Нерассказанные легенды

Мне кажется прикольный тест под Новый Год

Где-то далеко в часах Мироздания упала последняя песчинка, и из языков каминного огня перед тобой соткалась Легенда о Королеве Воробьев
Эта история произошла в очень взрослом и правильном городе, где не было бездельников, и где все люди точно знали, чего они хотят. Например, однажды очень давно, устав бесконечного дождя, они возвели над городом один огромный зонт. И им не важно было, что они закрыли небо - оно ведь было абсолютно бесполезным, не приносящим ни пользы, ни прибыли. Тем более что у этих людей не было времени заниматься такими глупостями, как задирать голову и смотреть на небесное покрывало, сотканное из лазури и сапфировых ниток. Да и вообще, они знали, что это всего лишь атмосферное явление, которое должно волновать ученых, а не их - занятых людей. И в этом городе жила маленькая, очень маленькая девочка. И было неважно, что она давно закончила школу и даже институт. В этом городе человека, который создает из двух горстей песка мраморный замок на вершине горы и деревянным пером рисует на стекле солнечных зайцев, называли очень-очень маленьким...У этой девочки была очень серьезная и ответственная работа - она сортировала важные бумаги в нужном порядке, что бы серьезные люди могли заниматься серьезными делами. А по вечерам она ходила на старый угрюмый пляж, заброшенный и пустынный - ведь каждый считал, что плескаться в мелкой грязноватой речке ниже человеческого достоинства, да и вообще очень по-детски...Она приходила туда и кормила хлебными крошками тамошних воробьев. Бросать крошки птицам считалось в Городе глупым и абсолютно бесполезным делом - и от того еще сильней и шире была улыбка на веснушчатом бледном лице девочки. А потом она долго стояла, по смешному запрокинув голову и задумчиво рассматривая в вышине темно-серую поверхность огромного зонта, от которого изредка доносился глухой звук будто бы стучащих по поверхности капель. Ее знакомые, узнав об этом, только сокрушенно качали головами, твердя ей, что пора бы уже повзрослеть и остепениться - а иначе, не дай Бог, она могла потерять работу. Но девочка их не слушала. Что с нее взять - ведь она была очень-очень маленькой, хотя давно закончила школу и даже институт. Из своей зарплаты она с детским и глупым постоянством откладывала немного денег для того, чтобы накупить в ближайшей пекарне свежих булок и покормить воробьев, узнающих ее и с радостью слетавшихся на угощение. И все чаще и чаще она смотрела наверх, туда, где точно что-то было, кроме зонта. Со временем она даже стала спрашивать знакомых - а что, если попасть туда, наверх? Вдруг там есть что-то кроме зонта, что-то выше темно-серой ткани, защищающей этот город от непрекращающихся ливней? В ответ все лишь укоризненно качали головой, и говорили, что пора повзрослеть - в ее возрасте надо думать о работе, карьере и финансах, а не о каких-то глупых вещах вроде зонтов... В конце концов девочка почти отчаялась. Она твердо пообещала себе, что в последний раз придет покормить воробьев, а потом - пойдет, и станет взрослой. Когда она пришла, воробьи не набросились на крошки, а подлетели к ней. И вдруг она почувствовала, как взлетает в высь. Десятки, сотни воробьев, галдя и переговариваясь между собой, поднимали ее в верх, к серой поверхности старого зонта. Она летела, но этого никто не видел - ведь все вокруг были слишком заняты своими важными делами, чтобы посмотреть наверх. Когда она подлетела совсем близко к зонту, она увидела, что в нем есть маленькая прореха, небольшое отверстие. Воробьи сделали последний рывок, и она оказалась н а в е р х у. Яркое солнце ударило ей в глаза. Она увидела перед собой целую толпу загорелых улыбчивых людей. Они объяснили ей, что дожди давным-давно прошли, те, кто не хотел жить под зонтом, поднялись и поселились здесь, а по поверхности зонта стучат не капли, а их ноги, когда под мелодию солнечного оркестра они танцуют здесь свои детские, совсем несерьезные танцы. Девушка осталась здесь. Теперь она смотрела не в верх, как раньше, и не под ноги, как все те, кто жил под зонтом. Она смотрела вперед, потому что впереди был светлый и бесконечный путь, а рядом - те, кто мог взять ее за руку, и вместе с ней пройти по нему. А когда ночную синь прорезал первый луч рассветного солнца, они танцевали что-то легкое и беззаботное. А Люди-Под-Зонтом, слыша стук по темно-серой ткани зонта, морщились, и бурчали себе под нос о том, как им все-таки надоел этот бесконечный дождь...

https://aeterna.ru/test.php?link=tests:24626

Где-то далеко в часах Мироздания упала последняя песчинка, и из языков каминного огня перед тобой соткалась Легенда о Королеве Воробьев
Эта история произошла в очень взрослом и правильном городе, где не было бездельников, и где все люди точно знали, чего они хотят. Например, однажды очень давно, устав бесконечного дождя, они возвели над городом один огромный зонт. И им не важно было, что они закрыли небо - оно ведь было абсолютно бесполезным, не приносящим ни пользы, ни прибыли. Тем более что у этих людей не было времени заниматься такими глупостями, как задирать голову и смотреть на небесное покрывало, сотканное из лазури и сапфировых ниток. Да и вообще, они знали, что это всего лишь атмосферное явление, которое должно волновать ученых, а не их - занятых людей. И в этом городе жила маленькая, очень маленькая девочка. И было неважно, что она давно закончила школу и даже институт. В этом городе человека, который создает из двух горстей песка мраморный замок на вершине горы и деревянным пером рисует на стекле солнечных зайцев, называли очень-очень маленьким...У этой девочки была очень серьезная и ответственная работа - она сортировала важные бумаги в нужном порядке, что бы серьезные люди могли заниматься серьезными делами. А по вечерам она ходила на старый угрюмый пляж, заброшенный и пустынный - ведь каждый считал, что плескаться в мелкой грязноватой речке ниже человеческого достоинства, да и вообще очень по-детски...Она приходила туда и кормила хлебными крошками тамошних воробьев. Бросать крошки птицам считалось в Городе глупым и абсолютно бесполезным делом - и от того еще сильней и шире была улыбка на веснушчатом бледном лице девочки. А потом она долго стояла, по смешному запрокинув голову и задумчиво рассматривая в вышине темно-серую поверхность огромного зонта, от которого изредка доносился глухой звук будто бы стучащих по поверхности капель. Ее знакомые, узнав об этом, только сокрушенно качали головами, твердя ей, что пора бы уже повзрослеть и остепениться - а иначе, не дай Бог, она могла потерять работу. Но девочка их не слушала. Что с нее взять - ведь она была очень-очень маленькой, хотя давно закончила школу и даже институт. Из своей зарплаты она с детским и глупым постоянством откладывала немного денег для того, чтобы накупить в ближайшей пекарне свежих булок и покормить воробьев, узнающих ее и с радостью слетавшихся на угощение. И все чаще и чаще она смотрела наверх, туда, где точно что-то было, кроме зонта. Со временем она даже стала спрашивать знакомых - а что, если попасть туда, наверх? Вдруг там есть что-то кроме зонта, что-то выше темно-серой ткани, защищающей этот город от непрекращающихся ливней? В ответ все лишь укоризненно качали головой, и говорили, что пора повзрослеть - в ее возрасте надо думать о работе, карьере и финансах, а не о каких-то глупых вещах вроде зонтов... В конце концов девочка почти отчаялась. Она твердо пообещала себе, что в последний раз придет покормить воробьев, а потом - пойдет, и станет взрослой. Когда она пришла, воробьи не набросились на крошки, а подлетели к ней. И вдруг она почувствовала, как взлетает в высь. Десятки, сотни воробьев, галдя и переговариваясь между собой, поднимали ее в верх, к серой поверхности старого зонта. Она летела, но этого никто не видел - ведь все вокруг были слишком заняты своими важными делами, чтобы посмотреть наверх. Когда она подлетела совсем близко к зонту, она увидела, что в нем есть маленькая прореха, небольшое отверстие. Воробьи сделали последний рывок, и она оказалась н а в е р х у. Яркое солнце ударило ей в глаза. Она увидела перед собой целую толпу загорелых улыбчивых людей. Они объяснили ей, что дожди давным-давно прошли, те, кто не хотел жить под зонтом, поднялись и поселились здесь, а по поверхности зонта стучат не капли, а их ноги, когда под мелодию солнечного оркестра они танцуют здесь свои детские, совсем несерьезные танцы. Девушка осталась здесь. Теперь она смотрела не в верх, как раньше, и не под ноги, как все те, кто жил под зонтом. Она смотрела вперед, потому что впереди был светлый и бесконечный путь, а рядом - те, кто мог взять ее за руку, и вместе с ней пройти по нему. А когда ночную синь прорезал первый луч рассветного солнца, они танцевали что-то легкое и беззаботное. А Люди-Под-Зонтом, слыша стук по темно-серой ткани зонта, морщились, и бурчали себе под нос о том, как им все-таки надоел этот бесконечный дождь...


