Стена

Осенью 1981 года пришло время и киноверсии. И опять-таки PINK FLOYD повезло. Снимать фильм вызвался давний поклонник группы и к тому времени достаточно знаменитый режиссер – Алан Паркер. Впрочем, его имя так и не смогло убедить ни одну английскую кинокомпанию спонсировать выпуск этого исключительно музыкального фильма, лишенного привычного поступательного сюжета и связующих диалогов. Пришлось обратиться в Голливуд. На роль Пинка Паркер неожиданно выбрал не Уотерса, и даже не профессионального актера, а популярного в то время панк-певца Боба Гелдофа. Сперва Гелдоф отнесся к этой затее с изрядной долей сарказма и даже обозвал произведение Уотерса проявлением «левизны миллионера с нечистой совестью». Но ради уважения к Паркеру и немалого гонорара все-таки согласился полицедействовать в шоу «старых маразматиков». Во время работы над фильмом мнение Гелдофа о «Стене» стало разительно меняться. Он сказал, что «Стена» заставила его «заглянуть в такие глубины подсознания, которые обычно недоступны». А во время работы так вжился в роль, что заметил, что действительно стал ощущать в себе «злого маньяка, помешанного на мании величия». Гелдоф так вдохновенно играл роль, что во время сцены погрома в номере отеля действительно поранил руку, срывая жесткие жалюзи, но доиграл до конца. Фильм вышел в 1982 году и произвел на многих зрителей неизгладимое впечатление. К прекрасной музыке, талантливым стихам и потрясающей мультипликации Скарфа наконец-то был дан связный, убедительный и достаточно адекватный видеоряд. После фильма Паркера к «Стене» было уже трудно что-либо добавить. Конечно же, Уотерс остался недоволен и в ряде моментов с ним можно согласиться. Роджер говорил в интервью: «После того, как все было сведено воедино, я просмотрел фильм целиком. Когда я посмотрел все тринадцать катушек подряд, то почувствовал, что ленте не хватает подлинной динамичности. Фильм, похоже, начинал бить вас по голове в первые десять минут и продолжал бить до самого конца; плавных переходов там не было. Но самая серьезная критика с моей стороны должна быть высказана – хотя я думаю, что Боб Гелдоф сыграл свою роль отлично, а Алан Паркер снял картину как настоящий мастер, – в адрес Пинка. Наконец я понял, в чем загвоздка: меня не интересовал этот персонаж, я не сопереживал ему ни капельки… Если вам наплевать на Пинка, то вам безразличны и его соображения о тоталитарной природе создания рок-идолов... или даже об отце, погибшем на фронте… Но если я иду в кино, а меня не трогает ни один персонаж фильма, то это – плохой фильм». Действительно, фильм вышел излишне напряженным и психологически надрывным. Он действительно полтора часа лупит зрителя кувалдой по голове. Но, тем не менее, я ответственно готов заявить, что «Стена» А. Паркера – самая впечатляющая, талантливая и адекватная экранизация рок-произведений из всех виденных мною. А что до сопереживания герою… Сейчас, когда «Стена» уже пережила чересчур прямолобое антивоенно-антифашистское прочтение, становится ясным основная суть альбома. Дело в том, что это – альбом ЭГОИСТА, ЭГОИСТИЧЕСКИЙ альбом. Ведь каждый из нас так или иначе знаком со Стеной Пинка – Стеной, которой «маленький человек» (а все люди в глубине своей души «маленькие») защищается от давления извне, Стеной, которая в итоге задушит человека изнутри. Последствия подобного строительства могут быть самые непредсказуемые. Уотерс ассоциировал фашизм с институтом рок-идолов, доведя до логического конца эксперименты Джима Моррисона с толпой и намек Дэвида Боуи о том, что «первой рок-звездой был Гитлер». Но это лишь одна сторона медали. Признайтесь, вам разве никогда не хотелось сделать то, что сделал Пинк? Никогда не хотелось уничтожить то, что раздражает, насладиться властью над толпой, пытаясь задавить свои комплексы? Вспомните американский фильм «С меня хватит!» или российского «Брата». Неужели вы не сочувствовали их героям? Фашизм (в самом глобальном смысле этого слова) не берется из ниоткуда. «Гитлеры» и «Наполеоны» сидят в душе каждого из нас. И чтобы не допустить их рождения на свет, надо ПОНЯТЬ «Гитлера», понять мотивы и причины его поступка. Мне кажется, об этом и пытались сказать нам Уотерс, PINK FLOYD, Скарф, Паркер и все, кто выстроил и разрушил «Стену». Боюсь, эта рок-опера не скоро устареет…

Автор: Сергей Курий
Источник: https://shkolazhizni.ru/archive/0/n-47482/
© Shkolazhizni.ru

Факт №474

Строчка "We don't need no education" неверна с точки зрения английской грамматики: она содержит распространённую ошибку "двойное отрицание" (в предложении должна быть только одна отрицательная частица, иначе, если подойти совсем уж формально, то смысл поменяется на противоположный). Двойное отрицание очень часто используют для усиления смысла (вспомните ещё "(I can't get no) Satisfaction"), но ошибкой быть оно от этого не перестаёт.
Возможно, это сознательный намёк на качество обучения: по тексту песен и кадрам фильма The Wall можно сделать вывод, что Уотерс обвиняет учителей в том, что они больше заинтересованы муштровать детей, нежели учить.
Источник: https://music-facts.ru/song/Pink_Floyd/Anot...e_Wall_part_II/

Факт №473

Боб Эзрин: "Я услышал этот ритм из соседней студии и подумал - Ух ты! Не может ли это сочетаться с рок-роллом? Я вернулся в Англию несколько месяцев спустя и начал слушать Another Brick In The Wall, а этот ритм продолжал звучать в моей голове. Самое важное, что я сделал для этой песни, это то, что настоял на том, чтобы там было больше одного куплета и припева (как это было написано Роджером).
Когда была готова запись с таким ритмом, я им сказал: "Чувак, да это же хит! Но продолжительность (1 мин. 20 сек.) не позволяет её играть вне альбома. Нам нужны два куплета и два припева". А они сказали: "Хрен тебе. Мы не делаем синглы, так что пошёл на...!" Я ответил: "Окей, прекрасно", и они ушли. Пока их не было поблизости, мы скопировали первый куплет и припев, взяли одну из дорожек с ударными и вдвое растянули вещь. Мы послали из Америки ленту Нику Гриффитсу с просьбой сделать запись учеников школы поблизости от студии Pink Floyd. Когда всё было сделано, я позвал Роджера в комнату и поставил запись. Когда запели дети, выражение его лица смягчилось, он наконец понял, насколько это важная вещь."
Источник: https://music-facts.ru/song/Pink_Floyd/Anot...e_Wall_part_II/

Факт №472

Школьный хор для песни нашли в ближайшей к студии школе (в районе Лондона Ислингтон). Пели 23 ребёнка в возрасте от 13 до 15-ти. Пение было наложено двенадцать раз, что создало ощущение куда большего хора.
После выхода пластинки разразился скандал. Потому что, во-первых, детям не было заплачено. Во-вторых, песня по тематике вовсе не радовала руководство школы. Школе было заплачено 1000 фунтов и платиновая пластинка.
Источник: https://music-facts.ru/song/Pink_Floyd/Anot...e_Wall_part_II/

