Бондаж в верхней одежде

*** *** ***

Дерроу выудил часы из жилетного кармана, посмотрел на них и поднялся на ноги.

- К сожалению, наша компания должна сейчас отправляться, - сказал он. - Время
и прилив никого не ждут, и впереди у нас долгий путь.

Все шумно отодвинули стулья от стола и стали одеваться.

Та женщина, в которой Элизабет заподозрила знаменитую спиритуалку, вдруг стала
достаточно уверенно впадать в транс. Беннер поспешил подойти и, улыбаясь,
прошептал ей что-то. Она мгновенно вышла из транса и позволила увести себя из
комнаты.

- Беннер, - сказал Дерроу. - О, извините, продолжайте. Э-э: Мис Элизабет, не
будете ли вы так любезны сказать Клатэроу подать кареты поближе к фасаду?

- Разумеется. - Элизабет остановилась в дверях, чтобы бросить последний взгляд
на Кольриджа, - ей казалось, что она не была достаточно внимательна и не
извлекла из этого вечера так много, как, скажем, Тибодю. Она сокрушенно
вздохнула и направилась к выходу.

Везде тьма кромешная, пол в каких-то рытвинах: а Беннер и медиум куда-то
запропастились. Элизабет пробиралась на ощупь, но, вместо того чтобы выйти в
холл, вдруг наткнулась на какую-то лестницу. Хм, ступеньки: Тусклый газовый
рожок на стене. Должно быть, это другая дорога, подумала она и повернула
обратно.

Элизабет вздрогнула от неожиданности: у нее за спиной стоял очень высокий
человек - лицо угловатое, изрезанное глубокими морщинами, словно он прожил
долгую жизнь, преизобилующую несчастьями, а голова, как у грифа - такая же
лысая.

- О Боже, вы испугали меня! - воскликнула Элизабет.

- Извините меня, я, кажется:

С удивительной силой человек схватил руку Элизабет и, заломив за спину, дернул
вверх. Элизабет задохнулась от внезапно нахлынувшей боли и ощутила на лице
влажную ткань - судорожно вдохнула, но вместо воздуха в нос ударил резкий
запах эфира. Она совершенно растерялась, стала вырываться и лягнула лысого
ногой так сильно, что явственно услышала, как каблук башмака стукнул по кости.
Сжимающие ее сильные руки дрогнули, но не ослабили хватки. Брыкаясь, Элизабет
уже успела наглотаться паров эфира, как ни старалась задержать дыхание. Она
почувствовала, что теряет сознание, и вяло удивилась: почему бы Дерроу,
Беннеру или хотя бы Кольриджу не повернуть за угол и не позвать на помощь.

* * *

Вечерняя прогулка, которой Окаянный Ричард наслаждался как временной
передышкой от потогонного труда по расплавлению бесконечного запаса ложек из
британского металла, была сейчас порядком испорчена рассказом Уилбура о том,
как их добыча появилась на этом поле.

- Я улизнул оттуда и незаметно так крался за стариком, - тихонько шепнул ему
Уилбур, пока они дожидались возвращения Ромени, - а тот неспешно, как бы
прогуливаясь, петлял между деревьями. То остановится, то опять несколько шагов
сделает. А в руках он нес с собой такую трубу, чтобы в нее смотреть, - ту
самую, с непристойными картинками.

Ричард знал, что Уилбур говорит о секстанте. Уилбуру было совершенно
невозможно растолковать, что устройство, вызывающее его негодование, вовсе не
называется <секс-тент>. Уилбур упорно продолжал считать, что их главарь
смотрит в <секс-тент> и смакует непристойные картинки с голыми бабами, которые
якобы спрятаны в трубе.

- И он останавливался много-много раз. И каждый раз смотрел в нее, в эту
штуку, а потом на часы. Наверняка он проделывает такое, чтобы подогреть свою
стариковскую кровь. Ему помогает, я думаю. Так вот, я следил из-за деревьев,
как он двинулся через поле, то и дело останавливаясь и рассматривая картинки.
Потом вдруг остановился и внезапно припустил назад. Когда я осторожно выглянул
из-за дерева - он уже стоял совсем рядом, ярдах в пятидесяти, и угрюмо смотрел
на поле. Я боялся пошевелиться: вдруг старик меня заметит?
Старик уставился на поле и стоял столбом, уж не знаю, что такого интересного он
там углядел - никого и ничего там не было, поле как поле. А я боялся шелохнуться -
вдруг он услышит шорох, обернется и увидит меня.
И вдруг я услышал громкий звук, похожий на взрыв, и сильный порыв ветра закачал
верхушки деревьев. Я выглянул из-за дерева как раз вовремя - посреди, поля стоял
большой-большой черный шатер.
Ведь черного шатра не было на поле! Ты понял, он появился прямо на моих глазах!
Я сразу же стал бормотать охраняющие заклинания и чертить в воздухе знаки,
отгоняющие наваждения, но шатер никуда не делся. Тут уж каждый бы понял, что
это работа Бенга. А затем я увидел, как из-под шатра выбрались двое не по-нашему
одетых людей. Эти чели оттащили шатер в сторону. И что ты думаешь?
Внутри оказались две кареты! И фонари зажжены, и все прочее! И люди в каретах,
запряженные лошади перебирали копытами - вот-вот сорвутся с места. И один из
бенго чели говорит, так громко, что мне все прекрасно слышно: <Вот так прыжок!
Все в порядке? Как там лошади?> А другой зашикал на него, замахал руками -
наверное, не хотел, чтобы их кто-нибудь услышал. А потом двое чели сложили
шатер и закопали его в землю. А две кареты тронулись с места и направились к
дороге, как настоящие! И тут-то наш старик сорвался с места и помчался в табор.
Я припустился бегом за ним, стараясь держаться незаметно. А в таборе он
посадил нас в фургон и приказал следовать за каретами.

