Чехов буревестник революции
DELETED
Акула пера
3/24/2009, 1:02:29 AM
Конечно, надо учитывать хитрость большевиков и наивность забитого народа, но это не более чем фактор создающий волну, но ничуть не оправдывающий тех, кто вовремя не построил высокого волнореза.
Но как раз таки великие гении 19 столетия его к тому же еще и разрушали, подкапываясь своими грандиозными произведениями Лев Толстой романом "Анна Каренина Чехов его повестью "Моя жизнь" под устоявшиеся моральные принципы непонятного им азиатского быта. Они подорвали основы общества привив ему чистоплюйство, ханжество и цинизм свойственные всем морализирующим фарисеям неспособным к логическим обоснованиям своих суждений.
Поскольку по их мнению везде должно быть гладко и чисто и никаких гвоздей.
А сегодняшняя жизнь была для них всецело плоха своей неизменностью и привычным укладом бытия.
Все должно было сверкать и радоваться и тогда оно их во всем устроит, но для начала надо преобразить этот мир наполнить его знаниями не ликвидировав невежество, а дав людям, к чему они должны устремиться сами, поняв о чем в сущности идет речь.
Но Чехов этого не понимает или хуже того не приемлет и в его повести "Моя жизнь" превращает бытие в абстракцию лишенную ее истинного логического содержания. Он по одному своему наитию выкрашивает жизнь для своего нравственного удобства белилами идеалистического восприятия мира.
Однако не могут жить вместе и одинаково этому радоваться лев и ягненок, а богатый и сильный всегда будет прижимать к ногтю слабого и бедного.
Если слабому это надоело он не должен отыгрываться на еще более слабом как это было в рассказе Чехова "Спать хочется".
Убийство невинного младенца, что может быть кощунственнее в поисках справедливости?
А разве не лучше просто взять сковороду и стукнуть хозяину по лбу?
Но это так в самом крайнем случае, а так, что уйти нельзя?
Младенцев душить единственный выход из положения?!
Я думаю, будь Чехов подлинным, а не несколько мнимым гуманистом он бы никогда не стал эту историю описывать в таком разудалом виде.
А ведь ясно, что единственное, что либо может изменить в вопросе эксплуататорства так это лишь осуществив всеобщую роботизацию и тем самым высвободить человека от физического труда, в том числе и по уходу за самим собой.
Вот его слова в этой самой столь проникнутой мыслью об будущем отсутствии тараканов за общественной печью повести "Мой жизнь"
"У нас идеи - идеями, но если бы теперь, в конце XIX века, можно было взвалить на рабочих еще также наши самые неприятные физиологические отправления, то мы взвалили бы и потом, конечно, говорили бы в свое оправдание, что если, мол, лучшие люди, мыслители и великие ученые станут тратить свое золотое время на эти отправления, то прогрессу может угрожать серьезная опасность".
Можно, конечно если сильно постараться и так утрировать все наше бытие, что удастся редьку с коромыслом увязать, но вопрос вопросов, а зачем?
Только потому, что Чехову все хочется поделить поровну? У него, похоже, это была идея фикс главное мол избежать рабства, а все остальные жизненные факторы, как к примеру всеобщее процветание абсолютно побоку.
А ведь действительно чего вспоминать про свое убогое детство в провинции вырвавшись из нее в великосветское общество?
Однако так уж выглядит этот мир, что, когда забывают о своих истоках невольно возникает необходимость найти себе другую воображаемую изначальную суть.
Где-то в светлых сумерках зарождающихся идей, которым для их правильного усвоения потребуется придать соответствующую форму, а иначе они могут лишь расплескивать сияющие брызги от которых затем фонтанчиками забрызгают в неправильною сторону повернутые мозги.
Это, конечно все есть грязный цинизм, но кто учитель, не Антон ли Палыч Чехов?
Можно подумать, что то что он пишет в его повести "Моя жизнь" сегодня выглядит как-то иначе.
"Да, пусть я виноват, - сказал я. - Сознаю, я виноват во многом, но зачем же эта ваша жизнь, которую вы считаете обязательною и для нас, - зачем она так скучна, так бездарна, зачем ни в одном из этих домов, которые вы строите вот уже тридцать лет, нет людей, у которых я мог бы поучиться, как жить, чтобы не быть виноватым? Во всем городе ни одного честного человека! Эти ваши дома - проклятые гнезда, в которых сживают со света матерей, дочерей, мучают детей... Бедная моя мать! - продолжал я в отчаянии. - Бедная сестра! Нужно одурять себя водкой, картами, сплетнями, надо подличать, ханжить или десятки лет чертить и чертить, чтобы не замечать всего ужаса, который прячется в этих домах. Город наш существует уже сотни лет, и за все время он не дал родине ни одного полезного человека - ни одного! Вы душили в зародыше все мало-мальски живое и яркое! Город лавочников, трактирщиков, канцеляристов, ханжей, ненужный, бесполезный город, о котором не пожалела бы ни одна душа, если бы он вдруг провалился сквозь землю".
А в провинции и сегодня все творится точно также как оно было когда-то прежде, потому что некому про ту другую светлую жизнь знать неохота, а если кто чего и хочет менять так сразу все вообще этим еще Чехов наяву бредил и тем заразил многие умы.
Я не умаляю его великого таланта, но он один из буревестников революции.
А вот Алексеев к ней не призывает, а орет людям в уши, опомнитесь, взгляните на себя!
Но некоторым только на других глядеть охота!
А все потому что жить среди засилья азиатчины было просто нестерпимо, и потому российская интеллигенция целиком мыслями своими погрязла в восхищении перед западной культурой.
У богатого должны быть в наличии его миллионы, для того чтобы бедному было, что есть и чем укрыться.
А Лев Толстой - это отрицает он, наверное, никогда не видел, как ведет себя человек, на которого свалились шальные деньги!
Причем Чехов тоже вторит ему и это с его стороны дикое невежество!
Вот пример его логики.
Чехов "Жена"
"Мой Васька всю свою жизнь был у меня работником; у него не уродило, он голоден и болен. Если я даю ему теперь по 15 коп. в день, то этим я хочу вернуть его в прежнее положение работника, то есть охраняю прежде всего свои интересы, а между тем эти 15 коп. я почему-то называю помощью, пособием, добрым делом. Теперь будем говорить так. По самому скромному расчету, считая по 7 коп. на душу и по 5 душ в семье, чтобы прокормить 1 000 семейств, нужно 350 руб. в день. Этой цифрой определяются наши деловые обязательные отношения к 1 000 семейств. А между тем мы даем не 350 в день, а только 10 и говорим, что это пособие, помощь, что за это ваша супруга и все мы исключительно прекрасные люди, и да здравствует гуманность".
Мелочность лавочника буквально сквозит из этих слов и это не только потому что в них нет истинного здравого смысла, но и потому что истинная благотворительность измеряется не деньгами, а повышением уровня образования, обучением новым ремеслам, а деньгами одарив ближнего его унижаешь если он человек достойный и кроме того он ими не сумеет разумно распорядится.
Мне кажется, что Булгаков в «Собачьем Сердце» просто не осмелился указать на истинный источник советов «космического масштаба и космической же глупости о том, как все поделить...»
А между тем Чехов в своем рассказе «Дом с Мезонином» развивает бредовые идеи.
«- Да. Возьмите на себя долю их труда. Если бы все мы, городские и деревенские жители, все без исключения, согласились поделить между собою труд, который затрачивается вообще человечеством на удовлетворение физических потребностей, то на каждого из нас, быть может, пришлось бы не более двух-трех часов в день. Представьте, что все мы, богатые и бедные, работаем только три часа в день, а остальное время у нас свободно».
В рассказе ему никто всерьез не возражает, а значит таково и мнение автора.
Тем более, что и в другом его произведении он довольно пространно повторяет тоже самое.
