Конкурс рассказов "Один день из жизни.."

Для участия в конкурсе нужно было написать рассказ на тему "Один день из жизни...", то есть нужно было описать один день из жизни какого-то человека, с утра (пробуждения) до вечера (засыпания).


Голосуют участники и приглашенные судьи.

Система голосования - нужно выделить 3 наиболее понравившихся рассказа и распределить по 3-м местам: 1 место - 3 балла, 2 место - 2 балла, 3 место - 1 балл

Участники шлют голоса мне в ПМ до 12.00 20 января
(за свой рассказ, естественно, не голосуем; кто не проголосует - минус 5 баллов)

Затем голосуют судьи (они голосуют в теме) до 12.00 27 января

Победит рассказ, набравший наибольшее количество баллов.

Если участник хочет написать отзывы по всем рассказам, он должен написать отзыв и о своем рассказе, чтобы никто не понял, какой из рассказов принадлежит ему.

До окончания конкурса запрещается каким-либо образом сообщать автором какой работы вы являетесь!



Призы:
1 место – 150 сексо
2 место – 100 сексо (от Гильдии Творческих Людей)

№1

"Журавлики"

Утро.
Опять просыпаюсь от боли.
Она приходит ниоткуда, даже не изнутри, а из сущности самого солнечного света, пробивавшегося через полуоткрытые веки больничных жалюзи. Как будто этот свет - материальный, прочный как алмаз и одновременно неосязаемый как дым. Он, не признавая преград проникает в поры кожи, наполняя их острой сталью, как будто в крови не хватает железа и разрушает кости, перемалывая все что может задеть, как рухнувший вниз небосвод.
Вчера было легче. Или это только кажется?
Если бы мог подняться - задернул бы эти жалюзи. Если бы...
Первое время не видно ничего, до тех пор пока не начинает различаться красное на белом. Тонкие струйки, ветвящиеся как прорастающие сквозь гранит стебли, подобная воску кровавая капля в бликах пламени, неуловимо похожего на лицо с огненными глазами - чистилище, разверзнувшейся бездной - под ногами, над головой, со всех сторон... пустота радиоактивного света последней ядерной зимы.
Ничего на самом деле нет и я знаю это. Значит... нет и меня тоже?
Рука ищет на тумбочке листок бумаги - обычный тонкий и чистый листок - из которого начинаю складывать журавлика.
Это получается почти автоматически - их много лежит внутри тумбочки.
Они живут там, а я - умираю здесь.
Мне иногда снятся кошмары как рой сменяющих одна другую картин, почти бессвязных, не расшифрованных, несомненно имеющих какой-то глубинный смысл, но - даже слишком глубоко, чтобы достичь его и не задохнуться под давлением толщи черной воды.
А вот сегодня снилось, что зазвонил телефон - такой как был дома. Почему-то он оказался здесь, в больничной палате, но во сне это не показалось странным.
Я даже смог встать и подойти к телефону, чтобы снять трубку, в которой услышал голос деда.
Он просил прийти к нему, принести какие-то продукты, помочь чем-то...
Дед умер прошлой осенью.
Я не хочу к нему приходить, где бы он ни был сейчас... не хочу!
Кладу журавлика в тумбочку и начинаю складывать нового.
Свет уже не так режет по глазам, но боль не уходит, словно все тело завернуто в кокон из колючей проволоки с короткими, но острыми шипами перекрашивающими кожу в иной - красный - цвет. Она задевает кости, как будто проводя тонкой кромкой алмаза по стеклу и стекло от этого рассыпается. Сначала - на две равные половины, затем - ударившись об землю - на колкие брызги разбитого бисера.
Видимо, половины стекла не могут существовать отдельно, равно как и распиленное надвое тело, у которого на линии разреза виден еще пульсирующий посмертными мыслями мозг, влажно вытекающий из черепной коробки, теплые внутренности, почки - по одной на каждую половину, и одно так и не поделенное, ничему не доставшееся сердце.
Оно - бьется и ему наверное тоже все еще больно, как если бы каждый удар приходился об острые камни после падения с отвесной скалы - десятки раз, хотя хватило бы и одного.
Может днем придут врачи... хотя, зачем?
Они сами знают что уже ничем не помогут. Только будут прятать взгляд в пыльных углах комнаты и невысказанные слова в очередной раз повиснут в воздухе на петле из мерзкого хруста сломанных шейных позвонков.
Все что они могут - это вколоть снотворное, а снотворного я не хочу - мне нужно делать журавликов.
Говорят, если сделать тысячу то выздоровеешь.
Эта сказка неровным ритмом бьется в правый висок, до самого яркого всплеска артериальной крови, и в нее так хочется верить. Может - просто больше не во что?
Надежда пробивается ростками алых анемонов насквозь - через рыхлую от дождей и червяков землю, грубые булыжники мостовых, белые простыни и чем-то похожее на них по цвету пока еще живое тело.
Она, раскаленная, заполняет всё, прошивая реальность насквозь иглами своих шипов, в которые вместо нитей почему-то продеты лески. Может потому что лески жестче и заканчиваются, как правило, крючком, рвущим губы слишком несговорчивым рыбам, которые глотают наживку не думая что на самом деле ничего не бывает так просто и даром.
Снова беру новый листок бумаги.
Двигаться тяжело, как будто преодолевая давления толщи воды пробираться на поверхность, в то время как вода тоже преодолевая чужое желание выжить пробирается в легкие. Но по крайней мере наконец-то стало хоть немного легче - боль ушла глубже под сердце и свернулась вокруг него в клубок из терновых веток, похожих на змей. Может это и были змеи - с наполовину содранной чешуей, осколки которой выглядели как тернии. От этого ничего не меняется.
Продолжаю делать журавликов.
Японская девочка, про которую была эта история, умерла, когда сделала девятьсот девяносто девять. Но она верила в чудо.
И я - верю. Больше ничего не остается.
Так загадывают желание на уже давно мертвую звезду, оставившую в небе черный выжженный след - как от сигареты, затушенной об кожу. Конечно, всё может быть и ложью, только выяснится это лишь тогда, когда самая последняя надежда выплеснется гноем из вскрытых ран, настолько старых, что там не оставалось даже крови, свернувшейся в тесные клубки из красных нитей.