Теперь Уилбур сказал все, что хотел. Он прислонился к стенке фургона и, если
судить по его громкому, размеренному дыханию, намеревался немного вздремнуть.
Окаянный Ричард мог только позавидовать его способности просто перестать
думать о столь волнующих событиях. Старый цыган поерзал на жестком сиденье
кучера, устраиваясь поудобнее, и стал следить за черным ходом в <Корону и
якорь>. Достаточно было одного только пребывания в городе для того, чтобы
вывести его из равновесия, - все эти джорджо глазеют на тебя, и полисмены
только и ждут, чтобы упрятать тебя в каталажку, они всегда норовят схватить
кого-нибудь из людей Ромени. Но сейчас, когда еще в придачу и колдовство
затевается: Это уж слишком. Слишком опасно.

Задняя дверь таверны распахнулась, и появился Ромени. Он перекинул через плечо
безвольно обмякшее тело своей добычи и двигался по направлению к фургону.

- Эй, Уилбур, проснись, - испуганно зашипел Ричард. Ему удалось разбудить
Уилбура за мгновение до того, как Ромени появился у входа в фургон.

- Помоги мне запихнуть эту девчонку внутрь, Уилбур, - тихо сказал Ромени.

- Аво, руа, - отозвался Уилбур, мгновенно придя в состояние полной боевой
готовности.

- Да поосторожнее, ты, идиот! Не стукни ее головой обо что-нибудь ненароком.
Мне вскоре понадобится ее содержимое в полной сохранности. Так, хорошо.
Подложи под нее попоны. Так, осторожно, болван. Вроде все в порядке.
Свяжите-ка ее покрепче и не забудьте всунуть кляп.

Старик закрыл откинутое полотнище на задней стенке фургона и зашнуровал
парусину. Затем он проворно обошел вокруг фургона и уселся на козлы рядом с
Ричардом.

- Ну, теперь они вряд ли отсюда уедут. Я изловил одну, но давайте все-таки
последим за остальными.

- Аво, руа, - поспешил согласиться Ричард. Он зацокал на лошадей, и фургон
сорвался с места и ринулся вперед во весь опор. Шаткое сооружение
раскачивалось и скрипело, железные обручи ходили ходуном, парусина хлопала на
ветру, фургон, казалось, вот-вот развалится.

Они проехали два квартала и повернули к Стрэнду. Здесь фургон остановился у
края тротуара.

Ожидание длилось уже около получаса. Место для стоянки похитители выбрали не
самое удачное. Время от времени их беспокоили любопытствующие прохожие,
которые подходили к фургону, привлеченные причудливо украшенной надписью
<СТРАНСТВУЮЩАЯ ЕГИПЕТСКАЯ ЯРМАРКА ДОКТОРА РОМЕНИ>. Буквы, когда-то написанные
яркой краской на парусине боковой стенки фургона, теперь с трудом поддавались
прочтению.

Но вот ожидание подошло к концу - Ромени насторожился и хищно прищурился.

- Ричард! Вон там, видишь - едут! Быстрее за ними! Ричард суетливо подхватил
поводья, фургон качнулся и нехотя стронулся с места. Им не повезло - в этот
час улицу загромождали повозки и экипажи. Кареты быстро удалялись от
преследователей, и старому цыгану понадобился весь его опыт, для того чтобы
держать добычу в пределах видимости. Он встал на подножку и управлял фургоном,
подхлестывая лошадей и пытаясь лавировать в потоке транспорта. Вслед им
неслась отборная ругань вперемешку с испуганными возгласами - видимо, не все
возницы одобряли такую манеру езды по переполненной улице.

Похитители резко свернули на Сент-Мартин-лейн. Фургон на повороте угрожающе
накренился вправо, и в этот момент Ромени вытащил из кармана часы и стал
пристально следить за движением стрелок.

- Они все-таки намерены попасть туда до того, как врата закроются, - еле
слышно пробормотал Ромени.

Три экипажа - два вместе и один повис на хвосте - повторяли в обратном
направлении путь к <Короне и якорю>. После поворота на Оксфорд-стрит Ричард
понял, что во второй карете заметили погоню и прибавили скорость. Гайд-парк
остался слева, и теперь вокруг тянулись темнеющие поля окраин. В этот момент
из второй кареты послышался хлопок, они увидели вспышку, и пистолетная пуля
попала прямо в железный обруч фургона над головой Ричарда.

- О, душа моего предка, молись о нас! - воскликнул старый цыган, непроизвольно
натягивая поводья. - Бандит стреляет в нас.

- К черту твоего мертвого папеньку! Прибавь ходу! - прокричал Ромени. - Я
привел в действие заклятия, отражающие пули.

Ричард стиснул зубы и подгонял лошадей.
Вечерняя сырость и холод пробирали до мозга костей.
Ричарду стало жалко себя, и потянуло обратно в шатер - там хотя бы не холодно.
Он очень хотел опять трудиться над отливками и плавильными чанами. Все лучше,
чем ужасы этой погони.

- Да, теперь я уверен - они двигаются к тому полю сбоку от дороги, - сказал
ему Ромени. - Мы можем выиграть время. Давай поворачивай в объезд к нашему
табору, мы окажемся там раньше.

- Так поэтому табор именно на том месте, руа? - спросил Ричард. - Ты знал, что
эти люди должны появиться?

Он с благодарностью натянул поводья, и лошади перешли на шаг. Кареты быстро
удалялись по дороге.

- Я знал, что кто-нибудь может появиться, - невнятно пробормотал Ромени.

Фургон раскачивался и подскакивал на ухабах и рытвинах проселочной дороги,
ведущей в другую сторону от Бейсуотер-роуд и дальше на юг, огибая полосу леса
у поля. В таборе никто не стоял у шатров и не зажигал костры. Фургон встречали
только собаки. Они подскочили к пришельцам, обнюхали и кинулись к шатрам -
оповестить хозяев на собачьем языке, виляя хвостом, кружась и подпрыгивая:
явились свои, цыгане, беспокоиться нечего. Вскоре появились двое цыган и не
спеша подошли к фургону.

Ромени соскочил на землю.

- Ты, Ричард, заберешь пленницу в свой шатер, - сказал Ромени. - Сделай так,
чтобы ей не причинили вреда, но надо исключить малейшую возможность бегства.

- Аво, руа, - покорно отозвался старый цыган. Ромени уже зашагал,
направляясь к полосе леса, отделяющей это поле от следующего - того самого,
если верить Уилбуру, где материализовались смертельно опасные незнакомцы.

Ричард вспомнил, как Уилбур дерзко следил за Ромени, и внезапно принял решение
последовать его примеру.

