Flameberg: личное дело прилагается
Flameberg2
Профессионал
7/19/2006, 3:56:36 AM
С тех самых пор распространяется без изменений. Иногда, в тяжелое время, когда жизнь, кажется, уже не так мила, как прежде, натыкаюсь я случайно на файл, в котором без всяких правок лежит данный рассказ, перечитываю его, и текущие проблемы отходят на второй план: сердце сладко сжимается, вспоминаются те далекие годы, когда было мне 13, солнце светило чуть ярче, а небо было чуть чище, когда смотрели мы с луной друг на друга, и радовались каждой прожитой ночи...
Эльф стоял у небольшого костра на пустой полянке. Он поднял голову к небу, закрыл глаза и наслаждался. Наслаждался запахом леса, невероятными голосами его ночных жителей, мягким, божественным светом луны, падавшим на его бледное лицо.
Костер мерно потрескивал, все звуки сливались воедино, подпевал легкий ветерок, перебирающий листья древних дубов, нежно треплющий верхушки молоденьких кленов. Эльф вздохнул, наполнив свою грудь самым прекрасным воздухом на этой земле. Он опустил голову и раскрыл глаза.
Девушка, наблюдавшая за ним из небольшого овражка, укрытого густым кустарником, замерла, увидев нечто в этих больших, древних, но все еще излучавших жизнь и молодость, глазах. Она увидела странное ярко-голубое свечение, подобное молнии. К ее сожаленью, видела она это ровно столько, сколько видит человек настоящую молнию – доли секунды. Она уж было хотела списать все на отблески костра в глазах Эльфа, но увидела то, что объяснить уже было невозможно. Эльф воздел руки к небу и, вращая кистями, начал их опускать. При этом снопы разноцветных искр, обвивая его пальцы, отправлялись в небо, чтобы, как казалось Девушке, воссоединиться со своими сестрами-звездами. Это было воистину прекрасно! Природа подпевала каждому движению Эльфа, и, когда руки его опустились, а искры исчезли, девушка вдруг почувствовала, что на нее смотрят. Да, смотрел на нее этот Эльф, хотя она была уверена, что заметить ее просто невозможно. Он поманил ее ладонью, и она, вначале – медленно и нерешительно направилась к нему, поглощаемая магией с каждым вздохом. И вот, когда до Эльфа оставалось лишь несколько шагов, а разделял их тот самый костерок, он сказал ей. Что – она не поняла, она лишь осознала, что именно должна сделать. Так же, как и Эльф, девушка прикрыла глаза и медленно подняла голову. Она ощутила, что природа впитывает ее в себя, она осознала, что тело ее – лишь одна из миллиардов маленьких частичек, которые составляют великолепное полотно Жизни и всего живого. Она чувствовала себя одинокой, маленькой, беззащитной, ей было страшно, пока… чья-то прохладная рука не коснулась ее. Это был Эльф. Она услышала в голове его голос, мягкий, теплый и греющий душу: «Танцуй сегодня со мной, ибо теперь ты с нами! Танцуй, чувствуй, радуйся, дыши и слушай!».
Все затихло в ожидании. Девушка, казалось, стояла неподвижно целую вечность, пока не поняла, что Эльф ждет ее решения. Она робко кивнула…
В сознании ее струилась тихая музыка, все нарастающая и нарастающая. Эльф склонился перед ней, не сводя с нее глаз. И тут она почувствовала все живое, что окружало ее. Она жила тысячью, миллионом жизней одновременно. Она рождалась и умирала каждый миг. Он взял ее за руки и начался танец. Это был не тот танец, что танцуют на деревенских праздниках, не бал у короля. Это было нечто гораздо большее. Танец природы, жизни и смерти, танец вечности и танец любви. Она не чувствовала, не слышала своих шагов. Лишь эта музыка, слушая которую ей хотелось плакать от радости и смеяться от горя. Эта музыка передавала чувства каждого живого существа, она была величественной и простой, грозной и нежной, страшной и прекрасной. Танец длился, длился, и для нее уже не существовало ничего другого, все мысли были отданы ощущениям, восприятию и любви. Она кружилась без устали, дни, казалось, бежали мимо со скоростью мгновений, но ее это не заботило. Заботы исчезли, осталась лишь любовь ко всему живому… и ее руки в руках Эльфа.
Очнулась Девушка утром… Но утром какого дня – она уже не знала. Все закончилось, так же, как и началось – внезапно и таинственно. Она встала и осмотрелась. Все было так же, как в тот вечер, когда она решила прилечь у края полянки и вздремнуть после долгого пути. Неужели, это был сон?
И тут она взглянула на свои руки. В том месте, где соприкасались они с руками Эльфа, остались отметины: лист Древа Жизни в кольце – символ вечной жизни, символ бога Эльфов. Она подняла руки, чтоб лучше их разглядеть, и увидела ЕГО лицо. Он улыбался ей все то же мгновенье, что человек видит молнию, и растворился в рассветных лучах солнца.
Девушка улыбнулась ему в ответ и вновь легла на мягкую траву. Она вспоминала магию жизни, тот танец, танец с богом, те звезды… и вновь чувствовала все живое.
А природа вновь пела для нее одной, пела ту песню без слов, песню Танцующих под Луной…
Эльф стоял у небольшого костра на пустой полянке. Он поднял голову к небу, закрыл глаза и наслаждался. Наслаждался запахом леса, невероятными голосами его ночных жителей, мягким, божественным светом луны, падавшим на его бледное лицо.
Костер мерно потрескивал, все звуки сливались воедино, подпевал легкий ветерок, перебирающий листья древних дубов, нежно треплющий верхушки молоденьких кленов. Эльф вздохнул, наполнив свою грудь самым прекрасным воздухом на этой земле. Он опустил голову и раскрыл глаза.
Девушка, наблюдавшая за ним из небольшого овражка, укрытого густым кустарником, замерла, увидев нечто в этих больших, древних, но все еще излучавших жизнь и молодость, глазах. Она увидела странное ярко-голубое свечение, подобное молнии. К ее сожаленью, видела она это ровно столько, сколько видит человек настоящую молнию – доли секунды. Она уж было хотела списать все на отблески костра в глазах Эльфа, но увидела то, что объяснить уже было невозможно. Эльф воздел руки к небу и, вращая кистями, начал их опускать. При этом снопы разноцветных искр, обвивая его пальцы, отправлялись в небо, чтобы, как казалось Девушке, воссоединиться со своими сестрами-звездами. Это было воистину прекрасно! Природа подпевала каждому движению Эльфа, и, когда руки его опустились, а искры исчезли, девушка вдруг почувствовала, что на нее смотрят. Да, смотрел на нее этот Эльф, хотя она была уверена, что заметить ее просто невозможно. Он поманил ее ладонью, и она, вначале – медленно и нерешительно направилась к нему, поглощаемая магией с каждым вздохом. И вот, когда до Эльфа оставалось лишь несколько шагов, а разделял их тот самый костерок, он сказал ей. Что – она не поняла, она лишь осознала, что именно должна сделать. Так же, как и Эльф, девушка прикрыла глаза и медленно подняла голову. Она ощутила, что природа впитывает ее в себя, она осознала, что тело ее – лишь одна из миллиардов маленьких частичек, которые составляют великолепное полотно Жизни и всего живого. Она чувствовала себя одинокой, маленькой, беззащитной, ей было страшно, пока… чья-то прохладная рука не коснулась ее. Это был Эльф. Она услышала в голове его голос, мягкий, теплый и греющий душу: «Танцуй сегодня со мной, ибо теперь ты с нами! Танцуй, чувствуй, радуйся, дыши и слушай!».
Все затихло в ожидании. Девушка, казалось, стояла неподвижно целую вечность, пока не поняла, что Эльф ждет ее решения. Она робко кивнула…
В сознании ее струилась тихая музыка, все нарастающая и нарастающая. Эльф склонился перед ней, не сводя с нее глаз. И тут она почувствовала все живое, что окружало ее. Она жила тысячью, миллионом жизней одновременно. Она рождалась и умирала каждый миг. Он взял ее за руки и начался танец. Это был не тот танец, что танцуют на деревенских праздниках, не бал у короля. Это было нечто гораздо большее. Танец природы, жизни и смерти, танец вечности и танец любви. Она не чувствовала, не слышала своих шагов. Лишь эта музыка, слушая которую ей хотелось плакать от радости и смеяться от горя. Эта музыка передавала чувства каждого живого существа, она была величественной и простой, грозной и нежной, страшной и прекрасной. Танец длился, длился, и для нее уже не существовало ничего другого, все мысли были отданы ощущениям, восприятию и любви. Она кружилась без устали, дни, казалось, бежали мимо со скоростью мгновений, но ее это не заботило. Заботы исчезли, осталась лишь любовь ко всему живому… и ее руки в руках Эльфа.
Очнулась Девушка утром… Но утром какого дня – она уже не знала. Все закончилось, так же, как и началось – внезапно и таинственно. Она встала и осмотрелась. Все было так же, как в тот вечер, когда она решила прилечь у края полянки и вздремнуть после долгого пути. Неужели, это был сон?
И тут она взглянула на свои руки. В том месте, где соприкасались они с руками Эльфа, остались отметины: лист Древа Жизни в кольце – символ вечной жизни, символ бога Эльфов. Она подняла руки, чтоб лучше их разглядеть, и увидела ЕГО лицо. Он улыбался ей все то же мгновенье, что человек видит молнию, и растворился в рассветных лучах солнца.
Девушка улыбнулась ему в ответ и вновь легла на мягкую траву. Она вспоминала магию жизни, тот танец, танец с богом, те звезды… и вновь чувствовала все живое.
А природа вновь пела для нее одной, пела ту песню без слов, песню Танцующих под Луной…
Крайс
Мастер
7/19/2006, 12:06:40 PM
Хм..Красивый рассказ.
Flameberg2, а вы сейчас пишите? Просто не вериться, что это рассказ 13ти летнего мальчика. Во всяком случае по моему опыту общения с 12-14 летними детьми я не встречал ни одного, кто мог не только так грамотно писать и излагать мысли, но и просто их говорить
Хотелось бы увидеть ваши творения на этом этапе жизни)
Flameberg2, а вы сейчас пишите? Просто не вериться, что это рассказ 13ти летнего мальчика. Во всяком случае по моему опыту общения с 12-14 летними детьми я не встречал ни одного, кто мог не только так грамотно писать и излагать мысли, но и просто их говорить
Хотелось бы увидеть ваши творения на этом этапе жизни)
kasatka
Мастер
7/19/2006, 12:37:44 PM
Мне понравилось. Красиво. Хотелось бы почитать другие ваши рассказы.
