Trampling
kotik2405
Мастер
4/3/2010, 9:38:17 PM
(veterokps @ 03.04.2010 - время: 12:49)
Всем доброго дня.
kotik, фото просто супер ... обворожительные сапожки.
Видео не снимали?
Фото из цитат удаляем!
Не брат камеры нет видео снимать(((
Всем доброго дня.
kotik, фото просто супер ... обворожительные сапожки.
Видео не снимали?
Фото из цитат удаляем!
Не брат камеры нет видео снимать(((
Ronny87
Специалист
4/4/2010, 1:08:36 PM
Еще один бразильский чемпионат по трэмплингу среди девушек в среднем весе:
TRAMPLE CHAMPION SEGUNDO - FULL VERSION 1.WMV
p.s. скоро этот новый национальный вид спорта вытеснит у них футбол. :)
TRAMPLE CHAMPION SEGUNDO - FULL VERSION 1.WMV
p.s. скоро этот новый национальный вид спорта вытеснит у них футбол. :)
DELETED
Акула пера
4/4/2010, 4:09:52 PM
(Ronny87 @ 04.04.2010 - время: 08:51) Вот еще девки с Бразилии.
crueltramlethefloor_full.wmv
Блин ты что на рапиду не можешь скинуть, не могу скачать, перезалей.
crueltramlethefloor_full.wmv
Блин ты что на рапиду не можешь скинуть, не могу скачать, перезалей.
Ronny87
Специалист
4/4/2010, 9:08:47 PM
нет, не могу.
Serjbak
Интересующийся
4/4/2010, 11:50:28 PM
Когда Синди вошла в комнату, из одежды на ней были только трусики. На её алых губах играла дьявольская, но при этом очень сексуальная улыбка. Включив свет, Синди молча подошла к постели, на которой спал её супруг Дон. Он метался и стонал в беспокойном сне. Резким рывком она сдёрнула с него тонкое одеяло, открыв его обнажённое тело, покрытое глубокими рубцами и синяками. При виде его её сексуальная улыбка перешла в зловещий хохот.
– Что!? Что ты делаешь? – слабо запротестовал проснувшийся Дон. С тревогой и трепетом он взглянул на свою обворожительно красивую жену Синди. Вдруг его будто ударило током, и он быстро взглянул вниз на пол. Вздох облегчения вырвался у него, когда он увидел её прелестные маленькие ножки полностью обнажёнными. Но он знал, что множество наводящих на него ужас туфелек Синди с тонкими и острыми каблучками стояли в коридоре, всего в нескольких метрах отсюда. Зная это, он униженно начал умолять: «Прошу тебя, не делай этого, Синди! Не мучай меня больше! Я больше не смогу этого вынести! Пожалуйста…!»
Но лишь хорошо знакомые озорные искорки в её глазах были ему ответом. И он словно чувствовал, что жало её каблучка уже вонзается в его измученное тело. Скатившись с постели, он упал к ногам жены и стал умолять её ещё жалобнее: «О, моя несравненная богиня! Я сделаю всё, что ты прикажешь, только умоляю, не топчи меня больше. Мне так мучительно было больно прошлой ночью! Я буду…»
– Ш-ш-ш, – прервала она его излияния, приложив к его губам кончик своего изящного наманикюренного пальчика, – я вижу, что мои острые металлические каблучки оставили вчера глубокие следы не только на твоём теле, но и в твоей душе. Целуй пол у моих ног за то, что я всё же не казнила тебя вчера под своими каблучками. Если бы у меня было соответствующее настроение, я бы легко это сделала, ты знаешь.
И она снова засмеялась, глядя на избитое обнажённое тело мужа, простёртое у её красивых ног. Затем продолжала:
– Ты лишь жалкий червяк под моими каблучками, которого не жаль и раздавить. А ты хорошо знаешь, какое мне доставляет наслаждение мучить тебя ими. Сейчас я особенно чувствую это желание. Но если прошлой ночью я была разгневана на тебя и топтала тебя, чтобы жестоко наказать, то сегодня я буду ходить по твоему жалкому телу просто для своего удовольствия. Это будет, – она усмехнулась, – «ласковая» пытка, я обещаю тебе. Поэтому будь хорошим мальчиком и принеси мне пару моих туфелек на высоких секси-шпильках. Я думаю, лучше всего подойдут чёрные с тонкими завязочками-спагетти. Тогда ничто не помешает тебе видеть молочно белую кожу моих маленьких очаровательных ножек в то время, как я буду прогуливаться по твоему покорному телу. Я сегодня буду доброй с тобой, обещаю, – закончила она со смехом.
Дон действительно был счастлив остаться в живых после того страшного трэмплинга, который устроила ему Синди прошлой ночью. Поэтому он знал, что имеет ввиду Синди, когда говорит, что будет доброй: единственное, на что он может рассчитывать – что он не умрёт под её каблучками. Когда же он услышал, какие туфельки потребовала принести его жена, он в ужасе возопил:
– О, Боже мой, Синди! Каблучки этих туфелек ещё тоньше, чем их завязки! Я умру под ними или попаду в больницу. Я не могу…
– Хорошо, – нетерпеливо прервала его она, – по-видимому тебя больше устроит, если на моих ножках снова будут «аннигиляторы»? Ну что ж, я лишь счастлива буду, если мне удастся закончить то, что я начала вчера, Но если в тот раз на тебе была одежда, то сейчас ты будешь совершенно голым, и гулять по твоему жалкому голому телу я буду не менее двадцати минут. Так что лови момент, пока я относительно добрая, и не серди меня.
Тут она, немного помолчав, добавила:
– Если будешь хорошо себя вести, я, может быть, после пытки кое-что позволю тебе, если только… – и тут в её глазах мелькнул дьявольский блеск, – от твоих яиц что-нибудь останется.
Дон трепетал, ибо он ясно помнил то, что происходило несколько часов назад, когда он, лёжа под высокими тонкими каблучками Синди, умолял её пощадить его. А случилось вот что: когда его прекрасная жена вернулась домой после отлучки несколько раньше обычного, она обнаружила, что её муж не занят домашней работой, как ему было приказано, и не встретил её у двери. Синди неслышно вошла в комнату и обнаружила, что Дон сидит в большом мягком кресле и смотрит телевизор. Она нахмурилась, но в следующий момент, злобно усмехнувшись, она выскользнула из мягких и плоских туфель, что были на ней, и через несколько минут на её стройных ножках красовались донельзя сексуальные, но убийственно кроваво-красные «аннигиляторы», как она их называла. Никогда раньше она их не надевала. Но они всегда лежали на видном месте, напоминая Дону, что ожидает его, если он вызовет неудовольствие своей супруги.
Синди решительно шагнула к креслу и неожиданно предстала перед насмерть перепуганным Доном. Молча она указала ему на пол у своих ног.
С ужасом Дон немедля упал на пол и, как собака, пополз к великолепным ногам своей жены. Он по собственному опыту хорошо знал: ни в коем случае нельзя заставлять Синди ждать – за это бывает мучительно больно.
Синди всем своим весом встала на его трепещущее тело, и наказание началось. Она методично и жестоко топтала своими острыми тонкими 5-дюймовыми каблучками его грудь, живот, лицо, ноги, оставляя кровавые следы и синяки. Трэмплинг – вот от чего она получала ни с чем не сравнимое наслаждение. Это было её всепоглощающей страстью, и для удовлетворения этой страсти у неё был покорный муж Дон. Незаметно для самой себя она постанывала и ласкала руками соски своих упругих грудей, и в её чёрных трусиках уже было несухо. Правда ещё большее удовольствие Синди получала от трэмплинга обнажённого мужского тела. Поворачиваясь на нём на своих разящих каблучках, прохаживась, не спеша, по нему, она воспаряла в самые вершины наслаждения. Ей очень нравилось ощущать себя «экзекуторшей» на каблуках. Эти её красные туфельки стали наиболее изуверским средством наказания провинившегося супруга особенно после того, как она приказала ему удалить с каблучков резиновые защитные наконечники . В результате этого металлические каблуки-зубья, выглядевшие как острия гвоздей, были полностью открыты. Её настроение жестоко мучить и истязать своего супруга подогревалось парой стаканов вина, которые она выпила незадолго до этого.
