Явления секса глазами классиков

Хотелось бы поговорить о явлениях сексуальности и о самом сексе, у классиков русской литературы.Для начало выложу в пример стих А.С.Пушкина посвящённый девственницам.

ПЛАТОНИЧЕСКАЯ ЛЮБОВЬ.

Я знаю, Лидинька, мой друг,
Кому в задумчивости сладкой
Ты посвятила свой досуг,
Кому ты жертвуешь украдкой
От подозрительных подруг.
Тебя страшит проказник милый,
Очарователь легкокрылый,
И хладной важностью своей
Тебе несносен Гименей.
Ты молишься другому богу,
Своей покорствуя Судьбе:
Восторги нежные к тебе
Нашли пустынную дорогу.
Я понял слабый жар очей,
Я понял взор полузакрытый,
И побледневшие ланиты,
И томность поступи твоей....
Твой бог не полною отрадой
Своих поклонников дарит.
Его таинственной наградой
Младая скромность дорожит.
Он любит сны воображенья,
Он терпит на дверях замок,
Он друг стыдливый наслажденья,
Он брат любви, но одинок.
Когда бессонницей унылой
Во тме ночной томишься ты,
Он оживляет тайной силой
Твои неясные мечты,
Вздыхает нежно с бедной Лидой
И гонит тихою рукой
И сны, внушенные Кипридой,
И сладкий, девственный покой.
В уединенном наслажденьи
Ты мыслишь обмануть любовь.
Напрасно! - в самом упоеньи
Вздыхаешь и томишься вновь.

Амур ужели не заглянет
В неосвященный свой приют?
Твоя краса, как роза, вянет;
Минуты юности бегут.
Ужель мольба моя напрасна?
Забудь преступные мечты,
Не вечно будешь ты прекрасна,
Не для себя прекрасна ты.

Как вы думаете что хотел донести до нас Пушкин этим стихом?
И просто ваше мнение о стихе!

Ладно...приведу ещё один стих!

Орлов с Истоминой в постеле
В убогой наготе лежал.
Не отличился в жарком деле
Непостоянный генерал.
Не думав милого обидеть,
Взяла Лаиса микроскоп
И говорит: "Позволь увидеть,
Чем ты меня, мой милый, *б".

А.С.Пушкин

Блин,люди вы уже хуть что-нибудь напишите!

Ради резвого разврата,
Приапических затей.
Ради неги, ради злата,
Ради прелести твоей,
Ольга, жрица наслажденья,
Внемли наш влюбленный плач -
Ночь восторгов, ночь забвенья
Нам наверное назначь.

А.С.Пушкин

А-а-а-а...пишите!

Мансуров, закадышный друг,
Надень венок терновый!
Вздохни - и рюмку выпей вдруг
За здравие Крыловой.

Поверь, она верна тебе.
Как девственница Ласси,
Она покорствует судьбе
И госпоже Казасси.

Но скоро счастливой рукой
Набойку школы скинет,
На бархат ляжет пред тобой
И ляжечки раздвинет.

А.С.Пушкин

Первый раз читаю эти стихи, впечетляет. Ну что сказать Секс был есть и будит всегда и о нём надо писать и говорить, в любых проявлениях.

(Анетта @ 12.11.2005 - время: 13:50) Первый раз читаю эти стихи, впечетляет. Ну что сказать Секс был есть и будит всегда и о нём надо писать и говорить, в любых проявлениях.
Мои познания тоже когда-то не выходили за пределы школьной программы.Но,как-то взяв в руки сборни сочинений Пушкина в 5 томах,я нашёл в нём много интересного.

Веселый вечер в жизни нашей
Запомним, юные друзья;
Шампанского в стеклянной чаше
Шипела хладная струя.
Мы пили - и Венера с нами
Сидела прея за столом.
Когда ж вновь сядем в четвером
С бл*дьями, вином и чубуками?

Всё тот же Пушкин.

Ольга, чудо красоты,
Как же ласки и обиды
Расточать привыкла ты!
Поцалуем сладострастья

Соблазнительного счастья
Назначаешь тайный час.
Мы с горячкою любовной
Прибегаем в час условный,
В дверь стучим - но в сотый раз
Слышим твой коварный шопот
И служанки сонный ропот,
И насмешливый отказ.

ЦАРЬ НИКИТА И СОРОК ДОЧЕРЕЙ



Царь Никита жил когда-то

Праздно, весело, богато,

Не творил добра, ни зла

И земля его цвела.



