Моя повесть..

Странным образом, моя предыдущая тема, связанная с моими произведениями, пропала. Посему, публикую произведение, которое пишу сейчас, здесь по новому. Прошу модераторов, не закрывать ее и не переносить.

Пролог.

ШТУРМ.

Август 1691 года.

На востоке только начали появляться первые проблески утренней зари, когда в залив вошли четыре пиратских корабля. Их появление было слишком неожиданным для часовых, боровшихся с предательским предрассветным сном, поэтому тревогу подняли не сразу. Лишь когда абордажные крючья пиратов вцепились в обшивку двух галеонов, стоявших на рейде форта, а с их бортов полыхнуло пламя артиллерийских залпов, сея смерть и разрушения защитникам форта, на стенах заиграли тревогу.
Из бойниц крепости бухнул пушечный выстрел, за ним второй, третий, облако пушечных дымов, гонимых легким предрассветным ветерком, поползло вдоль крепостной стены. Но было уже поздно: в считанные минуты пираты перебили всю охрану на кораблях, загнали в трюм перепуганную и сонную команду и, подняв паруса, поспешили к выходу из залива, не получив серьезных повреждений.
Уже через полчаса после дерзкой атаки на форт Педро Альварес – комендант и фактический правитель пиратского поселения на Тортуге – расхаживал на южной стене, периодически отдавая приказы и посматривая в подзорную трубу на пиратские фрегаты, выполнявших сложные маневры и стрелявших по форту. Голос Альвареса то срывался на басистый лай, то становился похожим на шипение змеи. Он щедро раздавал пинки нерадивым стражникам и расточал угрозы. Трупы только что казненных часовых, прохлопавших пиратскую атаку и повешенных на зубцах стен, отбивали у солдат не только всякое желание перечить, но и сеяли в их головах зерна недовольства.
Альварес тем временем немного успокоился, сложил трубу и высунулся в бойницу. Пиратские фрегаты отошли к самой границе залива, легли в дрейф и теперь находились вне зоны досягаемости орудий форта. Черт, ведь команды захваченных кораблей наверняка перешли на сторону мятежников - сегодня на рассвете он как раз собирался провести на кораблях несколько показательных казней людей, сочувствовавших бунтовщикам, что вызвало накануне бурю недовольств не только в совете города, но и ворчание на верных ему кораблях.
Ну что ж.… С захваченными галеонами, видать, придется попрощаться. Ну, каков же щенок! Захватить “Святого Людовика”, один из его любимых кораблей!
Альварес скрипнул зубами, но снова сумел овладеть собой. Несмотря на всю свою многоопытность, этому английскому выскочке, этому чертовому ублюдку не удастся захватить город. Кишка тонка, да и силенок для ведение боевых действий на два фронта у него нет. Да и если бы были, то через тортуганские топи ему не пройти с артиллерией - там и человеку не пройти, не говоря уже о пушках. А без них ему северной стены не разломать. И измором не возьмет - в городе много своих ферм и источников с питьевой водой. А там того и гляди, недовольство на кораблях начнется, люди убегать станут от него.
Так или не так думал Альварес неизвестно, но в этот момент пиратские корабли, подняв паруса, снова подошли на расстояние выстрела и их борта окутались дымами, смешанным с утренним туманов. Одна из бомб ударила в стену, недалеко от коменданта, брызнула каменная крошка и Альварес, прервав размышления, сунулся обратно под защиту стен.
“Снять орудия с северных стен и установить на южной стене” - прокаркал он своему адъютанту. - “Да пошевеливайтесь! Что б через час орудия были здесь!”
“Позвольте Вам заметить…” - начал было один из сопровождавших Альвареса, но тот взглянул на него и в его стальных глазах отразились трупы, раскачиваемые ветром на стенах.
Через час орудия были сняты с северных бастионов и установлены на южных стенах. Огонь со стен усилился и пиратские корабли (как и предполагал Альварес, команды захваченных кораблей, перешли на сторону пиратов и их вымпелы теперь были хорошо видны среди других пиратских кораблей, находившихся в заливе) теперь не рисковали подплывать на расстояние выстрела к форту и маневрировали на почтительном расстоянии от форта.
Но штурм начался совсем не там, где его ждали. Альварес справедливо предполагал, что Уильямсу Гору – предводителю взбунтовавшихся пиратов – не удастся начать атаку с севера: там к городу вплотную подступали дремучие и непроходимые чащи, а топи делали северные подступы к городу непроходимых не только для кавалерии и пушек, но и нередко для человека. Именно поэтому северная часть города была укреплена значительно слабее, чем остальные: без артиллерии ее и нечего было думать разрушить, а от атак туземцев с их примитивным оружием северная стена защищала надежно и без артиллерии.
Но именно оттуда и началась главная атака. Из леса грянул одновременный залп более чем двадцати орудий. Деревянные стены форта накренились, но выдержали. Из-за бруствера ответили лишь одиночными выстрелами из мушкетов и аркебуз. Через несколько минут раздался второй залп, и стена рухнула в нескольких местах. Заиграл рог и в образовавшиеся проломы из леса с диким ревом ринулась толпа, чем попало вооруженных пиратов и туземцев. Одновременно с сигналом от кораблей отвалили шлюпки. Штурм начался.
К вечеру все было кончено. Солдаты, месяцами не получавшие жалования и доли с добычи, сдавались почти без боя. Местные фермеры, ремесленники и торговцы, крайне недовольные правлением коменданта, взялись за оружие и очень подсобили бунтовщикам. Лишь те, кто знал, что по прибытии Гора его ждет виселица, а также наиболее преданные соратники Альвареса стояли до конца.
Последним оплотом защитников форта стала городская тюрьма. Десятки убитых усеяли площадь перед ней, но взять хорошо укрепленное здание не удавалось. Лишь когда к тюрьме подвезли осадные пушки, снятые с кораблей, на стенах тюрьмы выбросили белый флаг и распахнули ворота.
Разграбление города продолжалось несколько дней. Все наиболее ценное - золото и серебро в слитках из городской ратуши, красное и черное дерево, вино и ром, табак и кофе, а также многое другое, грузилось на флагманский корабль. Все остальное, что можно было забрать и принадлежало местным жителям, грузилось на остальные корабли, дабы потом, когда они поселяться на новом месте, вернуть им их добро.
К вечеру четвертого дня отблески пожаров, охвативших город, осветили силуэты шести галеонов, шедших курсом на запад вдоль побережья прочь от этого проклятого Богом места. Зарево пожара осветило и большой отряд людей, груженных нехитрым скарбом и направлявшихся по суше в том же направлении, что и пиратские корабли - на запад острова, к старым, давно брошенным поселениям туземцев, где теперь была база Уильямса Гора. Их лица были угрюмы, впереди их ждали новые трудности и новые испытания. Испытания, рожденные победой и новой надеждой на лучшую жизнь.
А в охваченном пожаром городе, на центральной площади, ветер раскачивал на виселице трупы нескольких человек. Среди повешенных, за дикой гримасой боли узнавалось лицо Педро Альвареса. Он проиграл, поставив на карту все, включая собственную жизнь.

Глава 1.
Убийца.
Октябрь 1669 года. За 22 года до описанных выше событий.
Одна из многих портовых таверн испанского города Кадис, носящая название «Vete», гудела от многоголосого и разноязычного человеческого гомона. Стоял октябрь, разгар навигации, многие кадисские корабли уже успели дважды побывать в Вест Индии и вернуться оттуда, в вечно тощих матросских кошельках появилась звонкая монета, которую те торопились прогулять в злачных местах, чтобы хоть как-то скрасить свою серую, трудную и беспросветную жизнь. Но не только испанские матросы спешили насладиться всеми доступными им прелестями жизни: в городской гавани стояло множество португальских, ганзейских, голландских и мальтийских судов. То за одном, то за другим столом вспыхивала ругань, но тут же к месту ссоры направлялся постоянно находившийся в таверне патруль (хозяин таверны щедро платил доблестным испанским солдатам за поддержание порядка в своем заведении), громкие голоса тут же стихали, звучал примирительный звон сдвигаемых оловянных кружек и веселье продолжалось своим чередом.
Дон Мигель (так звали хозяина таверны), сидя на возвышении, наблюдал за огромным общим залом таверны, одновременно принимая заказы, отдавая распоряжения, присматривая за толпой вороватых слуг и поглядывая на скромную дверь, находившуюся в глубине зала. Там, в небольшом, чисто убранном и светлом помещении собирался цвет мореплавателей Кадиса – крупные купцы и владельцы мануфактур, капитаны торгового флота и судовладельцы, адмиралы и каперы – весь цвет испанского торгового общества собирались у дона Мигеля, дабы обсудить свои, далеко не всегда законные, дела.
Они всегда могли быть уверены, что ни одно, даже самое неосторожное слово, сказанное в таверне дона Мигеля, никогда не станет достоянием лишних ушей. Однако одному господу богу было известно, сколько хлопот это доставляло самому дону Мигелю – взятки нужным чиновникам и поддержание связей с криминальными кругами Кадиса уходило больше половины его доходов. Но взамен он получал нечто большее – незапятнанную репутацию и честное слова, которые во всех кругах испанского общества ценились дороже испанских «золотых» и «серебряных» галеонов, прибывавших из Америки.
Сегодня «в светлице» (так называли эту комнату для гостей) у него были особо почетные гости. Братья Альваресы – наиболее крупные в городе купцы, владельцы нескольких крупнейших в Испании мануфактур и дюжины торговых кораблей – встречались сегодня у дона Мигеля с доном Кларисом, бывшим французом, бежавшим в свое время от жарких объятий французской инквизиции и поступившим на службу к испанской короне. Речь шла о важных вещах: Кларисс, будучи испанским капером, приносил ежегодно в королевскую казну более 100000 дукатов, что давало очень щедрое расположение к нему испанского двора. Кроме того, каперские суда не досматривались таможенной службой, не отчитывались перед сборщиками налогов и держали ответ за свои действия только перед самим королем. Альваресы не могли устоять перед соблазном договориться с Кларисом о сопровождении своих судов в Вест Индию и обратно. Разумеется, вся незаконная прибыль делилась пополам. Но ни Кларисс, ни Альваресы, не горели желанием, чтобы испанские сборщики налогов и таможенники узнали об условиях этого договора. И сам дон Мигель тоже был крайне заинтересован в том, что бы об этом разговоре не знали лишние.
Тут дон Мигель прервал свои размышления – поступил новый заказ и трактирщик наклонился к мальчику-разносчику, что бы отдать распоряжение. В этот момент, молодой человек, почти юноша, скромно сидевший в углу таверны за кружкой пива, воспользовался благоприятным моментом, встал из-за стола и быстро юркнул в сторону «светлицы». Если бы он увидел улыбку, мелькнувшую на устах дона Мигеля, наверное, он бы удержался от своего необдуманного поступка и не стал бы искушать судьбу.
Через полчаса из "горницы" вышли Альваресы и направились к выходу, слегка покачиваясь на ходу. Еще через несколько минут из горницы вышел сам Кларисс, бросил на стол перед Альваресом увесистый мешочек с дукатами и также направился к выходу. Дон Мигель улыбнулся – Кларисс, как и все пираты, был крайне скуп. Количество золота за выпитое и съеденное было явно больше, чем полагалось. Кроме того, Альваресы уже рассчитались по прейскуранту. Значит стороны договорились…
Угрюмый телохранитель-японец, появившийся следом за Кларисом, молча кивнул хозяину. Дон Мигель выпрямился, потянулся во весь свой огромный рост, встал.
«Эй, постреленок!» - крикнул он мальчишке-слуге, – «Я пойду, разомнусь, остаешься вместо меня. И гляди мне, голову оторву».
Мальчишка покосился на огромную вымбовку, которую прихватил, уходя, дон Мигель и понуро уселся на хозяйское место.
Дон Мигель тем временем поднялся на второй этаж, прошелся по длинному коридору, мимо жилых комнат (изголодавшиеся по женскому обществу матросы и боцманы, а не редко и знатные синьоры, вместе с не менее знатными дамами, могли насладиться здесь всеми запретными утехами, не опасаясь разглашения своих сердечных тайн), мимо комнат горничных, в самый конец, где находилась малоприметная комнатку для обслуги. Зайдя в комнату, дон Мигель коротким взмахом руки отправил двоих своих телохранителей в коридор, снял засаленный передник и повернулся к молодому человеку, сидящему в кресле.
«Ну-с, дорогой мой», - вкрадчиво молвил он, обращаясь к молодому человеку. От громовых раскатов его голоса тот сильнее вжался в кресло. Вид у него стал окончательно стал жалким и испуганным.
«Значиться мы решили послушать, о чем деловые люди говорят, да?» - также вкрадчиво продолжал спрашивать дон Мигель, в его голосе слышалась едва сдерживаемая ярость. – «Ведь тайны сильных мира сего стоят больших денег, не так ли сынок? Ну, подумаешь, что типчики, сидящие в «горнице», твои дяди и воспитатели, которые тебе никогда, ни в чем не отказывали!!! Ведь денежки не пахнут!!!»
Молодой человек еще сильнее вжался в кресло.
«Ты проиграл большую сумму денег в карты, сынок. Больше, чем мог себе позволить и больше, чем воспитатели давали тебе на траты!» - злая усмешка осветила лицо дона Мигеля. – «Ты связался с плохой компанией. Тебе нужно подумать о будущем, ты ведь не заработал в своей жизни медного гроша, сынок. Ты не знаешь настоящего труда мужчины. Тогда бы ты ценил, то, что зарабатывается таким нелегким трудом».
"Что вы собираетесь со мной делать?" - голос молодого человека заметно дрожал от нескрываемого испуга, лишившего его остатков разума.
Дон Мигель захохотал.
Тем временем слуга-японец легким шагом подошел к двери и кивнул стоявшему на страже верзиле. Верзила кивнул в ответ и направился в комнату для отдыха, находившеюся через несколько дверей. Но дойти до комнаты он не успел - из-за двери, где находился хозяин, грянул выстрел.

ГЛАВА 2.
ПОБЕГ.
Дон Ригель вот уже в который раз поднес к лицу маленький дамский пистолетик и обнюхал его своим длинным носом. От ствола шел едва уловимый запах свежего пороха. Дон Ригель сморщился, положил пистолет на стол и повернулся к столу, где за креслом сидел юный Альварес.
Дон Ригель не сочувствовал юноше. Он даже не испытывал к нему простой человеческой жалости. Он был просто озабочен свалившимися на него проблемами: убийство дона Мигеля, одного из крупнейших воротил испанского бизнеса (как официального, так и теневого), сулило слишком много проблем для многих известных личностей. Оно сулило большие проблемы самому дону Ригелю.
Показания свидетелей – телохранителей дона Мигеля – были очень притянутыми за уши. Они утверждали, что перехватили юного Альвареса в тот момент, когда тот пытался проникнуть в «горницу», скрутили его, доставили его в комнату, обыскали, нашли этот пистолетик, положили его на стол и, когда дон Мигель зашел в комнату, вышли. Затем они услышали выстрел, выбили дверь, ворвались в комнату и увидели там труп хозяина и Альвареса, держащего пистолет и уловили запах пороха. Дон Ригель не очень то верил, что бы профессионалы, зубы съевшие на охране таких важных личностей, допустили ряд таких крупнейших промахов – не забрали изъятое оружие с собой, не проверили – заряжено оно или нет…
И еще одно обстоятельство беспокоило дона Ригеля: Альварес утверждал, что пистолет был не заряжен, что он не стрелял, что когда дон Мигель стал ему угрожать, то он хотел лишь испугать его. Он не знал, что дон Мигель, вечно опасавшийся покушения на свою жизнь, всегда носил на себе кирасу, которую нельзя было пробить выстрелом из маленького дамского пистолета. Ее нельзя было пробить даже из боевого пистолета, даже выстрелом в упор. Лишь выстрелом из аркебузы или мушкета – выстрелом с близкого расстояния – можно было пробить доспехи и убить дона Мигеля! Лишь немногие, особенно доверенные люди, знали об этом.
Знал об этом и дон Ригель – начальник особой городской королевской полиции, ведавший всем уголовным, гражданским, политическим и церковным сыском, совершавшей надзор за всеми подозрительными и не очень подозрительными лицами в округе и обладавший властью большей, чем сам испанский король и папа римский. Но, обладая такой гигантской властью, дон Ригель не получал от испанской короны и половины той суммы, которой он стоил на самом деле и десятой части того, во что он себя оценивал в своем воображении. Именно поэтому он, кроме официального жалования, получал и не официальное – от дона Мигеля, от тех же Альваресов, от других состоятельных граждан Кадиса, которые не жалели денег на добывание нужной им информации. Именно он предупредил дона Мигеля о том, что некоторые темные личности интересуются делами братьев Альваресов и о том, что их непутевый племянник, попав в крепкие лапы шантажистов, сегодня попытается добыть информацию, интересовавшую кое-кого из давних конкурентов и злейших врагов Альваресов.
Скрипнула дверь, в комнату вошел дон Изерг, начальник городской стражи Кадиса. Увидев дона Ригеля, Изерг подошел к нему.
- Мы осмотрели все подступы к дому, - тихо проговорил он, пряча глаза (он тоже был на содержании у дона Мигеля). – Стрелять – если стреляли с улицы – могли только со второго этажа пристройки в левом углу дома.
Дон Ригель и дон Изерг подошли к окну. Дон Изерг показал дону Ригелю на распахнутое окно пристройки. Дон Ригель кивнул – пуля, выпущенная оттуда, вполне могла убить дона Мигеля.
Дон Ригель опустил голову. Это была катастрофа, вся его карьера, карьеры и судьбы многих других людей рушились из-за этого молодого сосунка, не умеющего и незнающего ничего в этой жизни. Сейчас он должен был арестовать юного Альвареса и препроводить его в тюрьму, где его ждали бесконечные допросы, пытки и, в конечном итоге, судебное разбирательство. Конечно, Альваресы очень богаты, в каждом кармане их шикарных камзолов спокойно разместиться по миллиону дукатов. Им ничего не стоит нанять лучших адвокатов, купить всех судей в Испании и добиться оправдания своего несмышленого племянника. Они даже могут добиться выпуска его под крупный денежный залог и отправить его куда-нибудь в американские колонии Испании, где тот не сможет наделать особых бед. Но одному богу известно, что известно юному Альваресу и что он может наболтать за время пребывания в тюрьме, особенно если его подвергнут пыткам.
Дон Ригель остановился, его смуглое лицо озарила улыбка. Идея об американских колониях вдруг показалась ему очень заманчивой. Все-таки он поступил мудро, когда, прибыв на место происшествия, приказал немедленно послать гонца за Альваресами. Ведь закон позволяет оформить залог в любой момент, для этого достаточно доставить задержанного в участок, найти достойных поручителей для него (одно имя Альваресов – уже было достаточным поручительством), быстренько оформить нужные документы и внести залог на депозит суда. Самим же Альваресом также было выгодно, дабы их племянник исчез без лишнего шума.
Дон Ригель посмотрел на начальника городской стражи и понял, что тот уже давно подумал о возможности, мелькнувшей у него в сознании.
- Ты послал за Альваресами? – спросил дон Изерг. – Может, доставим его в участок?
Дон Ригель кивнул.
- Я увожу тогда Альвареса в участок.
Начальник стражи отдал тихую команду, солдаты подхватили Альвареса, все еще пребывающего в прострации, и поволокли на улицу. Дон Изерг бросил прощальный взгляд на дона Ригеля и вышел за солдатами в ночь.
Улица встретила конвой тонкими струями косого осеннего дождя. Спотыкаясь и тихо матерясь, солдаты поволокли Альвареса в сторону городской тюрьмы. Но уже через несколько минут Альварес, немного прейдя в себя, оттолкнул солдат, угрожающе сдвинулись мушкеты, солдаты взяли юношу в кольцо и кавалькада двинулась дальше по быстро темнеющим улицам Кадиса.
До городской тюрьмы оставалось совсем немного. Лишь когда на темнеющем горизонте появились очертания портовых сооружений, Альварес занервничал, незаметно поглядывая то на дона Изерга, то на портовые амбары, склады и пакгаузы. Поравнявшись с одним из складов Альварес неожиданно толкнул идущего впереди солдата, ударил второго и, воспользовавшись секундным замешательством, нырнул во тьму одного из ангаров. Нестройными хлопками в след Альваресу грянуло несколько выстрелов, темная фигурка споткнулась, упала, затем вскочила и скрылась за амбаром.
Изрыгая ругательства, солдаты, во главе с доном Изергом, направились следом за беглецом. Кровавый след, петляя, вскорости привел их к закрытым портовым воротам…
На следующее день, около полудня, дон Ригель, вместе с младшим из братьев Альваресов, наконец-то прибыл в порт. Поднявшись к начальнику порта, дон Ригель показал ему постановление суда на задержание Педро Альвареса.
- Я знаю, что вчера Педро Альварес тайно проник на один из кораблей фирмы Альваресов - сказал дон Ригель начальнику порта, показывая на стоявшего в стороне Альвареса. – В соответствии с данной мне властью и предписанием суда, я должен досмотреть все суда, принадлежащие Альваресам.
- Весьма сожалею, - пряча в усы улыбку, ответил комендант порта, - но сегодня, вместе с утренним приливом, корабли Альвареса и корабль сопровождения Кларисса вышли в море. Сейчас они, наверное, милях в двадцати отсюда и догнать их нет никакой возможности, поскольку все наши сторожевые корабли сейчас находятся далеко от порта, а корабли Альваресов самые быстроходные в испанском торговом флоте. Впрочем, вы можете подняться на маяк и посмотреть сами.
Дон Ригель не помнил, как он поднялся на маяк, как смотрел в подзорную трубу, как спускался вниз, как вместе с Альваресом садился к нему в карету. Перед его глазами стояли лишь далекие вымпелы кораблей, уносивших в неизвестность его карьеру, его жизнь.
Что-то тяжелое упало к нему на колени. Дон Ригель пришел в себя, на коленях у него лежал увесистый кошелек.
- Надеюсь, это возместит Вам все неприятности, которые ожидают Вас из-за хлопот, доставленных моим беспутным племянником, - проговорил, улыбаясь, Альварес, и дон Ригель почувствовал, что жизнь налаживается.