Синди было 19 лет, и она была очаровательной миниатюрной садисточкой с изумительно красивыми белыми и очень сексуальными ножками, производившими на её преданного супруга неизгладимое впечатление. Его дружок сразу приходил в боевое состояние, когда его очаровательная супруга прохаживалась по его лицу своими маленькими ножками в шёлковых чулочках. Синди весила всего лишь около 100 фунтов, и он даже мог выдерживать её на себе, когда она была в туфельках на обычных нормальных каблуках. Он с восхищением и любовью взирал на сексуальное тело своей маленькой супруги, прогуливающейся по его распростёртому телу. Но сейчас было другое. Сейчас она бросила его к своим ногам быстро и решительно, и ему не позволено было надеть на её каблучки защитные колпачки, которые как-то могли смягчить ужасную боль.
Свет был в комнате тусклый, и Дон не мог видеть, насколько фантастически прекрасно выглядела Синди в своих красных туфельках. Хотя возможность видеть свою Госпожу во время наказания была для него исключительно важной. Именно поэтому его член не был сильно возбуждён, и это было к счастью для Дона, как и то, что член был прикрыт штанами. Поэтому когда она встала на него, Дон хоть и вскрикнул от резкой боли, но сильных повреждений ему удалось избежать. Но она сосредоточилась на сосках его груди и топтала их с наслаждением, граничащим с исступлением.
Конечно же Синди отдавала себе отчёт, насколько мучительна пытка, которой она подвергала своего благоверного, но её гнев и скопившаяся агрессия жаждали выхода. Причём тот факт, что супруг не работал, когда должен был выполнять её приказ, был не единственной и не главной причиной этой агрессии и гнева и страстного желания его жестокого наказания. У неё была необоримая потребность крушить распростёртое мужское тело своими острыми каблучками, она ничего не могла с ней сделать. Она понимала, что провинность Дона не была такой уж серьёзной, чтобы подвергать его такому изуверскому наказанию. Но это не играло для неё никакой роли – главное её собственные желания. Кто-то должен был сейчас оказаться под её каблучками. Сейчас для этой цели лучше всего подходил её муж, и Синди отнюдь не намерена была его щадить. Её даже не очень интересовало - выживет он после этого или нет.
Перед тем, как начать наказание, Синди любила усилить в своём супруге состояние страха тем, что ласково ему говорила: «Солнышко моё, я даже и не знаю, как ты выживешь после этого». Или: «Этой ночью милый ты умрёшь под моими каблучками» при этом ей доставляло огромное наслаждение поставить острый кончик каблучка на его горло и слегка нажать. При этом она смотрела прямо в его глаза, расширившиеся от ужаса, прямо готовые выскочить из орбит. А она весело смеялась, когда он хрипел под её каблучком и беспомощно махал своими руками.
Стоял тёплый летний вечер, и к сожалению для Дона, не нём не было нижних трусов, когда Синди вошла в дом. Он был одет в голубые джинсы, и на его счастье у Синди не было терпения ждать, пока он их снимет. Это, как и то, что она весила всего лишь 100 фунтов оставляло ему надежду, что его пенис после наказания останется работоспособным. И верно, хотя она топтала его тогда около 20 минут, его член всё же был сохранён, возможно для гораздо более жестокого трамплинга этой ночью. Гораздо больше тогда досталось от её острых каблучков соскам его груди. Они были в настолько плачевном состоянии, что потребовалось медицинское вмешательство.
Дон ни за что на свете не желал повторения чего либо подобного. Но какое значение имели его желания, если у его супруги было настроение на самый жёсткий трамплинг. Но на этот раз Дон лежал совершенно голым – и не было больше ему защиты от её сокрушительных каблучков. Правда Синди могла доставить ему гораздо большие неприятности, если бы воспользовалась другой парой туфелек из своего гардероба. Но и те, которыми она собиралась воспользоваться сейчас – с бархатистой гладкой лайкой вокруг пальчиков и по бокам, не обещали Дону сладкой жизни.
И верно. Согнав Дона с постели, она приказала ему сесть на пол спиной к стене. Затем она удобно уселась в кресло прямо перед ним и безжалостно стала наносить ему удары по лицу своими обнажёнными пятками. Голова Дона откидывалась назад и билась об стенку снова и снова, пока в полубессознательном состоянии он не свалился на пол с потоками крови, бегущими из его разбитых носа и губ, и распухшими веками полузакрывшихся глаз. Тогда она встала над ним и ещё раз ударила пяткой в его распухшее окровавленное лицо, окончательно выбив из него остатки сознания. Обычно после подобных экзекуций Дон не мог прийти в сознание около 20 минут.
Но самое страшное орудие наказания пока было далеко. Поэтому, придя в себя, Дон решил не гневить судьбу, а беспрекословно исполнить приказание жены, принеся ей из коридора пару очень изящных и сексуальных чёрных туфелек на высоких каблуках-шпильках с тонкими завязочками- спагетти. Эти туфельки оставляли её восхитительные ножки почти полностью открытыми. Каблучки у этих туфелек были очень тонкими и острыми и могли причинять сильную боль. Однако пока они были прикрыты резиновыми колпачками.
Когда Дон принёс эти туфельки, Синди с комфортом сидела в кресле в своих чёрных трусиках и с насмешливой улыбкой на лице. Взглянув на туфельки в руках Дона, она одобрительно сказала: «Да, это хороший выбор. Затем прибавила: «А теперь с благоговением надень эти туфельки на мои прекрасные ножки, затем почтительно поцелуй их. После этого ложись на пол». И она удобно откинулась в кресле.
Дон судорожно сглотнул. Затем он бережно надел туфельки на прекрасные как сама невинность ножки жены. Затем наклонился, чтобы запечатлеть на них почтительный поцелуй, как ему было приказано. Но внезапно получил удвр каблучком туфельки по лицу.
«Стоп! – сказала она, – я передумала и решила не позволять тебе целовать мою ножку, это слишком большая честь для такого мерзкого червя как ты. Поэтому тебе будет позволено лишь смотреть на них. Отодвинься на шесть дюймов от моих ножек. Так. А теперь с трепетом смотри на них. Поклоняйся им своими глазами пока не почувствуешь, что сходишь с ума от восторга». Синди весело смеялась, глядя на своего мужа, пресмыкающегося у её ног. Особое жестокое веселье у неё вызывал вид кровавых ручейков на его щеках и шее. «А теперь, – жёстко сказала она, – держи свою физиономию ровно, и прямо против моих каблучков, чтобы мне было удобнее ими по ней бить».
Она была права, когда говорила о доведении его до сумасшествия. Но она даже в полной мере не представляла себе, какая метаморфоза происходит с её рабом при каждой экзекуции, подобной этой. Хотя ей было достаточно и того, что она видела. Капли крови и пота, стекающие с головы Дона, его учащённое и прерывистое дыхание, когда он извивался и стонал у её ног. И вот сейчас ему потребовалось просто сверхчеловеческое усилие, чтобы выполнить её приказ насчёт шести дюймов. Синди удобно откинулась на постели и с садистким наслаждением наблюдала за мучениями, ярко отражающимися на лице Дона. И предвкушала удовольствие, которое её ожидало в самое ближайшее время – от методичного и изощрённого трамплинга покорного тела её супруга. Затем она вкрадчиво спросила:
«Ты хочешь, чтобы я всё же позволила тебе поцеловать мне ножку? Тогда умоляй свою Госпожу, чтобы она обтёрла грязь с подошв своих туфелек о твою физиономию. Ты же это любишь, раб?»
И она показала ему подошву туфельки.
