Реликвии религии Синто

Иное отношение к реликвиям наблюдается в Японии, где религиозная ситуация очень специфична. Современное население Японии в целом мало религиозно. Социологические обследования, например, показывают, что около 70% японцев вообще не считают себя верующими людьми.

Однако одно дело ответ на прямо поставленный вопрос социологической анкеты, а другое — реальная жизнь, в которой бывают самые различные ситуации. За последние годы число лиц, называющих себя верующими, несколько возросло. Если по опросам 1973 г. их было всего 25%, то в 1978 и в 1983 гг.— около 33—34%. Но почти 70% японцев в тех же опросах заявили, что в целом религия обществу нужна, или, по крайней мере, в принципе считают религию положительным общественным фактором. В опросе японского радио и телевидения (Ниппон Хосо Кёкай) в 1983 г. помимо вопроса об исповедовании религии был вопрос о том, относится ли анкетируемый с симпатией к какой-либо конфессии. Оказалось, что буддизм исповедуют 27% опрошенных, но симпатизируют ему 63%; по синтоизму соответствующие цифры были 3 и 18%, по христианству—1,5 и 12%.

Современная Япония в целом выглядит достаточно типично для любой индустриально высокоразвитой капиталистической страны. Корпуса заводских цехов, шары и цилиндры газо- и нефтехранилищ, линии электропередач, виадуки рельсовых и автомобильных дорог, небоскребы отелей и административных зданий, плотно застроенные кварталы многоквартирных жилых домов, а в пригородах тесно сбившиеся сгустки индивидуальных маленьких коттеджей — вот основные компоненты этого индустриального пейзажа. И лишь местами резким контрастом на этом фоне выделяются храмы — массивные деревянные здания с прихотливо выгнутыми темными черепичными или металлическими крышами, с колоннами, покрытыми темно-красным лаком, почти всегда окруженные пусть небольшим, но густым и тенистым парком, с горбатыми мостиками, причудливыми декоративными воротами, как будто прямо сошедшими в этот современный мир с листов старинных гравюр Хиросигэ и Хокусая.

Если только храм не относится к числу знаменитых памятников старинной архитектуры, около которых всегда теснятся автобусы с экскурсантами, то обычно и сам он, и его парк малолюдны или почти безлюдны. Людей, пришедших просто помолиться, в обычные дни здесь увидишь нечасто.

Но вот наступает какой-нибудь праздник, и картина резко меняется. В день Нового года по аллеям и проходам, ведущим к крупнейшим храмам, течет нескончаемый сплошной людской поток. Обычно молящиеся бросают монетку пожертвования в специальный решетчатый ящик, но сейчас это невозможно. Подступ к храму огорожен веревочным барьером, за ним разложены парусиновые полотнища. Не всем удается даже протиснуться к барьеру, монеты летят издали, через головы стоящих впереди, звонким дождем сыплются на полотнища, покрывают их толстым слоем. Бросив монеты, празднично наряженные люди хлопают в ладоши, наклоняют голову, шепчут несколько слов молитвы и движутся к выходу, уступая место напирающим сзади. Какому божеству они молились?

Если дело происходит в Токио, то больше всего молящихся наносит этот новогодний визит духу императора Мэйдзи, а в другие дни приходящие в этот храм могут осмотреть и его реликвии.

Осенью, 15 ноября, все храмы вновь переполнены. В этот день обязательный визит в какой-либо храм наносят родители с детьми, которым исполнилось в текущем году 3, 5, 7 лет. Дети одеты не в курточки и штанишки, как обычно, а в специально купленные для праздника яркие, разноцветные кимоно. Наряды, игры, развлечения, лакомства отмечают этот день как один из самых красочных и радостных моментов детства. Ни один японец, будь он верующий или неверующий, не может лишить своего ребенка радости этого праздника.

Как видим, даже отрицание японцами своей веры в богов, духов отнюдь не означает, что они являются убежденными атеистами и никак не связаны с церковными организациями. Что касается мировоззрения, то человек, не будучи верующим в подлинном смысле слова, может и не быть материалистом. Он может признавать, и чаще всего именно так и бывает, наличие во вселенной некоторой духовной силы, господствующей идеи, предопределенности и т. д. Но еще более важно то, что практически каждый японец связан с определенной религией, и чаще всего даже не с одной, а сразу с двумя, узами обрядового порядка, которые накладывают значительный отпечаток на всю его жизнь.

