Самые позитивные писатели мировой литературы

Любопытно все-таки -- как они жили там,
в Древнем Египте? Кого обучали плаванью в своих бассейнах? Наверняка
каких-нибудь членов семьи фараона, детей аристократов и прочую "золотую
молодежь". Древнеегипетские нувориши оттяпывали себе лучшие земельные
участки вдоль Нила, сооружали там элитные бассейны и учили своих чад
передвигаться в воде особо пижонскими способами. А обаятельные инструкторы
-- точные копии моего одноклассника-киноактера -- плавали вокруг и
приговаривали сладкими голосами: "Замечательно, мой господин, так держать!
Вот только когда вы изволите плавать кролем, ваша правая рука могла бы
простираться еще немного вперед..."
Я живо представил себе эту картину. Воды Нила цвета синих чернил,
слепящее солнце, охранники с длинными пиками отгоняют аллигаторов и
простолюдинов, шелест тростника на ветру, загорелые тела сыновей фараона...
Как насчет дочерей фараона? Или девчонок они плаванью не обучали? Например,
Клеопатра. Совсем еще молоденькая такая Клеопатра, вылитая Джоди Фостер.
Интересно, у нее тоже съезжала бы крыша при виде инструктора, моего
одноклассника? Да, наверное, и у нее съезжала бы. Все-таки в этом -- его
Основное Предназначение...
Вот бы сняли такое кино, подумал я. На такое кино я бы точно сходил с
удовольствием.
Главный герой -- инструктор по плаванию -- происхождения отнюдь не
плебейского. Сын царя какой-нибудь Персии или Ассирии. Но во время войны его
захватывают в плен, угоняют в Египет и продают там в рабство. Однако, даже
став рабом, он не теряет ни капли своего обаяния. Какие там Чарлтон Хестон
или Керк Дуглас! Сверкая белозубой улыбкой, он элегантно мочится в
тростнике. А стоит дать ему укулеле -- встанет на фоне вечернего Нила и
споет "Рок-э-хула Бэби" на древнеегипетском не хуже оригинала. Такие роли
под силу только моему однокласснику.
И вот однажды его жизненный путь пересекается с путем фараона. Как-то
утром он рубит тростник на берегу Нила, и вдруг прямо перед ним на реке
опрокидывается корабль. Не колеблясь ни секунды, он бросается в воду,
стремительным кролем подгребает к тонущему судну, выуживает оттуда фараонову
дочку и наперегонки с аллигатором возвращается обратно на берег. Очень
элегантно. Примерно как зажигал нашу газовую горелку на уроке
естествознания. Фараон на все это смотрит и думает: "Ага! А не сделать ли
его новым учителем плавания для наследников престола? Старого-то мы аккурат
на прошлой неделе утопили в колодце за дерзкий язык!.." И вот наш герой --
Наставник Бассейна Великого Фараона. Обаятельный, как и раньше -- все вокруг
от него без ума. С наступлением ночи придворные дамы, натеревшись
благовониями, так и норовят прошмыгнуть к нему в постель. Фараоновы дети в
нем просто души не чают. Сногсшибательный эпизод "Принцесса в бикини"
сменяется эпохальной сценой "Мой фараон и я". В день рождения фараона
детишки исполняют для папочки композицию синхронного плавания. Фараон рыдает
от счастья, ставки героя опять растут. Но герой не задирает носа, он
скромный. Знай себе улыбается и элегантно мочится в тростнике. Каждую
придворную даму, прошмыгнувшую к нему в постель, он ласкает не меньше часа,
а кончив, никогда не забывает погладить по голове и сказать ей: "Ты -- лучше
всех!" Он добрый.
Интересно, кстати, а как должен выглядеть секс с древнеегипетской
придворной дамой? Я попробовал это представить, но у меня ни черта не вышло.
Чем больше я напрягал несчастное воображение, тем назойливее в голову лезли
кадры из "Клеопатры" производства киностудии "ХХ Век -- Фокс". Той жуткой
тошниловки с Элизабет Тэйлор, Ричардом Бартоном и Рексом Харрисоном.
Экзотика по-голливудски: черные наложницы с ногами чуть не от шеи машут над
Элизабет Тэйлор опахалами на длиннющих рукоятках. Она в умопомрачительных
позах ублажает моего одноклассника. Древние египтянки в этом деле -- большие
искусницы.
И вот у Клеопатры -- вылитой Джоди Фостер -- после встречи с ним
абсолютно съезжает крыша. Банально, конечно, но что поделаешь -- без этого
кино не получится.
Более того: у него тоже съезжает крыша от Джоди Клеопатры.
Но от Джоди Клеопатры крыша съезжает не только у него. Абиссинский
принц, весь черный как сажа, уже давно ее вожделеет. При одной мысли о ней
он срывается с места и отплясывает свои абиссинские танцы. Сыграть это может
только Майкл Джексон и никто другой. Раздираемый страстью, он тащится в
Египет через пустыню аж из самой Абиссинии. На каждом привале своего
каравана отплясывает у костра "Билли Джин" с тамбурином в руках. И его
черные глазищи искрятся, пропитавшись сиянием звезд. Между учителем плавания
и Майклом Джексоном, конечно же, вспыхивает вечная вражда. Классический
любовный треугольник.
Досочиняв до этих пор, я вдруг увидал перед собой фигуру бармена. Очень
жаль, но бар закрывается, сообщил он, как бы извиняясь. Я глянул на часы:
четверть первого. Кроме меня, в баре не осталось ни одного посетителя.
Бармен заканчивал убирать помещение. Черт бы меня побрал, покачал я головой.
Столько времени думать без остановки всякую чушь! Ни уму ни сердцу...
Рехнулся я, что ли?
Расписавшись на чеке, я залпом допил мартини и поднялся с места. Вышел
из бара, сунул руки в карманы и стал дожидаться лифта.
...Но суровый древнеегипетский этикет велит Джоди Клеопатре выйти замуж
за своего младшего брата, продолжал думать я. Проклятый сценарий прочно
засел у меня в голове. Как я ни отмахивался, подсознание выдавало новые и
новые эпизоды. Младший брат -- слабоумный и полная размазня. Кому бы
доверить такую роль? Вуди Аллену? Ну уж нет! Этот мне все кино превратит в
дурную комедию. Начнет сыпать тоскливыми шутками при дворе да шмякать себя
по голове пластмассовой колотушкой... Не пойдет.
Ладно, с братом придумаем позже. А вот фараона пускай играет Лоуренс
Оливье. С его вечной мигренью и пальцами, стискивающими виски. Всех, кто ему
не по нраву, фараон топит в бездонном колодце или отправляет поплавать в
Ниле наперегонки с крокодилами. Интеллигентен и жесток. Вот он приказывает
вырвать кому-то веки, а потом отвезти несчастного в пустыню и бросить там
помирать...