Царь трудился понемногу,

Кушал, пил, молился богу

И от разных матерей

Прижил сорок дочерей.



Сорок девушек прелестных,

Сорок ангелов небесных,

Милых сердцем и душой.

Что за ножка — боже мой!



А головка, темный волос,

Чудо-глазки, чудо-голос,

Ум — с ума свести бы мог.

Словом, с головы до ног



Душу, сердце все пленяло;

Одного недоставало.

Да чего же одного?

Так, безделки, ничего.



Ничего иль очень мало,

Все равно — недоставало.

Как бы это изъяснить,

Чтоб совсем не рассердить



Богомольной важной дуры,

Слишком чопорной цензуры?

Как быть?... Помоги мне, бог!

У царевен между ног...



Нет, уж это слишком ясно

И для скромности опасно,

Так иначе как-нибудь:

Я люблю в Венере грудь,



Губки, ножки особливо,

Но любовное огниво,

Цель желанья моего...

Что такое?... Ничего!...



Ничего иль очень мало...

И того-то не бывало

У царевен молодых,

Шаловливых и живых.



Их чудесное рожденье

Привело в недоуменье

Все придворные сердца.

Грустно было для отца



И для матерей печальных.

А от бабок повивальных

Как узнал о том народ,

Всякий тут разинул рот,



Ахал, охал, дивовался,

И иной, хоть и смеялся,

Да тихонько, чтобы в путь

До Нерчинска не махнуть.



Царь созвал своих придворных,

Нянек, мамушек покорных

Им держал такой приказ:

"Если кто-нибудь из вас



Дочерей греху научит,

Или мыслить их приучит,

Или только намекнет,

Что у них недостает,



Иль двусмысленное скажет,

Или кукиш им покажет,

То — шутить я не привык -

Бабам вырежу язык,



А мужчинам нечто хуже,

Что порой бывает туже!"

Царь был строг, но справедлив,

А приказ красноречив;



Всяк со страхом поклонился,

Остеречься всяк решился,

Ухо всяк держал востро

И хранил свое добро.



Жены бедные боялись,

Чтоб мужья не проболтались;

Втайне думали мужья:

"Провинись, жена моя?"



Видно сердцем были гневны.

Подросли мои царевны.

Жаль их стало. Царь — в совет;

Изложил там свой предмет:



Так и так — довольно ясно,

Тихо, шепотом, негласно,

Осторожнее от слуг.

Призадумались бояры,

Как лечить такой недуг.



Вот один советник старый

Поклонился всем — и вдруг

В лысый лоб рукою брякнул

И царю он так вавакнул:



"О, премудрый государь!

Не взыщи мою ты дерзость,

Если про плотскую мерзость

Расскажу, что было встарь.



Мне была знакома сводня

(Где она и чем сегодня?

Верно тем же, чем была).

Баба ведьмою слыла,



Всем недугам пособляла,

Немочь членов исцеляла.

Вот ее бы разыскать;

Ведьма дело все поправит:

А что надо — то и вставит".



- "Так за ней сейчас послать! -

Восклицает царь Никита,

Брови сдвинувши сердито:

- Тотчас ведьму отыскать!



Если нас она обманет,

Чего надо не достанет,

На бобах нас проведет,

Или с умыслом солжет,



Будь не царь я, а бездельник,

Если в чистый понедельник

Сжечь колдунью не велю:

И тем небо умолю".



Вот секретно, осторожно,

По курьерской подорожной

И во все земли концы

Были посланы гонцы.



Они скачут, всюду рыщут

И царю колдунью ищут.

Год проходит и другой

Нету вести никакой...



Наконец один ретивый

Вдруг напал на след счастливый.

Он заехал в темный лес

(Видно вел его сам бес).



Видит он: стоит избушка.

Ведьма в ней живет, старушка.

Как он был царев посол,

Так к ней прямо он вошел,



Поклонился ведьме смело,

Изложил царево дело:

Как царевны рождены

И чего все лишены.



Ведьма мигом все смекнула...

В дверь гонца она толкнула

Так примолвив: "Уходи



Поскорей и без оглядки,

Не то - бойся лихорадки...

Через три дня приходи

За посылкой и ответом,

Только помни - чуть с рассветом".



После ведьма заперлась,

Уголечком запаслась,

Трое суток ворожила

Так что беса приманила.