Таких тестов еще не было.. Возможно, так и начинаются чудеса.
Спасибо за тест, RONIN@$. С наступающим Новым годом!

Пожалуйста.Рад что понравился тест.

Спасибо.И Вас с Новым Годом!!!И пусть ваши мечты сбудутся в нем!!!

Где-то далеко в часах Мироздания упала последняя песчинка, и из языков каминного огня перед тобой соткалась Легенда о Влюбленном Море
Это произошло тогда, когда глаза людей были глубокими и мудрыми, как сияние черных жемчужин, которые море иногда, в шутливом капризе, выбрасывало на песчаный берег рядом со старым маяком. Но в маяке жил не смотритель - в нём жил рыбак, нескладный парень с вечно растрепанными каштановыми волосами и кожей, задубевшей от соленого ветраПро него говорили, что он одинок в этом мире - и никто не знал, что на самом деле это мир был одинок без него. Иногда ночью он лежал на оранжевом, как его душа, песке, и, заложив за голову руки, смотрел на бездонно-черное небо, и думал, как же небу тяжело в ночной тьме. И он решил подарить ему звёзды. Он был рыбак, и он собирал морские звёзды среди пёстрых коралловых рифов. А рыбы пели для него песни, которые понимали только рыбак и белоснежная пена на гребне танцующих волн. Но пена жила лишь секунды, разлетаясь над морем, и песни запоминал и насвистывал лишь рыбак, ночами залезая на вершину своего маяка, и, что-то шепча потрескавшимися от соленого ветра губами, по одной бросал на антрацитовое небо багряные звезды. И каждую из них он кому-нибудь посвящал - прекрасной девушке-циркачке, однажды увиденной им в передвижном шапито, пришедшей к нему во сне королевне, сотканной из тончайших паутинок и молочных капель...Матери - той позабытой теплоте, пахнущей свежим хлебом и тмином...Никто из них никогда бы не узнал, что в честь них на небосводе зажигался маленький, безупречно ограненный бриллиант. Только море, волнами накатывая на иссушенный берег, шептала рыбаку свои позабытые песни...Но вот, когда в одну поистине прекрасную августовскую ночь рыбак снова любовался небом... небо рухнуло. Рыбак не знал из-за чего, но звёзды, те звёзды, что он подарил небесам, те звёзды, что носили имена тех, кто был ему дорог и любим - эти звёзды падали вниз сияющими огнями. Рыбак пытался что-то кричать, поднимая руки вверх, к огненным небесам, моля, требуя, угрожая - но те остались глухи к его зову. Бриллианты звезд, обжигая взор прощальным сиянием, исчезали в пучине штормившего моря, бьющегося в исступленном бессилии...Тогда юноша, не помня себя, ринулся в ледяную бушующую стихию, чтобы спасти, поднять, согреть...но человеку не справиться с бездной. звёзды гасли, падая в пучину волн, и само море было неспособно это изменить. Рыбак тонул...тонул быстро и нелепо, уходя на дно под тяжестью своей мечты. Тогда море забушевало с яростью и горем женщины, у которой отнимает любимого. В последней отчаянной попытке оно подняло гигантскую волну - подобно которой не видели ни в прошлом, ни в будущем, ни на этом свете, ни на том...И шепнув имя рыбака, оно забросило его на самую середину черного безучастного неба. И паренек с вечно растрепанными каштановыми волосами и звездным ветром в сердце стал самой яркой жемчужиной этого маленького суетливого мирка. Жемчужиной, которую после назвали Луной..И жемчужина притягивала своим светом чудеса. Из лунного света и памяти моря вновь соткались погасшие звёзды, и имена, когда-то прошепченные рыбаком, вновь зазвучали на небосклоне. Но море не успокоилось. До сих пор не в силах оно позабыть рыбака, и все штормы - плач о нём, а ленты утреннего тумана над гладью вод - светлая печаль…Так знай, что самыми яркими жемчужинами становятся только те, кто страстно желает, что бы горели другие..

