Зичи Михаил Александрович

Зичи родился в родовитой дворянской семье,старшая ветвь которой имела графское достоинство. Художественные способности проявились рано, но семейные традиции требовали занятий, достойных дворянского происхождения, и, окончив гимназию, он поступает в университет изучать право. Переехав в Вену, Зичи продолжает заниматься живописью. И находит нового педагога - видного австрийского живописца Ф.-Г. Вальдмюллера. У него Зичи был лучшим учеником, его надеждой. Дарование развивалось стремительно, вскоре он стал помогать учителю в его школе. В это же время Зичи выставляется на венских выставках и завоевывает себе известность. Отныне он решает посвтить себя всецело искусству.

В общении с русскими художниками-графиками, в атмосфере всеобщего увлечения изобразительными возможностями графики, характерного для русского искусства этих лет, в условиях постоянного и внимательного наблюдения жизни сложилось уверенное мастерство Зичи - акварелиста и рисовальщика.
Рисунки, имеющие определённую злободневную направленность "Купеческое семейство", " Укладка вещей для переезда в Москву"), несомненно связаны с Крымской войной.
В первой из названных сепий изображен семья иностранного портного, спешно меняющего английскую вывеску на русскую. Хозяйка быстро принимает облик русской купчихи, на детях - длинные кафтаны, хозяин одеват долгополый сюртук и расчёсывает волосы на прямой пробор...(с)

Интерес к Кавказу также связывает Зичи с русской графикой тех лет. На Кавказе много работал Г. Гагарин, издавший в 50-х годах свои зарисовки в альбомах литографий"Живописный Кавказ" и "Пейзажи, нравы и костюмы Кавказа. На Кавказ ездил В. Тимм, воссоздав впечатления от поездки на страницах своего "Русского художественного листка". Работы этих художников, широко распространенные в то время, по-видимому, послужили для Зичи основой, на которой он создал свой воображаемый Кавказ.(с)

Черты выспреннего романтизма, пожалуй, нагляднее всего выявились именно в этой работе.
Выстрелы, клубы дыма, погоня, прекрасные черкешенки, корчащиеся в судорогах раненые - словом, весь набор псевдоромантических эффектов. И это он создавал одновременно с теми спокойными, правдивыми петербургскими сценами, о которых шла речь выше.
С батальным жанром, с одной стороны, с опытами литографирования, с другой. было связано и обращение Зичи в эти годы к иллюстрации. Сам этот факт снова свидетельствует о творческом развитии художника в русле русского искусства, переживающего в 40-е - 50-е годы подлинный расцвет иллюстрированной книги.(с)

На этой своеобразной портретной фабрике он вместе с владельцем ателье и другими помощниками ретушировал и раскрашивал снимки, придавая им большее сходство с оригиналом и, по желанию клиентов, сообщая их чертам недостающую красивость. Многих заказчиков он с этой целью приглашал на дополнительные сеансы. Видимо, эта практика положила начало дальнейшей портретной деятельности Зичи и сотням зарисовок голов, заполнивших его тетради.

В 1852-1853 годах Зичи исполняет серию юмористических рисунков офицеров, занятых своим туалетом. Два из них он преподносит Николаю I. Рисунки понравились императору, и он приглашает Зичи в Гатчину, поручив ему зарисовать события нескольких дней, проведенных при Дворе. Так родилась первая “Хроника трех дней в Гатчине”. Видимо, к тому же времени относится и акварельный групповой портрет царствующего семейства (ГРМ).