Формально подавляющее большинство японцев считаются буддистами. Буддийское вероисповедание в Японии распадается на большое количество школ, сложившихся в средние века именно на японской почве и совсем или почти совсем не представленных за пределами Японии. Если не считать духовенства и монашества, то для рядовых мирян связь с буддийской религией ограничивается заупокойным культом, то есть определенными ритуалами, которые отправляются в храмах и на домашних буддийских алтарях в честь покойных предков данной семьи. На принадлежащих буддийским храмам кладбищах совершается в Японии около 80—90% похорон и панихид, поминальных служб, исполнять которые в соответствии с ритуалом является непременной этической и даже отчасти юридической обязанностью каждого японца вне зависимости от его религиозных убеждений. Этим для основной массы мирян их связь с буддизмом и ограничивается.

Среди японцев есть и некоторое количество христиан и довольно большое число последователей так называемых новых религий, представляющих собой причудливую смесь буддийских и христианских идей с традиционными народными верованиями. Но все же те или иные школы японского буддизма, к которым по традициям своей семьи формально принадлежит большая часть населения Японии, преобладают.

В японском буддизме есть своя система реликвий. Это могут быть «нетленные» мощи, то есть естественным образом образовавшиеся мумии отдельных видных священнослужителей и монахов-подвижников, а также принадлежавшие им при жизни предметы, созданные ими иконы, рисунки, скульптуры и т. д. Почитают эти реликвии в пределах соответствующих буддийских школ, а не в рамках буддизма в целом, и большой эмоциональной роли для мирян они не играют.

Однако в Японии наряду с буддизмом и параллельно с ним большинство японцев, так или иначе, сопричастны другой, специфически японской религиозной системе, носящей название синто, или, как ее называют в западной религиоведческой литературе, синтоизм.

Слоги «син» и «то» соответственно означают «божество» и «путь». Так что синто переводится как «божественный путь» или «путь богов». Само вероучение древнее этого родившегося в средние века термина и под другими обозначениями бытовало в Японии задолго до начала ее писаной истории и до проникновения сюда (в VI в. н. э.) буддизма.

Собственно говоря, современное синто — это результат длительного развития родо-племенных традиционных верований и культов, сложившихся в Японии еще в глубокой древности, а затем видоизменявшихся, испытавших определенное влияние буддизма, оттесненных им в средние века на второй план, но никогда не терявших статуса самостоятельной, отдельной от буддизма религии. Время, предшествовавшее и непосредственно последовавшее за незавершенной буржуазной революцией Мэйдзи 1868 г. ', было временем нового расцвета синто, потому что революция эта проходила под лозунгом восстановления полноты императорской власти, и синто, своими мифами обосновывающее божественное происхождение этой власти, было ее идеологическим знаменем.

В царствование Мэйдзи прошли все те преобразования, благодаря которым Япония из отсталой и малоизвестной страны на краю света превратилась в одну из крупных империалистических держав. Преобразования эти коснулись и сферы религии. На смену существовавшим до того гонениям на христианство пришло формальное провозглашение свободы вероисповедания. Позиции буддизма были значительно ослаблены, и он перестал быть государственным культом, легализовались различные новые религии, но, что самое главное, синтоизм, по существу, был провозглашен государственной религией, обязательной для каждого верноподданного японца. Чтобы объяснить странное противоречие между формальным провозглашением свободы вероисповедания и обязательностью отправления синтоистского культа, в котором верховное место над множеством прочих разнообразных богов занимает солнечная богиня Аматэрасу, а император считается ее божественным потомком и представителем на земле, японские монархистские идеологи в конце XIX — начале XX в. развивали да отчасти и сейчас продолжают развивать любопытную теорию. Согласно ей, синто вообще не религия в том смысле, в каком религией можно назвать буддизм, христианство, ислам и т. д. Синто, дескать, это национальный гражданский патриотический культ, который является обязанностью каждого японского патриота и совместим с исповеданием любой религии. Ныне эти идеологи усматривают параллель синто в американской гражданской обрядности, например почестях, воздаваемых флагу, а синтоистские храмы сравнивают с такими сооружениями, как мемориалы президентов Вашингтона, Джефферсона, Линкольна, в которых по определенным датам проходят соответствующие торжественные церемонии.