– Но что они с ним сделают, если найдут? – не унимается Кашка. – Булыжник на шею – и в Токийский залив, так ведь? Не дай бог, еще и мы в сообщниках окажемся.
Каору хмурится еще больше:
– Ну, положим, убить не убьют… Пока эти китайцы друг дружку мочат, полиция не вмешивается. Но если японца пришьют – дело другое. Здесь им уже не отмазаться. Так что, скорей всего, поймают нашего красавчика, ухо другое отрежут, да и отпустят.
Кашка: Ай! Больно.
Букашка: Прямо Ван Гог какой то.

Я забыл ее имя.

Давным-давно жила-была Девчонка, Которая Спала С Кем Ни Попадя...
Вот как звали ее.

– Знаешь, – сказал Элиот, – Килгор Траут однажды написал целую книгу про страну, где
люди боролись с запахами. Это было всенародное дело. Там у них больше не с чем было
бороться – не было ни эпидемий, ни преступлений, ни войн. Вот они и стали бороться, с
запахами.
– Видишь ли, если тебе придется выступать на суде, – сказал сенатор, – лучше не
проявлять особых восторгов по поводу этого Килгора Траута. Твоя любовь к этой
приключенческой чуши может создать впечатление у очень многих людей, что ты очень
отстал в своем развитии.
И снова их разговор утерял мирный тон. В голосе Элиота появились резковатые нотки,
когда он упрямо продолжал излагать содержание романа Килгора Траута под названием:
«О, скажи – чуешь ты?»
– В этой стране, – рассказывал Элиот, – было множество огромных исследовательских
институтов, где решалась проблема с запахами. Исследовательская работа велась на
добровольные пожертвования, которые собирали матери семейств, по воскресеньям обходя
дом за домом. В институтах ученые пытались найти идеальный химический состав для
уничтожения каждого запаха. Но тут герой романа, он же диктатор этой страны, сделал
изумительное научное открытие, даже не будучи ученым, и все исследования оказались
излишними. Он проник в самую суть этой проблемы.
– Ага, – сказал сенатор. Он ненавидел произведения Килгора Траута, и ему было стыдно за
сына. – Наверное, он нашел универсальный состав, изничтожавший любой запах.
– О нет, – сказал Элиот. – Ведь герой был диктатором в своей стране. Он просто
изничтожил все носы.

Мои мысли разбредаются. Барабаны смолкли, и музыка ускользает от меня.
Все вокруг тоже приходит в прежнее состояние. Под красным светом пожарного
выхода сидит Вертер, погруженный в отчаяние; его подбородок упирается в
ладони, глаза остекленели. Возле дверей испанец в небрежно наброшенном
плаще, с сомбреро в руках. Он точно позирует Родену для его Бальзака. Лицом
он напоминает Буффало Билла. На балконе напротив меня в первом ряду сидит
женщина, широко расставив ноги; похоже, что у нее свело скулы; голова ее
откинута назад, и шея свернута на сторону. Женщина в красной шляпке спит,
свесившись через барьер, - вот если б у нее пошла горлом кровь! Целое ведро
крови на все эти крахмальные рубашки внизу. Представляете себе - эти сукины
дети идут домой, а их манишки в крови!