Где-то далеко в часах Мироздания упала последняя песчинка, и из языков каминного огня перед тобой соткалась Легенда о Корабле из Воска
Ты не поверишь, но где-то, на дне потрепанной шляпы полубезумного фокусника, сверкая лазуритовыми гранями, раскинулся Мир. Он, может быть, даже больше или лучше нашего - а может наоборот - лишь тусклый двойник, лунный блик на светло-серой амальгаме. В нем, как и во всех других Мирах, много стран, много мест, много людей и много историй. Но сейчас пришло время для одной единственной истории - легенды, нашептанной воробьями спящему художнику...Эта история произошла в одной маленькой-большой стране этого Мира, стране, расшитой сапфировыми озерами и аквамариновыми океанами. Где-то там, в самом центре, посередине неугомонного шумного города, раскинулся королевский замок. И конечно, как и в любом замке, в этом жила Принцесса. Она была хороша собой, умна и даже по-своему добра, когда, проходя по улицам, лениво кидала монеты подбегающим нищим.А в окрестностях города, в маленькой сонной деревеньке, любовно сколоченной из теплого молока, сирени и старого дерева, жил Фонарщик - молодой парень в бронзовом сюртуке и в соломенной шляпе. Каждый вечер он зажигал огни в деревне, шепотом приманивая светлячков из соседнего леса, умоляя их немного посветить - просто потому, что кто-то здесь боялся темноты.И вот однажды он увидел в отражении фонарного стекла чье-то лицо, собранное из быстрых мигающих огоньков, летающих внутри лампы. Долго он вглядывался в манящие черты, но понимание ускользало от него, как молодость ускользает от тех, кто не ценит аромат ландыша по весеннему ветру. Но вот когда расписанная антрацитовой гуашью небо сменилось зарницей, ему в голову вдруг пришла безумная мысль. "Это же принцесса!" - подумал он, медленно улыбнувшись зацветающему небу. Он бросил все дела, бросил любимую работу, и помчался в Город. Он во что бы это ни стало хотел увидеть принцессу. И однажды ему повезло. Сердобольный стражник выслушал рассказ парня, и, тихо улыбнувшись своим воспоминаниям, согласился пропустить Фонарщика во дворец, и даже устроить встречу с королем. Как он это сделал - загадка, но ведь каждая легенда - это клубок из безумных нелепиц и обыкновенных чудес, не так ли?И вот, Фонарщик стоял перед Принцессой и ее отцом, Королем - немолодым человеком с густой черной гривой и мудрыми янтарными глазами. Он, позабыв страхи, рухнул на колени, и рассказал, что навеки влюбился в ту девушку, которая привиделась ему в порхании светлячков, и эта девушка - Принцесса. Король внимательно выслушал рассказ, и впал в раздумье, а девушка лишь томно улыбалась Фонарщику. Ей, как и любой девушке, как ни крути, было приятно. И тогда Король принял решение. Он сказал, что парню был дан знак свыше, и он будет счастлив видеть своим зятем человека, отмеченного Богами. Но перед этим он должен будет пройти небольшое испытание - всего лишь съездить на корабле на соседний остров, и привезти в подарок Принцессе Яблоко Зари - волшебный камень, сияющий, как тысяча и одно солнце. Фонарщик, не раздумывая, согласился. Он отправился в порт, и увидел, что ему там уже приготовили корабль. На мгновение парню показалось, что его обманывают глаза - корабль был целиком из...воска. Словно слепленный из грязных парафиновых потоков, он казался неопрятным и неуютным, но, тем не менее, отлично держался на воде. Он уже собирался было ехать один, но тут его окликнули. Сзади стояли все его деревенские друзья - краснощекий крепыш, высокий парень в робе - послушник ближайшей церкви, рыжеволосая девушка с глазами цвета прибоя, и еще много людей - все те, кто каждый день с волнением и нетерпением ждал, пока в деревне зажгутся бледно-желтые фонари из странствующих светлячков.Они просились к нему в команду, и Фонарщик не смог отказать. И вот поехали к острову, виднеющемся впереди в величественной короне седых облаков. Соленые волны в бессильной ярости бросались на восковые бока корабля, но сделать ничего не могли. И вот они добрались до места. Сойдя с корабля, они почти сразу обнаружили волшебную рощу, посередине которой на мраморном постаменте лежало Яблоко Зари. Фонарщик подошел, и взял его. На ощупь оно было теплым, почти горящим, и блистало, на самом деле, как тысяча и одно солнце. Они поехали обратно, сквозь грозный и бушующий шторм, и вдруг поняли...что воск начал плавиться. Волшебный камень, разогревшись, заставлял корабль в буквальном смысле таять. Фонарщик понял, что дело плохо. Если он выбросит камень, путь к принцессе будет на него навсегда закрыт. Но если не выбросит - погибнут его друзья. Камень разогрелся так, что обжигал ладони. Парень решительно взял его, и поднял над головой. Без любви - жизни нет, но какая жизнь без дружбы? Уж лучше сгореть под лучами Яблока Зари, решил он.Гроза разыгралась так, что безобразный корабль швыряло из стороны в сторону. Команда держалась как могла, а Фонарщик стоял посередине палубы, и, стиснув зубы от боли высоко-высоко держал камень, что бы не дать кораблю расплавиться. Полыхнула молния...и все закончилось....Посередине безмятежного моря качался красивый фрегат из красного дерева и слоновой кости. Яблоко в руке было чуть теплым, и, присмирев, едва заметно мерцало в лучах дневного солнца. Внизу, в воде, плавали куски воска. Команда, ошалевшая, оглушенная, едва понимала, что все закончилось...Вскоре Фонарщик вернулся в замок с яблоком. Король уважительно наклонил голову, и рассказал все. Он наперед знал, с чем столкнется парень, и поэтому дал ему проклятый корабль, когда-то давно брошенный капитаном, и превратившийся в Корабль-из-Воска. Если бы Фонарщик выкинул Яблоко за борт, то так и остался бы плыть обратно на склизкой посудине, побежденный, закрытый для любви. Оставил бы на борту - спалил бы воск вместе с деревом и командой. И тоже бы проиграл. Но он хотел пожертвовать собой, и поэтому проклятье снято. Он может оставить себе корабль...и принцессу. Парень, усмехнувшись, пристально вгляделся в Яблоко Зари, мерцающее, как тысяча и одно солнце. И в его переливах, словно в перьях жар-птиц, он снова увидел черты Того лица. И понял, что все это время, стремился добиться сердца не той девушки. Внешность, как это не банально, часто бывает обманчива - и любовь еще не является настоящей, если сияет, как тысяча и одно солнце...Камень выпал из руки. Он поклонился ошарашенному Королю и Принцессе, и побрел к кораблю. К команде. К рыжеволосой девушке с глазами цвета прибоя - ведь именно она привиделась ему в безумном полете мотыльков...Вся верная команда уже ждала его на палубе. Он поднял якорь, и поплыл. Куда - это уже другая легенда. Совсем, совсем другая. Скажу только, что еще ни раз жители побережья различали в вечерней дымке пляску светляков вокруг мачты из красного дерева и слоновой кости. Может быть, они и не сияли, как тысяча и одно солнце, но зато их свет был важен только нескольким людям, сидящим в теплой каюте, и медленно прислушивающимся к мерному шелесту волн...

Спасибки за тест....

Где-то далеко в часах Мироздания упала последняя песчинка, и из языков каминного огня перед тобой соткалась Легенда о Королеве Воробьев
Эта история произошла в очень взрослом и правильном городе, где не было бездельников, и где все люди точно знали, чего они хотят. Например, однажды очень давно, устав бесконечного дождя, они возвели над городом один огромный зонт. И им не важно было, что они закрыли небо - оно ведь было абсолютно бесполезным, не приносящим ни пользы, ни прибыли. Тем более что у этих людей не было времени заниматься такими глупостями, как задирать голову и смотреть на небесное покрывало, сотканное из лазури и сапфировых ниток. Да и вообще, они знали, что это всего лишь атмосферное явление, которое должно волновать ученых, а не их - занятых людей. И в этом городе жила маленькая, очень маленькая девочка. И было неважно, что она давно закончила школу и даже институт. В этом городе человека, который создает из двух горстей песка мраморный замок на вершине горы и деревянным пером рисует на стекле солнечных зайцев, называли очень-очень маленьким...У этой девочки была очень серьезная и ответственная работа - она сортировала важные бумаги в нужном порядке, что бы серьезные люди могли заниматься серьезными делами. А по вечерам она ходила на старый угрюмый пляж, заброшенный и пустынный - ведь каждый считал, что плескаться в мелкой грязноватой речке ниже человеческого достоинства, да и вообще очень по-детски...Она приходила туда и кормила хлебными крошками тамошних воробьев. Бросать крошки птицам считалось в Городе глупым и абсолютно бесполезным делом - и от того еще сильней и шире была улыбка на веснушчатом бледном лице девочки. А потом она долго стояла, по смешному запрокинув голову и задумчиво рассматривая в вышине темно-серую поверхность огромного зонта, от которого изредка доносился глухой звук будто бы стучащих по поверхности капель. Ее знакомые, узнав об этом, только сокрушенно качали головами, твердя ей, что пора бы уже повзрослеть и остепениться - а иначе, не дай Бог, она могла потерять работу. Но девочка их не слушала. Что с нее взять - ведь она была очень-очень маленькой, хотя давно закончила школу и даже институт. Из своей зарплаты она с детским и глупым постоянством откладывала немного денег для того, чтобы накупить в ближайшей пекарне свежих булок и покормить воробьев, узнающих ее и с радостью слетавшихся на угощение. И все чаще и чаще она смотрела наверх, туда, где точно что-то было, кроме зонта. Со временем она даже стала спрашивать знакомых - а что, если попасть туда, наверх? Вдруг там есть что-то кроме зонта, что-то выше темно-серой ткани, защищающей этот город от непрекращающихся ливней? В ответ все лишь укоризненно качали головой, и говорили, что пора повзрослеть - в ее возрасте надо думать о работе, карьере и финансах, а не о каких-то глупых вещах вроде зонтов... В конце концов девочка почти отчаялась. Она твердо пообещала себе, что в последний раз придет покормить воробьев, а потом - пойдет, и станет взрослой. Когда она пришла, воробьи не набросились на крошки, а подлетели к ней. И вдруг она почувствовала, как взлетает в высь. Десятки, сотни воробьев, галдя и переговариваясь между собой, поднимали ее в верх, к серой поверхности старого зонта. Она летела, но этого никто не видел - ведь все вокруг были слишком заняты своими важными делами, чтобы посмотреть наверх. Когда она подлетела совсем близко к зонту, она увидела, что в нем есть маленькая прореха, небольшое отверстие. Воробьи сделали последний рывок, и она оказалась н а в е р х у. Яркое солнце ударило ей в глаза. Она увидела перед собой целую толпу загорелых улыбчивых людей. Они объяснили ей, что дожди давным-давно прошли, те, кто не хотел жить под зонтом, поднялись и поселились здесь, а по поверхности зонта стучат не капли, а их ноги, когда под мелодию солнечного оркестра они танцуют здесь свои детские, совсем несерьезные танцы. Девушка осталась здесь. Теперь она смотрела не в верх, как раньше, и не под ноги, как все те, кто жил под зонтом. Она смотрела вперед, потому что впереди был светлый и бесконечный путь, а рядом - те, кто мог взять ее за руку, и вместе с ней пройти по нему. А когда ночную синь прорезал первый луч рассветного солнца, они танцевали что-то легкое и беззаботное. А Люди-Под-Зонтом, слыша стук по темно-серой ткани зонта, морщились, и бурчали себе под нос о том, как им все-таки надоел этот бесконечный дождь...