Чехов "Моя жизнь"
"- Образованные и богатые должны работать, как все, - продолжала она, - а если комфорт, то одинаково для всех. Никаких привилегий не должно быть".
Правда в рассказе "Дом с Мезонином" присутствует логический ход событий, в конечном итоге, приводящий к устранению засилья кумовства в губернской администрации.
И все же это было вынесено за рамки чувственного восприятия и потому невнимательный читатель этого может и вовсе не заметить.
Вообще Чехов в своих политических взглядах либерал утопист, что было крайне вредно для того времени в котором он жил.
Гениальный ум этого человека придавал его мыслям огромную силу подтачивающею дамбу сдерживающую русскую вольницу, не знавшую ни меры не придела в своей суровой лютости. Она была накоплена за века униженной до дола мирской суеты - мещанской обывальщины.
Вот конкретный пример его несправедливых и как в будущем оказалось очень даже глупых взглядов на мир.
Рассказ «Случай из Практики»
Тут недоразумение, конечно... — думал он, глядя на багровые окна. — Тысячи полторы-две фабричных работают без отдыха, в нездоровой обстановке, делая плохой ситец, живут впроголодь и только изредка в кабаке отрезвляются от этого кошмара; сотня людей надзирает за работой, и вся жизнь этой сотни уходит на записывание штрафов, на брань, несправедливости, и только двое-трое, так называемые хозяева, пользуются выгодами, хотя совсем не работают и презирают плохой ситец. Но какие выгоды, как пользуются ими? Ляликова и ее дочь несчастны, на них жалко смотреть, живет в свое удовольствие только одна Христина Дмитриевна, пожилая, глуповатая девица в pince-nez. И выходит так, значит, что работают все эти пять корпусов и на восточных рынках продается плохой ситец для того только, чтобы Христина Дмитриевна могла кушать стерлядь и пить мадеру».
Здесь каждая строчка буквально сквозит великой глупостью!
Теми тряпками, что делали на фабрике «Большевичка» лучше всего было бы так сразу вытирать пол. Не одна модница бы на себя такое в жизнь не одела, а в советские ателье мод манекенщицами устраивались редкие уродины, потому что такие платья только совсем не броские женщины и могли хоть как-то рекламировать.
Сама советская власть была барышней в легком ситцевом платье, но с многоопытными жадными губами.
Чахлое дите фабричной дамы отдало Богу душу, как того в тайне хотел доктор Чехов, а вместо нее на закатном небе царизма взошла звезда царицы пошлости и мрака.
А то, что Чехов предрекал в воем рассказе «Случай из Практики» осуществится не могло от простого на то хотения.
«— Вы в положении владелицы фабрики и богатой наследницы недовольны, не верите в свое право и теперь вот не спите, это, конечно, лучше, чем если бы вы были довольны, крепко спали и думали, что всё обстоит благополучно. У вас почтенная бессонница; как бы ни было, она хороший признак. В самом деле, у родителей наших был бы немыслим такой разговор, как вот у нас теперь; по ночам они не разговаривали, а крепко спали, мы же, наше поколение, дурно спим, томимся, много говорим и всё решаем, правы мы или нет. А для наших детей или внуков вопрос этот, — правы они или нет, — будет уже решен. Им будет виднее, чем нам. Хорошая будет жизнь лет через пятьдесят, жаль только, что мы не дотянем. Интересно было бы взглянуть».
А на что было глядеть!?
На разруху после самой страшной войны за всю историю человечества?
Я думаю, что в том было бы мало радости.
А для настоящей пользы надо было не ругать больницы и школы, а наоборот всячески вдохновлять – это полезное для общество начинание.
Отец Володи Ульянова как раз таки таким просветительством и занимался.
И после того как его сын с друганами покушался царя мать цареубийцы не выслали со всей семьей, а продолжили платить пенсию за мужа.
Вот он гнилой царский ЛИБЕРАЛИЗМ, во что он России потом обошелся!?
Часть российских интеллектуалов воспринимали все чужие им проблемы простонародья как Анна Австрийская «Если у бедняков нет хлеба, пускай едят пирожные.
Другая же часть считала, что всему причина власть, которая угнетает бедных тружеников, а вот дадут крестьянам землю, а рабочим фабрики и заводы вот тогда-то и грянет всеобщее благоденствие.
Причем она гнала в шею всякого кто пытался ее вразумлять, и превозносила гениев своего времени погрязших в идеалистическом популизме.
Вот пример его разумных доводов по перекрашиванию России в чуждые ей европейские тона.
Чехов "В Москве"
"А между тем ведь я мог бы учиться и знать всё; если бы я совлек с себя азиата, то мог бы изучить и полюбить европейскую культуру, торговлю, ремесла, сельское хозяйство, литературу, музыку, живопись, архитектуру, гигиену; я мог бы строить в Москве отличные мостовые, торговать с Китаем и Персией, уменьшить процент смертности, бороться с невежеством, развратом и со всякою мерзостью, которая так мешает нам жить; я бы мог быть скромным, приветливым, веселым, радушным; я бы мог искренно радоваться всякому чужому успеху, так как всякий, даже маленький успех есть уже шаг к счастью и к правде.
Да, я мог бы! Мог бы! Но я гнилая тряпка, дрянь, кислятина, я московский Гамлет. Тащите меня на Ваганьково!
Я ворочаюсь под своим одеялом с боку на бок, не сплю и всё думаю, отчего мне так мучительно скучно, и до самого рассвета в ушах моих звучат слова:
— Возьмите вы кусок телефонной проволоки и повесьтесь вы на первом попавшемся телеграфном столбе! Больше вам ничего не остается делать".
Только зачем же это делать самому разве никого другого для этого не найдется?
Надо только побольше кричать об всеобщем благе и тогда всякая вошь человеческая уж точно подсуетится увидев в этом прекрасную возможность поживится на всеобщих чаяниях.
Но как раз таки великие гении 19 столетия его к тому же еще и разрушали, подкапываясь своими грандиозными произведениями Лев Толстой романом "Анна Каренина Чехов его повестью "Моя жизнь" под устоявшиеся моральные принципы непонятного им азиатского быта. Они подорвали основы общества привив ему чистоплюйство, ханжество и цинизм свойственные всем морализирующим фарисеям неспособным к логическим обоснованиям своих суждений.
Поскольку по их мнению везде должно быть гладко и чисто и никаких гвоздей.
А сегодняшняя жизнь была для них всецело плоха своей неизменностью и привычным укладом бытия.
Все должно было сверкать и радоваться и тогда оно их во всем устроит, но для начала надо преобразить этот мир наполнить его знаниями не ликвидировав невежество, а дав людям, к чему они должны устремиться сами, поняв о чем в сущности идет речь.
Но Чехов этого не понимает или хуже того не приемлет и в его повести "Моя жизнь" превращает бытие в абстракцию лишенную ее истинного логического содержания. Он по одному своему наитию выкрашивает жизнь для своего нравственного удобства белилами идеалистического восприятия мира.
Однако не могут жить вместе и одинаково этому радоваться лев и ягненок, а богатый и сильный всегда будет прижимать к ногтю слабого и бедного.
Если слабому это надоело он не должен отыгрываться на еще более слабом как это было в рассказе Чехова "Спать хочется".
Убийство невинного младенца, что может быть кощунственнее в поисках справедливости?
А разве не лучше просто взять сковороду и стукнуть хозяину по лбу?
Но это так в самом крайнем случае, а так, что уйти нельзя?
Младенцев душить единственный выход из положения?!
Я думаю, будь Чехов подлинным, а не несколько мнимым гуманистом он бы никогда не стал эту историю описывать в таком разудалом виде.
А ведь ясно, что единственное, что либо может изменить в вопросе эксплуататорства так это лишь осуществив всеобщую роботизацию и тем самым высвободить человека от физического труда, в том числе и по уходу за самим собой.