Чтоб отправить во дворец,

Сам принес он ей ларец

Полный грешными вещами,

Обожаемыми нами.



Там их было всех сортов,

Всех размеров, всех цветов,

Все отборные, с кудрями...



Ведьма все перебрала,

Сорок лучших оточла,

Их в салфетку завернула

И на ключ в ларец замкнула,



С ним отправила гонца,

Дав на путь серебреца.

Едет он. Заря зарделась...

Отдых сделать захотелось,



Захотелось закусить,

Жажду водкой утолить.



Он был малый аккуратный

Всем запасся в путь обратный.

Вот коня он разнуздал

И покойно кушать стал.



Конь пасется. Он мечтает,

Как его царь вознесет,

Графом, князем назовет.

Что же ларчик заключает?



Что царю в нем ведьма шлет?

В щелку смотрит: нет не видно,

Заперт прочно. Как обидно!

Любопытство страх берет



И всего его тревожит.

Ухо он к замку приложит

Ничего не чует слух;

Нюхает — знакомый дух...



Тьфу ты пропасть! Что за чудо?

Посмотреть ей-ей не худо!

И не вытерпел гонец...

Но лишь отпер он ларец,



Птички — порх! — И улетели,

И кругом на ветках сели,

И хвостами завертели.

Наш гонец давай их звать,

Сухарями их прельщать:



Крошки сыплет — все напрасно

(Видно кормятся не тем):

На сучках им петь прекрасно,

А в ларце сидеть зачем?



Вот тащится вдоль дороги,

Вся согнувшися дугой,

Баба старая с клюкой.

Наш гонец ей бухнул в ноги:



"Пропаду я с головой!

Помоги, будь мать родная!

Посмотри, беда какая:

Не могу их изловить!



Как же горю пособить?"

Вверх старуха посмотрела,

Плюнула и прошипела:

"Поступил ты хоть и скверно,



Но не плачься, не тужи...

Ты им только покажи -

Сами все слетят наверно",

"Ну, спасибо", - он сказал...



И лишь только показал -

Птички вмиг к нему слетели

И квартирой овладели.



Чтоб беды не знать другой,

Он без дальних оговорок

Тотчас их под ключ, все сорок,

И отправился домой.



Как княжны их получили,

Прямо в клетки посадили.

Царь на радости такой

Задал сразу пир горой:



Семь дней сряду пировали,

Целый меясц отдыхали;

Царь совет весь наградил,

Да и ведьму не забыл:



Из кунсткамеры в подарок

Ей послал в спирту огарок

(Тот, который всех дивил),

Две ехидны, два скелета

Из того же кабинета...

Награжден был и гонец.

Вот и сказочке конец.



Многие меня поносят

И теперь, пожалуй, спросят:

Глупо так зачем шучу?

Что за дело им? Хочу!

А.С.Пушкин

А это вообще улёт...

ТЕНЬ БАРКОВА



Однажды зимним вечерком

В бордели на Мещанской

Сошлись с расстриженным попом

Поэт, корнет уланский,

Московский модный молодец.

Подьячий из Сената

Да третьей гильдии купец,

Да пьяных два солдата.

Всяк, пуншу осушив бокал,

Лег с бл*дью молодою

И на постели откатал

Горячею елдою.



Кто всех задорнее е*ет?

Чей х*й средь битвы рьяной

П*зду кудрявую дерет

Горя как столб багряный?

О землемер и п*зд и жоп,

Бл*дун трудолюбивый,

Хвала тебе, расстрига поп,

Приапа жрец ретивый

В четвертый раз ты плешь впустил,

И снова щель раздвинут,

В четвертый принял, вколотил

И х*й повисший вынул!



Повис! Вотще своей рукой

Ему милашка дрочит

И плешь сжимает пятерней,

И волосы клокочет.

Вотще! Под бешеным попом

Лежит она,тоскует

И ездит по брюху верхом,

И в ус его целует.

Вотще! Елдак лишился сил,

Как воин в тяжей брани,

Он пал, главу свою склонил

И плачет в нежной длани.



Как иногда поэт Хвостов,

Обиженный природой,

Во тьме полуночных часов

Корпит над хладной одой,

Пред ним несчастное дитя —

И вкривь, и вкось, и прямо

Он слово звучное, кряхтя,

Ломает в стих упрямо, —

Так бл*дь трудилась над попом,

Но не было успеха,

Не становился х*й столбом,

Как будто бы для смеха.