- Забери ее в мой шатер, Уилбур, - сказал он, - и зашнуруй покрепче, как
старый башмак. Я скоро вернусь.

Он многозначительно подмигнул Уилбуру, призывая сохранить тайну, и последовал
за шефом.

Ричард взял немного левее - он хотел подойти к деревьям на несколько сотен
футов западнее Ромени. Он слышал, как старик пробирается между деревьями
справа от него. Ромени тоже двигался осторожно, стараясь производить как можно
меньше шума, хотя это у него получалось хуже, чем у цыгана. Когда Ромени
наконец нашел место за толстым стволом дерева на самом конце поля, Ричард уже
давно притаился за небольшим пригорком и приготовился наблюдать.


* * *


Уилбур осторожно извлек пленницу из фургона и перенес в шатер Окаянного Ричарда.
Положив ее на койку, он стоял в нерешительности. Только теперь, в свете шатра
Уилбур мог разглядеть добычу. Это была миловидная девушка, довольно высокая,
изящного телосложения. Дорогая одежда, уложенные волосы - без сомненья она
принадлежала к аристократии.

На ней было узкое, обшитое бархатом, длиннополое пальто со стоячим воротником и
длинными узкими рукавами, из которых, едва виднелись кисти рук в атласных
перчатках. Края пальто оторочены мехом. Из под его подола выступало шелковое
платье отделанное кружевами. На ногах были высокие башмаки на шнуровке, из
черной кожи прекрасной выделки. Головной убор отсутствовал, возможно был
утерян при похищении.

Уилбуру еще не приходилось связывать женщин, тем более аристократок. Будь это
мужчина, он бы уже давно приступил к делу, но это миловидное созданье было
просто жаль. У Уилбура даже мелькнула мысль: не отпустить ли пленницу, вынеся
ее куда-нибудь подальше, где она могла бы прийти в себя и уйти куда ей
вздумается.
Но тут он вспомнил приказ Ромени и как он поглощен тайной появления этих людей.
Очевидно это было очень важным событием и очень опасным - похоже тут не
обошлось без колдовства. Если Уилбур опустит пленницу, или она сбежит - ему не
сдобровать. В конце концов, что ему за дело до этой незадачливой девченки, если
она была настолько глупа, что попалась к ним в лапы. Так и поделом - не стоит
из-за нее портить свою репутацию: от Уилбура еще никто не убегал.
Он сделает как сказано: зашнурует покрепче как старый башмак.

Иногда, внешность бывает обманчива. Уилбур был уверен, что это не простая
девчонка. Неизвестно, какая сила может быть в ней скрыта - лучше быть
осторожным. Не беда, если он немного перестараеться, тем более, что веревки
вряд-ли способны причинить особый вред, будучи наложенными поверх верхней
одежды.
С этими мыслями Уилбур сбросил с себя пелену нерешительности и принялся за дело.
Надежно связать находящуюся в безпамятстве девушку - что может быть проще?
Веревка заструилась в руках Уилбура и вскоре все было готово.

На койке лежала почти мумия, туго увязанная по всему телу теснящимися витками
веревки. Заведенные назад руки были стянуты вместе в нескольких местах до такой
степени, что локти касались друг друга, а все в целом, от плечей до запястий,
было плотно притянуто к туловищу, отчего запястья вдавило в округлый зад
девченки, обвязанный словно тюк.
Бедра, колени, голени, щиколодкии - все крепко стянуто в единый продольный
предмет. Чуть ниже щиколоток, из бутона кружев виднелись носки башмаков, туго
перевязанных в ступнях.

И все-таки Уилбур дал слабину: рот пленницы оставался свободен. Хотя и были
опасения, что очнувшись, пленница может произнести какие-нибудь ужасные
заклинания. Он решил рискнуть, но будет держать кляп на готове.


* * *


Кареты проследовали на середину поля, все пассажиры вышли и толпились
неподалеку от карет. Ричард насчитал всего семнадцать, среди них несколько
женщин.

- Вы слушаете меня? - Очень старый человек произнес эти слова громко и
отчетливо. - Мы не можем больше ее искать. О черт! Мы только что оказались
здесь. В нашем распоряжении всего несколько секунд. Еще чуть-чуть, и дыра
закроется. Элизабет, очевидно, решила: ...

Раздался глухой удар, и все они безвольно упали на землю. Затем Ричард заметил,
что бесформенные предметы на земле - всего лишь одежда: люди, ее носившие,
ушли. Лошади и кареты остались в поле, залитом холодным лунным светом.

- Они мертвые чели, - прошептал Ричард, охваченный ужасом. - Привидения! -
И он привычно забормотал охраняющие заклятия. Он увидел, как Ромени поспешно
идет по полю. Прятаться уже не имело смысла. Ричард встал и поспешил назад,
к табору.


* * *


Элизабет почувствовала резкий запах эфира. У нее не хватало сил открыть глаза.
Тяжесть сдавила голову, во рту - знакомый вкус антисептика: Да, она в кабинете
дантиста. Или в комнате для отдыха, где можно прийти в себя после наркоза,
когда выдрали зуб. Элизабет ощупала языком зубы, пытаясь определить, какой зуб
ей выдрали на этот раз. Смутно припоминалась карета с зажженными фонарями, ее
куда-то везли. И она жалобно недоумевала: куда же подевалась няня с горячим
шоколадом?

Элизабет удалось-таки неимоверным усилием воли разлепить отяжелевшие веки: Что
это? Она не в кабинете дантиста. Элизабет попыталась размышлять, но дикая
головная боль и страшная тяжесть, в которой она барахталась, все еще не
отпускали ее.
Но она не оставляла попыток восстановить ускользающую цепь событий. Ее
следующее умозаключение было вполне логично и позволяло надеяться, что она не
окончательно утратила разум: если я не в кабинете дантиста, следовательно, мне
не дадут горячего шоколада.

Да, она отнюдь не в кабинете дантиста - она в палатке, большой палатке - вернее
это назвать шатром. В шатре горит фонарь, рядом стол. Около стола - два
смуглых человека. Оба с усами и большими серьгами в ушах. Ну вот, уставились.
Чего им от меня надо? Вид у них порядком испуганный. Один, тот, который
постарше, почти седой, почему-то тяжело дышал. Он что, пробежал марафонскую
дистанцию? Странный у него костюм для соревнований по бегу. У второго в руке
какой-то мягкий комок. Вид у него был такой, буд-то он был готов броситься к
ней в любой момент.