Точно такими же нитями, как эти, всегда вышивали цветы - распущенно-страстные бутоны роз. И вышивали их прямо на коже, ловко продевая ее сквозь металлические пяльцы. Иглы доставали из шприцов с ядом - и эта смертоносная темно-фиолетовая сыворотка, глубоко проникая в кровь, застывала тромбами в венах. Вены тоже в свою очередь застывали, как будто металлические лески, чтобы они сами при малейшем движении вскрывали одна другую.
Наверное это должно было быть невыносимо больно, вот только нервных окончаний уже нигде не осталось и боли поэтому не было. Мертвые вобще не чувствуют боль.
Значит, я еще не был мертвым.
Складываю еще одного журавлика.
Этот - семьсот двадцать первый.
Осталось... сколько? Двести семьдесят девять? Никогда не был силен в математике...
А сколько осталось мне?
Вопросы повторялись, разворачивая все мысли пыльными, и уже давно пустыми пленками.
Они были не нужны, эти мысли - они парализовали, вцеплялись в руки, в лицо, приникали к порванным их коготками венам и векам, но не пили, а наоборот вливали страх каплями своей отравленной крови.
Иногда хотелось разучиться думать.
Журавлик слетает на тумбочку, почти живой, невероятно белый. Наверное, такой же белый как саван. Раньше этот цвет напоминал о первом еще таком чистом снеге или нежных лепестках лилий, а теперь лишь о костлявых руках смерти и сползающих с них мерзких - тоже белых - червях, жадно копошащихся во внутренностях трупов.
Ничто не могло утолить их вечный голод, кроме боли городов, опустошенных чумой, которую разносили облезлые, покрытые язвами крысы с белыми хвостами. Но в отсутствие чумы подходила и война, а червей было хорошо видно в широких рваных ранах, распахнутых настежь, как окна во время жары.
Жара в сущности тоже была белой - оставляя песок пустынь похожим на пепел, или пепел сгоревшего мира похожим на песок. Разница даже не была заметна - каким бы ни был финал, но белых червей в любом случае ждал очередной кровавый пир на обезвоженных, готовых пить свою собственную кровь, путниках, так и не сумевших перейти пустыню.
Это ведь было в принципе невозможно, если вместо недостижимых оазисов вокруг остались только миражи, ускользающие песком и сквозь пальцы, и сквозь побелевшие легкие.
Наверное я схожу с ума, если все это вижу.
И безумие, тоже белое и похожее на червя, вгрызается в сухие покрасневшие от бессонницы глаза. Здесь легко стать сумасшедшим - в этой затхлой, невыносимо пахнущей лавандой комнате, заполненной до краев и выше болью - тоже белой, гладкой и скользкой, как натертая кровью пластиковая поверхность.
Начинаю складывать еще одного журавлика.
Дышать становится тяжело, как будто воздух там, чуть выше кровати, настолько густой, что стоит лишь приподнять голову и можно будет в нем захлебнуться как в дожде.
Этот воздух кажется разряженным, словно на вершинах гор - как будто шершавым, подобно наждачной бумаге, и он безжалостно соскабливает кожу изнутри, до крови, шедшей из носа и горла.
Забывая - что потеря около двух литров крови уже смертельна, не признавая подобных формальностей и условий, придумав собственные законы, воздух настаивал, чтобы все дышали только им.
Беру очередной лист бумаги - делаю журавлика. Снова и снова...
Руки дрожат - им холодно изнутри, как будто кости медленно, без анестезии вынимают из тела, заменяя на ледяные протезы. Журавлики уже получаются плохо - вот у этого неправильно погнулось крыло, как будто сломанное.
Прости, я наверное смогу еще исправить...
Или не смогу?
Темнеет. Неужели уже вечер? Или просто за окном начался слабый моросящий дождь?
Я не вижу его, но знаю что он похож на марлевую сетку, серую - от пыли и сумерек, но более всего от застрявших в ней намертво мыслей, напоминавших мушиные тела, пропущенные через заточенные отверстия мясорубки.
У мух не видно крови, их растертые глаза кажутся пятнами грязи, неуместными для такого ослепительно белого, мраморного подоконника, где расставлены увядающие цветы - всегда четные и не способные умереть окончательно в желтых листках несвоевременной осени. Эти цветы - из басмы, с пластмассовыми стеблями и бутонами, прошитыми черными нитями - они пахнут лавандой.
А вот за марлей, по ту сторону окна, все наверное иначе - там новолуние смотрит с небес пустой, аккуратно вычищенной от всего лишнего - и не лишнего - глазницей, где нет даже тонкого серпа света. И в этой темноте листва на деревьях выглядит как растрепанные, промокшие перья, трепещущие от северного ветра. Иногда они даже отрываясь от веток ненадолго взлетают - правда лишь для того чтобы упасть и сгнить в одной из луж, в которых даже отражение радуги кажется скорее бензиновым пятном, но листья не знают этого.
А если бы знали?
Наверное, я уже сумасшедший...
Почти забытая, и без того серая, облезлая марля непрестанно линяет - дождь оставляет лужи на сорной траве, колючей как тонкие стеклянные трубки, вонзившиеся в землю сотнями дротиков без оперения и без яда.
Такой же марлей заматывают пальцы с отрубленными последними фалангами - так щедро, что этого даже не заметно, кроме как по цвету десятков марлевых слоев пропитавшихся красным.
Еще один журавлик. На сегодня - последний.
Боль где-то внутри начинает опять биться в агонии - как будто странное неуклюжее и неестественное громоздкое существо без лица, с плотно зашитыми светлыми нитками глазами и ртом. Безмолвное, оно что-то постоянно ищет на ощупь, как будто это может облегчить его собственные мучения чьими-то еще, свежими и солеными. Оно рвет на части чужие старые швы чтобы заглянуть внутрь умирающего тела и ничего не увидеть - но не потому что там пусто, а потому что это существо - слепо.
Оно не видит ничего - даже пятен, оставшихся от его длинных, с двумя лишними фалангами пальцев, заживо заостренных выступавшими прямо из-под кожи костями. И отпечатываясь на стерильных, опять же белых, перчатках хирургов эти красные пятна кажутся неуместно яркими. Их не должно быть там, но они есть, так же как есть на солнце. Почему-то в пятна на солнце верится больше, чем на собственной коже. Наверное потому что солнце невероятно далеко...
Кладу журавлика в тумбочку.
Сегодня опять не смогу заснуть.
Это - не страшно.
Страшно - когда не смогу проснуться.