Вот его слова в этой самой столь проникнутой мыслью об будущем отсутствии тараканов за общественной печью повести "Мой жизнь"
"У нас идеи - идеями, но если бы теперь, в конце XIX века, можно было взвалить на рабочих еще также наши самые неприятные физиологические отправления, то мы взвалили бы и потом, конечно, говорили бы в свое оправдание, что если, мол, лучшие люди, мыслители и великие ученые станут тратить свое золотое время на эти отправления, то прогрессу может угрожать серьезная опасность".
Можно, конечно если сильно постараться и так утрировать все наше бытие, что удастся редьку с коромыслом увязать, но вопрос вопросов, а зачем?
Только потому, что Чехову все хочется поделить поровну? У него, похоже, это была идея фикс главное мол избежать рабства, а все остальные жизненные факторы, как к примеру всеобщее процветание абсолютно побоку.
А ведь действительно чего вспоминать про свое убогое детство в провинции вырвавшись из нее в великосветское общество?
Однако так уж выглядит этот мир, что, когда забывают о своих истоках невольно возникает необходимость найти себе другую воображаемую изначальную суть.
Где-то в светлых сумерках зарождающихся идей, которым для их правильного усвоения потребуется придать соответствующую форму, а иначе они могут лишь расплескивать сияющие брызги от которых затем фонтанчиками забрызгают в неправильною сторону повернутые мозги.
Это, конечно все есть грязный цинизм, но кто учитель, не Антон ли Палыч Чехов?
Можно подумать, что то что он пишет в его повести "Моя жизнь" сегодня выглядит как-то иначе.
"Да, пусть я виноват, - сказал я. - Сознаю, я виноват во многом, но зачем же эта ваша жизнь, которую вы считаете обязательною и для нас, - зачем она так скучна, так бездарна, зачем ни в одном из этих домов, которые вы строите вот уже тридцать лет, нет людей, у которых я мог бы поучиться, как жить, чтобы не быть виноватым? Во всем городе ни одного честного человека! Эти ваши дома - проклятые гнезда, в которых сживают со света матерей, дочерей, мучают детей... Бедная моя мать! - продолжал я в отчаянии. - Бедная сестра! Нужно одурять себя водкой, картами, сплетнями, надо подличать, ханжить или десятки лет чертить и чертить, чтобы не замечать всего ужаса, который прячется в этих домах. Город наш существует уже сотни лет, и за все время он не дал родине ни одного полезного человека - ни одного! Вы душили в зародыше все мало-мальски живое и яркое! Город лавочников, трактирщиков, канцеляристов, ханжей, ненужный, бесполезный город, о котором не пожалела бы ни одна душа, если бы он вдруг провалился сквозь землю".
А в провинции и сегодня все творится точно также как оно было когда-то прежде, потому что некому про ту другую светлую жизнь знать неохота, а если кто чего и хочет менять так сразу все вообще этим еще Чехов наяву бредил и тем заразил многие умы.
Я не умаляю его великого таланта, но он один из буревестников революции.
А вот Алексеев к ней не призывает, а орет людям в уши, опомнитесь, взгляните на себя!
Но некоторым только на других глядеть охота!
А все потому что жить среди засилья азиатчины было просто нестерпимо, и потому российская интеллигенция целиком мыслями своими погрязла в восхищении перед западной культурой.
У богатого должны быть в наличии его миллионы, для того чтобы бедному было, что есть и чем укрыться.
А Лев Толстой - это отрицает он, наверное, никогда не видел, как ведет себя человек, на которого свалились шальные деньги!
Причем Чехов тоже вторит ему и это с его стороны дикое невежество!
Вот пример его логики.
Чехов "Жена"
"Мой Васька всю свою жизнь был у меня работником; у него не уродило, он голоден и болен. Если я даю ему теперь по 15 коп. в день, то этим я хочу вернуть его в прежнее положение работника, то есть охраняю прежде всего свои интересы, а между тем эти 15 коп. я почему-то называю помощью, пособием, добрым делом. Теперь будем говорить так. По самому скромному расчету, считая по 7 коп. на душу и по 5 душ в семье, чтобы прокормить 1 000 семейств, нужно 350 руб. в день. Этой цифрой определяются наши деловые обязательные отношения к 1 000 семейств. А между тем мы даем не 350 в день, а только 10 и говорим, что это пособие, помощь, что за это ваша супруга и все мы исключительно прекрасные люди, и да здравствует гуманность".
Мелочность лавочника буквально сквозит из этих слов и это не только потому что в них нет истинного здравого смысла, но и потому что истинная благотворительность измеряется не деньгами, а повышением уровня образования, обучением новым ремеслам, а деньгами одарив ближнего его унижаешь если он человек достойный и кроме того он ими не сумеет разумно распорядится.
Мне кажется, что Булгаков в «Собачьем Сердце» просто не осмелился указать на истинный источник советов «космического масштаба и космической же глупости о том, как все поделить...»
А между тем Чехов в своем рассказе «Дом с Мезонином» развивает бредовые идеи.
«- Да. Возьмите на себя долю их труда. Если бы все мы, городские и деревенские жители, все без исключения, согласились поделить между собою труд, который затрачивается вообще человечеством на удовлетворение физических потребностей, то на каждого из нас, быть может, пришлось бы не более двух-трех часов в день. Представьте, что все мы, богатые и бедные, работаем только три часа в день, а остальное время у нас свободно».
В рассказе ему никто всерьез не возражает, а значит таково и мнение автора.
Тем более, что и в другом его произведении он довольно пространно повторяет тоже самое.
Чехов "Моя жизнь"
"- Образованные и богатые должны работать, как все, - продолжала она, - а если комфорт, то одинаково для всех. Никаких привилегий не должно быть".
Правда в рассказе "Дом с Мезонином" присутствует логический ход событий, в конечном итоге, приводящий к устранению засилья кумовства в губернской администрации.
И все же это было вынесено за рамки чувственного восприятия и потому невнимательный читатель этого может и вовсе не заметить.
Вообще Чехов в своих политических взглядах либерал утопист, что было крайне вредно для того времени в котором он жил.
Гениальный ум этого человека придавал его мыслям огромную силу подтачивающею дамбу сдерживающую русскую вольницу, не знавшую ни меры не придела в своей суровой лютости. Она была накоплена за века униженной до дола мирской суеты - мещанской обывальщины.
Вот конкретный пример его несправедливых и как в будущем оказалось очень даже глупых взглядов на мир.
Рассказ «Случай из Практики»
Тут недоразумение, конечно... — думал он, глядя на багровые окна. — Тысячи полторы-две фабричных работают без отдыха, в нездоровой обстановке, делая плохой ситец, живут впроголодь и только изредка в кабаке отрезвляются от этого кошмара; сотня людей надзирает за работой, и вся жизнь этой сотни уходит на записывание штрафов, на брань, несправедливости, и только двое-трое, так называемые хозяева, пользуются выгодами, хотя совсем не работают и презирают плохой ситец. Но какие выгоды, как пользуются ими? Ляликова и ее дочь несчастны, на них жалко смотреть, живет в свое удовольствие только одна Христина Дмитриевна, пожилая, глуповатая девица в pince-nez. И выходит так, значит, что работают все эти пять корпусов и на восточных рынках продается плохой ситец для того только, чтобы Христина Дмитриевна могла кушать стерлядь и пить мадеру».
Здесь каждая строчка буквально сквозит великой глупостью!
Теми тряпками, что делали на фабрике «Большевичка» лучше всего было бы так сразу вытирать пол. Не одна модница бы на себя такое в жизнь не одела, а в советские ателье мод манекенщицами устраивались редкие уродины, потому что такие платья только совсем не броские женщины и могли хоть как-то рекламировать.
Сама советская власть была барышней в легком ситцевом платье, но с многоопытными жадными губами.
Чахлое дите фабричной дамы отдало Богу душу, как того в тайне хотел доктор Чехов, а вместо нее на закатном небе царизма взошла звезда царицы пошлости и мрака.