Факт №471

Идея использовать детский хор для песни принадлежит продюсеру Бобу Эзрину, который столкнулся с необходимостью продублировать куплет и припев, чтобы сделать песню длиннее, при этом повторяющийся фрагмент песни надо было как-то изменить. Использовать хор ему подсказал знакомый, который записывал его для "антишкольной" песни Элиса Купера "School's Out", в 1972-м году.
Источник: https://music-facts.ru/song/Pink_Floyd/Anot...e_Wall_part_II/

Факт №4273

В "Another Brick In The Wall (part II)" заметно влияние диско, хотя ранее было просто невозможно представить, что "Pink Floyd" сыграют нечто подобное. А просто продюсер Боб Эзрин как-то сказал Гилмору: "Дэйв, зайди-ка в пару любых дискоклубов и послушай музыку, под которую там увивается народ". Гилмор вспоминает, что "буквально силой заставил себя пойти туда и послушал этот музыкальный отстой в ритме полтораста ударов в минуту, а вернувшись, стал упражняться со второй частью "Another Brick In The Wall", пытаясь превратить её в некий музыкальный продукт, который цеплял бы обитателей дискотек за живое. То же самое мы сделали с "Run Like Hell"".
Источник: https://music-facts.ru/song/Pink_Floyd/Anot...e_Wall_part_II/

В апреле 1976 года совладелец крупной компании «Нортон/Уорбург» Эндрю Оскар Уорбург (в историю вошел как ушлый и коварный тип) стал секретарем, агентом и маклером британского музыкального предприятия под звучным именем Pink Floyd. Его вступление в должность совпало с началом тотального кризиса всемирно известной группы, и пару пет спустя, Уорбург исчез, прихватив с собой 74 000 фунтов инвестированных. Ситуация и без того драматическая усугубилась вероятным банкротством предприятия, и вскоре на помощь ошарашенным звездам шоу-бизнеса поспешили их звукозаписывающие компании. Баш на баш, — предложили американская Columbia и британская ЕМI, — они обязуются выплатить группе 4,5 млн. фунтов компенсации в случае, если музыканты сделают невозможное: вдохнут жизнь в полусгнивший труп и «вылепят» не позднее ноября 1979 года новый альбом Pink Floyd.

Собравшись в своем лондонском офисе, Роджер Уотерс, Дэвид Гилмор, Ричард Райт и Ник Мэйсон после долгой дискуссии постановили на возобновлении постылой совместной деятельности. Уотерс утешил нелюбимых коллег сообщением о том, что лично он уже написал все песни, так что если остальные не возражают, из них можно было бы без особого труда составить будущую пластинку. «Слушать их было нельзя», — вспоминал Гилмор о своей реакции на черновые наброски Роджера, того же мнения были и остальные. Но, не имея взамен практически ничего, скептически настроенная троица заперлась в студии Britannia Row и принялась разбирать пожертвования своего плодовитого коллеги. Первый из черновых песенных циклов — в нем шла речь о сомнительном путешествии автостопом и об ужасах семейной жизни с первой женой Роджера, Джуди Трим, — они отвергли сразу же. Второй цикл был, в принципе, о том же, однако тема отчуждения и изоляции от бренного мира за символической стеной казалась более универсальной. Нам, татарам, все равно, — решил «худсовет», — Стена, так Стена.

Идея Стены пришла в голову Уотерсу сразу после того, как в Монреале он воплотил в жизнь строчку из собственной песни «Dogs»: «Кого научили не плеваться в фэна?» Оплеванный паренек из первого ряда ушел вытирать лицо, а Роджер, потрясенный собственной выходкой, позже в гостиничном номере задумался о том, как же докатился до такой жизни он сам, и как случилось, что между публикой и группой со временем выросла стена отчуждения и непонимания. «И вот я подумал: чтобы разрушить эту стену в сознании, неплохо бы ее выстроить на самом деле»…

В течение года Роджер продумывал сюжет, принимая во внимание свои личные юношеские воспоминания и описывая зрелый период жизни как нечто весьма невротическое. Потеря отца на войне и недавний развод с женой – вот ещё две темы, которые он никак не мог обойти. Разрозненные мысли собирались в разрозненные песни, но друг с другом эти песни не клеились, а нужна была чёткая концепция.

Споры о концепции велись между Уотерсом и Гилмором. Обе стороны, будучи принципиально непримиримыми, решили в итоге нанять арбитра в лице канадца Боба Эзрина, чтобы тот решал все спорные вопросы.

В ноябре 1978 года Эзрин присоединился к воюющим музыкантам в Britannia Row, чтобы «стать их Генри Киссинджером», а заодно избавить черновики от монотонной английской назидательности.

«Заокеанский ум» Боба снабдил сюжет голливудской динамикой и хэппи-эндом (Карфаген должен быть разрушен!), а также настоял на определенной доле попсы в альбоме. В конце концов, заявил Эзрин, им нужна не просто новая пластинка Pink Floyd, а чертовски хорошая новая пластинка Pink Floyd. И пусть ее покупают тинейджеры: прибыль будет больше. Гилмор, которому такой подход к делу безусловно импонировал, не без злорадства вспоминал, как выходили из-под Уотерса мега-хиты типа «Еще одного кирпича в стене (часть 2)». Когда б вы знали, под каким давленьем росла Стена…

По словам Эзрина, конфликт между Уотерсом и Гилмором «перешел в открытую войну», когда в апреле 1979 года группа наконец-то приступила к записи доработанного и разученного материала. Тем не менее просто невероятно, но ключевая идея использовать в записи «Еще одного кирпича в стене (часть 2)» детские голоса пришла одновременно в ОБЕ упрямые головы! Задание добыть в студию детей было поручено звукорежиссеру Нику Гриффитсу, ответственному за «конкретные шумы». Тот поначалу собирался отыскать нескольких ребят с просто очень хорошими голосами, затем решил, что гораздо естественнее будет привести в студию целый школьный класс. Недалеко от Britannia Row находилась школа «Айлингтон Грин», славившаяся успехами в преподавании музыки. Поговорив с одним из преподавателей, Аланом Редшоу, Гриффитc остановил свой выбор на четвертом классе. Запись с детьми заняла всего полчаса, после чего детям были обещаны бесплатные уроки музыки в студии.

Очень скоро менеджер РF Стив О’Рурк, не имея более не малейшего понятия, как скрывать от налоговых служб нелегальные сессии звукозаписи на Britannia Row, склонил своих подопечных к аварийной эмиграции во Францию. Там в местечке Миравель, в тишине и безопасности (на первый взгляд), музыканты продолжили работу в студии Superbear. Но если вы думаете, что все споры на этом прекратились, то вы просто недооцениваете Уотерса и Гилмора. Ник Мэйсон, ближайший друг Роджера и крестный отец одного из его сыновей, во всех стычках неизменно занимал сторону своего товарища. Ему это припомнили. «Была такая песня, «Мама», с которой Ник никак не мог справиться, — рассказывал Гилмор. — Я предложил, чтобы Джефф Поркаро отстучал вместо него. Роджер с самого начала не желал ничего слышать — не потому, что Ник был его другом, а просто потому, что эта идея пришла в голову мне». В итоге, в борьбе за «Маму» лагерь Уотерса — Мэйсона потерпел поражение: за ударные сел Поркаро, а партию акустической гитары исполнил Ли Ритенуар.

