СЕДЬМОЕ НОЯБРЯ
Еже
Профессионал
9/6/2004, 2:05:48 PM
Седьмое ноября – последний праздник, который я проведу в России.
Символично оставить Родину, отдав дань самому любимому празднику коммунистов, к которым я абсолютно никакого отношения не имею, слава тебе Господи. А ведь они сейчас славно погуляют, помашут красными флагами, корпоративными, коммунистическими воздушными шариками, лозунгами и транспарантами. Возложат красные гвоздики к памятникам, чудом оставшимся в живых. Побьют морды тем, кто скажет чего-нибудь против, наорутся до охрипья в матюгальник, про то, какие они замечательные – коммунисты. Прославят, в очередной раз Ленина, коммуну, вспомнят про МИР, ТРУД и, не к месту, про МАЙ. Замерзнут, промокнут под суровым ноябрьским дождем, неблагосклонным к ним и по вероятности присоединившимся, к так называемым, «Правым». Те, кто послабее, схватит коммунальную болезнь - воспаление легких, и в конце концов, все они разбегутся по своим коммунальным же квартиркам, чтобы вечером, под пение «Интернационала» до последней капли испить стаканы с умом, честью и совестью их эпохи…
Осень в этом году свалилась на города и веси также неожиданно, как в свое время слава и всеобщее признание на господина Президента РФ. Серым куполом заслонив солнышко, лишив тепла и здоровья БОМЖей и зарегистрированных по всем полагающимся законам граждан, осень поливала дождиком каждый день начинающую гнить травку, поредевшие ветви разнообразной российской флоры, а также непокрытые головными уборами головы жителей Москвы и гостей столицы. Пытаясь скрыться от непогоды под зонтами, люди ежились и ходили такие же серые, как и небо. Улыбки стали редки, смех в общественном транспорте раздавался только от пьяных, беседующих между собой пассажиров. Вообще так всегда было в середине осени: грязные лужи - с отливами бензиновых пятен и красиво украшенные палой листвой, первые снежинки, редко долетающие до своей цели – земли, промозглые дожди, северный ветер, пронизывающий до мозга костей, грязь-лужи, лужи-грязь, грязь...
Я медленно шел по бульварному кольцу, в сторону Покровки. Здание «Лукойла» своей тяжестью и величием подпирало небесный покров. Фонтан на ступенях не работал, вместо него воду гонял некто, заведующий в небесной канцелярии осадками, в данном случае - дождями. Билет на самолет согревал карман и душу. Было о чем подумать, было что записать. Не каждый день покидаешь Родину навсегда!
С этой мыслью я перешагнул порог кафе с названием «Русь Изначальная» и, окинув взглядом жидкое количество посетителей, присмотрел столик в углу. Я не хотел ни от кого скрываться в этой точке соприкосновения двух стен, отнюдь нет, просто это было единственно нормально освещенное место. Скупой инвентарь кафе-столовой оставлял не самые добрые впечатления. Некоторые столы качались, и по моим наблюдениям, один из них мог бы даже упасть. Это было видно по тому, как посетители, по всей вероятности, часто посещающие это место, аккуратно обходили его стороной. О замене, вероятно, не могло быть и речи. Если хозяин начнет в каждом своем кафе менять столы - он просто разорится. Сложно представить себе лицо кавказской национальности, весом 150 килограмм, не имеющим ни одного свободного от перстня пальца… поднимающимся по эскалатору в метро. Ха-ха…
Стены «заведения» местами были заляпаны жирными пятнами, как будто здесь снимали сцену «кидания сладостями», для какой-нибудь малобюджетной, дрянной комедии. Навязчивая, неприятная музыка, вылетающая вместе с гнилыми кусками слов вещающего на всю страну дебила, о том, что «надо ждать - чью-то мать». Его противный голос был похож на простудившегося, и одновременно страдающего поносом диснеевского Дональда Дака. Не смотря на все это, я не передумал и не покинул своего места. Заказав у «официанта» кружку «Золотой бочки» и фисташки, посмотрев ему вслед, я достал блокнот. Ненавидящие, брезгливые глаза бармена не давали сосредоточиться. Он буквально с остервенением осматривал каждого посетителя, входящего и исходящего, одновременно натирая большую пивную кружку мягкой тряпочкой из прессованного поролона. Его взгляд выражал глубокую неприязнь ко всему, что здесь находилось. Ему очень подошел бы голос этой только что закончившей петь скотины. Хотя… Может он остался один, без своей девушки, или мальчика, а может его не устраивает работа, зарплата, может на учебу денег не хватает, а может… У каждого в жизни, есть не одна сотня таких вот «МОЖЕТ». Не каждый в силах перелопатить и с десяток таких вот своих «МОЖЕТ». И самое противное, что никто не хочет, справляясь со своими, помочь другим, избавиться хотя бы от одного малейшего «МОЖЕТ»…