«Видишь эту грязь, раб? Это от раздавленного таракана. Почему бы тебе не вычистить её своим языком?»
Дон, высунув язык, подался вперёд в полной готовности исполнить приказание Госпожи. Но тут глаза Синди вспыхнули дьявольским огнём, и она направила острый каблучок своей туфельки прямо навстречу лицу мужа. Удар был настолько сильным, что Дон опрокинулся на пол с воплем боли. Синди зловеще захохотала, глядя, как он корчится на полу, изнемогая от ослепляющей боли.
Ошеломлённый и окровавленный совершенно беспомощный Дон лежал на полу. Ему мучения усиливались от неосущёствлённого желания поцеловать ослепительную ножку супруги. И это было не менее мучительно, нежели физическая боль от удара каблучком в лицо. Униженно пресмыкаясь, он вновь пополз к ногам жены, сквозь слёзы завывая: «Прошу тебя, позволь мне хотя бы раз поцеловать твою ножку. Умоляю тебя, пожалуйста, я сделаю всё, что ты захочешь, только позволь мне прикоснуться губами к твоим великолепным ножкам».
Его желание поцеловать её ножку было настолько сильным, что он даже на время забыл о полученных им жестоких ударах в лицо. И конечно же пребывал в блаженном неведении относительно того, что его очаровательная супруга предполагала с ним сделать дальше.
А Синди ждала, когда его лицо приблизится настолько, чтобы ей было удобно нанести следующий удар своим каблучком. Она улыбалась словно Чеширский кот, опираясь сзади на локти и подтянув ножки к себе, примериваясь для удара по лицу мужа. «Прости, дорогой, но прежде, чем целовать мне ножки, ты должен испробовать их в другом качестве. Я обожаю смотреть на твои мучения от моих секси-ножек», – ласково и в то же время зловеще сказала она.
И вот, когда лицо Дона оказалось на расстоянии фута от её ножек, она трижды ударила своми ногами в беззащитное лицо своего мужа. Сначала правой ногой, затем левой, затем снова правой. «Целуй каблук! – крикнула она в крайней степени возбуждения, – целуй кончики моих каблуков, которые бьют тебя». Но Дон не в силах был исполнить её приказ, поскольку распростёрся на полу лицом вверх. Он находился в состоянии грогги и ничего не соображал. Он не видел, что её острые каблучки вновь оказались у его лица. Первый удар каблучка на правой ножке Синди пришёлся по его верхней губе, отбросив его голову назад и разрезав губу Дона надвое словно спелую дыню. Из прорехи высыпались выбитые передние зубы. После удара об стенку голову Дона бросило вперёд прямо под удар левой ножки его супруги., эффект от которого не уступал предыдущему. Почти в бессознательном состоянии Дон медленно сползал на пол. Но до того, как он совсем упал, Синди успела нанести ещё один сильный удар своего изящного разящего каблучка в его левую скулу. После этого Дон упал как подрубленное дерево, и его голова со всего размаху ударилась об пол.
Синди сейчас как никогда жаждала ещё крови, поэтому она села на край кровати и вновь направила острый каблучок своей туфельки в распростёртое неподвижное тело. Однако Дон был почти без чувств, а ей совсем не хотелось, чтобы её удар был ударом в безжизненный кусок плоти. Ей была нужна его боль. Это было исключительно важно для неё – знать, что доставляет ему огромные мучения тем, что бьёт и топчет его. Поэтому она пока не стала его бить, а, приподняв и вытянув свои ножки, стала любоваться страшными острыми каблучками. Состояние её жертвы не особенно беспокоило Синди. Она видела, что нанесла ему серьёзные повреждения своими каблучками, но нисколько по этому поводу не переживала. И даже наоборот – была весьма довольна этим фактом. Это был не первый и не последний случай такого наказания. С беззаботностью маленькой девочки она продолжала рассматривать свои каблучки, напевая весёлую песенку. Затем она сняла одну туфельку и слегка уперла острый каблучок в свой бок. «О-о-о! – воскликнула она, – если даже такое слабое давление я так хорошо чувствую, то неудивительно, что мой бедный муж сейчас в таком состоянии». Она засмеялась и осторожно стала тереть каблучком свой клитор, терпеливо ожидая, пока Дон придёт в себя.
Наконец через шесть-семь минут Дон зашевелился, и Синди быстро вновь надела туфельку на свою ножку. «С возвращением, малыш! Я тут поиграла немного сама со своей туфелькой, пока ты в отключке лежал. А теперь я снова хочу играть с тобой. И может быть я позволю поиграть и тебе» – промурлыкала она. «Прежде всего за оказанную тебе честь видеть мои изумительные ножки ты должен заплатить сполна. И платой будут удары моих каблучков по твоей физиономии. Я хочу, чтобы ты убедился в полной мере, насколько жестокой, ужасной и смертоносной может быть пара маленьких красивых туфелек на каблучках. И всё же я дам тебе шанс поцеловать их. Ты сможешь поцеловать мой каблучок в тот момент, когда я ударю тебя им.. Смотри, ничтожество, смотри внимательно на эти великолепные каблучки, смотри с любовью и трепетом. Как ты думаешь, чего в них больше? Красоты или смерти? Смерти или красоты?» Синди сверкнула своими хищными глазами и глубоко вздохнула. В её трусиках уже давно было всё мокрое.
Весь дрожа от ужаса, Дон медленно приблизился к фантастическипрекрасным ножкам своей супруги, с паническим страхом на них взирая. В его сознании возникали картины ужасного садистского наказания, которому могли подвергнуть его эти маленькие ножки. несмотря на то, что Дон был крупным мужчиной, а Синди маленькой 19-летней женщиной, она легко могла для своего удовольствия искалечить и даже убить его своими ножками.
«Ну что, как самочувствие?» – насмешливо спросила Синди своего супруга, глядя на его окровавленное лицо. «Сядь на поли и смотри, что я сейчас сделаю» – мягко приказала она, и когда Дон сел, поднесла свою прелестную ножку почти вплотную к его лицу. «Посмотри на эту мягкую белую кожу. Ты можешь внимательно рассмотреть каждый дюйм моей ножки в этой секси-туфельке. Сейчас от этих туфелек тебе достанется ещё более чувствительно. Но возможно сперва я позволю тебе поцеловать ножку. Ты хочешь этого?» Безусловно Дон просто сгорал от этого страстного желания и в полном отчаянии он взирал на эту фантастическую женскую ножку, непринуждённо покачивающуюся перед его глазами. Конечно же он понимал, что ему не будет позволено поцеловать её. тем не менее он подавленным голосом сказал «да». Тогда Синди приставила острый каблучок к внутренней поверхности его левого бедра.
Дон чуть не задохнулся от страха, когда почувствовал, что её лодыжка начала покачиваться взад и вперёд, сначала мягко, а потом всё сильнее и болезненнее вдавливая каблучок в его плоть. Одновременно она ласкала себя под трусиками. Она играла с ним, но эта игра напоминала ту игру, в которую кошка играет с мышкой перед тем как придушить её. Она смотрела не на свои каблучки, а на лицо Дона, отражавшиеся на котором переживания говорили ей обо всём. Спустя небольшое время она хорошо поняла по его лицу, что он теперь почувствовал: она не только усилила давление своих каблучков на его бёдра, но ещё начала крутить ими, как бы вкручивая их в его тело.
«Ну, что ты теперь скажешь о моих великолепных ногах? Уже не так, как раньше?» И она повела свой каблучок вниз по его бедру к колену, оставляя кровавый след. «Это та же ножка, которую я не позволила тебе целовать? Это та же ножка, которой я наказывала тебя? Ну-ка посмотри, такая же она мягкая и сексуальная? А теперь скажи мне, как ты будешь поклоняться ей?
Раб сидел, тихо всхлипывая. Боль от скользящего по его бедру каблучка, взрыхляющего плоть, становилась почти нестерпимой. Синди вела свой каблучок под углом 45 градусов. Она не была намерена шутить и ставила своей целью жестокую пытку. И действительно – это был мучительный для Дона процесс – медленный и очень болезненный.