Глава 3.

ПЛЕНЕНИЕ.

Ветер сопутствовал маленькому каравану, шедшему под всеми парусами с пассатом на юго-запад. Команды, пользуясь попутным ветром, отдыхали: кто спал на палубах кораблей, кто зашивали заплаты на потрепанной одежде, кто травил обычные матросские байки. Словом, это был один из тех немногих счастливых дней, когда команда могла наслаждаться, не уделяя внимание черной и неблагодарной работе. Но, не смотря на то, что в этих широтах, свежие и попутные ветра были частым делом команде одного из судов, шедшего во главе маленького каравана, не суждено было насладиться всеми прелестями отдыха.
На палубе, под тентом расположился мужчина. Ему было около 60 лет, но судьба хорошо сохранила его – могучая фигура, огромная физическая сила, тонкий и всепроницающий ум, горящий взгляд стальных глаз делали его намного моложе его лет. Перед ним, на маленьком столике, стояла бутылка «канарского» (запрещенного, кстати, к ввозу на территории его испанского величества), на лице блуждала улыбка легкая улыбка, вводившая в некоторое заблуждение капитана корабля.
То, что докладывал капитан, и в самом деле было важным – вот уже минула неделя, как корабль вышел из Кадиса. Караван, поймав попутный ветер, миновал Геркулесовы столбы, вышел в Атлантический океан и, подгоняемый свежим пассатом, держал курс к Южной Америке. Вроде все шло хорошо: если пассаты не спадут, то через дней 10, максимум через две недели можно будет достигнуть владений Испании на Кубе, куда направлялся караван. Но.… Слишком много странностей произошло за это краткое путешествия.
Сначала был их поспешный отъезд из Кадиса, когда среди ночи вестовой доложил, что на борт прибыл младший Альварес. Это уже само по себе было странным – на ночь порт закрывался, доступ в него был закрыт даже для испанского короля. О чем младший Альварес говорил с братом в кубрике, осталось тайной, но уже через полчаса Альварес спустился в шлюпку, а старший Альварес приказал будить команду и пообещал бочонок вина команде и по золотому дукату каждому, если к утреннему отливу караван будет готов к плаванию. Команда, приободренная обещанной наградой (Альварес сдержал слово – матросы получила обещанную награду), с усердием взялась за работу и, еще до открытия порта, с утренним приливом маленькая эскадра подняла якоря и вышла в открытое море.
Потом кок обнаружил пропажу продуктов на камбузе. Сначала подозрение пало на самого кока, – его давно подозревали в том, что он нечист на руку, - но потом несколько матросов обнаружили пропажу своих вещей. Об этом немедленно доложили Альваресу и капитану. Был отдан приказ досмотреть личные вещи всей команду. Но пропавшие вещи найти не удалось.
Обстановка вроде разрядилась и напряжение среди команды спало. Но вчера у одного из боцманов пропал весьма ценный золотой медальон, украшенный брильянтами, и крупная сумма денег. Команда снова возроптала, возникла реальная угроза бунта на корабле.
Вот об этом и всем капитан и докладывал Альваресу. Но на губах того по-прежнему играла легкая улыбка. Лишь когда капитан закончил Альварес посерьезнел:
- Возьмите боцмана и двоих матросов и хорошо поищите в районе кабестана и в якорных ямах. И вызовите ко мне судового врача.
Мужчина поднялся из-за стола и исчез в своей каюте. Несколько минут спустя появился врач – бывший монах, изгнанный из своего ордена за темные дела, высокая двухметровая дылда, одетая во все черное, - поставил на стол свой саквояж и сел в высокое кресло.
- Сейчас тебе приведут одного человека, - начал Альварес. – Он ранен. Если ты его вылечишь, то хорошо. Если же он умрет.… То, тем лучше – мы избавимся от многих ненужных хлопот.
Врач кивнул, не произнеся не слова. Еще несколько минут прошло в молчании, лишь изредка прерываемом свистом ветра в снастях и скрипом такелажа. Наконец, на палубе послышался все возрастающий гул, дверь распахнулась, в каюту ввалились несколько матросов и солдат (у Альваресов на кораблях всегда было по 30-40 солдат на случай стычки с пиратами или бунта на корабле), волоча за собой окровавленного и очень грязного юношу. Еще несколько солдат с трудом сдерживали рвавшуюся следом толпу разъяренных матросов. Наконец-то им удалось вытеснить их и дверь закрылась.
Солдаты поставили юношу на колени перед Альваресом. Тот протянул им увесистый мешочек:
- Благодарю Вас. Вы проявили усердие, вот Ваше вознаграждение, разделите его по справедливости между всеми, - пророкотал Альварес капралу. – Идите, отдыхайте.
Капрал козырнул и солдаты вышли. Черная каланча встала с кресла, подошла к юноше, подняла его голову. Что-то знакомое показалось ему в грязном лице юноши. Бывший монах вытер лицо юноши и легкое удивление мелькнуло у него на лице – перед ним стоял юный Педро Альварес.
Но судовой врач быстро овладел собой – его кое-чему научили братья-францисканцы – и приступил к работе. Юный Альварес, несмотря на свой распутный характер, получил хорошее образование. По крайней мере, в медицине он кое-что смыслил: обнажив рану на предплечье, врач увидел, что рана была чистой, нагноений почти не было, пуля прошла на сквозь, не задев кости и важных органов, свежие повязки держались крепко. Быстро закончив свою работу, Зингер (так звали судового врача) молча повернулся к старшему Альваресу.
- Рана не серьезна, - тихо произнес он. - Через недели две повязки можно будет снять, а еще через пару недель от раны останется только едва заметный шрам.
- Хорошо идите, - ответил Альварес. - И позовите солдат…
Зингер кивнул. Через минуты в каюту зашли капрал и солдаты (все это время старший Альварес смотрел на младшего презрительным взглядом).
- Заприте его в тюремной камере, - Альварес криво усмехался. - Установить строгий надзор.
Недоуменные солдаты переглянулись (многие знали юного Альвареса), но всем был известен крутой нрав старшего Альвареса, поэтому солдаты подхватили юношу и поволокли к выходу.
Тюремная камера на корабле представляла собой маленькую каморку площадью едва более 5 футов. В ней нельзя было даже ходить – только сидеть или лежать. Дважды в сутки – утром и вечером – открывалось окошечко, на подставку ставилась скудная еда: утром кусок хлеба и кувшин с протухшей водой, вечером жидкий суп с куском мяса. Под убаюкивающее покачивание корабля у Альвареса было много времени, дабы обдумать свое положение. Что сделает дядя? Сдаст властям? Вряд ли, иначе ему бы не дали возможность бежать. Высадить на необитаемом острове? Укроет где-то в колониях, повесит на рее? И этого тоже можно было ожидать...
К концу плавания у него уже созрел план дальнейших действий. Но судьба распорядилась иначе: к концу третей недели плавания, поздно ночью Альварес проснулся от грохота пушечных выстрелов. Через несколько минут канонада смолкла и корабль сильно качнуло, раздался сильный удар, от которого Альварес полетел на пол. Тем временем, на верху явно шел бой: слышались пистолетные и мушкетные выстрелы, звенели удары сабель, слышались предсмертные крики. А спустя минут 10 дверь в камеру отворилась, Альвареса выволокли на палубу и бросили в общую группу людей.
- Морган, Морган…, - шептались между собой матросы.
Альварес вздрогнул: имя Моргана наводило ужас на испанцев. Он оглянулся, ища дядю. Увиденное заставило его вздрогнуть: окровавленный дядя, сжимая в руках саблю, лежал на юте в лужи крови, в окружении нескольких убитых испанцев и англичан. Над ним склонился Зингер, что-то делая, затем поднялся и шепнул (громовые раскаты его шепота слышали на баке) стоявшему рядом мужчине:
- Жить будет.
- Хорошо, - ответил мужчина. Затем он повернулся к сгрудившимся матросам.
Речь мужчины была коротка – он предложил матросам присоединиться к пиратам, обещая полное довольствие и долю с добычи. К удивлению юного Альвареса, многие матросы приняли предложение Моргана. Альварес, чей острый ум быстро подсказал решение – присоединиться к пиратам и, тем самым, избежать каторжного труда на плантациях в южных морях – двинулся было с большей частью матросов на пиратский корабль, стоявший борт о борт с дядиным кораблем. Но Зингер кивнул Моргану, Морган сделал жест солдатам и скрестившиеся пики преградили путь Альваресу. Морган медленно подошел к нему.
- Куда ты собрался? – с ухмылкой спросил Морган, мертвой хваткой схватив за подбородок Альвареса. – Посмотрим, кто за тебя больше заплатит: твой дядя – надеюсь, он выживет, – или может быть испанское правосудие? Или ты предпочитаешь потрудиться малость на плантациях?
Морган грубо толкнул юношу к группе матросов, пожелавших остаться верных своему хозяину. Через час их перегнали на пиратский бриг, заперли в трюме и пиратский корабль отправился в путь.

Глава 4.

ЗНАКОМСТВО.

Январь 1670 года.

На Рождество и Новый год выдалась на редкость прекрасная погода, праздники отшумели на славу, было выпито немало рому, еще больше сожжено пороху, выпущено фейверков, убито и искалечено различных людей, разграблено близлежащих селений и ферм. Вслед за весельем наступило и похмелье: на следующий день после нового года разразился сильнейший тропический тайфун, какими тропики изобилуют в это время года, улицы опустели, в порту, надежно защищенном от капризов волн и погоды, стояли на якорях пиратские корабли (надо было быть сумасшедшим, что бы выйти в море в это время года).
Было пусто и в таверне – мало кто отваживался выйти на улицу под ураганными порывами ветра и проливным тропическим дождем. Лишь за одним из столов сидел молодой юноша лет 20, вот уже час потягивающий из кружки крепкое бочковое пиво, да бармен, стоявший за стойкой и протиравший пустые кружки.
В лице бармена с трудом угадывалось прежнее молодое, веселое лицо Педро Альвареса. Тяжелы были его думы о своей прежней жизни, но сейчас он думал о том самом юноше, сидевшем неподалеку от него. Появился тот на Тортуге почти одновременно с Альваресом: мыкаясь по поселению в поисках пристанища он заметил юношу, стоящего на палубе только что пришедшего корабля и о чем-то говорящего с капитаном. Молодой человек что-то втолковывал старому морскому волку, капитан пиратской посудины отрицательно качал головой, затем вручил юноше маленький кошелек с несколькими серебряными монетами и юноша, взяв вещи, сошел на берег. В тот же день Альваресу удалось найти работу в местной маленькой, захудалой харчевне – за скудное жалование, харч и жилье. Несколько дней спустя, приступив к работе, он снова увидел знакомого юношу – тот пришел в таверну выпить пива. Очевидно, дела его шли не очень, иначе бы он не выбрал эту жалкую харчевню, где цены были самыми дешевыми в городе, а еда и питье самыми отвратительными на всех островах Карибского моря. С тех пор юноша стал часто появляться в таверне, и, хотя он иногда он оставался на ночь и помогал хозяину – в качестве платы за жилье и еду – делать самую грязну работу, познакомиться с ним у Альвареса случая не было. Он знал лишь, что тот был англичанином и звали его Гор.
Тут Альварес услышал шаркающие шаги. Наверняка пришла эта старая ворона, подумалось Альваресу и тут же услышал сзади голос:
- Эй, Вы двое, - каркнул голос с испанским акцентом. - Идите сюда.
Альварес обернулся, встал и Гор. Старая песочница, надрывно кашляя от тропической лихорадки, поманила их пальцем и жестами приказала им идти за собой. Пройдя темными коридорами, трактирщик толкнул дверь черного входа. В открывшемся проеме, под хлестким ветром и проливным дождем, стояла телега, груженная бочонками с пивом.
- Разгрузите их, да поживее, не то товар пропадет, будете из своего жалования потом мне его стоимость возмещать - прокаркал трактирщик. – Ты знаешь, куда их грузить, - проскрипел он, обращаясь к Гору и, повернувшись, ушел.
Несколько часов спустя, за бутылочкой дешевого вина (трактирщик расщедрился из-за того, что в порту сегодня появилось одно суденышко, неизвестно как прорвавшееся в порт из-за сильного шторма, и матросы которого праздновали удачу в его заведении), Гор рассказывал Альваресу свою историю.
- Я родился и вырос в Америке, - рассказывал Гор. – Родился в семье английских поселенцев-первопроходцев. Нас было у отца пятеро, я самый младший в семье. Ты знаешь, наверное, что по английским законам – любой, кто поселиться в Америке, получает в пожизненное владение 20 акров земли бесплатно и освобождается от налогов на 10 лет. Мой отец приехал с матерью сюда нищими: в Англии они были последними крестьянами. Но деловая хватка у отца была, и трудолюбия у него было не отнимать…
Он работал как вол и нас заставлял. Вскорости, отец сумел неплохо заработать на оптовых поставках кофе, мы прикупили еще земли и отец отправил нас – своих сыновей – учиться в лучший колледж Нового света (учиться в лучших колледжах Англии нам было пока не по карману), получать образование. Но тогда было не совсем спокойно и в Европе, и в Новом Свете.
Почти все европейские страны дрались между собой за колонии. Дважды голландские пираты грабили окрестности нашего поместья, но беда обходила нас стороной. На третий раз нам повезло меньше: пираты разграбили и нашу ферму. Я, как раз, был в то время на ферме и попал в плен. Несколько месяцев я провел в голландской тюрьме близ Нового Амстердама, затем меня и отца (братьев не было во время нападения на ферме) продали в рабство на испанские плантации… Два года провел я там в нечеловеческих условиях, в вонючих бараках, питаясь жалкими подачками надсмотрщиков.
Но однажды нам удалось поднять восстание. Конечно, наш бунт был обречен на неудачу с самого начала – слишком много среди нас было разных людей: и бывшие пираты, и разбойники, и негры из Африки. У нас не было ничего общего, не было даже единого плана действий! Но мы тогда этого не понимали! Мы хотели только одно – свободы! И мы ее получили, перебив всю охрану и разбредясь по окрестностям, где вскорости почти всех наших перебили подоспевшие испанские солдаты. Мне и еще нескольким удалось добраться до города, где нам удалось наняться на каботажную пиратскую посудину, доставившую нас сюда… Ну а дальнейшее ты знаешь…
Теперь наступила очередь Альвареса рассказывать. Он поведал о себе, не таясь, все: о своей беспутной жизни, о том, как попал в цепкие лапы шантажистов, об убийстве трактирщика, о бегстве, пленении Морганом, о выкупе его дядей – за пять тысяч дукатов, – о его жестком приказе: никогда больше не появляться в Испании и в колониях, о прибытии на Тортугу.
- Ведь я в самом деле не убивал трактирщика, - понуро произнес Альварес. – И жестоко был наказан за свое поведение: ведь все что произошло – кара божья за мою прежнюю жизнь!
Так между двумя абсолютно разными людьми зародились первые семена дружбы. Зимние, штормовые, месяцы протекли быстро, наступил период новой навигации. Однажды, под вечер, отлучавшийся куда-то, Альварес зашел в таверну и отозвал в сторонку Гора.
- Тут недавно вернулась из плавания одна пиратская посудина Моргана, - шепнул он Гору. – Они потеряли в стычке много людей и сейчас ищут новых для пополнения экипажа. Давай будем выбираться отсюда… Не всю ж жизнь нам здесь торчать! Я уже договорился с капитаном – он прибережет для нас пару местечек.
Рано утром, получив расчет, Гор и Альварес поднялись на борт каравеллы, заняли свое место в кубрике для команды. А вечером третьего дня, вместе со свежим ветром, каравелла подняла паруса и унесла в неизвестность, на встречу новой жизни… Жизни, где ставкой были их жизнь, свобода и честь, и где от них зависело, что ждет их в недалеком будущем – стремительный подъем и взлет к самым вершинам славы, или столь же стремительное падение и бесславная смерть в портовой драке, во время неудачного абордажа, на рее или доске, перекинутой через фальшборт – удел схваченных пиратов.

ГЛАВА 5.