Зарделись щеки,бледный лоб

Стыдом воспламенился,

Готов с постели прянуть поп.

Но вдруг остановился.

Он видит — в ветхом сюртуке

С спущенными штанами,

С х*иной толстою в руке,

С отвисшими м*дами

Явилась тень — идет к нему

Дрожащими стопами,

Сияя сквозь ночную тьму

Огнистыми очами.



Что сделалось с детиной тут?»

Вещало привиденье. —

«Лишился пылкости я м*д,

Елдак в изнеможеньи,

Лихой предатель изменил,

Не хочет х*й яриться».

«Почто ж, еб*на мать, забыл

Ты мне в беде молиться?»

— «Но кто ты?» — вскрикнул Ебаков

Вздрогнув от удивленья.

«Твой друг, твой гений я — Барков!"

Сказало привиденье.



И страхом пораженный поп

Не мог сказать ни слова,

Свалился на пол будто сноп

К портищам он Баркова,

«Восстань, любезный Е*аков,

Восстань, повелеваю,

Всю ярость праведных х*ев

Тебе я возвращаю.

Поди, е*и милашку вновь!»

О чудо! Х*й ядреный

Встает, краснеет плешь, как кровь,

Торчит как кол вонзенный.



«Ты видишь, — продолжал Барков,

Я вмиг тебя избавил,

Но слушай: изо всех певцов

Никто меня не славил;

Никто! Так мать же их в п*зду

Хвалы мне их не нужны,

Лишь от тебя услуги жду —

Пиши в часы досужны!

Возьми задорный мой гудок,

Играй им как попало!

Вот звонки струны, вот смычок,

Ума в тебе не мало.



Не пой лишь так, как пел Бобров,

Ни Шелехова тоном.

Шихматов, Палицын, Хвостов

Прокляты Аполлоном.

И что за нужда подражать

Бессмысленным поэтам?

Последуй ты, еб*на мать,

Моим благим советам.

И будешь из певцов певец,

Клянусь я в том елдою, —

Ни чорт, ни девка, ни чернец

Не вздремлют под тобою».



— «Барков! доволен будешь мной!»

Провозгласил детина,

И вмиг исчез призрак ночной,

И мягкая перина

Под милой жопой красоты

Не раз попом измялась,

И бл*дь во блеске наготы

Насилу с ним рассталась.

Но вот яснеет свет дневной,

И будто плешь Баркова,

Явилось солнце за горой

Средь неба голубого.



И стал трудиться Е*аков:

Е*ет и припевает

Гласит везде: «Велик Барков!»

Попа сам Феб венчает;

Пером владеет как елдой,

Певцов он всех славнее;

В трактирах, кабаках герой,

На бирже всех сильнее.

И стал ходить из края в край

С гудком, смычком, м*дами.

И на Руси воззвал он рай

Бумагой и п*здами.



И там, где вывеской елдак

Над низкой ветхой кровлей,

И там, где с бл*дью спит монах,

И в скопищах торговли,

Везде затейливый пиит

Поет свои куплеты.

И всякий день в уме твердит

Баркова все советы.

И бабы, и х*ястый пол

Дрожа ему внимали,

И только перед ним подол

Девчонки подымали.



И стал расстрига-богатырь

Как в масле сыр кататься.

Однажды в женский монастырь

Как начало смеркаться,

Приходит тайно Е*аков

И звонкими струнами

Воспел победу елдаков

Над юными п*здами.

У стариц нежный секелек

Зардел и зашатался.

Как вдруг ворота на замок

И пленным поп остался.



Вот в келью девы повели

Поэта Е*акова.

Кровать там мягкая в пыли

Является дубова.

И поп в постелю нагишом

Ложиться поневоле.

И вот игуменья с попом

В обширном е*ли поле.

Отвисли титьки до пупа,

И щель идет вдоль брюха.

Тиран для бедного попа,

Проклятая старуха!



Честную матерь откатал,

Пришлец благочестивый

И в думе страждущей сказал

Он с робостью стыдливой —

«Какую плату восприму?»

«А вот, мой сын, какую:

Послушай, скоро твоему

Не будет силы х*ю!



Тогда ты будешь каплуном,

А мы прелюбодея

Закинем в нужник вечерком

Как жертву Асмодея».



О ужас! бедный мой певец,

Что станется с тобою?

Уж близок дней твоих конец,

Уж ножик над елдою!