Несостоятельность подобных параллелей очевидна. Практически в каждой стране имеются свои национальные святыни, мемориалы, в музеях или в государственных учреждениях хранятся национальные исторические реликвии. Но все эти сооружения, реликвии, памятные места и связанный с ними гражданский церемониал нигде не носят религиозного характера и существуют совершенно отдельно от религиозных сооружений, то есть храмов, религиозных реликвий, мест религиозного паломничества и связанных с ними богослужебных ритуалов.

Особенность синтоизма в том, что, с одной стороны, он претендует на роль универсального выразителя японского национального патриотического духа, а с другой — никоим образом не отказывается от догматов и атрибутов самой настоящей религии — с обширным пантеоном, жертвоприношениями, сложной и всесторонне развитой религиозной обрядностью. Именно в плане этой двойственности синтоизма и следует рассматривать существующие в его системе реликвии.

Большинство реликвий в других религиях мира имеют средневековое происхождение и уж, конечно, не могут быть древнее, чем время основания этих религий, но у синтоизма, как мы знаем, нет ни основателя, ни даты основания. Он уходит своими корнями еще в догосударственную и дописьменную эпоху в истории Японии. Соответственно одной группе его реликвий приписывается невообразимая древность. Это так называемые «три божественные регалии» (по-японски сансю-но-синки) — символы унаследованной от богов власти императора Японии.

Материально они представляют собою бронзовое зеркало, меч и яшмовые подвески. Последние внешне выглядят как связка крупных фасолевидной формы бус. В политическом церемониале они играют ту же символическую роль, что корона, держава и скипетр для любого европейского монарха. Вступая во владение ими, наследник престола становится монархом и на него переходит «благодать» наследуемого сана. Однако этим аналогии и исчерпываются. Регалии европейских монархов находятся более или менее постоянно при них или, во всяком случае, в достижимой близости от них, одеваются или берутся в руки во время торжественных церемоний, доступны, по крайней мере, во время таких церемоний для всеобщего обозрения и, главное, не почитаются за предметы со сверхъестественными свойствами.

С японскими регалиями дело обстоит иначе. Вообще говоря, археологические раскопки показывают, что на территории Японии еще у племенных вождей начала нашей эры и ранее этот комплекс (зеркало, меч и яшмовые бусы) уже выступал символом власти. Во многих синтоистских храмах можно видеть эти предметы — настоящие зеркала и мечи или несколько уменьшенные, специально изготовленные их изображения, висящие на потолочных балках близ входа в храм. Кроме того, зеркало или меч могут выступать в качестве синтай (буквально «тело бога»), то есть местопребывания духа божества того или иного храма. Изображения божеств для синтоизма не характерны и обычно в качестве объекта поклонения и олицетворения божества выступает какой-либо предмет или просто табличка с его именем. Они хранятся в алтаре за занавеской, и видеть их мирянам вообще не дозволяется.

Первоначально правители рода, ставшего в Японии императорским, очевидно, держали подобные предметы при себе. Однако с упрочением и расширением культа богини Аматэрасу как предка императорской фамилии было основано святилище Исэ дзингу в провинции Исэ в Западной Японии, и зеркало было передано туда в качестве синтай Аматэрасу. Согласно хронике «Нихон секи», это произошло в I в. н. э. Но «Нихон секи» была написана только в VIII в., и сообщаемые ею сведения, по крайней мере более древние, чем VI в., недостоверны и порою просто фантастичны. Одни японские ученые относят создание святилища в Исэ к V в., другие считают, что оно построено лишь в VII в. Соответствующие же записи в «Нихон секи» были включены не ранее X в.

Так или иначе зеркало, называемое ята-но-кагами (буквально «зеркало в восемь пядей», то есть очень большое зеркало), хранится в святилище в Исэ по меньшей мере с VII в. Оно заключено в футляр, и неизвестно, видел ли кто-либо его на протяжении прошедших 13 веков и существует ли оно вообще на самом деле. Последним прикасавшимся к нему человеком мог быть император Мэйдзи, который опечатал футляр своей личной императорской печатью, однако неизвестно, открывал он футляр или нет.