А то, что Чехов предрекал в воем рассказе «Случай из Практики» осуществится не могло от простого на то хотения.
«— Вы в положении владелицы фабрики и богатой наследницы недовольны, не верите в свое право и теперь вот не спите, это, конечно, лучше, чем если бы вы были довольны, крепко спали и думали, что всё обстоит благополучно. У вас почтенная бессонница; как бы ни было, она хороший признак. В самом деле, у родителей наших был бы немыслим такой разговор, как вот у нас теперь; по ночам они не разговаривали, а крепко спали, мы же, наше поколение, дурно спим, томимся, много говорим и всё решаем, правы мы или нет. А для наших детей или внуков вопрос этот, — правы они или нет, — будет уже решен. Им будет виднее, чем нам. Хорошая будет жизнь лет через пятьдесят, жаль только, что мы не дотянем. Интересно было бы взглянуть».
А на что было глядеть!?
На разруху после самой страшной войны за всю историю человечества?
Я думаю, что в том было бы мало радости.
А для настоящей пользы надо было не ругать больницы и школы, а наоборот всячески вдохновлять – это полезное для общество начинание.
Отец Володи Ульянова как раз таки таким просветительством и занимался.
И после того как его сын с друганами покушался царя мать цареубийцы не выслали со всей семьей, а продолжили платить пенсию за мужа.
Вот он гнилой царский ЛИБЕРАЛИЗМ, во что он России потом обошелся!?
Часть российских интеллектуалов воспринимали все чужие им проблемы простонародья как Анна Австрийская «Если у бедняков нет хлеба, пускай едят пирожные.
Другая же часть считала, что всему причина власть, которая угнетает бедных тружеников, а вот дадут крестьянам землю, а рабочим фабрики и заводы вот тогда-то и грянет всеобщее благоденствие.
Причем она гнала в шею всякого кто пытался ее вразумлять, и превозносила гениев своего времени погрязших в идеалистическом популизме.
Вот пример его разумных доводов по перекрашиванию России в чуждые ей европейские тона.
Чехов "В Москве"
"А между тем ведь я мог бы учиться и знать всё; если бы я совлек с себя азиата, то мог бы изучить и полюбить европейскую культуру, торговлю, ремесла, сельское хозяйство, литературу, музыку, живопись, архитектуру, гигиену; я мог бы строить в Москве отличные мостовые, торговать с Китаем и Персией, уменьшить процент смертности, бороться с невежеством, развратом и со всякою мерзостью, которая так мешает нам жить; я бы мог быть скромным, приветливым, веселым, радушным; я бы мог искренно радоваться всякому чужому успеху, так как всякий, даже маленький успех есть уже шаг к счастью и к правде.
Да, я мог бы! Мог бы! Но я гнилая тряпка, дрянь, кислятина, я московский Гамлет. Тащите меня на Ваганьково!
Я ворочаюсь под своим одеялом с боку на бок, не сплю и всё думаю, отчего мне так мучительно скучно, и до самого рассвета в ушах моих звучат слова:
— Возьмите вы кусок телефонной проволоки и повесьтесь вы на первом попавшемся телеграфном столбе! Больше вам ничего не остается делать".
Только зачем же это делать самому разве никого другого для этого не найдется?
Надо только побольше кричать об всеобщем благе и тогда всякая вошь человеческая уж точно подсуетится увидев в этом прекрасную возможность поживится на всеобщих чаяниях.
chips
Грандмастер
3/24/2009, 12:48:11 PM
Эдуард Лимонов. "Другая Россия"
ТРУПНЫЙ ЯД XIX ВЕКА
(Старомодная русская культура повинна в апатии русского человека)
Начну с парадокса. Утверждаю, что именно потому, что Россия потребляла Чехова, Толстого, Пушкина, Достоевского в лошадиных дозах, именно поэтому мы - отсталая, терпящая поражение за поражением держава. И не только потребляла, но продолжает потреблять - обсасывает, измусоливает, смакует, распространяет в киноверсиях и в плохих пьесах. А оттуда, из XIX-го века, нам подспудно диктуется (как пассы гипнотизера, его монотонный голос, отсчитывающий счёт) мировоззрение XIX века.
Нет, не анормальная любовь граждан к XIX веку привела к феномену преобладания культуры XIX века. Просто, победив в 1917 году, новая власть банально не пошла на творческую борьбу с окружающим современным миром, и с его культурой и эстетикой, а пошла на запреты. Так было легче, удобнее, расходовалось меньше сил. Уже к концу 20-х годов власть встала на этот путь, посему через семьдесят лет после пролетарской революции Россия предстала перед миром и собой в зеркале пошлейше искривлённой, старомодной старухой КАРАМАЗОФ в чеховских очках. Все культурные, философские, и политические открытия и Европы и Азии прошли мимо России и остались ей неизвестны. Россия не прочла нужные, открывающие, растолковывающие современность книги: ни Селина, ни Миллера, ни Андре Жида, ни Жана Жене, ни "Золотую ветвь" Фрэзера, ни "Майн кампф" Гитлера, ни "Восстание против современного мира" Эволы. (Главное, она не прочла эти основополагающие книги вовремя!) Россия абсолютно игнорировала правду о мощных движениях европейского национализма XX века, современных её революции.
Зато как грибковая плесень разросся ядовито XIX век! Потому что власть его не запрещала, вот почему! XIX век был для власти безопасен. Его декабристы, перешедшие в анекдоты, Белинские, Катковы, шоколадный карлик Пушкин, дура Натали Гончарова, апатичные резонеры "Вишнёвого сада", гусары, корнеты, разночинцы, даже Базаров - болтуны, извергающие тонны слов, не могли никого совратить, приобщить к крамоле, потому поощрялись.
Ну разумеется, самая высшая интеллигенция что-то читала на языках, что-то привозили, какие-то книги 20-х годов были доступны узкому кругу "рафинированных" лиц, но России массовой это всё было никак не доступно, а значит никак не помогало России расти, меняться, производить современных людей. Для неё время остановилось в 1917 году. И культура. И политика. Часы стояли 70 лет. Конечно, это было удобно для безопасности государства. Люди представляли "фашистов" чуть ли не с клыками, "анархисты" в спектаклях были все сплошь пьяные матросы-неряхи, капиталист - пузатый тип с сигарой - вот такие бытовали стереотипы людей не нашей идеологии. Но для настоящего и будущего страны - когда поколения жили в роковом незнании мира - это было равносильно смертному приговору.
Нас кинули в XIX век не сразу. Вначале власть пыталась выиграть соревнование. Замалчивая мир, она в первые годы после революции шла в ногу со временем. Грозная власть эпохи сталинизма заставляла любить рабочих и трактористов, Стаханова, Чкалова, Гризодубову. Ослабевающая власть Хрущева и Брежнева всё увеличивала дозу XIX века. Тошнотворные барышни и гусары, и Пушкин, слава Богу, породили народную отдачу - издёвку в форме порноанекдотов. Однако советский человек всё же сформировался под влиянием литературы XIX века, с сознанием на столетие дряхлее современности.
