Кто пишет лучше и интереснее?

Г. Авессаломова.
ПРОСПЕР МЕРИМЕ (1803-1870)

СЕНЬОРИТА КЛАРА

В мае 1825 года у парижского издателя Сотле появилась книга, которая сразу привлекла к себе внимание. Газеты и журналы поместили на нее обширные рецензии, о ней заговорили в литературных кружках и светских салонах. Книга называлась «Театр Клары Гасуль, испанской комедиантки».

Во вступительной заметке переводчик Жозеф Лестранж рассказал необычайную историю жизни ее автора — комедиографа и актрисы, «знаменитой в Испании», но «совершенно неизвестной на континенте». Рассказ его очень подробен. «Впервые я увидел мадемуазель Гасуль в Гибралтаре, где я находился со швейцарским полком Ваттвиля, стоявшим там гарнизоном»,— утверждает повествователь. Он приводит даты, упоминает о широко известных событиях недавней испанской истории, участником которых была Клара — дочь бродячей цыганки и правнучка «нежного мавра Гасуль, столь известного по старинным испанским романсам». Она была воспитана своим родственником, монахом и инквизитором, который лишал ее светских развлечений и книг и, наконец, застав ее однажды за сочинением любовной записки, запер в монастырь. Но через две недели Клара сбежала оттуда, преодолев высокую монастырскую ограду и обманув сторожей. Она поступила на сцену.

Однажды завсегдатаи драматического театра в Кадисе испытали необычайное волнение. Шла пьеса «Женщина-дьявол». Имя автора — Клара Гасуль — публике было незнакомо, ничего не знала она и о сюжете комедии, и можно судить об удивлении испанского партера, который впервые увидел на подмостках инквизиторов во всем их облачении. Успех был огромен. Слава Клары Гасуль росла с каждым днем. В Кадисе вышло даже полное собрание ее сочинений, которое тотчас же было внесено Ватиканом в список запрещенных книг и потому, утверждал переводчик, «представляет чрезвычайную редкость». Но французский читатель может быть спокоен: перевод сделан под наблюдением самого автора, которая даже любезно предоставила для французского издания одну из неопубликованных пьес.

Казалось, невозможно сомневаться в подлинно испанском происхождении «Театра». Книгу украшал портрет «автора» — молодой женщины в испанском национальном уборе. Некоторые газеты поспешили поблагодарить Жозефа Лестранжа за изящество и точность его перевода. Однако ни Клара Гасуль, ни испанский подлинник пьес «в двух томах in quarto», ни остроумный переводчик никогда не существовали. В портрете испанской актрисы можно было без труда узнать Проспера Мериме, частого посетителя многих литературных салонов, и вскоре о молодом драматурге с восторгом заговорила либеральная и романтическая пресса.

Его биография, в противоположность биографии Клары Гасуль, не была столь занимательна. Родился он в Париже, в семье довольно известных художников. Родители его поклонялись искусству. В салоне матери, за обеденным столом велись разговоры о живописи, музыке, литературе. Воспитанием единственного сына родители занимались тщательно. С детства ему привили интерес к литературе и искусствам. Семья была свободна от религиозных предрассудков, и Проспер с увлечением читал сочинения «безбожников» XVIII века. Восьми лет он был отдан в парижский Императорский лицей, а окончив его, стал изучать право в Сорбонне. Отец мечтал видеть своего сына знаменитым адвокатом и был очень огорчен тем равнодушием, с которым Проспер относился к своей будущей профессии. Действительно, адвокатом Мериме не стал и, окончив университет, всецело предался литературным занятиям, призвание к которым он ощутил еще в лицее.

Проспера Мериме часто упрекали в литературном дендизме, да и сам он утверждал, что сочиняет для развлечения, в минуты, свободные от светских обязанностей. Упорный труд писателя он тщательно скрывал от своих друзей. Об огромной работе, которую Мериме проделал в пору своей юности, чтобы приобрести необходимую филологическую и философскую эрудицию, можно судить лишь по ее результатам. Мериме был одним из образованнейших людей своего времени, прекрасно знал иностранные языки — английский, испанский, итальянский (а впоследствии и русский), античную и современную литературу и философию. С живым интересом следил он за дискуссиями, происходившими на страницах журналов и газет, в литературных кружках и светских салонах, в которых подвергались обсуждению основные проблемы современной философии, эстетики и литературы. Особенно часто бывал Мериме у Этьена Делеклюза, где собирались молодые романтики.

Познакомился он и со Стендалем, который в то время вызывал энтузиазм «литературной молодежи» категорическим отрицанием классических канонов и традиций и прославился своей остроумной полемикой с Французской Академией.