Напрасно еть усердно мнишь

Девицу престарелу,

Ты бл*дь усердьем не смягчишь,

Под х*ем поседелу.

Кляни зае*ины отца

И матерну прореху.

Восплачьте, нежные сердца,

Здесь дело не до смеху!



Проходит день, за ним другой,

Неделя протекает,

А поп в обители святой

Под стражей пребывает.

О вид, угодный небесам?

Игуменью честную

Е*ет по целым он часам

В п*зду ее кривую,

Е*ет... но пламенный елдак

Слабеет боле,боле,

Он вянет, как весенний злак,

Скошенный в чистом поле.



Увы, настал ужасный день.

Уж утро пробудилось,

И солнце в сумрачную тень

Лучами водрузилось,

Но х*й детинин не встает.

А.С.Пушкин

Ещё один гениальный стих!

От всенощной вечор идя домой,
Антипьевна с Марфушкою бранились;

Антипьевна отменно горячилась.

"Постой, - кричит, - управлюсь я с тобой;

Ты думаешь, что я уж позабыла

Ту ночь, когда, забравшись в уголок,

Ты с крестником Ванюшкою шалила?

Постой, о всем узнает муженек!"

- Тебе ль грозить! - Марфуша отвечает, -

Ванюша - что? Ведь он еще дитя,

А сват Трофим, который у тебя

И день и ночь? Весь город это знает.

Молчи ж, кума, - и ты, как я, грешна,

А всякого словами разобидишь;

В чужой п*зде соломинку ты видишь,

А у себя не видишь и бревна.

Александр Сергеевич шутит:
А шутку не могу придумать я другую,

Как только отослать Толстого к х*ю.

Недавно тихим вечерком

Пришел гулять я в рощу нашу

И там у речки под дубком

Увидел спящую Наташу.

Вы знаете, мои друзья,

К Наташе вдруг подкравшись, я

Поцеловал два раза смело,

Спокойно девица моя

Во сне вздохнула, покраснела;

Я дал и третий поцелуй,

Она проснуться не желала,

Тогда я ей засунул х*й -

И тут уже затрепетала.

Накажи, святой угодник,

Капитана Борозду,

Разлюбил он, греховодник,

Нашу матушку п*зду.

Стихи очень хорошие, правельно сказал кто то выше что секс был есть и будет, и про него еще не мало строк напишут...



ПыСы: 2Aklain мой тебе совет (не в обиду) не шлепай подряд столько постов, а то придут господа модераторы и будут вообщем ты меня понял...

Умничка, такое удовольствие! Когда-то читала, подзабыла.

да уж,стихи поистине гениальные,что и говорить

Спасибо друзья на добром слове!
Вот ещё маленько стихов Пушкина.

РЕПУТАЦИЯ БЕРАНЖЕРА



Ты помнишь ли, как были мы в Париже,

Где наш казак или полковой наш поп

Морочил вас, к винцу подсев поближе,

И ваших жен похваливал да ё*?

Хоть это нам не составляет много,

Не из иных мы прочих, так сказать;

Но встарь мы вас наказывали строго,

Ты помнишь ли, скажи, е*ёна мать?




РАЗЗЕВАВШИСЬ ОТ ОБЕДНИ



Раззевавшись от обедни,
К Катакази еду в дом.
Что за греческие бредни,
Что за греческий содом!
Подогнув под п*зды ноги
За вареньем, средь прохлад,
Как египетские Боги,
Дамы преют и молчат.

"Признаюсь пред всей Европой, -
Хромоногая кричит: -
Маврогений старожопый
Душу, сердце мне томит.
Муж! Вотще карманы грузно
Ты набил в семье моей.
И вотще ты пятишь гузно,
Маврогений мне милей".

Здравствуй, круглая соседка!
Ты бранчива, ты скупа,
Ты неловкая кокетка,
Ты плешива, ты глупа.
Говорить с тобой нет мочи -
Все прощаю! Бог с тобой:
Ты с утра до темной ночи
Рада в банк играть со мной.

Вот еврейка с Тадарашкой.
Пламя пышет в подлеце,
Лапу держит под рубашкой,
Рыло на ее лице,
Весь от ужаса хладею:
Ах, еврейка, Бог убьет!
Если верить Моисею,
Сколотожница умрет.

Ты наказана сегодня
И тебя пронзил Амур,
О чувствительная сводня,
О краса молдавских дур.
Смотришь: каждая девица
Пред тобою с молодцом,
Ты ж одна, моя вдовица,
С указательным перстом.