Испив гениальное изобретение египетских фараонов, записав с десяток предложений и пару целых абзацев в блокноте, я щедро расплатился за пиво и покинул скорбное рабочее место несчастного бармена. Дождь не прекратился, вопреки вещанию модно одетой (одежда ведущим предоставлена…), костляво-бесфигурной молодой особе, которая дважды не смогла правильно произнести Сыктывкар. Гидрометеобюро, в очередной раз, на пару сотен километров ошиблось в расчетах с прогнозом на сегодняшний, вчерашний и, вероятно завтрашний день. НИКТО не виноват, НЕЧЕГО делать. Только на выходе, посмотрев вслед молодой особе зашедшей в кафе, я обратил внимание на прозрачное с внутренней стороны стекло. На нем было наклеено название данного кафе, выполненное витиеватым шрифтом, но некто, посчитавший остаться неизвестным, сделал небольшие, но кардинальные изменения в названии заведения. К слову «Русь», белой краской была приписана буква «С», а «изначальная» - было разделено в конце, между «а» и «я», косой линией. Неизвестный мастер с аптечной точностью подтвердил мои соображения по поводу силы и могущества моего родного, русского языка.
Метрополитен отрыгнул новую кучу народа на мокрый асфальт Чистопрудного бульвара, и все они постепенно стали рассасываться кто куда. Кто-то остался стоять на месте, под навесом величавого строения входа-выхода станции метро «Чисты пруды», в надежде на скорую кончину кратковременного дождя. Остался мужичок с коротенькой бороденкой, тетка с прической-домом, молодая мамаша с ребенком трех-четырехлетнего возраста, который глазел по сторонам и молчал… Некоторые пошли в атаку на торговые палатки, стоящие здесь в изобилии, кто-то остался ждать трамвая, курили, пили пиво, думали, звонили, вспоминали, ругались, плакали… Лохотрон, несмотря на погодные условия, действовал по прежней схеме, обувая людей на кровно заработанные или с огромным риском украденные денежки. Старый, опытный БОМЖ умело извлек из мусорной вазы продолговатую бутылку Pilsenerа и немедленно выпил остатки божественного нектара, оставленные в изобилии щедрым покупателем оного. Все это двигалось, галдело, менялось и трансформировалось как небеса в ненастье. Из музыкального киоска доносились звуки, видимо модного нынче Игорька - «Подождем… твою мать!». На трамвайной остановке – временное затишье. Долгожданная «Аннушка», звоня, приближается к своему конечно-начальному пункту. Входящие в трамвай люди сменяются другими, похожими и не похожими на предыдущих, пьяными и трезвыми, бедными и побогаче… Серая масса людей редко скрашивалась ярким пятном спортивной одежды девушки-тинейджера, прогуливающей лекции по ядерной физике или философии. Но и та пропадала в куче зонтов и широких плеч, и со временем, с годами становилась ими же. Желтые листья, беспомощно летели с деревьев, иногда сами, от старости своей, иногда под действием ветреных порывов, но и те и другие подчинялись законам физики и падали, падали… Мелкая гранитная крошка, не покрытая павшей листвой похрустывала под ногами, дождь моросил, и было всего жаль…
Было такое чувство, что меня обуяла ностальгия, еще до того, как я покинул Родину. Я с каким-то сожалением смотрел в эти лица, пугливые, прячущие нагловатые глаза, на деревья, скамейки, чугунные решетки заборов, отделяющие проезд от прохода. Мне не хотелось остаться здесь, с ними, но хотелось взять все это с собой. Поместить всех у себя, затолкнуть в душу, помнить, хотя бы помнить обо всем этом. Я, получивший свою пусть не большую долю известности, ни разу не думал об этом. И сейчас дневник, получающий неровные буквы, принимая абзацы и строки в свои чистые листы, вряд ли надеется на то, что когда-нибудь это все будет читать кто-либо другой, посторонний, но ценящий мой скромный вклад в нашу нескромную, последнее время, литературу.