Элизабет показалось, что руки ее не слушаются - она попыталась пошевелить рукой,
но без всякого результата. Тут-то она внезапно вспомнила, что это Англия. Она
должна была прочесть лекцию о Кольридже для чокнутого старика Дерроу. Да, вроде
все правильно. А ведь он меня уверял, что предоставит мне номер в отеле.
Элизабет не на шутку рассердилась. Отель! Он называет отелем эту чертову
палатку? И кто эти люди?

- Где он? - проговорила Элизабет. - Где Дерроу?

Эти двое только испуганно попятились, продолжая пялиться на нее самым
беззастенчивым образом, как на заморскую диковину в балагане.

Странно, однако, ведут себя эти двое. Ну и бандитский же вид у них. Элизабет
предположила, что, возможно, они вовсе и не работают на Дерроу.

- Где тот старый человек? Мы были вместе. - Элизабет уже начала терять терпение.
- Где он?

- Ушел, - отозвался один, тот, который тяжело дышал.

- Прекрасно. Ну так вызовите его! Номер, возможно, есть в телефонной книге.

Они аж рты пооткрывали от изумления и безмолвно уставились на нее.

- Мы не будем для тебя вызывать никаких призраков джорджо. Ты пришела из бездны,
ты - порождение Бенга! - прошипел он. - Так-то вот, а что касается номера,
Число Зверя, конечно, есть в этой, в Книге джорджо.

В этот момент в шатер вбежала собака, сделала круг и, поджавши хвост,
торопливо убралась вон.

- Руа возвращается, - сказал Ричард. - Сматываемся, Уилбур.

- Аво, - охотно согласился Уилбур.

И они незамедлительно выбрались наружу. Поднырнув под свешивающееся полотнище
ткани. Элизабет уставилась на вход, полузавешенный каким-то ветхим ковром.
Собака, когда вбегала в шатер, немного отодвинула в сторону полог на входе,
и она мельком увидела деревья в лунном свете, почувствовала холодное дуновение
ночного воздуха за стенами шатра. Ее память наконец-то сбросила одуряющие пары
эфира, и механизм мозга включился. И Элизабет мысленно прокрутила все
подробности этого вечера. Да, прыжок удался, все сработало как надо. И затем
город, район трущоб. И да, конечно, самое главное - Кольридж! И миссис Тибодю
поцеловала его. Внезапно у нее внутри что-то оборвалось от леденящего ужаса,
накатившего волной. Лоб покрылся каплями холодного пота - Элизабет вспомнила
того лысого в таверне. Вспомнила, как лысый схватил ее. <О мой Бог, я
пропустила прыжок возвращения, я же была за пределами поля в тот момент, когда
дыра захлопнулась>, - думала она в ужасе.

Полог откинулся, и в шатер вошел тот самый страшный лысый старик, который
похитил ее из <Короны и якоря>.

Лысый достал из кармана сигару, подошел к столу и прикурил от лампы. Постоял
некоторое время, попыхивая сигарой. Направился к койке, схватил за волосы
голову Элизабет и потянул вниз. Элизабет дернула головой, пытаясь высвободиться,
но мощная рука зажала голову, как в тисках. В другой руке старик держал
зажженную сигару. Он медленно поднес горящий конец сигары к левому глазу
Элизабет. В панике Элизабет выгнулась дугой, сгибала и разгибала крепко
стянутые веревкой ноги, делая нечеловеческие усилия вырваться. Она беспомощно
барахталась - веревки крепко держались, и старик продолжал прижимать еа голову
к койке. Элизабет напрягала все силы в бесплодной борьбе, но ее не удалось ни
на дюйм сдвинуть голову. Она зажмурила глаза и тут же почувствовала жар горящей
сигары. Наверное, сигара не дальше чем в нескольких миллиметрах от ее глаза.

- О Боже мой, прекратите! - еле слышно выдохнула Элизабет. Отчаяние придало ей
сил, и она дико заорала: - Помогите! Прекратите это! Эй, кто-нибудь, уберите
его от меня!

И с облегчением поняла, что горящая сигара отодвинулась и голову отпустили. Она
замотала головой, из левого глаза текли слезы. Она заморгала и постепенно сквозь
пелену слез смогла достаточно отчетливо разглядеть окружающие предметы. И она
увидела лысого. Тот задумчиво стоял рядом с койкой и попыхивал сигарой.

- Я хочу знать все, - неторопливо произнес лысый. - Ты мне все расскажешь:
откуда пришли твои люди, как вы используете врата для перемещения, как вы
открыли врата? Я узнаю все это. Ты поняла меня?

- Да, - с трудом выдавила Элизабет.

<Боже, покарай Дерроу, - в ярости подумала она, - и пусть рак съест его живьем!
И да будет так! Аминь. А ведь это вовсе не было моей обязанностью - пойти
вызывать кареты!>

- Да, я расскажу вам все. Фактически я могу сделать вас сказочно богатым, если
вы в свою очередь сделаете мне одолжение и ...

- Одолжение? - повторил старик, не скрывая изумления.

- Да. - По щеке Элизабет бежали слезы, и щека чесалась. Ее уже сводила с ума
невозможность поскрести щеку и избавиться от невыносимого зуда. - Да, это
правда. Я не пытаюсь обвести вас вокруг пальца. Поверьте, я не обманщица, я
действительно могу сделать вас богатым. Я могу сказать, какую собственность
выгодно приобрести, куда выгодно вкладывать деньги: Возможно, я даже скажу,
где найти спрятанное сокровище, если у меня будет время подумать, золото в
Калифорнии, гробница Тутанхамона.

Ромени захватил пару колец веревки, обмотанной вокруг грудной клетки Элизабет,
и мощной рукой приподнял ее с койки. Он нагнулся к лицу Элизабет почти
вплотную.

- Твои люди знают это? - прошипел он. - Где? Говори!

Элизабет повисла на веревках, и они болезненно врезались в тело. Она почувствовала
такую сильную боль, что стала терять сознание. Она только успела понять, что
каким-то образом вызвала недовольство своего мучителя.