№2

Я досматриваю детектив и традиционно ем шоколадный батончик, зная, что удовольствию от этого промежутка покоя приходит конец. Закрываю глаза и просыпаюсь. Ночь истекает, ее сменяют: каша, бутерброд и последнее мгновение блаженства – теплый чай после всей сухомятки. «Царствие небесное – подобно непрекращающемуся утолению жажды, или, иначе говоря - воде вечной, от которой больше ни разу не взалчешь» транслируют из высших сфер – «а чай кончается, и даже еще раз выпить не дадут – такое развертывания порядков – выпил–беги-прибежал–пей-выпил-беги».
Вот уж начался асфальт и мои передвигающиеся ноги, прыг-скок. Мои так горячо любимые кроссовки из белой кожи и замши, я легонько скачу, чтобы ощутить легкий эффект отпружинивания. Почти новые кроссовки, лужи и грязь – чувственная живопись будней меж еще существующими коммунальными домами…»По краю бездны, по краю лужи….По краю жизни, по краю смерти,…По краю ада, по краю рая…Идем, играя и умирая,…О, безумное дитя» - пела в это время женщина на другом конце Москвы…
А потом ступенечки, ступенечки…и во сне они тоже, только выходишь из пролета на этаж, а там другая топография…взбежал, присел, вздремнул.
…«И начинать следует с даты на полях» - пробился сбоку-сверху голос, заземляющий в реальность клеточек в тетради, которые, однако, срабатывали как универсальная янтра…эти клеточки! А стоит ли марать? Бесконечная бесстрастная матрица клеточек, со сна в 8:30 обладает бесконечной глубиной стереограммы, и нарисованные поверх чернильные символы сами являются символом человеческого самоуверенного неведения, набрасывающего сеть на Неведомое…но вылавливающую лишь какие-то мелкие идейки, вроде простейших ответов на математическую задачку, но вернее всего затягивающие в пучину Пустоты…
Ступенечки и клеточки!!! Настал момент перемещения в другой класс - узорчик на линолеуме по сравнению с клеточками кажется просто карикатурой на их первозданную чистоту… так что сверну ка я уже во двор к листве, она в курсе всего. Опавшая, конечно, и смешавшаяся с землей летает и сбивавается в кучи. Двойки пахнут листвой! Листва за одно с дворником – поэтому. Пообщавшись с ними, я смотрю на звезды – пью чай – вращаю двойку, отсвечиваемый закатом на кухне. Такой дали символ. И я его взял. Единицу не дали – она священна. Двойка же начало проявленности мира. Тройка – это проявленность + свидетель, а четверка с пятеркой уже явно излишни – они для тех, кто постигает суть проявленности. Для постигающих же суть Пустоты достаточно и 0. Поэтому люблю я батончики – у них форма правильная! И чай люблю, потому что кружка тоже такова! А детектив – чтоб забывать.