В случае же с «Комфортабельным оцепенением» проиграл лагерь Гилмора. Эзрину понадобился симфонический оркестр, чтобы «придать их музыке атмосферу как бы театральную, киношную». Гилмор воспринял сие как пощечину классическому стилю Pink Floyd и уперся. Уотерс, как вы понимаете, выступил за предложение Боба — может, даже не из вредности, а чтобы действительно как-то разнообразить пресловутый «Pink Floyd Sound». Уотерса поддержал друг Мэйсон.

«Больше всего споров было вокруг «Комфортабельного оцепенения», — вспоминал Боб Эзрин. — Дэвид настаивал на простой и сердитой аранжировке: гитара, бас и ударные. Но Роджер был на моей стороне». Следующий комментарий Эзрина звучит как-то уж слишком грустно: «Вообще-то это ведь наше общее детище: Дэвид написал музыку, Роджер — слова, а я — оркестровые партии…»

Исполнение оркестровых партий Боб поручил пианисту и дирижеру Майклу Кэмену, специализирующемуся на создании музыки к кинофильмам. Уотерс рекомендацию одобрил, недовольному Гилмору было все равно. Оказалось, что участие/неучастие в записи оркестра — это еще полбеды. «До последнего шли споры о том, какую из двух записанных версий «Оцепенения» считать лучшей, а также как ее микшировать, — жаловался Гилмор. — В первой версии Ник явно облажался, и я настаивал на второй, но Роджер и слышать ничего не хотел; «Оставим первый дубль», и все тут». Столкновения между Гилмором и Уотерсом достигли такого накала, что Эзрин, в конце концов, нанял студию неподалеку от Superbear и «выслал» Роджера туда.

Ближе к сентябрю, когда музыкантам оставалось всего два месяца на шевеления, они решили устроить себе двухнедельный отпуск, чтобы затем продолжить запись в Лос-Анджелесе. Райт в Америку не приехал. Все его участие в проекте сводилось теперь к каким-то незначительным аккомпанементам — Уотерсу не нужны были долгие клавишные пассажи на новом альбоме. Более того, Уотерс постоянно донимал Рика упреками, справедливо считая его сообщником Гилмора. Теперь же неявку клавишника Роджер расценил как саботаж, направленный против всего коллектива. И выдвинул ультиматум: либо Райт выходит из группы и не получает свою долю с 4,5 млн., либо он, Уотерс, вообще останавливает проект, и денег не видать никому. С тяжелым сердцем Райт прибыл в Лос-Анджелес, однако его присутствие оказалось чисто символическим: откровенно говоря, львиную долю клавишных партий в «Стене» исполнили Питер Вуд, Фред Мэнделл да Боб Эзрин. Причем их процент гонорара был куда меньше, нежели у Райта. (Вот и скажите, где тут справедливость!) Наибольшая же ирония заключается в том, что когда альбом все-таки вышел в продажу, на его конверте состав группы указан не был, а посему имена Райта и Мэйсона (!) отсутствовали (чего не скажешь о Гилморе и Уотерсе, чьи фамилии значились в списке авторов и продюсеров).

Заключительный этап работы, изготовление матрицы, происходил уже впопыхах: группа катастрофически не укладывалась в заданные сроки. Поэтому когда в работе была, наконец, поставлена точка, порядок и состав номеров на пластинках (их оказалось две) не совпадал со списком песен на конверте. Песен оказалось и в самом деле слишком много, поэтому альбом чуть было не стал тройным, а это крайне непопулярный формат (слишком дорого). Жесткое продюсирование привело к тому, что сокращались не только строчки и куплеты — местами вырезались целые песни. Но в итоге это дало потрясающий результат: динамика альбома такова, что 80 минут звучания пролетают абсолютно незаметно, — «The Wall» слушается на едином дыхании и практически… ПРАКТИЧЕСКИ… не имеет слабых мест.

Некоторые шероховатости покрыл, отдельные недостатки восполнил, а кое-какие неясности прояснил одноименный фильм Алана Паркера, снятый по горячим следам альбома. В создании этого гигантского видеоклипа, помимо двух мегалломанов, Паркера и Уотерса, принял участие третий мегаманьяк, мультипликатор Джеральд Скарф. И хотя по окончании работы «лебедь, рак да щука» расстались неудовлетворенные результатом и недовольные друг другом, их кинематографическое детище впечатляет и поныне.

Но вернемся к альбому. Как вы помните, он был обещан в ноябре 1979 года. Что ж, группа Pink Floyd (вам смешно?) выпустила его в последний день месяца. 30 ноября, и он был двойным, о чем ни EMI, ни Columbia даже не мечтали. Более того, материал, записанный на пластинках, по сей день считается едва ли не лучшим за всю карьеру рок-группы. Мистификация, скажете вы, и будете правы. Кто такой этот Пинк Флойд, заявленный на конверте альбома? Уотерс? Гилмор? Райт? Мэйсон? А может быть, Эзрин или Кэмен? За редким исключением, музыка, включенная в новую программу, разбивала наше представление о классическом стиле группы и раздвигала художественные рамки жанра. Рок-опера? Мюзикл? Да просто 40 минут болезненных воспоминаний о причинах и следствиях плюс еще 40 минут описания душевной деградации, и в финале — стремительный выход из тупика. Кто из нас не переживал похожий душевный кризис? Кто из нас не мечтал счастливо преодолеть его?

Со времен ленноновского «Plastic Ono Band» рок-музыка не ведала творения более откровенного и безжалостного к себе любимому. Тем и ценен «The Wall» , что она обращена к ноющей душе своей зеркальной стороной. Приятно поплакаться в нее, но и не менее полезно набраться сил для борьбы с самим собой.

Наше восхищение и благодарность таковы, что сегодня мы уже не задумываемся о мелочах и не желаем знать, кто есть на самом деле этот Пинк, и что есть на самом деле этот «The Wall». Мое мнение? Цельное музыкально-театральное произведение, выдающаяся работа замечательного коллектива. Возможно, их последнее по-настоящему полноценное творение

И если сегодня, спустя 20 лет, мы решим сдвинуть бокалы, дабы отметить этот маленький, но знаменательный юбилей, я все же предложил бы вам тост за человека, без которого «Стена», возможно, никогда не состоялась бы.

Вы, конечно же, догадались, кто он?

Эндрю Оскар Уорбург!

Паркер начинает свой фильм с долгой панорамы коридора американского отеля, где остановился Пинк Флойд, звезда британской рок-сцены. Прежде чем прозвучит заглавная песня, нам предстоит терпеливо выслушать пролог в исполнении Веры Линн, старинную песенку о печальном мальчугане, которого не поздравил Дед Мороз, а затем — песню Уотерса «Когда тигры прорвались», специально сочиненную для фильма. Как позже станет ясно, солдат, зажигающий керосиновую лампу и протирающий револьвер, — это отец Пинка, готовящийся зимой 1944-го отразить атаку немецких «тигров» под Анцио, Италия.