- Что сказать? - попыталась уточнить Элизабет. - Где гробница фараона
Тутанхамона? Да отпустите же меня, я не могу дышать!

Ромени разжал руку, и Элизабет хлопнулась на койку. Ее голова безвольно
отскочила от натянутой парусины.

- Итак, где это? - спросил Ромени угрожающе-спокойным голосом.

Элизабет дико оглянулась кругом. В шатре опять появился один из тех двоих и
опять испуганно уставился на Элизабет, невнятно бормоча какое-то незнакомое
слово, повторяя его снова и снова.

- Хорошо, - начала неуверенно Элизабет, - давайте заключим сделку. Я полагаю,
мы сторгуемся.

И только спустя некоторое время Элизабет осознала, почему у нее стоит звон в
ушах, а щека горит огнем, - старик зверски ударил ее рукой по голове.

- Ну, где это? - тихо повторил Ромени.

- Иисусе Христе! Ну зачем все так воспринимать? Внезапно Элизабет поняла, что ее
мучитель уже знает местонахождение гробницы и, в сущности, просто пытается ее
запугать. Она увидела, что Ромени опять отвел руку для удара.

- В Долине Царей, - выпалила она, - под захоронением мастера, который построил
гробницу какого-то другого фараона! Рамзеса или что-то вроде этого.

Старик нахмурился и несколько нескончаемо долгих мгновений никак не реагировал
на слова Элизабет, только дымил сигарой.

- Ты мне расскажешь все, - вымолвил он наконец. Старик подтащил стул и уселся,
собираясь продолжить допрос, но в это мгновение в шатер вбежала собака,
сделала круг и, негромко ворча, направилась к выходу.

- Джордже, - испуганно прошептал тот, из тех двоих, что был постарше. Он
пристально вглядывался во тьму за приоткрытым пологом шатра. - Да помогут нам
боги! Руа, это джорджо!

Элизабет сделала глубокий вдох, набирая как можно больше воздуха, как перед
прыжком в воду с трамплина, и что есть силы заорала:

- На помощь!

Реакция последовала незамедлительно: Ричард размахнулся и метким
ударом ноги сшиб фонарь. Фонарь разлетелся вдребезги, разбрызгивая капли
горящего масла по стене шатра. Одновременно Ромени зажал рукой рот Элизабет и
развернул ее голову так, что она могла теперь видеть только грязный пол.
Элизабет успела услышать вопль <Помогите! Пожар!> за мгновение до того, как
рука Ромени обрушилась на ее голову и тьма опять поглотила ее.


* * *


Она видела пламя двух горящих шатров. Попытавшись сфокусировать взгляд,
Элизабет с досадой убедилась, что у нее это плохо получается: все расплывалось,
глаза застилал туман. Она решила пока не думать о кляпе, имеющем на редкость
неприятный вкус шерсти, и о веревках, больно врезающихся в тело. Если
попытаться забыть о том, что запястья туго стянуты, да и ногами тоже не
шевельнешь, то можно попытаться насладиться зрелищем пожара, вот только в
глазах все плывет и она не может в полной мере насладиться столь эффектной
картиной. Она смутно припомнила, что ее усадили, прислонив спиной к дереву.
Кажется, тот самый страшный лысый старик. Он сбросил Элизабет у дерева, как
мешок, прислонил к стволу и пощупал пульс, а затем приоткрыл пальцем веки и
настойчиво заглянул в глаза, проверяя реакцию зрачков. Видимо, результаты
медицинского осмотра его успокоили, и старик поспешил обратно к шатру. Оттуда
слышались крики сбежавшихся к месту происшествия цыган. Элизабет поняла, что
привело ее в сознание - боль от заскорузлого пальца старика на обожженном
веке.

Элизабет откинула голову назад и увидела две луны. Она не на шутку перепугалась.
Мозг работал кое-как и с перебоями, как машина, нуждающаяся в отладке, но
Элизабет все-таки поняла, что это значит - видеть две луны на небе. А это
значит, просветленно подумала она, что она видит сейчас все удвоенным! А
следовательно, горит только один шатер, а не два! С видимым усилием ее удалось
заставить две луны объединиться и стать одной привычной луной. Элизабет привела
голову в первоначальное положение и увидела одно зарево пожара. Волна
прохладного ночного воздуха, казалось, проходила, как сквозь шлюз, через ее
разгоряченный и помутившийся рассудок, омывая его и принося ясность и
успокоение. Она внезапно отчетливо осознала все - траву, мелкие камешки,
белевшие в лунном свете, шершавую кору дерева за спиной, веревки, врезающиеся в
тело.

Без всякого предупреждения на нее накатила волна тошноты, поднимая к горлу
изысканные закуски, которыми ее потчевал Дерроу. Но Элизабет осталась
непреклонна и громадным усилием воли заставила закуски опуститься обратно.
Ночной ветерок приятно холодил лоб, покрывшийся испариной от такого невероятного
усилия. Элизабет старательно отгоняла мысли о том, что могло случиться, если бы
ее вырвало чуть-чуть раньше, когда она валялась без сознания с кляпом во рту. И
она решила, что пора попытаться избавиться от кляпа. Работа предстояла тяжелая и
кропотливая - протолкнуть кляп языком немного вперед, зажать зубами,
придерживая кляп так, чтобы язык мог отодвинуться назад, и толкать опять. И
так раз за разом, пока ей не удалось ценой неимоверных усилий протолкнуть
кляп под кожаной петлей, удерживающей его на месте, и выплюнуть кляп изо рта.
Затем она долго трясла головой до тех пор, пока кожаный ремень не свалился на
грудь. Теперь Элизабет могла открыть рот и вдохнуть полные легкие свежего
воздуха. Она немного успокоилась и попыталась собраться с мыслями. Вроде туман
в голове рассеялся, но все равно не удавалось припомнить, в результате каких
именно событии она очутилась здесь, у дерева. Зачем ее бросили здесь смотреть
на горящий шатер? Но она могла вспомнить только сигару старика и сильный удар по
лицу. Дальше - пустота. Ясно одно: она связана и как связана!