№3

Белый потолок. Снова эта жуткая боль. Я присел на кровати и попытался дотянуться до шприца с лекарством. Ольга заранее набрала нужную дозу, оставалось только ввести её. Мне повезло, что я могу ходить, говорить, соображать, чувствовать боль. Но вот руки предательски дрожали и я понял, что попасть в вену я никак не смогу. Хлопнула дверь, вот и Ольга. Я как обычно проснулся как по часам, как раз к приходу сиделки. Осталось только закрыть глаза и ждать, свет из окна слепил глаза и вызывал ещё большую боль в голове.
- Привет. Как дела? – услышал я женский голос.
- Как обычно, правда сегодня я не в состоянии себя уколоть.
- Сейчас я помогу.
- Спасибо.
Нет, я не наркоман. Это болезнь, а укол всего лишь обезболивающее. Каждый день начинается вот с этой процедуры и каждый день кажется мне последним. И каждое утро я думаю как я провел жизнь, что в ней такого, что можно вспоминать умирая. Ничего. Абсолютно. Работа, развлечения с друзьями, несколько городов России и парочка стран, все что я видел. При этом я не знаю, что можно бы сделать такое, с чем можно умереть с улыбкой. Жжение от руки пошло по всему телу, скоро жечь начнет везде и боль уйдёт на второй план. Я завещал своё тело на органы и на исследование болезни. У меня нет ни жены ни детей и свою квартирку я решил поручить продать и раздать деньги детским домам. Вот и всё. И то - оное произойдет после моей смерти. Кто знает, увижу ли я это, хотя я по прежнему верю в загробную жизнь и верю, что всё таки увижу.
- Ну как? Легче? Может полотенце на лоб?
- Да, намного, полотенце не нужно. Как у тебя дела?
- Да все так же, преподы эти задрали уже, я одному уже пятый раз эту курсовую таскаю и каждый раз он находит в ней что-то не так.
- Может ты ему нравишься?
- Ха! Нравлюсь конечно, но это не повод так меня мучить…
Я открыл глаза. Ольга сидела рядом на стульчике и немного ушла в свои мысли. Наверно о том преподавателе. Легкое платье, длинные светлые волосы, пронизываемые солнечными лучами казались почти прозрачными и воздушными. Маленький носик, с несколькими веснушками вокруг, не знаю почему, но именно это в лице Оли меня больше всего умиляло.
- Знаешь Оль…
- Да?
- Наверно я больше не нуждаюсь в твоих услугах.
- Что? Почему? – девушка искренне удивилась, - Ты нашел новую сиделку?
- Нет, просто…, - в голову не лезли никакие отговорки, - у меня заканчиваются деньги.
- Что за глупости? Я ведь беру с тебя смешную сумму, да один такой шприц стоит в 10 раз больше, чем я за день беру! Да и потом, сегодня ты его даже вколоть себе сам не мог!
Я потер руками лицо и глаза. Как объяснить девушке, что я не хочу, чтобы она пришла однажды, а мое тело мертво? Может так и сказать?
- Это потому что я знаю, что ты придёшь, поэтому и не встаю ночью, чтобы уколоть себя снова до того, как придёт новая боль.
- Хорошо, но про деньги ты точно соврал, что на самом деле? Только не говори, что ты решил покончить жизнью!
- Ха, - я засмеялся, - полутруп хочет покончить…
- Не говори так, ты не полутруп! – перебила меня девушка.
- Да, но скоро могу стать трупом и я не хочу, чтобы ты это видела!!
Повисло молчание. Ольга задумалась и на глазах стали появляться слезы. С чего это?
- Оль, правда… Мне немного осталось, мы оба это знаем. Ты наверняка, каждый раз открывая дверь думаешь, жив ли я, я не хочу этого!
- Не правда! – девушки голос сорвался, - я не думаю так, даже и в мыслях нет, что ты можешь умереть!
Закрыв лицо руками и переходя на плачь, девушка выбежала из комнаты. Ну вот что я за человек, довел девушку до слёз. Я встал и открыл окно настеж. Лето позволяет. Нужна музыка повеселее, давно я ничего не включал, басы слишком больно бьют по голове, но если покопаться в эквалайзере…
Заиграл Muse. И я запрыгал, запрыгал непосредственно и по детски, как дети прыгают на улице или как молодежь на танцполах в ночных клубах. Я представил себя барабанщиком и изо всех сил молотил воображаемыми палочками. В комнату вбежала Ольга. По обеспокоенному лицу было видно, что уж музыку услышать она никак не ожидала. Пока она не пришла в себя, я быстрыми скачками добрался до неё и схватил за руки. Девушка улыбнулась и запрыгала мне в такт, пытаясь быть на одном уровне с моим лицом.