Ты умна, велеречива,
Кишиневская Жанлис,
Ты бела, жирна, шутлива,
Пучеокая Тартис.
Не хочу судить я строго,
Но к тебе не льнет душа -
Так послушай, ради Бога,
Будь глупа, но хороша.





СВОДНЯ ГРУСТНО ЗА СТОЛОМ...



Сводня грустно за столом
Карты разлагает.
Смотрят барышни кругом,
Сводня им гадает.
"Три девятки, туз червей
И король бубновый -
Спор, досада от речей
И притом обновы.

А по картам ждать гостей
Надобно сегодня".
Вдруг стучаться у дверей:
Барышня и сводня
Встали, отодвинув стол,
Все толкнули целку.
Шепчут: "Катя, кто пришел?
Посмотри хоть в щелку".

Что? Хороший человек...
Сводня с ним знакома,
Он с п*здами целый век,
Он у них как дома.
В кухню барышни бегом
Кинулись прыжками,
Над лоханками кругом
Прыскаться духами.

Гостя сводня между тем
Ласково встречает,
Просит лечь его совсем.
Он же вопрошает:
"Что, как торг идет у вас?
Барышней довольно?"
Сводня за щеку взялась
И вздохнула больно:

"Хоть бывало худо мне,
Но такого горя
Не видала и во сне,
Хоть бежать за море.
Верите ль, с Петрова дня
Ровно до субботы
Все девицы у меня
Были без работы.

Четверых гостей, гляжу,
Бог мне посылает.
Я бл*дей им вывожу,
Каждый выбирает.
занимаются всю ночь,
Кончили и что же?
Не платя, пошли все прочь,
Господи мой боже!"

Гость ей: "Право, мне вас жаль.
Здравствуй, друг Анета,
Что за шляпка! что за шаль,
Подойди, Жанета.
А, Луиза, - поцелуй,
Выбрать, так обидишь;
Так на всех положишь х*й,
Только вас увидишь".

"Что же, - сводня говорит, -
Хочете ль Жанету?
В деле так у ней горит.
Иль возьмете эту?"
Сводне бедной гость в ответ:
"Нет, не беспокойтесь,
Мне охоты что-то нет,
Девушки, не бойтесь".

Он ушел - все стихло вдруг,
Сводня приуныла,
Дремлют девушки вокруг,
Свечка загасила.
Сводня карты вновь берет,
Молча вновь гадает.
Но никто, никто нейдет -
Сводня засыпает.

А теперь перейдём к творчеству М.Ю.Лермонтова

ГОШПИТАЛЬ



Рассказ



1

Друзья! Вы помните, конечно,

Наш Петергофский гошпиталь;

И многим, знаю я, сердечно

С ним расставаться было жаль.

Там, антресоли занимая,

Старушка дряхлая, слепая

Жила с усастым ямщиком...

Но дело вовсе не о том!

Ее служанка молодая

Нескромной бойкостию слов,

Огнем очей своих лазурных

Пленила наших грязных, бурных,

Неумолимых юнкеров.

И то сказать: на эти очи,

На эту ножку, стан и грудь

Однажды стоило взглянуть,

Чтоб в продолженье целой ночи

Не закрывать горящих глаз

И стрясть по меньшему — пять раз!



2

Однажды, после долгих прений

И осушив бутылки три,

Князь Б., любитель наслаждений,

С Лафою стал держать пари.

"Клянуся! — молвил князь удалый,—

Что нашу польку в эту ночь

Я у*бу!» — «Поди ты прочь!" —

— «Шесть штук шампанского?" — «Пожалуй!"

— И разошлись. Проходит день...

Заря угасла. Вечер ясный.

У тесной лестницы, как тень,

Наш князь вертится ежечасно.

И вот на первую ступень

Он ставит трепетную ногу:

Доска проклятая скрипит,

Боится он поднять тревогу.

Как быть? Вернуться? Срам и стыд.

А х*й-то! Брандером стоит.

Он осушает с ромом фляжку,

Скидает все: портки, рубашку.

«Courage! mon cher, allons, скорей!» —

Кричит Choubin из-за дверей.



3

И, ободренный винным паром,

Наверх вскарабкался наш князь;

Прижал защелку — входит с жаром,

Руками за х*й свой держась;

Чердак похабный, закоптелый

Едва лампадой озарен,

Говно и пыль со всех сторон.