Где-то далеко в часах Мироздания упала последняя песчинка, и из языков каминного огня перед тобой соткалась Легенда о Корабле из Воска
Ты не поверишь, но где-то, на дне потрепанной шляпы полубезумного фокусника, сверкая лазуритовыми гранями, раскинулся Мир. Он, может быть, даже больше или лучше нашего - а может наоборот - лишь тусклый двойник, лунный блик на светло-серой амальгаме. В нем, как и во всех других Мирах, много стран, много мест, много людей и много историй. Но сейчас пришло время для одной единственной истории - легенды, нашептанной воробьями спящему художнику...Эта история произошла в одной маленькой-большой стране этого Мира, стране, расшитой сапфировыми озерами и аквамариновыми океанами. Где-то там, в самом центре, посередине неугомонного шумного города, раскинулся королевский замок. И конечно, как и в любом замке, в этом жила Принцесса. Она была хороша собой, умна и даже по-своему добра, когда, проходя по улицам, лениво кидала монеты подбегающим нищим.А в окрестностях города, в маленькой сонной деревеньке, любовно сколоченной из теплого молока, сирени и старого дерева, жил Фонарщик - молодой парень в бронзовом сюртуке и в соломенной шляпе. Каждый вечер он зажигал огни в деревне, шепотом приманивая светлячков из соседнего леса, умоляя их немного посветить - просто потому, что кто-то здесь боялся темноты.И вот однажды он увидел в отражении фонарного стекла чье-то лицо, собранное из быстрых мигающих огоньков, летающих внутри лампы. Долго он вглядывался в манящие черты, но понимание ускользало от него, как молодость ускользает от тех, кто не ценит аромат ландыша по весеннему ветру. Но вот когда расписанная антрацитовой гуашью небо сменилось зарницей, ему в голову вдруг пришла безумная мысль. "Это же принцесса!" - подумал он, медленно улыбнувшись зацветающему небу. Он бросил все дела, бросил любимую работу, и помчался в Город. Он во что бы это ни стало хотел увидеть принцессу. И однажды ему повезло. Сердобольный стражник выслушал рассказ парня, и, тихо улыбнувшись своим воспоминаниям, согласился пропустить Фонарщика во дворец, и даже устроить встречу с королем. Как он это сделал - загадка, но ведь каждая легенда - это клубок из безумных нелепиц и обыкновенных чудес, не так ли?И вот, Фонарщик стоял перед Принцессой и ее отцом, Королем - немолодым человеком с густой черной гривой и мудрыми янтарными глазами. Он, позабыв страхи, рухнул на колени, и рассказал, что навеки влюбился в ту девушку, которая привиделась ему в порхании светлячков, и эта девушка - Принцесса. Король внимательно выслушал рассказ, и впал в раздумье, а девушка лишь томно улыбалась Фонарщику. Ей, как и любой девушке, как ни крути, было приятно. И тогда Король принял решение. Он сказал, что парню был дан знак свыше, и он будет счастлив видеть своим зятем человека, отмеченного Богами. Но перед этим он должен будет пройти небольшое испытание - всего лишь съездить на корабле на соседний остров, и привезти в подарок Принцессе Яблоко Зари - волшебный камень, сияющий, как тысяча и одно солнце. Фонарщик, не раздумывая, согласился. Он отправился в порт, и увидел, что ему там уже приготовили корабль. На мгновение парню показалось, что его обманывают глаза - корабль был целиком из...воска. Словно слепленный из грязных парафиновых потоков, он казался неопрятным и неуютным, но, тем не менее, отлично держался на воде. Он уже собирался было ехать один, но тут его окликнули. Сзади стояли все его деревенские друзья - краснощекий крепыш, высокий парень в робе - послушник ближайшей церкви, рыжеволосая девушка с глазами цвета прибоя, и еще много людей - все те, кто каждый день с волнением и нетерпением ждал, пока в деревне зажгутся бледно-желтые фонари из странствующих светлячков.Они просились к нему в команду, и Фонарщик не смог отказать. И вот поехали к острову, виднеющемся впереди в величественной короне седых облаков. Соленые волны в бессильной ярости бросались на восковые бока корабля, но сделать ничего не могли. И вот они добрались до места. Сойдя с корабля, они почти сразу обнаружили волшебную рощу, посередине которой на мраморном постаменте лежало Яблоко Зари. Фонарщик подошел, и взял его. На ощупь оно было теплым, почти горящим, и блистало, на самом деле, как тысяча и одно солнце. Они поехали обратно, сквозь грозный и бушующий шторм, и вдруг поняли...что воск начал плавиться. Волшебный камень, разогревшись, заставлял корабль в буквальном смысле таять. Фонарщик понял, что дело плохо. Если он выбросит камень, путь к принцессе будет на него навсегда закрыт. Но если не выбросит - погибнут его друзья. Камень разогрелся так, что обжигал ладони. Парень решительно взял его, и поднял над головой. Без любви - жизни нет, но какая жизнь без дружбы? Уж лучше сгореть под лучами Яблока Зари, решил он.Гроза разыгралась так, что безобразный корабль швыряло из стороны в сторону. Команда держалась как могла, а Фонарщик стоял посередине палубы, и, стиснув зубы от боли высоко-высоко держал камень, что бы не дать кораблю расплавиться. Полыхнула молния...и все закончилось....Посередине безмятежного моря качался красивый фрегат из красного дерева и слоновой кости. Яблоко в руке было чуть теплым, и, присмирев, едва заметно мерцало в лучах дневного солнца. Внизу, в воде, плавали куски воска. Команда, ошалевшая, оглушенная, едва понимала, что все закончилось...Вскоре Фонарщик вернулся в замок с яблоком. Король уважительно наклонил голову, и рассказал все. Он наперед знал, с чем столкнется парень, и поэтому дал ему проклятый корабль, когда-то давно брошенный капитаном, и превратившийся в Корабль-из-Воска. Если бы Фонарщик выкинул Яблоко за борт, то так и остался бы плыть обратно на склизкой посудине, побежденный, закрытый для любви. Оставил бы на борту - спалил бы воск вместе с деревом и командой. И тоже бы проиграл. Но он хотел пожертвовать собой, и поэтому проклятье снято. Он может оставить себе корабль...и принцессу. Парень, усмехнувшись, пристально вгляделся в Яблоко Зари, мерцающее, как тысяча и одно солнце. И в его переливах, словно в перьях жар-птиц, он снова увидел черты Того лица. И понял, что все это время, стремился добиться сердца не той девушки. Внешность, как это не банально, часто бывает обманчива - и любовь еще не является настоящей, если сияет, как тысяча и одно солнце...Камень выпал из руки. Он поклонился ошарашенному Королю и Принцессе, и побрел к кораблю. К команде. К рыжеволосой девушке с глазами цвета прибоя - ведь именно она привиделась ему в безумном полете мотыльков...Вся верная команда уже ждала его на палубе. Он поднял якорь, и поплыл. Куда - это уже другая легенда. Совсем, совсем другая. Скажу только, что еще ни раз жители побережья различали в вечерней дымке пляску светляков вокруг мачты из красного дерева и слоновой кости. Может быть, они и не сияли, как тысяча и одно солнце, но зато их свет был важен только нескольким людям, сидящим в теплой каюте, и медленно прислушивающимся к мерному шелесту волн...