Мериме с легкостью усваивает новые литературные веяния. Он мечтает о литературном творчестве и, рискуя подвергнуться насмешкам со стороны своих старших товарищей, втайне обдумывает свои первые замыслы. Театр — вот что привлекает молодых романтиков. Именно на сцене французский классицизм утвердился, казалось, особенно прочно. Многовековые традиции, правила, запреты и ограничения сковывали творческую фантазию художника. Бесконечные вариации одних и тех же давно известных тем, сюжетов и образов убивали интерес и не оставляли простора для свежей и оригинальной мысли. В театр ходили, чтобы оценить способность сочинителя к версификации и декламационные таланты актеров.

Романтики мечтали о социально активном искусстве, о театре, способном волновать зрителя и внушать ему новые, современные понятия об истории и нравственности. Отвергая классическое правдоподобие, они стремились утвердить на сцене историческую правду, «правду нравов, характеров и ситуаций». Они полагали, что сюжеты из национальной истории более способны заинтересовать современного зрителя, чем традиционно-легендарные сюжеты, и в подтверждение этой мысли ссылались на Шекспира, итальянца Мандзони и испанских драматургов. В салоне Делеклюза Мериме прочел своим друзьям «Театр Клары Гасуль». По их советам он внес в рукопись несколько поправок и отдал пьесы на суд публики.

Выдавая книгу за перевод с испанского, Мериме преследовал две цели. Во-первых, он стремился помочь читателю понять и признать пьесы, несмотря на отсутствие в них классических условностей. В самом деле, «испанскому» автору позволительно не считаться с традициями французской сцены! Затем, испанская маска позволяла Мериме с большей свободой критиковать политические и социальные предрассудки своего времени, не опасаясь немедленной и жестокой расправы за оскорбление духовной и светской власти.

И все-таки, несмотря на все предосторожности, публикация «Театра Клары Гасуль» была актом гражданской смелости. В памяти современников Мериме еще свежи были воспоминания о той позорной роли, которую сыграла Франция в подавлении испанской революции 1823 года. Лакейский патриотизм французской буржуазии был оскорблен той нескрываемой симпатией, с которой рисует автор патриотическую борьбу испанцев против «великой нации» (пьеса «Испанцы в Дании»). Что? Прославлять испанцев, которые осмеливаются проклинать Францию как поработительницу! Высмеивать французских правительственных чиновников, изображать их глупыми, чванливыми и нравственно нечистоплотными! Вывести на сцене французских полицейских агентов, замышляющих убийства и предательства, плетущих грязные интриги против испанских патриотов!

Немало озадачена была и конгрегация. Жаль, что теперь не XV век, печалились иезуиты и клерикалы: добрый Торквемада нашел бы в этой книге основание для поучительного аутодафе! И как только позволяют безнаказанно насмехаться над святой религией и богом милосердия! Изображать монаха-провокатора, использующего исповедь в целях шпионажа! Инквизиторов, готовых изменить своему святому долгу ради дырявой женской юбки!

Негодовали и поклонники Буало и Лагарпа. Предпринятая Мериме реформа театральной техники представлялась им кощунством. Они не могли примириться с тем, что Мериме уничтожил традиционное для французского театра жанровое деление и разбил пьесы не на пять актов, как полагалось, а на дни — хорнады — или просто на сцены. Они не понимали иронического конца пьес, воскрешения персонажей и снимающего театральную иллюзию обращения актеров к зрителям.

В заключительной сцене пьесы «Инее Мендо, или Торжество предрассудка» действие достигает наивысшего напряжения. Оскорбленный Хуан Мендо убивает дона Эстебана, супруга своей дочери Инее, мстя ему за причиненные страдания. Раскаявшийся дон Эстебан умоляет свидетелей позволить убийце бежать. «Я не двинусь с места,— отвечает Хуан Мендо,— потому что комедия окончена. Да, дамы и господа, так кончается вторая часть «Инес Мендо, или Торжество предрассудка». Обращается к зрителям и героиня драмы: «Автор повелел мне воскреснуть, чтобы испросить вашу снисходительность. И вы можете уйти, с удовольствием думая о том, что третьей части не будет». Подобный иронический конец казался классикам оскорблением здравого смысла. Зато в либеральных и романтических кругах «Театр Клары Гасуль» был принят с восторгом. Два года спустя вышла в свет новая книга Мериме — «Гусли, или Сборник иллирийских песен, записанных в Далмации, Боснии, Хорватии и Герцеговине».