Bury it
I won't let you bury it
I won't let you smother it
I won't let you murder it

Our time is running out
And our time is running out
You can't push it underground
We can't stop it screaming out*

Мы упали на кровать и меня вдруг скрючило, «вот только не сейчас», подумал я. Когда я открыл глаза музыка уже не играла. Ольга сидела рядом с грустным лицом и читала книжку, а минуту назад она улыбалась и прыгала… Захотелось умереть. Но ничего, не долго осталось.
- Сколько я лежал?
Девушка вздрогнула.
- Часа три. Тебе нельзя так прыгать…
- Вздор! Мне всё можно, прошло то время, когда было нельзя!! – выкрикнул я, и тут же, остыв, добавил, - прости…
- Не извиняйся. Ты прав. Может давай пообедаем и пойдём гулять?
- О… Я даже не знаю. Есть я не хочу… Я так давно не выбирался на улицу. А как же твоя учеба?
- Прогуляю сегодня, пускай этот препод попереживает почему я сегодня к нему не пришла.
Я закрыл глаза. Да… точно. Пускай попереживает. Золотистые волосы Ольги развивает слепой ветер, гонимый осенним солнцем. Снег падает на веснушки и тает, слезами стекая вниз. Кровь с её лица капает мне на ладони и шипя, проедает дырки. Боль, дикая боль, хочется кричать, но рот закрыт поцелуем смерти. Молодое лицо матери, ещё когда мне было лет семь или восемь. «Ты же мужик, терпи» - говорит она. И я терплю, шипит уже все тело и боль съедает его без остатка, остается только легко жжение. Я открыл глаза. Вечер.
- Оля?
- Да, я здесь, ты снова отключился. Кричал… Я тебе вколола обезболивающее недавно.
Я резко вскочил на ноги, пол пошел ближе к лицу и Ольга чуть ли не подпрыгнув на стуле подбежала ко мне.
- Ты что? Совсем рехнулся?
- Пошли.
- Куда?
- Мы гулять собирались, ты помнишь?
- А вдруг ты опять отключишься? И что это было? Раньше ты так надолго не отключался.
- Не важно, сходи домой, накинь что-нибудь на себя, а я соберусь и выйду.
Ольга пыталась ещё возражать, а потом с недоверием глядя в мою сторону, ушла. Не без труда я оделся, кровь стучала в висках. Шприц, обезболивающее… Немного подумав я собрал две дозы и вогнал в кровь. В этот раз было не жжение, а боль, но она быстро расползлась по телу и затихла. Я не дам тебе загубить эту идею. Вызвав такси и собрав все деньги, что были в доме я вышел во двор.
Уже была видна луна, абсолютное безветрие и тишина, как будто город вымер. Ольга оделась явно легче, чем надо было, я приобнял её за плечи и неожиданно для себя и неё поцеловал её в щёку.
- Пошли? – спросил я пока она не надумала прокомментировать мой поступок.
- И куда мы пойдём?
- В клуб.
- Куда?! Ты рехнулся? Мало тебе сегодняшнего?
- Нет, а вот и наше такси.
«Ну ладно, пока, мне в облака. Я знаю о том, что будет потом. После дождя - я» - играла музыка в машине. Главное не отрубиться и залог успеха это не закрывать глаза.
Ольга вначале осторожничала, но потом расслабилась, я много говорил, перекрикивая шум музыки и смеялся, она не смогла удержать себя в руках и смеялась тоже. Видимо лишняя доза обезболивающего опьяняла и вгоняла в некую эйфорию. И почему я раньше так не делал?
- Смех продлевает жизнь, помнишь Оль? Пошли танцевать!
- Ты с ума сошел! – но улыбка с её лица не сходила.
- Я уже это слышал кажется.
- Тогда я сказала, что ты рехнулся! Я впервые тебя таким вижу!
- Это лучше, чем труп в постели!
И я потащил её на танцпол, не дав сказать и слова. А потом был медленный танец. Потом звонил её парень и она долго с ним переругивалась по поводу где она и с кем. Потом я стащил ещё дозу обезболивающего, оказавшегося в её сумочке. А потом снова глаза, руки, носик с веснушками и белокурые волосы в неоновых огнях.
А потом в пять утра я включил дома на всю музыку и прыгал. И плевать на соседей. Мутнеет в глазах, только не закрывать! Падает телевизор, вспыхивает ковер на полу. Рука не дотягивается до ручки двери. Ну и ладно. Зато этот день я буду помнить всю оставшуюся жизнь. И этот носик с веснушками. Я улыбался.



*Muse - The time is running out
Загубить,
Я не дам тебе загубить эту идею.
Не дам тебе её задушить,
Не дам тебе её убить.

Наше время истекает.
Уходит безвозвратно.
И его не упрячешь в подпол,
Не заткнёшь ему рот.