Чистые Пруды. Даже здесь, наши люди тонули. Никогда не забуду зеленоватое лицо студента, выловленного службой спасения этим летом. Он совсем недолго «наслаждался» изучением дна. Пьяненькие приятели и приятельницы несчастного, заметив, что в лодке не хватает одного человека, принялись вопить на всю улицу, и лишь один из них достал из рюкзачка телефон и набрал 911 или 03…
Этому месту посвящали песни. Ностальгические, слезливые, заставляющие задуматься. Здесь снимали фильмы, видео клипы, проституток и лодки. Разнообразная публика посещала это место, и редко кто-то из них задумывался над тем, что когда-нибудь, всего этого не станет. Не в буквальном смысле, хотя видения Москвы будущим новым мэром столицы непредсказуемы, а в душах, в памяти – все недолговечно сохранится там, внутри. И сидя где-нибудь в Мельнбурнском баре никто не вспомнит песню Талькова или Булгаковского Мастера. А кто-то и в своей московской квартире позабудет обо всем, вливая в глотку горькую или сладкую.
Мать сказала мне по телефону, что - «Родина меня не отпустит!». Я начинаю понимать и принимать то, что она имела ввиду. Проходя мимо всех этих облезлых кустов, обнаженных, но не стесняющихся деревьев, под этим грязным небом, плачущими, но не сдающимися облаками, мимо жизни вокруг – понимаю: жаль мне всего этого лишиться. Там не будет грязи на тротуарах, ветром гонимых обрывков газет, окурков и пустых банок-бутылок, не будут мелькать разбитые лица бродячих престарелых людей обоих полов, а каждый местный БОМЖ там будет похож на любого нашего человека, имеющего жилье, в виде комнаты или даже квартиры, и два-три минимальных оклада в месяц. Хотя с другой точки зрения – жалеть об этом глупо.
Билеты на самолет были куплены у одного из крупных операторов, с доставкой, с пожеланиями счастливого полета – на тринадцатое число. Несчастливая цифра, как показывают исследования, будоражит мозги не только у «наших». Самым нелетательным днем является 13 число каждого месяца, а уж если это пятница… тут вообще говорить нечего. Летают только те, кто, либо вообще ни во что не верит, либо те, кто просто забыл, какое сегодня число (вспоминается герой Мягкова в «Иронии судьбы»). Я скорее причислю себя к первым.
Никогда, или почти никогда, я не верил ни во что, и ни в кого. Исключения составляют случаи, когда под осенним или летним ночным небом, в лесу, у костра, рядом с поставленной палаткой, после огромного количества спиртного и съеденного мяса, после обсуждения насущных проблем, ты со своими приятелями сидишь покуривая и вспоминаешь небылицы, пришедшие из детства, вместе с верой, что никого вокруг, кроме того, что ты видишь - нет. И после очередного, необъяснимого логикой рассказа, начинаешь ежиться в тишине леса, представлять себя на месте героя, предполагать свое поведение в данной ситуации, и… забываешь, что ты во все это не веришь. Алкоголь помогает тебе в этом, и ты уже не подвластен своим устоявшимся понятиям, не существует твоего бесстрашия, а в кустах, вот-вот появится та самая бабка, которая, пролетев над деревней на метле, навела порчу на весь скот и к утру все коровы, овцы, свиньи, козы, куры, утки и гуси передохли. Только утром, или раньше, если не ложился, не пил больше, и успел протрезветь, понимаешь – детский сад все это. И снова в тебе все воскресло, ты прежний, и все страхи улеглись спать, до следующей встречи здесь, или в другом каком месте.
Покровка. Обрела новый вид старая улица. Одели ее на все лады коммерсанты-миллионеры. Разноцветная, кричащая, стонущая от боли старая улица – Покровка. Так я и шел. Покровский бульвар, треньканье трамваев, пробка в обе стороны, голуби, кормящиеся с руки вечно живущей здесь бабульки, ненастье, желто-красные листья, меленькие лужицы и купающиеся в них безмозглые воробьи, редкие прохожие, в основном военные высоких званий (местная военно-инженерная академия уже давно славится выпускниками-кадрами данной «профессии»). Собачки голодные и теплые, как дыхание спящего, всей сворой, свернувшись клубками, носы под хвост, наслаждаются прелестями царства Морфея… Все это проходится уже в сотый раз. Мелькает перед моими глазами, успевает приобрести смысл, заставляет думать. Мысли вязкие, как серо-черные тучи, тянутся вслед за уходящими, выстраиваются в очередь, не толкаются, не переругиваются, не противоречат сами себе. Так, спокойно и идут. Размеренно, словно пингвины, ждут, когда их обдумают основательно, поймут их.