Мне приходилось и приходится жить в чужих квартирах, ибо своей нет. Библиотека советского человека убога. Вместе с советскими кастрированными писателями второй половины XX века там стоят российские классики и переводная литература, отобранная цензорами для перевода в советское время. Фейхтвангеры и Ромен Ролланы и всякая подобная им западная мелкота просто банальны. (Но зато антифашисты.) Советские классики создали искусственный мир без плоти и её влечений, без социальных страстей (разве что производственные конфликты), и потому являют собой курьёзный, единственный в мире феномен: они создали литературу для евнухов. Русская классика: Достоевский, Чехов, Толстой, и господа литераторы помельче, состоит из тысяч страниц охов, плачей, стенаний. В ней мокро от слёз, противно от сумерек. Собачья старость чеховских героев, их тоскливая старческая буржуазность, размноженная в собраниях сочинений и спектаклей, извратила образованного русского человека. Герои Чехова все чего-то ждут, декламируют, не едут в Москву никогда, хотя нужно было с первых минут первого действия спалить на х... вишнёвый сад и уехать в Москву первым же поездом. Зонтики, кружева, едкий запах подмышек и тела никем не используемых по назначению (ибо Чехов - чахоточный больной) трёх сестёр. Ведь Чехов - это извращение. С его одой - шкафу, это не ода шкафу, но ода мещанству. После чеховских книг неудивительно, что вспыхнула революция. Кто-то же должен был дать дубиной по такому миру. Что до Достоевского, - то его книги ускоренный эпилепсией автора убыстрённый истерический мир, где все кричат, жалуются и исповедуются в пыльных мыслях за нескончаемыми самоварами с чаем. Утомительно многословный граф Лев Николаевич Толстой издевательски морализирует и раздувает банальнейшие коллизии жизни до размеров "Одиссеи" и "Илиады". Мировоззрение русских классиков в точности следует их болезням - тоскливый жёлтый мир чахоточного Чехонтэ (фамилия ему подходит: Чехов, Чахов т.е. чахлый, чахоточный) и эпилептический истеричный мир Фёдора Михайловича. Новые памятники, поставленные этим писателям только что в Москве, кстати сказать, достоверно передают их образы. Сползающий с некоего сидения в халате больной Фёдор Михайлович у здания Библиотеки Ленина, костлявый пошатнувшийся Чехов на проезде Художественного театра. Скульпторы Рукавишниковы, отец и сын, отлично поняли писателей.
Толстой откровенно больным вроде не был. До середины жизни прожил бабником и грешником, вторую половину жизни пробыл у жены под каблуком и в паутине христианства. Церковь хотя и отлучила его - возилась с ним, а он с нею. В результате этих скучных борений появились "Воскресение" и "Смерть Ивана Ильича". А из борения с женой Софьей Андреевной, поработившей его, появилась мстительная "Анна Каренина", где он бросает Анну (Софью Андреевну в действительности) под поезд. Всё это бытовуха XIX века, однако. Ни высоких страстей, ни большой темы... измена мужу, всего-то!
Достоевский из своего опыта дрыгания в паутине христианства создал вторую часть "Преступления и наказания" и осквернил свою же книгу, начатую великолепно, и своего уникального героя - Раскольникова. Поразительно, но в русской классике XIX века нет радостных книг. (В 18-ом веке есть: Державин, Ломоносов...) В XIX веке нет книг воинской доблести, за исключением поистине гениальной книги Гоголя "Тарас Бульба". Однако такое впечатление, что она создана случайно, скорее как попытка написать подражание на модную, пошедшую от французского щеголя Проспера Мэриме тему: легенды и песни европейских варваров: венгров, цыган, жителей трансильванских областей и восточных славян. Результат превзошёл все ожидания. Если они были. "Тарас Бульба" - радостная героическая эпика. Вторая радостная фигура в русской литературе XIX века это Константин Леонтьев. Его называли русским Ницше, и в статье "Средний европеец как орудие всеобщего уничтожения" он предвидел опасность устройства мира согласно вкусам обывателя. Как писатель он может быть определён как предтеча импрессионизма или даже экспрессионист (Леонтьев умер в 1891 году). Но и Гоголь "Тараса Бульбы" и радостный Леонтьев - исключения!
В XX веке радостными писателями были Николай Гумилёв и Владимир Маяковский. В них без труда находят сегодня начатки русского фашизма. Были ноты ницшеанства или если иначе - протофашизма в Леониде Андрееве, и в Ропшине-Савинкове, в раннем Максиме Горьком (он даже усы носил под Ницше, а персонажи его пьесы "На дне" пересказывают, не стесняясь, ницшеанские идеи). Но позднее на литературу надели намордник. В результате не только то, что печаталось, но и то, что писалось - стало безжизненным, как эрзац-кофе и эрзац-маргарин. И вот семьдесят лет потребления этой, с позволения сказать литературы - породило генетически безвольных людей.
Это всё не упражнения в литературоведении, я занимаюсь человековедением. Я уверенно заявляю: человек в значительной мере есть то, что он читает. Ибо книги представляют определённые наборы идей, живых или уже дохлых. Негероические, слезливые, истеричные книги породили безвольных, негероических мужчин и женщин. Помню, в 1981 году я познакомился в Калифорнии с богатым человеком, который с улыбкой представился мне как writer of trash books. Честный этот американец в полной мере осознавал, что он создаёт. Практически вся русская литература после конца 20-х годов до 2001 года, включая книги диссидентов - есть ни что иное как завалы trash books.
А что происходило в остальном мире, в то время когда закупоренная герметически как в консервной банке мариновалась, гнила и тлела Россия в соусе XIX века? Появился Фрейд - великий Конквистадор подсознательного и первооткрыватель либидо, воспели Сверхчеловека и обожали Вагнера в Германии, пришёл фашизм в Италии, появились д`Аннунцио, Андре Жид с его "Имморалистом", Джойс, книги Чемберлена, Генона, Эволы. Кнут Гамсун, Селин, Миллер. Из вышеперечисленных только Гамсун достиг России. После победы над националистами в Европе пришли экзистенциалисты, Сартр, Жан Жене, Театр абсурда, движение хиппи, культурная революция 1966 - 1976 в Китае, студенческие революции 1968 - 69 годов в Европе, Че Гевара, молодёжный терроризм "Красных бригад" и РАФ: Курчио, Каголь, Баадер, Майнхоф.
В России проявились: дряхлый, удручающий Брежнев, загадочное настойчиво-неумное КГБ, по телевидению КВН, в официальной литературе фанерные Егор Исаев, Юрий Бондарев, бесталанные Окуджава (кстати создал целую серию исторических романов о XIX веке) и Евтушенко, антисоветские, но удручающе всё равно, фанерные писатели-диссиденты во главе с Солженицыным (перепутавшим столетия, его романы написаны исходя из идеологии и мировоззрения XIX века). Всё вышеперечисленное настолько мелкотравчато и ничтожно, что лежит ниже... ниже уровня моря, ниже всего. Правда, был уровень ещё ниже - массовая советская культура. Достаточно сказать о вкусах советского человека в 70 - 80-х годов. Прежде всего жанром наиболее восхищавшим "совков" была пародия: "Собачье сердце" (гнусная антипролетарская книга), "Котлован" (гнусная книга), "Двенадцать стульев" (обывательский ночной горшок, слизь и блевотина). В кино шмыгала вовсю по экрану тройка уродов: Никулин, Вицын, Моргунов - сами пародия на киногероев. Их шедевры: "Бриллиантовая рука", "Берегись автомобиля" и прочая дрянь. Надо сказать, что и обывательский шедевр, булгаковский том "Мастер и Маргарита" по жанру своему тоже пародия на исторический роман. Хрустальная мечта обывателя: возвысить своё подсолнечное масло, примус, ночной горшок, ЖЭК до уровня Иисуса Христа и прокуратора Иудеи, сбылась в этом обывательском, московском бестселлере. Кстати "Мастер и Маргарита" и "12 стульев" разительно родственны: разъездная бригада Воланда напоминает бригаду Остапа Бендера. Все эти типажи вполне могли быть воплощены Никулиным, Вицыным, Моргуновым. Они бы вполне сыграли в "Мастере и Маргарите", но вот мертвы. Комедия и пародия - жанры угасающих государств и наций. Это заметно было уже в античной литературе. Трагедия - жанр здорового, мощного государства. Авторы трагедий - Эсхил, Софокл, Эврипид - творили в здоровой Греции. Когда Греция обессилела - появились пародисты.