Разумеется, священное зеркало, как и все древние зеркала, мало похоже на современное. В древности до появления искусства шлифовки стекла зеркала представляли собой бронзовые диски, гладко отшлифованные с одной стороны, а с другой стороны обычно покрытые разнообразными рельефными литыми узорами.

При императорском дворце в специальном святилище хранится столь же тщательно скрываемая от людских глаз копия зеркала, которая считается наделенной такими же божественными свойствами. Впрочем, при попытке проследить судьбу этих реликвий почти невозможно разобрать, где речь идет о копии, а где об оригинале. Чудесные события, якобы происходившие с ними, как будто подразумевают их подлинность, хотя в одних случаях речь идет о реликвиях, находящихся в храмах, в других — о реликвиях во дворце императора или на его корабле.

В японской мифологии и народной эпической поэзии имеется ряд преданий о происхождении и разных чудесных перипетиях, которые случались с этими реликвиями. Вот что говорится в них о священном зеркале. Оно было отлито по повелению самой богини Аматэрасу как отражение ее облика. Когда богиня, оскорбленная своим братом Сусаноо, скрылась в небесном гроте, во всем мире воцарилась вечная ночь. Тогда боги собрались у входа в грот и, устроив буйные пляски, выманили оттуда богиню. Когда же она выглянула в щелку двери, показали ей ее изображение в зеркале и тем самым заставили развеселиться и вернуться в мир, осветив его. В дальнейшем, после того как столицей Японии стал Хэйан (нынешний Киото), во дворце случился пожар. Придворные тщетно пытались спасти зеркало из огня, но оно само вдруг выскочило из пламени и, ослепительно сверкая, повисло на верхушке дерева сакуры, растущего возле дворца, откуда и было спасено придворными.

Яшмовые подвески хранятся также в запечатанном футляре в специальном святилище императорского дворца. Согласно легенде, в средние века один из императоров пытался открыть футляр и взглянуть на подвески, но из футляра поднялось облако белого удушливого пара, заставившего его отказаться от своего намерения.

Со священным мечом, именуемым Кусанаги-но-цуруги (буквально «Меч-коси-трава»), связаны различные поэтические легенды. В священной книге синтоистов «Кодзики» (дословно «Записки о делах древности»), составленной в начале VIII в. на основании древних устных преданий, о чудесном обретении этого меча рассказывается следующее. Когда бог Сусаноо спустился с небес в край Идзумо, он спас там прекрасную девушку от пожиравшего людей восьмиглавого и восьмихво-стого дракона. Сусаноо изрубил дракона в мелкие куски, но никак не мог разрубить один из хвостов. Когда он рассек хвост вдоль, внутри хвоста он нашел чудодейственный меч. Меч он преподнес великой богине Аматэрасу, а она впоследствии вручила его вместе с зеркалом своему правнуку, ставшему первым императором Японии. Далее легенда гласит следующее. Через несколько поколений жители Восточной Японии взбунтовались против императора, и его сын Ямато Такэру отправился на их усмирение. Враги, чтобы сжечь Ямато Такэру, пустили огонь по сухой траве, но богатырь чудесным мечом скосил вокруг себя траву на целую версту, от чего меч и получил свое название. За три года Ямато Такэру завоевал для царей Ямато (так в мифах именуется Япония) ту местность, где ныне находится город Нагоя. После смерти полководца этот меч был помещен как синтай в святилище Ацута дзингу, построенное в той же местности. Он хранится там и поныне, тоже в футляре, выносимом во время торжественных церемоний из святилища по определенным датам.

Впоследствии корейский монах Доге пытался похитить меч и увезти в Корею, но, когда он отчалил от берега, море внезапно разбушевалось. Доге понял, что это наказание за похищение меча, и вернул его в храм на прежнее место. Император Едзэй однажды попытался вытащить меч из ножен. Немедленно вспыхнул такой яркий свет, как будто сверкнула молния. Император в испуге отбросил меч, и тот со звоном сам вскочил обратно в ножны.