Я люблю этот участок Москвы больше всех остальных, любимых мной. Из центра успели сделать цирк. Оно конечно хорошо, но когда слишком много хорошего – надоедает. А здесь еще нет. Здесь хочется быть. Тут нет еще косноязычных, кричащих победоносных призывов, как на Тверской, здесь еще не успели застроить все Фаст Фудами, здесь не орет музыка, с разных сторон на всю катушку, как на Арбате… Здесь еще можно думать.
Постепенно подхожу к Яузским воротам. Вот сюда уже дошла «заботливая рука» несущая на ладони готовые отдаться деньги. На восстановление, на облагораживание, на реставрации… ресторации. Близость к Китай-городу сказывается и видится во всем.
Я стою, осматриваю взглядом Яузский мост, дальше, где-то за домами, по трамвайным путям Пятницкая, Третьяковская… Москва… Разворачиваюсь и иду назад. Одежда почти промокла, страницы в блокноте стали похожи на раскатанный лист мокрой ваты – того и гляди расползутся на волокна.
«Петровско-Разумовская, Коровинское шоссе – двести рублей» - погружаю свое тело в автомобиль «Волга» с надписью «Новое желтое такси». За рулем старый, синий таксист. Любопытный и болтливый как домохозяйка. Тут же выслушиваю короткий рассказ о прошедших выходных на даче, о грибах, рыбалке, тамошней местной паленой водке, барахлящем карбюраторе, просиженных пружинах на водительском сидении, погоде на ближайшую пятилетку, брате жены, чайниках на дорогах столицы и еще Бог знает о чем - только не молчать... На вопросы не нужно отвечать. Может быть тогда он замолчит… Я еду домой… домой...
Садовое кольцо. Даже проезжая в автомобиле мимо всего, что здесь есть – хочется прибавить скорость до максимума, или зажмурится. Невыносимо смотреть на «украшенность» всего, что находится по обе стороны улиц садовых... Больно и противно. Вот уже брезжит салатовыми своими стенами Савеловский вокзал. Отталкивающий цвет стен приглашает любителей морской болезни в незабываемое путешествие в Дмитровскую, Савеловскую, Истринскую слободу… Зона вечной пробки – Дмитровское шоссе. Медленно, но верно, от светофора к светофору я еду домой. Что-то говорит о том, что я действительно больше не вернусь. Я не хочу жить здесь. Я устал… я ухожу… Завтра.
Подъезжая к институту «Микрохирургии глаза им.Федорова», мне кажется, что я попал в другой мир. Все здесь спокойно и тихо. Мирно и размеренно. Катится вниз по наклонной, сантиметр за сантиметром, не унывая и не жалуясь ни на что. Даже автобусные остановки другие, не такие как в центре. Другой мир, другая жизнь, другие люди…
Я тоже становлюсь здесь другим. У меня появляются другие проблемы, мысли местного масштаба, и не волнует уже стон центра города. Его вопли и скрежет зубовный старых, рушащихся постепенно домов. Его плач спиленных деревьев, ради установки очередного пивного шатра «Балтика». У меня здесь другая жизнь. И только редкими вечерами, просиживая свои штаны в каком-нибудь пьяном баре, я вспоминаю, что я люблю Москву… «А теперь решено: без возврата, я покину родные края, уж не будут листвой крылатой, надо мною звенеть тополя…»
В квартире, я переношу все исписанные страницы в цифровой формат. Ноутбук сохраняет файл с расширением «.doc», и я спокойно складываю рукопись в большую папку, убрав ее затем в дорожную сумку. Услышав щелчок о готовности чайника обжечь мои внутренности кипятком, и иду на кухню и наливаю себе кофе. Сигарета, тишина, дымящаяся чашка, аромат осени из раскрытого окна девятого этажа, настенные часы, тикающие и такающие, мысли, музыка из соседнего дома (подождем… твою мать!), журчание воды в туалете, желтые пятна на потолке, пепельница, стол… До свидания все. Прощайте… «…я покину родные края…»
РБК. 13.10.2001. 23:59:02
Очередное крушение самолета компании «Внуковские Авиалинии» произошло сегодня ночью. В районе Атлантического океана потерпел крушение самолет Боинг 767 с пассажирами на борту. По предварительным данным спастись не удалось никому. На борту самолета находилось рекордно малое количество пассажиров и экипаж в составе 8 человек, включая бортпроводниц. Точная причина крушения пока неизвестна. Служащие МЧС и спасательные бригады в данный момент находится в пути к приблизительному месту крушения…