У нас в СССР происходили полнокровные события. Пёрли живые волны китайских солдат на остров Даманский, и их жарили из огенемётов. Но власти скрывали героев. Но те, кто должен был героев воспевать, не умели этого делать, даже если бы разрешили. Не умели, и таланта не было. Из их духовности можно было выдуть только ночной горшок, а не греческую вазу для нектара и амброзии. Мелкость, отсутствие присутствия - вот как можно охарактеризовать культуру России после 20-х годов.
К началу 80-х в Европе тотально победила "демократия", то есть тоталитарный капитализм. И одновременно исчезло искусство. Последние из могикан спешно вымирали, самым замыкающим из Великих в 1986 году умер в арабском отеле в Париже Жан Жене. Ему было так противно во Франции, что он завещал похоронить себя в Северной Африке, на арабском кладбище. Символично, что именно я написал по просьбе редакторов "La Revolution" - журнала Компартии Франции - некролог Жану Жене...
Вывод: Советская власть искусственно задержала информацию о мире за пределами СССР, и таким образом искусственно заморозила Россию, оставив её жить в самом что ни на есть XIX веке, ну от силы в самом начале XX-го. Чего тогда удивляться, что у нас несовременный даже антисемитизм, по атрибутике он живет во времена "Дела Бейлиса" (маца, кровь христианских младенцев и прочие средневековости, тогда как антисемит на Западе отрицает существование газовых камер и уничтожение шести миллионов евреев), что наш "фашизм" копирует гитлеризм 20-х годов, что наши "демократы", наконец, такие же наглые, как американские либералы до кризиса 1929 года, а наши богатые наглы и аррогонтны как американские богачи до всемирной шоковой терапии 1917 года.
То, что мы имеем сейчас: отвратительные типажи неуверенных в себе апатичных, неразвитых, деревенских людей-зомби - следствие последних шестидесяти из семидесяти лет Советской власти. Примером для подражания были лживые агитки, книги для евнухов, пародии и комедии. Потому и люди-пародии, гротескные персонажи преобладают в российском обществе. Не те книги читали потому что, не те фильмы видели.
В 80-е годы появляется, слава Богу, в России популярная культура, аудио-кассеты прежде всего, поскольку музыка считалась наименее опасной, потому именно на нее власти перестали обращать внимание на первую. В период перестройки публикуются наконец с огромным запозданием книги 20-х, 30-х, 40-х, послевоенных годов - все некогда упущенное идет потоком. Шумно сваливается на головы. Но уже поздно: даже наша underground culture успела заразиться трупным ядом XIX века. Наши панки - самоубийственны как Надсон, наши хиппи - как юродивые. Только поколение, родившееся в 80-х годах, полностью не отравлено ядом.
Ну конечно, электричество, радио, индустриализация, телевидение, холодильники - все это в должный срок появилось и в СССР, но я говорю о мировоззрении, о социальном сознании, о понимании своего времени, о понимании человека. Все это в СССР и в России осталось на уровне XIX века. Не обязательно быть адептом Фрейда, но без знания его открытий (мир подсознания, либидо и пр.), догадок и даже заблуждений человек слеп. А без знания истинных историй Муссолини, Гитлера, всего национал-социалистического великого бунта Европы с 20-х по 40-ые годы - человек слеп в социальном смысле, он беспомощен. Интересно, что протестуя против экстремистских изданий либерал-демократы имитируют Советскую власть - требуют закрыть издания, подавить информацию. Но подавление отражается позже негативно на судьбе народов. Идеи должны побеждать в честном гражданском и военном соревновании. Тогда сформируется здоровая нация.
ТРУПНЫЙ ЯД XIX ВЕКА
(Старомодная русская культура повинна в апатии русского человека)
Начну с парадокса. Утверждаю, что именно потому, что Россия потребляла Чехова, Толстого, Пушкина, Достоевского в лошадиных дозах, именно поэтому мы - отсталая, терпящая поражение за поражением держава. И не только потребляла, но продолжает потреблять - обсасывает, измусоливает, смакует, распространяет в киноверсиях и в плохих пьесах. А оттуда, из XIX-го века, нам подспудно диктуется (как пассы гипнотизера, его монотонный голос, отсчитывающий счёт) мировоззрение XIX века.
Нет, не анормальная любовь граждан к XIX веку привела к феномену преобладания культуры XIX века. Просто, победив в 1917 году, новая власть банально не пошла на творческую борьбу с окружающим современным миром, и с его культурой и эстетикой, а пошла на запреты. Так было легче, удобнее, расходовалось меньше сил. Уже к концу 20-х годов власть встала на этот путь, посему через семьдесят лет после пролетарской революции Россия предстала перед миром и собой в зеркале пошлейше искривлённой, старомодной старухой КАРАМАЗОФ в чеховских очках. Все культурные, философские, и политические открытия и Европы и Азии прошли мимо России и остались ей неизвестны. Россия не прочла нужные, открывающие, растолковывающие современность книги: ни Селина, ни Миллера, ни Андре Жида, ни Жана Жене, ни "Золотую ветвь" Фрэзера, ни "Майн кампф" Гитлера, ни "Восстание против современного мира" Эволы. (Главное, она не прочла эти основополагающие книги вовремя!) Россия абсолютно игнорировала правду о мощных движениях европейского национализма XX века, современных её революции.
Зато как грибковая плесень разросся ядовито XIX век! Потому что власть его не запрещала, вот почему! XIX век был для власти безопасен. Его декабристы, перешедшие в анекдоты, Белинские, Катковы, шоколадный карлик Пушкин, дура Натали Гончарова, апатичные резонеры "Вишнёвого сада", гусары, корнеты, разночинцы, даже Базаров - болтуны, извергающие тонны слов, не могли никого совратить, приобщить к крамоле, потому поощрялись.
Ну разумеется, самая высшая интеллигенция что-то читала на языках, что-то привозили, какие-то книги 20-х годов были доступны узкому кругу "рафинированных" лиц, но России массовой это всё было никак не доступно, а значит никак не помогало России расти, меняться, производить современных людей. Для неё время остановилось в 1917 году. И культура. И политика. Часы стояли 70 лет. Конечно, это было удобно для безопасности государства. Люди представляли "фашистов" чуть ли не с клыками, "анархисты" в спектаклях были все сплошь пьяные матросы-неряхи, капиталист - пузатый тип с сигарой - вот такие бытовали стереотипы людей не нашей идеологии. Но для настоящего и будущего страны - когда поколения жили в роковом незнании мира - это было равносильно смертному приговору.
Нас кинули в XIX век не сразу. Вначале власть пыталась выиграть соревнование. Замалчивая мир, она в первые годы после революции шла в ногу со временем. Грозная власть эпохи сталинизма заставляла любить рабочих и трактористов, Стаханова, Чкалова, Гризодубову. Ослабевающая власть Хрущева и Брежнева всё увеличивала дозу XIX века. Тошнотворные барышни и гусары, и Пушкин, слава Богу, породили народную отдачу - издёвку в форме порноанекдотов. Однако советский человек всё же сформировался под влиянием литературы XIX века, с сознанием на столетие дряхлее современности.