СырК, молодежь сейчас тупоузка - факт. Но возможно ли сравнивать и
рассуждать о всех сразу? :))
СырК, молодежь сейчас тупоузка - факт. Но возможно ли сравнивать и
рассуждать о всех сразу? :))
Flameberg2
Профессионал
7/20/2006, 5:28:41 AM
Ну, казалось бы, приятно считать себя исключением из правил, но могу по своему личному опыту сказать определенно: молодежь, таки, "тупоузка"
Как бы там ни говорили, а вопрос именно в том, о чем нынче задумываются все реже: в ценностях. Моральных, материальных, жизненных. Именно они и определяют нас, как личностей. Оставляя на каком-то жизненном этапе свои устои, свои ценности, отступаясь от них, мы предаем сами себя. По-моему, на этом и заканчивается наша духовная жизнь. Большое счастье остаться живым духовно до самой смерти физической.
Пишу до сих пор, хотя, признаюсь, с каждым прожитым годом новая строчка дается все сложнее... Видимо, юридическая практика сказывается: глядя на нашу плачевную реальность, тяжело оставаться таким же мечтателем =( Ну, ничего... Вот, в данный момент дописываю два рассказа (один из них планирую кое-где опубликовать, но, хотя личность не суеверная абсолютно, ни место, ни тему, ни текст разглашать не буду =)) если выйдет - потом посмотрите ). Второй выложу чуть позднее тут.
з.ы.: Спасибо за комментарии. По многим причинам они одни из самых ценных
з.з.ы.: 2 kasatka. Прочитал Ваш рассказ про море... очень красиво и душевно. На сердце после него остается, так сказать, "грустное тепло" - казалось бы, рассказ-то грустный, но по сердцу от него разливается теплота... Из женщин-писателей, пожалуй, сравнимо с творчеством госпожи Керол Берг ("Песня зверя"). Ежели любите фантастику (фэнтези) или же хоть отвращения стойкого к ней не испытываете, прочтите по возможности - думаю, сожалеть не будете
Как бы там ни говорили, а вопрос именно в том, о чем нынче задумываются все реже: в ценностях. Моральных, материальных, жизненных. Именно они и определяют нас, как личностей. Оставляя на каком-то жизненном этапе свои устои, свои ценности, отступаясь от них, мы предаем сами себя. По-моему, на этом и заканчивается наша духовная жизнь. Большое счастье остаться живым духовно до самой смерти физической.
Пишу до сих пор, хотя, признаюсь, с каждым прожитым годом новая строчка дается все сложнее... Видимо, юридическая практика сказывается: глядя на нашу плачевную реальность, тяжело оставаться таким же мечтателем =( Ну, ничего... Вот, в данный момент дописываю два рассказа (один из них планирую кое-где опубликовать, но, хотя личность не суеверная абсолютно, ни место, ни тему, ни текст разглашать не буду =)) если выйдет - потом посмотрите ). Второй выложу чуть позднее тут.
з.ы.: Спасибо за комментарии. По многим причинам они одни из самых ценных
з.з.ы.: 2 kasatka. Прочитал Ваш рассказ про море... очень красиво и душевно. На сердце после него остается, так сказать, "грустное тепло" - казалось бы, рассказ-то грустный, но по сердцу от него разливается теплота... Из женщин-писателей, пожалуй, сравнимо с творчеством госпожи Керол Берг ("Песня зверя"). Ежели любите фантастику (фэнтези) или же хоть отвращения стойкого к ней не испытываете, прочтите по возможности - думаю, сожалеть не будете
Крайс
Мастер
7/20/2006, 11:44:16 AM
Flameberg2, выложите что нибуль ещё, раз пишите до сих пор. Интересно ведь) По поводу молодежи ничего писать не буду, чтобы дисскусий не разводить) Кстати, по рассказам Касатки лучше высказаться в её теме, возможно она захочет вам что то ответить, а отвечать тут так же получиться оффтоп Ну раз начал писать, то так же советую поучаствовать в нашем конкурсе, написать хотя бы небольшой рассказик. А вообще жду здесь новых рассказов более зрелого вашего возраста и возможно более интересных
kasatka
Мастер
7/20/2006, 12:08:22 PM
(Flameberg2 @ 20.07.2006 - время: 01:28)
з.з.ы.: 2 kasatka. Прочитал Ваш рассказ про море... очень красиво и душевно. На сердце после него остается, так сказать, "грустное тепло" - казалось бы, рассказ-то грустный, но по сердцу от него разливается теплота... Из женщин-писателей, пожалуй, сравнимо с творчеством госпожи Керол Берг ("Песня зверя"). Ежели любите фантастику (фэнтези) или же хоть отвращения стойкого к ней не испытываете, прочтите по возможности - думаю, сожалеть не будете
спасибо за отзыв, мне приятно, обязательно прочту госпожу Керол Берг :)) Очень хотелось бы, чтобы вы продолжали свою тему и ознакомили нас со своим творчеством. Также желаю напечататься в реале. И да! Правильно СырК сказал, участвуйте в конкурсахз на Творчестве! Сейчас как раз идет прием рассказов, вы можете успеть. Удачи!
з.з.ы.: 2 kasatka. Прочитал Ваш рассказ про море... очень красиво и душевно. На сердце после него остается, так сказать, "грустное тепло" - казалось бы, рассказ-то грустный, но по сердцу от него разливается теплота... Из женщин-писателей, пожалуй, сравнимо с творчеством госпожи Керол Берг ("Песня зверя"). Ежели любите фантастику (фэнтези) или же хоть отвращения стойкого к ней не испытываете, прочтите по возможности - думаю, сожалеть не будете
спасибо за отзыв, мне приятно, обязательно прочту госпожу Керол Берг :)) Очень хотелось бы, чтобы вы продолжали свою тему и ознакомили нас со своим творчеством. Также желаю напечататься в реале. И да! Правильно СырК сказал, участвуйте в конкурсахз на Творчестве! Сейчас как раз идет прием рассказов, вы можете успеть. Удачи!
Flameberg2
Профессионал
8/1/2006, 10:59:17 AM
Ну, вот первые мысли на тему "Последнего слова". Так сказать, вступительная часть. Cама тема будет раскрыта в непосредственном продолжении. В тексте умышлено опущены длительные описания фона - к ошибкам это можете не относить =)
Фэнаар Таэлрон, сам того не подозревая, встречал ровно двадцать четвертый год со дня своего рожденья. Думается, он не был бы рад подобной новости: полугодичное заключение в одиночной камере смертника не способствует теплому отношению к старому, праздному образу жизни. Его Величество, Король Араэр, расставшись семь месяцев назад со своим усопшим батюшкой, решил взять бразды правленья в свои руки очень резко, крепко и надолго: для завоевания доверия среди подданных было решено устроить два месяца празднеств во славу бывшего короля, славного Орвелла. Бесплатное крепкое вино и бесконечные гулянья очень быстро сделали свое дело: каждый гражданин готов был умереть на месте, если того потребует его новый король. Как выяснилось еще через месяц, он потребовал: по всему королевству были разосланы гонцы, которые в один день на центральных площадях девяти крупнейших городов на восходе солнца под звон колоколов зачитали королевский указ: все девять наместников были объявлены предателями своего народа, преступниками перед Короной, обвинялись в невмешательстве в деятельность преступных образований на территории провинций, растратах казны. В каждом из преступлений все девятеро судом Его Королевского Величества признаны виновными. Единственный приговор за измену Короне – смерть. Приговор приводится в исполнение на центральной площади на закате солнца в день его прочтения.
Отца казнили быстро. Палач, которому за время правления в Южной Провинции Хоуна Таэлрона казнить приходилось лишь душегубов, насильников и ростовщиков-шантажистов, не мог позволить себе доставить и секунды мучений своему бывшему повелителю: лезвие топора с тихим шелестом, завершающимся глухим ударом об полено, прошло шею бывшего наместника. Фэнаар не моргнул, не заплакал и не почувствовал боли, глядя на приведение приговора в исполнение. Отец никогда не любил трех вещей: слез, трусости и предательства. И сын не предал отца. Юнец, который с деловитым видом красовался своими зелеными королевскими нашивками на предплечье легкого темно-синего кожаного доспеха гонца Его Величества перед девушками в самой дорогой таверне города, человек, который не пошел на сделку с полномочным представителем Гильдии Воров всей Южной Провинции, был наказан еще до следующего восхода солнца. Трехгранный клинок Фэнаара с мокрым шлепком пробил спину гонца, вышедшего проветриться, и остановился прямо в легком. Кровавая пена, выступившая на губах парня, его глаза, полные непонимания и отчаянья – все это видели стражники, но не самый приближенный к королевскому двору вор, сын наместника: в то время он уже находился в здании гильдии, не подозревая о том, что час назад к официальному исполнению своих обязанностей приступил новый наместник Его Величества в Южной Провинции, сэр Грэг. Городские традиции, особенности функционирования экономики порта, старые договоренности – ничто из этого не интересовало амбициозного старикана, на закате своей политической карьеры дорвавшегося до настоящей власти. По первому же, мельчайшему подозрению на следующее утро в здание Гильдии Воров был выслан отряд из 130 отборных стражников. Как было найдено здание Гильдии? Почему не поступила информация о предстоящей облаве? Возможно, это результат деятельности какого-то предателя внутри гильдии.… Но сегодня это уже было не важно: все те, кого Фэнаар любил, знал, уважал, ныне были мертвы: большую часть массово казнили на площади, единицы с гордостью пали в стенах родной Гильдии, еще меньшее количество, выжившие представители верхушки правления Гильдии, были заключены в подземелье, в одиночных камерах.
Именно одиночество всю жизнь казалось Фэнаару чем-то сказочным и невероятным: вокруг всегда были люди, сотни людей! Портовый город кишел жизнью, как подожженный муравейник: все куда-то спешили, о чем-то перекрикивались в общем гуле улицы. Таким помнил город юный вор. Помнил он и то, как его отец впервые познакомил сына с "самым влиятельным предпринимателем всей Южной Провинции", полу-эльфом по имени Айнилл. Именно он и пригласил пылкого, шустрого и умного юношу в свою "организацию", ставшую со временем крупнейшей гильдией воров во всем королевстве. Беззаботная жизнь, непринужденная борьба с несправедливостью методами, цена за применение которых во многих случаях могла стать смертью – все это дарило азарт, новые впечатления и ощущения, которых порой так не хватает обеспеченным молодым людям. Все было так, как пишут в красивых книгах: воровство во имя чести, море вина, верные друзья, добрый клинок и безграничные возможности. В один день это все сменилось двухразовым питанием из ржавой миски, просовываемой через стальную решетку в маленькую камеру, которую освещал лишь фонарь охранника, разносящего еду: подвалы у отца были знатные.