«Что-то мало крови! – раздражённо воскликнула Синди, – я хочу больше крови, а этими туфельками её не сделать. Поэтому марш в прихожую и принеси мне мои «аннигиляторы». Эта её фраза больше походила на каприз испорченной маленькой девочки, требующей мороженого, чем на приказ жестокой и прекрасной Госпожи. которой она была.
«Нет, Синди! – прошептал Дон, – только не это! Пожалуйста, умоляю тебя». Его голос был еле слышен, настолько Дон был обессилен. «Умоляю тебя, не мучай меня больше!» И слёзы ручьями полились из его глаз. Но при этом он безотрывно смотрел на молочно белую кожу ножки, каблучок туфельки которой методично и безжалостно продолжал врезаться в его тело.
«Ну!» – сказала она, специфически повысив голос.
Дон знал, что означает такой её тон. Он поспешно поднялся и отправился выполнять приказание. Он пытался утешать себя тем, что Синди возможно ограничится трамплингом его бёдер. И ему не грозит нечто более серьёзное.
Вернулся он быстро и покорно опустился на колени, держа в каждой руке по красной туфельке.
«Надень мне их на ноги, – приказала она с улыбкой. И когда он исполнил приказа, она медленно подняла свою великолепную ножку и поставила её острым каблучком на его бедро. «Ну что, хочется поцеловать? – с издёвкой спросила она. и нажала каблучком ещё сильнее.
Затем она приказала ему лечь на пол на спину. Поставив снова каблучок туфельки на верхнюю часть его бедра, она наклонилась над ним так низко, что её длинные чёрные волосы каскадом упали на его лицо. Затем медленно повела каблучок по направлению к его колену. «А теперь скажи мне, раб. Как ты будешь поклоняться мне? Скажи, ты любишь меня и будешь умолять позволить тебе поцеловать меня?» – прошептала она страстно, приблизив свои губы к его губам, одновременно усилив давление каблучка на его бедро. Когда Синди дошла своим каблучком до колена Дона, прорезав вдоль его бедра кровавую полосу, она приподняла каблучок и перенесла его снова на верх бедра распростёртого мужа. И затем, продолжая пытку, вновь повела его вниз, прорезая на бедре новую кровавую полосу. И всё это время она продолжала безотрывно смотреть в его расширившиеся от боли и страха глаза.
Но кроме страха и боли в этих глазах было восхищение её чарующей красотой. И, превозмогая боль, он бормотал: «Умоляю, моя Богиня. Позволь презренному рабу коснуться тебя, поцеловать тебя, любить тебя».
«Хорошо, – вдруг сказала она несколько странным голосом, – но только если ты будешь умолять меня ещё больше изранить тебя моими каблучками». Раб не мог поверить услышанному. Ещё недавно она не позволяла ему даже прикоснуться губами к своей ножке. А теперь она говорит, что он может любить её. Его сердце бешено заколотилось.
«Изрань меня! Изрань меня как можно более жестоко. Я готов страдать под твоими каблучками. Ты моя Богиня», – зашептал он в безумной страсти.
Это и нужно было Синди. И теперь она ещё глубже и сильнее вонзила острый зубец своего каблучка в его бедро. «Целуй меня», – выдохнула она.
Дон впал в экстаз. Он совершенно забыл о своих окровавленных ногах и целовал её рот своими разодранными в клочья губами, а она в это время всё глубже и безжалостнее вонзала каблучок в его бедро. Вкус его крови и ощущение его сломанных зубов на языке возбуждало её ещё сильнее. Дон вскрикнул, словно увидел привидение, когда увидел дьявольские огоньки в её широко раскрытых глазах. Боль в его бёдрах становилась уже нестерпимой, но он лишь всё глубже тонул своим ртом в её мягких податливых губах.
«Богиня моя, я безумно тебя люблю, – задыхаясь шептал он между страстными поцелуями её лица, её шеи, её груди и вновь её губ. И чем больше он входил в этот экстаз, тем сильнее она терзала его своими каблучками. Но он будто бы не чувствовал этого. «Терзай меня, мучай меня, – стонал он, – мучай меня хоть всю жизнь. Делай со мной всё, что только хочешь, только не лишай меня счастья целовать тебя. если хочешь – затопчи меня до смерти своими каблучками, но только дай мне перед смертью насладиться твоею любовью».
«О-о-о, – протянула Синди, – мой милый раб готов к мучениям. Это мне нравится. Но тогда что ты тут делаешь у моего лица? Марш на пол». И она зловеще засмеялась, когда он упал на пол у её ног. Она приподняла свой каблук и с размаху ударила его остриём в открытое бедро мужа, затем снова и снова, будто хотела размолоть его бедро в кашу. он продолжал умолять её остановить на время пытку и позволить ему любить её.
«Ты хочешь меня любить, дрянь? – с неожиданной яростью вдруг крикнула она, – тогда получай!». И она дала ему звонкую пощёчину. затем ещё и ещё одну. Отвесив ему шесть или семь оплеух. она приложила свою ладонь к его рту. Он прижался к ней своими разбитыми губами, из которых вырвался шёпот: «Богиня моя. Умоляю, позволь мне любить тебя». Но он уже понимал, что его надеждам не суждено сбыться. А ждало его совсем другое.
Слёзы потекли из его глаз, когда с усмешкой она снова ударила его по лицу. Затем, ни слова не говоря, она встала с постели и взялась за верёвку, подвешенную к потолку. В своё время сам Дон по её приказу эту веревку прикрепил.
«Ну что ж, ты сам этого хотел, – сказала Синди, – теперь я буду истязать тебя своими каблучками так, что даже минутная пауза будет для тебя великим счастьем». И она весело засмеялась, прямо как школьница. После этого она встала обеими ногами на его пенис, к его счастью уже опавший, и гарцевала на нём около 30 секунд, пока плоть под её каблучками не превратилась в кровавые лохмотья. и остановилась она лишь тогда, когда увидела, что глаза Дона закачены под лоб.
«Спокойной ночи, милый, – засмеялась она. Кроме пениса объектом её внимания были его яйца, но их она решила оставить на потом. А сейчас, закончив танец на его чреслах, она перешла на живот, затем на грудь, вонзив каблучки в соски его груди. Постояв там, она сошла с него, терпеливо ожидая, когда её жертва придёт в себя. И когда это произошло, она вновь оказалась своими каблучками на его сосках. вернее на том, что от них осталось, после этой пытки. Слёзы боли катились по лицу раба. и она начала эти слёзы растирать по его лицу своим каблучком. затем несколько раз ударила остриём каблучка в его лицо, оставив яркие следы.. И лишь после этого она сошла с его истерзанного тела и села на постель.
«Сними туфельки», – приказала она. Он со стоном повиновался, и тогда она, приказав ему вновь лечь на пол, поставила свою обнажённую ножку на его изувеченный рот.
«Высунь язык, – громко приказала она, – я решила позволить тебе полизать мои подошвы». И хотя он изнемогал от нестерпимой боли, пронизывающей всё его тело, он немедленно прижался своим языком к бархатной коже её подошв. «Лижи, лижи, – усмехнулась она, – заслужил». И приложила к его рту пальчики своей ножки.
«Ну хватит, хорошенького понемножку, – сказала она некоторое время спустя. Затем встала с кровати и поставила на лицо раба свои «аннигиляторы», которыми его топтала.
«Пожалуй тебе завтра стоит обратиться к доктору, – сказала она. – А после этого я подумаю насчёт того, чтобы позволить тебе любить меня, поскольку я сегодня получила большое удовольствие. Ммммм, – промурлыкала она. – Тебе остаётся оказать мне лишь небольшую услугу. Ты видишь, на каблучках и носочках этих туфелек остались следы твоей крови. Тебе придётся отчистить их своим язычком».