Судя по болезненым ощущениям веревок по всему телу, несмотря на то, что они были
наложены прямо поверх довольно толстого пальто, страшно было представить как
ужасно туго они затянуты.
Тот кто это сделал, умел обращаться с веревкой: впившийся в ее тело узор
напоминал сеть, и хотя ячейки ее были неодинаковые и немного беспорядочные, зато
надежно держались друг за друга, и не было никакой возможности хоть
сколько-нибудь ослабить, или сместить их со своих насиженных мест.
Она попыталась поочередно сдвинуть одну ногу вдоль другой, надеясь расшевелить
путы, которые могли бы сползти с ног как с конуса, форму которого они сейчас
напоминали - все тщетно, впившиеся в пальто веревки, не желали выпускать свою
добычу. Про руки можно было и не вспоминать - они совершенно не двигались, как
Элизабет ни старалась. Лишь самые кончики пальцев имели небольшую свободу.

Веревки на животе были затянуты с той же дъявольской силой.
Если сзади они плотно прижимали стянутые вместе предплечья к спине, то с боков
и спереди их натиску мало что могло противостоять, поэтому и без того тонкая
талия Элизабет стала, в буквальной степени, осинной. Елизабет пожалела, что
решила не одевать корсет, который прилагался к, и без того обширному числу
предметов, составлявших ее туалет. Сейчас он бы принял на себя часть гнета.
Грудь тоже была в жестоком плену.
Зачем понадобилось так ужасно туго ее связывать, словно Элизабет была не
девушкой, а большим, сильным парнем. Она не сомневалась, что эти путы легко
укротили бы любого мужчину, сколь не крепки были бы его мускулы. Хорошо еще,
что с кляпом они обращаются не так умело, иначе она нипочем не вытолкнула бы
его на ружу.

Велика доблесть связать девушку в безсознательном состоянии с такой изощренной
жестокостью.

Однако, что ждет ее дальше? Элизабет не сомневалась, что о ней не забыли и как
только уляжется, связанная с пожаром суматоха, за ней явятся и уволокут в
другой шатер, или может быть увезут в еще какое-нибудь укромное местечко.
Оставят ли ее в покое до утра, или страшный старик вновь примется истязать ее,
выпытывая неведомые ей сведения.
Элизабет не сомневалась, что если ее и развяжут, то произойдет это не скоро,
уж точно не этой ночью. Перспектива провести множество часов так крепко
связанной была ужасна.
А ведь это может быть меньшим из зол. Наверняка ей снова заткнут рот, только
так, что шансов избавиться от кляпа уже не будет. Завяжут глаза, или того хуже
натянут мешок на голову. Неизбежная встреча с жестоким стариком - предводителем
этих бандитов - одна мысль об этом вгоняла ее в дрожь.

Ей вдруг стало невыносимо жалко себя, свое ноющее тело. Из глаз потекли слезы.
Почти бессознательно она оттолкнулась спиной от дерева, повалилась плашмя и
покатилась по земле, стараясь оказаться как можно дальше от этого места.

Очень скоро у Элизабет закружилась голова, и она потеряла завоеванную с таким
трудом ясность мышления, но упорно продолжала перекатываться по траве. Для
человека с так туго связанными руками и ногами кататься по траве - не простая
задача. Элизабет проделывала этот акробатический трюк в несколько этапов:
сначала переместить центр тяжести и приподнять одну сторону тела, напрягая
мышцы ноги и приподнимая плечо, крутануться всем телом вперед и затем
расслабиться, предоставляя телу сделать следующие полоборота по инерции, под
действием момента вращения, который и позволяет начать следующий оборот. И так
далее.

Она чувствовала, что чем дальше укатится тем вероятнее, что ее не найдут. Но
если ее вновь схватят, то, Элизабет не сомневалась в этом, она поплатится за
свое дерзкое поведение. Возможно ее просто дополнительно привяжут к кровати или
доске, чтобы ей не вздумалось больше куда бы то ни было укатываться. Надежно
заткнут рот, чтобы она не могла издать ни звука. Завяжут глаза, или оденут
мешок на голову, а может быть и то и другое, чтобы она не примечала что вокруг
нее происходит. Может еще и уши заткнут, совсем отключив ее от внешнего мира.
И продержат так столько, сколько им вздумается, а потом примутся пытать,
прижигая ее нежную кожу раскаленным до красна железом. И когда они поймут,
что она рассказала им все что знала и не знала, они просто придушат ее, или
утопят, но только не выпустят живой.

Мрачные картины возможного ближайшего будущего Элизабет вставали в воспаленном
разуме словно живые. Она совершенно не отдавала себе отчет куда катится, и что
ее может ожидать, если ей посчастливится и эти цигане ее не найдут. Как тогда
она сможет освободиться: место тут довольно глухое и если кто и может на нее
наткнуться, то это будут все те же разбойники.

Дважды Элизабет вынуждена была останавливаться, так как ее опять начинало сильно
подташнивать, и она чувствовала глубокую благодарность судьбе, что удалось
избавиться от кляпа. Спустя некоторое время она, по правде говоря уже не
чувствовала глубокой благодарности и вообще не чувствовала ничего определенного,
а только слегка удивлялась, почему она занята столь специфической формой пере
движения. Полностью сбитый с толку рассудок тут же услужливо подсказал
логически обоснованный ответ: она карандаш и просто катится к краю стола, хотя
не исключено, что она горящая сигара и скатывается с ручки кресла. Но нет, что
угодно, только не сигара. Она не хотела даже думать ни о каких сигарах.


* * *


Совершенно неожиданно земля ушла, она судорожно сжалась, хотя сжаться сильнее,
чем она уже была сжата, было невозможно, и почти сразу же плюхнулась в
обжигающе-ледяной поток. Она отчаянно рванулась вверх, но не могла
заставить скованные холодом легкие сделать хоть один глоток воздуха и, не
удержавшись на плаву, камнем пошла ко дну. Она тщетно пыталась ослабить
намокшие веревки. Здесь-то я и умру, подумала она, но продолжала брыкаться и
барахтаться, медля принять неизбежное. И когда ей удалось еще раз высунуть
голову из воды, она все-таки сделала глубокий вдох.