Фэнаар был схвачен стражниками и брошен в эту камеру до того момента, как рассветное солнце достигло зенита. Через неделю со свитком в руках к нему зашел начальник стражи Наместника: в соответствии с приговором, осужденного было решено казнить на рассвете второго дня двадцать пятого года его жизни. За полгода ожидания Фэнаар испытал всю гамму чувств, доступных человеку: от неугасающей ненависти ко всем и каждому до, в равной степени, безграничной любви к любому, кто умудрился оставить о себе память на задворках его сознания, от огромной надежды на неминуемое скорейшее избавление до состояния полнейшего ужаса. За первые же несколько недель эмоции улетучились. Вспоминая о них, Фэнаар поражался собственному безрассудству: как можно было тратить последние дни своей жизни на жалость к себе? Все волнения и переживания постепенно сжались до сплошной прямой полного безразличия: день сменялся ночью, ночь – вновь наступающим днем, а Фэнаар перестал питать иллюзии о потенциальном спасении. Когда ждать нечего, теряешь счет дням. Так произошло и с сыном бывшего наместника: уже через месяц заключения он не стал бы спорить, прошла неделя или 5 месяцев. Одно он знал точно: полгода еще не прошло: он жив.
Человек – уникальное создание, способное приспособиться к чему угодно! Так, некогда свободолюбивый, абсолютно независимый вор-гуляка, приспособился к жизни в одиночной камере. Согласитесь, назвать это странным сложно: тяжело не привыкнуть к помещению, ставшему единственной средой вашего обитания на шесть месяцев. Каково же было удивление Фэнаара, когда прекрасным летним утром (хотя, если быть честными до конца, ни о времени суток, ни о поре года смертник знать не мог) к нему в камеру постучался стражник. Вместо обычного "отойти от двери, руки за спиной, лицом к стене!" сразу же послышался звон перебираемых опытными пальцами ключей, щелчок замка и скрип открываемой двери. В проеме стоял все тот же стражник – единственный человек, которого видел за все это время юный Таэлрон. В руках он держал поднос, попросту ломившийся от еды: свежей, пахнущей пряностями. К поясу у него был привязан небольшой кувшинчик, который был вместе с подносом торжественно поставлен на пол.
- Поешь, Фэнаар. Тебе надо подкрепиться.
- В чем дело? А где же моя обычная миска каши? А стакан гнилого компота? Неужели, нашему новому наместнику захотелось побаловать смертничков вкусненьким?
Стражник хмуро взглянул на узника, покачал головой, развернулся и вышел в проем, закрыв за собой дверь. Он, было, собирался уйти не оборачиваясь, но в последний момент, кажется, о чем-то задумался, повернул голову в сторону камеры, и сказал лишь четыре слова, после которых не суждено было вновь пересечься взглядам вора и стража:
- С днем рожденья, Фэнаар.
День рожденья. Он не сразу понял смысл этой фразы, хотя мысленно готовил себя к ней почти каждый день. День рожденья – день его смерти. Завтра на рассвете ему отрубят голову. Казалось бы, именно это должно было беспокоить узника. Вместо всяческих волнений, Фэнаар попросту присел, скрестив ноги на полу, и принялся поглощать горячую пищу, запивая ее мятным вином. Мыслей в голове было очень мало: комки подсознательных образов нехотя, неспеша вклинивались в поток мыслей. Он пытался вспоминать, начинал вспоминать, когда тьма поглотила его.
Очнулся смертник, лежа на жесткой деревянной скамье. Рядом суетилась пара низеньких портных, подправлявших его новые шелковые одежды. Камера эта, в которое доставили его бессознательное тело, находилась явно выше предыдущего места обитания Фэнаара: воздух был чище, было довольно светло, дверь была открыта, и из окна дул легкий ветерок… Стоп! Окно! Узник моментально сбросил с себя остатки бессознательности, вскочил и неровными шагами приблизился к окну, выходящему прямо на мостовую. Даже вечерний свет слепил отвыкшие от такой яркости глаза, но Фэнаар заставил себя смотреть: напротив ходили люди, живые люди, полные эмоций, общения, жизненных забот! Это был не тот одинокий стражник, что сам, казалось, ждал скорейшего наступления исполнения приговора с отсрочкой длинною в жизнь! Это были ЛЮДИ! А смотрел на них смертник…. Фэнаар наполнил легкие прохладным предсумеречным воздухом, и повернулся к портным, оцепенело за ним наблюдавшим.
- Зачем мне эти одежды? – спросил узник.
- Вы – представитель знатных кровей. Негоже такому человеку идти на встречу со смертью в тряпье, которое не каждый крестьянин решил бы на себя напялить.
- И скоро?
- Что "скоро"? – с удивлением, перерастающим в недовольство, спросил старший портной
- Встреча, – уточнения, как и вопросы Фэнаара, были скорее данью врожденному любопытству, нежели необходимостью
- Нам приказано подготовить Вас, сударь, до ночи. Сейчас девять часов. А казнь ваша состоится на рассвете.
- Тогда за дело, - отсутствующим голосом сказал смертник.
Пока над его пепельно-стальной туникой трудилась эта парочка, Фэнаар попытался принудительно влить в себя дозу воспоминаний, ведь времени на размышления оставалось все меньше. Он чувствовал себя школьником, у которого под строгим взглядом преподавателя вылетели из головы все необходимые в данный момент мысли, а сознание наполнилось непробиваемым потоком чепухи. Прежде всего, хотелось вспомнить мать…. К сожалению, зачастую лица самых дорогих нам людей, почивших раньше назначенного им срока, абсолютно стираются из памяти. Остаются лишь краткие вспышки-образы, дающие представления о наиболее ярких моментах, проведенных рядом с ними. Так и Фэнаар не помнил лица своей матери. Зато ее нежные, ласковые, тонкие руки, покрытые едва заметной сеткой вен, остались в памяти навсегда: именно они так часто ласкали его буйные кудри вне зависимости от того, провинился ли сын или же доставил матери безграничную радость. Фэнаар понял, что сейчас может сорваться: он не хотел делиться последними своими эмоциями с совершенно незнакомыми ему людьми. Мысли его вновь превратились в однородный поток безразличия. Пошив туники был закончен довольно быстро: нужно отдать должное портным. Сияющая серебром в последних лучах заката, она смотрелась величественно.
В косяк двери громко постучали. На пороге стоял стражник в черных кожаных промасляных доспехах. Такие в городе носили лишь две организации: Гильдия Воров и личная стража Наместника. Судя по отсутствию представителей первой, и нашивкам, принадлежащим к иерархии второй, это был именно стражник.
- Уже поздний вечер. Приказано доставить Вас в камеру, - пробубнил он.
Не смотря на опасение Фэнаара (хотя чего бояться смертнику в последние часы жизни?), его не повели в подземелье. Наоборот, на последнюю ночь ему была предоставлена одна из лучших комнат дворца: некоторое время назад здесь останавливались друзья Фэнаара и знакомые его отца. Теперь же ему предстояло провести последнюю ночь жизни на шелковых простынях своего родного дома.
- Подъем в 4. У двери ночь проведут три смены. Она открыта, но выходить запрещено. У окна еще трое стражников в три смены.
- Во сколько казнь? – Фэнаар спросил это тихо и с некоторой грустью: эмоции начинали возвращаться в его безжизненную душу.
- В шесть. – стражник вышел и хлопнул толстой дверью.
В шесть часов утра Фэнаару предстояло умереть…
Фэнаар Таэлрон, сам того не подозревая, встречал ровно двадцать четвертый год со дня своего рожденья. Думается, он не был бы рад подобной новости: полугодичное заключение в одиночной камере смертника не способствует теплому отношению к старому, праздному образу жизни. Его Величество, Король Араэр, расставшись семь месяцев назад со своим усопшим батюшкой, решил взять бразды правленья в свои руки очень резко, крепко и надолго: для завоевания доверия среди подданных было решено устроить два месяца празднеств во славу бывшего короля, славного Орвелла. Бесплатное крепкое вино и бесконечные гулянья очень быстро сделали свое дело: каждый гражданин готов был умереть на месте, если того потребует его новый король. Как выяснилось еще через месяц, он потребовал: по всему королевству были разосланы гонцы, которые в один день на центральных площадях девяти крупнейших городов на восходе солнца под звон колоколов зачитали королевский указ: все девять наместников были объявлены предателями своего народа, преступниками перед Короной, обвинялись в невмешательстве в деятельность преступных образований на территории провинций, растратах казны. В каждом из преступлений все девятеро судом Его Королевского Величества признаны виновными. Единственный приговор за измену Короне – смерть. Приговор приводится в исполнение на центральной площади на закате солнца в день его прочтения.
Отца казнили быстро. Палач, которому за время правления в Южной Провинции Хоуна Таэлрона казнить приходилось лишь душегубов, насильников и ростовщиков-шантажистов, не мог позволить себе доставить и секунды мучений своему бывшему повелителю: лезвие топора с тихим шелестом, завершающимся глухим ударом об полено, прошло шею бывшего наместника. Фэнаар не моргнул, не заплакал и не почувствовал боли, глядя на приведение приговора в исполнение. Отец никогда не любил трех вещей: слез, трусости и предательства. И сын не предал отца. Юнец, который с деловитым видом красовался своими зелеными королевскими нашивками на предплечье легкого темно-синего кожаного доспеха гонца Его Величества перед девушками в самой дорогой таверне города, человек, который не пошел на сделку с полномочным представителем Гильдии Воров всей Южной Провинции, был наказан еще до следующего восхода солнца. Трехгранный клинок Фэнаара с мокрым шлепком пробил спину гонца, вышедшего проветриться, и остановился прямо в легком. Кровавая пена, выступившая на губах парня, его глаза, полные непонимания и отчаянья – все это видели стражники, но не самый приближенный к королевскому двору вор, сын наместника: в то время он уже находился в здании гильдии, не подозревая о том, что час назад к официальному исполнению своих обязанностей приступил новый наместник Его Величества в Южной Провинции, сэр Грэг. Городские традиции, особенности функционирования экономики порта, старые договоренности – ничто из этого не интересовало амбициозного старикана, на закате своей политической карьеры дорвавшегося до настоящей власти. По первому же, мельчайшему подозрению на следующее утро в здание Гильдии Воров был выслан отряд из 130 отборных стражников. Как было найдено здание Гильдии? Почему не поступила информация о предстоящей облаве? Возможно, это результат деятельности какого-то предателя внутри гильдии.… Но сегодня это уже было не важно: все те, кого Фэнаар любил, знал, уважал, ныне были мертвы: большую часть массово казнили на площади, единицы с гордостью пали в стенах родной Гильдии, еще меньшее количество, выжившие представители верхушки правления Гильдии, были заключены в подземелье, в одиночных камерах.