И она со смехом вышла из комнаты. Дверь закрылась за ней.
– Что!? Что ты делаешь? – слабо запротестовал проснувшийся Дон. С тревогой и трепетом он взглянул на свою обворожительно красивую жену Синди. Вдруг его будто ударило током, и он быстро взглянул вниз на пол. Вздох облегчения вырвался у него, когда он увидел её прелестные маленькие ножки полностью обнажёнными. Но он знал, что множество наводящих на него ужас туфелек Синди с тонкими и острыми каблучками стояли в коридоре, всего в нескольких метрах отсюда. Зная это, он униженно начал умолять: «Прошу тебя, не делай этого, Синди! Не мучай меня больше! Я больше не смогу этого вынести! Пожалуйста…!»
Но лишь хорошо знакомые озорные искорки в её глазах были ему ответом. И он словно чувствовал, что жало её каблучка уже вонзается в его измученное тело. Скатившись с постели, он упал к ногам жены и стал умолять её ещё жалобнее: «О, моя несравненная богиня! Я сделаю всё, что ты прикажешь, только умоляю, не топчи меня больше. Мне так мучительно было больно прошлой ночью! Я буду…»
– Ш-ш-ш, – прервала она его излияния, приложив к его губам кончик своего изящного наманикюренного пальчика, – я вижу, что мои острые металлические каблучки оставили вчера глубокие следы не только на твоём теле, но и в твоей душе. Целуй пол у моих ног за то, что я всё же не казнила тебя вчера под своими каблучками. Если бы у меня было соответствующее настроение, я бы легко это сделала, ты знаешь.
И она снова засмеялась, глядя на избитое обнажённое тело мужа, простёртое у её красивых ног. Затем продолжала:
– Ты лишь жалкий червяк под моими каблучками, которого не жаль и раздавить. А ты хорошо знаешь, какое мне доставляет наслаждение мучить тебя ими. Сейчас я особенно чувствую это желание. Но если прошлой ночью я была разгневана на тебя и топтала тебя, чтобы жестоко наказать, то сегодня я буду ходить по твоему жалкому телу просто для своего удовольствия. Это будет, – она усмехнулась, – «ласковая» пытка, я обещаю тебе. Поэтому будь хорошим мальчиком и принеси мне пару моих туфелек на высоких секси-шпильках. Я думаю, лучше всего подойдут чёрные с тонкими завязочками-спагетти. Тогда ничто не помешает тебе видеть молочно белую кожу моих маленьких очаровательных ножек в то время, как я буду прогуливаться по твоему покорному телу. Я сегодня буду доброй с тобой, обещаю, – закончила она со смехом.
Дон действительно был счастлив остаться в живых после того страшного трэмплинга, который устроила ему Синди прошлой ночью. Поэтому он знал, что имеет ввиду Синди, когда говорит, что будет доброй: единственное, на что он может рассчитывать – что он не умрёт под её каблучками. Когда же он услышал, какие туфельки потребовала принести его жена, он в ужасе возопил:
– О, Боже мой, Синди! Каблучки этих туфелек ещё тоньше, чем их завязки! Я умру под ними или попаду в больницу. Я не могу…
– Хорошо, – нетерпеливо прервала его она, – по-видимому тебя больше устроит, если на моих ножках снова будут «аннигиляторы»? Ну что ж, я лишь счастлива буду, если мне удастся закончить то, что я начала вчера, Но если в тот раз на тебе была одежда, то сейчас ты будешь совершенно голым, и гулять по твоему жалкому голому телу я буду не менее двадцати минут. Так что лови момент, пока я относительно добрая, и не серди меня.
Тут она, немного помолчав, добавила:
– Если будешь хорошо себя вести, я, может быть, после пытки кое-что позволю тебе, если только… – и тут в её глазах мелькнул дьявольский блеск, – от твоих яиц что-нибудь останется.
Дон трепетал, ибо он ясно помнил то, что происходило несколько часов назад, когда он, лёжа под высокими тонкими каблучками Синди, умолял её пощадить его. А случилось вот что: когда его прекрасная жена вернулась домой после отлучки несколько раньше обычного, она обнаружила, что её муж не занят домашней работой, как ему было приказано, и не встретил её у двери. Синди неслышно вошла в комнату и обнаружила, что Дон сидит в большом мягком кресле и смотрит телевизор. Она нахмурилась, но в следующий момент, злобно усмехнувшись, она выскользнула из мягких и плоских туфель, что были на ней, и через несколько минут на её стройных ножках красовались донельзя сексуальные, но убийственно кроваво-красные «аннигиляторы», как она их называла. Никогда раньше она их не надевала. Но они всегда лежали на видном месте, напоминая Дону, что ожидает его, если он вызовет неудовольствие своей супруги.
Синди решительно шагнула к креслу и неожиданно предстала перед насмерть перепуганным Доном. Молча она указала ему на пол у своих ног.
С ужасом Дон немедля упал на пол и, как собака, пополз к великолепным ногам своей жены. Он по собственному опыту хорошо знал: ни в коем случае нельзя заставлять Синди ждать – за это бывает мучительно больно.
Синди всем своим весом встала на его трепещущее тело, и наказание началось. Она методично и жестоко топтала своими острыми тонкими 5-дюймовыми каблучками его грудь, живот, лицо, ноги, оставляя кровавые следы и синяки. Трэмплинг – вот от чего она получала ни с чем не сравнимое наслаждение. Это было её всепоглощающей страстью, и для удовлетворения этой страсти у неё был покорный муж Дон. Незаметно для самой себя она постанывала и ласкала руками соски своих упругих грудей, и в её чёрных трусиках уже было несухо. Правда ещё большее удовольствие Синди получала от трэмплинга обнажённого мужского тела. Поворачиваясь на нём на своих разящих каблучках, прохаживась, не спеша, по нему, она воспаряла в самые вершины наслаждения. Ей очень нравилось ощущать себя «экзекуторшей» на каблуках. Эти её красные туфельки стали наиболее изуверским средством наказания провинившегося супруга особенно после того, как она приказала ему удалить с каблучков резиновые защитные наконечники . В результате этого металлические каблуки-зубья, выглядевшие как острия гвоздей, были полностью открыты. Её настроение жестоко мучить и истязать своего супруга подогревалось парой стаканов вина, которые она выпила незадолго до этого.
Синди было 19 лет, и она была очаровательной миниатюрной садисточкой с изумительно красивыми белыми и очень сексуальными ножками, производившими на её преданного супруга неизгладимое впечатление. Его дружок сразу приходил в боевое состояние, когда его очаровательная супруга прохаживалась по его лицу своими маленькими ножками в шёлковых чулочках. Синди весила всего лишь около 100 фунтов, и он даже мог выдерживать её на себе, когда она была в туфельках на обычных нормальных каблуках. Он с восхищением и любовью взирал на сексуальное тело своей маленькой супруги, прогуливающейся по его распростёртому телу. Но сейчас было другое. Сейчас она бросила его к своим ногам быстро и решительно, и ему не позволено было надеть на её каблучки защитные колпачки, которые как-то могли смягчить ужасную боль.
Свет был в комнате тусклый, и Дон не мог видеть, насколько фантастически прекрасно выглядела Синди в своих красных туфельках. Хотя возможность видеть свою Госпожу во время наказания была для него исключительно важной. Именно поэтому его член не был сильно возбуждён, и это было к счастью для Дона, как и то, что член был прикрыт штанами. Поэтому когда она встала на него, Дон хоть и вскрикнул от резкой боли, но сильных повреждений ему удалось избежать. Но она сосредоточилась на сосках его груди и топтала их с наслаждением, граничащим с исступлением.