В 1852 году по заказу императрицы Александры Федоровны (не без ведома Николая I) Зичи исполняет два альбома офицеров лейб-гвардии Коннопионерного дивизиона и Конной артиллерии (кат. 1-5). В них явственно проступают черты конкретных персонажей, но основная цель рисунков – точное изображение мундиров, аккуратных, без единого изъяна облегающих фигуры офицеров. Отсюда и соответствующая манера исполнения – гладкое наложение краски плотным слоем. Вольно или невольно художник создал памятник эпохи с ее военщиной, смотрами, парадами.(с)

Мастерство портретиста начинает привлекать внимание и Двора, и петербургской аристократии. По распоряжению императрицы Зичи делает копию с портрета матери А.Х. Бенкендорфа; в 1852-1853 годах исполняет на слоновой кости по всем правилам искусства миниатюры два портрета герцога Мекленбург-Стрелицкого (ГРМ), двойной портрет сыновей Александра II (тогда еще наследника) Николая и Александра (ГРМ), графа Н.В. Левашова (ГЭ). В той же манере исполнены портрет маслом сенатора И.Н. Толстого и акварельный портрет драматурга и педагога Петра Каратыгина. Известное мастерство, хотя и не без налета сухости, приличествующей сугубо официальному заказу, художник проявляет и в серии портретов шефов и командиров лейб-гвардии Гусарского полка (в которую входят и Николай I, и Александр II), выполненной в 1860-х годах.(с)

30 апреля 1858 года Михаил Александрович Зичи, как его уже давно называют в Петербурге, по соизволению великой княгини Марии Николаевны, президента Академии художеств, возведен в звание академика акварельной живописи. Спустя год, 30 мая 1859 года, император Александр II “пожаловал академику Михаилу Зичи звание живописца Его Императорского Величества с причислением его к Императорскому Эрмитажу и с производством ему из Кабинета Его Величества жалования по 572 рубля и столовых 286 рублей, всего 858 рублей в год”. 10 февраля 1860 года следует еще одно распоряжение царя – предоставить Зичи для мастерской комнату в нижнем этаже Нового Эрмитажа у Парадной лестницы, где прежде была канцелярия II Отделения.
Отныне, наряду с материальной обеспеченностью, деятельность художника приобретает строго регламентированный характер. Все свое время, талант, творческую фантазию ему предстоит отдать жизни Императорского двора. Возможно, чтобы придать своему новому положению хотя бы видимость самостоятельного выбора действий, Зичи в ноябре 1862 года обращается к министру Двора с письмом, в котором излагает свои предложения в роли придворного художника. Своей обязанностью он полагает составление подробной хроники жизни Двора, исполнение портретов членов царствующей фамилии, всех высокопоставленных при Дворе персон, дипломатов, послов; полное и точное изображение как основных официальных событий, так и событий частного быта дома Романовых: зарисовки царских охот, торжественных церемоний, спектаклей, развлечений, балов, приемов – повсюду, куда бы ни отправился император, – в Петербург, Царское Село, Гатчину, Петергоф.(с)

В центре собора сооружали специальное возвышение с парадным балдахином, к возвышению вели покрытые бархатом ступени. На помосте стояли троны. При коронации Александра II их было три. В центре трон Московского великого князя Ивана III – для императора, справа трон царя Михаила Федоровича – для молодой императрицы и слева трон царя Алексея Михайловича – для вдовствующей императрицы Александры Федоровны, матери Александра II.

Коронация проходила по определенному ритуалу: после чтения молитв митрополит подносил императору порфиру и корону, которую император надевал сам, а затем принимал от митрополита скипетр. В ритуал входило также коронование императрицы, опускавшейся перед императором на колени, который возлагал ей на голову малую корону. Этот момент и запечатлел на акварели М. Зичи.

Позади императорской четы стоят их ассистенты – великие князья и генерал-адъютанты. На площадке ниже члены царской семьи, представители европейских дворов, справа внизу иерархи православной церкви.

Датировка акварели 1857 г. означает, что Зичи повторял ее по желанию кого-либо из высокопоставленных заказчиков.