Сидящему в кресле перед включенным телевизором «комфортабельно оцепеневшему» Пинку мерещатся толпы нетерпеливых тинейджеров, готовых прорвать заслон и вырваться на улицы. Еще немного, и они превратятся в статистов его абсурдного театра. Еще чуть-чуть, и всем станет известно, через какие страдания он прошел с самого рождения.

Все готово к началу представления…

Кажется, здесь мы вошли?

ВО ПЛОТИ?
В момент зачатия тинейджеры прорываются сквозь двойные двери с цепями и устремляются на волю, подобно взбесившимся сперматозоидам. Солдаты «третьей Королевской стрелковой роты» рвутся в атаку и падают замертво. Полицейские, пытающиеся сдержать молодежный бунт, выполняют предохранительные функции (тщетно!). Пинк зачат, и мы слышим его сердцебиение на второй минуте песни, но это сердцебиение еще не родившегося младенца, чье физическое тело еще не развито — отсюда и вопросительный знак в названии. Всем желающим «молодым бойцам», готовым немедленно выйти в свет (читай: родиться), дабы получать от жизни одни радости, виртуальный Пинк-наци зачитывает угрожающе-торжественный инструктаж, изящно предупреждающий о неизбежных горестях и лишениях на жизненном пути. Засим оратор занимает место режиссера-постановщика, заканчивающего последние приготовления к съемке сцены рождения главного героя Истории. Он командует дать свет и запустить звуковые эффекты. После слов: «Мотор!» раздается команда «Drop it!», которую можно отнести к требованию акушера-гинеколога ввести обезболивающее, а по желанию — даже к требованию скорее избавляться от бремени. Другой смысл фразы («Сбрасывайте бомбы!») подается слушателю более конкретно, в виде рева пикирующего бомбардировщика. Уотерс: «Я хотел провести параллель между рок-концертом и войной. Во время таких крупных мероприятий людям, похоже, нравится слишком грубое обращение, чтобы было громко и по-настоящему разрушительно».

Все готово к представлению. Юные фэны в экстазе. Бомбардировщик ревет уже совсем рядом. Бомбы сброшены. Отец Пинка погибает. Пинк рождается. История начинается…

ХРУПКИЙ ЛЁД
Внезапно осиротевший Пинк приходит в грешный жестокий мир, где «море могло быть теплым» для него, а небеса — «голубыми». В английском прилагательное «blue» символизирует одновременно и невинность, и депрессию, при этом мама называет свое чадо «бедняжкой» («baby blue»), неосознанно соболезнуя ему. Вслед за убаюкивающе-скорбным пением матери (Гилмор) вступает резкий голос реальности (Уотерс), сравнивающий жизнь со скольжением по хрупкому льду, падение под который синонимично потере невинности и сумасшествию. Паркер сопровождает песню кадрами растерзанных солдат, стремительно потерявших невинность в ходе «современной жизни».

ЕЩЕ ОДИН КИРПИЧ В СТЕНЕ (ЧАСТЬ 1)
Вот вам первая песня, представляющая метафору Стены. Здесь Пинк впервые осознает, что у него НЕТ ОТЦА. Не желая ежедневно жить с этой трагедией, он закладывает первый кирпич в будущую защитную стену. Уотерс: «На простейшем уровне, когда случается что-либо плохое, он еще более изолируется, символически добавляя в свою стену по кирпичику».

Паркер дополняет рассказ о юных годах Пинка реальным эпизодом из детства Уотерса, когда тот обнаружил в вещах матери военную форму отца и официальное соболезнование короля Англии Георга VI. Звучит вторая часть песни «Когда тигры прорвались», во время которой юный Пинк наряжается в отцовский мундир, позируя в нем перед зеркалом. Вот так, по мысли создателей фильма, молодежь приходит на смену старшему поколению, перенимая у него все мыслимое и немыслимое, включая войну.

САМЫЕ СЧАСТЛИВЫЕ ДНИ В ЖИЗНИ
Предваряемая незабываемым шумом вертолета и пронзительными воплями Учителя, эта крайне язвительная песня является хроникой школьных будней Пинка в старой доброй Англии. Из соображений исторической достоверности Алан Паркер в фильме счел нужным заменить вертолет жутким паровозом, перевозящим в скотовозках обезличенные тела детей. По настоянию Уотерса в фильм вошла сцена, во время которой Учитель на уроке отбирает у Пинка исписанный листок и с издевкой зачитывает всему классу стихи маленького «поэта». При этом мы узнаем строки из самой знаменитой песни Pink Floyd, «Money». В следующем эпизоде Учитель показан дома за ужином со своей «толстой психопаткой-женой» (отнюдь не толстой, но в доме у нее воистину широкие полномочия), которая заставляет мужа безропотно проглотить хрящик. Учитель выглядит ни много, ни мало «выпоротым». Пинк отмщен. Уотерс ликует: его страсть к цикличности нашла свое очередное применение в морали: что посеешь, то и пожнешь.

ЕЩЕ ОДИН КИРПИЧ В СТЕНЕ (ЧАСТЬ 2)
Любопытно, что двойное отрицание в припеве дает в итоге утвердительное требование: «Нам нужно образование» (это для тех, кто считает Уотерса противником института образования вообще). Основная идея песни понятна: учите, но не дрессируйте. Обращает на себя внимание «фоновая» реплика: «Если вы не доели мясо, вам нельзя есть пудинг». Похоже, нас насильно втаптывают в страдания, дабы в конце вознаградить неким «пудингом». Естественно, Пинк не желает никакого школьного «пудинга», и уж наверняка не станет он «есть мясо», чтобы его заработать. А учителя для него — «просто еще один кирпич в стене».

Среди использованных в видеоряде символов фигурирует прежде всего гигантская мясорубка (Уотерс: «Система такова, что индивидуальность не выдерживает, когда вас перекручивают с пяти лет»), превращающая школьников в червеобразные полоски мяса. Другой символ, молотки, не просто проповедуют тему «подчинись, или будь проклят», — они вообще доминируют в контексте данного произведения, в чем мы еще убедимся.

МАМА
Вслед за одинокими гудками в телефонной трубке — Пинк тщетно пытается дозвониться из Лос-Анджелеса до жены — вступает песня, о которой Уотерс говорил, что она не является нападками на его собственную мать (учительницу (!), члена компартии (!!) и участницу движения за ядерное разоружение (!!!)). Нет, речь здесь идет скорее об обобщенном образе чересчур заботливых мамаш, стремящихся удержать свое чадо под крылышком как можно дольше. Уже по первым репликам матери (ее роль исправно исполняет Гилмор) мы можем судить, насколько чрезмерно она опекает свое «бедное дитя». Она готова помочь ему и в воздвижении защитной стены, становясь при этом «еще одним кирпичом» для сына. Во время гитарного соло мельком показана свадьба главного героя (обратите внимание на сильный дождь — в Англии это считается плохой приметой для молодоженов), а затем мы видим фрагмент из «семейной жизни» Пинка: только что приняв сильнодействующий наркотик, он абсолютно не реагирует на присутствие жены. В данном случае сходство актера Боба Гелдофа с печально известным Сидом Барретом, создателем Pink Floyd, углубляет экранный образ.