«Уж не будут листвой крылатой, надо мною звенеть…»
ноябрь 2003
Символично оставить Родину, отдав дань самому любимому празднику коммунистов, к которым я абсолютно никакого отношения не имею, слава тебе Господи. А ведь они сейчас славно погуляют, помашут красными флагами, корпоративными, коммунистическими воздушными шариками, лозунгами и транспарантами. Возложат красные гвоздики к памятникам, чудом оставшимся в живых. Побьют морды тем, кто скажет чего-нибудь против, наорутся до охрипья в матюгальник, про то, какие они замечательные – коммунисты. Прославят, в очередной раз Ленина, коммуну, вспомнят про МИР, ТРУД и, не к месту, про МАЙ. Замерзнут, промокнут под суровым ноябрьским дождем, неблагосклонным к ним и по вероятности присоединившимся, к так называемым, «Правым». Те, кто послабее, схватит коммунальную болезнь - воспаление легких, и в конце концов, все они разбегутся по своим коммунальным же квартиркам, чтобы вечером, под пение «Интернационала» до последней капли испить стаканы с умом, честью и совестью их эпохи…
Осень в этом году свалилась на города и веси также неожиданно, как в свое время слава и всеобщее признание на господина Президента РФ. Серым куполом заслонив солнышко, лишив тепла и здоровья БОМЖей и зарегистрированных по всем полагающимся законам граждан, осень поливала дождиком каждый день начинающую гнить травку, поредевшие ветви разнообразной российской флоры, а также непокрытые головными уборами головы жителей Москвы и гостей столицы. Пытаясь скрыться от непогоды под зонтами, люди ежились и ходили такие же серые, как и небо. Улыбки стали редки, смех в общественном транспорте раздавался только от пьяных, беседующих между собой пассажиров. Вообще так всегда было в середине осени: грязные лужи - с отливами бензиновых пятен и красиво украшенные палой листвой, первые снежинки, редко долетающие до своей цели – земли, промозглые дожди, северный ветер, пронизывающий до мозга костей, грязь-лужи, лужи-грязь, грязь...
Я медленно шел по бульварному кольцу, в сторону Покровки. Здание «Лукойла» своей тяжестью и величием подпирало небесный покров. Фонтан на ступенях не работал, вместо него воду гонял некто, заведующий в небесной канцелярии осадками, в данном случае - дождями. Билет на самолет согревал карман и душу. Было о чем подумать, было что записать. Не каждый день покидаешь Родину навсегда!
С этой мыслью я перешагнул порог кафе с названием «Русь Изначальная» и, окинув взглядом жидкое количество посетителей, присмотрел столик в углу. Я не хотел ни от кого скрываться в этой точке соприкосновения двух стен, отнюдь нет, просто это было единственно нормально освещенное место. Скупой инвентарь кафе-столовой оставлял не самые добрые впечатления. Некоторые столы качались, и по моим наблюдениям, один из них мог бы даже упасть. Это было видно по тому, как посетители, по всей вероятности, часто посещающие это место, аккуратно обходили его стороной. О замене, вероятно, не могло быть и речи. Если хозяин начнет в каждом своем кафе менять столы - он просто разорится. Сложно представить себе лицо кавказской национальности, весом 150 килограмм, не имеющим ни одного свободного от перстня пальца… поднимающимся по эскалатору в метро. Ха-ха…
Стены «заведения» местами были заляпаны жирными пятнами, как будто здесь снимали сцену «кидания сладостями», для какой-нибудь малобюджетной, дрянной комедии. Навязчивая, неприятная музыка, вылетающая вместе с гнилыми кусками слов вещающего на всю страну дебила, о том, что «надо ждать - чью-то мать». Его противный голос был похож на простудившегося, и одновременно страдающего поносом диснеевского Дональда Дака. Не смотря на все это, я не передумал и не покинул своего места. Заказав у «официанта» кружку «Золотой бочки» и фисташки, посмотрев ему вслед, я достал блокнот. Ненавидящие, брезгливые глаза бармена не давали сосредоточиться. Он буквально с остервенением осматривал каждого посетителя, входящего и исходящего, одновременно натирая большую пивную кружку мягкой тряпочкой из прессованного поролона. Его взгляд выражал глубокую неприязнь ко всему, что здесь находилось. Ему очень подошел бы голос этой только что закончившей петь скотины. Хотя… Может он остался один, без своей девушки, или мальчика, а может его не устраивает работа, зарплата, может на учебу денег не хватает, а может… У каждого в жизни, есть не одна сотня таких вот «МОЖЕТ». Не каждый в силах перелопатить и с десяток таких вот своих «МОЖЕТ». И самое противное, что никто не хочет, справляясь со своими, помочь другим, избавиться хотя бы от одного малейшего «МОЖЕТ»…