В левой части рисунка, на сцене театра, княгиня А.Н. Трубецкая и княжна А.С. Долгорукова изображают “живую картину” на тему поэмы А.С. Пушкина “Бахчисарайский фонтан” с Заремой, приближающейся с кинжалом к Марии; в нижней части композиции, слева: графы В.Ф. Адлерберг, Ф.Ф. Берг, А.К. Рибопьер, барон П.К. Мейендорф; в глубине великие князья Владимир Александрович, Александр Александрович, музыкант Леви; князь А.М. Горчаков (опирается рукой о стол); по другую сторону стола фрейлина П.А. Бартенева. В центре композиции, в глубине: императрица Мария Александровна, наследник цесаревич Николай Александрович, Александр II, великий князь Константин Николаевич, великая княгиня Ольга Федоровна, великий князь Николай Николаевич, великая княгиня Александра Иосифовна, великий князь Михаил Николаевич, великая княгиня Александра Петровна, княгини С.А. Гагарина и М.А. Вяземская. Справа, в глубине, на втором плане: граф А.В. Адлерберг, А.В. Паткуль, граф П.К. Ферзен, Ф.Н. Тотлебен, граф С.Г. Строганов, барон Лоен, графиня Е.Н. Адлерберг, барон А.Е. Врангель, граф Е.П. Баранов, граф А.Н. Толстой, князь Ф.Н. Паскевич.

Отмечая в своем дневнике все сколько-нибудь значительные или занимательные события, Константин Николаевич записал 24 октября: “…обед и вечер, как всегда, в Арсенале. Были живые картины. «Бахчисарайский фонтан»”.

Внизу на монтировке надпись 27” Октября 1859, под ней написаны имена участников охоты. Слева направо изображены: барон В.К. Ливен, герцог Георгий Мекленбургский, великий князь Николай Николаевич, император Александр II, И.М. Толстой, великий князь Михаил Николаевич, барон Лоен, граф П.К. Ферзен.

В центре: великие княгини Ольга Федоровна, Александра Иосифовна, Екатерина Михайловна, княгини А.Н. Трубецкая и Н.А. Бартенева (в розовом, приближается к ним).

В группе справа: князь И.М. Голицын, великий князь Михаил Николаевич, Зичи (спиной к зрителю, зарисовывает сцену), великий князь Константин Николаевич (со шляпой), граф Фредро, граф Г.А. Строганов (в глубине), князь Г.Г. Гагарин (с подвязанной щекой), А.А. Эссен, А.В. Паткуль и Александр II (в глубине, с самого края), перед ним на первом плане А.А. Воейкова.

Представление чрезвычайно занимало его участников, особенно Константина Николаевича, который день за днем отмечал в своем дневнике ход подготовки: “24 октября Фредро читал пьесу, которую предлагает здесь играть, «Меценат». Очень умно и смешно”; 28 октября – “репетиция на Большом театре пьесы Фредро «Меценат» – репетировали танцы и песни; 29 октября – после завтрака большая репетиция; 31 октября репетиция с музыкой в залах”. И наконец 2 ноября “вечером было полное представление «Месены», которое очень хорошо удалось и произвело большой смех. Я представлял un medium Mr. Home в моем обыкновенном фраке, рыжем парике, и в первую минуту меня никто не узнал…”

Зичи хорошо понимал ответственную роль обложки. Созданный им рисунок остро, выразительно и доходчиво передавал цели, вдохновлявшие создателей "Знакомых".
Зичи изобразил художников с орудиями своего труда - перьями и карандашами, - целящихся в людей подвергаемых осмеянию и преграждающих им путь. Толстый купчина-откупщик, чиновник, капиталист, светский франт, пытаются пробраться сквозь заграждения, созданные художниками.
Аллегорическая форма, к которой прибегает здесь художник не зашифровывает основной идеи обложки, а, наоборот, делает её более наглядной.
Самое интересное то, что Зичи придаёт двум на переднем плане художникам вполне определённые портретные черты, по которым можно узнать в правой фигуре - Степанова, а в левой самого Зичи.