ПЕРВЫЙ БОЙ.

Июль 1670 года.

Отряд, численностью около 300 человек, быстро погрузился в шлюпки, отвалил от бортов каравелл и брига, в течение нескольких минут достиг берега и начал выгрузку. Через полчаса, выгрузив оружие и обмундирование, пираты двинулись в глубь острова, шлюпки вернулись к кораблям, на каравеллах и бриге подняли паруса и корабли снова вышли в открытое море.
Отряд пиратов быстро двигался сквозь джунгли, сохраняя молчание. Альварес шедший во главе отряда, следом за вожаком, тихо сопел, матерился и обливался потом. Небольшая мортира, которую водрузили на него, весила, наверное, не меньше 300 фунтов и была очень тяжела. Гору, шедшему следом, было не легче, однако он держался лучше Альвареса.
Три месяца, проведенные на пиратском корабле, не прошли для них бесследно. И Гор, и Альварес уже имели некоторый опыт плавания на кораблях, поэтому им пришлось легче, чем многим новичкам, которые попали к Малышу Джонни (так называли их капитана, настоящего же его имени не знал никто, даже Морган). Серьезные пиратские вожаки не искали союза с ним и опытные пираты к Малышу Джонни не шли. Конечно, Джонни был хорошим моряком, опытным капитаном и отличным пиратом. Но ему не везло. Не везло катастрофически и постоянно.
Малыш Джонни постоянно захватывал большие торговые корабли испанцев и голландцев, но груза и денег захваченных кораблей едва хватало на повседневные нужды: на ремонт корабля, на закупку продовольствия и самого необходимого для команды и корабля. Команде доставались сущие гроши, рейтинг Малыша Джонни был крайне низок среди капитанов и рядовых пиратов. Правда, в последнем плавании ему немного повезло: на захваченном испанском корабле оказалось большое количество инструментов и штучного груза, весьма ценимого поселенцами в Вест Индии, а также большое количество первоклассных шелковых тканей, за которые можно было выручить большие деньги и вылезти, наконец-то из беспросветной нужды, постоянно преследовавшие его экипаж. Но многие считали это случайной удачей, презрительные разговоры шли среди пиратов.
Малыш Джонни знал об этих разговорах, но ничего не мог поделать. После непродолжительного ремонта на Ямайке и пополнения продовольствия, каравелла Джонни снова вышла в море. Два месяца пираты рыскали в поисках добычи, но безрезультатно: хоть их курс и лежал на пересечении самых оживленных торговых трасс, захватить какой-либо корабль не представлялось возможным – немало испанских караванов проплыло мимо них, но все они сопровождались тяжелыми военными фрегатами и напасть на такой караван было бы верхом безрассудства, а одиночных торговых кораблей, рискнувшими идти в этих опасных водах без кораблей сопровождения, им не попадалось. В конце концов, Джонни вынужден был повернуть к Ямайке и присоединиться к эскадре Моргана для пополнения запасов продовольствия и воды.
Здесь произошло неожиданное. Морган, вызвав Джонни к себе, дал ему поручение – совершить набег на испанское поселение Сантьяго на Кубе. Этот приказ немалое вызвал удивление среди пиратов: на Сантьяго никогда, не смотря на исключительно удобное расположение и хорошую защиту от атак с моря, не было особенно чем поживиться. Но приказ есть приказ: многие посчитали, что Морган роет могилу Малышу Джонни и этот приказ имеет целью погубить его. В помощь Джонни дали еще две каравеллы и бриг, усиленные полутысячей пиратов.
Джонни решил ударить по Сантьяго с двух сторон: с суши там не ждали нападения. И вот сейчас Альварес и Гор, оказавшиеся в числе добровольцев, потели под жарким тропическим солнцем под тяжестью оружия. Впрочем, им не на что было жаловаться. За эти три месяца они приобрели, не смотря на свою юность, некоторый вес среди пиратов. Альварес, неплохо разбиравшийся в медицине, немало потрудился, леча раны и болезни своих коллег по ремеслу. К тому же, он обладал неплохими организаторскими способностями и даже сам Малыш Джонни высоко оценил его усилия по подготовке этого похода, назначив одним из помощников командира отряда.
Но Альварес не забыл и Гора: для того не прошли даром годы обучения в колледже, да и шпагой Гор владел лучше многих опытных пиратов. В перерывах между повседневными делами Гор обучал молодых пиратов владению холодным и огнестрельным оружием и штудировал книги по навигации, а сейчас шел следом за Гором, во главе небольшого отряда рослых пиратов-гренадеров, в чью задачу входило забросать испанских солдат гранатами в начале боя и вступить в ближний бой, отвлекая, таким образом, испанские силы от главного удара с другой стороны и со стороны моря. По сути, это был отряд смертников, шансов уцелеть у них было мало. Но Альварес, не смотря на все старания, не смог ничего сделать для друга: Малыш Джонни категорически отказался перевести Гора из отряда гренадеров в более безопасное место.
К вечеру отряд вышел к фактории Сантьяго. Благодаря наступившим сумеркам, пиратам удалось подобраться вплотную к стенам форта. Стена леса стояла достаточно далеко от форта, подбираясь к стенам крепости только в двух местах. Именно отряд Гора должен был ударить по городу у юго-восточного бастиона, дабы второй отряд мог, воспользовавшись временной неразберихой, ударить чуть западнее, а с кораблей, которые вскорости должны были подойти, мог высадиться десант. Обычно, гарнизон таких факторий невелик – человек 100-150, поэтому дерзкая атака с трех сторон вполне могла удастся. Пока же, в ожидании подхода кораблей отряд расположился передохнуть. Командир отряда подозвал к себе командира гренадеров.
- Ты помнишь свою задачу?.. Хорошо… Теперь слушайте сюда. Твой отряд я усиливаю отрядом из 30 человек. Команду над всей группой я передаю тебе, Педро. В случае необходимости, мушкетеры поддержат тебя. Ты все понял?
- Да, понял, - прохрипел тот.
- Вот и хорошо, - сказал командир. – Четыре мортиры мы берем с собой, одна остается вам на всякий случай.
Командир знаками дал команду основному отряду собираться и через 10 минут пираты исчезли в темноте. Отряды Гора и Альвареса (Альварес, по счастливому совпадению, оказался в отряде мушкетеров, которые должны были помогать гренадерам Гора) расположились отдохнуть перед боем. Выставили дозоры и разлеглись кто где.
Через три часа, когда совсем стемнело, у юго-западного бастиона глухо заухала сова.
- Ну, с богом, - прохрипел командир отряда. – Начали.
Яркая вспышка озарила ночную тьму, осветив бастион. Несколько секунд спустя второй взрыв осветил бастион, с моря докатился отдаленный грохот морских орудий…
… Пиратская атака захлебнулась. Одиночные выстрелы с юго-восточного бастиона в начале атаки, превратились в непрерывный огненный шквал. Убитых среди пиратов было немного – человек 5, но огонь со стен был чрезвычайно плотный, мешая пиратам поднять голову. Лишь изредка бухала из леса одинокая мортира, да иной смельчак высовывал голову изо рва, дабы метнуть гранату в сторону стен. Вожак ничего не мог поделать: вот уже два часа он с пробитой головой лежал на земле.
У юго-западного бастиона вот уже полтора часа не стихал бой: канонада то усиливалась, то стихала. Было очевидно, что пиратам не удалось преодолеть сопротивление испанцев и у западного бастиона. Гор и Альварес, перекрикивая шум выстрелов, совещались, пытаясь что-то предпринять.
- … Там, на бастионе, их человека двадцать, не больше - ревел Альварес. – Человек пять бегают от бойницы к бойнице и стреляют, остальные перезаряжают. Они не могут так вечно бегать туда сюда, рано или поздно наступит пауза… Мы сделаем так: раздадим все гранаты оставшимся в живых, а когда наступит затишье, то одновременно все начнут метать гранаты. А дальше будь, что будет… Может нам удастся отвлечь испанцев от западного бастиона. А не получиться, так попробуем сами атаковать испанцев…
Для человека, впервые попавшего в подобную передрягу, Альварес держался просто прекрасно. Гор, уже сам пришедших к подобным выводам, согласно кивал головой.
- Хорошо, - проревел он в ответ. – Давай попробуем.
Гор и Альварес поползли под выстрелами объяснять растерянным бойцам новую задачу. Но произошло непредвиденное, часто сопутствующее безумству сумасшедших: когда минут через 20 огонь с бастиона на несколько секунд стих, оглушительный грохот одновременного взрыва около полусотни гранат сотряс стены бастиона, яркая вспышка осветила бастион и, несколько мгновений спустя вторая, более ужасная вспышка, расколола бастион, взметнула высоко в небо камни, бревна, землю, людей. Едва понимая, что произошло, попадавшие на землю пираты смотрели на то, что когда-то было бастионом, на образовавшийся в стене проем.
«Взорвались пороховые склады», - мелькнула мысль у Гора. Он поднялся, достал из-за пояса саблю, но Альварес опередил его, пираты, толпой хлынули за Гором и Альваресом в образовавшийся проем.
На улицах было тихо, смолкла даже стрельба у западанного бастиона. Отряд быстро двигался по пустым улицам к резиденции губернатора. Альварес, прекрасно знавший устройство испанских поселений в Карибском море (несколько раз он был вместе с дядями на Кубе и на Ямайке, ставшей недавно владением Англии), строившихся по единому плану, шел впереди. Пройдя с полмили, пираты лицом к лицу столкнулись с испанским отрядом шедшим на встречу. Нестройно захлопали испанские мушкеты, один из пиратов упал замертво, зазвучали ответные выстрелы, полыхнула бомба среди испанцев и путь снова был свободен, а еще через несколько минут отряд достиг резиденции губернатора.
Здесь пиратам пришлось потрудиться: резиденцию губернатора охранял большой отряд испанских солдат. Снова захлопали выстрелы, полыхнуло несколько вспышек от разрывов гранат, загремели сабли, пираты, тесня испанцев, ворвались в резиденцию. Весь бой занял только несколько минут, но когда пираты, возглавляемые Гором и Альваресом, толпой ворвались в приемную губернатора, их, из пятидесяти человек, в живых оставалось не более двадцати.
Перепуганный до смерти губернатор смотрел на пиратов огромными глазами, не в силах вымолвить ни слова. Гор взмахнул саблей, но рука Альвареса перехватила его кисть, сабля со звоном упала на пол.
- Прикажи своим людям сдаваться, - обозлено прохрипел Альварес и его сабля оставила на щеке губернатора кровавый след.
Через несколько минут горнист заиграл «сдачу», а во все концы города побежали гонцы, неся приказ солдатам гарнизона сдаваться. Но в этом не было необходимости: едва взрыв порохового склада разнес в дребезги восточный бастион и часть крепостной стены, как среди солдат началась паника. Уверенные, что пираты обманули их, солдаты сдавались без боя и уже через полчаса после начала дерзкой, абсолютно безнадежной, обреченной на заведомый провал атаки Гора и Альвареса, город был в руках у пиратов.
Никогда еще Малыш Джонни не брал столько добычи. Двадцать тысяч золотых дукатов, две тысячи двести ювелирных изделий и более десяти тысяч золотых и серебряных слитков – вот далеко не полный перечень того, что грузилось на корабль. К исходу второго дня захваченная добыча была погружена на пиратские корабли маленькая эскадра взяла курс на Ямайку, к родным берегам.

Глава 6.

Морской дракон.

Октябрь 1670 года.

Туман, полный штиль, тихое поскрипывание такелажа и смертельная скука преследовали экипаж кораблей Малыша Джонни вот уже вторую неделю. Устроившись на палубе, Гор и Альварес внимательно изучали старую, потрепанную лоцию, добытую по случаю, на Тортуге: после взятия и разграбления фактории Сантьяго на Кубе их положение заметно изменилось.
Едва корабли Малыша Джонни успели отойти от Сантьяго, как из-за безымянного каменистого островка вынырнули испанские фрегаты. Битва с испанскими боевыми кораблями была чревата крайне неприятными последствиями, на каравеллах и бриге подняли все паруса и, поймав попутный ветер, пустились наутек. Но расстояние между пиратской эскадрой и испанскими кораблями неуклонно сокращалось: будучи более быстроходными и маневренными, чем испанские фрегаты, пиратские корабли были доверху нагружены захваченной добычей, их скорость неуклонно падала. Выручил случай: к вечеру второго дня погони, когда испанцы уже были почти на расстоянии пушечного выстрела от пиратских кораблей, разразился сильнейший тропический тайфун разметавший и пиратов, и их преследователей.
Через неделю, пиратские корабли, изрядно потрепанные штормом, со сломанными мачтами и порванными парусами, собрались, наконец-то, в гавани Порт Ройаля. Их встречали как победителей (каковыми они, собственно говоря, и были): матросы целыми днями пропадали с друзьями в злачных местах, офицеры принимали заслуженные почести от Моргана, а Малыш Джонни был произведен в следующий офицерский чин, под его команду был выделен новенький голландский галеон тон на 500, а каравелла передавалась ему как вспомогательное судно. Не обошла милость и Гора с Альваресом: все помнили, кому они были обязаны победой и богатой добычей. В знак признания их заслуг, Альварес и Гор были произведены в офицеры.
Проблемы начались позже: раскрылось предательство среди приближенных Моргана. Несколько человек, завидовавших славе Моргана и желавших занять его место, предупредили испанцев о готовящемся нападении на факторию Сантьяго. Именно благодаря этому предупреждению, испанцы успели вывезти часть товаров из фактории, усилить гарнизон, а на перехват пиратов была послана эскадра из 10 тяжелых фрегатов. Малышу Джонни, можно сказать, повезло: он вышел из Ямайки на неделю раньше запланированного срока и поэтому опередил испанскую эскадру, поджидавшую его в течение нескольких дней засаде близ одного из необитаемых островов на полпути между Кубой и Ямайкой. Это позволило ему захватить взять штурмом Сантьяго, захватить богатую добычу. Испанский адмирал, поняв, что его обманули, направился к Сантьяго, надеясь захватить пиратов на подступах Кубе, но Малышу Джонни опять повезло и он, благодаря шторму, благополучно вернулся домой.
Предателей отдали под суд и без долгих разговоров повесили, но для Малыша Джонни начались новые проблемы: корабли были сильно повреждены при штурме Сантьяго и во время шторма. Пришлось становиться в док для ремонта. Сам ремонт занял около двух месяцев, но это были самые жаркие месяцы навигации: испанские, голландские, французские, английские корабли тысячами возвращались в Европу, груженные ценным грузом, кораблей охранение не хватало, дабы сопровождать все караваны, многие торговые корабли старались прорваться в Европу в одиночку, надеясь на счастливый случай, и опытный пират мог надеяться, при удачном стечении обстоятельств, обеспечить себе безбедное существование на берегу, несвязанное с риском и превратностями пиратского ремесла. Малыш Джонни злился, распекал нерадивых плотников и мастеровых, но те ничего не могли поделать и никак не могли провести ремонт быстрее.
К тому же, в бою за Сантьяго пираты понесли ощутимы потери, а многие из тех, кто вернулся из похода, покинули Малыша Джонни: по пиратским законам – каждый рядовой пират, которому в походах удалось собрать не менее 1000 дукатов, мог свободного покинуть пиратский корабль и никто не имел права ему мешать или задерживать. Набег на Сантьяго принес каждому матросу из команды Малыша Джонни во много раз больше, чем 1000 дукатов, и большинство оставшихся в живых матросов предпочли получить расчет, забрать свою долю, сойти на берег и заняться бизнесом или другим, более легальным и безопасным, делом. Найти же новых матросов, вместо выбывших, сейчас, в разгар навигации, было весьма проблематично и это еще больше бесило Малыша Джонни – нередко, напившись в таверне, он принимался буянить, обнажив саблю гонялся за матросами, боявшимися его до ужаса (не смотря на свое прозвище, Малыш Джонни был гигантского роста и обладал воистину Геркулесовой силой). После одного из таких фокусов солдаты, по приказу разъяренного Моргана, которому надоели выходки Джонни, связали его и упрятали его – пока суть да дело – в городскую тюрьму, дабы он там поостыл малость.
Альварес и Гор не предавались безделью все это время. На следующий день после возвращения, Альварес собрал вещи и подошел к Гору.
- Нам пора сматывать удочки, - сказал он. – Мы неплохо заработали с тобой, теперь пора подумать и о себе. Помнишь таверну, где мы с тобой познакомились? Так вот: ее хозяин в определенно разорился. Он хочет перебраться в Барселону и там открыть новое дело, а свою таверну здесь он продает, причем продает за сущие гроши. Неплохо бы было ее выкупить: при правильном подходе мы сможем крепко стать на ноги здесь, а потом и расширить свой бизнес на континенте.
Услышанное повергло Альвареса в легкий шок:
- Я не собираюсь пока бросать пиратское ремесло.
Последовавший дальше монолог поверг Альвареса в уныние: Гор с большим энтузиазмом принялся излагать ему одну из утопических теорий, имевших хождение среди мелкой и средней буржуазии, а также, среди части интеллигенции и крупной аристократии, и о которой ему уже довелось не раз слышать, обучаясь в университете. Будучи трезвым прагматиком, Альварес поначалу усмехался, попробовал было спорить, но энтузиазм Гора постепенно заразил и его. После нескольких дней споров он, наконец-то, сдался. В один из дней Альварес спросил Гора:
- Но как ты собираешься преподносить эту теорию здесь? Здесь нормальных людей нет почти – здесь одни неудачники, промышляющее грабежом и пропивающие добытое. Боюсь, твоя идея обречена на провал.
- Так ведь и Богу не создал землю мгновенно: для этого ему потребовалось шесть дней, - возразил Гор.
Альварес проклиная все на свете, все же, не решился бросить друга, хотя и считал его затею обреченной на заведомый провал, и они еще с большим усердием принялись пропадать на вервях, вникая и разбираясь в устройстве корабля, а в свободное от работы время штудировали навигацию. К концу ремонта, они знали устройство корабля не хуже корабельного плотника, а любой штурман каботажного судна мог позавидовать, если бы у него в помощниках был Альварес или Гор.
Через два месяца, корабль Малыша Джонни закончили ремонт, но проблему с экипажем решить не удалось и корабли вышли в море полупустыми: на обоих суднах команды набралось едва сто человек. Новые проблемы подстерегли Малыша Джонни, едва корабли вышли на позицию: в преддверии зимних бурь, на Карибское море опустился густой туман, пассаты спали, корабли вынуждены были лечь в дрейф и ждать лучшей погоды.
В течение всего этого времени Гор пытался убедить Альвареса в правоте своей теории.
- Бог создал всех людей абсолютно одинаковыми, по образу и подобию своему, – говорил он. – Все люди равноправны перед другими людьми и Богом. А что мы имеем в настоящее время? В Европе свирепствуют монархи, кучка богатеев жиреет на правительственных заказах, унижает и притесняет свой народ, живущего в ужасающей нищете и невежестве, колонии беспощадно грабятся, местное население беспощадно уничтожается и обращается в рабство. Эту позорную практику надо менять. Здесь, в Новом свете, мы можем изменить природу человека, направить их на тот путь, что был создан изначально: всеобщее равенство друг перед другом и перед законом…
Альварес хохотал над словами своего друга:
- Ты понимаешь, что ты говоришь? Да некогда не будет справедливого общества! Никогда и нигде! Как бы ты не менял человека, где-то в глубине души он останется скотиной, алчущей только богатства.
Тем не менее, в душе Альвареса что-то осталось от этих разговоров, он чаще стал задумываться. Но к предложению Гора начать агитацию среди матросов Альварес отнеся осторожно.
- Подожди пока, не время сейчас еще, - сказал он. – Люди тебя слушать не станут: после Сантьяго авторитет Малыша Джонни сильно вырос и нас с тобой просто высадят где-то на необитаемом берегу за такие разговорчики – ведь мы с тобой пока еще никто среди пиратов, не смотря на свои заслуги. Давай сначала вернемся на Ямайку: я как раз слышал, что после этого похода Морган собирается пощипать испанцев где-то в Мексике или в Панаме, причем поход замышляется воистину грандиозный. Мы должны попасть в отряд Моргана и, если мы себя хорошо покажем в этом походе, то тогда можно будет попробовать. Но раньше искушать судьбу не стоит.
Гор принялся было спорить, но неожиданное происшествие заставило их прекратить спор: задул свежий восточный ветер, паруса кораблей наполнились ветром, Малыш Джонни приказал менять курс – за время вынужденного дрейфа корабли отнесло слишком к югу от обычных торговых путей в Карибах. Вскорости, вдалеке, в густом тумане, все еще висевшем над морем, замелькали бортовые огни испанских торговых судов, отдаленно зазвучал далекий колокол, которыми суда подавали сигналы друг другу. Пираты аккуратно пристроились в хвост каравана.
Преследование в тумане длилось несколько часов. Пираты шли следом за испанцами, ориентируясь по звукам судовых колоколов. С наступлением ночи, когда с бака корабля было невидно юта, Малыш Джонни решился напасть на испанцев.
Все произошло слишком молниеносно: на испанских кораблях не успели ничего понять, как вдруг из темноты и тумана выросли силуэты двух кораблей, абордажные крючья впились в борта кораблей. В считанные секунды все было кончено: ни единого постороннего шума, ни одного выстрела не раздалось с борта испанцев. Лишь один из матросов был убит, да смертельно ранен помощник Малыша Джонни, а сам Джонни получил серьезную рану в плечо. Решение надо было принимать быстро – брать только один корабль в качестве добычи или рискнуть и довериться малоопытным юнцам – и Малыш подозвал к себе Гора.
- Я знаю, ты изучаешь навигацию, - хрипел Малыш Джонни. – Так вот быстро принимай командование этой карракой, командование галеоном примет помощник «Леонтии» (так называли второе пиратское судно, входившее в состав эскадры) и быстро уматывайте отсюда. Ждите нас через два дня возле острова Остин. Знаешь где это?
- Да, - ответил Гор.
- Хорошо, а теперь улепетывайте отсюда.
Гор не заставил себя долго упрашивать: он уже понял, что Малыш Джонни хотел занять место выбивших кораблей, дабы их исчезновения не заметил сразу, а потом незаметно улизнуть. Быстро отобрав нужных людей, Гор с Альваресом приказали поднять паруса (все, кто находился на корабле, слышали приказ Малыша Джонни) и вскорости силуэты пиратских кораблей, занявших строй в кильватере испанской эскадры, исчезли в тумане и ночной мгле.
Первый самостоятельный переход Гора и Альвареса прошел, на удивление, удачно: к рассвету корабли бросили якорь в одной (а, точнее, в единственной) бухте острова Остин. С восходом солнца туман начал развеиваться, на кораблях начало расти волнение: все, в том числе и сам Гор и Альварес, считали это переход случайной удачей, до Ямайки было еще 500 миль, пройти которые под силу было лишь опытному штурману, но не новичку. Впрочем, штурман «Леонсии», был достаточно опытен, но он находился на другом корабле и при плохом повороте событий вряд ли мог помочь.
Что бы хоть как-то отвлечь пиратов от роптания, Альварес приказал боцману досмотреть добычу, составить список всего, что было в трюмах и спустился в каюту к Гору. Гор, проведший бессонную и трудную ночь у штурвала, к удивлению Альвареса, и не думал ложиться отдыхать. Напротив, он был весел и что-то рисовал. Подойдя поближе, Альварес фыркнул: на синем поле развивался дракон, наполовину высунувшийся из воды.
- Теперь это будет моим гербом, - задумчиво проговорил Гор.
Альварес фыркнул, но не решился сделать замечание своему наивному другу. А вечером того же дня на горизонте появились вымпелы кораблей Малыша Джонни. Выслушав доклад Гора и Альвареса о путешествии и захваченной добыче, Малыш Джонни сдержано поблагодарил их, и эскадра, подняв паруса, направилась к берегам Ямайки.