Испив гениальное изобретение египетских фараонов, записав с десяток предложений и пару целых абзацев в блокноте, я щедро расплатился за пиво и покинул скорбное рабочее место несчастного бармена. Дождь не прекратился, вопреки вещанию модно одетой (одежда ведущим предоставлена…), костляво-бесфигурной молодой особе, которая дважды не смогла правильно произнести Сыктывкар. Гидрометеобюро, в очередной раз, на пару сотен километров ошиблось в расчетах с прогнозом на сегодняшний, вчерашний и, вероятно завтрашний день. НИКТО не виноват, НЕЧЕГО делать. Только на выходе, посмотрев вслед молодой особе зашедшей в кафе, я обратил внимание на прозрачное с внутренней стороны стекло. На нем было наклеено название данного кафе, выполненное витиеватым шрифтом, но некто, посчитавший остаться неизвестным, сделал небольшие, но кардинальные изменения в названии заведения. К слову «Русь», белой краской была приписана буква «С», а «изначальная» - было разделено в конце, между «а» и «я», косой линией. Неизвестный мастер с аптечной точностью подтвердил мои соображения по поводу силы и могущества моего родного, русского языка.
Метрополитен отрыгнул новую кучу народа на мокрый асфальт Чистопрудного бульвара, и все они постепенно стали рассасываться кто куда. Кто-то остался стоять на месте, под навесом величавого строения входа-выхода станции метро «Чисты пруды», в надежде на скорую кончину кратковременного дождя. Остался мужичок с коротенькой бороденкой, тетка с прической-домом, молодая мамаша с ребенком трех-четырехлетнего возраста, который глазел по сторонам и молчал… Некоторые пошли в атаку на торговые палатки, стоящие здесь в изобилии, кто-то остался ждать трамвая, курили, пили пиво, думали, звонили, вспоминали, ругались, плакали… Лохотрон, несмотря на погодные условия, действовал по прежней схеме, обувая людей на кровно заработанные или с огромным риском украденные денежки. Старый, опытный БОМЖ умело извлек из мусорной вазы продолговатую бутылку Pilsenerа и немедленно выпил остатки божественного нектара, оставленные в изобилии щедрым покупателем оного. Все это двигалось, галдело, менялось и трансформировалось как небеса в ненастье. Из музыкального киоска доносились звуки, видимо модного нынче Игорька - «Подождем… твою мать!». На трамвайной остановке – временное затишье. Долгожданная «Аннушка», звоня, приближается к своему конечно-начальному пункту. Входящие в трамвай люди сменяются другими, похожими и не похожими на предыдущих, пьяными и трезвыми, бедными и побогаче… Серая масса людей редко скрашивалась ярким пятном спортивной одежды девушки-тинейджера, прогуливающей лекции по ядерной физике или философии. Но и та пропадала в куче зонтов и широких плеч, и со временем, с годами становилась ими же. Желтые листья, беспомощно летели с деревьев, иногда сами, от старости своей, иногда под действием ветреных порывов, но и те и другие подчинялись законам физики и падали, падали… Мелкая гранитная крошка, не покрытая павшей листвой похрустывала под ногами, дождь моросил, и было всего жаль…
Было такое чувство, что меня обуяла ностальгия, еще до того, как я покинул Родину. Я с каким-то сожалением смотрел в эти лица, пугливые, прячущие нагловатые глаза, на деревья, скамейки, чугунные решетки заборов, отделяющие проезд от прохода. Мне не хотелось остаться здесь, с ними, но хотелось взять все это с собой. Поместить всех у себя, затолкнуть в душу, помнить, хотя бы помнить обо всем этом. Я, получивший свою пусть не большую долю известности, ни разу не думал об этом. И сейчас дневник, получающий неровные буквы, принимая абзацы и строки в свои чистые листы, вряд ли надеется на то, что когда-нибудь это все будет читать кто-либо другой, посторонний, но ценящий мой скромный вклад в нашу нескромную, последнее время, литературу.