Оригиналы всех пяти сцен сохранились. Они представляют собой акварели станкового характера .
Не вдаваясь в подробный разбор, отметим большую наблюдательность и мастерство художника в выборе каждый раз наиболее острого и выразительного момента. Например эпизод "Первая честь", молоденький хлыщеватый офицер идёт мимо караульной будки. Шинель распахнута ( чтобы, конечно, все увидели его с иголочки сшитый офицерский мундир), на губах самодовольная улыбка, он не идёт, а словно плывёт, в упоении принимая почести от старых бывалых солдат.
"Передняя на другой день обновления мундира" самой ситуацией может напомнить Федотова с его "Свежим кавалером". Правда, герой здесь отсутствует. Изображён лишь слуга, наводящий порядок после попойки.

Центральная сцена изображает художников, приглашённых на аристократический вечер только для того, чтобы светское общество могло воспользоваться их талантом. Вокруг основной композиции расположены эпизоды, представляющие сложные перипетии жизни художника. Вместо уплаты по счёту его его выталкивают за дверь; меценаты платят тысячи за картины иностранцев, но не желают покупать произведения русских мастеров; художник посажен в долговую тюрьму. И вот "последняя поддержка" - дерево, на сучьях которого повесились художники, не вынесшие нищеты и унижений.
Важной стороной карикатур Зичи в "Знакомых" было чёткое выявление их смысла собственно графическими средствами , Его карикатурам по существу не требовалась подпись. В этом была определённая сила художника.

Кроме участия в вышеназванных обществах, Зичи – постоянный посетитель так называемых пятничных рисовальных вечеров, где раз в неделю, по очереди, на квартире у каждого из участников собиралась творческая молодежь, в основном графики, за рисованием. В.Ф. Тимм и И.К. Айвазовский, А.К. Лавеццари, М. Клодт, И.И. Соколов и Л.О. Премацци, князь В.Н. Максутов и директор Рисовальной школы при Обществе поощрения художников Ф.Ф. Львов, и многие другие русские и приезжие молодые художники включались в работу над своими излюбленными сюжетами. Готовые рисунки затем выставлялись в витринах петербургской художественной лавки Бег- грова, расположенной на Невском проспекте, для обозрения и продажи в пользу нуждающихся членов кружка. Встреча в 1858 году с Зичи известного французского поэта и художественного критика Теофиля Готье, посещение квартиры художника и нескольких пятниц колоритно описаны Готье в его путешествии в Россию (Theophile Gautier. Voyage en Russie. Paris, 1867) и получили широкий резонанс в Петербурге.

По инициативе князя Львова Комитет Общества поощрения художников предоставил для занятий одну из зал на Бирже, а впоследствии добился разрешения президента Академии художеств великой княгини Марии Николаевны собираться и в залах Академии. Творческое общение, обмен рисунками, критический, но всегда дружеский разбор достоинств и недостатков, допущенных в работе, чаепития, веселые розыгрыши, маскарады еще более сближали художников.

В литературе утвердилось мнение, что признание художественных заслуг Зичи в петербургском обществе получило широкое распространение благодаря появившимся в печати восторженным отзывам Теофиля Готье. Несомненно, какую-то роль в известности Зичи Готье сыграл. Однако и до знакомства с французским писателем Зичи был известен и в светских кругах, и среди художественной общественности столицы.

Он частый посетитель так называемых четвергов – собраний петербургской Артели художников, организованных по инициативе русского живописца Крамского; Зичи входит в комитет по изданию сборника “Русская складчина”, в котором печатаются крупнейшие русские писатели – Гончаров, Тургенев, Некрасов. Наряду с Репиным, Васнецовым, Мясоедовым, он готовит иллюстрации к образовательно-публицистическому сборнику “Нашим детям”. Возможно, именно эта сторона деятельности Зичи стала причиной его опалы. Исполняя иллюстрацию к стихотворению Якова Полонского “Мишенька” (о медведе, освобожденном от цепей, который при попытке вновь лишить его свободы загрыз хозяина), художник включил в композицию верстовой столб с цифрой “19”. Эта вольность не могла пройти незамеченной царской цензурой – слишком явным казался намек на манифест 19 февраля об освобождении крестьян и новую волну реакции.