Огромное спасибо за тест1!!!

Легенда о Влюбленном Море
Это произошло тогда, когда глаза людей были глубокими и мудрыми, как сияние черных жемчужин, которые море иногда, в шутливом капризе, выбрасывало на песчаный берег рядом со старым маяком. Но в маяке жил не смотритель - в нём жил рыбак, нескладный парень с вечно растрепанными каштановыми волосами и кожей, задубевшей от соленого ветраПро него говорили, что он одинок в этом мире - и никто не знал, что на самом деле это мир был одинок без него. Иногда ночью он лежал на оранжевом, как его душа, песке, и, заложив за голову руки, смотрел на бездонно-черное небо, и думал, как же небу тяжело в ночной тьме. И он решил подарить ему звёзды. Он был рыбак, и он собирал морские звёзды среди пёстрых коралловых рифов. А рыбы пели для него песни, которые понимали только рыбак и белоснежная пена на гребне танцующих волн. Но пена жила лишь секунды, разлетаясь над морем, и песни запоминал и насвистывал лишь рыбак, ночами залезая на вершину своего маяка, и, что-то шепча потрескавшимися от соленого ветра губами, по одной бросал на антрацитовое небо багряные звезды. И каждую из них он кому-нибудь посвящал - прекрасной девушке-циркачке, однажды увиденной им в передвижном шапито, пришедшей к нему во сне королевне, сотканной из тончайших паутинок и молочных капель...Матери - той позабытой теплоте, пахнущей свежим хлебом и тмином...Никто из них никогда бы не узнал, что в честь них на небосводе зажигался маленький, безупречно ограненный бриллиант. Только море, волнами накатывая на иссушенный берег, шептала рыбаку свои позабытые песни...Но вот, когда в одну поистине прекрасную августовскую ночь рыбак снова любовался небом... небо рухнуло. Рыбак не знал из-за чего, но звёзды, те звёзды, что он подарил небесам, те звёзды, что носили имена тех, кто был ему дорог и любим - эти звёзды падали вниз сияющими огнями. Рыбак пытался что-то кричать, поднимая руки вверх, к огненным небесам, моля, требуя, угрожая - но те остались глухи к его зову. Бриллианты звезд, обжигая взор прощальным сиянием, исчезали в пучине штормившего моря, бьющегося в исступленном бессилии...Тогда юноша, не помня себя, ринулся в ледяную бушующую стихию, чтобы спасти, поднять, согреть...но человеку не справиться с бездной. звёзды гасли, падая в пучину волн, и само море было неспособно это изменить. Рыбак тонул...тонул быстро и нелепо, уходя на дно под тяжестью своей мечты. Тогда море забушевало с яростью и горем женщины, у которой отнимает любимого. В последней отчаянной попытке оно подняло гигантскую волну - подобно которой не видели ни в прошлом, ни в будущем, ни на этом свете, ни на том...И шепнув имя рыбака, оно забросило его на самую середину черного безучастного неба. И паренек с вечно растрепанными каштановыми волосами и звездным ветром в сердце стал самой яркой жемчужиной этого маленького суетливого мирка. Жемчужиной, которую после назвали Луной..И жемчужина притягивала своим светом чудеса. Из лунного света и памяти моря вновь соткались погасшие звёзды, и имена, когда-то прошепченные рыбаком, вновь зазвучали на небосклоне. Но море не успокоилось. До сих пор не в силах оно позабыть рыбака, и все штормы - плач о нём, а ленты утреннего тумана над гладью вод - светлая печаль…Так знай, что самыми яркими жемчужинами становятся только те, кто страстно желает, что бы горели другие..

Где-то далеко в часах Мироздания упала последняя песчинка, и из языков каминного огня перед тобой соткалась Легенда о Проданном Сне
Знаешь, в городе, где горного неба почти не видно из-за белопенных цветов старых вишен, привольно растущих на кривых улочках, можно поймать Сон. Один из тех Снов, что являются нам лишь однажды, но навсегда оставляют ощущение былого фонтана разноцветных брызг. Так вот, в этом городе один мальчик сумел приручить свой Сон...Это был один из тех Снов, которые хранят в самом сокровенном и укромном месте, где-то между младенческими мечтами и верой в хороших людей. У него была роскошная золотистая грива, сплетенная из солнечных шагов и утреннего шепота, серебряные копыта из небесного хрусталя, и глаза - отсветы еще не случившихся гроз...В ту ночь мальчик скакал по бездонному небу, хохоча, цеплялся за облака, похожие на сладкую вату, а то невероятное существо, что несло его по калейдоскопу чудес, казалось ему самым дорогим на свете. На рассвете, они остановились у маленького озера где-то в горах Японии, из расщелин которых за ними наблюдали мудрые янтарные глаза древних драконов, и мальчик, выплетая из гривы скакуна запутавшиеся кометы и отпуская их, как светлячков, на волю, робко попросил свой Сон остаться с ним навсегда. И - от удивления последние утренние звёзды охнули и окончательно растворились в небе - конь кивнул и преданно положил голову мальчику на плечо. С тех пор тысячи планет, не останавливаясь, в безумной пляске вечности танцевали вокруг мальчика и его коня, когда те рассекали светлеющий горизонт, открывавший зыбкие, эфемерные границы в чужие миры. Они скакали по горным хребтам, вышитыми шелковыми нитями из аквамарина...Но однажды о Сне мальчика узнал старый и злой человек. Из-за своей непомерной гордыни он давно погубил собственные сны и мечтания, и захотел завладеть чужими. Он начал плести сеть из лжи, страхов и предательства - что бы в конце концов поймать в них мальчика и его коня...И, загнанный в угол, мальчик должен был выбирать между своей унизительной смертью в долговой тюрьме и продажей своего чуда. Он был всего лишь мальчик и он ещё не знал, что есть вещи, которых нельзя будет исправить. И подлец заполучил скакуна и подковал его проклятыми подковами из бронзы, выкованной в огне ненависти рабом, который не знал звёздного света, и конь больше не мог вернуться в Грёзу. Подчинив так волю и разум скакуна из Снов, злой человек заставлял его являться своим недругам и показывать видения столь ужасные, что люди умирали от страха. Так Грёза стала кошмаром. Сколько прошло времени - день, неделя, год, век - никто не знает. Когда медленно погибает Сон, время тоже останавливается, роняя слезы песочных часов на помертвевшую землю. Но однажды одна из бронзовых подков треснула - к скакуну вернулась душа. Его подлый хозяин ничего не заметил - и поплатился за это жизнью. Однажды, во время очередного полета, Сон сбросил своего хозяина, и тот разбился о серое марево грязных машин и заплеванного тротуара...И - наконец-то - конь мог почувствовать свободу! Стремительно рванулся он вверх, предвкушая скачку по лабиринтам созвездий, по далёким мирам, красивым и добрым, как сочные гроздья медово-зелёного винограда... Но он не смог взлететь. Ненависть, ненависть и месть к его мучителю держали его, ведь ненавидя, мы отдаём свои мысли так же, как и любя, а значит, мы привязаны. И Сон всё-таки не был свободен и не мог вернуться в Грёзу. Отчаянный и не знающий покоя, он носился по всему нашему миру, как гонимый ураганом цветок жасмина. Он мог бежать быстрее всех ветров, но вырваться из пут собственной ненависти было невозможно. И дети вздрагивали, когда промозглыми осенними вечерами звенела бронза подков по черепице их домов.