Впрочем, тот меч, что хранится в Ацута дзингу, согласно другому преданию, никак не может быть подлинным. Подлинный меч во время битвы при Данноура, когда происходила решающая схватка за власть между феодальными родами Тайра и Минамото, находился вместе с восьмилетним императором Антоку и двумя другими реликвиями (зеркалом и подвесками) в стане Тайра.

Вот как рассказывает об этом «Повесть о доме Тайра», средневековый японский эпос, сложенный в XIII в. и повествующий о происходившей веком ранее борьбе

Тайра и Минамото. Когда стало ясно, что флот Тайра разбит, воспитательница императора знатная дама Ниидоно «зажала под мышкой ларец со священной яшмой, опоясалась священным мечом, взяла на руки малолетнего императора Антоку и сказала: «Я всего лишь женщина, но в руки врагам не дамся! И не разлучусь с государем!.. Там, на дне, под волнами мы найдем другую столицу!» — и вместе с государем погрузилась в морскую пучину».

Император Го-Сиракава, на чьей стороне выступали воины Минамото, надеялся отыскать меч. Обладание им придавало законность любым притязаниям на престол. Однако усилия лучших ныряльщиков и молитвы самых благочестивых монахов были безуспешны. И тогда нашелся чародей, 'владевший различными приемами магии и гадания, который посоветовал императору не искать меч на дне залива, а оставить его там навеки. Объяснение же этому он выдвинул следующее: «Змей-Дракон, коего в древние времена рассек на куски бог Сусаноо в верховьях речки Хи в краю Идзумо, очень сокрушался о потере священного меча. Вспомните, недаром бог Дракон принял облик Змея о восьми головах и восьми хвостах. Вот и ныне, в соответствии с сим магическим числом, воплотился он в восьмилетнего государя, вступившего на престол после восьмидесяти земных императоров, и вернул себе заветный меч, вместе с ним погрузившись на дно морское!»

Священному зеркалу грозила такая же участь. «Госпожа Дайнагонноскэ, супруга князя Сигэхиры, тоже хотела броситься в море вместе с драгоценным китайским ларцом, в котором хранилось священное зерцало, но стрела пригвоздила подол ее длинного одеяния к краю судна. Споткнувшись, она упала, и тут ее схватили воины Минамото. Самураи сбили замок со священного ларца и уже хотели было приподнять крышку, но в тот же миг в глазах у них потемнело и кровь хлынула носом. «Это священное зерцало! — воскликнул пленный дайнагон (сановник.— С. А., Н. Ж.) Токитада.— Простым смертным не дано его лицезреть!» — И услышав эти слова, все самураи попятились, объятые страхом. Тогда Минамото Есицунэ, переговорив с дайнагоном, снова завернул ящик в ткань, как и был он завернут прежде».

Что касается ларца со священными яшмовыми подвесками, то он не утонул, а плавал по волнам. Один из самураев заметил и подобрал его, и оба ларца, с зеркалом и с яшмой, были водворены победителями в помещение Государственного совета в столице своего государства и тем самым символически утвердили право на власть их ставленника на императорский трон.

В настоящее время, как мы уже знаем, из трех регалий две хранятся вдали от императорской резиденции, а в святилище при императорском дворце помещены зеркало и меч, якобы являющиеся точными копиями священных зеркала и меча, хранящихся как синтай в Исэ дзингу и Ацута дзингу. Как видим, божественные регалии уже с эпохи раннего средневековья окружены мистической таинственностью, недоступны для человеческого взгляда и им приписываются чудодейственные сверхъестественные свойства.

В средние века подобные легенды содействовали укреплению представления о них как о совершенно особых, непохожих на свои обыденные прототипы предметах и повышали в глазах верующих их ценность как объектов почитания, а тем самым и священность императорской власти, которую эти предметы мистическим образом в себе воплощали. В наши дни, конечно, большинство японцев вряд ли верят в какую-то сверхъестественную природу данных реликвий. Тем не менее таинственность, продолжающая их окружать, романтичность и глубокая древность легенд, связанных с их происхождением, конечно, способствуют поддержанию настроения какого-то особого, не выражаемого обычными словами чувства почтения к древности, необыкновенности императорской власти и всему, что с ней связано.