Во время развития песни мы становимся свидетелями полного краха супружеской жизни «мистера и миссис Флойд». Муж отбывает на гастроли в Штаты, в то время как его жена знакомится с лидером движения за ядерное разоружение (?!) и вступает с ним в интимную связь.

Финальная строчка звучит безжалостно-обвинительно. Создавая свою стену. Пннк не думал, что она будет такой высокой, но именно мама позаботилась о том, чтобы ее сын стал заложником собственных сомнений и страхов.

ПРОЩАЙ, ГОЛУБОЕ НЕБО
Алан Паркер предпочел поместить эту красивейшую балладу сразу после второй части «тигров», дабы не нарушать концепцию детства Пинка. В контексте же альбома песня звучит как окончательное расставание с детством, поэтому оправдана ее позиция именно здесь. Строчка «Пожарища давным-давно погасли, но боль осталась» суммирует тему разочарования и горечи, связанную с бессмысленной потерей отца. Схожие настроения передают в фильме превосходные анимационные кадры жертвенной крови, стекающей вниз по кресту прямо в водосточную канаву. Уотерс пояснял, что в этом месте альбома Пинк «уходит из дома, чтобы отныне поступать по-своему». Иначе говоря, Пинк прощается с голубой невинностью детства и, освободившись от материнской опеки, шагает в грешный мир.

ЧТО ЖЕ НАМ ТЕПЕРЬ ДЕЛАТЬ?
При составлении альбома эту песню вырезали за недостатком места на виниле, и впервые она прозвучала в фильме два с половиной года спустя. Констатирующая наше приветствие собственного морального разложения, она наглядно демонстрирует, как чрезмерное мещанство способно заключить нас в добровольно воздвигаемые стены. Великолепная мультипликация Скарфа едва ли нуждается в комментариях. Финальные строки звучат приговором: вместо того, чтобы искать выход из тупика, мы порой сидим уничтоженные, не замечая окружающих и думая исключительно о своих несчастьях, прислонившись спиной к стене (совсем как Пинк, узнавший об измене жены).

ПУСТЫЕ МЕСТА
Этот коротенький, почти инструментальный пассаж изначально полагалось включить в альбом после песни «Не покидай меня», но после изъятия «Что же нам теперь делать?» ею заткнули образовавшуюся дыру.

Пинку осталось заполнить всего каких-то несколько пробелов в стене, где со своей супругой они «прежде находили общий язык». Здесь схвачен момент, в который Пинк теряет контакт с реальностью и здравым смыслом. Если следовать «секретному посланию», записанному в альбоме задом наперед, Старый Пинк коротает свои дни в психушке, а в это время Новый Пинк перерождается в фашиста. Старый Пинк присылает сообщение из будущего, которое Новому Пинку еще не ведомо. В случае если Новому Пинку удастся побороть в себе диктаторские замашки, Старый Пинк избежит плачевной участи оказаться в доме скорби. Каролина, также упоминаемая в «обратном послании», — это вторая жена Роджера Уотерса (в отличие от жены Пинка, она у телефона). Уотерс часто говорил, что если бы не Каролина, он сошел бы с ума, как Пинк.

МОЛОДАЯ ПОХОТЬ
Чтобы «расквитаться» с неверной супругой, Пинк приводит в гостиничный номер проститутку. В конце песни звучит записанный на пленку розыгрыш: актер, изображающий «мистера Флойда», звонит из Лос-Анджелеса в Лондон «миссис Флойд», а трубку снимает актер, изображающий ее любовника. При этом голос реально существующей телефонистки и ее комментарии неподдельны.

МОЙ ОЧЕРЕДНОЙ ПРИПАДОК
Об этом как будто никто не упоминал, но открывающие песню реплики шлюшки, входящей в гостиничный номер Пинка, и доносящиеся из включенного телевизора фразы при внимательном прослушивании … складываются в диалог! В отличие от альбомной версии песни, в фильме диалога с телевизором не получается, зато мы видим на телеэкране кадры из старого военного фильма «Разрушители плотин». Выбор материала не случаен: герои «Разрушителей» при помощи прыгающей бомбы взрывали дамбу, защищавшую немецкий сталелитейный завод от воды — иначе говоря, разрушали стену.

Тем временем, не обращая внимания на свою гостью, Пинк постепенно накапливает в себе ярость, терзая душу мыслями об ушедшей любви. Используется метафора жгута (наркоманы, это для вас). Наконец чувства переполняют его, и Пинк принимается крушить гостиничный номер к ужасу ночной бабочки, которая немедленно испаряется.

НЕ ПОКИДАЙ МЕНЯ
Пережив «очередной припадок» (для него это типичный случай?), мистер Флойд падает без сил в любимое кресло и продолжает нытье. Брошенный всеми, забитый и окровавленный, он впервые позволяет себе мысли о возможном возмездии за свои страдания. В это время экран наполняется кровью и эротическими бреднями. Мультипликация Скарфа, изображающая миссис Флойд отвратительной червеобразной хищницей с жадно оттопыренной вагиной и сосущими губами, подливает масла в огонь. Дедушка Фрейд был бы очень рад, увидев всё это.

ЕЩЕ ОДИН КИРПИЧ В СТЕНЕ (ЧАСТЬ 3)
Пинк вновь вскакивает с кресла (очередной припадок?) и разбивает вдребезги телевизор (в альбоме — целую батарею телевизоров). Затем, обращаясь к окружающему миру, он заявляет, что ему более уже НИЧЕГО НЕ НУЖНО. Стена завершена, все кирпичи на месте. В фильме мелькающие эпизоды несуразной жизни Пинка перемешиваются с кадрами молодежного бунта. Это наводит на мысль о том, что жизнь, так же как и бунт, стихийна и не поддается нашему контролю.

ПРОЩАЙ, ЖЕСТОКИЙ МИР
С такими словами обычно уходят из жизни, Пинк же всего-навсего завершил воздвижение Стены. Отныне он будет полностью изолирован от жестокости окружающих.

Великолепный финал для первого отделения. Все, что мы видели и слышали до сегодняшнего момента, были болезненные воспоминания. Дальнейшие события будут развиваться в реальном времени.

ЕСТЬ ТАМ КТО-НИБУДЬ СНАРУЖИ?
Добро пожаловать в мир прогрессирующей шизофрении мистера Флойда. В мир включенного телевизора и отключенного сознания.

Оставшись совсем один, Пинк целеустремленно ползает по полу гостиничного номера, собирая из обломков недавнего погрома модели армейских казарм с бункерами и взлетно-посадочными полосами. Столь странная мания выдает в нем стремление жить упорядоченной и организованной жизнью. Кого-то озадачит то усердие, с которым Пинк сдвигает на несколько сантиметров банку из-под кока-колы, или перекладывает сломанный гитарный гриф, — для Пинка же не столько необходимо, сколько существенно желание гармонии и совершенства.

НЕ ВСЕ ДОМА
Похоже, в этой достаточно непривычной для Pink Floyd песне мы слышим настоящего Уотерса. И дело тут не столько в намеках на Сида Баррета («резинки, поддерживающие мои туфли») или Ричарда Райта («рояль для поддержки моего бренного тела»), здесь улавливается искреннее сожаление пресыщенной рок-звезды об утраченной возможности жить провинциальной моногамной жизнью.