Глава 7.

Встреча.

Август 1678 года.

Малые Антильские (они же Подветренные) острова расположены на юго-западе Карибского моря, имея форму полумесяца и отделяют Карибское море от Атлантического океана. Часть наиболее богатых и крупных островов архипелага были колонизированы европейцами (прежде всего голландцами и испанцами) в 16-17 веках. На некоторых, которых природа обделила природными ресурсами и плодородием почв, были основаны небольшие торговые фактории. Наиболее же малые, бедные на плодородную почву и полезные ископаемые, острова так и остались (и поныне остаются) необитаемыми. Этим не преминули воспользоваться работорговцы, контрабандисты и пираты всех мастей – с момента открытия Колумбом Америки и до нашего времени эти острова служили (и продолжают служить) для всякого сброда, объединяющегося в крупные шайки и нападающие на проходящие мимо суда, поставляющие в богатые и развитые страны экзотические товары без уплаты таможенных пошлин и обеспечивающиеся избалованным и изнеженных вельмож слугами, чье положение мало чем отличается от положения античных рабов. Испокон веков и до нашего времени правители всех времен и народов ставили пиратов Карибского бассейна на свою, далеко не всегда благородную, службу. Иногда это им удавалось…
На самом востоке Подветренного архипелага расположены три безымянных острова, образующие (если на них смотреть с высоты птичьего полета) вершины почти равностороннего треугольника. Эти острова лежали на самом оживленном торговом пути Испании и Голландии со своими колониями в Вест Индии и вместе с тем они были идеальным местом для засад – неосторожный капитан, рискнувший войти в пролив между островами, сам вкладывал свою голову в петлю. Вот и сейчас опытный наблюдатель мог заметить в укромных бухтах несколько кораблей, явно ожидавших кого-то или чего-то.
Вот уже три недели стоял полный штиль, пассаты, исчерпав свою силу, спали. Стояла невыносимая жара, лишь изредка нарушаемая подобием ветерка. На кораблях царило уныние: вот уже больше месяца они стояли здесь на якоре, ожидая добычу.
Но то ли по причине дурной славы островов, то ли в виду полного штиля, то ли по обеим причинам сразу, за весь месяц удалось захватить только одну жалкую посудину тон на 300, шедшую из Панамы в Кадис с грузом кофе. Среди команды пиратской эскадры росло недовольство, подходили к концу запасы воды и продовольствия.… Если в скорости не удастся захватить солидный караван, то прейдеться возвращаться на Тортугу не солоно хлебавши…
Гор со злостью захлопнул крышку медальона, положил его на стол, встал, подошел к кормовому иллюминатору, из которого было хорошо видно часть острова и второй корабль, стоявший в бухте. Он увидел как Альварес, что-то говорил своим людям, очевидно распекая их, как несколько матросов побежало на бак.
Да, подумал Гор, прислоняясь лбом к стеклу иллюминатора. Возвращение на Тортугу сейчас со столь жалкой добычей чревато падением их с Альваресом авторитета среди пиратских капитанов… Им очень повезет, если их не пустят по доске их же команда. Сколько раз ему говорил Альварес:
- Ты дурак, мечтатель… Люди жадны и алчны… Их интересуют только деньги и власть, которую они дают.… И плевать они хотели на равенство, братство и всю прочую чушь, о которой ты им так красиво рассказываешь! Я знаю, что говорю – сам таким был лет десять назад!
Может быть, он прав и природу людей можно переделать лишь через несколько поколений? Гор устало закрыл глаза.… Будь оно все проклято.… Основать бы где-нибудь маленькую колонию – там, где нет всех тех мерзостей, которое дает человечеству современное общество.… И взять с собой только Альвареса и наиболее преданных людей.
Далекий скрип балок и тросов вывел Гора из задумчивости. Он поднял голову и увидел, что на корабле Альвареса матросы спускают шлюпку, сам Альварес что-то говорит своим каркающим голосом, затем с несколькими матросами спускается в шлюпку и отдает команду грести к флагману. Гор стряхнул оцепенение – надо идти встречать старого друга…
Поднявшись на палубу Гор с удивлением заметил, что штиль спал, свежий ветер освежил его лицо. Одновременно казалось, что ветер принес с собой некоторое оживление на пиратское судно: теперь матросы были не так угрюмы, слышались шутки, команда как бы веселее занималась повседневными делами. Гор усмехнулся: налетевший пассат увеличивал шансы, что в их руки наконец-то приплывет богатая добыча, и сознание этого поднимало боевой дух команды. Надо было бы его усилить.
Тем временем шлюпка подошла к борту, с флагмана спустили трап и Альварес первым поднялся на борт. Гор поприветствовал его, Альварес склонил голову в ответ.
- Скажи коку, - не оборачиваясь, сказал Гор стоявшему рядом боцману, - чтобы подал обед в мою каюту на двоих. И если опять вздумает потчевать команду своей тухлятиной, то сегодня же он сам послужит обедом для акул.… Да, и еще.… Всей команде выдать двойную порцию рома к обеду.
- Слушаюсь, - проскрипел боцман, радостный огонек блеснул в его глазах.
Несколько мгновений спустя боцман исчез на баке. Сообщение о том, что кок будет подвергнут давно заслуженному наказанию и о дополнительной порции рома быстро облетело весь корабль, усиливая возбуждение команды.
- Филантроп, - пробурчал Альварес. – Разбалуешь команду, гляди потом.
Направившись на ют, Гор и Альварес спустились в каюту Гора. Альварес без излишних церемоний (все-таки старые друзья) сел за стол, достал трубку, щелкнул огнивом, раскуривая первоклассный американский табак. Покончив с этим занятием, он посмотрел на Гора.
- Что ты планируешь делать дальше? – спросил Альварес.
Гор молчал. Замолчал и Альварес, несколько минут прошло в томительном ожидании. В каюту зашел кок с юнгой и двумя матросами, накрыл стол, поставил вино, закуски и удалился.
- Медлить больше мы не можем! – прервал затянувшееся молчание Альварес. – Ожидание пагубно сказывается на настроении команды, на кораблях растет недовольство, мои шпионы докладывают о том, что часть матросов готовы поднять бунт. Сегодня я приказал повесить несколько особо разговорчивых. Еще немного и нас ждет та же участь! Дался тебе этот испанский караван! Откуда ты знаешь, что твой источник в испанском адмиралтействе надежен?
- Он надежен, - ответил Гор, не оборачиваясь и смотря в иллюминатор.
Альварес длинно и замысловато выругался по-испански, затем, дабы немного успокоиться, налил из бутылки вина, отхлебнул из бокала.
- Ты наивный дурак! – рявкнул Альварес и приготовился разразиться обычной своей гневной тирадой, но тут его взгляд упал на медальон, лежавший на краю стола. Альварес взял его.
- Что это? Я раньше не видел у тебя этой штуки…- недоуменно спросил он, глядя на богато разукрашенную и выделанную алмазами безделушку. – Откуда она у тебя?
Не замечая гневного взгляда Альварес открыл медальон. С портрета на него взглянул юный женский облик. Облик был на столько мил и прекрасен, что Альваресу стало стыдно за свой необдуманный поступок, он закрыл медальон и протянул его Гору.
- Прости…, - начал было Альварес, но шум, раздавшийся с палубы, заставил прервать его изъявления.
Гор и Альварес выскочили на палубу. Дозорный, поставленный на самой высокой вершине холма острова, показывал, что он что-то заметил. Спустя несколько минут шлюпка с обоими капитанами пристала к берегу, Гор и Альварес поднявшись на холм и настроив подзорные трубы, впились глазами в горизонт. Там, на северо-западе от островов виднелись силуэты нескольких парусников, явно державших курс к островам. Но прошло еще несколько часов, прежде чем можно было с уверенностью сказать, что это купеческие суда испанской постройки, водоизмещением не менее 400-500 тон, сопровождаемых тяжелым фрегатом. Гор что-то тихо сказал вестовым, через несколько минут шлюпка отвалила от берега, неся пиратским кораблям приказ готовиться к бою.
Побежали минуты томительного ожидания. Альварес и Гор, скрывая друг от друга свое волнение, наблюдали за кораблями. Вскоре стало очевидно, что это действительно испанские корабли – испанские вымпелы весело развивались на флагштоках кораблей. Когда испанские суда приблизились настолько, что стало ясно, что они проследуют проливом, а не пойдут в обход островов, Гор и Альварес спустились с холма, сели в шлюпки и спешно направились к свои кораблям.
Испанцы ждали нападения. Но, увидев, что их с трех сторон атакуют около десятка пиратских кораблей, они растерялись, на испанских кораблях началась паника, что дало преимущество пиратам. Первый залп испанского судна-конвоира запел ветром в пробитых парусах, проломил в нескольких местах фальшборт «Санта Люсии», пиратского флагмана. Ответный залп «Санта Люсии» был более точным, почти все бомбы попали в ватерлинию «испанца». Не обращая более внимания на давший крен и стремительно тонущий испанский фрегат, пираты, как коршуны, набросились на купеческие суда. Засвистели кнителли, запела картечь, захлопали мушкетные выстрелы, заскребли абордажные крючья о борта испанских судов, сквозь сгустившийся над битвой пороховой дым на купеческие корабли хлынул поток пиратов. Они были разъярены долгим ожиданием, их было больше, чем испанских матросов, бой быстро превратился в резню и капитанам с огромным трудом удалось восстановить порядок.
Проблемы возникли лишь с «испанцем», шедшим последним и который взяли в оборот корабли Гора и Альвареса. Команда испанского судна была на удивление многочисленной, в состав экипажа входило много солдат (что было необычно для торгового судна) и сражалась они с упорством и яростью, превосходивших упорство и ярость пиратов. Особенно жестокое сопротивление оказывала небольшая группа матросов и испанских солдат, возглавляемая невысоким юношей, облаченного в золоченую кирасу. Нижнюю часть его лица закрывала полумаска, мешавшая разглядеть его лицо. Гор быстро понял, что, если захватить этого юношу (несомненно, принадлежащего к высшей испанской знати), то победа – и победа быстрая (не говоря уже о выкупе, который можно было бы получить за голову этого юноши) – будет за пиратами. Он подозвал к себе боцмана и приказал тому захватить юношу.
- Но учтите, - сказал Гор, - он нужен мне живым! Любой ценой! Тому, кто захватит его, ждет награда – 500 дукатов!
Но этот приказ было легче отдать, чем выполнить. Несколько пиратов пали под жестокими ударами юноши. Остальные пираты, не ожидавшие такого сопротивления, отступили. Наступила зловещая минута. Чаша весов фортуны склонилась в сторону испанцев – пираты, ошеломленные сопротивлением, были готовы броситься в паническое бегство.
Гор и Альварес, поняв, что сейчас судьба сражения зависит только от них, не сговариваясь, выступили вперед, выступил вперед и юноша, весело заблестели под маской его глаза. Золотым огнем сверкнула в лучах вечернего солнца испанская сталь, звякнул удар о кирасу и Альварес покатился вниз по лестнице. Но юноша допустил ошибку и не успел занять оборонительную позицию – удар Гора гардой сабли в лицо поверг его на палубу. Гор в ярости занес саблю над юношей, но что-то удержало его и он опустил руку. Мгновение спустя Гор пожалел об этом: резкая боль внизу живота согнула его пополам. С трудом приподнявшись на коленях он увидел перед собой смеющиеся глаза, снова сверкнуло в воздухе лезвие сабли, Гор, преодолевая боль, ушел вправо, уклоняясь от удара и юноша вновь покатился по палубе, Гор, поднявшись с палубы, медленно острием сабли провел близ лица юноши, повязка спала с его лица. На Гора взглянуло лицо, лицо с медальона.

ГЛАВА 8.

Пленница.