Именно одиночество всю жизнь казалось Фэнаару чем-то сказочным и невероятным: вокруг всегда были люди, сотни людей! Портовый город кишел жизнью, как подожженный муравейник: все куда-то спешили, о чем-то перекрикивались в общем гуле улицы. Таким помнил город юный вор. Помнил он и то, как его отец впервые познакомил сына с "самым влиятельным предпринимателем всей Южной Провинции", полу-эльфом по имени Айнилл. Именно он и пригласил пылкого, шустрого и умного юношу в свою "организацию", ставшую со временем крупнейшей гильдией воров во всем королевстве. Беззаботная жизнь, непринужденная борьба с несправедливостью методами, цена за применение которых во многих случаях могла стать смертью – все это дарило азарт, новые впечатления и ощущения, которых порой так не хватает обеспеченным молодым людям. Все было так, как пишут в красивых книгах: воровство во имя чести, море вина, верные друзья, добрый клинок и безграничные возможности. В один день это все сменилось двухразовым питанием из ржавой миски, просовываемой через стальную решетку в маленькую камеру, которую освещал лишь фонарь охранника, разносящего еду: подвалы у отца были знатные.
Фэнаар был схвачен стражниками и брошен в эту камеру до того момента, как рассветное солнце достигло зенита. Через неделю со свитком в руках к нему зашел начальник стражи Наместника: в соответствии с приговором, осужденного было решено казнить на рассвете второго дня двадцать пятого года его жизни. За полгода ожидания Фэнаар испытал всю гамму чувств, доступных человеку: от неугасающей ненависти ко всем и каждому до, в равной степени, безграничной любви к любому, кто умудрился оставить о себе память на задворках его сознания, от огромной надежды на неминуемое скорейшее избавление до состояния полнейшего ужаса. За первые же несколько недель эмоции улетучились. Вспоминая о них, Фэнаар поражался собственному безрассудству: как можно было тратить последние дни своей жизни на жалость к себе? Все волнения и переживания постепенно сжались до сплошной прямой полного безразличия: день сменялся ночью, ночь – вновь наступающим днем, а Фэнаар перестал питать иллюзии о потенциальном спасении. Когда ждать нечего, теряешь счет дням. Так произошло и с сыном бывшего наместника: уже через месяц заключения он не стал бы спорить, прошла неделя или 5 месяцев. Одно он знал точно: полгода еще не прошло: он жив.
Человек – уникальное создание, способное приспособиться к чему угодно! Так, некогда свободолюбивый, абсолютно независимый вор-гуляка, приспособился к жизни в одиночной камере. Согласитесь, назвать это странным сложно: тяжело не привыкнуть к помещению, ставшему единственной средой вашего обитания на шесть месяцев. Каково же было удивление Фэнаара, когда прекрасным летним утром (хотя, если быть честными до конца, ни о времени суток, ни о поре года смертник знать не мог) к нему в камеру постучался стражник. Вместо обычного "отойти от двери, руки за спиной, лицом к стене!" сразу же послышался звон перебираемых опытными пальцами ключей, щелчок замка и скрип открываемой двери. В проеме стоял все тот же стражник – единственный человек, которого видел за все это время юный Таэлрон. В руках он держал поднос, попросту ломившийся от еды: свежей, пахнущей пряностями. К поясу у него был привязан небольшой кувшинчик, который был вместе с подносом торжественно поставлен на пол.
- Поешь, Фэнаар. Тебе надо подкрепиться.
- В чем дело? А где же моя обычная миска каши? А стакан гнилого компота? Неужели, нашему новому наместнику захотелось побаловать смертничков вкусненьким?
Стражник хмуро взглянул на узника, покачал головой, развернулся и вышел в проем, закрыв за собой дверь. Он, было, собирался уйти не оборачиваясь, но в последний момент, кажется, о чем-то задумался, повернул голову в сторону камеры, и сказал лишь четыре слова, после которых не суждено было вновь пересечься взглядам вора и стража:
- С днем рожденья, Фэнаар.
День рожденья. Он не сразу понял смысл этой фразы, хотя мысленно готовил себя к ней почти каждый день. День рожденья – день его смерти. Завтра на рассвете ему отрубят голову. Казалось бы, именно это должно было беспокоить узника. Вместо всяческих волнений, Фэнаар попросту присел, скрестив ноги на полу, и принялся поглощать горячую пищу, запивая ее мятным вином. Мыслей в голове было очень мало: комки подсознательных образов нехотя, неспеша вклинивались в поток мыслей. Он пытался вспоминать, начинал вспоминать, когда тьма поглотила его.
Очнулся смертник, лежа на жесткой деревянной скамье. Рядом суетилась пара низеньких портных, подправлявших его новые шелковые одежды. Камера эта, в которое доставили его бессознательное тело, находилась явно выше предыдущего места обитания Фэнаара: воздух был чище, было довольно светло, дверь была открыта, и из окна дул легкий ветерок… Стоп! Окно! Узник моментально сбросил с себя остатки бессознательности, вскочил и неровными шагами приблизился к окну, выходящему прямо на мостовую. Даже вечерний свет слепил отвыкшие от такой яркости глаза, но Фэнаар заставил себя смотреть: напротив ходили люди, живые люди, полные эмоций, общения, жизненных забот! Это был не тот одинокий стражник, что сам, казалось, ждал скорейшего наступления исполнения приговора с отсрочкой длинною в жизнь! Это были ЛЮДИ! А смотрел на них смертник…. Фэнаар наполнил легкие прохладным предсумеречным воздухом, и повернулся к портным, оцепенело за ним наблюдавшим.
- Зачем мне эти одежды? – спросил узник.
- Вы – представитель знатных кровей. Негоже такому человеку идти на встречу со смертью в тряпье, которое не каждый крестьянин решил бы на себя напялить.
- И скоро?
- Что "скоро"? – с удивлением, перерастающим в недовольство, спросил старший портной
- Встреча, – уточнения, как и вопросы Фэнаара, были скорее данью врожденному любопытству, нежели необходимостью
- Нам приказано подготовить Вас, сударь, до ночи. Сейчас девять часов. А казнь ваша состоится на рассвете.
- Тогда за дело, - отсутствующим голосом сказал смертник.
Пока над его пепельно-стальной туникой трудилась эта парочка, Фэнаар попытался принудительно влить в себя дозу воспоминаний, ведь времени на размышления оставалось все меньше. Он чувствовал себя школьником, у которого под строгим взглядом преподавателя вылетели из головы все необходимые в данный момент мысли, а сознание наполнилось непробиваемым потоком чепухи. Прежде всего, хотелось вспомнить мать…. К сожалению, зачастую лица самых дорогих нам людей, почивших раньше назначенного им срока, абсолютно стираются из памяти. Остаются лишь краткие вспышки-образы, дающие представления о наиболее ярких моментах, проведенных рядом с ними. Так и Фэнаар не помнил лица своей матери. Зато ее нежные, ласковые, тонкие руки, покрытые едва заметной сеткой вен, остались в памяти навсегда: именно они так часто ласкали его буйные кудри вне зависимости от того, провинился ли сын или же доставил матери безграничную радость. Фэнаар понял, что сейчас может сорваться: он не хотел делиться последними своими эмоциями с совершенно незнакомыми ему людьми. Мысли его вновь превратились в однородный поток безразличия. Пошив туники был закончен довольно быстро: нужно отдать должное портным. Сияющая серебром в последних лучах заката, она смотрелась величественно.
В косяк двери громко постучали. На пороге стоял стражник в черных кожаных промасляных доспехах. Такие в городе носили лишь две организации: Гильдия Воров и личная стража Наместника. Судя по отсутствию представителей первой, и нашивкам, принадлежащим к иерархии второй, это был именно стражник.
- Уже поздний вечер. Приказано доставить Вас в камеру, - пробубнил он.
Не смотря на опасение Фэнаара (хотя чего бояться смертнику в последние часы жизни?), его не повели в подземелье. Наоборот, на последнюю ночь ему была предоставлена одна из лучших комнат дворца: некоторое время назад здесь останавливались друзья Фэнаара и знакомые его отца. Теперь же ему предстояло провести последнюю ночь жизни на шелковых простынях своего родного дома.
- Подъем в 4. У двери ночь проведут три смены. Она открыта, но выходить запрещено. У окна еще трое стражников в три смены.
- Во сколько казнь? – Фэнаар спросил это тихо и с некоторой грустью: эмоции начинали возвращаться в его безжизненную душу.
- В шесть. – стражник вышел и хлопнул толстой дверью.
В шесть часов утра Фэнаару предстояло умереть…
Крайс
Мастер
8/1/2006, 12:00:13 PM
Прочел. В самом начале по-моему немного сумбурно всё. Где-то попросту не хватает нового абзаца, т.к. повествование идёт об одном, а потом резко начинаетс от другом. А в общем хорошо, интересно) Небольшое несоответствие:
Фэнаар Таэлрон, сам того не подозревая, встречал ровно двадцать третий год со дня своего рожденья.
...осужденного было решено казнить на рассвете второго дня двадцать пятого года его жизни.
Фэнаар Таэлрон, сам того не подозревая, встречал ровно двадцать третий год со дня своего рожденья.
...осужденного было решено казнить на рассвете второго дня двадцать пятого года его жизни.
Flameberg2
Профессионал
8/1/2006, 6:02:42 PM
Небольшое несоответствие:
Спасибо, исправлено. Писал ночами - как-то не обратил внимания =)
вечерком вторую половину выложу...
Спасибо, исправлено. Писал ночами - как-то не обратил внимания =)
вечерком вторую половину выложу...
Enzel
Грандмастер
8/2/2006, 5:11:03 AM
молодец
ищо есть?
ищо есть?
VSS IV
Мастер
8/2/2006, 10:22:16 AM
Flameberg2, отлично пишешь! Выкладывай ещё!
Lentina
Специалист
8/5/2006, 2:00:45 AM
Мне понравилось, как ты пишешь. Первый рассказ просто замечательный! Редко я хочу оказаться сама на месте героев...
А где же обещанное продолжение второго рассказа?
А где же обещанное продолжение второго рассказа?