Конечно же Синди отдавала себе отчёт, насколько мучительна пытка, которой она подвергала своего благоверного, но её гнев и скопившаяся агрессия жаждали выхода. Причём тот факт, что супруг не работал, когда должен был выполнять её приказ, был не единственной и не главной причиной этой агрессии и гнева и страстного желания его жестокого наказания. У неё была необоримая потребность крушить распростёртое мужское тело своими острыми каблучками, она ничего не могла с ней сделать. Она понимала, что провинность Дона не была такой уж серьёзной, чтобы подвергать его такому изуверскому наказанию. Но это не играло для неё никакой роли – главное её собственные желания. Кто-то должен был сейчас оказаться под её каблучками. Сейчас для этой цели лучше всего подходил её муж, и Синди отнюдь не намерена была его щадить. Её даже не очень интересовало - выживет он после этого или нет.
Перед тем, как начать наказание, Синди любила усилить в своём супруге состояние страха тем, что ласково ему говорила: «Солнышко моё, я даже и не знаю, как ты выживешь после этого». Или: «Этой ночью милый ты умрёшь под моими каблучками» при этом ей доставляло огромное наслаждение поставить острый кончик каблучка на его горло и слегка нажать. При этом она смотрела прямо в его глаза, расширившиеся от ужаса, прямо готовые выскочить из орбит. А она весело смеялась, когда он хрипел под её каблучком и беспомощно махал своими руками.
Стоял тёплый летний вечер, и к сожалению для Дона, не нём не было нижних трусов, когда Синди вошла в дом. Он был одет в голубые джинсы, и на его счастье у Синди не было терпения ждать, пока он их снимет. Это, как и то, что она весила всего лишь 100 фунтов оставляло ему надежду, что его пенис после наказания останется работоспособным. И верно, хотя она топтала его тогда около 20 минут, его член всё же был сохранён, возможно для гораздо более жестокого трамплинга этой ночью. Гораздо больше тогда досталось от её острых каблучков соскам его груди. Они были в настолько плачевном состоянии, что потребовалось медицинское вмешательство.
Дон ни за что на свете не желал повторения чего либо подобного. Но какое значение имели его желания, если у его супруги было настроение на самый жёсткий трамплинг. Но на этот раз Дон лежал совершенно голым – и не было больше ему защиты от её сокрушительных каблучков. Правда Синди могла доставить ему гораздо большие неприятности, если бы воспользовалась другой парой туфелек из своего гардероба. Но и те, которыми она собиралась воспользоваться сейчас – с бархатистой гладкой лайкой вокруг пальчиков и по бокам, не обещали Дону сладкой жизни.
И верно. Согнав Дона с постели, она приказала ему сесть на пол спиной к стене. Затем она удобно уселась в кресло прямо перед ним и безжалостно стала наносить ему удары по лицу своими обнажёнными пятками. Голова Дона откидывалась назад и билась об стенку снова и снова, пока в полубессознательном состоянии он не свалился на пол с потоками крови, бегущими из его разбитых носа и губ, и распухшими веками полузакрывшихся глаз. Тогда она встала над ним и ещё раз ударила пяткой в его распухшее окровавленное лицо, окончательно выбив из него остатки сознания. Обычно после подобных экзекуций Дон не мог прийти в сознание около 20 минут.
Но самое страшное орудие наказания пока было далеко. Поэтому, придя в себя, Дон решил не гневить судьбу, а беспрекословно исполнить приказание жены, принеся ей из коридора пару очень изящных и сексуальных чёрных туфелек на высоких каблуках-шпильках с тонкими завязочками- спагетти. Эти туфельки оставляли её восхитительные ножки почти полностью открытыми. Каблучки у этих туфелек были очень тонкими и острыми и могли причинять сильную боль. Однако пока они были прикрыты резиновыми колпачками.
Когда Дон принёс эти туфельки, Синди с комфортом сидела в кресле в своих чёрных трусиках и с насмешливой улыбкой на лице. Взглянув на туфельки в руках Дона, она одобрительно сказала: «Да, это хороший выбор. Затем прибавила: «А теперь с благоговением надень эти туфельки на мои прекрасные ножки, затем почтительно поцелуй их. После этого ложись на пол». И она удобно откинулась в кресле.
Дон судорожно сглотнул. Затем он бережно надел туфельки на прекрасные как сама невинность ножки жены. Затем наклонился, чтобы запечатлеть на них почтительный поцелуй, как ему было приказано. Но внезапно получил удвр каблучком туфельки по лицу.
«Стоп! – сказала она, – я передумала и решила не позволять тебе целовать мою ножку, это слишком большая честь для такого мерзкого червя как ты. Поэтому тебе будет позволено лишь смотреть на них. Отодвинься на шесть дюймов от моих ножек. Так. А теперь с трепетом смотри на них. Поклоняйся им своими глазами пока не почувствуешь, что сходишь с ума от восторга». Синди весело смеялась, глядя на своего мужа, пресмыкающегося у её ног. Особое жестокое веселье у неё вызывал вид кровавых ручейков на его щеках и шее. «А теперь, – жёстко сказала она, – держи свою физиономию ровно, и прямо против моих каблучков, чтобы мне было удобнее ими по ней бить».
Она была права, когда говорила о доведении его до сумасшествия. Но она даже в полной мере не представляла себе, какая метаморфоза происходит с её рабом при каждой экзекуции, подобной этой. Хотя ей было достаточно и того, что она видела. Капли крови и пота, стекающие с головы Дона, его учащённое и прерывистое дыхание, когда он извивался и стонал у её ног. И вот сейчас ему потребовалось просто сверхчеловеческое усилие, чтобы выполнить её приказ насчёт шести дюймов. Синди удобно откинулась на постели и с садистким наслаждением наблюдала за мучениями, ярко отражающимися на лице Дона. И предвкушала удовольствие, которое её ожидало в самое ближайшее время – от методичного и изощрённого трамплинга покорного тела её супруга. Затем она вкрадчиво спросила:
«Ты хочешь, чтобы я всё же позволила тебе поцеловать мне ножку? Тогда умоляй свою Госпожу, чтобы она обтёрла грязь с подошв своих туфелек о твою физиономию. Ты же это любишь, раб?»
И она показала ему подошву туфельки.
«Видишь эту грязь, раб? Это от раздавленного таракана. Почему бы тебе не вычистить её своим языком?»
Дон, высунув язык, подался вперёд в полной готовности исполнить приказание Госпожи. Но тут глаза Синди вспыхнули дьявольским огнём, и она направила острый каблучок своей туфельки прямо навстречу лицу мужа. Удар был настолько сильным, что Дон опрокинулся на пол с воплем боли. Синди зловеще захохотала, глядя, как он корчится на полу, изнемогая от ослепляющей боли.
Ошеломлённый и окровавленный совершенно беспомощный Дон лежал на полу. Ему мучения усиливались от неосущёствлённого желания поцеловать ослепительную ножку супруги. И это было не менее мучительно, нежели физическая боль от удара каблучком в лицо. Униженно пресмыкаясь, он вновь пополз к ногам жены, сквозь слёзы завывая: «Прошу тебя, позволь мне хотя бы раз поцеловать твою ножку. Умоляю тебя, пожалуйста, я сделаю всё, что ты захочешь, только позволь мне прикоснуться губами к твоим великолепным ножкам».
Его желание поцеловать её ножку было настолько сильным, что он даже на время забыл о полученных им жестоких ударах в лицо. И конечно же пребывал в блаженном неведении относительно того, что его очаровательная супруга предполагала с ним сделать дальше.
А Синди ждала, когда его лицо приблизится настолько, чтобы ей было удобно нанести следующий удар своим каблучком. Она улыбалась словно Чеширский кот, опираясь сзади на локти и подтянув ножки к себе, примериваясь для удара по лицу мужа. «Прости, дорогой, но прежде, чем целовать мне ножки, ты должен испробовать их в другом качестве. Я обожаю смотреть на твои мучения от моих секси-ножек», – ласково и в то же время зловеще сказала она.