Ночь спустилась над архипелагом. Ветер усилился, наполняя паруса и ускоряя бег небольшой эскадры, шедшей курсом на северо-восток. На кораблях царило веселье, отовсюду слышался смех, на палубах – вопреки строжайшему запрету неписаных, но строго соблюдавшихся, пиратских законов – стояли бочонки с вином. Капитаны изо всех сил не замечали откровенного пьянства команды.
Впрочем, им было, что праздновать: груз захваченных кораблей состоял из пряностей, черного и красного дерева, а самое главное – из большого количества золота и серебра в слитках, предназначавшегося для испанской казны. Кроме того, среди пассажиров испанского каравана было несколько весьма знатных испанских сеньоров, за голову которых англичанами была назначена весьма крупная премия. Таким образом, даже самый захудалый юнга с камбуза, не говоря уже обо всех остальных, обеспечивал себе безбедное существование, почетную старость и пышные похороны.
Совсем другое настроение царило в кают-компании флагмана. Гор сидел в кресле за столом, мрачно потягивая «кларет» и попыхивая сигарой, Альварес развалился напротив, на диване. Разговор шел о важных вещах, но Гор с Альваресом никак не моги понять друг друга.
Постоянные набеги эскадры Альвареса и Гора на испанские торговые караваны и на поселения в Карибском море в течение двух последних лет заставили испанское правительство отнестись к сложившейся ситуации со всей серьезностью (англичане и французы, заинтересованные в ослаблении испанского влияния в Америке, смотрели сквозь пальцы на их художества): против них уже было выслано несколько карательных экспедиций. Правда, при поддержке тех же англичан, эти экспедиции удалось им уничтожить, но теперь.… Теперь, среди захваченной ими добычи оказался весьма ценный груз. Груз, который (если правильно его использовать) может вознести до самых небес, но и который может послужить причиной их смерти. Но тут, впервые в жизни, Альварес и Гор дошли до ссоры. В воздухе откровенно пахло порохом. Альварес знал, что толкало Гора на этот спор, но, будучи прагматиком и трезвым мыслителем он пытался убедить друга свернуть с выбранного им пути. Пока это удавалось плохо.
- Я не понимаю тебе, - рычал Альварес. – Ты ставишь под угрозу всех нас, всех пиратов на Тортуге и в Карибском соре вообще. Сейчас прекрасная ситуация для того, что бы реализовать наши планы. Франция в Испании ведет успешные боевые действия, захватив большую часть Навары и Франш-Конте, английский и голландский флот господствуют на морях, Ганза – давний торговый партнер испанской короны – уже давно почила в бозе, а испанский флот в Карибском море ослаблен постоянными стычками с теми же англичанами и французами. Сейчас, прейдя на помощь французам, мы можем запросто диктовать условия и испанцам, и французам. И, оказав помощь Франции в заключение выгодного для Франции мира с Испанией, мы можем потребовать для себя права создать колонию на одном из островов Антил и временной защиты у французов для нашей колонии, пока она не окрепнет.
А ты? Что делаешь ты? Начинаешь вести опасную игру, пускаешь слюни и раскисаешь от одного вида смазливого женского личика. Да в Кадисе таких девчонок на каждом углу за горсть медных монет готовых на все…
Альварес умолк, увидев яростный взгляд Гора. Его удивила ненависть, мелькнувшая в глазах друга.
- И тем не менее, - с расстановкой произнес Гор, - мы идем на старую базу, к Истаялу… Погоди, не перебивай… Я отдаю отчет в том риске, который ждет нас. Я знаю, что данную ситуацию многие попытаются использовать, чтобы уничтожить нас и взять под свой контроль ситуацию на Тортуге. Но мы не готовы сейчас к тому, что бы обосновываться на новом месте, а тем более, что бы защищать его. И давай не будем больше спорить.
На том разговор окончился. Маленькая эскадра продолжала свой путь на Тортугу. Лишь однажды они отклонились от своего пути: на горизонте возникли два испанских корабля, неосторожно посмевшие идти в этих опасных водах без кораблей охранения.
На кораблях росло любопытство – кто та прекрасная пленница, томящаяся в заключение в лучших каютах на корабле. С того памятного боя, когда их капитан в тяжелом бою – благодаря не столько воинскому искусству, сколько непостижимому военному счастью и благородству врага, одолел противника (к всеобщему удивлению оказавшегося женщиной), а затем, подняв на руки ее, отнес в каюту – никто не видел испанку. Вход в ее каюту постоянно охраняли личная гвардия Гора и Альвареса – верные псы, пресекавшие любые поползновения, отбивавшие всякую охоту задавать вопросы и одним своим видом делавшим невозможным мысль о бунте. Иногда днем, но чаще вечером Гор – изредка с Альваресом, но чаще сам – заходил в каюты пленницы, где проводил долгие часы. Что он там делал, оставалось неизвестным. По кораблю ползли слухи, один невероятнее другого, команда начинала роптать, считая, что капитан попал в плен к испанской колдунье (личность странной гостьи оставалась неизвестной для большинства команды, а те, кто знал ее – предпочитали помалкивать).
Рассвет пятого дня принес разрядку напряжения, царившего на палубах: вдали показались портовые сооружения Лас Севильи – странного города, где нашли прибежище все отбросы общества и где любой беглец, разыскиваемый своим правительством за преступления – зачастую вымышленные, чем реальные – мог найти кров, покровительство и занятие по душе. К полудню пиратская эскадра бросила якорь на траверзе порта. Тут же вокруг кораблей засуетились верткие шаланды, на борт поднялись «таможенники» - так называли в шутку пираты личных офицеров Истаяла, османа, фактически правившего Лас Севильей и следивших за тем, что бы вся награбленная добыча честно учитывалась, поступала на склады города и что бы каждый пират – будь-то юнга или капитан – честно получал свою долю с добычи. Перебросившись несколькими словами со старшим «таможенником» Альварес сел в шлюпку и направился к городу.
Истаяла уже ждал его.
- Присаживайся, сын мой - сказал он, наливая в бокалы вина (мусульманская вера отнюдь не мешала старому пирату отступать от ее суровых требований). – Рассказывай.
Альварес, не скрывая, рассказал Истаялу все – о долгом ожидании в засаде, о бое, о странной пленнице, об их планах с Гором, о долгих беседах Гора с очаровательной пленницей.
- Да, - прошептал Истаяла, когда Альварес закончил. – Это может иметь далеко идущие последствия: Лас Севилья долго не простоит. Каково решение девушки? – неожиданно переменил тему Истаяла. – Она приняла предложение?
- Да, - ухмыльнулся Альварес в усы. – По моему, тут не последнюю роль сыграла не красноречие Уильямса, а симпатии, которая Лидия (так звали таинственную незнакомку) испытывает к Гору.
- Не иронизируй, сын мой, - все также тихо проговорил губернатор. – Не стоит недооценивать силы эмоций, особенно если речь идет о женщине.
После недолго раздумья Истаяла наконец сказал:
- С наступлением темноты доставите девушку ко мне во дворец. Доставите скрытно, под надежной охраной – дабы не одна живая душа раньше времени не заподозрила чего-либо. Вас у причала будет встречать верный мне отряд. Потом решим, что будем делать дальше. Иди, сын мой.
Альварес вернулся на корабль, передал разговор с Истаялой Гору. Когда наступил вечер почти вся команда – кроме вестовых и части гвардейцев Альвареса, оставшихся охранять корабль, – была отпущена на берег, праздновать удачу. Когда же спустилась ночь, гвардейцы Гора вывели из каюты девушку, укутанную в плащ, скрывавший лицо, посадили в шлюпку и Альварес с Гором и девушкой отчалили от корабля.
Путешествие по городу прошло без происшествий, если не считать нескольких мелких стычек с пьяными матросами. Наконец, они прибыли во дворец. Дворецкий, встречавший их у парадного входа, провел странную группу по длинному коридору, подошел к потайной двери и шепнул им:
- Подождите, - и исчез за дверью.
Через несколько минут он вернулся, кивнул им на дверь и сказал:
- Следуйте за мной.
Дворецкий открыл дверь, пропустил девушку вперед, склонился перед ней в низком поклоне и торжественно произнес:
- Ее королевское испанское высочество, инфанта Лидия!
Истаяла, склонился в поклоне перед испанской принцессой, со звоном разлетелось оконное стекло, девушка сдавленно вскрикнула и медленно стала оседать на пол. Гор и Альварес подхватили падавшую Лидию, подскочивший Истаяла, наклонился над нею. Лицо девушки покрылось мертвенной бледностью, дыхание прервалось, из рваной раны на ее левом плече обильно хлынула кровь.

ГЛАВА 9.

СОГЛАСИЕ.

Сквозь опущенные шторы пробился утренний лучик света, пробежал по полу, коснулся столика, упал на лицо девушки, спавшей на высоком ложе. В утреннем свете сильная бледность отразилась на ее лице. Девушка пошевелилась, открыла глаза, откинула одеяло и попыталась встать. Немолодая монахиня, мирно дремавшая у ложа девушки, тоже открыла глаза.
- Ваше Высочество, Ваше Высочество, - испуганно залепетала она, попытавшись остановить девушку и уложить обратно в кровать.
Сильный удар, которого уж никак нельзя было ожидать от маленькой, хрупкой, слабой девушки, прервал кудахтанье монахини, отбросив ее назад, в кресло.
- Vete por la pinga, - хлестнул резкий ответ, южная испанская кровь взяла вверх над привычной светскостью девушки.
Резким движением она встала с ложа, боль в левой груди пронзила ее, в глазах у нее потемнело, когда-то смуглое лицо девушки побледнело еще больше, девушка зашаталась, схватившись за поручень кровати. Монахиня, оправившись от шока, снова попыталась помочь девушке. Что-то узкое и длинное мелькнуло в руке у девушки, теплая красная струйка покатилась по руке монахини.
- Пошла прочь отсюда, шлюха божья, - разъяренной змеей прошипела девушка.
С широко раскрытыми от ужаса глазами, словно увидев перед собой демона (что, собственно, было не так уже и далеко от истины) монахиня вновь отступила назад, пятясь к двери. Не обращая больше внимания на монахиню, Лидия (это была именно Лидия), с некоторым трудом подошла к окну и, преодолевая боль, отдернула шторы.
Яркий утренний свет южного тропического солнца залил комнату, осветив богатое убранство, какое можно было встретить, разве что, только в замках у самых богатых и влиятельных испанских грандов, но ни как не в захолустном пиратском поселении у черта на куличиках. Но Лидия не обращала на обстановку в комнате. Ее больше интересовало то, что происходит на улице. Вот уже двенадцать дней прошло, как неизвестный стрелял в нее из аркебузы, едва только Гор и Альварес привели ее к Истаяле. Четыре дня ее душа и тело прибывали между землей и небом, четыре дня ее личный врач (добровольно отправившийся с принцессой в изгнание), лучшие врачи Истаялы боролись за ее жизнь. Вопреки самым мрачным прогнозам, она выжила, лишь едва заметный шрам, по словам врачей, останется после того, как повязки снимут.
Боль в ране была все еще сильной, мешая двигаться, а самое главное – сосредоточиться, но Лидия не обращала на боль внимания. Ее интересовал Гор. Тот самый высокий англичанин, который первым вступил на палубу ее корабля во время памятного боя, когда ее взяли в плен. Он заполнял ее мысли с того самого момента, когда впервые увидела его. Даже ее нынешнее положение, полное неизвестности, не тревожило ее. Будучи ростом едва в пять футов, Лидии приходилось вытягиваться в полный рост, что бы разглядеть, что происходит на улице. Ее глаза упорно бегали по большой центральной городской площади, ограниченной резиденцией Истаялы, почтой, двумя трактирами, несколькими магазинами и жилыми домами, разыскивая знакомое лицо.
На удивление, в пиратском поселении царил идеальный порядок, так поразивший Лидию еще по прибытию в Лас Севилью. Не было видно пьяных, праздношатающихся, нищих, везде царила идеальная чистота и порядок. Видимо, все то, что Лидия слышала об Истаяле, соответствовало действительности. Долго и напрасно бегали ее глаза по лицам прохожих, Лидия уже отчаялась увидеть Гора, как е взгляд выхватил из группы солдат того, кого она искала. Теперь ее мысли были заняты только одним...
Первые дней десять, врачи не допускали в ее комнату никого. Запрет распространялся даже на Истаялу. Кроме врачей и монахинь-сиделок из монастыря капуцинов, никто не заходил в ее комнату. У каждого окна, в саду возле дома, вокруг дома и даже в самом доме было полно лучших головорезов Истаялы, получивших конкретный приказ, и охранявшим Лидию пуще собственной жизни. Но, третьего дня, осмотрев раненую и, удовлетворенные ходом лечения, врачи объявили: жизнь испанской принцессы вне опасности. И первыми ее навестили Истаяла вместе с Гором.
Но разговора у Лидии с Истаялой не вышло: слишком хорошо они знали друг друга – Истаяла на протяжении двадцати лет был адмиралом испанского флота, Лидия выросла на его глазах. Бежавший за свои крамольные мысли от испанской инквизиции, Истаяла остался прежним. Лидия, повзрослев, увидев жизнь Испании без прикрас, вынуждена была признать правоту многих мыслей старого адмирала. Она сама стала на путь, которым прошел Истаяла и была приговорена к изгнанию. Но она так и не смогла простить Истаяле смерть своего кузена, убитого им при бегстве.
С тех пор Гор, фактически командующий пиратским флотом, приходил к Лидии один. Лидия не строила иллюзий: Гор не скрывал откровенных симпатий к красавице-испанке. Но ее судьба теперь зависела только от нее самой: если она примет предложение Истаялы стать на их сторону, то она будет жить. Эгоизм Истаялы был прост: значительная часть испанской знати уже готова отойти от Филиппа II и пойти за наследницей испанской короны. Ну, а, если, она откажется… Карибское море огромно, укромное местечко для пышных похорон скромной испанской инфанты всегда найдется. Другое дело Гор…Гор… Лидия должна использовать его в своей игре против Истаялы, но не могла.… Не могла…
Лидия вдруг почувствовала слабость во всем теле, качнулась. Последнее, что она почувствовала, проваливаясь в небытие, – сильные руки, подхватившие ее, падающую в преисподнюю.
Снова открыв глаза, Лидия увидела сидящего у ее изголовья Гора. Шторы были опущены, тропические сумерки быстро опускались на остров. На столике у ее изголовья стоял ночник, фарфоровая чашка с каким-то питьем.
- Вы откровенно глупите, Ваше Высочество, - пророкотал по-арабски голос с сильным испанским акцентом.
Лидия повернула голову, тень скользнула немного в бок, и перед ней вырос Альварес.
- Погоди, Педро, - ответил Гор.
Взяв со столика чашку, он протянул ее Лидии.
- Пейте, - потребовал он.
- Нет, - тихо шевельнулись губы Лидии.
Но Гор не стал спорить с ней: грубым, резким движением он схватил Лидию за волосы, заставил сесть и насильно влил в нее питье. Питье оказалось сладким и вкусным, пахнущим мятой, зверобоем и шиповником. Лидия почувствовала, что силы возвращаются к ней.
- Ну, ты, мужлан, - грубо оттолкнула она руку Гора. – Полегче…
Блеснул в руке кинжал, серебристая молния мелькнула в воздухе и ударила в пустоту: Гор вовремя отшатнулся. Улыбка заиграла на его лице.
- Держите, Ваше Высочество, почитайте на досуге, – сказал он Лидии, бросив на одеяло пачку связанных писем. – Идем. Педро…
Альварес и Гор скрылись за дверью. Лидия подняла пачку, любопытство охватило ее: на письмах она узнала почерк Филиппа Второго, своего отца. К тому же, письма были скреплены его личной печатью. Лидия развязала пачку, вытащила первое попавшееся письмо и углубилась в чтение.
Письма содержали часть дипломатической почты испанского короля, прежде всего его переписка с губернаторами испанских колоний. Письма раскрывали Лидии ужасающее положение американских колоний (и не только Испанских колоний), рисовали удручающие картины бедствия, зверства, неприкрытый грабеж на благо европейских метрополий, многое из того, против чего она выступила два года назад, и за что теперь платила слишком большую цену. Но не это было главным в письмах, было там еще кое-что.
Филипп Второй, не решаясь в открытую предать родную дочь смерти, связался с Генри Морганом. Стороны договорились, что мятежная принцесса, направляемая в Америку, якобы, в почетную ссылку, должна была тихо и незаметно исчезнуть. Как это сделает Морган, Филиппа не интересовало: за исчезновение Лидии он платил Моргану огромные деньги – один миллион золотых дукатов, больше, чем Морган получил, разграбив Панаму. Единственным условием было то, что смерть Лидии не должна связываться с самим Филиппом и с Испанией.
Морган честно выполнил свою часть сделки: он, через подставных лиц, связался с Истаялой, сообщив ему, что скоро в Панаму прибудет весьма ценный груз, за который можно будет получить немалые деньги, плюс параллельно крупно насолить испанскому королю. Морган, казалось, учел все: и то, что Истаяла клюнет на приманку, и что он сам не сможет принять участие в походе, а пошлет кого-то из своих адмиралов, и что среди капитанов пиратов немало испанцев и англичан, имеющих зуб на Филиппа, и которые не упустят случая поквитаться с ним, пускай даже таким способом. Учел он и то, что командующий эскадрой пиратов может оказаться умнее и дальновиднее, и решит использовать Лидию как приманку для испанцев: в тот вечер, когда Лидия прибыла в Лас Севилью, в нее стрелял один из агентов Моргана (Альваресу, фактическому главе контрразведки Истаялы, не удалось еще их всех переловить). Он не учел лишь одного: что, не смотря на все его старания, Лидия выживет. Вопрос заключался лишь в том: надолго ли?
Нецензурное определение вырвалось из уст Лидии. В принципе, она не удивилась: о многом она догадывалась. Теперь же с Испанией (той Испанией, что была сейчас), ее больше ничего не связывало. Она швырнула письма на столик, легла и уснула.
Следующие недели Лидия быстро шла на поправку. Уже через месяц после ранения врачи разрешили совершать ей пешие и конные прогулки, заниматься физическими упражнениями (в меру, разуметься, и под надлежащей охраной). Много времени Лидия проводила в библиотеке, в уединении (к ее удивлению, в местной библиотеке оказалось много весьма ценных книг и рукописей). Ни Истаяла (изредка приходившим, что бы проведать принцессу), ни Гор с Альваресом ни разу не заговорили с ней о деле. Но однажды, когда Гор и Лидия (Гор проводил с Лидией почти все свободное время, и Лидия не сказала бы, что ей это было неприятно) совершали загородную прогулку по острову, Лидия вдруг осадила гнедого:
- Мы можем поговорить?
- Почему бы нет? – последовал ответ.
Он соскочил с коня, Лидия, отказавшись от помощи, спрыгнула с лошади самостоятельно. Они находились на лесной поляне, вдали шумела небольшая речушка. Лидия взяла Гора под руку, то вздрогнул, но не отстранился.
- Пройдемся к речке, - пряча улыбку, шепнула Лидия.
Гор дал сигнал стражникам держаться в отдалении, они молча спустились к реке. Лидия отпустила Гора и присела на корточки перед самой водой.
- Я согласна, - сказала она. – Но я не хочу быть просто Вашим символом. Я хочу принять командование одной из эскадр. А в ратном деле я смыслю побольше, чем многие из Вас, ты сам в этом уже убедился.

ГЛАВА 10.

ВОЗРОЖДЕНИЕ.

Сентябрь 1680 года.