Где-то далеко в часах Мироздания упала последняя песчинка, и из языков каминного огня перед тобой соткалась Легенда о Трамвае-без-Рельс

Это произошло в городе, наспех сшитом из смога, бетона и асфальта. В городе, как две капли воды похожем на все остальные – с серым небом и широкими дорогами, по которым, освещая вечерний сумрак бледно-желтыми фарами, сновали туда-сюда автомобили, троллейбусы и автобусы. А по рельсам, разделяющим надвое безликие улицы, ходили трамваи. И был среди них один – с поцарапанными боками, облетевшей бордовой краской и покосившимся номером «21». Его маршрут в основном пролегал по окраине города, и поэтому он всегда был полупустым и сонным, и потускневшее солнце на его боку, реклама какой-то давно исчезнувшей фирмы, хмуро взирало на бедные кварталы пригорода, заросшие пожелтевшей безымянной травой. В любом трамвае всегда есть Машинист. Был он и в этом – немолодой человек восточной внешности с грустными карими глазами, поразительно отчетливо сверкающими из-за мутного стекла. И не было для него пытки хуже, чем смотреть на тянущиеся в бесконечность рельсы, навеки замурованные в бетон, вечно колесить по прочерченному чьей-то безразличной рукой маршруту, пытаясь дать название сухим травам умирающего пригорода…И однажды ему это надоело. Он снял с лобового стекла треснувшую табличку с номером «21», и на ее месте решительным, скачущим почерком, похожим на кардиограмму, написал только одно слово – «Отсюда». А потом – поехал по городу, раскаляя колесами рельсы, радуясь своей выходке и тому, что никому больше не было дело до трамвая без номера. И вдруг он понял, что в салон начали заходить люди. Некоторые забегали по одному, энергично перескакивая через порог, другие - по двое и по трое, уступая друг другу места. Одни – молчали и садились у окон, уткнувшись в книжку или слушая музыку, другие – оживленно переговаривались и обсуждали, что очень хорошо, что ввели такой маршрут, что давно пора было…У них не было с собой никаких вещей и сумок – заходя в трамвай с табличкой «Отсюда», они хотели начать новую жизнь. И тогда…тогда водитель свернул с рельс. Повернул трамвай, и поехал прямо через проезжую часть. Мимо бетонных домов и асфальтовых дорог, мимо серых пригородных домиков и сухой желтой травы, которую никто почему-то не удосужился назвать.. Он ехал без рельс – потому что людям, бросившим все ради старого трамвая с исцарапанными боками они были не нужны. Они уехали, и больше их никто не видел. Но некоторые люди, те немногие, способные различить отблески гроз на стрекозиных крыльях, поговаривают, что в вечернем полумраке тихих улиц они встречали Трамвай-Без-Рельс с табличкой «Отсюда» на лобовом стекле, в который заходили люди, и в их глазах светилась жажда Чего-То Другого. А перед тем, как он исчезал, в лучах нездешнего света ослепительно сверкало солнце на его боку – реклама какой-то давно исчезнувшей фирмы…

Где-то далеко в часах Мироздания упала последняя песчинка, и из языков каминного огня перед тобой соткалась Легенда о Слепом Поводыре
Эта история произошла в самом обычном городе - ни хорошем, ни плохом - такой город каждый мог бы без труда назвать своим, и так же легко отказаться от него, не испытывая при этом никаких мук совести. В том городе жил скрипач - пожилой человек со вздернутым подбородком и горящим взором - источник неиссякаемой страсти и вдохновения. Он зарабатывал себе на жизнь игрой в ресторанах, теша давно заученными произведениями давно пьяную публику. Когда он заканчивал играть, раздавался шквал апплодисментов - потому что люди знали, что надо хлопать. И не важно, что половина из них в пьяном забытье даже не слышала тех мелодий, которые извлекал из старой скрипки старый скрипач. И не важно, что хозяин, отдавая скрипачу три серебряных монеты, вечно клял про себя эту "чертову музыку", которая так нравилась его постояльцам, и так больно бьет его по карману. Не важно даже то, что скрипка была так безнадежно стара, что уже давно мечтала об огне, но была вынуждена каждый день играть снова и снова..Важно то, что каждую пятницу скрипач приходил в старый городской парк, занесенный желтыми, как его глаза, листьями. Там, среди пустых холодных аллей, бродил слепой маленький мальчик, медленно нашаривая посохом дорогу, что бы не упасть. Скрипач неслышно подходил, брал мальчика за руку, и показывал ему мир. Каждое дерево, каждый камень по велению скрипача разбивались на тысячу маленьких нот, что бы собраться воедино в душе мальчика. И, открывая для него целую Вселенную, скрипач забывал о надоевшем, прокуренном ресторане, об умирающей скрипке, о вечно пьяных постояльцах...Но однажды мальчик не пришел. Скрипач долго искал его среди сырого тумана, пахнущего грязным городом и чужими страхами. Искал - и не находил. Старик надеялся, верил, обманывал себя - но в глубине души шевелилось понимание, что мальчик больше не придет...От мысли, что некому больше открывать глаза, радость покинула скрипача. Он побрел домой, в маленькую тесную квартирку на первом этаже последнего дома...Потянулись бесконечные дни, агонизируя осенними закатами. Скрипач играл , публика хлопала, хозяин отсчитывал потускневшие монеты...А потом - скрипач заболел. Он лежал на кровати, уставившись в мутное окно - на мутный мир. Никто не навещал его - потому что никому не приходило в голову навестить старого немощного старика. Последнее, что скрипач помнил - столб дыма над ненавистным рестораном. "Наверное, это жгут скрипку" - почему-то подумалось ему. А потом - потом наступила темнота...Как он очнулся, скрипач не помнил. Пропали стены квартиры, вечно холодный пол и запах города - под ногами была трава, лицо овевал теплый ветер. Но глаза - глаза ничего не видели. Темнота давила, выпивала радость. Скрипач упал на колени...И тут кто-то помог ему встать, и доверительно взял за руку, и повел куда-то. И скрипач пошел. Его спутник что-то сказал, и старик...узнал голос слепого мальчика. "Там, где не видите вы, видим мы. И там, где вы не помните - мы помним. Настала пора вернуть все долги, как вы думаете?" - звучал в его голове чистый голос. Слова дробились и вновь обретали себя в душе скрипача. И медленно, с каждым предложением его слепого поводыря к нему возвращалось зрение. Они шли по большой светлой дороге, навстречу медовому солнцу. Они шли, и видели то, что никогда не дано будет увидеть ни хозяину той гостиницы, ни ее вечно пьяным постояльцам...

Где-то далеко в часах Мироздания упала последняя песчинка, и из языков каминного огня перед тобой соткалась Легенда о Влюбленном Море.