№4

Сознание пробуждается с мыслью «Кто Я?» Так начинается утро, и так вновь начинаюсь Я. Мысли стекаются ручейками, наполняя Я смыслом (А может быть вытесняют смысл, скопившийся за ночь?). Проходит несколько секунд и Я уже начинает наполняться Ей. Ее образ, ее тепло, ее голос выгоняют из Я все прочие мысли. Она и Я теперь почти одно. Позвонить ей?.. Нет, наверное, еще спит. Когда же мы сможем просыпаться вместе каждое утро? Душ, завтрак, бессмысленное переключение телевизионных каналов… Все, можно звонить. В тишину ворвался Ее голос:
- Привет!
- Доброе утро! Проснулась?
- Проснулась, завтракаю. Какие у нас сегодня планы? Может ко мне сейчас приедешь?
- Хорошо, буду через пару часов. Я люблю тебя!
- И я очень тебя люблю! Жду!
Вешаю трубку и ощущаю, что Она окутала Я еще полнее.
Через два часа я уже обнимаю ее. Клетки моего тела запоминают все ощущения, чтобы проснувшись без нее, воспроизвести подобие этих переживаний. Все, мы вместе. Что может быть прекраснее и важнее этого «Вместе»? Я каждый день молюсь о том, чтобы это «вместе» было не пустой иллюзией моего Я, а действительно самым главным и самым вечным. И мое Я верит, что Вместе было еще задолго до Я и Она, и будет после. Будет всегда.
Мы пьем чай, разговариваем, прикасаемся друг к другу. Мое настоящее, лучистое счастье.
- Останешься на ночь? – спрашивает она, - Я договорилась с соседкой. А завтра с утра пойдем гулять в парк.
- Да, конечно. Когда же у нас будет своя квартира?..
- Будет, обязательно будет. И тогда нам не придется больше расставаться.
Мы вместе смотрим телевизор и сделанные недавно фотографии, вместе обедаем и ужинаем, вместе читаем, разговариваем, мечтаем и смеемся. И, как странно, все действия, совершаемые нами вместе, кажутся мне наделенными огромным смыслом. Ведь я знаю, что без нее они бы были совершенно пустыми.
А потом мы ложимся спать тоже вместе. И пусть бы это Вместе никогда не кончалось. Я обнимаю ее, целую, я растворяюсь в ней...
И так проходит еще один день, еще один прекрасный, волшебный день. Имел ли он какой-то смысл? Что и для кого он значил? Если бы это зависело от моего Я, то такие дни длились бы вечно. Но существует ли это мое Я? И имеет ли оно какое-то право голоса, право быть счастливым?.. Или хотя бы право быть?
Ночь запутывает ручейки мыслей и Я постепенно исчезает. (Или все же возвращается?).



№5

Ее руки обвились вокруг его шеи, губы приблизились, и их дыхание слилось в одно. Он почувствовал как приятное тепло разливается по всему телу, и он как бы растворяется в ней. Еще немного и он перестанет осозновать где заканчивается он и начинается она. «Милый», - нежно прошептали ее губы, - «Просыпайся». «Почему просыпайся? И что с твоим голосом?» Постепенно ее образ стал расплываться, и в его мир проник резкий голос Масяни: «Просыпайся, мой хозяин, я хочу тебе сказать...» Он проснулся. Немного полежав, он в который раз попытался вспомнить неясный образ девушки из сна. Но тщетно. Хотя он видел один и тот же сон уже несколько недель подряд, он каждый раз начисто забывал все детали и помнил лишь общее ощущение радости и умиротворения. Он нехотя открыл глаза и взглянул в окно. Наверно можно было бы сказать, что день занимался. И это было вероятно правдой, но день занимался где-то там, за пеленой моросящего дождя и кромешной облачности. «Ну что ж», - подумал он,- «для Питера в конце ноября день даже почти солнечный». Дальнейший его утренний моцион был настолько до автоматизма однообразен, что он и сам, пожалуй, не сразу смог бы вспомнить, что же именно он делал. Наконец, он был готов и вышел на улицу.

Все как всегда. Отстояв в очереди на маршрутку, он занял место в конце салона и приготовился немного вздремнуть. Однако, грубая утренняя перебранка двух неопохмелившихся пассажиров вторглась в его дрему и заставила включиться в окружающую действительность. К счастью, напротив него ехала какая-то миловидная девчушка, вероятно студентка. Он невольно остановил взгляд на ее стройных ножках в телесного цвета чулочках. Ее юбка была достаточно коротка, так что, когда маршрутку потряхивало на колдобинах, он мог мельком видеть ее трусики. «Странно», - почему-то подумалось ему,- «Никогда раньше не задумывался ради чего они носят такую одежду даже в жуткий холод. Ведь ей же наверняка очень холодно. А вот ему теперь стало теплее. И хотя она его совсем не знает, она согрела и его...» Тут она поерзала на сиденье и чуть потянула вниз свою юбку. Он поднял глаза. По краске, залившей ее лицо, он догадался, что, пожалуй, слишком пялился на ее ноги, и ему тоже стало неловку. Вскоре, однако, ему было нужно выходить, так что он встал и стал пробираться к выходу...