В фильме для создания фона вновь использованы телевизионные кадры из «Разрушителей плотин». На сей раз это секвенция фрагментов, относящихся к псу по кличке Ниггер. Его хозяин, один из военныд летчиков, находится на боевом вылете, и Ниггер мечется по авиабазе, не находя себе места. Какой-то офицер довольно треплет пса по спине, другой пытается прогнать с базы. Наконец, Ниггер попадает под колеса машины и умирает. Для летного отряда его смерть — дурная примета. В контексте «Разрушителей» смерть собаки звучала как метафора невинных жертв войны, в контексте «Стены» совершенно очевидна параллель между Ниггером и Пинком. Пинк тоже не может найти себе места в поисках пропавшего отца,

В фильме Паркера Пинк ищет отца среди бесконечных солдатских трупов в окопах, но встречается с самим собой — взрослый с ребенком. Пинк-ребенок входит в пустую казарму и видит палату для умалишенных с длинным рядом казенных кроватей. В углу палаты он натыкается на помешанного — самого себя, взрослого. Это Старый Пинк — тот, что прислал «секретное сообщение» из «Психушки в Чалфонте». В ужасе мальчик убегает. Ему открывается пейзаж поля боя, воронки от взрывов, колючая проволока, перекрещенные пожарные молотки, торчащие из земли, и невменяемый Пинк-звезда, сидящий посреди пустыни в кресле перед включенным телевизором.

ВЕРА
Тон альбомной версии песни задает фонограмма фильма «Битва за Британию» — эпизод гибели пилота Саймона. В фильме Паркера мальчик Пинк оказывается на перроне, куда прибыл поезд с фронта второй мировой. Счастливые женщины, старики и дети встречают своих сыновей, мужей, братьев и отцов. Пинк среди них единственный, кто совершенно одинок. В отчаянии он обращается к Вере Линн, популярной в 40-е годы английской певице, которая вдохновляла британских солдат на сражения и в своих песнях обещала счастливое возвращение домой. Если говорить о композиции, то это самый пронзительный момент в «Стене».

ВЕРНИТЕ РЕБЯТ ДОМОЙ
Внезапно из густого тумана появляется военный оркестр, и все люди на перроне — дети, старики, женщины и мужчины — хором затягивают центральную, по мнению Уотерса, песню альбома. В ней всего две строчки и они не нуждаются в комментариях.

Бредософия Пинка достигает своего апогея. В дверь его номера стучится менеджер — пора ехать на концерт, — но Пинк не реагирует. Он слышит укоры Учителя, безжалостные комментарии Телефонистки, домогательства Шлюшки, чей-то издевательский смех, и его самообладание отключается.

КОМФОРТАБЕЛЬНОЕ ОЦЕПЕНЕНИЕ
Менеджер застает Пинка в полной отключке. Все в ужасе: директор отеля вне себя из-за страшного разгрома, агенты не могут привести Пинка в чувство, менеджер пытается вызвать доктора. Доктор приезжает и вкалывает Пинку наркан — средство, моментально снимающее кайф, но не в случае с параноиками! Вопреки ожидаемому эффекту, у Пинка видения еще более усиливаются. Он вспоминает, как в детстве принес домой больную крысу, но мать не приняла этого акта милосердия и отвергла бедное маленькое животное. Когда на следующее утро крыса издохла, Пинк утопил ее в подсознании, — в водах широкой реки — бросив туда вместе с крысой все свои разбитые надежды и иллюзии. Когда же у самого Пинка начался сильный жар, мать отвергла и его, оставив после визита доктора одного в темной комнате наедине с ночными кошмарами. Ребенок вырос, сон прошел. И теперь Пинк впадает в «комфортабельное оцепенение».

Эта удивительная песня, включая ее музыку, слова, исполнение и видеоряд, в полной мере передает обманчивое и пагубное сияние наркотического великолепия.

ЭЙ, ТЫ!
Обидно, что этой песней решили открывать вторую часть альбома (видимо, два массивных рок-номера подряд показались продюсерам чрезмерными). Черновики же и сам текст песни выдают нам ее первоначальное местонахождение — сразу после «Оцепенения». Как раз в этом месте по сюжету у Пинка еще есть время, чтобы задать себе несколько вопросов перед выходом на публику, а заодно оценить ситуацию. Наконец, в «Эй, ты!» слушателю впервые представляют червей, которые далее будут играть в сюжете прогрессирующую роль. Уотерс: «Черви — это символ темных сил внутри нас. Они могут жить в нас только тогда, когда нет света или какой-либо надежды в жизни». Заключенный Пинк недолго оставался одинок: вскоре черви приползли к нему, чтобы посеять в мозгу ненависть и разрушение.

После того, как песню передвинули на самое начало второго отделения, она, вырванная из контекста, зазвучала более обобщенно и, может статься, по этой причине не вошла в фильм.

ШОУ ДОЛЖНО ПРОДОЛЖАТЬСЯ
У Пинка есть два выхода: либо умереть, потому что он «слишком стар» и «уже слишком поздно» начинать сначала, либо продолжать безумное представление, не помня собственных песен и не испытывая прежнего вдохновения. Буквально через минуту станет ясно, что он решил-таки продолжать шоу, но на сей раз уже по-своему и в новом обличье.

Паркер справедливо отказался от этой песни, ибо она несколько тормозит развитие.

ВО ПЛОТИ
Звучит реприза заглавной песни, и одурманенный нарканом Пинк выходит на сцену, движимый готовностью переродиться. Никаких вопросительных знаков, никаких реминисценций и сантиментов. Считайте, что прежний мистер Флойд безнадежно болен — на его «обломках» строится новая реальность, где всем воздастся и всем зачтется, где всех ПОСТАВЯТ К СТЕНКЕ. Нереальность происходящего подчеркивают неправдоподобно гармоничные для Pink Floyd партии бэк-вокала — вы как будто осязаете сияющий дурман. Любопытно, что это как раз самый радостный (доходящий до эйфории) момент альбома, но эта эйфория очень скоро превращается в кошмар.

БЕГИ СЛОМЯ ГОЛОВУ
Тоталитаристская, по выражению Уотерса, «иконография рок-н-ролла» такова, что во время стадионных концертов рок-исполнитель волей-неволей созерцает перед собой панораму перекошенных яростью лиц. «Суть в том, что из старых добрых Pink Floyd мы превратились в наше злобное alter ego», — так прокомментировал это для себя Роджер. Развивая свою мысль и вообразив ситуацию, при которой исполнитель упивался бы подобным положением вещей, Уотерс получил гипертрофированную до предела картину.

Неизвестно, что именно происходит на концерте у Пинка — слушателю предлагается шоу, которое видится самому артисту. Перед глазами же зарвавшегося идола разворачивается натуральный нацистский митинг с дальнейшими уличными погромами, избиениями и изнасилованиями. Теперь уже молотки, доселе навязчиво мелькавшие в фильме где-то «сбоку», нагло выходят на передний план и «дубасят в твою дверь».