Это произошло тогда, когда глаза людей были глубокими и мудрыми, как сияние черных жемчужин, которые море иногда, в шутливом капризе, выбрасывало на песчаный берег рядом со старым маяком. Но в маяке жил не смотритель - в нём жил рыбак, нескладный парень с вечно растрепанными каштановыми волосами и кожей, задубевшей от соленого ветраПро него говорили, что он одинок в этом мире - и никто не знал, что на самом деле это мир был одинок без него. Иногда ночью он лежал на оранжевом, как его душа, песке, и, заложив за голову руки, смотрел на бездонно-черное небо, и думал, как же небу тяжело в ночной тьме. И он решил подарить ему звёзды. Он был рыбак, и он собирал морские звёзды среди пёстрых коралловых рифов. А рыбы пели для него песни, которые понимали только рыбак и белоснежная пена на гребне танцующих волн. Но пена жила лишь секунды, разлетаясь над морем, и песни запоминал и насвистывал лишь рыбак, ночами залезая на вершину своего маяка, и, что-то шепча потрескавшимися от соленого ветра губами, по одной бросал на антрацитовое небо багряные звезды. И каждую из них он кому-нибудь посвящал - прекрасной девушке-циркачке, однажды увиденной им в передвижном шапито, пришедшей к нему во сне королевне, сотканной из тончайших паутинок и молочных капель...Матери - той позабытой теплоте, пахнущей свежим хлебом и тмином...Никто из них никогда бы не узнал, что в честь них на небосводе зажигался маленький, безупречно ограненный бриллиант. Только море, волнами накатывая на иссушенный берег, шептала рыбаку свои позабытые песни...Но вот, когда в одну поистине прекрасную августовскую ночь рыбак снова любовался небом... небо рухнуло. Рыбак не знал из-за чего, но звёзды, те звёзды, что он подарил небесам, те звёзды, что носили имена тех, кто был ему дорог и любим - эти звёзды падали вниз сияющими огнями. Рыбак пытался что-то кричать, поднимая руки вверх, к огненным небесам, моля, требуя, угрожая - но те остались глухи к его зову. Бриллианты звезд, обжигая взор прощальным сиянием, исчезали в пучине штормившего моря, бьющегося в исступленном бессилии...Тогда юноша, не помня себя, ринулся в ледяную бушующую стихию, чтобы спасти, поднять, согреть...но человеку не справиться с бездной. звёзды гасли, падая в пучину волн, и само море было неспособно это изменить. Рыбак тонул...тонул быстро и нелепо, уходя на дно под тяжестью своей мечты. Тогда море забушевало с яростью и горем женщины, у которой отнимает любимого. В последней отчаянной попытке оно подняло гигантскую волну - подобно которой не видели ни в прошлом, ни в будущем, ни на этом свете, ни на том...И шепнув имя рыбака, оно забросило его на самую середину черного безучастного неба. И паренек с вечно растрепанными каштановыми волосами и звездным ветром в сердце стал самой яркой жемчужиной этого маленького суетливого мирка. Жемчужиной, которую после назвали Луной..И жемчужина притягивала своим светом чудеса. Из лунного света и памяти моря вновь соткались погасшие звёзды, и имена, когда-то прошепченные рыбаком, вновь зазвучали на небосклоне. Но море не успокоилось. До сих пор не в силах оно позабыть рыбака, и все штормы - плач о нём, а ленты утреннего тумана над гладью вод - светлая печаль…Так знай, что самыми яркими жемчужинами становятся только те, кто страстно желает, что бы горели другие..

Где-то далеко в часах Мироздания упала последняя песчинка, и из языков каминного огня перед тобой соткалась Легенда о Пластилиновой Гордости
Это был сиреневый шёлк, расшитый пепельно-серебряными перьями облаков. Или расписанный лёгким, потёкшим акварельным батиком с мягкими фиолетовыми и чёрными разводами. Чёрные ветки старых клёнов цеплялись за шёлк, но он не рвался - наверное, он и так был прозрачным. И под этим расписанным сумерками небом, по маленькому окраинному парку бежал огромный агатово-чёрный волк - с горящими как солнце сквозь листву изумрудно-золотыми глазами, и клыками, которые, в отличие от клёнов, наверняка смогли бы вспороть небо. Конечно, это был не обычный волк, а оборотень, один из каэрна Золотого Пепла, и он мчался сейчас за врагом, одним из тех, кто предал и почти полностью уничтожил его племя...Кто был этим врагом - подлый древний вампир, охотник за оборотнями, или волчья тень, отраженная на кромке апельсинового озера - история умалчивает. Его имя, равно как и помыслы, навсегда было скрыто за ломкими осколками древних пыльных амфор. Его душа была настолько черной, что тонкое, сплетенное из снов шелкопряда полотно легенды не выдерживает его. Но нам это и не нужно. Вернемся к оборотню - к пылающему жаждой мести, словно окутанному эфемерным облаком из страхов фениксов и гнева жар-птиц. Он бежал по пыльной тропе, и не видел ничего вокруг - лишь силуэт Врага обжигал сетчатку острым клинком Великой Мести. Всё вокруг: птицы, листья, мотыльки и случайные прохожие разбегались в инстинктивном ужасе перед мощью оборотня. Это было и привычно и это было правильно. Но вдруг волк остановился. Резко остановился и сначала сам не понял, почему. А потом с удивлением осознал - кто-то н е п о б е ж а л. И кто! Перед разъярённым оборотнем стояла хрупкая, невысокая девушка в тонком старом пальто, с растрепанными пушисто-каштановыми локонами волос, выбившимися из-под нелепого вязаного берета. Её лицо было бледным - но не от страха, а от не до конца стёртого грима, и картинно подведённые чёрным глаза смеялись. Девушка вдруг привстала на цыпочки, естественным жестом потянулась к дереву и, отломив несуществующую ветку, швырнула её в сторону - словно собаке, предлагая игру. Оборотень был в растерянности. Где-то там, близко, за струящимся шлейфом лунных искр скрывался его враг, и надо было догонять, останавливать, мстить...Но золотисто-карие глаза девушки-мима излучали странное, живое тепло, которое перезвоном виолончели отдавалось в его мохнатой душе. И он...подыграл. Забыв про врага, он подбежал к неяркой осенней траве, будто бы старательно выискивая там потерявшуюся палку, и...выпрямился. Превратился в того, кем он был на самом деле - высокого широкоплечего парня с бронзовой шевелюрой. Лишь глаза - глаза остались те же. Девушка улыбнулась, и начала идти к нему - медленно, с напором, будто бы сопротивляясь шквальному ураганному ветру...Что было потом - бесконечные разговоры, молчание, сплетённое из дыхания, ловля рыбок-звёзд в старом фонтане, шутливое рычание, деланно-пафосный испуг и безыскучно-согревающая нежность - неважно, ведь всё решилось в эти мгновения. Важно то, что следующим вечером рядом с пластичной девушкой-мимом в городском парке выступал пока молчаливый, неловко улыбающийся дрессировщик белых пуделей.Они медленно играли свою жизнь - играли на нелепой сцене, нарисованной разноцветными мелками на влажных осенних листьях. И проходящие мимо люди на минуту останавливались, чтобы поиграть вместе с ними - положить ничтожно малый кусочек своей жизни на весы этих двух странных актеров, так неожиданно и маняще похожих друг на друга - а острое сверкание изумрудов в глазах парня сменилось мягким малахитовым сиянием горного неба… Так прошла неделя - а казалось, всего два вздоха между улыбкой и падением кружевного кленового листа. Но вот однажды сумрачным промозглым вечером оборотень застыл посреди сценки - он почувствовал присутствие врага. Ненависть, веками враставшая в плоть его рода, проснулась в нём и чёрные её когти вновь сжали сердце. С низким жутким рыком, мигом распугавшим всех зрителей, оборотень шагнул вперёд, ловя глазами призрачный силуэт, исчезающий между деревьями. Все чудовища мира не смогли бы сдержать его в этот момент - ведь гордость крепче всех сил. И всё же он остановился - потому что его окликнул встревоженный голос девушки. Она замерла в шаге от него, широко распахнув золотисто-карие глаза и протянула к нему руку. Оборотень несколько секунд не шевелился, хотя вся его ярость требовала мчатся за врагом и уничтожить его, ведь это презренное существо сейчас навсегда скроется....А потом шагнул к миму, медленно, словно сопротивляясь дикому встречному ветру... и сжал тонкую тёплую ладошку. Ведь от прикосновения любви даже гордость становится пластилиновой и ничего не значащей игрушкой эгоистов. Тогда Враг окончательно потерял терпение. С жутким ревом, который был громче колокольного перезвона и тише дыхания трав, он выскочил на середину сцены, плавя своей яростью мокрый асфальт. Он напрягся - и сотканной из первомрака молнией бросился на оборотня. Когда до него оставалась метра, он вдруг...натолкнулся на невидимое препятствие. Этим препятствием была невидимая стена, которую обвела в воздухе девушка с растрепанными каштановыми волосами. Она лукаво улыбнулась, проведя ладонью по затвердевшему воздуху, и начала медленно, резкими, но плавными движениями скатывать врага в ком, не прикасаясь к нему. Короткий рев, отразившийся в зеркальном серебре луж, тишина и...рядом с парнем и девушкой замер в неподвижности маленький черный мяч...Со всех сторон раздались аплодисменты. Это зрители, стоявшие в стороне, хлопали и кидали маленькие лунные монеты под ноги артистам. Они считали все это частью представления...и наверное, так оно и было. Никто не знает, что стало потом. Рассказывают только, что иногда в дышащем осенью парке, посреди нарисованной мелом сцены можно встретить странную девушку в гриме, будто бы идущую против шквального ветра и парня с волосами цвета бронзы, с легкой улыбкой бросающего черный мяч своим дрессированным пуделям...