Маленький караван голландских судов шел вдоль побережья, стараясь держаться поближе к берегу, укрытый густым тропическим лесом и изгибавшимся, словно змея. Голландские стяги развивались над флагштоками кораблей. Корабли шли в открытую, не скрываясь и не прячась. Встречные испанские и голландские суда, завидев караван, принимали немного к ветру, стараясь разминуться с незнакомцами, несмотря на то, что суда были явно не пиратскими, были построены на голландских верфях и шли под нидерландским флагом. Но эскадра не сворачивала со своего пути, дабы наброситься на неосторожно приблизившуюся добычу, опытный глаз мог разглядеть в подзорную трубу обычную деятельность команды на обычно торговом судне: матросы драили палубу, карабкались по вантам на мачты, боцмана распекали нерадивых, прибегая не только к словесным методам убеждения, в орудийных портах кораблей торчало, от силы, по шесть-семь жалких орудий. Впрочем, корабли пиратов всегда имели на борту мало орудий, а команды их были многочисленны: они охотились за добычей, что им проку от корабля, который пойдет ко дну вместе с грузом? Потому они и применяли разные хитрости: корабли маскировались под слабо вооруженные торговые суда, вывешивали на мачтах и флагштоках флаги дружественных или нейтральных, для корабля-жертвы, страны. Но на этот раз, кажется, все было по-другому, похоже, купцы были теми, за кого себя выдавали.
Солнце перевалило за полдень, длиннющий, выступающий далеко в море, мыс, увенчанный остроконечными скалами, приблизился к эскадре, корабли, взяв к ветру, спустили паруса и легли в дрейф. Дверца капитанской каюты на баке отворилась, на палубу вышли двое: Гор и молодой человек, на вид не старше тридцати. Впрочем, о возрасте его трудно было судить: он был невысок, хрупок, лицо его закрывала голубая полумаска, оставляя открытым лишь зеленые глаза. Никто и никогда не видел его лица…
Появился он на Тортуге в августе 1678 года. За месяц до этого и через две недели после памятного разговора Гора и Лидии, Лас Севилья подверглась нападению испанцев, ударившим по Лас Севилье одновременно с моря и суши, высадив десант неподалеку от пиратского поселения. Бой был не долгим: через два часа, сломив сопротивление защитников, испанцы взяли городок штурмом, два пиратских корабля, стоявшие в гавани, испанцы взяли на абордаж, сожгли и разграбили город и убрались восвояси. Испанцы были очень удивлены, узнав через несколько месяцев, что Истаяла, Гор и Альварес знали о нападении, заблаговременно, понимая бесперспективность обороны города перед превосходящими силами врага, вывели почти все награбленное, большую часть гарнизона и отвели почти весь флот на новое место, в глубь острова, оставив лишь в самом городе приманку: небольшой гарнизон, пару кораблей и часть добычи, дабы испанцы, овладев городом, не хватились сразу и не обнаружили обман. Лишь одно омрачило пиратских вожаков.
Испанцы атаковали Лас Севилью на несколько часов раньше, чем того ожидал Истаяла. И Истаяла, вместе с Гором и Альваресом, едва успели унести ноги из охваченного огнем города, оставив часть подготовленных в вывозу по суше, ценностей в городе. Но это было не самым страшным. Самым страшным было то, что в самом начале атаки погибла Лидия. Погибла глупо: в ее дом, стоявший на окраине, за пределами крепостных стен, попало сразу две бомбы c испанского фрегата. От дома не осталось камня на камне, части дома разметало по округе в радиусе двухсот ярдов. На месте, где стоял дом, нашли лишь остатки тел погибших слуг, тела Лидии, находившейся в момент взрыва в доме, куда она прошла за вещами, собранными к отъезду, так и не нашли. Альваресу с огромным трудом удалось оттащить (ценой удара гардой сабли по голове и серьезной раны), потерявшего способность думать и соображать от боли и горя, друга от развалин. Лишь на следующий день, уже после падения Лас Севильи, испанские солдаты нашли неподалеку от развалин дома тело молодой девушки, похожей на Лидию. Командующий испанским карательным отрядом герцог Де Вайт, лично знавший принцессу, опознал испанскую инфанту. Опознал по родинке на левой руке и татуировке возле нее, ибо лицо девушки было изуродовано до неузнаваемости. Принцессу похоронили, карательный отряд отбыл восвояси.
На новом месте, пираты создали поселок, стали налаживать отношения с индейцами, стараясь заручиться их поддержкой. А дней через десять, из нового, только что отстроенного дома, где жило высшее руководство пиратской республики (многие пираты еще ютились в лачугах индейцев), в сопровождении Гора и Альвареса, вышел молодой человек в голубой полумаске. Кто он – никто не знал, как и никто не знал – как он появился в поселении и откуда, но никого это особо не интересовало: раз Истаяла ему доверяет ему, значит и дело с концом.
Молодому человеку поручили командование галеонами, и он проявил себя опытным, знающим толк в морском и пиратском ремесле, командиром. Несколько удачных операций, проведенных им через несколько месяцев после того, как пираты основались на новом месте, закрепили за ним славу удачливого капитана, команды его кораблей готовы были пойти за ним в огонь и в воду. Но по прежнему, никто, никогда не видел его лица, кроме Истаялы, и никто, кроме него не знал ничего о его прошлом.
Истаяла, Гор и Альварес также не теряли времени даром. За несколько месяцев, прошедших после падения Лас Севильи, новое поселение было отстроено заново, возведены новые укрепления, созданы новые фермы, при содействии туземцев начались разработки рудников, в городе началось возведение мануфактур, благо, оборудование было заблаговременно вывезено из Лас Севильи. Часто можно было видеть, как Истаяла (взявший на себя командование общеорганизационными вопросами и руководство постройкой города), мелькает то тут, то там, находя выход, казалось бы из безнадежных ситуаций, находя без труда общий язык одновременно с самыми разными людьми, и казалось, находя выход из самых безнадежных ситуаций. Многие пираты, увлеченные идеями Гора, из слепого орудия в его руках, превратились в его надежных союзников и соратников, все шло к тому, что начинание Гора должно было увенчаться успехом. Новое государство, где должны были царить равенство и закон, получила название – Либрария.
Сам Гор (многие заметили, что Гор, после гибели Лидии, стал злее, не щадил себя, словно искал смерти), вместе с Альваресом, понимая, что испанцев и голландцев долго за нос водить не удастся, а колония еще слишком слаба, что бы с успехом противостоять их натиску, занялись стравливанием через агентурную сеть испанцев с англичанами и французами. Им сопутствовал несомненный успех, обстановка в Карибском море стала снова накаляться, огонь новой крупномасштабной войны прокатился по Новому свету. Когда, наконец-то, европейские державы сообразили, что хозяевами в Карибском море становятся не метрополии, а неизвестно откуда взявшееся государство, с еще более странными целями, время было упущено. Для Либрарии настало время для решительных действий…
Из достоверных источников стало известно, что европейские державы сумели договориться между собой, на одном из секретных совещаний в Лиссабоне было решено нанести упреждающий удар по Либрарии, пока новоявленная республика не превратилась в реальную угрозу. В Карибское море в срочном порядке было направлено две эскадры: англо-французская и испано-голландская. Командующие эскадрами получили четкий и недвусмысленный приказ: уничтожить Либрарию любой ценой.
Надо было действовать быстро. И руководство Либрарии направило две команды на перехват вражеских кораблей, с целью – не дать им соединиться. Первой эскадрой командовал Альварес, над второй – таинственный незнакомец, Гор был приставлен к нему как консультант. Чаши весов Фортуны заколебались, склоняясь, то в одну сторону, то в другую…
Молодой человек взлетел на полубак, к штурвалу, ветер обдул его лицо, растрепав волосы. Несколько минут он рассматривал в подзорную трубу окрестности, затем сложил ее и повернулся к Гору.
- Здесь и подождем, - звонким голосом сказал он.
- Добро, - ответил тусклым голосом Гор. – Позиция хорошая.
От флагмана отвалила шлюпка, причалила к берегу. Наблюдатели быстро заняли позиции на скалах. Потекли часы ожидания, солнце склонялось к закату, юный капитан нервно мерил палубу шагами.
- Прикажи боцманам приготовить оружие и вынести на палубу, - не выдержал, наконец-то, Гор. – Потом, боюсь, времени у нас на это просто не будет.
- Да, ты прав.
Раздались резкие слова команды, засвистели боцманские дудки, команда, суетясь, принялась выносить на палубу и готовить к возможному бою абордажное оружие: кошки, крюки, пистолеты, аркебузы, абордажные сабли и топоры. Вскорости, боцман доложил о готовности.
- Карронды готовы к бою? – последовал новый вопрос капитана.
Карронды, особо мощные орудия, изготовленные местными умельцами, были секретным оружием Гора и Альвареса, специально предназначенные для такого случая, когда предстояло встретиться и сразиться с намного превосходившими силами врага. Обладавшие огромной разрушительной силой, дальнобойностью, карронды должны были стать крайне неприятным сюрпризом для испанцев: даже попадание одним ядром выводило вражеский корабль из строя надолго. С другой стороны, карронда была очень тяжела, огромна, размещать ее можно было только на нижней палубе и не более 4-5 на борт. Да и перезарядка орудий требовала большого времени…
- Да, сер, готовы к бою и заряжены, - каркнул в ответ боцман. – Только фитили осталось поднести к запалам и подойти к испанцам на расстояние выстрела.
- Хорошо, идите, - ответил капитан. – Команде отдыхать до ужина.
Боцман козырнул и исчез среди команды. Капитан возобновил хождение, однако через минут десять снова остановился.
- Шлюпку на воду, - последовала команда.
- Не сходи с ума, ты погубишь всех нас, - Гор приблизился к капитану, но того, казалось, не смутил его гигантский рост и громовой голос.
- А не пошел бы ты….
- Тихо, не шуми, - Гор приблизился вплотную к капитану, острие шпаги коснулось его груди, но так, что ни кто из команды не заметил этого. Создавалось впечатление, что командиры совещаются между собой. – Пойдем со мной, только без фокусов.
Гор помог спуститься капитану с полубака, открыл двери каюты и протолкнул юношу вперед так, что тот кулем свалился на диван. Тонкое лезвие шпаги коснулось горла капитана.
- Не шути со мной шутки, мальчик, - в голосе Гора проскользнули странные нотки. – Место капитана на корабле, я не позволю тебе бездумно рисковать кораблями и жизнью людей.
- А ты уверен, что сможешь мне помешать? – пистолет вынырнул из под полы плаща и уставился на Гора. – Я … Я решил сам сойти на берег и понаблюдать за окрестностями.
- В случае опасности, вернуться на корабль ты не успеешь, заменить тебя будет некому. На кораблях может упасть боевой дух. К чему это может привести, - не мне тебе объяснять, - Гора, казалось, не смущал наставленный на него пистолет.
- Пусти меня, или я убью тебя.
Голос гнева заглушил доводы разума. Капитан взвел курок.
Гор усмехнулся:
- Попробуй.
Сухо щелкнул кремний, искры полетели во все стороны, но выстрела не последовало. Юный капитан быстро взвел курок: порох в затравке был подмочен, причем совершенно недавно.
- ИСПАНЦЫ!!!! ИСПАНЦЫ ПРЯМО ПО КУРСУ, - прервал разборки между пиратским вожаками истошный вопль марсового, прорвавшийся сквозь открытые иллюминаторы.
Юноша, оттолкнув Гора, вылетел на палубу, тот последовал за ним. На горизонте, за самым краем мыса виднелись размытые очертания какого судна. Юноша достал подзорную трубу, но немного опоздал: судно скрылось за мысом. Капитан успел лишь разглядеть испанские флаги, несомненно это была та эскадра, которую они ждаи.
- По местам!!! – звонкий голос перекрыл гомон на палубе. – Поднять якоря.
Флаги на мачтах взвились, давая команду другим кораблям сниматься с якоря. Заскрипели якорные канаты, десятки матросов заскользили по вантам.
- Поднять паруса!!!
Захлопали по ветру, наполняясь ветром, паруса. Маленькая эскадра, ускоряя ход, направилась к мысу Тортуга, носящему название одноименного острова.
Любой корабль, рискнувший миновать мыс с юга-запада на северо-восток, приходилось отчаянно маневрировать: под натиском ураганных ветров, корабль вынужден был заходить в бухту, дабы там, под защитой скал, сделать поворот оверштаг и обогнуть мыс. Либо корабль должен был идти в открытое море, что бы обогнуть его. Любой иной маневр, в большинстве случаев, заканчивался тем, что корабль попросту налетал на мель или садился на рифы. Находясь в самой же бухте, корабль был почти полностью лишен маневра и хода, становясь легкой мишенью. Испанская эскадра шла с юго-запада на северо-восток и решилась заходить в бухту, что бы обогнуть мыс. Это был шанс для пиратов, для их молодого и горячего капитана.
Корабли, с попутным ветром обогнули мыс как раз вовремя: испанская эскадра, состоявшая из 16 кораблей, как раз начинала выполнять маневр, намереваясь выполнить поворот оверштаг. На испанских кораблях заметили приближение нескольких голландских купцов, с флагмана, поперек курса «голландцев» дали предупредительный выстрел: командир испанской эскадры предлагал «голландцам» лечь в дрейф.
- Убрать все паруса, кроме кливеров, - прогремела команда. – Лево руля.
Убедившись, что его команда выполнена в точности, молодой капитан скомандовал:
- Брандер! Пускайте брандер!!!
Один из кораблей эскадры, замаскированный под торговый корабль, но начиненный до упора порохом, отделился от эскадры и направился к испанской эскадре. Испанцы спокойно начали поворот оверштаг, шли они сомкнутым строем, их скорость их падала. Торговый корабль, на палубе которого вместо матросов стояли деревянные болванки, одетые в матросские одежды, не воспринимались испанцами как угроза: во-первых, испанцы в сумерках не могли разглядеть – что твориться на палубах корабля-брандера. Во-вторых, по морской традиции, в случае досмотра торгового судна военным или таможенным судном, флагман торгового каравана должен был подойти к флагману военной эскадры. Идея воспользоваться этим принадлежала юноше-капитану и сейчас приносила свои плоды: испанцы, видя, что противник значительно уступает им в силе, корабли «голландцев» подчиняются команде лечь в дрейф, а их флагман приближается, как того требует морской обычай, к эскадре испанцев, расслабились и потеряли бдительность…
…Брандер полыхнул огнем, находясь менее, чем в полукабельтове от испанского флагмана. Огненный смерч взметнулся в вечернее небо, проломил борт флагмана испанцев, тот накренился и стал тонуть. Еще один «испанец» вспыхнул, как свечка, два других корабля, лишившись от взрыва мачт и такелажа, налетели на рифы.
- Огонь, мать вашу, - загремел молодой звонкий голос, вперемешку с испанскими ругательствами.
Капитан слетел на орудийную палубу и пинками стал подгонять нерадивых канониров. Гор стоял на баке и не вмешивался. Полыхнул залп, корабли бросило в сторону.
- К ветру, принимай к ветру!!! Поднять паруса!!! – орал благим матом капитан. Шевелитесь вы, сонные курицы…
Дым от залпов развеялся. Залп был удачен: еще три испанских корабля легли на бок, два выбыло из боя с серьезными повреждениями. Корабли пиратов стали выполнять поворот, стремясь повернуться к испанцам левым бортом до того, как те прейдут в себя и подойдут к пиратской эскадре на расстояние выстрела, ибо уцелевшие корабли все еще превосходили пиратов по численности и мощи бортового залпа.
Но пиратам немного не повезло: когда был закончен разворот – испанские корабли оказались на расстоянии выстрела, полыхнули огнем борта испанских кораблей, одновременно окутались дымами и борта пиратов. То ли по счастливой случайности, то ли по иной причине, залп бортовых батарей пиратов оказался удачнее, чем залп «испанцев»: только один из пиратских кораблей получил пробоину ниже ватерлинии и стал тонуть, остальные отделались лишь незначительные повреждения. Испанцы лишились же пять кораблей, и их осталось двое против четверых.
Дальнейшее было лишь делом техники. Попытка испанских кораблей прорвать строй пиратов закончилась тем, что пираты взяли их в кольцо, абордажные крючья заскребли по бортам испанских кораблей, поток пиратов, намного превосходящий по численности команды испанских кораблей, хлынул на борта испанских кораблей. В считанные минуты пираты овладели испанскими кораблями, смыли кровь с палубы забортной водой, развернулись, подняли паруса и ушли к родным берегам. Остальные испанские суда, севшие на рифы у мыса, пираты просто расстреляли из орудий.
Капитан лично подходил к каждому матросу, обнимал и говорил:
- Спасибо, ребятки, спасибо Вам…
Утром, когда корабли уже подходили к Либрарии, Гор и капитан спустились отдохнуть в свою каюту.
- Берешь свои слова обратно? – спросил юноша, поигрывая абордажной саблей. Странная нотка послышалась в его голосе.
- И не подумаю, - ответил Гор.
- Да не пошел бы ты, козел… - рявкнул капитан и ушел к себе.
Вечером того же дня, под приветственные залпы салюта, корабли вошли в порт. Эскадра Альвареса уже была здесь и, судя по всему, побывала недавно в хорошем бою. Гор и Альварес, сопровождаемые почетной стражей, прошли в городскую ратушу. Альварес и Истаяла уже ждали их.
- Мы можем и Вас поздравить с победой? – спросил юноша, обращаясь к Альваресу и снимая повязку с лица.

ГЛАВА 11.

ПРЕДАТЕЛЬСТВО.

Август 1681 года.