В широких креслах, в кофте белой,

В очках, недвижна, как гранит,

Слепая барыня сидит.

Она чепцом почти закрыта...

И мыслил пьяный волокита:

"Она, должна быть!.. Подойду!"

И вот, приближась с быстротою,

Он дерзновенною рукою

Хватил старушку за п*зду,

— Ага! Ну что? Попалась, душка!

— Ах! Боже мой! Да кто же тут?

Марися, где ты? Эй, Андрюшка!

Сюда, сюда, меня е*ут!



4

В тот самый миг со свечкой сальной

Всходил по лестнице мужик.

Вдруг слышит он: в господской спальной

Зовут на помощь, гам и крик!

Он дверь геройски отворяет,

Ударив кулаком сплеча,

И что ж, о небо! озаряет

Его дрожащая свеча?..

Худая мерзостная срака

В сыпи, заплатках и чирьях,

Вареного краснее рака,

Как круглый месяц в облаках,

Пред ним сияла!.. Свой огарок,

Смутясь немного, мой Андрей,

Перекрестясь, приставил к ней...

Не вкусен князю был припарок,

И он немедля с языка

Спустил лихого е*ука.



5

Меж тем мужик схватил дубину

И лезет к князю... Тот назад...

Увы, на княжескую спину

Удары сыплются как град!..

—Эй, господа... Ко мне! Скорее!..'

—"Попался курвин сын... постой,

В другой раз будешь поумнее!

Вот раз тебе, а вот другой!" —

— "Ты знаешь ли, я князь!» —

«Вот штука!

Когда ж князья е*ут старух!» —

— «Пусти же!» — «Вишь какой петух!» —

"Е*ена мать!» — «Вперед наука!»

Трещит окно, трясется дом,

Шум, грохот, стулья вверх ногами,

Удары вслед за е*уками

Летят, встречаются — содом!..

И видит князь: в чуланчик темной

Открыта дверь — туда скорей...

За ним с дубиною огромной

И со свечей спешит Андрей...

В окно, сквозь щели ветер свищет,

Дрянная утварь на полу...

Мужик врага повсюду ищет,

И видит: что-то там в углу!

Но только неуч размахнулся,

Вдруг точно черт его схватил…

Остановился, заикнулся

И тихо руку опустил.

В шинели, с грозною шматиной,

Марисю обхватя рукой,

Пред ним, кидая взгляд орлиный,

Стоял Лафа, улан лихой!..

Огромный, красный прыщ звездою

Блистал среди его чела;

С х*я тягучею струею

Еще за*бина текла.

Закрыв глаза, младая дева,

Бледна и трепетна, как Ева,

Когда архангел Михаил

Ее из рая проводил,

Прижавшись к страшному улану,

В рубашке, спущенной с груди,

Шептала: «Боже! Ах, не стану...

Не бей, Андрюша, погоди!»



6

Ужасней молнии небесной,

Быстрее смертоносных стрел,

Лафа оставил угол тесный

И на злодея налетел;

Дал в зубы, сшиб его ногою,

Ему на горло наступил;

— «Где ты, Барятинский, за мною!

Кто против нас?" — он возопил.

И князь, сидевший за лоханкой,

Выходит робкою стопой,

И с торжествующей осанкой

Лафа ведет его домой.

Как шар, по лестнице скатился

Наш голожопый купидон,

Ворчал, ругался и бесился

И, морщась, спину щупал он.



7

Но в ту же ночь их фактор смелый,

Клянясь, доставить ящик целый,

Пошел Какушкин со двора

С пригоршней целой серебра.

И по утру смеялись, пили

Внизу, как прежде... а потом?..

Потом?! Что спрашивать? Забыли,

Как забывают обо всем.

Лафа с Марисей разошелся;

Князь мужика простил давно

И за разбитое окно

С старухой щедро он расчелся,

И, от друзей досаду скрыв,

Остался весел и счастлив.



8

Промчались дни... Марися, где ты?

Где губишь ты младые леты?

Она исчезла!.. Никогда

Мы не найдем ее следа.

Как храм, лишась своей святыни,

Уныл наш бедный гошпиталь;

Он стал мрачней ночной пустыни...

Смешно вздыхать... а, прово, жаль!