Чистые Пруды. Даже здесь, наши люди тонули. Никогда не забуду зеленоватое лицо студента, выловленного службой спасения этим летом. Он совсем недолго «наслаждался» изучением дна. Пьяненькие приятели и приятельницы несчастного, заметив, что в лодке не хватает одного человека, принялись вопить на всю улицу, и лишь один из них достал из рюкзачка телефон и набрал 911 или 03…
Этому месту посвящали песни. Ностальгические, слезливые, заставляющие задуматься. Здесь снимали фильмы, видео клипы, проституток и лодки. Разнообразная публика посещала это место, и редко кто-то из них задумывался над тем, что когда-нибудь, всего этого не станет. Не в буквальном смысле, хотя видения Москвы будущим новым мэром столицы непредсказуемы, а в душах, в памяти – все недолговечно сохранится там, внутри. И сидя где-нибудь в Мельнбурнском баре никто не вспомнит песню Талькова или Булгаковского Мастера. А кто-то и в своей московской квартире позабудет обо всем, вливая в глотку горькую или сладкую.
Мать сказала мне по телефону, что - «Родина меня не отпустит!». Я начинаю понимать и принимать то, что она имела ввиду. Проходя мимо всех этих облезлых кустов, обнаженных, но не стесняющихся деревьев, под этим грязным небом, плачущими, но не сдающимися облаками, мимо жизни вокруг – понимаю: жаль мне всего этого лишиться. Там не будет грязи на тротуарах, ветром гонимых обрывков газет, окурков и пустых банок-бутылок, не будут мелькать разбитые лица бродячих престарелых людей обоих полов, а каждый местный БОМЖ там будет похож на любого нашего человека, имеющего жилье, в виде комнаты или даже квартиры, и два-три минимальных оклада в месяц. Хотя с другой точки зрения – жалеть об этом глупо.
Билеты на самолет были куплены у одного из крупных операторов, с доставкой, с пожеланиями счастливого полета – на тринадцатое число. Несчастливая цифра, как показывают исследования, будоражит мозги не только у «наших». Самым нелетательным днем является 13 число каждого месяца, а уж если это пятница… тут вообще говорить нечего. Летают только те, кто, либо вообще ни во что не верит, либо те, кто просто забыл, какое сегодня число (вспоминается герой Мягкова в «Иронии судьбы»). Я скорее причислю себя к первым.
Никогда, или почти никогда, я не верил ни во что, и ни в кого. Исключения составляют случаи, когда под осенним или летним ночным небом, в лесу, у костра, рядом с поставленной палаткой, после огромного количества спиртного и съеденного мяса, после обсуждения насущных проблем, ты со своими приятелями сидишь покуривая и вспоминаешь небылицы, пришедшие из детства, вместе с верой, что никого вокруг, кроме того, что ты видишь - нет. И после очередного, необъяснимого логикой рассказа, начинаешь ежиться в тишине леса, представлять себя на месте героя, предполагать свое поведение в данной ситуации, и… забываешь, что ты во все это не веришь. Алкоголь помогает тебе в этом, и ты уже не подвластен своим устоявшимся понятиям, не существует твоего бесстрашия, а в кустах, вот-вот появится та самая бабка, которая, пролетев над деревней на метле, навела порчу на весь скот и к утру все коровы, овцы, свиньи, козы, куры, утки и гуси передохли. Только утром, или раньше, если не ложился, не пил больше, и успел протрезветь, понимаешь – детский сад все это. И снова в тебе все воскресло, ты прежний, и все страхи улеглись спать, до следующей встречи здесь, или в другом каком месте.
Покровка. Обрела новый вид старая улица. Одели ее на все лады коммерсанты-миллионеры. Разноцветная, кричащая, стонущая от боли старая улица – Покровка. Так я и шел. Покровский бульвар, треньканье трамваев, пробка в обе стороны, голуби, кормящиеся с руки вечно живущей здесь бабульки, ненастье, желто-красные листья, меленькие лужицы и купающиеся в них безмозглые воробьи, редкие прохожие, в основном военные высоких званий (местная военно-инженерная академия уже давно славится выпускниками-кадрами данной «профессии»). Собачки голодные и теплые, как дыхание спящего, всей сворой, свернувшись клубками, носы под хвост, наслаждаются прелестями царства Морфея… Все это проходится уже в сотый раз. Мелькает перед моими глазами, успевает приобрести смысл, заставляет думать. Мысли вязкие, как серо-черные тучи, тянутся вслед за уходящими, выстраиваются в очередь, не толкаются, не переругиваются, не противоречат сами себе. Так, спокойно и идут. Размеренно, словно пингвины, ждут, когда их обдумают основательно, поймут их.