И вот, когда лицо Дона оказалось на расстоянии фута от её ножек, она трижды ударила своми ногами в беззащитное лицо своего мужа. Сначала правой ногой, затем левой, затем снова правой. «Целуй каблук! – крикнула она в крайней степени возбуждения, – целуй кончики моих каблуков, которые бьют тебя». Но Дон не в силах был исполнить её приказ, поскольку распростёрся на полу лицом вверх. Он находился в состоянии грогги и ничего не соображал. Он не видел, что её острые каблучки вновь оказались у его лица. Первый удар каблучка на правой ножке Синди пришёлся по его верхней губе, отбросив его голову назад и разрезав губу Дона надвое словно спелую дыню. Из прорехи высыпались выбитые передние зубы. После удара об стенку голову Дона бросило вперёд прямо под удар левой ножки его супруги., эффект от которого не уступал предыдущему. Почти в бессознательном состоянии Дон медленно сползал на пол. Но до того, как он совсем упал, Синди успела нанести ещё один сильный удар своего изящного разящего каблучка в его левую скулу. После этого Дон упал как подрубленное дерево, и его голова со всего размаху ударилась об пол.
Синди сейчас как никогда жаждала ещё крови, поэтому она села на край кровати и вновь направила острый каблучок своей туфельки в распростёртое неподвижное тело. Однако Дон был почти без чувств, а ей совсем не хотелось, чтобы её удар был ударом в безжизненный кусок плоти. Ей была нужна его боль. Это было исключительно важно для неё – знать, что доставляет ему огромные мучения тем, что бьёт и топчет его. Поэтому она пока не стала его бить, а, приподняв и вытянув свои ножки, стала любоваться страшными острыми каблучками. Состояние её жертвы не особенно беспокоило Синди. Она видела, что нанесла ему серьёзные повреждения своими каблучками, но нисколько по этому поводу не переживала. И даже наоборот – была весьма довольна этим фактом. Это был не первый и не последний случай такого наказания. С беззаботностью маленькой девочки она продолжала рассматривать свои каблучки, напевая весёлую песенку. Затем она сняла одну туфельку и слегка уперла острый каблучок в свой бок. «О-о-о! – воскликнула она, – если даже такое слабое давление я так хорошо чувствую, то неудивительно, что мой бедный муж сейчас в таком состоянии». Она засмеялась и осторожно стала тереть каблучком свой клитор, терпеливо ожидая, пока Дон придёт в себя.
Наконец через шесть-семь минут Дон зашевелился, и Синди быстро вновь надела туфельку на свою ножку. «С возвращением, малыш! Я тут поиграла немного сама со своей туфелькой, пока ты в отключке лежал. А теперь я снова хочу играть с тобой. И может быть я позволю поиграть и тебе» – промурлыкала она. «Прежде всего за оказанную тебе честь видеть мои изумительные ножки ты должен заплатить сполна. И платой будут удары моих каблучков по твоей физиономии. Я хочу, чтобы ты убедился в полной мере, насколько жестокой, ужасной и смертоносной может быть пара маленьких красивых туфелек на каблучках. И всё же я дам тебе шанс поцеловать их. Ты сможешь поцеловать мой каблучок в тот момент, когда я ударю тебя им.. Смотри, ничтожество, смотри внимательно на эти великолепные каблучки, смотри с любовью и трепетом. Как ты думаешь, чего в них больше? Красоты или смерти? Смерти или красоты?» Синди сверкнула своими хищными глазами и глубоко вздохнула. В её трусиках уже давно было всё мокрое.
Весь дрожа от ужаса, Дон медленно приблизился к фантастическипрекрасным ножкам своей супруги, с паническим страхом на них взирая. В его сознании возникали картины ужасного садистского наказания, которому могли подвергнуть его эти маленькие ножки. несмотря на то, что Дон был крупным мужчиной, а Синди маленькой 19-летней женщиной, она легко могла для своего удовольствия искалечить и даже убить его своими ножками.
«Ну что, как самочувствие?» – насмешливо спросила Синди своего супруга, глядя на его окровавленное лицо. «Сядь на поли и смотри, что я сейчас сделаю» – мягко приказала она, и когда Дон сел, поднесла свою прелестную ножку почти вплотную к его лицу. «Посмотри на эту мягкую белую кожу. Ты можешь внимательно рассмотреть каждый дюйм моей ножки в этой секси-туфельке. Сейчас от этих туфелек тебе достанется ещё более чувствительно. Но возможно сперва я позволю тебе поцеловать ножку. Ты хочешь этого?» Безусловно Дон просто сгорал от этого страстного желания и в полном отчаянии он взирал на эту фантастическую женскую ножку, непринуждённо покачивающуюся перед его глазами. Конечно же он понимал, что ему не будет позволено поцеловать её. тем не менее он подавленным голосом сказал «да». Тогда Синди приставила острый каблучок к внутренней поверхности его левого бедра.
Дон чуть не задохнулся от страха, когда почувствовал, что её лодыжка начала покачиваться взад и вперёд, сначала мягко, а потом всё сильнее и болезненнее вдавливая каблучок в его плоть. Одновременно она ласкала себя под трусиками. Она играла с ним, но эта игра напоминала ту игру, в которую кошка играет с мышкой перед тем как придушить её. Она смотрела не на свои каблучки, а на лицо Дона, отражавшиеся на котором переживания говорили ей обо всём. Спустя небольшое время она хорошо поняла по его лицу, что он теперь почувствовал: она не только усилила давление своих каблучков на его бёдра, но ещё начала крутить ими, как бы вкручивая их в его тело.
«Ну, что ты теперь скажешь о моих великолепных ногах? Уже не так, как раньше?» И она повела свой каблучок вниз по его бедру к колену, оставляя кровавый след. «Это та же ножка, которую я не позволила тебе целовать? Это та же ножка, которой я наказывала тебя? Ну-ка посмотри, такая же она мягкая и сексуальная? А теперь скажи мне, как ты будешь поклоняться ей?
Раб сидел, тихо всхлипывая. Боль от скользящего по его бедру каблучка, взрыхляющего плоть, становилась почти нестерпимой. Синди вела свой каблучок под углом 45 градусов. Она не была намерена шутить и ставила своей целью жестокую пытку. И действительно – это был мучительный для Дона процесс – медленный и очень болезненный.
«Что-то мало крови! – раздражённо воскликнула Синди, – я хочу больше крови, а этими туфельками её не сделать. Поэтому марш в прихожую и принеси мне мои «аннигиляторы». Эта её фраза больше походила на каприз испорченной маленькой девочки, требующей мороженого, чем на приказ жестокой и прекрасной Госпожи. которой она была.
«Нет, Синди! – прошептал Дон, – только не это! Пожалуйста, умоляю тебя». Его голос был еле слышен, настолько Дон был обессилен. «Умоляю тебя, не мучай меня больше!» И слёзы ручьями полились из его глаз. Но при этом он безотрывно смотрел на молочно белую кожу ножки, каблучок туфельки которой методично и безжалостно продолжал врезаться в его тело.
«Ну!» – сказала она, специфически повысив голос.
Дон знал, что означает такой её тон. Он поспешно поднялся и отправился выполнять приказание. Он пытался утешать себя тем, что Синди возможно ограничится трамплингом его бёдер. И ему не грозит нечто более серьёзное.
Вернулся он быстро и покорно опустился на колени, держа в каждой руке по красной туфельке.
«Надень мне их на ноги, – приказала она с улыбкой. И когда он исполнил приказа, она медленно подняла свою великолепную ножку и поставила её острым каблучком на его бедро. «Ну что, хочется поцеловать? – с издёвкой спросила она. и нажала каблучком ещё сильнее.