На работе тоже ничего необычного не было. Он работал... а кем же он работал? Да он и сам толком не знал. Официально его должность называлась секретарь-референт. Он должен был заполнять различные формы и писать отчеты по указанию начальства. Многие из них казались ему сущим бредом и он совершенно не понимал зачем он это делает. Одно он знал точно – никакого отношения к полученному им химическому образованию это не имело. С недавних пор он также стал учиться на вечернем отделении экономического факультета одного из ВУЗов. Сам ВУЗ он выбрал исходя из его близости к месту работы и даже не знал какого его полное название. Но это его не беспокоило. Все было ясно с самого начала: он платит деньги, время от времени появляется перед преподавателями, а они ставят ему зачеты. Начальство очень хотело, чтобы все их сотрудники имели высшее экономическое или юридическое образование. Нет, он ни на секунду не сомневался, что и это не имело к его работе никакого отношения, но определенно не хотел рисковать своим местом. В целом, ему в офисе нравилось. Его коллеги были достаточно милыми людьми, начальство нагружало не сильно, а зарплата, хотя и небольшая, вполне покрывала нужды такого закоренелого холостяка, как он.

Ему было 30. Он никогда не был женат, у него было две серьезные связи и несколько мимолетных увлечений. Он нравился женщинам. Даже в его офисе две девушки постоянно строили ему глазки. Они ему нравились, но он предпочитал встречаться с замужней бухгалтером Тамарой. Объяснение было простое. Он боялся (и не без оснований), что незамужние девушки имеют на него значительно более серезные виды, чем ему бы того хотелось. А так как они работают в одном офисе, то избегать их ему бы не удалось. Поэтому он решил просто не начинать с ними никаких отношений. Кроме Тамары у него было еще две более или менее постоянные партнерши, но ни с кем из них он уже давно не встречался. Они ему стали неинтересны. Началось это чуть больше месяца назад. Тогда ему впервые приснился его странный сон. Возможно это было воспоминание о какой-то далекой и хорошо забытой встрече, возможно это было предчувствие чего-то нового, но так или иначе ему совершенно не хотелось позвонить кому-нибудь из своих подруг и назначить встречу. Даже Тамара, которая постоянно крутилась возле него на работе, хотя и вызывала у него простое мужское влечение, но все никак не могла добиться очередного свидания. Он каждый раз находил отмазки. Последнее время он наиболее часто ссылался на необходимость поднажать на обучение перед сессией на вечернем. Вот и сегодня ему не удалось ускользнуть от такого объяснения. Тамара была вне себя и явно ему не верила. Она, конечно, была права. Он не ходил на занятия уже три недели, но сегодня точно решил сходить. То ли он опасался, что Тамара проследит за ним, то ли он и сам поверил в необходимость отметить свое присутствие на занятиях, но сегодня он себе устроил длинный день.

После работы он зашел в знакомую кафешку перекусить и отправился на занятия. Их группа состояла из 25 человек – это он знал по общему списку. Большинство из них ходило так же эпизодически как и он сам, поэтому знаком он был от силы с десятком человек в группе. Вот и сегодня в аудитории их сидело 8 человек. Ровно в семь вечера дверь отворилась, и вошла ОНА. Да, это была ОНА. Хотя, проснувшись, он совершенно не помнил лица, но сейчас он тут же узнал ее. Он что-то смутно слышал, как она объяснила, что их профессор приболел и попросил ее (его аспирантку) прочитать им лекцию, что зовут ее Лиза. Что-то еще она потом говорила про макроэкономику, но все это было для него уже не важно. Теперь он точно знал зачем он ходил на эти занятия. Он никогда не был робок с женщинами. Но сегодня после лекции, когда он подошел к ней и попросил ответить на его вопросы, его язык заплетался. Хотя то, что он спрашивал по экономике было на удивление (или как раз вполне естественно) очень глупо, она не выказывала желания поскорее уйти. Она ему явно симпатизировала. Тогда он решился. Он пригласил ее в кино на поздний сеанс и не ошибся – Лиза согласилась. В кино они больше разговаривали, чем смотрели фильм. Он с удивлением обнаружил, что был рад узнать, что она не замужем. Она должна была защититься в будущем году и сейчас заканчивала текст диссертации. Параллельно она подрабатывала в школе, но не планировала работать там в будущем. Еще она мечтала посетить Париж, но пока на это не было времени. Еще... было что-то еще, но он не помнил, он даже плохо понимал, что она ему говорила, и часто отвечал невпопад, чем немало ее веселил. Он просто смотрел на нее, боясь, что она тоже растает, как и его сон. Он пожирал ее глазами. Наконец, фильм закончился, и ей надо было уходить. «Мне пора». «Нет», - тихо сказал он. «Что нет?» - спросила она и посмотрела ему прямо в глаза. Они так стояли и смотрели друг на друга минут пять. Потом он просто взял ее за руку и поцеловал. Она не сопротивлялась, она взяла его за другую руку и прижалась к нему всем телом. «Я ждала тебя. Ты мне снился.» Он не удивился, он воспринял это так, как будто так оно и должно было быть. А потом, потом они просто молча и как-то даже совсем обыденно поехали к нему домой.