Другая категория реликвий синтоизма — это предметы, не служащие в качестве синтай, которые хранятся не в самих храмах, а в специальных помещениях или пристройках, обычно называемых хомоцудэн (дословно «павильоны сокровищ»). Большие постройки музейного типа с экспозицией предметов в специальных витринах, приспособленных для массового обозрения, имеются при многих крупных храмах. Предметы, находящиеся в них, это чаще всего оружие, доспехи и другие личные вещи, принадлежавшие или приписываемые конкретным историческим лицам, обожествленным в данном святилище или каким-либо образом связанным с его историей. Так, в хомоцудэне храма Цуругаока Хатимангу в Камакура хранятся вещи видного военного и политического деятеля XII в. Минамото Ёритомо. Хотя они продолжают в какой-то мере оставаться объектом религиозного почитания, тем не менее надо сказать, что их роль в духовной жизни современных японцев относительно невелика, зато никак нельзя игнорировать значение аналогичных реликвий, относящихся к совсем недавнему времени — к концу XIX и в основном к XX в. Эти реликвии хранятся в сокровищницах-музеях, принадлежащих храмам, связанным с историческими личностями и событиями нового и новейшего времени и известным почти каждому японцу.

Крупнейший из таких храмов — Мэйдзи дзингу в Токио, посвященный обожествленному духу скончавшегося в 1912 г. императора Мэйдзи (Муцухито). Храм и храмовый музей строились в течение нескольких лет.

Строительство было объявлено всенародным делом, в нем участвовали молодежные строительные отряды со всех концов страны. Множество организаций, в том числе религиозных, внесли пожертвования. Строительство храма завершено в 1920 г. и было отмечено пышными церемониями.

Храмовые постройки расположены в прекрасном парке недалеко от центральной части Токио. Такое местоположение способствует популярности храма. По праздничным дням, особенно в первые дни Нового года, здесь бывают сотни тысяч посетителей, да и в обычные дни немало людей. Одни приходят помолиться, другие — просто погулять в парке, полюбоваться великолепными цветниками и зелеными насаждениями, а заодно посещают и храм и зал реликвий.

Здесь представлены всевозможные предметы, связанные с жизнью императора Мэйдзи и его супруги императрицы Сёкэн: их одежда японского и европейского стиля, военные мундиры, книги, письма, письменные принадлежности, ордена, парадное оружие, карета, портреты, фотографии, картины и т. д. Все это служит цели восхваления заслуг и добродетелей императора и внушает посетителям мысль, что превращение Японии в современную державу произошло благодаря необычным, сверхъестественным качествам личности императора, особому покровительству богов, которое сопутствовало его начинаниям.

В Токио имеются храмы генерала Ноги и адмирала Того. В довоенной Японии официальная пропаганда превозносила этих военачальников, прославившихся в ходе русско-японской войны, не только как великих военных деятелей, но и как людей, служащих образцом беззаветной верности и преданности императору. Сейчас официальная пропаганда такого рода не ведется, но отдельные храмы продолжают ее в прежнем духе. Именно целям этой пропаганды и служат экспонируемые в прихрамовых музеях-хранилищах документы, изобразительные материалы и разнообразные личные вещи обожествленных военачальников.

На все лады превозносится героизм, патриотизм, преданность и готовность к самопожертвованию военных деятелей как нового времени, так и более отдаленных эпох. При этом совершенно игнорируется одно важное обстоятельство. Изо всех войн, которые когда-либо вела Япония, ТОЛЬКО одна, а именно война в конце XIII в. против монгольского хана Хубилая была оборонительной войной. Все остальные войны древности, средневековья, нового и новейшего времени против Кореи, Китая, России и других держав были войнами захватническими, развязанными по инициативе Японии.

Особое место среди синтоистских святилищ занимает Ясукуни дзиндзя. Здесь обожествлены души всех солдат и офицеров, которые пали в боях за императора: в начале — в ходе революции Мэйдзи, а затем во всех войнах, которые в дальнейшем вела Япония. Первоначально в списках душ, обожествленных в храме Ясукуни, числилось 3585 имен. В наши дни их число возросло почти до 2,5 миллиона. Перед хранилищем во дворе стоят артиллерийские орудия разных типов, танки, а в самом хранилище можно видеть окровавленные, пробитые пулями солдатские гимнастерки, торпеды, управлявшиеся водителями-смертниками (камикадзе), и другие предметы, хранящие память последней войны.