Затем она приказала ему лечь на пол на спину. Поставив снова каблучок туфельки на верхнюю часть его бедра, она наклонилась над ним так низко, что её длинные чёрные волосы каскадом упали на его лицо. Затем медленно повела каблучок по направлению к его колену. «А теперь скажи мне, раб. Как ты будешь поклоняться мне? Скажи, ты любишь меня и будешь умолять позволить тебе поцеловать меня?» – прошептала она страстно, приблизив свои губы к его губам, одновременно усилив давление каблучка на его бедро. Когда Синди дошла своим каблучком до колена Дона, прорезав вдоль его бедра кровавую полосу, она приподняла каблучок и перенесла его снова на верх бедра распростёртого мужа. И затем, продолжая пытку, вновь повела его вниз, прорезая на бедре новую кровавую полосу. И всё это время она продолжала безотрывно смотреть в его расширившиеся от боли и страха глаза.
Но кроме страха и боли в этих глазах было восхищение её чарующей красотой. И, превозмогая боль, он бормотал: «Умоляю, моя Богиня. Позволь презренному рабу коснуться тебя, поцеловать тебя, любить тебя».
«Хорошо, – вдруг сказала она несколько странным голосом, – но только если ты будешь умолять меня ещё больше изранить тебя моими каблучками». Раб не мог поверить услышанному. Ещё недавно она не позволяла ему даже прикоснуться губами к своей ножке. А теперь она говорит, что он может любить её. Его сердце бешено заколотилось.
«Изрань меня! Изрань меня как можно более жестоко. Я готов страдать под твоими каблучками. Ты моя Богиня», – зашептал он в безумной страсти.
Это и нужно было Синди. И теперь она ещё глубже и сильнее вонзила острый зубец своего каблучка в его бедро. «Целуй меня», – выдохнула она.
Дон впал в экстаз. Он совершенно забыл о своих окровавленных ногах и целовал её рот своими разодранными в клочья губами, а она в это время всё глубже и безжалостнее вонзала каблучок в его бедро. Вкус его крови и ощущение его сломанных зубов на языке возбуждало её ещё сильнее. Дон вскрикнул, словно увидел привидение, когда увидел дьявольские огоньки в её широко раскрытых глазах. Боль в его бёдрах становилась уже нестерпимой, но он лишь всё глубже тонул своим ртом в её мягких податливых губах.
«Богиня моя, я безумно тебя люблю, – задыхаясь шептал он между страстными поцелуями её лица, её шеи, её груди и вновь её губ. И чем больше он входил в этот экстаз, тем сильнее она терзала его своими каблучками. Но он будто бы не чувствовал этого. «Терзай меня, мучай меня, – стонал он, – мучай меня хоть всю жизнь. Делай со мной всё, что только хочешь, только не лишай меня счастья целовать тебя. если хочешь – затопчи меня до смерти своими каблучками, но только дай мне перед смертью насладиться твоею любовью».
«О-о-о, – протянула Синди, – мой милый раб готов к мучениям. Это мне нравится. Но тогда что ты тут делаешь у моего лица? Марш на пол». И она зловеще засмеялась, когда он упал на пол у её ног. Она приподняла свой каблук и с размаху ударила его остриём в открытое бедро мужа, затем снова и снова, будто хотела размолоть его бедро в кашу. он продолжал умолять её остановить на время пытку и позволить ему любить её.
«Ты хочешь меня любить, дрянь? – с неожиданной яростью вдруг крикнула она, – тогда получай!». И она дала ему звонкую пощёчину. затем ещё и ещё одну. Отвесив ему шесть или семь оплеух. она приложила свою ладонь к его рту. Он прижался к ней своими разбитыми губами, из которых вырвался шёпот: «Богиня моя. Умоляю, позволь мне любить тебя». Но он уже понимал, что его надеждам не суждено сбыться. А ждало его совсем другое.
Слёзы потекли из его глаз, когда с усмешкой она снова ударила его по лицу. Затем, ни слова не говоря, она встала с постели и взялась за верёвку, подвешенную к потолку. В своё время сам Дон по её приказу эту веревку прикрепил.
«Ну что ж, ты сам этого хотел, – сказала Синди, – теперь я буду истязать тебя своими каблучками так, что даже минутная пауза будет для тебя великим счастьем». И она весело засмеялась, прямо как школьница. После этого она встала обеими ногами на его пенис, к его счастью уже опавший, и гарцевала на нём около 30 секунд, пока плоть под её каблучками не превратилась в кровавые лохмотья. и остановилась она лишь тогда, когда увидела, что глаза Дона закачены под лоб.
«Спокойной ночи, милый, – засмеялась она. Кроме пениса объектом её внимания были его яйца, но их она решила оставить на потом. А сейчас, закончив танец на его чреслах, она перешла на живот, затем на грудь, вонзив каблучки в соски его груди. Постояв там, она сошла с него, терпеливо ожидая, когда её жертва придёт в себя. И когда это произошло, она вновь оказалась своими каблучками на его сосках. вернее на том, что от них осталось, после этой пытки. Слёзы боли катились по лицу раба. и она начала эти слёзы растирать по его лицу своим каблучком. затем несколько раз ударила остриём каблучка в его лицо, оставив яркие следы.. И лишь после этого она сошла с его истерзанного тела и села на постель.
«Сними туфельки», – приказала она. Он со стоном повиновался, и тогда она, приказав ему вновь лечь на пол, поставила свою обнажённую ножку на его изувеченный рот.
«Высунь язык, – громко приказала она, – я решила позволить тебе полизать мои подошвы». И хотя он изнемогал от нестерпимой боли, пронизывающей всё его тело, он немедленно прижался своим языком к бархатной коже её подошв. «Лижи, лижи, – усмехнулась она, – заслужил». И приложила к его рту пальчики своей ножки.
«Ну хватит, хорошенького понемножку, – сказала она некоторое время спустя. Затем встала с кровати и поставила на лицо раба свои «аннигиляторы», которыми его топтала.
«Пожалуй тебе завтра стоит обратиться к доктору, – сказала она. – А после этого я подумаю насчёт того, чтобы позволить тебе любить меня, поскольку я сегодня получила большое удовольствие. Ммммм, – промурлыкала она. – Тебе остаётся оказать мне лишь небольшую услугу. Ты видишь, на каблучках и носочках этих туфелек остались следы твоей крови. Тебе придётся отчистить их своим язычком».
И она со смехом вышла из комнаты. Дверь закрылась за ней.
pooffikh
Интересующийся
4/6/2010, 10:17:51 AM
DELETED
Акула пера
4/6/2010, 3:25:53 PM
(kotik2405 @ 31.03.2010 - время: 17:59)Хостинг фото
молодци!!! дамам много плюсов! вам немогу постов маловато!
молодци!!! дамам много плюсов! вам немогу постов маловато!
DELETED
Акула пера
4/8/2010, 8:53:52 PM
DELETED
Акула пера
4/9/2010, 1:52:25 AM
(KYV2009 @ 06.04.2010 - время: 11:52)Хостинг файлов
VTS_01_2 00_20_04-00_25_14.mp4
Хостинг фотографий
VTS_01_3 00_05_49-00_33_33.mp4 продолжение файла
VTS_01_2 00_20_04-00_25_14.mp4
Хостинг фотографий
VTS_01_3 00_05_49-00_33_33.mp4 продолжение файла
LAZETRON3003
Новичок
4/9/2010, 8:59:59 PM
Здравствуйте народ !
Если у кого-нибудь из ВАС есть клипы Strydera 0395 и 0396
выложите пожалуйста, мечтаю их увидеть
Хостинг фото
Если у кого-нибудь из ВАС есть клипы Strydera 0395 и 0396
выложите пожалуйста, мечтаю их увидеть
Хостинг фото
Всего фото в этом сете: 2. Нажмите для просмотра.
DELETED
Акула пера
4/10/2010, 1:09:34 AM
DELETED
Акула пера
4/10/2010, 1:46:09 AM
(LAZETRON3003 @ 09.04.2010 - время: 16:59) Здравствуйте народ !
Если у кого-нибудь из ВАС есть клипы Strydera 0395 и 0396
выложите пожалуйста, мечтаю их увидеть
А название?
Если у кого-нибудь из ВАС есть клипы Strydera 0395 и 0396
выложите пожалуйста, мечтаю их увидеть
А название?