Очень красивый тест

Где-то далеко в часах Мироздания упала последняя песчинка, и из языков каминного огня перед тобой соткалась Легенда о Влюбленном Море....

Где-то далеко в часах Мироздания упала последняя песчинка, и из языков каминного огня перед тобой соткалась Легенда о Пластилиновой Гордости
Это был сиреневый шёлк, расшитый пепельно-серебряными перьями облаков. Или расписанный лёгким, потёкшим акварельным батиком с мягкими фиолетовыми и чёрными разводами. Чёрные ветки старых клёнов цеплялись за шёлк, но он не рвался - наверное, он и так был прозрачным. И под этим расписанным сумерками небом, по маленькому окраинному парку бежал огромный агатово-чёрный волк - с горящими как солнце сквозь листву изумрудно-золотыми глазами, и клыками, которые, в отличие от клёнов, наверняка смогли бы вспороть небо. Конечно, это был не обычный волк, а оборотень, один из каэрна Золотого Пепла, и он мчался сейчас за врагом, одним из тех, кто предал и почти полностью уничтожил его племя...Кто был этим врагом - подлый древний вампир, охотник за оборотнями, или волчья тень, отраженная на кромке апельсинового озера - история умалчивает. Его имя, равно как и помыслы, навсегда было скрыто за ломкими осколками древних пыльных амфор. Его душа была настолько черной, что тонкое, сплетенное из снов шелкопряда полотно легенды не выдерживает его. Но нам это и не нужно. Вернемся к оборотню - к пылающему жаждой мести, словно окутанному эфемерным облаком из страхов фениксов и гнева жар-птиц. Он бежал по пыльной тропе, и не видел ничего вокруг - лишь силуэт Врага обжигал сетчатку острым клинком Великой Мести. Всё вокруг: птицы, листья, мотыльки и случайные прохожие разбегались в инстинктивном ужасе перед мощью оборотня. Это было и привычно и это было правильно. Но вдруг волк остановился. Резко остановился и сначала сам не понял, почему. А потом с удивлением осознал - кто-то н е п о б е ж а л. И кто! Перед разъярённым оборотнем стояла хрупкая, невысокая девушка в тонком старом пальто, с растрепанными пушисто-каштановыми локонами волос, выбившимися из-под нелепого вязаного берета. Её лицо было бледным - но не от страха, а от не до конца стёртого грима, и картинно подведённые чёрным глаза смеялись. Девушка вдруг привстала на цыпочки, естественным жестом потянулась к дереву и, отломив несуществующую ветку, швырнула её в сторону - словно собаке, предлагая игру. Оборотень был в растерянности. Где-то там, близко, за струящимся шлейфом лунных искр скрывался его враг, и надо было догонять, останавливать, мстить...Но золотисто-карие глаза девушки-мима излучали странное, живое тепло, которое перезвоном виолончели отдавалось в его мохнатой душе. И он...подыграл. Забыв про врага, он подбежал к неяркой осенней траве, будто бы старательно выискивая там потерявшуюся палку, и...выпрямился. Превратился в того, кем он был на самом деле - высокого широкоплечего парня с бронзовой шевелюрой. Лишь глаза - глаза остались те же. Девушка улыбнулась, и начала идти к нему - медленно, с напором, будто бы сопротивляясь шквальному ураганному ветру...Что было потом - бесконечные разговоры, молчание, сплетённое из дыхания, ловля рыбок-звёзд в старом фонтане, шутливое рычание, деланно-пафосный испуг и безыскучно-согревающая нежность - неважно, ведь всё решилось в эти мгновения. Важно то, что следующим вечером рядом с пластичной девушкой-мимом в городском парке выступал пока молчаливый, неловко улыбающийся дрессировщик белых пуделей.Они медленно играли свою жизнь - играли на нелепой сцене, нарисованной разноцветными мелками на влажных осенних листьях. И проходящие мимо люди на минуту останавливались, чтобы поиграть вместе с ними - положить ничтожно малый кусочек своей жизни на весы этих двух странных актеров, так неожиданно и маняще похожих друг на друга - а острое сверкание изумрудов в глазах парня сменилось мягким малахитовым сиянием горного неба… Так прошла неделя - а казалось, всего два вздоха между улыбкой и падением кружевного кленового листа. Но вот однажды сумрачным промозглым вечером оборотень застыл посреди сценки - он почувствовал присутствие врага. Ненависть, веками враставшая в плоть его рода, проснулась в нём и чёрные её когти вновь сжали сердце. С низким жутким рыком, мигом распугавшим всех зрителей, оборотень шагнул вперёд, ловя глазами призрачный силуэт, исчезающий между деревьями. Все чудовища мира не смогли бы сдержать его в этот момент - ведь гордость крепче всех сил. И всё же он остановился - потому что его окликнул встревоженный голос девушки. Она замерла в шаге от него, широко распахнув золотисто-карие глаза и протянула к нему руку. Оборотень несколько секунд не шевелился, хотя вся его ярость требовала мчатся за врагом и уничтожить его, ведь это презренное существо сейчас навсегда скроется....А потом шагнул к миму, медленно, словно сопротивляясь дикому встречному ветру... и сжал тонкую тёплую ладошку. Ведь от прикосновения любви даже гордость становится пластилиновой и ничего не значащей игрушкой эгоистов. Тогда Враг окончательно потерял терпение. С жутким ревом, который был громче колокольного перезвона и тише дыхания трав, он выскочил на середину сцены, плавя своей яростью мокрый асфальт. Он напрягся - и сотканной из первомрака молнией бросился на оборотня. Когда до него оставалась метра, он вдруг...натолкнулся на невидимое препятствие. Этим препятствием была невидимая стена, которую обвела в воздухе девушка с растрепанными каштановыми волосами. Она лукаво улыбнулась, проведя ладонью по затвердевшему воздуху, и начала медленно, резкими, но плавными движениями скатывать врага в ком, не прикасаясь к нему. Короткий рев, отразившийся в зеркальном серебре луж, тишина и...рядом с парнем и девушкой замер в неподвижности маленький черный мяч...Со всех сторон раздались аплодисменты. Это зрители, стоявшие в стороне, хлопали и кидали маленькие лунные монеты под ноги артистам. Они считали все это частью представления...и наверное, так оно и было. Никто не знает, что стало потом. Рассказывают только, что иногда в дышащем осенью парке, посреди нарисованной мелом сцены можно встретить странную девушку в гриме, будто бы идущую против шквального ветра и парня с волосами цвета бронзы, с легкой улыбкой бросающего черный мяч своим дрессированным пуделям...