Flameberg2
Профессионал
8/5/2006, 4:35:14 AM
Извините за задержку: сейчас просто ЗАВАЛ с работой... Нет ни минутки времени. Завтра, думаю, допишу =( ыщо раз простите меня, непутевого =)
VSS IV
Мастер
8/5/2006, 3:35:16 PM
Прощаем, прощаем...
Пилинка
Любитель
8/12/2006, 8:38:21 PM
ну вот, заглянула, а где рассказ, который не приняли ? почему, кстати, не приняли ?
Flameberg2
Профессионал
8/12/2006, 8:40:46 PM
Не приняли из-за объема... Оказалось, Ворд дает кол-во знаков БЕЗ пробелов. Вот и вышло, что с пробелами на 3000 выше нормы. А вот и рассказ:
Старший лейтенант личного полка армии Его Королевского Величества в Южной Провинции, Джон Блэкли, был весьма неплохим воякой. Во всяком случае, его личностные характеристики полностью соответствовали ходившим о младшем офицерском составе слухам: он был груб, постоянно небрит, вечно пьян, обладал массивной нижней челюстью, короткой стрижкой с сальными волосами и любил ругаться отборным матом. В принципе, именно этим он занимается в данный момент, пробираясь в одиночку по узкому тоннелю, соединяющему два больших зала огромного пещерного комплекса и спотыкаясь об камни, которые ученые мужи называют сталагмитами. Для лейтенанта они являлись лишь булыжниками, которые по коварному сговору решили не дать ему добраться до цели. Вот именно по этой причине, будучи в состоянии легкой невменяемости переходящем в лютую ненависть к каменистым образованиям всех типов, вояка и ругался, вспоминая мироздание, гулящих матерей каждого камушка: от мелкой щебенки до всей чертовой горной гряды, через которую он с компаньонами пробирался уже шестые сутки. К его глубокому сожалению (не будем скрывать, герою нашему присуще и такое чувство…. Обычно, оно проявляется во времена послепоходных депрессий, когда некому скрутить шею, и ровно в час ночи, когда трактирщик выгоняет всех на улицу), эти милые ребята не разделили его участь в борьбе с каменными препятствиями: двое провалились в расщелину, которая за долгие века покоя оказалась прикрыта тоненьким слоем кварца, а еще один умудрился отравиться протухшим вяленым мясом из сухого пайка. И только нашего стойкого вояку не взяли ни пропасти, ни пищевые отравления: он четко шел к поставленной цели.
Розмари сладко посапывала во сне, сложив свои тоненькие ручки и аккуратно умостив на них свою белую головушку. Она жила в гордом одиночестве долгие годы…. Единственными гостями были мелкие зверушки: они изредка забредали к ней в дом, и, сознавая необходимость питаться, со слезами на глазах Розмари приходилось лишать несчастных жизни. Она всей своей душой, всем своим большим и добрым сердцем ненавидела жестокость. Она всегда чувствовала в себе какую-то невероятную силу, мощь, хранимую ее родом с древних лет: это было заложено в ее подсознании. Но ни повода, ни желания ее высвобождать не возникало с момента пробуждения девушки. Она была очень красива: грубоватая, но почти прозрачная, бледно-белая кожа, большие голубые глаза, аккуратный, ровный нос и небольшие уши, блестящие зубы – в общем, ее можно было назвать своеобразным ангелом! И, при этом, она была ужасно одинока. Дело в том, что она не помнила, как очутилась в этой тесной комнатушке. Казалось, она была здесь всегда, хотя некоторые базовые знания у нее оставались: значит, она общалась с другими, пока не оказалась заперта здесь. Она точно знала, что где-то далеко должны быть ее мать и отец, где-то там есть ее дом, настоящий дом, а не этот протухший и сырой зал, и, как любая прекрасная девушка ее возраста, она верила, что однажды ее спасет из заточения красивый и сильный молодой принц. Розмари прекратила дремать, глубоко вздохнула и повернулась на бок, не раскрывая глаз.
Джон в очередной раз грязно выругался. Я бы мог не сообщать это достопочтенным читателям, да только проблема в том, что сэр Блэкли никогда не спрашивал ни у кого разрешения грубо выражаться. И, уж поверьте, мнение скромного автора форумного творчества его интересует в последнюю очередь. Последние метров пятьдесят он протискивался по тоннелю боком, глубоко вдыхая и задерживая дыхание каждый раз, когда еще один острый каменный выступ намеревался раскроить его модную, дырявую, нестиранную несколько лет рубаху. Можно было бы выдумать историю о магической рубахе, дарованной солдату за великолепную службу, спасение каких-нибудь магичек, которые решили одарить его греховными утехами, а утром у его ног аккуратно сложили мистический подарок, но, если говорить откровенно, Джон попросту не намеревался тратить свое драгоценное время на такую банальность, как уход за одеждой. Лейтенант миновал очередной выступ горных пород, высвободил правую ногу из-за скалы и попытался сделать ею очередной шаг в темноту, как вдруг сапог ушел в пустоту, по инерции потянув за собой ногу, которая, решив не оставаться в долгу, со всей лихостью дернула вниз все массивное тело Джона. С криками, которыми зачастую деревенский кузнец ласково и терпеливо напутствует ученика своего, испортившего уже сотую заготовку за день, перекрывая воплем рев пламени в печи, наш герой плавно заскользил по наклонной плоскости, с хрустом наскакивая на каждый более-менее заметный выступ и унося его с собой вниз в очередном кувырке. Поток брани оборвался почти моментально, когда туша вояки с треском обрушилась на маленький плоский пятачок, окруженный покатыми каменными стенами, формировавшими вокруг него перевернутый конус. Джон приподнял голову, и попытался высвободить из-под себя зажатую руку: после нескольких попыток она выскользнула, сжимая вторую руку.... Эта конечность принадлежала скелету, который был немилосердно раздавлен телом сэра Блэкли. Это был весомый стимул: лейтенант вскочил и вжался спиной в каменный склон. Да, на том месте, где он только что удачно приземлился, лежали раздробленные кости скелета. Смело можно было сказать: когда-то эта груда костяной пыли и обломков ходила, ела, разговаривала и даже, возможно, пользовалась популярностью у представителей противоположного пола. Сейчас же это была просто куча костяных обломков. Джон нагнулся, дабы рассмотреть утварь, принадлежавшую погибшему. После недолгих "раскопок", он обнаружил небольшой мешочек с золотом, два добротных кинжала из слоеной стали (эти находки тут же заняли свое место на поясе благородного воина. Подобное отношение к вещам погибших он называл "ситуативной этикой") и небольшую, распухшую книженцию, перетянутую кожаной нитью. Как требовали условия задания, все объекты, которые не вызывали личного интереса у участников группы, должны были быть доставлены нанимателю в том виде, в коем были обнаружены. Джон аккуратно обвернул книгу тряпицей и упаковал ее в вещмешок. Нужно было выбираться. Блэкли уже давно утратил ориентацию во времени, и потому тусклый отблеск света, исходящего из небольшой расщелины у склона, противоположного тому, что привел его сюда, был расценен как рассвет. С корявым подобием улыбки на обветренных тонких губах, Джон начал карабкаться к проходу.
Розмари проснулась, нежно потянулась и сладко зевнула. Очередной день начался. И ей очень хотелось есть: последний раз своим присутствием зверьки ее почтили дня три назад. За входом в зал послышался шелест скользящих вниз камней: девушка с сожалением поняла, что в ближайшие несколько минут нужно будет совершить еще одно убийство: она на цыпочках прокралась к стене у входа, и стала ждать свою добычу.
Джон опять был в расщелине.... Черт возьми, это удручало вояку! И еще сильнее было его расстройство оттого, что показавшийся ему спасительным свет вовсе не был рассветным: это был чертов костер. Ну, что ж…. Во всяком случае, еще одному придурку довелось забраться в такую даль: надо будет познакомиться с ним и выпить вина. Или же просто выпить вина, предварительно избавившись от незнакомца наиболее кровавым путем. Вот с такими добродушными мыслями Джон шагнул в пещеру, и, уже во второй раз, кубарем полетел вниз, на ходу в нецензурной форме обещая себе собственноручно отрезать палец, если ему еще раз вздумается забыть посмотреть под ноги. Поток брани, как всегда, прервался моментально, когда Блэкли поднял свой взгляд, упершийся тут же в огромный, размером с хорошо откормленного лейтенанта личного полка армии Его Королевского Величества, глаз. На бесстрашного вояку пялился огромный белый дракон.
- Твою мать, - выпустила в воздух отпавшая нижняя челюсть Джона.
Дракон изменил наклон головы и с некоторой укоризной в глазах начал еще более пристально рассматривать солдата. В голове лейтенанта вертелись миллионы мыслей, общий смысл которых сводился к различным вариантам одного и того же процесса: уносить ноги от этой чешуйчатой твари как можно быстрее и как можно дальше.
- Извините, что прерываю ваше бесцеремонное созерцание, но не были бы вы столь любезны скрыть свое пребывание в проходе, дабы тот зверь, что пришел ко мне, стал моим ужином: видите ли, я третий день не ела.
Шепот дракона – это, должен вам сказать, ужасная штука: Блэкли схватился за голову двумя руками, пытаясь заглушить шум, и повалился на пол пещеры. Дракон спустя короткий миг понял, что это тело самостоятельно передвигаться в сторону не будет: пришлось подцепить его когтем и, аккуратно подняв, перело…
- ТВОЮ МАТЬ!!! – Джон очнулся в момент транспортировки, находясь на высоте около двадцати метров от пола, поддерживаемый за ворот кольчуги огромным стальным когтем дракона. Вы, должно быть, представляете всю неожиданность подобной ситуации.
- Милейший! – рык дракона сотряс стены огромного каменного зала, - если вы будете продолжать сквернословить в присутствии дамы, я определенно должна буду выставить Вас за дверь!
Джон, мягко опущенный на пол, как молот на наковальню, попытался все же собраться с мыслями, не обращая внимания на мириады витающих в сознании ярких звезд.
- И вообще, - продолжал свою речь дракон уже на несколько пониженных тонах, - что за привычка входить без стука? – дракон отвернулся от хама и презрительно фыркнул. При этом поток жидкого пламени ударил в противоположную стену, и горящими капельками скатился на пол, постепенно остывая и затухая.
- Рассвет, твою мать, - с досадой сказал Блэкли, осознав всю глупость своего последнего домысла: видеть рассвет на глубине около пятидесяти метров было, по крайней мере, несколько глупо.
Дракон обреченно и глубоко вздохнул, пожал плечами и обернулся:
- Ну, Сэр, раз уж добычу вы мою спугнули, давайте хоть познакомимся. Мне за эти годы так недоставало общения….