ЖДИ ЧЕРВЕЙ
Очередное прощание с «жестоким миром» проходит под мерный топот сапог — бритоголовые сооружают подмостки для выступления своего новоявленного лидера. Тому чудится, что перерождение свершилось: массовые скандирования реальной публикой его имени в его ушах превращаются в крики «Молот! Молот!» И вот уже одетый в кожу фюрерообразный Пинк Флойд с воображаемым мегафоном в руке командует мрачным парадом, объявляя своим нацистам маршрут движения через районы Лондона, где проживает смешанное население. Упоминание «печей» и «газовых камер» из его уст звучит кощунственно по отношению к памяти отца, воевавшего против Гитлера. Но для помутившегося рассудком Пинка отец, не пришедший с войны, однозначно является предателем и подлежит уничтожению.

Cтоп.

Пелена спадает с глаз, и Пинк понимает, что он натворил. Поэтому его желание «вернуться домой, сбросить униформу и покинуть представление» следует воспринимать как суицидальное. Но единственная причина, по которой он согласен немного подождать в тюремной камере,- это любопытство. Он ХОЧЕТ ЗНАТЬ, является ли он единственным виновником случившегося, или все-таки нет.

Эта непобедимая жалость к себе, в придачу к любопытству и сомнениям, расценивается господствующими червями как «проявление чувств, близких к человеческим» и посему подлежит осуждению.

СУД
Песне этой следовало бы посвятить отдельное исследование, аналогов ей в творчестве группы не было и нет. Боб Эзрин, сочинивший музыку в стиле оперетт Гилберта и Сэлливана, по существу поднял художественную планку Pink Floyd, вдохновив Уотерса написать либретто, которое не всегда рифмуется, но идеально выполняет сверхзадачу. Остается лишь пожалеть, что только к своему финалу «Стена» достигает пика театральности.

Пинка судят Черви, и первым свидетелем, дающим против него показания, является Учитель. Речь его хаотична, полна суетливых самооправданий и завершается порывом «добить» подсудимого собственноручно. Второй свидетельницей выступает Жена Пинка. Ее показания — злорадство и жажда мести (сетования на былой недостаток общения с мужем выдают намек на Джуди Трим). Третьей свидетельницей выступает Мама. Она единственная не желает Пинку зла и по-прежнему мечтает иметь власть над сыном, но в ее речи также звучит комплекс самооправдания. Во время всего процесса Пинк изображен в виде тряпичной куклы. Ему уже все равно, что его судят. Он просто кукла, которую пинают от одного обвинителя к другому, — кукла, которая периодически хныкает, но ни разу не защищается.

Наконец Судья, изображенный Скарфом в образе здоровенной задницы, выносит приговор. Страдания Жены и Матери (Учитель не в счет) доводят его до кипения: он вот-вот уделается. По мнению Судьи, Пинк — отъявленный мерзавец, заслуживающий немедленной смерти. Но для объятого ужасом Пинка нет большего наказания, чем остаться без своей защитной скорлупы на виду у всех. И Судья, поддерживаемый хором толпы, приказывает сломать Стену.

В фильме крушение Стены сопровождается первичным криком Пинка. Перерождение, которого он так ждал, неожиданно свершилось.

ТАМ, ЗА СТЕНОЙ
И в конце люди, которых ты просто не замечал, «добренькие и сердобольные», готовые протянуть руку и прийти на помощь, встают перед твоими глазами.

Ты видишь детей, подбирающих использованные тобой кирпичи для создания собственных маленьких стен, а сам, счастливо скользнув в открывшееся пространство, учишься жить в новом для себя мире.

Набираясь сил и энергии, позабыв прежние беды и преодолевая ежедневные мелкие неприятности, радуясь неожиданному общению или знакомству, найдя себе новое увлечение или пробуя себя в непривычной роли, ты пересекаешь отпущенное тебе пространство и достигаешь следующего тупика. А за ним — новое пространство.

Кажется, здесь мы вошли?

(с) Максим Жолобов, 1999

Тур в поддержку альбома «Animals» 1977 года очень вымотал Pink Floyd, им как никогда хотелось отдохнуть.

Как-то раз на стадионе в Монреале фанаты в первых рядах были перевозбуждены от музыки и кислоты, и криком требовали конкретные песни — это держало музыкантов в напряжении. Когда один подросток завопил «Сыграй “Careful With That Axe”, Роджер!», басист и главный сонграйтер группы Роджер Уотерс не выдержал и плюнул выскочке в глаз.

Тогда в голове у Уотерса зародился план, главная цель которого — максимальное отстранение от публики во время выступлений. Так появилась концепция «The Wall»: антитоталитарный альбом, концертное шоу, во время которого между зрителями и группой строилась огромная стена, и, в довершение всего, одноименный фильм.

Роджер Уотерс написал сценарий будущей киноленты, но снять все сам не смог бы, поэтому позвал профессионалов: за дело взялись продюсер Алан Маршалл, режиссер Алан Паркер (оба ранее создали «Полуночный экспресс») и художник-аниматор Джеральд Скарф, до этого промышлявший политическими карикатурами.

Но, как это часто бывает, у каждого из соавторов оказалось свое видение фильма. Защищая Уотерса, к нему присоединился менеджер Pink Floyd Стив О'Рурк, но Маршалл и Паркер пытались перетянуть одеяло на себя. Скарф наблюдал со стороны и чувствовал себя лишним.

Из-за внутренних склок проект могли и вовсе заморозить, но, как пишет в мемуарах барабанщик Pink Floyd Ник Мэйсон, «несмотря на явный рецепт катастрофы, результаты показали победу таланта над организацией».

По словам Боба Гелдофа (о нем — позже), Алан Паркер привык работать по принципу «Демократия на сцене — это когда сто человек делают то, что я им скажу». Сотрудничая с еще более сильным эго Роджера Уотерса, режиссер часто чувствовал себя несчастным. В те годы табличка на двери личного офиса Паркера гласила: «Всего лишь еще один кирпич в Стене…»

Все люди, вовлеченные в съемки, понимали, что проект требует огромного бюджета. Доходы от продажи альбома «The Wall» составили два миллиона долларов, но это была едва ли не капля в море.

В итоге компания MGM гарантировала Уотерсу десять миллионов долларов, «Ной Константин» накинули еще два миллиона сверху, а фирма «Голдкрест» взялась финансировать реальное производство.

По стечению обстоятельств, фирма «Голдкрест» была ликвидирована как раз тогда, когда создатели фильма собирались выплатить ей соответствующую часть прибыли. Зато когда в 1994 году экс-президент «Голдкреста» захотел сходить на концерт Pink Floyd в Канаде и позвонил группе, то получил два билета в подарок.

«История “The Wall” рассказана всего лишь при помощи музыки Pink Floyd, картинок и сепцэффектов. В фильме нет никаких диалогов, поясняющих сюжет.

Наша история — о Пинке, звезде Рок-н-Ролла, который сидит запертый в гостиничном номере где-то в Лос Анджелесе. Слишком много шоу, слишком много наркотиков, слишком много аплодисментов — он просто сгорел.

Слишком знакомые вспышки из фильма о войне по телевизору. Мы смешали время и пространство, реальность и кошмар, рискнув заглянуть в болезненные воспоминания Пинка, каждое из которых — еще один кирпич в стене, которую он строит вокруг своих чувств...»

Когда Алан Паркер снимал «Полуночный экспресс», на кастинг пришел молодой рокер Боб Гелдоф, фронтмен инди-группы The Boomtown Rats. Роль Гелдофу так и не досталась, но когда Паркер начал работу над «Pink Floyd — The Wall», то сразу сказал Уотерсу: «У нас есть парень на роль Пинка».