Мне приходилось и приходится жить в чужих квартирах, ибо своей нет. Библиотека советского человека убога. Вместе с советскими кастрированными писателями второй половины XX века там стоят российские классики и переводная литература, отобранная цензорами для перевода в советское время. Фейхтвангеры и Ромен Ролланы и всякая подобная им западная мелкота просто банальны. (Но зато антифашисты.) Советские классики создали искусственный мир без плоти и её влечений, без социальных страстей (разве что производственные конфликты), и потому являют собой курьёзный, единственный в мире феномен: они создали литературу для евнухов. Русская классика: Достоевский, Чехов, Толстой, и господа литераторы помельче, состоит из тысяч страниц охов, плачей, стенаний. В ней мокро от слёз, противно от сумерек. Собачья старость чеховских героев, их тоскливая старческая буржуазность, размноженная в собраниях сочинений и спектаклей, извратила образованного русского человека. Герои Чехова все чего-то ждут, декламируют, не едут в Москву никогда, хотя нужно было с первых минут первого действия спалить на х... вишнёвый сад и уехать в Москву первым же поездом. Зонтики, кружева, едкий запах подмышек и тела никем не используемых по назначению (ибо Чехов - чахоточный больной) трёх сестёр. Ведь Чехов - это извращение. С его одой - шкафу, это не ода шкафу, но ода мещанству. После чеховских книг неудивительно, что вспыхнула революция. Кто-то же должен был дать дубиной по такому миру. Что до Достоевского, - то его книги ускоренный эпилепсией автора убыстрённый истерический мир, где все кричат, жалуются и исповедуются в пыльных мыслях за нескончаемыми самоварами с чаем. Утомительно многословный граф Лев Николаевич Толстой издевательски морализирует и раздувает банальнейшие коллизии жизни до размеров "Одиссеи" и "Илиады". Мировоззрение русских классиков в точности следует их болезням - тоскливый жёлтый мир чахоточного Чехонтэ (фамилия ему подходит: Чехов, Чахов т.е. чахлый, чахоточный) и эпилептический истеричный мир Фёдора Михайловича. Новые памятники, поставленные этим писателям только что в Москве, кстати сказать, достоверно передают их образы. Сползающий с некоего сидения в халате больной Фёдор Михайлович у здания Библиотеки Ленина, костлявый пошатнувшийся Чехов на проезде Художественного театра. Скульпторы Рукавишниковы, отец и сын, отлично поняли писателей.
Толстой откровенно больным вроде не был. До середины жизни прожил бабником и грешником, вторую половину жизни пробыл у жены под каблуком и в паутине христианства. Церковь хотя и отлучила его - возилась с ним, а он с нею. В результате этих скучных борений появились "Воскресение" и "Смерть Ивана Ильича". А из борения с женой Софьей Андреевной, поработившей его, появилась мстительная "Анна Каренина", где он бросает Анну (Софью Андреевну в действительности) под поезд. Всё это бытовуха XIX века, однако. Ни высоких страстей, ни большой темы... измена мужу, всего-то!
Достоевский из своего опыта дрыгания в паутине христианства создал вторую часть "Преступления и наказания" и осквернил свою же книгу, начатую великолепно, и своего уникального героя - Раскольникова. Поразительно, но в русской классике XIX века нет радостных книг. (В 18-ом веке есть: Державин, Ломоносов...) В XIX веке нет книг воинской доблести, за исключением поистине гениальной книги Гоголя "Тарас Бульба". Однако такое впечатление, что она создана случайно, скорее как попытка написать подражание на модную, пошедшую от французского щеголя Проспера Мэриме тему: легенды и песни европейских варваров: венгров, цыган, жителей трансильванских областей и восточных славян. Результат превзошёл все ожидания. Если они были. "Тарас Бульба" - радостная героическая эпика. Вторая радостная фигура в русской литературе XIX века это Константин Леонтьев. Его называли русским Ницше, и в статье "Средний европеец как орудие всеобщего уничтожения" он предвидел опасность устройства мира согласно вкусам обывателя. Как писатель он может быть определён как предтеча импрессионизма или даже экспрессионист (Леонтьев умер в 1891 году). Но и Гоголь "Тараса Бульбы" и радостный Леонтьев - исключения!
В XX веке радостными писателями были Николай Гумилёв и Владимир Маяковский. В них без труда находят сегодня начатки русского фашизма. Были ноты ницшеанства или если иначе - протофашизма в Леониде Андрееве, и в Ропшине-Савинкове, в раннем Максиме Горьком (он даже усы носил под Ницше, а персонажи его пьесы "На дне" пересказывают, не стесняясь, ницшеанские идеи). Но позднее на литературу надели намордник. В результате не только то, что печаталось, но и то, что писалось - стало безжизненным, как эрзац-кофе и эрзац-маргарин. И вот семьдесят лет потребления этой, с позволения сказать литературы - породило генетически безвольных людей.
Это всё не упражнения в литературоведении, я занимаюсь человековедением. Я уверенно заявляю: человек в значительной мере есть то, что он читает. Ибо книги представляют определённые наборы идей, живых или уже дохлых. Негероические, слезливые, истеричные книги породили безвольных, негероических мужчин и женщин. Помню, в 1981 году я познакомился в Калифорнии с богатым человеком, который с улыбкой представился мне как writer of trash books. Честный этот американец в полной мере осознавал, что он создаёт. Практически вся русская литература после конца 20-х годов до 2001 года, включая книги диссидентов - есть ни что иное как завалы trash books.
А что происходило в остальном мире, в то время когда закупоренная герметически как в консервной банке мариновалась, гнила и тлела Россия в соусе XIX века? Появился Фрейд - великий Конквистадор подсознательного и первооткрыватель либидо, воспели Сверхчеловека и обожали Вагнера в Германии, пришёл фашизм в Италии, появились д`Аннунцио, Андре Жид с его "Имморалистом", Джойс, книги Чемберлена, Генона, Эволы. Кнут Гамсун, Селин, Миллер. Из вышеперечисленных только Гамсун достиг России. После победы над националистами в Европе пришли экзистенциалисты, Сартр, Жан Жене, Театр абсурда, движение хиппи, культурная революция 1966 - 1976 в Китае, студенческие революции 1968 - 69 годов в Европе, Че Гевара, молодёжный терроризм "Красных бригад" и РАФ: Курчио, Каголь, Баадер, Майнхоф.
В России проявились: дряхлый, удручающий Брежнев, загадочное настойчиво-неумное КГБ, по телевидению КВН, в официальной литературе фанерные Егор Исаев, Юрий Бондарев, бесталанные Окуджава (кстати создал целую серию исторических романов о XIX веке) и Евтушенко, антисоветские, но удручающе всё равно, фанерные писатели-диссиденты во главе с Солженицыным (перепутавшим столетия, его романы написаны исходя из идеологии и мировоззрения XIX века). Всё вышеперечисленное настолько мелкотравчато и ничтожно, что лежит ниже... ниже уровня моря, ниже всего. Правда, был уровень ещё ниже - массовая советская культура. Достаточно сказать о вкусах советского человека в 70 - 80-х годов. Прежде всего жанром наиболее восхищавшим "совков" была пародия: "Собачье сердце" (гнусная антипролетарская книга), "Котлован" (гнусная книга), "Двенадцать стульев" (обывательский ночной горшок, слизь и блевотина). В кино шмыгала вовсю по экрану тройка уродов: Никулин, Вицын, Моргунов - сами пародия на киногероев. Их шедевры: "Бриллиантовая рука", "Берегись автомобиля" и прочая дрянь. Надо сказать, что и обывательский шедевр, булгаковский том "Мастер и Маргарита" по жанру своему тоже пародия на исторический роман. Хрустальная мечта обывателя: возвысить своё подсолнечное масло, примус, ночной горшок, ЖЭК до уровня Иисуса Христа и прокуратора Иудеи, сбылась в этом обывательском, московском бестселлере. Кстати "Мастер и Маргарита" и "12 стульев" разительно родственны: разъездная бригада Воланда напоминает бригаду Остапа Бендера. Все эти типажи вполне могли быть воплощены Никулиным, Вицыным, Моргуновым. Они бы вполне сыграли в "Мастере и Маргарите", но вот мертвы. Комедия и пародия - жанры угасающих государств и наций. Это заметно было уже в античной литературе. Трагедия - жанр здорового, мощного государства. Авторы трагедий - Эсхил, Софокл, Эврипид - творили в здоровой Греции. Когда Греция обессилела - появились пародисты.
У нас в СССР происходили полнокровные события. Пёрли живые волны китайских солдат на остров Даманский, и их жарили из огенемётов. Но власти скрывали героев. Но те, кто должен был героев воспевать, не умели этого делать, даже если бы разрешили. Не умели, и таланта не было. Из их духовности можно было выдуть только ночной горшок, а не греческую вазу для нектара и амброзии. Мелкость, отсутствие присутствия - вот как можно охарактеризовать культуру России после 20-х годов.