Джон попытался взять себя в руки: если уж хочется выбраться отсюда живым, а не через пищеварительный тракт многотонного дракона, нужно ему подчиниться.
- Черт возьми, да ты ж дракон!!! Какое, к вомбатовой бабушке, общение?!
Розмари хотела было что-то сказать, но глаза ее вдруг совеем по-детски округлились, губы задрожали, и по чешуйчатой мордочке побежала огромная слезинка, с громким плеском разбившаяся об каменный пол. Дракониха отвернулась, неуклюже отошла в угол и, сотрясая всхлипами своды зала, тихонько заплакала. Воин с отвисшей челюстью наблюдал за этим: только что на него обиделся чертов дракон! Это, пожалуй, должно было бы вызвать приступ неконтролируемой паники у любого здравомыслящего человека, хоть немного слышавшего о драконах. Джон же не моргая наблюдал за сотрясающейся спиной с белыми крыльями: находясь в тени, в другом конце пещеры, она напоминала огромного ангела, спустившегося на землю, и расстроившегося от увиденной низости рода людского.
- Мой ангелочек, - прошептал Блэкли. Перед ним уже был не дракон, и не ангел: он видел свою дочурку, девятилетнюю Энн. Точно так же, много лет назад, она плакала в дальнем уголке комнаты, и просила Бога скорее вернуть ей любимого папочку. В этот момент Джон без сознания лежал на своей кровати: в битве за свой родной город, за свою семью и свой дом, его ранили: ударили стальной дубиной по голове: три недели он не просыпался. Он видел далекие страны, бескрайние поля…. Ветер игриво трепал его шевелюру, а под огромными крыльями пролетали города и реки, моря и королевства. В этот момент он услышал всхлипы своей дочки, и проснулся. Энн стояла на коленях в углу. Всего два слова: "мой ангелочек", и она оказалась у его кровати с заплаканными, но счастливыми глазами. Всего два года, и он ободранными в кровь руками рыл две могилы на заднем дворе: чума своими черными крыльями накрыла город, она собрала свою дань смерти с каждой семьи. Блэкли остался один: жена и дочь умерли с разницей в два дня…. Он собрал немногочисленные пожитки, и отправился в самый дальний город королевства, нашел самую затхлую таверну и пил, пока не кончились все деньги, а потом подрабатывал вышибалой все в той же таверне, и снова, снова пил. Пока не пришла она: молодая девушка в тонкой промасленной кольчуге и широкой саблей на поясе. Новенькая в городе. Не каждый пьянчуга разглядывает предплечья молодых девушек, а стоило бы: на кожаном наплечнике красовались три золотых полосы – начальник городской стражи. Мужчины в том районе благородством не блистали, и потому весьма удачная попытка полу-трезвого Джона оградить девушку от притязаний толпы была оценена: со следующей недели он поступал под ее непосредственное руководство. Три года работы сблизили их. Но однажды, вернувшись домой, он застал ее в слезах, впервые за эти годы. Она вынуждена была подчиняться приказам прибывшего в город представителя Его Величества: группа людей отправлялась на разведку в пещеру. Туда тремя месяцами ранее отправился один разведчик. Отчета не последовало. На его поиски, а так же – на расследование обстановки, решено было выделить троих людей из столицы и одного местного лейтенанта. Им и стал мистер Джон Блэкли. Он подошел, нежно обнял свою возлюбленную Леди, пообещал ей вернуться, и собирался было выйти во двор к ожидавшим его людям…. На последних шагах к двери он остановился, обернулся и прошептал ей в спину, вложив в эти два слова всю доступную солдатскому грубому сердцу нежность и ласку: "Мой ангелочек"….
Старший лейтенант личного полка армии Его Королевского Величества в Южной Провинции, Джон Блэкли, был весьма неплохим воякой. Во всяком случае, его личностные характеристики полностью соответствовали ходившим о младшем офицерском составе слухам: он был груб, постоянно небрит, вечно пьян, обладал массивной нижней челюстью, короткой стрижкой с сальными волосами и любил ругаться отборным матом. В принципе, именно этим он занимается в данный момент, пробираясь в одиночку по узкому тоннелю, соединяющему два больших зала огромного пещерного комплекса и спотыкаясь об камни, которые ученые мужи называют сталагмитами. Для лейтенанта они являлись лишь булыжниками, которые по коварному сговору решили не дать ему добраться до цели. Вот именно по этой причине, будучи в состоянии легкой невменяемости переходящем в лютую ненависть к каменистым образованиям всех типов, вояка и ругался, вспоминая мироздание, гулящих матерей каждого камушка: от мелкой щебенки до всей чертовой горной гряды, через которую он с компаньонами пробирался уже шестые сутки. К его глубокому сожалению (не будем скрывать, герою нашему присуще и такое чувство…. Обычно, оно проявляется во времена послепоходных депрессий, когда некому скрутить шею, и ровно в час ночи, когда трактирщик выгоняет всех на улицу), эти милые ребята не разделили его участь в борьбе с каменными препятствиями: двое провалились в расщелину, которая за долгие века покоя оказалась прикрыта тоненьким слоем кварца, а еще один умудрился отравиться протухшим вяленым мясом из сухого пайка. И только нашего стойкого вояку не взяли ни пропасти, ни пищевые отравления: он четко шел к поставленной цели.
Розмари сладко посапывала во сне, сложив свои тоненькие ручки и аккуратно умостив на них свою белую головушку. Она жила в гордом одиночестве долгие годы…. Единственными гостями были мелкие зверушки: они изредка забредали к ней в дом, и, сознавая необходимость питаться, со слезами на глазах Розмари приходилось лишать несчастных жизни. Она всей своей душой, всем своим большим и добрым сердцем ненавидела жестокость. Она всегда чувствовала в себе какую-то невероятную силу, мощь, хранимую ее родом с древних лет: это было заложено в ее подсознании. Но ни повода, ни желания ее высвобождать не возникало с момента пробуждения девушки. Она была очень красива: грубоватая, но почти прозрачная, бледно-белая кожа, большие голубые глаза, аккуратный, ровный нос и небольшие уши, блестящие зубы – в общем, ее можно было назвать своеобразным ангелом! И, при этом, она была ужасно одинока. Дело в том, что она не помнила, как очутилась в этой тесной комнатушке. Казалось, она была здесь всегда, хотя некоторые базовые знания у нее оставались: значит, она общалась с другими, пока не оказалась заперта здесь. Она точно знала, что где-то далеко должны быть ее мать и отец, где-то там есть ее дом, настоящий дом, а не этот протухший и сырой зал, и, как любая прекрасная девушка ее возраста, она верила, что однажды ее спасет из заточения красивый и сильный молодой принц. Розмари прекратила дремать, глубоко вздохнула и повернулась на бок, не раскрывая глаз.
Джон в очередной раз грязно выругался. Я бы мог не сообщать это достопочтенным читателям, да только проблема в том, что сэр Блэкли никогда не спрашивал ни у кого разрешения грубо выражаться. И, уж поверьте, мнение скромного автора форумного творчества его интересует в последнюю очередь. Последние метров пятьдесят он протискивался по тоннелю боком, глубоко вдыхая и задерживая дыхание каждый раз, когда еще один острый каменный выступ намеревался раскроить его модную, дырявую, нестиранную несколько лет рубаху. Можно было бы выдумать историю о магической рубахе, дарованной солдату за великолепную службу, спасение каких-нибудь магичек, которые решили одарить его греховными утехами, а утром у его ног аккуратно сложили мистический подарок, но, если говорить откровенно, Джон попросту не намеревался тратить свое драгоценное время на такую банальность, как уход за одеждой. Лейтенант миновал очередной выступ горных пород, высвободил правую ногу из-за скалы и попытался сделать ею очередной шаг в темноту, как вдруг сапог ушел в пустоту, по инерции потянув за собой ногу, которая, решив не оставаться в долгу, со всей лихостью дернула вниз все массивное тело Джона. С криками, которыми зачастую деревенский кузнец ласково и терпеливо напутствует ученика своего, испортившего уже сотую заготовку за день, перекрывая воплем рев пламени в печи, наш герой плавно заскользил по наклонной плоскости, с хрустом наскакивая на каждый более-менее заметный выступ и унося его с собой вниз в очередном кувырке. Поток брани оборвался почти моментально, когда туша вояки с треском обрушилась на маленький плоский пятачок, окруженный покатыми каменными стенами, формировавшими вокруг него перевернутый конус. Джон приподнял голову, и попытался высвободить из-под себя зажатую руку: после нескольких попыток она выскользнула, сжимая вторую руку.... Эта конечность принадлежала скелету, который был немилосердно раздавлен телом сэра Блэкли. Это был весомый стимул: лейтенант вскочил и вжался спиной в каменный склон. Да, на том месте, где он только что удачно приземлился, лежали раздробленные кости скелета. Смело можно было сказать: когда-то эта груда костяной пыли и обломков ходила, ела, разговаривала и даже, возможно, пользовалась популярностью у представителей противоположного пола. Сейчас же это была просто куча костяных обломков. Джон нагнулся, дабы рассмотреть утварь, принадлежавшую погибшему. После недолгих "раскопок", он обнаружил небольшой мешочек с золотом, два добротных кинжала из слоеной стали (эти находки тут же заняли свое место на поясе благородного воина. Подобное отношение к вещам погибших он называл "ситуативной этикой") и небольшую, распухшую книженцию, перетянутую кожаной нитью. Как требовали условия задания, все объекты, которые не вызывали личного интереса у участников группы, должны были быть доставлены нанимателю в том виде, в коем были обнаружены. Джон аккуратно обвернул книгу тряпицей и упаковал ее в вещмешок. Нужно было выбираться. Блэкли уже давно утратил ориентацию во времени, и потому тусклый отблеск света, исходящего из небольшой расщелины у склона, противоположного тому, что привел его сюда, был расценен как рассвет. С корявым подобием улыбки на обветренных тонких губах, Джон начал карабкаться к проходу.
Розмари проснулась, нежно потянулась и сладко зевнула. Очередной день начался. И ей очень хотелось есть: последний раз своим присутствием зверьки ее почтили дня три назад. За входом в зал послышался шелест скользящих вниз камней: девушка с сожалением поняла, что в ближайшие несколько минут нужно будет совершить еще одно убийство: она на цыпочках прокралась к стене у входа, и стала ждать свою добычу.