Ей удалось немного успокоиться, и, когда первоначальная паника приутихла, она
с удивлением обнаружила, что вовсе не так уж и трудно плыть ногами вперед и
каждые тридцать секунд высовывать голову и делать вдох. Вполне возможно, что
эта речушка проходит через отмели, прежде чем влиться в Темзу. А если меня
вынесет течением на отмель, думала она, я уж как-нибудь доберусь до берега.
В любом положении есть свои плюсы: ее одежда так плотно прилегала к телу, что
совершенно не тянула в низ - если бы она попала в воду свободной, то это тяжелое
пальто с узкими рукавами непременно утащило бы ее на глубину - оно и на суше
ощутимо сковывало движения - снять его в воде никак бы не вышло. Ох уж этот
Дерроу с его требованиями строгоо соответствия костюму 19 века, включая нижнее
белье. Но теперь, когда ее одежда буквально превратилось во вторую кожу,
Элизабет ощущала себя как большая рыба, у которой нет ни рук ни ног,а есть
только целое тело. Однако, рыбы довольно гибкие созданья, а Элизабет имела
гораздо меньшую степень свободы.

Тут ее пятка наткнулась на какое-то препятствие, ее развернуло, и она
стукнулась плечом о камень, вскрикнув от боли. В следующий камень она врезалась
животом и еле-еле восстановила дыхание. Течением ее прижимало к камню - она
вполне бы могла удержаться, но, когда она попыталась вскарабкаться на камень,
это ей не удалось: она беспомощно скребла кончиками пальцев по мокрому камню.
В этот момент вся ее самонадеянность исчезла, и стало совершенно ясно, что без
посторонней помощи на берег ей не выбраться.

- На по-о-омощь! - дико завопила она, и этот крик и попытка ухватиться за камень
тут же вызвали в памяти события этой ночи. Она вспомнила, что уже звала на
помощь.

Да помогут нам боги, руа, подумала она, пытаясь высунуться из воды из последних
сил.

Она взывала о помощи еще дважды. Ее несло течением, кружило, как бревно, и она
то плыла вперед ногами, то разворачивалась головой по течению. И в этот момент,
когда она с отчаянием поняла, что у нее достанет сил еще только на один призыв
о помощи, что-то холодное и острое зацепило ее за пальто и рвануло против
течения.

Она вытолкнула воздух в завывающем изумленном вопле.

- О Господи, да никак человек! - услышала она испуганный голос. - Давай сюда,
его надо вытащить!

- Ой, ты сломал ему хребет, отец! - Элизабет показалось, что это сказала
девочка.

- Сядь, Шейла. Ничего такого я не делал. Вот сюда, с этой стороны, а то лодка
перевернется, когда я буду его втаскивать сюда.

Элизабет куда-то волокли. Она извернулась, посмотрела через плечо и увидела
лодку, а в лодке людей. Один из них держал в руках длинный багор с крючком на
конце, которым он Элизабет и подцепил. Элизабет расслабленно повисла на крюке.
Она закинула голову, смотрела на луну и жадно вдыхала холодный ночной воздух.

- Боже ты мой, Мэг, ты только посмотри! - Опять мужской голос. Багор стукнулся
о планшир, чьи-то руки схватили Элизабет за плечи. - Ну надо же, он связан!

Женщина что-то пробурчала, но что именно, Элизабет не расслышала.

- Да ладно, что же теперь делать, - продолжил мужчина. - Ведь не могли же мы
просто смотреть, как его несет течением мимо нас? Да и кроме того, не
сомневаюсь, что он оценит то, что мы для него сделали. Мы ведь люди бедные,
простые торговцы, и нам вообще-то надо спешить. А мы тут попусту теряем время,
изображая доброго самаритянина. - В этот момент Элизабет почувствовала, что ее
вынимают из воды. - Вот так, а теперь поднимайся. Так, хорошо. Черт
побери, Шейла, разве я тебе не говорил сесть там!

- Я только хотела посмотреть, что с ним сделали. Его что, пытали?!

- Ну еще бы! Не приставай, Шейла. Ему и так досталось. Подумать только -
связали по рукам и ногам, бросили в речку Челси, потом выудили - и все только
затем, чтобы теперь слушать какую-то идиотку. Сядь немедленно!

Мужчина приподнял Элизабет за воротник, ухватился за веревки, стягивающие ее
бедра, каким-то образом умудрившись пропихнуть свои пальцы под ними, и перетащил
ее через планшир. Элизабет замерла боясь выскользнуть из его рук.
Она бездвижно лежала на банке, впитывая удовольствие от того, что может
расслабиться и дышать.

- Боже ты мой, да это женщина! - Воскликнул мужчина, наконец немного разглядев
мокрую фигуру с головы до ног стянутую веревками. - Шейла, дайка скорее нож.

Для освобождения Элизабет от пут потребовалось значительное время: пришлось
разрезать большую часть веревок, иначе они никак не желали отпускать пленницу
из своих тесных объятий.

- Спасибо, - ухитрилась она выдавить. - Я не смогла бы: продержаться на плаву:
больше минуты.

- Мой муж спас вам жизнь, - сурово сказала картофелелицая старуха и
наклонилась, чтобы она могла ее видеть.

- Ну, ну, Мэг, уверяю тебя - это ей прекрасно известно. Полагаю, она щедро
выразит нам свою благодарность. А теперь, если ты не возражаешь, я двинусь
дальше, а то нас относит к берегу. - Он сел в центр банки, и Элизабет услышала,
как скрипнули уключины, когда он взялся за весла. - Мне придется сейчас
здорово потрудиться, чтобы нагнать то время, которое мы потеряли, Мэг, -
сказал он нарочито громко. - И все-таки я боюсь, что мы доберемся до места
слишком поздно и не сможем занять наше обычное место на Биллингсгетском рынке.
 - Он остановился на мгновение, потом лодка дернулась и ринулась вперед.

Девочка Шейла с любопытством склонилась над Дойлем.

- Какая хорошая одежда, прямо как у леди. Эх, жалко, что такую одежду
попортили, - заметила она. Элизабет кивнула.

- Сегодня вечером я это надела в первый раз, - сказала она хрипло.

- Кто вас так крепко связал и бросил в речку?

Уже отдышавшись и немного придя в себя, Элизабет села, но тут же поняла, что
поторопилась - закружилась голова.