УЛАНША



Идет наш пестрый эскадрон

Шумящей, пьяною толпою;

Повес усталых клонит сон;

Уж поздно; темной синевою

Покрылось небо... день угас;

Повесы ропщут: «Мать их в жопу,

Стервец, пожалуй, эдак нас

Прогонит через всю Европу!"

— "Ужель Ижорки не видать!..» —

.Ты, братец, придавил мне ногу;

Да вправо!» — "Вот поднял тревогу!» —

— "Дай трубку» — "Тише — е* их мать».

Но вот Ижорка, слава богу,

Пора раскланяться с конем.

Как должно, вышел на дорогу

Улан с завернутым значком.

Он по квартирам важно, чинно

Повел начальников с собой,

Хоть, признаюся, запах винной

Изобличал его порой...

Но без вина что жизнь улана?

Его душа на дне стакана,

И кто два раза в день не пьян,

Тот, извините! — не улан.

Скажу вам имя квартирьера:

То был Лафа, буян лихой,

С чьей молодецкой головой

Ни доппель-кюмель, ни мадера,

И даже шумное аи

Ни разу сладить не могли;

Его коричневая кожа

Была в сияющих угрях,

И, словом, все: походка, рожа —

На сердце наводили страх.

Надвинув шапку на затылок,

Идет он... Все гремит на нем,

Как дюжина пустых бутылок,

Толкаясь в ящике большом.

Шумя как бес, он в избу входит,

Шинель скользя валится с плеч,

Глазами вкруг он косо водит,

И мнит, что видит сотню свеч;

Всего одна в избе лучина!

Треща пред ним, горит она;

Но что за дивная картина

Ее лучом озарена!

Сквозь дым волшебный, дым табашный,

Блистают лица юнкеров;

Их речи пьяны, взоры страшны!

Кто в сбруе весь, кто без штанов,

Пируют — в их кругу туманном

Дубовый стол и ковш на нем,

И пунш в ушате деревянном

Пылает синим огоньком.

«Народ! — сказал Лафа рыгая—

Что тут сидеть! За мной ступай —

Я поведу вас в двери рая!..

Вот уж красавица! лихая!

П*зда — хоть ложкою хлебай!

Всем будет места... только, други,

Нам должно очередь завесть!..

Пред богом все равны...

Но, братцы, надо знать и честь...

Прошу без шума и без драки!

Сначала маленьких пошлем;

Пускай потыкают собаки...

А мы же грозные е*аки

Во всякий час свое возьмем!"

— «Идем же!..» — разъярясь, как звери,

Повесы загремели вдруг,

Вскочили, ринулись, и с двери

Слетел как раз железный крюк. ...

Держись, отважная красотка

Ужасны молодцы мои,

Когда ядреная чесотка

Вдруг нападает на х*и!..

Они в пылу самозабвенья

Ни слез, ни слабого моленья,

Ни тяжких стонов не поймут;

Они накинутся толпою,

М*нду до жопы раздерут

И ядовитой молофьею

Младые ляжки обольют!..

Увы, в пунцовом сарафане,

Надев передник белый свой,

В амбар пустой уж ты заране

Пришла под сенью мглы ночной...

Неверной, трепетной рукой

Ты стелешь гибельное ложе!

Простите, счастливые дни...

Вот голоса, стук, гам — они...

Земля дрожит... идут... о, боже!..

Но скоро страх ее исчез...

Заколыхались жарки груди...

Закрой глаза, творец небес!

Зажмите уши, добры люди!..



Когда ж меж серых облаков

Явилось раннее светило,

Струи залива озарило

И кровли бедные домов

Живым лучом позолотило,

Раздался крик... "вставай скорей!»

И сбор пробили барабаны,

И полусонные уланы,

Зевая, сели на коней...

Мирзу не шпорит Разин смелый,

Князь Нос, сопя, к седлу прилег,

Никто рукою онемелой

Его не ловит за курок...

Идут и видят... из амбара

Выходит женщина: бледна,

Гадка, скверна, как божья кара,

Истощена, изъе*ана;

Глаза померкнувшие впали,

В багровых пятнах лик и грудь,

Обвисла жопа, страх взглянуть!

Ужель Танюша? — Полно, та ли?

Один Лафа ее узнал,

И, дерзко тишину наруша,

С поднятой дланью он сказал:

«Мир праху твоему, Танюша!..



С тех пор промчалось много дней,

Но справедливое преданье

Навеки сохранило ей

Уланши громкое названье!

М.Ю.Лермонтов