Джон опять был в расщелине.... Черт возьми, это удручало вояку! И еще сильнее было его расстройство оттого, что показавшийся ему спасительным свет вовсе не был рассветным: это был чертов костер. Ну, что ж…. Во всяком случае, еще одному придурку довелось забраться в такую даль: надо будет познакомиться с ним и выпить вина. Или же просто выпить вина, предварительно избавившись от незнакомца наиболее кровавым путем. Вот с такими добродушными мыслями Джон шагнул в пещеру, и, уже во второй раз, кубарем полетел вниз, на ходу в нецензурной форме обещая себе собственноручно отрезать палец, если ему еще раз вздумается забыть посмотреть под ноги. Поток брани, как всегда, прервался моментально, когда Блэкли поднял свой взгляд, упершийся тут же в огромный, размером с хорошо откормленного лейтенанта личного полка армии Его Королевского Величества, глаз. На бесстрашного вояку пялился огромный белый дракон.
- Твою мать, - выпустила в воздух отпавшая нижняя челюсть Джона.
Дракон изменил наклон головы и с некоторой укоризной в глазах начал еще более пристально рассматривать солдата. В голове лейтенанта вертелись миллионы мыслей, общий смысл которых сводился к различным вариантам одного и того же процесса: уносить ноги от этой чешуйчатой твари как можно быстрее и как можно дальше.
- Извините, что прерываю ваше бесцеремонное созерцание, но не были бы вы столь любезны скрыть свое пребывание в проходе, дабы тот зверь, что пришел ко мне, стал моим ужином: видите ли, я третий день не ела.
Шепот дракона – это, должен вам сказать, ужасная штука: Блэкли схватился за голову двумя руками, пытаясь заглушить шум, и повалился на пол пещеры. Дракон спустя короткий миг понял, что это тело самостоятельно передвигаться в сторону не будет: пришлось подцепить его когтем и, аккуратно подняв, перело…
- ТВОЮ МАТЬ!!! – Джон очнулся в момент транспортировки, находясь на высоте около двадцати метров от пола, поддерживаемый за ворот кольчуги огромным стальным когтем дракона. Вы, должно быть, представляете всю неожиданность подобной ситуации.
- Милейший! – рык дракона сотряс стены огромного каменного зала, - если вы будете продолжать сквернословить в присутствии дамы, я определенно должна буду выставить Вас за дверь!
Джон, мягко опущенный на пол, как молот на наковальню, попытался все же собраться с мыслями, не обращая внимания на мириады витающих в сознании ярких звезд.
- И вообще, - продолжал свою речь дракон уже на несколько пониженных тонах, - что за привычка входить без стука? – дракон отвернулся от хама и презрительно фыркнул. При этом поток жидкого пламени ударил в противоположную стену, и горящими капельками скатился на пол, постепенно остывая и затухая.
- Рассвет, твою мать, - с досадой сказал Блэкли, осознав всю глупость своего последнего домысла: видеть рассвет на глубине около пятидесяти метров было, по крайней мере, несколько глупо.
Дракон обреченно и глубоко вздохнул, пожал плечами и обернулся:
- Ну, Сэр, раз уж добычу вы мою спугнули, давайте хоть познакомимся. Мне за эти годы так недоставало общения….
Джон попытался взять себя в руки: если уж хочется выбраться отсюда живым, а не через пищеварительный тракт многотонного дракона, нужно ему подчиниться.
- Черт возьми, да ты ж дракон!!! Какое, к вомбатовой бабушке, общение?!
Розмари хотела было что-то сказать, но глаза ее вдруг совеем по-детски округлились, губы задрожали, и по чешуйчатой мордочке побежала огромная слезинка, с громким плеском разбившаяся об каменный пол. Дракониха отвернулась, неуклюже отошла в угол и, сотрясая всхлипами своды зала, тихонько заплакала. Воин с отвисшей челюстью наблюдал за этим: только что на него обиделся чертов дракон! Это, пожалуй, должно было бы вызвать приступ неконтролируемой паники у любого здравомыслящего человека, хоть немного слышавшего о драконах. Джон же не моргая наблюдал за сотрясающейся спиной с белыми крыльями: находясь в тени, в другом конце пещеры, она напоминала огромного ангела, спустившегося на землю, и расстроившегося от увиденной низости рода людского.
- Мой ангелочек, - прошептал Блэкли. Перед ним уже был не дракон, и не ангел: он видел свою дочурку, девятилетнюю Энн. Точно так же, много лет назад, она плакала в дальнем уголке комнаты, и просила Бога скорее вернуть ей любимого папочку. В этот момент Джон без сознания лежал на своей кровати: в битве за свой родной город, за свою семью и свой дом, его ранили: ударили стальной дубиной по голове: три недели он не просыпался. Он видел далекие страны, бескрайние поля…. Ветер игриво трепал его шевелюру, а под огромными крыльями пролетали города и реки, моря и королевства. В этот момент он услышал всхлипы своей дочки, и проснулся. Энн стояла на коленях в углу. Всего два слова: "мой ангелочек", и она оказалась у его кровати с заплаканными, но счастливыми глазами. Всего два года, и он ободранными в кровь руками рыл две могилы на заднем дворе: чума своими черными крыльями накрыла город, она собрала свою дань смерти с каждой семьи. Блэкли остался один: жена и дочь умерли с разницей в два дня…. Он собрал немногочисленные пожитки, и отправился в самый дальний город королевства, нашел самую затхлую таверну и пил, пока не кончились все деньги, а потом подрабатывал вышибалой все в той же таверне, и снова, снова пил. Пока не пришла она: молодая девушка в тонкой промасленной кольчуге и широкой саблей на поясе. Новенькая в городе. Не каждый пьянчуга разглядывает предплечья молодых девушек, а стоило бы: на кожаном наплечнике красовались три золотых полосы – начальник городской стражи. Мужчины в том районе благородством не блистали, и потому весьма удачная попытка полу-трезвого Джона оградить девушку от притязаний толпы была оценена: со следующей недели он поступал под ее непосредственное руководство. Три года работы сблизили их. Но однажды, вернувшись домой, он застал ее в слезах, впервые за эти годы. Она вынуждена была подчиняться приказам прибывшего в город представителя Его Величества: группа людей отправлялась на разведку в пещеру. Туда тремя месяцами ранее отправился один разведчик. Отчета не последовало. На его поиски, а так же – на расследование обстановки, решено было выделить троих людей из столицы и одного местного лейтенанта. Им и стал мистер Джон Блэкли. Он подошел, нежно обнял свою возлюбленную Леди, пообещал ей вернуться, и собирался было выйти во двор к ожидавшим его людям…. На последних шагах к двери он остановился, обернулся и прошептал ей в спину, вложив в эти два слова всю доступную солдатскому грубому сердцу нежность и ласку: "Мой ангелочек"….
Flameberg2
Профессионал
8/12/2006, 8:41:57 PM
А вот и вторая часть:
- К-к-как? Как ты меня назвал? – всхлипывающая дракониха недоверчиво оглянулась.
- Не плачь, милая… Как тебя зовут? – Блэкли не верил своим ушам, но он на самом деле общался с драконом!
- М-м-меня? Меня зовут Розмари.
- Прекрасное имя, Розмари! А я – лейтенант Джон Блэкли.
- Одно имя…. Я не разбираюсь.
- Одно?
- Назови мне одно свое имя.
- Можешь звать меня Джоном, Розмари.
- Рада знакомству, Джон, - Розмари перестала всхлипывать, и попыталась изобразить на лице подобие улыбки.
- Ну, вот и умница. – При всем вопиющем несоответствии ростов, Джон выглядел сейчас, как заботливый папаша, - не плачь больше.
- Не буду. – Розмари расцвела на глазах.
- Скажи, а что ты здесь делаешь?
- Живу. Это мой дом. Я не могу отсюда выйти: стены слишком твердые, а я слишком мала, чтоб их сломать.
- Ну, ты ведь дракон! Что за глупости?!
- Ну, я не знаю…. – она выглядела растерянной, - я пыталась много-много раз, но каждая попытка, кажется, делала стены еще крепче.
- Мдааа…. Это проблема. А как же ты сюда попала-то?
- Не помню…. Мои мама и папа где-то есть, но я их не помню. И не помню, как попала сюда…. Я ничего не помню…. Помоги мне, Джон!
Дракониха опять разрыдалась, ее растерянные и напуганные глаза просто терзали Блэкли сердце: он снял вещмешок с плеч, положил рядом с собой и присел на каменный выступ.
- Я…. Постой, а что это светится у тебя в сумке? – Розмари пыталась было что-то сказать, но вдруг взгляд ее неподвижно уперся в сумку.
- В сумке? По-моему, тебе кажется: это обычная сумка с обычными вещами обычного солдата.
- Нет-нет-нет! Я точно знаю, я вижу! Покажи мне! Ну, покажи! – детская настойчивость огромного дракона не могла выглядеть обыденно, но Джону это казалось даже немного забавным. Он растянул узел, закрывавший сумку, и неспеша выложил содержимое на пол. Стальной коготь медленно, но уверенно потянулся к книге с кожаной шнуровкой.
- Что это?
- Не знаю. Я нашел эту книгу у входа в твою пеще…. кхм… комнату. – ответил Блэкли.
- Книгу? Это то, где читают и пишут? Я помню одну книгу! Кто-то однажды приходил ко мне с книгой. Только я не помню, о чем она была. И того человека я тоже не помню. – Розмари выглядела совершенно запутанной.
- Ты говоришь, она светится? Но я ничего не вижу.
- Джон, но ты ведь не дракон. – ее серьезная рассудительность рассмешила старого вояку, - и, между прочим, светится она не вся, а только нижняя часть, маленький квадратик.
- Да? Ну-ка, посмотрим, что это за книга.
Блэкли развязал шнуровку, и хотел было начать читать вслух, как вдруг осекся: это был дневник. Он так и был подписан: "Личный дневник архимага Девяти Королевств. Рискни открыть хоть одну страницу, и ты ощутишь пламя дракона своими костями". Вот, что случилось…. Та груда костей в предыдущем помещении пещеры – любопытный скаут. Джон резко перевернул страницу: ничего не случилось. Видимо, заряд был всего один. Он начал читать дневник, пытаясь не выдавать своей мимикой заинтересованности процессом. А интересоваться было чем: этот чертов архимаг уничтожил всех до последнего драконов в Южном Королевстве. Их сердца, закованные в чешуйчатые латы, хранили в себе эликсир вечной жизни. В погоне за ней, все драконы были истреблены. Он детально описывал каждое убийство: несчастные погибли ужасной смертью. И лишь молодого белого дракона, самку, он решил пощадить, оставить в качестве резерва. В журнале было написано, что дракон будет стеречь дневник, а дневник будет стеречь дракона. Последняя страница, последняя запись содержала заклинание, прочтение которого даровало бы полную власть над драконом: Розмари убила бы себя, прочти Джон или кто-либо еще эту фразу в слух. И тогда ничто не помешает архимагу вырвать сердце из ее груди. План был жесток, ужасен, но Блэкли в своей жизни повидал много всяких гадостей, гнусных типов и сумасшедших магов: три года службы Короне на окраине королевства даром не прошли. Одно смущало лейтенанта: подпись на последней странице. Она гласила: "Архимаг Девяти Королевств, Айрилл". Имя королевской семьи. Шок поразил Джона: эту мразь тысячи людей готовы в любой момент прикрыть своим телом от любой угрозы, миллион жителей королевства будет верен ему до последней капли крови! И он посмел отправить за своим дневником своих же слуг! Видимо, кончились его зелья. Блэкли захлопнул книгу, и минуту молча смотрел в пол. А потом лишь легкая улыбка коснулась его лица:
- Розмари, я хочу, чтоб ты послушала меня. Не перебивала, а послушала, и сделала так, как я скажу. Ты ведь веришь мне?