Конец лета принес Истаяле много новых забот и хлопот. Либрария разрасталась, пиратский флот оттеснил англо-французско-испанские флот от Тортуги, сухопутные силы республики проникли далеко в глубь территорию острова, вступая в контакт с туземцами, при их активном содействии отвоевывая у англичан их поселения и фактории. Либрария становилась силой, с которой приходилось считаться. Голландцы, заинтересованные в ослаблении английских позиций в Вест Индии и отвоевании утерянных колоний, начали заигрывать с либерийцами, отколовшись от антилибрарийской коалиции.
В апреле в Либрарию прибыли посланцы Генеральных штатов с предложением заключить ряд торговых и военных договоров. Через полтора месяца переговоров стороны, кроме нескольких, ничего не значащих, договоров, подписали и секретный меморандум, суть которого сводилась к тому, что Нидерланды признают независимость Либрарии, устанавливают с ней дипломатические и торговые отношения. Но не это было главным в меморандуме. Главным в нем было то, что Нидерланды обязывались оказывать всяческую военную поддержку Либрарии в действиях против Англии и Франции, снабжать оружием и боеприпасами (в виду ограниченности ресурсов, Либрария испытывала определенные трудности с производством собственного оружия). Либрария же, в свою очередь, признавала за Голландией право на владение Суринамом, рядом островов Карибского моря, и обязывалась оказать всяческое содействие в отвоевании выгодно расположенного торгового поселения Нью-Йорк, утерянного Голландией в войне с Англией 15 лет назад.
Трудно дались Истаяле эти договоры. Больше всего упорствовал Гор, увидевший в этом договоре явную угрозу своим планам и идеям создания нового, справедливого общества. Истаяла долго слушал доводы Гора, затем ему этого надоело.
- Послушай, сынок, - сказал он. – Политику нельзя делать в белых рукавичках, обязательно где-то выпачкаешься. Нам нужны союзники сейчас. Нужны. Уступим им в малом сейчас, они в чем то пойдут на встречу нам… Ты что, не понимаешь очевидных вещей?
- Истаяла прав, мы в одиночку не выстоим, - поддержал его Альварес. – Генеральные штаты как раз тот союз, что нам нужен сейчас: они в силе сейчас, они знают чего хотят, а недавние сражения англичан с голландским адмиралом де Рейтером, научили англичан бояться голландцев. Так что, не веди себя как ребенок, прошу тебя…
Наконец-то, Гор уступил.
- Ладно, черт с вами. Вы правы.
Следующей проблемой стало предательство кого-то из высших чиновников Либрарии: испанцы узнали о заключенном соглашении, над Голландией и Либрарией стали сгущаться тучи новой войны. Крупная эскадра голландского флота была в спешном порядке направлена к берегам Либрарии для перехвата англо-испанской эскадры. Альварес срочно отбыл на главную верфь Либрарии, для ускорения постройки нескольких легких фрегатов, которые должный были пополнить состав пиратского флота, и которые все никак не удавалось закончить из-за недостатка опытных мастеров. Незнакомец в маске, лица которого так никто и не видел, патрулировал вместе с Гором, прибрежные воды Либрарии, отражая отдельные попытки англо-испанского флота приблизиться к столице Либрарии и нанести удар по жизненно важным коммуникациям республики. Но, не смотря на их усилия, испанцам удалось высадили небольшой десант на окраине Либрарии, разграбивший несколько либрарийских поселений и факторий, уничтожив гарнизон одного из поселений, и убравшийся из Либрарии, едва Истаяла вышел ему навстречу с крупным отрядом. Но самым худшим было то, что предателя никак не удавалось выявить: он работал давно и очень умело, не оставляя никаких шансов напасть на след.
Наконец-то, в конце августа стало известно, что англо-испанская эскадра бросила якорь в укромной бухте, неподалеку от границ Либрарии. Голландская эскадра, умудрившаяся пересечь Атлантический океан за 18 дней, в тот же день вошла в порт Либрарии. Соединившись здесь с основными силами пиратского флота, голландская эскадра 22 августа вышла на встречу англо-испанскому флоту. В порту оставались лишь несколько новеньких, только что сошедших со стапелей, фрегата. Командовал ими незнакомец в маске.
- Вы остаетесь в качестве резерва, - было приказано ему накануне вечером, на заключительном совещании. – Так, на всякий случай…
Вместе с ними, в городе оставался Альварес и Гор. Истаяла ушел вместе с основными силами голландского флота, в городе оставался лишь небольшой гарнизон. Три дня протекло в бесплодно ожидании, никаких вестей от голландцев не поступало. Вечер четвертого дня принес с юга канонаду: там явно шел бой.
Гор, ужинавший в гордом одиночестве (Альварес обходил дозором караулы), вскочил, нацепил шляпу и выскочил в коридор, собираясь направиться на наблюдательный пункт. Но путь ему преградила невысокая фигура человека в маске, неизвестно как оказавшаяся в узком коридоре.
- Ты куда собрался, сукин сын? - промычал голос.
- Не понял… - Гор удивленного воззрился на вошедшего. – Почему ты не кораблях?
- Да пошли Вы, со своими кораблями, - голос незнакомца кипел от гнева.
От удивления, Гор не сразу заметил метнувшийся из пустоты кулак с зажатой шпагой в руке. От удара в глазах Гора потемнело, англичанин провалился в небытие.
… Он пробыл в беспамятстве несколько часов, пока, наконец-то, что-то холодное, выплеснувшееся ему на лицо, не привело его в чувство.
- Ну, давай же, очнись, - услышал он знакомый голос Альвареса.
Гор поднялся, сел на полу, удивленно посмотрел на Альвареса. Рядом с ним стоял матрос с ведром.
- Кто, кто это был? – гремел Альварес. В голове Гора шумело, голова раскалывалась от боли, струйки воды стекали по лицу. – Он? Это был он, да?
- Да, - последовал ответ, Гор ухватился за голову.
Вместо ответа, Альварес схватил Гора за руку и потащил на улицу.
На улице, то тут, то там мелькали фигурки солдат, перебегающие с места на место, занимающие боевые позиции, в соответствии с боевым расписанием. Альварес протащил Гора через весь город, вместе они забрались на восточную дозорную башню, откуда открывался отличный обзор на море и на окрестности города.
- Смотри, - сказал Альварес.
Но Гор уже видел сам: бухта была пуста, пиратских кораблей там не было. Вместо них, на приличном расстоянии от города шли под всем парусами к форту шесть испанских кораблей. С трех сторон, к стенам приближались испанские солдаты, устанавливали пушки. Испанские корабли подошли вплотную к стенам и, не искушая судьбу, легли в дрейф, немного не доходя до границы действий орудий форта. Гор опустил голову, мысли разбежались в разные стороны.
- Нас предали, - прошипел Альварес. – Эта испанская свинья выкрала все секретные документы и два часа назад, с отливом, ушла неизвестно куда вместе с большей частью нашей морской пехоты, оставив нас на произвол судьбы.
Альварес на мгновение замолк.
- Идем, нам надо готовиться к штурму.
Но испанцы не дали им, как следует подготовиться, очевидно, понимая, что городом надо овладеть еще до окончания морской битвы, отголоски которой багровым заревом вспышек еще виднелись на юге. Штурм начался почти сразу же, солнце не успело даже полностью подняться над горизонтом, как прогремел первый залп мортир и единорогов. Не прошло и минуты, как орудия рявкнули снова. Пороховой дым застилал поле сражения, огоньками пламени пробивались сквозь дым залпы орудий, одинокими взрывами взметались в стане испанцев бомбы защитников крепости. Несколько осадных башен с легкими орудиями, установленных так, что они без труда могли поражать защитников, приблизились к стенами крепости, испанские солдаты, прикрываясь от шквального огня со стен за башнями, вышли на рубеж атаки.
Конечно, защитники крепости не могли долго противостоять атакам более многочисленных, хорошо подготовленных испанских солдат. Стены крепости были быстро пробиты в нескольких местах, поток испанских солдат хлынул в город, оставив за собой разбитые артиллерией и пылающие башни. И все же, пираты сражались с яростью обреченных. Жестокий бой шел за каждую улицу, за каждый дом в городе. Напрасно Альварес убеждал Гора, перекрывая шум сражения:
- Отводи людей… Отводи через тайные проходы… За город, к туземцам…
Ответ Гора был неизменен:
- Я город не сдам.
Гор словно искал смерти. То тут, то там он появлялся на самых опасных участках, учувствовал в самых безрассудных вылазках. Его кираса была пробита и помята в нескольких местах. И все же его героизм принес мало пользы: к утру следующего дня последняя горстка защитников оказалась запертой в городской ратуше, представляющей собой, по сути, акрополь – крепость внутри крепости. Испанцы подвезли единороги и осадные орудия с кораблей, чьи силуэты виднелись в проломах стен неподалеку, и принялись ломать стены акрополя. Гор и Альварес молчали, говорить было не о чем.
С грохотом рухнула одна из башенок, пыль поднялась в воздух. С победным ревом испанцы ринулись в пролом, вспышки выстрелов метнулись им на встречу, но испанцы, словно стая волков, сквозь дым, потоком хлынули в акрополь, завязался бой. Численное преимущество испанцев быстро начало сказываться, пираты в беспорядке отступали. Альварес и Гор, истекая кровью от тяжелых ран, не в состоянии были больше сдерживать отступление. Казалось, еще чуть-чуть, и испанцы станут полновластными хозяевами города, когда толпа испанцев вдруг колыхнулась назад. Несколько мощных взрывов внесли смятение в ряды атакующих: стреляли со стороны моря и бомбы рвались среди самих испанцев.
На несколько мгновений над полем боя повисла оглушительная тишина. Снова полыхнули взрывы среди испанских солдат, занимавшихся грабежом города за пределами акрополя, среди домов замелькали фигурки, одетые в зеленую камуфляжную форму. В форму морской пехоты Либрарии. Ту самую, что накануне утром исчезла, вместе с резервной эскадрой Либрарии. Той самой эскадры, что сейчас виднелась в проломах стен, атаковав испанскую эскадру, стоявшую на якоре, на траверзе форта.
Испанскими солдатами, оказавшимися зажатыми остатками гарнизона с одной стороны, и свежими силами, пришедшими на выручку, овладела паника – удар из-за засады, если он хорошо спланирован, всегда приносит свои плоды. Испанцев, по-прежнему, было больше, чем пиратов, но уже через полчаса после смелой контратаки десанта и флота пиратов, город снова был в руках у либрарийцев. Ошеломленные испанские солдаты сдавались в плен почти без боя, испанские корабли, стоявшие в бухте полыхали факелами в утреннем небе…
Не успел еще полностью утихнуть бой в самом городе, как несколько шлюпок отчалили от кораблей и, минут через двадцать, юноша в маске сошел на берег. Он победным взглядом окинул поле сражения, рука на перевязи качнулась. Юноша принялся искать кого-то, но его занятие прервал подбежавший командир морских пехотинцев.
- Идемте, - сказал он. – Быстрее…
Тревога мелькнула в глазах юноши. Почти бегом они направились к акрополю. Внутри, среди трупов убитых испанцев и либрарийцев, юноша заметил сидящего, прислонившегося лафету разбитой пушки, Альвареса, зажимающего рану на груди, одного их хирургов, склонившегося над ним, небольшую группу, во главе с главным хирургом Либрарии, склонившихся над кем-то, лежащим на земле. С изменившимся лицом, юноша растолкал солдат…На земле лежал Гор, лицо его было очень бледным, струйка крови текла по пыльной земле.
- Нееееееет, - звонкий голос перекрыл все остальные звуки.
С быстротой кошки юноша оказался рядом с Гором, наклонился над ним. Хирург, склонившийся над Гором – личный хирург юноши – обернулся. Его взгляд встретился с преисполненным болью взглядом юноши.
- Надежды нет, - сказал он с сильным немецким акцентом. – Мой быть бессилен здесь. Не пройдет и час, как наш адмирал, отойти в мир иной.
- Нееееееет, - от ярости и боли, прозвучавшей в голосе юноши, содрогнулись даже видавшие виды солдаты.
Юноша упал на колени перед Гором, голова юноши уткнулись в окровавленную грудь адмирала. Слезы струей потекли из его глаз. Врач отвернулся, солдаты недоуменно переглянулись друг с другом.
- No, no, no, - зашептали, содрогающиеся от рыданий, губы юноши. – Love, love, love…
Маска спала с его лица, обнажив нежное девичье лицо Лидии. Гор зашевелился и открыл глаза.

ГЛАВА 12.

СУД.

Апрель 1682 года.

Алые стяги со скрещенными саблями на фоне зеленой башни, мирно покачивающееся на мачтах бревенчатого двухэтажного здания, заколыхались под порывами свежего ветра, налетевшего с моря. Двери здания раскрылись, четыре высоких человека в судейских мантиях, в сопровождении судебных приставов, десятка солдат, показались на пороге. О чем-то, посовещавшись, они направились в направлении центральной площади.
Даже в этот ранний час, праздношатающихся на улице не было. Куда-то спешили городские чиновники, ото всюду слышался стук топоров и визг пил, глухо ухали тяжелые молоты в городских кузнях и в сталелитейной мануфактуре, возле одной из ткацких мануфактур грузчики и разнорабочие грузили на телеги, предназначенные для отправки в доки порта, тюки, из раскрытых дверей пекарней тянуло приятным запахом свежей выпечки, возле городских магазинов суетились приказчики. Город, казалось, вернулся в нормальное русло жизни, хотя следы страшных разрушений, причиненных испанцами, все еще виднелись то тут, то там. Судейские чиновники, свернув в один из переулков, прошли мимо лесопилки, свернули в узкую улочку, и через несколько минут вышли на центральную площадь.
Гигантская трибуна возвышалась посреди площади. Слева от трибуны возвышалась трибуна для прокурора и его помощников, справа – скамья для подсудимого и адвокатов, по центру от главной трибуны стояла трибуна поменьше – для тех, кого суд сочтет необходимым допросить в качестве свидетеля. Чуть поодаль от главной трибуны стояли скамьи для желающих быть зрителями в предстоящем судебном процессе. Между рядами, возле прокурорской трибуны и скамьи для подсудимого цепочкой выстроились городские стражники с фузеями и алебардами. До начала заседания суда оставалось еще не менее получаса, но скамьи для зрителей уже заполнялись жителями города: здесь были и матросы, и мастеровые с многочисленных городских мануфактур, сменившиеся с ночной смены, и торговцы, и представители ремесленных и торговых гильдий Либрарии, и солдаты, кого только не было тут. Не было, пожалуй, только главных действующих лиц: обвиняемых и прокурора, хотя исключительно по ходатайству прокурора и городских властей, этот процесс суд объявил открытым, в противоречие всех правил и норм, не смотря на то, что подсудимые обвинялись в самом тяжком преступлении против народа Либрарии – измене и бегстве с поля боя. Такие заседания, обычно, происходили в закрытом режиме, но сейчас суд посчитал, что лучше будет провести слушание открытым.
Грохот барабанов городской стражи, возвестил о приближении подсудимых. Из одной из улочек строгим строем вышел отряд городской стражи, кольцом окруживших простую телегу, в которой крестьяне возят на рынок продукты. Стражники подвели телегу к трибуне для обвиняемого, представляющую собой небольшую клетку, начальник стражников помог обвиняемому – невысокой, смуглой девушке – сойти с телеги, подвел к клетке, запер ее в ней. Через несколько минут на площади появилась еще одна телега, на этот раз с шестью людьми на ней, процокала по каменной мостовой, и остановилась возле второй клетки. Проделав, совместно с судебными приставами, с новоприбывшей шестеркой, ту же операцию, что и с Лидией, начальник стражи повернулся к судьям, склонившись в поклоне.
- Мы готовы, Ваша честь.
Председательствующий судья кивнул головой в ответ и повернулся к прокурору, только что подошедшему и занявшему свое место возле кафедры. Это был высокий, крепкий человек с мертвой хваткой, заместитель Генерального прокурора Либрарии. Генеральный прокурор посылал его только на самые важные, особо сложные дела и не было еще ни одного случая, что бы он проиграл процесс.
- Мы тоже готовы, Ваша честь, - пророкотал прокурор.
- Свидетели все на месте? – спросил председательствующий судебного пристава. – Все, кто должен давать показания на процессе? Все должностные лица, коим вменено в обязанность присутствовать здесь и дать показания и объяснения, по сути?
- Все на месте, Ваша честь, - ответил старший судебный пристав.
По рядам зрителей пробежал шумок. Председатель взял тяжелый судебный молоток, трижды он с грохотом опустился на стол, требуя тишины.
- Судебное заседания «Народ Либрарии» против Ее Высочества, испанской инфанты Лидии и должностных лиц Либрарии, объявляется открытым, - провозгласил председательствующий. – Ее Высочество, испанская инфанта Лидия обвиняется в измене служению Либрарии, на которое она согласилась по доброй воле, нарушении присяги, данной ею народу Либрарии, оставление, без приказа вышестоящего командования, поля боя, что привело к тяжелым последствиям, а именно: беспрепятственное нападение вражеских сил на город, причинение значительных разрушений городу и его окрестностям, гибель многих людей и солдат Либрарии. Указанные должностные лица Либрарии обвиняются в измене Либрарии и предательстве. Господин прокурор, Вам слово. Ознакомьте суд обвинительным заключением, а также обоснуйте Ваши слова в отношении одного из ведущих военачальников Либрарии и наиболее уважаемых городских чиновников, против которого Вы выдвинули столь серьезное обвинение.
Прокурор встал, поклонился суду, длинная его тень легла на землю. Развернув свиток, прокурор приступил к чтению.
Обвинительное заключение звучало абсолютно безрадостно для Лидии. Сухим, беспристрастным языком, прокурор излагал факты, ставшие достоянием в ходе следствия, начиная с того момента, когда испанская эскадра была захвачена в бою три года назад. Здесь было все: и прежняя жизнь Лидии при испанском дворе, и обстоятельства, послужившие причиной ее изгнания, и пленение, и согласие стать на сторону Либрарии, и ее служение на протяжении двух с половиной лет. Все это подтверждалось многочисленными письменными свидетельствами, полученными из разных источников, показаниями многочисленных свидетелей, допрошенных в ходе следствия. Но главное содержалось в конце обвинительного заключения: то, что собственно излагало события последних двух недель, предшествующих нападению испанской эскадры на город, в то время как основные силы Либрарийской республики, совместно с силами Семи провинций, пытались отразить нападение обедненных сил врага на территорию Либрарии, колонии Голландии в Южной Америке и в Карибском море.
Как было установлено следствием, незадолго до трагических событий, что разыгрались в городе, по инициативе неустановленного следствием лица, в отношении которого Генеральной прокуратурой Либрарии уголовное дело выделено в отдельное производство, по неизвестным мотивам, подбросило, используя других подсудимых – должностных лиц, подкупленных агентами Испании и Англии, – письма, свидетельствующие о сношениях некоторых должностных лиц Либрарии с англичанами и испанцами, Лидии. Из текста писем следовало, что указанные должностные лица Либрарии, среди которых упоминалось и имя верховного главнокомандующего военно-морскими силами Либрарии – Гора – намеревались использовать Лидию для сепаратных переговоров с Англией и Испанией, захвата власти в Либрарии и признании Либрарии частью территории Испании. Указанные письма были написаны одним из писцов Гора и скреплены его личной печатью. Как выяснилось в ходе следствия, указанные письма оказались подложными: к их написанию Гор не имел никакого отношения. Его писец, писавший эти письма и скреплявший их печатью, под пыткой признался, что он пристрастился к азартным играм, влез в долги и попал в руки к одной темной личности, выкупившей его долги и шантажировавший его этими долгами, заставляя от имени Гора писать «подметные письма». Саму эту личность, которая, несомненно, знала настоящих агентов англичан и испанцев в Либрарии, стражникам не удалось задержать: пришедшие к нему в дом агенты прокуратуры и стражники застали его мертвым, с кинжалом в сердце, а все документы, которые могли бы пролить свет на его связи, оказались похищенными. Сама же Лидия, не убедившись, что письма – правдивы, не поставив в известность президента страны, которому она напрямую подчинялась, не доведя до сведения Генерального прокурора Либрарии факты, что стали ей известны, напала на должностное лицо Либрарии – Гора, нанесла ему телесные повреждения, вернулась на вверенную ей эскадру, где находились основные силы Либрарии, предназначенные для обороны столицы, и приказала уходить из Либрарии. Эти события и привели к трагическим событиям, о которых мы уже рассказывали читателям ранее, и которые теперь вменялись Лидии в вину.
Солнце уже перевалило за полдень, когда прокурор закончил чтение.
- Таким образом, - сказал в заключение прокурор, - Ее Высочество Лидия, совершила преступления против народа Либрарии, заключающиеся в измене, нарушении присяги и оставление места сражения. Остальные же подсудимые обвиняются в измене, превышении должностных полномочий и злоупотреблении властью в корыстных целях и заслуживают самого строго наказания за свои проступки. Я закончил, Ваша честь.
Прокурор поклонился судьям и вернулся за кафедру.
- Благодарю Вас, господин прокурор, за проделанную работу. Вы хорошо поработали.
Председательствующий повернулся к Лидии.
- Вы признаете себя виновной в предъявленных Вам обвиняемых, Ваше Высочество?
Лидия встала со скамейки, лучи полуденного солнца осветили ее, уже немного тронутое бледностью от длительного пребывания тюремной камере лицо: не смотря на то, что Истаяла, Гор (чудом выживший после тяжелых ран) и Альварес настаивали освобождение Лидии до суда на поруки или под залог, суд не счел необходимым удовлетворить их ходатайство, и все эти восемь месяцев Лидия провела в тюрьме.
- Да, Ваша честь, - прошептала Лидия.
- Не применялось ли к Вам, Ваше Высочество, недозволенных методов проведения следствия? Не применялось ли к Вам на следствии пыток или методов психологического и физического давления? Не заставляли ли Вас следователи оговорить себя или не применяли ли они к Вам иных средств воздействия?
- Нет, Ваша честь.
- Есть ли обстоятельства, что могут, как-то оправдать Ваш поступок или, которые, могут смягчить Вашу вину? Есть ли у Вас свидетели, или, быть может, иные доказательства, которые могут повлиять на решение суда?
Лидия вскинула гордо голову, ее глаза блеснули из под век.
- Да, такие обстоятельства есть, Ваша честь.
- Вы желаете их представить сейчас суду, Ваше Высочество, или, быть может, Вы желаете их представить их позднее, в ходе процесса?
Лидия заколебалась, затем ответила.
- Я хотела бы высказать эти обстоятельства в заключительном слове, Ваша честь.
- Хорошо, Ваше Высочество, - проговорил, после минутного раздумья, председательствующий. – А сейчас оглашается перерыв.
После обеденной сиесты, судебное заседание было продолжено. Прокурор, через судебного пристава передал председателю суда «подметные письма». После изучения писем судом и протоколов изъятия писем у испанской инфанты, прокурор спросил у Лидии:
- Скажите, при каких обстоятельствах попали к Вам эти письма, Ваше Высочество?
- Мне принес эти письма человек, которого, увы, я не знаю.
- Поподробнее, пожалуйста, Ваше Высочество.
- Я мало, что могу рассказать… Мы вернулись из похода, корабли только что отшвартовались в порту. Я, отдав необходимые распоряжения, спустилась на берег, что бы направиться в Адмиралтейство с докладом, как ко мне подскочил какой-то человек, протянул эти письма и исчез в толпе. Поскольку я, в тот момент, была занята другими делами, я их просто сунула в походную сумку и вспомнила о письмах только когда вернулась на корабль. Там я открыла их и…
- Понятно, - прервал допрос обвиняемой прокурор. – Ответьте, пожалуйста, на следующий вопрос…
Допрос Лидии длился до вечерних сумерек. С наступлением темноты, заседание суда было прервано и возобновилось лишь на следующее утро. Следующим, кто предстал перед судом, был Гор. С разрешения председателя и после принесения клятвы на Библии говорить правду, только правду и ничего кроме правды, прокурор начал допрос Гора.
- Вы командуете всем военно-морскими силами Либрарии, Ваша Светлость?
- Да, - последовал краткий ответ.
- Вы рекомендовали Адмиралтейству и Президенту Либрарии испанскую инфанту? Вы были инициатором ее перехода на службу Либрарии?
- Да, - столь же лаконичный ответ.
- Расскажите, пожалуйста, суду, при каких обстоятельствах это произошло, - потребовал прокурор.
Гор лаконично, скупыми словами, но, вместе с тем, не упуская не малейшей подробности, рассказал все, начиная с того момента, когда ему стало известно об испанском караване, направляющимся из Мексики на Кубу, до событий, закончившимися их разговором с Лидией, в котором она выразила желание поступить на службу в военно-морской флот Либрарии.
- Что было потом? Расскажите суду о событиях, последовавших после этого, - решительно потребовал прокурор…
Судебный процесс над Лидией длился три недели. Судом были опрошены несколько десятков свидетелей, в числе которых был и писец Гора, а также несколько других, реальных предателей, которых удалось выявить следователям, изучено несколько сотен документов, дано несколько заключений специалистами в области изготовления документов и печатей (в наши дни мы бы назвали этих людей – экспертами), зачитаны ходатайства нескольких торговых гильдий, частных лиц и монашеских орденов не наказывать строго Лидию. Все четче и четче вырисовывалась картина, в которой становилась очевидной картина чудовищного заговора Испании, имеющая целью уничтожить Либрарию и использовавшую для своих грязных целей, ничего не подозревавшую Лидию.
Наконец-то, наступил последний день заседания. Первым в этот день выступил прокурор с заключительным словом. После короткого подведения, прокурор потребовал для Лидии, учитывая смягчающие ее вину обстоятельства, пожизненного заключения в крепости без права на помилование с конфискацией всего ее имущества. Выслушав прокурора, председательствующий обратился к Лидии. Остальных же обвиняемых, которые, собственно и содействовали произошедшему, прокурор просил приговорить к смертной казни.
- Теперь Ваше слово, Ваше Высочество.
- Мне нечего добавить в свое оправдание, Ваша честь. Но прежде чем Вы вынесете приговор, Ваша честь, прочтите это письмо, что было написано мною в ходе процесса. Оно должно объяснить мотивы моего поступка. Я также прошу не зачитывать его в слух, Ваша честь.
Судебный пристав передал председательствующему письмо Лидии. Председательствующий углубился в чтение, несколько минут слышался лишь свист ветра и тихий гомон голосов. Закончив чтение, председатель посмотрел на Лидию, затем покачал головой, но ничего не сказал, краем глаза уловив лишь резкое движение, сделанное Гором, и движение Альвареса, схватившего Гора за руку.
- Оглашается перерыв, - огласил судья. – Решение суда будет оглашено на праздник Святого Николая, через неделю. До оглашения решения, учитывая обстоятельства, что стали известны суду во время слушаний, суд принял решение освободить из под стражи Ее Высочество Лидию под залог в размере 5000 золотых дукатов, внесенных на депозитный счет суда лицами, пожелавшими остаться неизвестными, и передать ее на поруки до вынесения решения монастырю капуцинов. Ее Высочеству Лидии запрещено до вынесения приговора покидать территорию монастыря, но в самом монастыре Ее Высочество пользуется полной свободой, причитающейся ее сану. Заседания окончено.
Неделю город шумел и обсуждал новости, связанные с процессом. Обывателями, не искушенными в политических интригах, выдвигались самые разные версии и строились самые разные предположения, касающиеся дальнейших событий. Благодаря умелой позиции адвоката Лидии, нанятого Гором, население Либрарии было настроено благожелательно к Лидии: пускай она виновата, но ведь она стала жертвой предательства, кто-то использовал против ее воли и, следовательно, уже и так строго наказана за свои ошибки, проведя несколько месяцев в тюрьме. Гор и Альварес рассчитывали на то, что суд не осмелиться строго наказать Лидию, вопреки общественному мнению. Так оно и произошло.
На восьмой день суд возобновил заседание. После зачитывания всех обстоятельств дела, суд приступил к оглашению самого приговора.
… - Итак, учитывая вышеизложенное, суд пришел к выводу, что с мнением Генеральной прокуратуры в части измены и нарушением присяги Ее высочеством Лидией нельзя согласиться. В данной ситуации, учитывая сложившуюся обстановку, на месте Ее Высочества каждый мог посчитать, что его предали. Что оставалось делать человеку, которому угрожает смертельная опасность, как не пытаться спасти собственную жизнь? Ведь человеческая жизнь – высшая ценность, бог ее дал человеку, и только бог может ее забрать. Нет ничего удивительного, что в сложившийся ситуации Ее Высочество Лидия совершила ошибку.
Поэтому, Ее Высочество Лидию можно обвинить только в преступной халатности и бездействии, повлекшим тяжкие последствия. Имея возможность поделиться узнанной тайной с людьми, которым Ее высочество доверяло, в том числе, с генеральным прокурором, в честности которого у Ее Высочества сомневаться не было оснований никогда, тем не менее, обвиняемая не сделала этого, что привело, в конечном итоге, к плачевному результату.
Исходя из этого, а, также, учитывая смягчающие вину Ее Высочества, обстоятельства, а именно: то, что против Ее Высочества имел место преступный заговор, имеющий целью сделать ее участницей преступного заговора против Либрарии против ее доброй воли, раскаяние, возращение на свой пост и надлежащее исполнение своих обязанностей, вступление в бой, спасение Либрарии, храбрость, проявленная в бою, ранение, полученное в сражении, возмещение нанесенного ущерба, а также обстоятельства, ставшие известные суду, но которые суд не считает нужным не оглашать в виду того, что они имеют сугубо личный характер с обвиняемой и которые только Ее Высочество имеет право оглашать; смертный приговор не выноситься, как и не удовлетворяется ходатайство Генеральной прокуратуры о пожизненном заключении обвиняемой без права на амнистию….
На основании вышеизложенного, суд постановил: приговорить Ее Высочество к заключению в Башне Покаяний монастыря капуцинов на срок, необходимый для покаяния и молитвы, и на столько долго, насколько посчитает необходимым суд. Срок заключения может быть сокращен, а подсудимая амнистирована досрочно, если ею будет внесен в городскую казну штраф в размере 50.000 золотых дукатов. Также, суд считает необходимым, учитывая все обстоятельства дела, запретить Ее Высочеству, после отбытия основного наказания, занимать высокие посты в органах государственной власти, связанные с исполнением административно-командных функций государства, на неопределенный срок.
Решение вынесено от имени Верховного суда Либрарии, является окончательным и обжалованию или опротестованию не подлежит.
На оглашение участи остальных шестерых обвиняемых суд потратил намного меньше времени: все шестеро были признаны виновными в измене. Судьба их была предрешена: смертная казнь.
Молоток трижды стукнул по столу. Над центральной площадью Либрарии повисла тишина.

