как рука художника осторожно приоткрывает дверь сотканную из хрустальных витражей…
Как неуловимо вздрагивают длинные ресницы фарфоровой балерины…
Как в опустевшем доме шуршат осторожные шаги часов…
Как за алым туманом вуали сияют малахитовые глаза летящей сквозь ночь…
Как над каменным пирсом гулко звенят пощёчины хмурого ноябрьского моря…
Как неистовое дитя бури рождается из кокона молний…
Как на красном бархате семь бронзовых монет ждут своего господина…
Как замирают в оскале тигры на лезвиях двойных секир горного царства…
Как с хрустом переворачивается обугленная страница пурпурной книги…
Как из ладоней ледяной госпожи в воду сыплются семена закатного моря…
Как пламя вечерней звезды сверкает на острие копья первого охотника…
Как жаркое дыхание ветра заставляет вздрагивать снежные лепестки акации…
Как перо поэта выводит карминовыми чернилами узор воспоминаний…
Как в медовом свете пяти лун на проволочном холме цветёт персиковое дерево…
Как с медным звоном сыплются в пыль звенья воздушной цепи…
Как янтарный лис обнимает огненным хвостом свою изумрудноглазую избранницу…
Как на деревянной земле глобуса дымятся следы восковых пилигримов…
Как осколки желаний танцуют нефритовый вальс в цветных столбах света…
Как алые льдинки сбегают по чугунным шипам пепельной розы…
Как рыжий вечер жадно лакает тишину из трепещущей чаши пруда…
Как тяжёлые ртутные капли вина нехотя скользят по стенкам клепсидры…
Как младшие дочери Дома Безмолвия ступают по черепичной спине безымянного города…
Как лунные псы застывают в поклоне перед порогом лорда ветров…
Как тёплый ветер сметает прошлогодние листья с ясеневого порога весны…
Как рубиновое гостеприимство наполняет кубки девяти янтарных принцев…
Как два бронзовых солнца сияют со стеклянных щитов огненной гвардии…
Как рубеллитовые губы княжны нежно охватывают сладкий шар гиацинтовой вишни…
Как восемь всадников скачут сквозь седой хохот метели…
Как цитриновое пламя веры ревёт в груди стального паладина…

Говорят, что не каждому дано попасть в потерянный сад. Но если прислушаться, то мелодичный хор его голосов можно услышать даже отсюда.

Очень красивые произведения, приятно читать, как будто "окунаешся" в детство.