Огромный белый дракон, с интересом наблюдавший за человеком последние полчаса, молча кивнул, моргнув гигантскими глазами.
- Послушай. Я хочу, чтоб ты взяла эту книгу, положила в дальний угол комнаты, и выплеснула на него все пламя, которое сможешь. Я спрячусь за расщелиной, если ты будешь столь добра помочь мне туда забраться.
Розмари на секунду задумалась, но, почему-то, решила, что может доверять этому странному человеку: она молча исполнила его приказание.
Минуту спустя одна из скал длинной горной гряды сотряслась от мощного удара. Потом последовала целая серия монотонных толчков: тысячелетние вершины гор шатались, как молодые березы под порывами ледяного ветра. И вдруг, в наступившей тишине, раздался ужасный рев: факел жидкого пламени пронзил скалу, как огненный меч: камни, не успевая долететь до земли, таяли под напором древней магии прямо в воздухе. Большие, широкие белые крылья медленно высунулись из скалы, обладательница их встряхнула головой, взяла размах пошире и несколькими мощными движениями понесла свое массивное тело навстречу предрассветному солнцу, на восток, туда, где нет ни одного человека, к землям, которыми никто не правил, к бескрайним просторам океана и нескончаемым лугам. Огромные голубые глаза Розмари наполнились слезами, она резко развернулась в воздухе и, на невероятной скорости сделав круг над своей бывшей темницей, понеслась дальше, возвещая весь мир о своем присутствии нескончаемой, как вселенная, сладкой, как запах дикой розы, горькой, как печаль утраты любимого существа, и полной магии ее древнего рода Песней Зверя. С тех пор в Южном Королевстве никто не видел ни одного дракона, но еще десятки поколений рассказывали своим наследникам о том, как в предрассветном сумраке звучала эта песня в сердце каждого живого существа.
Концовка смазана, знаю - дописывал ночью. Не исключено, что еще перепишу: спешить уже некуда.... =( О композиции ни слова: в подобном стиле писал впервые
А вообще, с благодарностью приму любую критику.
- К-к-как? Как ты меня назвал? – всхлипывающая дракониха недоверчиво оглянулась.
- Не плачь, милая… Как тебя зовут? – Блэкли не верил своим ушам, но он на самом деле общался с драконом!
- М-м-меня? Меня зовут Розмари.
- Прекрасное имя, Розмари! А я – лейтенант Джон Блэкли.
- Одно имя…. Я не разбираюсь.
- Одно?
- Назови мне одно свое имя.
- Можешь звать меня Джоном, Розмари.
- Рада знакомству, Джон, - Розмари перестала всхлипывать, и попыталась изобразить на лице подобие улыбки.
- Ну, вот и умница. – При всем вопиющем несоответствии ростов, Джон выглядел сейчас, как заботливый папаша, - не плачь больше.
- Не буду. – Розмари расцвела на глазах.
- Скажи, а что ты здесь делаешь?
- Живу. Это мой дом. Я не могу отсюда выйти: стены слишком твердые, а я слишком мала, чтоб их сломать.
- Ну, ты ведь дракон! Что за глупости?!
- Ну, я не знаю…. – она выглядела растерянной, - я пыталась много-много раз, но каждая попытка, кажется, делала стены еще крепче.
- Мдааа…. Это проблема. А как же ты сюда попала-то?
- Не помню…. Мои мама и папа где-то есть, но я их не помню. И не помню, как попала сюда…. Я ничего не помню…. Помоги мне, Джон!
Дракониха опять разрыдалась, ее растерянные и напуганные глаза просто терзали Блэкли сердце: он снял вещмешок с плеч, положил рядом с собой и присел на каменный выступ.
- Я…. Постой, а что это светится у тебя в сумке? – Розмари пыталась было что-то сказать, но вдруг взгляд ее неподвижно уперся в сумку.
- В сумке? По-моему, тебе кажется: это обычная сумка с обычными вещами обычного солдата.
- Нет-нет-нет! Я точно знаю, я вижу! Покажи мне! Ну, покажи! – детская настойчивость огромного дракона не могла выглядеть обыденно, но Джону это казалось даже немного забавным. Он растянул узел, закрывавший сумку, и неспеша выложил содержимое на пол. Стальной коготь медленно, но уверенно потянулся к книге с кожаной шнуровкой.
- Что это?
- Не знаю. Я нашел эту книгу у входа в твою пеще…. кхм… комнату. – ответил Блэкли.
- Книгу? Это то, где читают и пишут? Я помню одну книгу! Кто-то однажды приходил ко мне с книгой. Только я не помню, о чем она была. И того человека я тоже не помню. – Розмари выглядела совершенно запутанной.
- Ты говоришь, она светится? Но я ничего не вижу.
- Джон, но ты ведь не дракон. – ее серьезная рассудительность рассмешила старого вояку, - и, между прочим, светится она не вся, а только нижняя часть, маленький квадратик.
- Да? Ну-ка, посмотрим, что это за книга.
Блэкли развязал шнуровку, и хотел было начать читать вслух, как вдруг осекся: это был дневник. Он так и был подписан: "Личный дневник архимага Девяти Королевств. Рискни открыть хоть одну страницу, и ты ощутишь пламя дракона своими костями". Вот, что случилось…. Та груда костей в предыдущем помещении пещеры – любопытный скаут. Джон резко перевернул страницу: ничего не случилось. Видимо, заряд был всего один. Он начал читать дневник, пытаясь не выдавать своей мимикой заинтересованности процессом. А интересоваться было чем: этот чертов архимаг уничтожил всех до последнего драконов в Южном Королевстве. Их сердца, закованные в чешуйчатые латы, хранили в себе эликсир вечной жизни. В погоне за ней, все драконы были истреблены. Он детально описывал каждое убийство: несчастные погибли ужасной смертью. И лишь молодого белого дракона, самку, он решил пощадить, оставить в качестве резерва. В журнале было написано, что дракон будет стеречь дневник, а дневник будет стеречь дракона. Последняя страница, последняя запись содержала заклинание, прочтение которого даровало бы полную власть над драконом: Розмари убила бы себя, прочти Джон или кто-либо еще эту фразу в слух. И тогда ничто не помешает архимагу вырвать сердце из ее груди. План был жесток, ужасен, но Блэкли в своей жизни повидал много всяких гадостей, гнусных типов и сумасшедших магов: три года службы Короне на окраине королевства даром не прошли. Одно смущало лейтенанта: подпись на последней странице. Она гласила: "Архимаг Девяти Королевств, Айрилл". Имя королевской семьи. Шок поразил Джона: эту мразь тысячи людей готовы в любой момент прикрыть своим телом от любой угрозы, миллион жителей королевства будет верен ему до последней капли крови! И он посмел отправить за своим дневником своих же слуг! Видимо, кончились его зелья. Блэкли захлопнул книгу, и минуту молча смотрел в пол. А потом лишь легкая улыбка коснулась его лица:
- Розмари, я хочу, чтоб ты послушала меня. Не перебивала, а послушала, и сделала так, как я скажу. Ты ведь веришь мне?
Огромный белый дракон, с интересом наблюдавший за человеком последние полчаса, молча кивнул, моргнув гигантскими глазами.
- Послушай. Я хочу, чтоб ты взяла эту книгу, положила в дальний угол комнаты, и выплеснула на него все пламя, которое сможешь. Я спрячусь за расщелиной, если ты будешь столь добра помочь мне туда забраться.
Розмари на секунду задумалась, но, почему-то, решила, что может доверять этому странному человеку: она молча исполнила его приказание.
Минуту спустя одна из скал длинной горной гряды сотряслась от мощного удара. Потом последовала целая серия монотонных толчков: тысячелетние вершины гор шатались, как молодые березы под порывами ледяного ветра. И вдруг, в наступившей тишине, раздался ужасный рев: факел жидкого пламени пронзил скалу, как огненный меч: камни, не успевая долететь до земли, таяли под напором древней магии прямо в воздухе. Большие, широкие белые крылья медленно высунулись из скалы, обладательница их встряхнула головой, взяла размах пошире и несколькими мощными движениями понесла свое массивное тело навстречу предрассветному солнцу, на восток, туда, где нет ни одного человека, к землям, которыми никто не правил, к бескрайним просторам океана и нескончаемым лугам. Огромные голубые глаза Розмари наполнились слезами, она резко развернулась в воздухе и, на невероятной скорости сделав круг над своей бывшей темницей, понеслась дальше, возвещая весь мир о своем присутствии нескончаемой, как вселенная, сладкой, как запах дикой розы, горькой, как печаль утраты любимого существа, и полной магии ее древнего рода Песней Зверя. С тех пор в Южном Королевстве никто не видел ни одного дракона, но еще десятки поколений рассказывали своим наследникам о том, как в предрассветном сумраке звучала эта песня в сердце каждого живого существа.
Концовка смазана, знаю - дописывал ночью. Не исключено, что еще перепишу: спешить уже некуда.... =( О композиции ни слова: в подобном стиле писал впервые
А вообще, с благодарностью приму любую критику.
Enzel
Грандмастер
8/12/2006, 8:47:56 PM
КЛААААААААААААААААААААССССССССССС ИЩО ЕСТЬ?!!!!!!?
если нет напишы как да будет время
если нет напишы как да будет время
VIP
Июлькa
Акула пера
8/12/2006, 9:34:31 PM
Покорена Вашим творчеством, сказать что просто понравилось будет мало...
Надеюсь на продолжение!
Надеюсь на продолжение!
Flameberg2
Профессионал
8/13/2006, 4:34:29 AM
Спасибо всем, кто отозвался.... Я ценю ваше мнение =) Действительно, огромное спасибо...