Храм Ясукуни то и дело становится предметом ожесточенных дебатов в политической жизни современной Японии. Милитаристски настроенные круги в нарушение законодательства об отделении религии от государства требуют установить государственное попечительство и финансирование храма как коллективного памятника погибшим военнослужащим. Прогрессивная общественность резко выступает против этих попыток. Нередко вблизи храма проходят бурные демонстрации, столкновения сторонников левых и правых политических течений. В августе 1985 г. в ознаменование сороковой годовщины окончания военных действий премьер-министр Я. Накасоне собирался посетить храм с официальным визитом и провести торжественные молебны. На сей раз это вызвало резкие протесты не только японской прогрессивной общественности, но и правительства КНР, воспринявшего данный акт как надругательство над памятью жертв японской агрессии в Китае.

Молебны пришлось отменить. Комментируя эти события, пресса особо отмечала тот факт, что среди лиц, «обожествленных» в храме Ясукуни, с 1978 г. числятся на правах «святых великомучеников» семь главных военных преступников Японии (Тодзио, Хирота, Доихара, Итагаки, Кимура, Мацуи, Муто), казненных 23 декабря 1948 г. по приговору международного трибунала.

Надо сказать, что в небольшом парке, разбитом сейчас на месте снесенной тюрьмы Сугамо, где происходила казнь преступников, поставлен памятник в виде огромного валуна с высеченной на нем надписью, хотя прямо и не прославляющей казненных преступников, но, по существу, увековечивающей их память. Но этого мало. «На горе Санган, что под городом Нагоя, идет подготовка к сооружению пышного «Мавзолея семи самураев». Там же будет и музей. Реваншисты тащат для него со всей Японии ветхие мундиры, мечи, прочие реликвии Тодзио и его сообщников. К будущему мемориальному комплексу прокладывают маршруты автобусных экскурсий молодежи».

Как видим, характер реликвий современного синто, да и сами формы их показа очень напоминают то, что можно видеть в различных военно-исторических музеях? во многих других странах. Но в том-то и дело, что хомоцудэны в синтоистских храмах — это не музеи или, во всяком случае, не просто музеи, а именно составляющие, единое целое с храмами хранилища реликвий, то есть вещей, принадлежащих лицам обожествленным, являющимся объектом религиозного культа со всеми его характерными признаками и прежде всего представлениями о потусторонней жизни, о сошествии божественного духа в место их почитания, о присущей им особой сверхъестественной благодати.

К экспонатам обычного музея посетитель может относиться без всякого религиозного пиетета. Он оценивает их со своих политических и идейных позиций, обусловливаемых в конечном счете его классовым: самосознанием. В случае же с японскими храмовыми -реликвиями восприятие этих, казалось бы, обычных военно-исторических экспонатов происходит на фоне психологических установок, подготовленных обстановкой храма и теми эмоциями, которые формируются в подсознании верующих, да и не только верующих, синтоистской обрядностью, его культовой практикой.

А эти эмоции у большинства японцев сугубо положительные, так как посещение храмов и участие в совершаемых в них обрядах начинается еще в раннем детстве и всегда связано с праздничной обстановкой, сопоставимой, пожалуй, ближе всего с нашим праздником новогодней елки. Во взрослом возрасте синтоистские храмы ассоциируются опять-таки главным образом с радостными, праздничными событиями, со свадебной обрядностью. Поэтому, хотя в таких храмах, как Ясукуни дзиндзя или Ноги дзиндзя, казалось бы, ничто положительных эмоций возбуждать не должно, тем не менее сама их принадлежность к синтоистскому культовому комплексу влияет на некритическое позитивное восприятие хранящихся здесь реликвий и пропагандируемых ими идей не только верующими, но и людьми, которые сами себя относят к неверующим.

В условиях, когда в общественной жизни Японии идет напряженная борьба между сторонниками курса на возрождение милитаризма и его противниками — демократическими силами, когда синтоистские церковные организации почти без исключения так или иначе, вольно или невольно оказываются в лагере первых, своеобразный культ реликвий при синтоистских святилищах играет совершенно определенную и довольно значительную политическую роль.

интересно очень как сказка читается)))