Они больше ни о чем не разговаривали, они много целовались и любили друг друга. Затем она обняла его и заснула. Он знал, что на утро он снова услышит «Милый, просыпайся». Но на этот раз ее образ не исчезнет. От этой мысли ему стало удивительно легко; легко и спокойно от того, что сон, который преследовал его последние недели, наконец, перестанет прерываться, беспокоя неясным ожиданием...

1 участник не проголосовал.. подожду до завтра.

Хм…ну надо же, куда я попал =) Пока нет результатов напишу о рассказах.

№1. Стилистика жутко напомнила одного пользователя… к сожалению ника не помню, зато помню аватарку =) Очень много сравнений «как будто», «похоже на», «вроде того»… И если вначале это читалось с интересом, то потом возникло желание недочитывать. Но желание я переборол. Когда герой выдает фразу «может я схожу с ума?», у меня возникает такая же фраза за секунду до этого, какой то полный вынос мозга)) Возможно автор этого и хотел добиться и если да, то у него получилось, вот только сыграло ли на пользу это рассказу уже другой вопрос. Кстати пользователь видимо сестра (или брат) по разуму форумчанина №3 =) Видимо оба не любят свет)))

№2. Короткий рассказ и… ни о чем. Я полностью запутался в ступеньках и листьях и … решил, что перечитывать не буду. Может и зря.

№3. Автору не мешало бы перечитать рассказ, встречаются ошибки. Как уже писал, похоже на первый, даже улыбнуло, до того одинаковое начало. Рассказ какой-то скомканный, ожидаемый конец и какой-то резкий. Зато всё понятно =)))

№4. В самом начале очень много «Я». Рассказ скорее всего посвящен девушке. Написать его и отослать ей по мылу, скорее всего произведёт некоторое впечатление. К сожалению, а может и к счастью я не являюсь девушкой этого «Я», поэтому должного впечатления на меня рассказ не произвёл =)

№5. Ну вот, позитивный и вполне понятный рассказ))) Правда вышло не описание одного дня, а описание данной жизни, о работе, учебе… Хороший момент в маршрутке и очень скучно было читать про работу =)

1 место - 3 балла, - №2

2 место - 2 балла, - №1

3 место - 1 балл - №5

Все как то грустно, минорно, ухожу отсюда весь в слезах...

1 место - №5

2 место - №1

3 место - №3

1 место - №5
2 место - №1
3 место - №3

1 место - №1 (лежала в больнице, умирала... правда, зрения я не теряла, но почти умерла... очень созвучно, сразу вспомнилось все)

2 место - №5 (согласна с замечанием о Крайса, побольше бы таких зарисовок как в маршуртке и поменьше о жизни героя вообще..., а так в целом - читается, не напрягаясь)

3 место - №3 (Согласна, похож на первый началом и отчасти сюжетом, но все же читается легко)

И до кучи:
№ 2 - напомнил "Вино из одуванчиков", как-то перекликается описание тенисных туфель там и кроссовок здесь, да и вообще много схожих моментов - читалось как плагиат

№ 4 - лично мне было никак, впечатления не произвел, даже не знаю, почему

1 место - №1
Хотя и наблюдается некоторый пересол со сложными и неудобоваримыми аллегориями. Тут я согласна с Сырком, стиль очень знакомый. Неужели?
2 место - №5
Слишком долгая подводка к простой развязке. Рассказ не сбалансирован.
3 место - №3
Не верю (с) ... но читается неплохо.

голоса участников:

Крайс
№1, №5, №4

prokaznik
1 место - 1
2 место - 3
3 место - 2

Розовая_Пантера
1 место – №3
2 место – №2
3 место – №4

00zai
1 место – №5
2 место – №4
3 место – №1

Очарованная вечностью
(надеюсь, никто не против, что я тоже проголосовала, зная участников.. на итоги мои голоса все равно не влияли)
1 место - №5
2 место - №1
3 место - №2

Итоговые баллы:
№1 - Розовая_Пантера - 3+3+1+2+2+2+3+3+3+2=24 - 1 место
№2 - 00zai - 1+2+3+1=7
№3 - Крайс - 2+3+1+1+1+1=9
№4 - Очарованная вечностью - 1+1+2+1=5
№5 - prokaznik 2+3+1+3+3+2+2+2+3=21 - 2 место

Поздравляю победителей! Всем спасибо за участие!

за 2-е место от гильдии призовые перевела

ай-ай-ай, занять предпоследнее место, да еще и с конца!)))

Вот на кого похож мой рассказ =))) Что примечательно, друг другу дали первые места)
Победителей поздравляю!
Очарованная...мм... ладно, промолчу =)))

за 1-е место призовые перевела)