- Цыгане, - ответила она. - Они вдобавок еще меня и ограбили. Не оставили мне ни
цента: то есть я хотела сказать - ни пенса.

- О Боже, Крис, - воскликнула старуха, - она говорит, что у нее совсем нет
денег! И говорит-то она не по-нашему - никак иностранка?

Ритмичные всплески весел прекратились.

- Откуда вы родом, мэм? - спросил Крис.

- Из Калиф..., то есть я хотела сказать - из Америки. На холодном ветру в
мокрой одежде ее стала пробирать дрожь, и она покрепче стиснула челюсти, чтобы
не клацать зубами.

- Ну тогда, Мэг, у нее наверняка есть деньги на путешествие. Где вы
остановились, мэм?

- На самом деле я: о черт! Холодно, не найдется ли у вас, во что можно
завернуться? На самом деле я только что приехала. Они забрали все: все деньги,
мой багаж, мой - ox! - мой паспорт:

- Другими словами, она нищая, - подытожила Мэг, обратив на Элизабет взор
оскорбленной добродетели. - Ну и как же вы собираетесь расплатиться с нами
за все, что мы для вас сделали?

Элизабет все это уже порядком надоело.

- Почему вы не сообщили мне ваши условия предварительно, до того как
понапрасну тащить меня из реки? Я бы так прямо и сказала, что такие условия для
меня неприемлемы, и вы могли бы отправиться восвояси и поискать кого-нибудь
более достойного быть спасенным вами. Позволю, впрочем, заметить, что мне
никогда не доводилось читать последнюю часть этой притчи - ту часть, где
бережливый самаритянин подает бедняге счет за оказанные услуги.

- Мэг, - сказал Крис, - а ведь она права, и нам не следует принимать от
нее деньги, даже если бы они у нее и были. Я знаю, она будет счастлива
отработать долг - да, да, именно так, мэм, по законам божеским и человеческим,
- помогая нам на рынке. - Он глянул на башмаки и пальто Элизабет. - А сейчас
принесите ей одеяло, чтобы она смогла снять мокрую одежду. Мы ей разрешим,
пожалуй, взять рабочую одежду Кэтти в обмен на ее вконец испорченное тряпье - мы
попробуем продать это старьевщику как ветошь, мэм.

Элизабет бросили одеяло, которое воняло луком, и Мэг раскопала в рундуке на носу
лодки пальто и панталоны - все бывшее в употреблении, а еще немного порывшись,
вытащила латаную-перелатанную плисовую юбку, некогда белую рубашку и пару
башмаков, которые выглядели так, будто они украшали ноги старой Мэг еще в
те далекие времена, когда она была в возрасте Элизабет.

- Ax! - воскликнула Мэг, достав напоследок грязный белый шарф. - Кэтти так
его любила.

Холод заставил Элизабет не только без отвращения, но и с видимым удовольствием
переодеться в эти жалкие, но сухие обноски. Она выпихнула свои мокрые вещи
из-под одеяла, Мэг собрала их и сложила столь бережно, что Элизабет теперь не
сомневалась - они рассчитывают получить хорошую цену.

Она почти досуха вытерла одеялом волосы и, уже немного согревшись и придя в
себя, решила отодвинуться подальше от лужи, в которой все это время сидела.
Она заметила, что в лодке свалены какие-то бочонки и мешки.

- Судя по запаху - это лук, а в бочонках?:

- Гороховый суп, - сказала юная Шейла. - Рыбаки и торговцы рыбой так мерзнут
на Биллингсгетском рынке, что с радостью выложат два пенса за тарелку супа. А
зимой - три пенса.

- Лук: это, э-э, главное предприятие, - пропыхтел Крис. - Суп - это только:
хм, ну, из вежливости, что ли. Мы едва ли получаем за него то, что тратим на
его приготовление.

Ну еще бы, так я и поверила, уныло подумала Элизабет.

Луна стояла низко над горизонтом - огромный золотой, затуманенный шар, и
таинственный лунный свет на полях, на деревьях, на ряби реки. Мэг потянулась,
отцепила фонарь на носу лодки, чиркнула кремнем и повесила фонарь на крюк.

Русло стало шире, и Крис развернул лодку налево.

- Вот и Темза, - спокойно отметил он. На широком пространстве реки виднелись
две лодки, связанные вместе, - тяжелогруженые, низко сидящие в воде, и на
каждой что-то огромное, накрытое парусиной.

- Барки с сеном, - сказала Шейла, пристроившись рядом с Элизабет. - Мы видели,
как одна такая лодка загорелась, и горящий человек сиганул в воду с верхушки
тюка с сеном. Вот это было здорово! Куда лучше, чем в мюзик-холле! И бесплатно.

- Надеюсь: э-э: актеры тоже получили удовольствие, - сказала Элизабет. Она
подумала, что маленькое путешествие - довольно забавная история, вполне можно
будет когда-нибудь рассказать за чашкой чая: когда-нибудь, когда она
разбогатеет.

А в том, что так и будет, она нисколько не сомневалась. Первые несколько дней,
конечно, придется трудно, но преимущество ее знаний из двадцатого века
непременно склонит чашу весов в ее пользу. Черт подери, конечно, она сможет
найти работу в газете, ну, или будет делать потрясающие предсказания - когда
будет война, например, или относительно литературных направлений: и Эшблес
приедет в Лондон через недельку, наверняка нетрудно будет с ним подружиться:
и Байрон через два года вернется в Англию, - у нее будет время завязать
знакомство до того, как <Чайлд-Гарольд> сделает его суперзвездой. А почему бы
мне, думала Элизабет, не изобрести что-нибудь эдакое - электрическую лампочку,
или двигатель внутреннего сгорания: или ватерклозет? Нет, лучше уж ничего не
менять в истории - любое подобное вмешательство может аннулировать рейс,
которым я сюда прибыла, или даже обстоятельства встречи моих родителей. Надо
быть очень, очень осторожным: но, пожалуй, я все-таки могу дать, к примеру,
Фарадею, или Пастеру, или кому-нибудь еще парочку контрабандных советов.
Она зевнула и растянулся на мешке с луком.

- Разбудите меня, когда прибудем в город, - сказала она и отдалась убаюкивающему
ритму движения лодки.


*** *** ***