Через пару дней Гелдоф и его менеджер ехали в такси, и в ходе поездки менеджер предложил ему большой скачок в карьере. «Насрать, я ненавижу этих хреновых Pink Floyd», — отрезал Боб. Споры длились всю дорогу. Когда таксист высадил клиентов в аэропорту, то тут же позвонил своему брату Роджеру Уотерсу: «Ты не поверишь, кого я только что вез…»

Уговоры менеджера и надбавка к гонорару сделали свое дело: Гелдоф согласился. Тогда он еще не знал, что в фильме у него почти нет реплик, а на съемках предстоит издеваться над своей внешностью и преодолевать давние страхи.

Как уже было сказано, концепция альбома и фильма была вдохновлена личными чувствами отчуждения Роджера Уотерса. «Стена» подразумевает все стены, которые люди выстраивают, отделяя себя от общества, будь то личные барьеры или общегосударственный «железный занавес».

Моделируя образ Пинка, Уотерс вспоминал Сида Барретта, одного из основателей Pink Floyd. Судьба Барретта во многом похожа: он пресытился рок-н-роллом, обезумел, закрылся и был изгнан в собственный мир, наглухо забаррикадированный.

С другой стороны, детство Пинка — это детство самого Уотерса. Они оба потеряли отца во Второй мировой войне, оба учились в школе-интернате.

Кроме того, сам басист Pink Floyd отмечает, что сцена, в которой Пинк крушит мебель в отельном номере под песню «One of My Turns», вдохновлена дебошами Кита Муна, разгульного барабанщика The Who, умершего в 78-ом году, смешав алкоголь со смертельной дозой таблеток от алкозависимости.

Главный актер подошел к съемкам самоотверженно. Когда по сюжету Бобу понадобилось сбрить брови, он согласился без лишних вопросов. А ведь при желании можно было обойтись гримом.

Для съемок сцены утопления в бассейне на крыше Боб с готовностью забрался в воду, хотя совершенно не умел плавать. Так что не зря кадры с барахтающимся Пинком получились такими подлинными.

На съемках сцены крушения мебели в отельном номере герой-страдалец по-настоящему порезал руку осколком стекла, торчащим из оконной рамы.

Гелдоф пожаловался только один раз, когда глубокой холодной ночью на старой кондитерской фабрике снимали сцену метаморфозы, превращения в фашиста. Актер, раздетый и обмазанный розовой слизью, просто не выдержал нагрузок.

Поле боя снималось на пляже Саунтон-Сэндс в графстве Девон. В этой же местности сфотографировали лежанки для обложки альбома Pink Floyd «А Momentary Lapse Of Reason» шесть лет спустя.

Использовать реальные самолеты было бы слишком накладно, поэтому соорудили муляжи немецких пикирующих бомбардировщиков, в два раза меньше настоящих габаритов, но с живыми опытными пилотами на борту. Один из этих самолетов потерпел крушение и угодил в море — пилот, к счастью, остался жив.

Секретами изнурительных съемок батальных сцен делится барабанщик Ник Мэйсон: «Припоминаю одно раннее утро в песках, когда сквозь дым и туман сражения нас восхитил вид сервировочного столика на колесиках, которым мужественно маневрировал по дюнам один из поставщиков провизии, чтобы мы безопасно подкрепились чаем и бутербродами с беконом».

Экспрессивную проповедь Пинка в образе фашистского лидера снимали в Королевском садоводческом зале в Лондоне. Для изображения толпы верных последователей наняли две тысячи скинхедов.

Бравые бритые парни пропили свои гонорары еще до начала съемок, поэтому атмосфера на площадке была враждебная. Хореограф Джиллиан Грегори должна была обучить скинхедов простейшим танцевальным па, но после двух часов усиленной тренировки сдалась.

Паркер и Грегори хотели достичь отточенной армейской слаженности в движениях толпы, вместо этого в «Pink Floyd — The Wall» запечатлены оголтелые дикари.

Этот случай произошел уже на стадии пост-продакшна «Pink Floyd — The Wall». Стив О'Рурк, менеджер группы с 68-го года, сидел в офисе Алана Паркера. Зазвонил телефон — Роджер Уотерс просил О'Рурка срочно встретиться.

Верный менеджер устремился к выходу, но из-за слабого зрения не заметил стеклянные двери — врезался, разбил их вдребезги, потерял сознание и свалился на пол. Очнувшись, он увидел Энджи, секретаршу Паркера. Симпатичная девушка нежно вынимала из его лица осколки стекла. Стив О'Рурк полюбил ее и впоследствии женился.

Поздняя вечерняя премьера «Pink Floyd — The Wall» на Каннском кинофестивале (вне конкурса) была громкой, в буквальном смысле. Показ проходил в старом фестивальном кинотеатре, который вот-вот планировали отдать под снос. Вместо стандартной звуковой системы, Pink Floyd подключили концертные колонки с собственных складов — оборудование доставили на двух грузовиках.

Когда на первых минутах фильма зазвучала композиция «In The Flesh?», кресла задрожали, с потолка посыпалась штукатурка, а со стен стала отслаиваться краска. Каким-то чудом зал не рухнул.

Вспоминает Алан Паркер: «Помню, видел Терри Сэмьюела, тогдашнего главу Warner Brothers, а рядом с ним сидел Стивен Спилберг. Они были всего в пяти рядах от меня, и когда в конце включили свет, я уверен, что видел, как Спилберг сказал Сэмьюелу: “What the fuck was that?” А Сэмьюел повернулся ко мне и почтенно откланялся. Действительно, что это нахрен было? Это было что-то, что никто никогда раньше не видел: странное слияние лайв-экшна, повествования и сюрреализма».

Были и другие премьеры. На одной из американских пресс-конференций продюсер фильма Алан Маршалл, отвечая на вопрос о смысле фильма, уместил всю суть в одну фразу: «В общем, он про какого-то психованного ублюдка и, типа, про эту самую стену…»

После тура «The Wall» золотой состав Pink Floyd начал распадаться на глазах: из-за неразрешенных амбиций группу покинул клавишник Рик Райт, позже ушел Роджер Уотерс, затем Рик Райт вернулся, однако без Уотерса, при всей гениальности гитариста Дэвида Гилмора, дни группы были сочтены. В 96-ом году Pink Floyd прекратили свое существование.

В 85-ом году Боб Гелдоф организовал музыкальный фестиваль «Live Aid», грандиозную международную акцию, чтобы собрать деньги пострадавшим от голода в Эфиопии. В 2005 году Гелдоф затеял еще более помпезный проект «Live 8» — концерт, проходящий одновременно во всех странах большой восмерки и ЮАР, при участии едва ли не всех главных музыкантов планеты, с новым призывом помочь Африке.

Меньше чем за месяц до «Live 8», Боб Гелдоф сделал несколько телефонных звонков и осуществил невозможное — помирил всех участников Pink Floyd и вернул группу на сцену для исполнения четырех песен. Уотерс, Гилмор, Мэйсон и Райт выступили вместе впервые за 23 года. Это же выступление стало последним в золотом составе. Благодаря этому чуду, Гелдоф стал всемирным героем.