Я люблю этот участок Москвы больше всех остальных, любимых мной. Из центра успели сделать цирк. Оно конечно хорошо, но когда слишком много хорошего – надоедает. А здесь еще нет. Здесь хочется быть. Тут нет еще косноязычных, кричащих победоносных призывов, как на Тверской, здесь еще не успели застроить все Фаст Фудами, здесь не орет музыка, с разных сторон на всю катушку, как на Арбате… Здесь еще можно думать.
Постепенно подхожу к Яузским воротам. Вот сюда уже дошла «заботливая рука» несущая на ладони готовые отдаться деньги. На восстановление, на облагораживание, на реставрации… ресторации. Близость к Китай-городу сказывается и видится во всем.
Я стою, осматриваю взглядом Яузский мост, дальше, где-то за домами, по трамвайным путям Пятницкая, Третьяковская… Москва… Разворачиваюсь и иду назад. Одежда почти промокла, страницы в блокноте стали похожи на раскатанный лист мокрой ваты – того и гляди расползутся на волокна.
«Петровско-Разумовская, Коровинское шоссе – двести рублей» - погружаю свое тело в автомобиль «Волга» с надписью «Новое желтое такси». За рулем старый, синий таксист. Любопытный и болтливый как домохозяйка. Тут же выслушиваю короткий рассказ о прошедших выходных на даче, о грибах, рыбалке, тамошней местной паленой водке, барахлящем карбюраторе, просиженных пружинах на водительском сидении, погоде на ближайшую пятилетку, брате жены, чайниках на дорогах столицы и еще Бог знает о чем - только не молчать... На вопросы не нужно отвечать. Может быть тогда он замолчит… Я еду домой… домой...
Садовое кольцо. Даже проезжая в автомобиле мимо всего, что здесь есть – хочется прибавить скорость до максимума, или зажмурится. Невыносимо смотреть на «украшенность» всего, что находится по обе стороны улиц садовых... Больно и противно. Вот уже брезжит салатовыми своими стенами Савеловский вокзал. Отталкивающий цвет стен приглашает любителей морской болезни в незабываемое путешествие в Дмитровскую, Савеловскую, Истринскую слободу… Зона вечной пробки – Дмитровское шоссе. Медленно, но верно, от светофора к светофору я еду домой. Что-то говорит о том, что я действительно больше не вернусь. Я не хочу жить здесь. Я устал… я ухожу… Завтра.
Подъезжая к институту «Микрохирургии глаза им.Федорова», мне кажется, что я попал в другой мир. Все здесь спокойно и тихо. Мирно и размеренно. Катится вниз по наклонной, сантиметр за сантиметром, не унывая и не жалуясь ни на что. Даже автобусные остановки другие, не такие как в центре. Другой мир, другая жизнь, другие люди…
Я тоже становлюсь здесь другим. У меня появляются другие проблемы, мысли местного масштаба, и не волнует уже стон центра города. Его вопли и скрежет зубовный старых, рушащихся постепенно домов. Его плач спиленных деревьев, ради установки очередного пивного шатра «Балтика». У меня здесь другая жизнь. И только редкими вечерами, просиживая свои штаны в каком-нибудь пьяном баре, я вспоминаю, что я люблю Москву… «А теперь решено: без возврата, я покину родные края, уж не будут листвой крылатой, надо мною звенеть тополя…»
В квартире, я переношу все исписанные страницы в цифровой формат. Ноутбук сохраняет файл с расширением «.doc», и я спокойно складываю рукопись в большую папку, убрав ее затем в дорожную сумку. Услышав щелчок о готовности чайника обжечь мои внутренности кипятком, и иду на кухню и наливаю себе кофе. Сигарета, тишина, дымящаяся чашка, аромат осени из раскрытого окна девятого этажа, настенные часы, тикающие и такающие, мысли, музыка из соседнего дома (подождем… твою мать!), журчание воды в туалете, желтые пятна на потолке, пепельница, стол… До свидания все. Прощайте… «…я покину родные края…»
РБК. 13.10.2001. 23:59:02
Очередное крушение самолета компании «Внуковские Авиалинии» произошло сегодня ночью. В районе Атлантического океана потерпел крушение самолет Боинг 767 с пассажирами на борту. По предварительным данным спастись не удалось никому. На борту самолета находилось рекордно малое количество пассажиров и экипаж в составе 8 человек, включая бортпроводниц. Точная причина крушения пока неизвестна. Служащие МЧС и спасательные бригады в данный момент находится в пути к приблизительному месту крушения…
«Уж не будут листвой крылатой, надо мною звенеть…»
ноябрь 2003
АГНИЯ
Новичок
9/9/2004, 6:22:59 PM
Ты лучший!