К началу 80-х в Европе тотально победила "демократия", то есть тоталитарный капитализм. И одновременно исчезло искусство. Последние из могикан спешно вымирали, самым замыкающим из Великих в 1986 году умер в арабском отеле в Париже Жан Жене. Ему было так противно во Франции, что он завещал похоронить себя в Северной Африке, на арабском кладбище. Символично, что именно я написал по просьбе редакторов "La Revolution" - журнала Компартии Франции - некролог Жану Жене...
Вывод: Советская власть искусственно задержала информацию о мире за пределами СССР, и таким образом искусственно заморозила Россию, оставив её жить в самом что ни на есть XIX веке, ну от силы в самом начале XX-го. Чего тогда удивляться, что у нас несовременный даже антисемитизм, по атрибутике он живет во времена "Дела Бейлиса" (маца, кровь христианских младенцев и прочие средневековости, тогда как антисемит на Западе отрицает существование газовых камер и уничтожение шести миллионов евреев), что наш "фашизм" копирует гитлеризм 20-х годов, что наши "демократы", наконец, такие же наглые, как американские либералы до кризиса 1929 года, а наши богатые наглы и аррогонтны как американские богачи до всемирной шоковой терапии 1917 года.
То, что мы имеем сейчас: отвратительные типажи неуверенных в себе апатичных, неразвитых, деревенских людей-зомби - следствие последних шестидесяти из семидесяти лет Советской власти. Примером для подражания были лживые агитки, книги для евнухов, пародии и комедии. Потому и люди-пародии, гротескные персонажи преобладают в российском обществе. Не те книги читали потому что, не те фильмы видели.
В 80-е годы появляется, слава Богу, в России популярная культура, аудио-кассеты прежде всего, поскольку музыка считалась наименее опасной, потому именно на нее власти перестали обращать внимание на первую. В период перестройки публикуются наконец с огромным запозданием книги 20-х, 30-х, 40-х, послевоенных годов - все некогда упущенное идет потоком. Шумно сваливается на головы. Но уже поздно: даже наша underground culture успела заразиться трупным ядом XIX века. Наши панки - самоубийственны как Надсон, наши хиппи - как юродивые. Только поколение, родившееся в 80-х годах, полностью не отравлено ядом.
Ну конечно, электричество, радио, индустриализация, телевидение, холодильники - все это в должный срок появилось и в СССР, но я говорю о мировоззрении, о социальном сознании, о понимании своего времени, о понимании человека. Все это в СССР и в России осталось на уровне XIX века. Не обязательно быть адептом Фрейда, но без знания его открытий (мир подсознания, либидо и пр.), догадок и даже заблуждений человек слеп. А без знания истинных историй Муссолини, Гитлера, всего национал-социалистического великого бунта Европы с 20-х по 40-ые годы - человек слеп в социальном смысле, он беспомощен. Интересно, что протестуя против экстремистских изданий либерал-демократы имитируют Советскую власть - требуют закрыть издания, подавить информацию. Но подавление отражается позже негативно на судьбе народов. Идеи должны побеждать в честном гражданском и военном соревновании. Тогда сформируется здоровая нация.
DELETED
Акула пера
3/24/2009, 1:29:25 PM
Да… автор начинает за здравие, а заканчивает за упокой. Я вообще не понимаю, зачем нужно хоронить Россию охаивать все без исключение прошлое или утверждать, что она гибнет.
К чему этот мрачный тон?
А кроме того есть критика, а есть откровенное шельмование и это совершенно разные вещи!
То, что я пишу это серьезная критика Чехова, а то, что пишет Лимонов – это грязь на великих русских классиков, которыми зачитывается весь цивилизованный мир.
Правда, если бы он был уничтожен ядерной войной. То читать этих классиков стали бы только крысы, а они, изжевав книги Чехова и Толстого не стали бы от этого добрее и лучше.
Некая доля истины в словах Лимонова есть, но он пользуется самым страшным оружием лицемера, отлично отточенным в России 19 века полуправдой конопатящей дырки в совести унылыми и пространными морализмами которым он сам и объявляет войну не на жизнь, а на смерть.
Таковы свойства среды и чем больше с ней борешься, находясь целиком в ее путах тем больше запутываешься и лишь добавляешь, а не убавляешь ее маразматической сущности.
Лимонов хая на весь свет Чехова, является продолжателем его линии обливания помоями существующей действительности, а от таких обличений искры темного зла, и высекают из кремня человеческой глупости всю ее обтекаемую ложными предпосылками будущего счастья колоссальную жестокость.
К чему этот мрачный тон?
А кроме того есть критика, а есть откровенное шельмование и это совершенно разные вещи!
То, что я пишу это серьезная критика Чехова, а то, что пишет Лимонов – это грязь на великих русских классиков, которыми зачитывается весь цивилизованный мир.
Правда, если бы он был уничтожен ядерной войной. То читать этих классиков стали бы только крысы, а они, изжевав книги Чехова и Толстого не стали бы от этого добрее и лучше.
Некая доля истины в словах Лимонова есть, но он пользуется самым страшным оружием лицемера, отлично отточенным в России 19 века полуправдой конопатящей дырки в совести унылыми и пространными морализмами которым он сам и объявляет войну не на жизнь, а на смерть.
Таковы свойства среды и чем больше с ней борешься, находясь целиком в ее путах тем больше запутываешься и лишь добавляешь, а не убавляешь ее маразматической сущности.
Лимонов хая на весь свет Чехова, является продолжателем его линии обливания помоями существующей действительности, а от таких обличений искры темного зла, и высекают из кремня человеческой глупости всю ее обтекаемую ложными предпосылками будущего счастья колоссальную жестокость.
chips
Грандмастер
3/24/2009, 1:48:27 PM
(скалолаз2008 @ 24.03.2009 - время: 10:29) То, что я пишу это серьезная критика Чехова, а то, что пишет Лимонов – это грязь на великих русских классиков, которыми зачитывается весь цивилизованный мир.
Ликер_81
Профессионал
3/26/2009, 3:15:03 AM
Ежели по Булгакову, то "Вы, профессоры, воля ваша, что-то нескладное придумали. Оно может и умно, да уж больно непонятно. Над вами потешаться будут".
А ежели по Чехову: "Рассказ мой начнется так же, как и все другие хорошие рассказы: "Был я немного выпимши".
по ИльфуПетрову енто "Кризис жанра" называется.
Классеги - они все про вас еще тогда знали.
А ежели по Чехову: "Рассказ мой начнется так же, как и все другие хорошие рассказы: "Был я немного выпимши".
по ИльфуПетрову енто "Кризис жанра" называется.
Классеги - они все про вас еще тогда знали.
rattus
Удален 3/30/2009, 4:18:24 PM
Горький вообще-то "буревесник революции". Кстати, для цивилизованного мира классики русской литературы не настольные книги....
DELETED
Акула пера
3/30/2009, 8:24:13 PM
(rattus @ 30.03.2009 - время: 12:18) Горький вообще-то "буревесник революции". Кстати, для цивилизованного мира классики русской литературы не настольные книги....
Горький не обладал великим талантом Чехова, а что касается настольных книг, то нельзя говорить обо всех людях.
Русских классиков кто-то любит, а кто-то нет, но их все знают и это факт.
Горький не обладал великим талантом Чехова, а что касается настольных книг, то нельзя говорить обо всех людях.
Русских классиков кто-то любит, а кто-то нет, но их все знают и это факт.
rattus
Удален 3/30/2009, 9:16:36 PM
Русских классиков кто-то любит, а кто-то нет, но их все знают и это факт.Вряд ли. Система образования другая. Если кому-то интересно то он будет знать. Я ведь неоспарива талант Чехова, но к революции он и его творчество отдалённое отношение имеет... ИМХО