ГЛАВА 13.

СВАДЬБА.

Май 1683 года.

Монастырь капуцинов Святой Елены расположен в достаточно живописной местности Тортуги. Вокруг монастыря расположены густые тропические леса, подступающие к монастырю с трех сторон – с юга, востока и запада. Сам же монастырь, представляющий, скорее, неприступную крепость, чем монастырь, – высокие, толстые стены с зубцами, которые не под силу разбить даже мощной осадной артиллерии, выступающие далеко в сторону от крепости, башни, делающие невозможным (из-за шквального перекрестного огня с башен и стен) атаку пехоты и кавалерии, – располагался на высоком холме, с которого достаточно хорошо просматривались окрестности. С севера, у подножия высокого холма протекала бурная река. От этой реки к монастырю вел подземный акведук, из за чего монахи и защитники монастыря могли не бояться остаться без воды во время осады. Испанцы, создавшие монастырь, надеялись с его помощью контролировать всю северную Тортугу и подступы к ней. Но это было уже достаточно давно, и вот уже несколько лет монастырь служил главной опорной базой для Либрарии.
Как монастырь, Святая Елена, постепенно утрачивал свое значение: в виду постоянной угрозы войны, периодически смерчем проносившемся в архипелаге, количество монахов в монастыре неуклонно сокращалось. Святые братья и сестры предпочитали либо переселяться на континент, где обстановка была несколько поспокойнее, и основывать там святые обители и вести миссионерскую работу, либо возвращаться в старушку Европу. Новое правительство Либрарии, рассчитывая на помощь аббатства (ибо цели, которые ставили перед собой монахи, и новое правительство имели много общего), даровало монахам ряд неслыханных привилегий. В обмен же, монастырь, помимо дозорной и миссионерской службы, нес еще одну: это было место почетной ссылки, почетного изгнания. Человек, признанный виновным в совершении преступления, но которого, по каким-то причинам, высшее руководство страны не желало отправлять в изгнание, тюрьму, на тяжелые исправительные работы (а, по сути, на каторгу) или на плаху, попадал сюда. Здесь, ведя сравнительно спокойную жизнь, в молитвах, человек мог спокойно поразмыслить (не покидая стен крепости, разуметься) о своей судьбе и совершенных им проступках. А через год, через два, через пять лет или более, заключения, в монастыре появлялся гонец, привозивший письмо аббату. Настоятель монастыря вскрывал письмо, читал его, кивая головой, и произносил только одну фразу: «Аминь, да успокоит Господь его душу». После этого, заключенный либо исчезал навеки, либо опускался перед ним подъемный мост монастыря (единственный, кстати, если не считать тайных проходов, ведших в столицу и окружающие монастырь, поселения и фактории) и заключенный возвращался к своей повседневной жизни, оправданный в глазах общества.
Сегодня, едва сестры-капуцинки отслужили заутреннюю, как вдалеке показалась карета, сопровождаемая отрядом гусар. Подскакав к запертым воротам цитадели (это было одно из правил несения караульной службы: ворота монастыря оставались закрытыми даже перед королем. Лишь послушники и монахи могли входить в крепость и выходить из нее), глава кавалькады – рослый, крепкий мужчина, в пропахшей морем униформе, – рявкнул:
- Аббата!!!
Через мгновение аббат, похожий, кстати, больше на гренадера, чем на священнослужителя, вырос перед гостем.
- Чего надо? – недовольно вопросил слуга божий.
- Письмо, - столь же недружелюбно ответил гость, протягивая аббату запечатанный конверт, скрепленный несколькими печатями.
Аббат взял письмо и принялся его изучать. Видимо, осмотр его удовлетворил, так как он каркнул:
- Ждите, - и удалился.
Однако прошло еще не меньше двух часов, прежде чем узкая дверь в воротах отворилась, и оттуда снова выглянул аббат.
- Аминь, да упокоит Господь его душу, - прокаркал аббат заветную фразу.
- Аминь, - перекрестился всадник.
Дверь в аббатство приоткрылась еще шире, двое стражников вывели из-за ограды женщину, закутанную в плащ с капюшоном, закрывающим лицо. Увидев всадника, женщина встрепенулась, ветер сорвал с ее головы накидку, она перевела взгляд сначала на всадника, затем на аббата, на карету и эскорт, затем снова на аббата. Аббат недружелюбно снова накинул женщине на голову капюшон.
- Бестолочь, - каркнул он.
Но тут же его голос дрогнул, нотки нежности прозвучали в его голосе. Он обнял свою подопечную.
- Иди, дочь моя, - голос аббата заметно дрожал. – Пусть Господь освещает твой путь, ибо великие дела ждут тебя, и великие свершения.
Аббат перекрестил женщину, смахнул с глаз предательскую слезу и исчез вместе со стражниками за неприступными монастырскими стенами. Мужчина подошел к девушке, протянул ей руку.
- Идем, - только и сказал он.
Девушка понурила голову, но оперлась на руку мужчины. Мужчина подвел девушку к карете, помог забраться в нее. Убедившись, что девушка устроилась поудобнее, мужчина дал команду гусарам, затем сам забрался на лошадь и маленькая кавалькада тронулась в путь.
Весь путь мужчина проехал рядом с каретой, откуда все время пыталась высунуться в окно девушка, истосковавшаяся по обществу за время долгого заключения. Мужчина все время пресекал эти попытки, закрывая шторку.
- Потерпи, милая, потерпи, - говорил он. – Еще не время, успеется тебе…
Наконец-то, девушка смирилась, и остаток пути они провели о чем-то перешептываясь друг с другом.
Ночь спустилась на Тортугу быстрыми тропическим шагами. Колеса кареты вынырнули из очередного ухаба дороги и загрохотали по каменной дороге: еще за милю до города (как и в самом городе) все дороги были вымощены лучшим на Тортуге красным камнем. Через минут десять городские стены приблизились к путникам, карета въехала в город (мужчина показал стражникам у ворот свой пропуск, и те беспрепятственно его пропустили). Прогрохотав по мостовой, карета свернула в одну из боковых улиц, проехала по слабо освещенным переулкам, стараясь избегать людных мест, завернула за высокое бревенчатое здание, подъехав к черному входу здания. Дверцы кареты открылись, соскочивший с коня мужчина помог девушке выйти.
Поднявшись на второй этаж, девушка вошла в одну из комнат и остановилась, повернувшись к мужчине.
- Совсем как тогда… Помнишь?
- Помню, - ответил мужчина. – Я пойду, распоряжусь…
- Нет, - прервала его девушка, испанский акцент прорвался сквозь гневные нотки. – Подожди…
Рука девушки мелькнула под плащ, вытащила из под него пачку писем.
- Как видишь, я их сохранила.
Мужчина ничего не сказал. Он лишь повернулся и пошел к выходу.
- Стой!!! – раздался резкий голос за его спиной.
Мужчина остановился.
- Куда ты собрался, сукин сын?
Мужчина остановился у самой двери и улыбнулся.
- Сестрам-монахиням так и не удалось исправить твой нрав, - в голосе мужчины звучало восхищение с едва заметной иронией.
Девушка, подошедшая вплотную к мужчине, резким, сильным движением развернула мужчину к себе.
- Нет, слышишь? Нет!!!!
Девушка обняла мужчину…
Через три дня на центральной площади Либрарии были установлены гигантские столы, три дня и три ночи с окрестных ферм свозились припасы, трое суток лучшие повара Либрарии готовились к торжеству, музыканты и актеры разучивали поздравительные речи, несколько установок для фейверков и орудийных батарей для салютов были установлены в различных концах города. Из окрестных городов и сел стекались люди, горожане недоумевали: что за празднество готовиться? Но городские власти упорно хранили молчание, готовя какой то сюрприз. Было лишь объявлено, что ждет что то грандиозное.
На рассвете четвертого день заиграли трубы, глашатаи и скороходы направились в разные концы города, сзывая горожан и гостей столицы на центральную площадь. Через час центральная площадь оказалась полна народу: люди умудрились забраться даже на фонарные столбы. В главной церкви Либрарии – храме пресвятой девы Марии – ворота были широко распахнуты, играла музыка, слышалось пение (любопытные зеваки даже пытались заглянуть в храм, но стражники без излишних церемоний попросту отгоняли их древками алебард). На центральной трибуне, возвышающейся посреди площади, уже находились Истаяла (возраст уже сильно сказывался на старом пирате: он сидел на деревянном кресле, его лицо было покрыто смертельной бледностью, он тяжело дышал), Альварес (Альварес был изрядно расфуфырен, золотые его одежды ярко сверкали на солнце), члены правительства, высшие государственные чиновники архиепископы, послы Англии, Франции, Испании и других городов (европейские державы уже смерились существованием Либрарии, несколько месяцев назад с ведущими европейским державами даже были заключены мирные договора). Среди этой яркой толпы выделялся высокий мужчина в плаще с капюшоном, накинутом на лицо, и девушка, лицо которой также скрывал капюшон.
Истаял встал, рука его взметнулась в верх, требуя тишины, заиграли и стихли трубы. Когда над площадью воцарилась тишина, Истаяла заговорил.
- Мы собрали Вас сегодня для того, что бы отпраздновать знаменательное событие. Многие из Вас знают многоуважаемого, наиболее из почетных граждан нашего города, адмирала Гора.
Истаяла повернулся к мужчине в капюшоне и сделал жест рукой. Мужчина сделал шаг вперед, откинул капюшон. Истаяла обнял Гора и обратился к слушателям.
- Я уже стар, я не могу больше править. Согласно законам и традициям нашей страны, правитель, что не может править, должен быть смещен со своего поста решением всего народа, либо заявить сам о своем уходе. При этом он может и должен назначить своего восприемника на этом ответственном посту, пока народ Либрарии не изберет, путем референдума, другого правителя страны.
Я не желаю, что бы народ Либрарии и дальше видел мою немощь. Я отказываюсь от президентской мантии и передаю бремя власти его светлости Гору. Отныне, до тех пор, пока не будет Вами избран новый президент Либрарии, Вы должны подчиняться ему как мне…
Истаяла повернулся к Гору, рука его дрогнула, передавая Гору золотую статуэтку Афины – национального символа Либрарии, символа президентской власти, – Гор поддержал старого воина, принял из его рук статуэтку. Этот жест означал официальное отречение от власти, официальный переход власти от старого президента, к его восприемнику.
- Да здравствует Гор… Виват Истаяле…, - радостные и поздравительные возгласы жителей Либрарии донеслись со всех сторон, потонули в одобрительном гуле.
В небе, с оглушительным грохотом расцвели цветы салютов, гул нарастал. С огромным трудом Истаяле удалось привлечь внимание толпы, заставить ее снова замолчать.
- Я еще не все сказал, граждане Либрарии, - срывающимся голосом сказал он. – Сегодня мы празднуем еще одно знаменательное событие. Событие, не менее значительное, чем смена президента…
Истаяла задыхался, но все же, после секундной паузы продолжил.
- Наш уважаемый адмирал моими устами приглашает Вас, уважаемые граждане Либрарии, быть сегодня и ближайшие несколько дней быть его гостями… Гостями на его свадьбе… На свадьбе, Гора и испанской инфанты Лидии…
Над Либрарией повисла оглушительная тишина…