В композиции изображены несколько сцен, связанных с процессом крещения наследника Николая Александровича (1868-1918); с 1894 г. по 2 марта 1917 г. император Николай II. Обряд крещения был совершен 20 мая 1868 г. в Соборе Зимнего дворца.

В нижней части листа справа налево: цесаревичи, мать новорожденного Мария Федоровна с младенцем на руках, отец – Александр Александрович, император Александр II и придворные направляются к купели. В центре митрополит и статс-дама держат над купелью ребенка, по обе стороны император и императрица; слева – церемониймейстер, рядом с Александром И, цесаревич и Мария Федоровна уносят младенца. В верхней части листа, справа, статс-дама с ребенком на руках, император, члены царского семейства направляются направо – к алтарю. В центре, в алтаре, под царской короной с окружающей ее надписью: Николай 2(/" МАЯ 1868 – император с новорожденным на руках, митрополит, члены царского семейства, священники у купели. В последней сцене, слева, император выносит младенца из собора в сопровождении тех же лиц и придворных.

Прирожденный рисовальщик, человек любознательный, интересующийся всеми видами изобразительного искусства, он органично вживается в атмосферу всеобщего увлечения графикой.
Видимо, наступило время взаимного охлаждения. Со стороны художника накопилась усталость от придворных обязанностей, со стороны Двора – недовольство стремлением Зичи к иным формам творчества. Во всяком случае только так (или, возможно, какими-то иными обстоятельствами, намек на которые содержится в прощальных статьях друзей художника в связи с его отъездом) можно объяснить кажущееся внезапным прошение Зичи об отставке, на которое последовал незамедлительный приказ: “…причисленного к Эрмитажу живописца Его Величества академика Зичи, согласно его прошению, уволить от означенной должности с Того января 1874 г.”. И художник летом 1874 года, после недолгих сборов, покидает Россию. Как записал он в одной из своих тетрадок: “…уехал в немилости за границу”.
По прошествии нескольких лет, на расстоянии, Россия вновь обретает привлекательность для Зичи. Он никогда не прерывает связей с русскими художниками. Посылает в Петербург свои станковые работы на первую выставку русских акварелистов. В парижской мастерской Зичи под его руководством совершенствует художественное образование ученица Репина, портретистка, живописец и график Мария Этлингер (Эристова). По просьбе Альберта Бенуа он помогает оказавшемуся в Париже в затруднительном положении скульптору Евгению Лансере получить заказ; с готовностью соглашается написать портрет писателя Алексея Константиновича Толстого в ответ на просьбу его жены. В 1879 году с радостью принимает предложение главы русской книгоиздательской фирмы И. Глазунова подготовить серию рисунков к edition-luxe поэмы “Демон” Лермонтова, что явилось поворотным моментом в решении вернуться в Россию.

Артистический талант художника находит претворение в театральной деятельности. В 1882 году он ставит в тифлисском театре (а затем в театре Кутаиси) 10 живых картин на сюжеты, заимствованные из “Витязя в тигровой шкуре” Шота Руставели. Фантастика, страсти, исполненные пафоса воинственные схватки находят отклик в романтическом мироощущении Зичи, воспитанного на национальных традициях венгерского искусства. Он тщательно разрабатывает мизансцены, костюмы персонажей, их цветовое решение, являясь одновременно театральным художником, декоратором и режиссером. Постановка имела успех. Театральные эскизы, составившие целый альбом, послужили дальнейшей работе над иллюстрированием самой поэмы – в 1888 году она была издана на грузинском языке с 26 иллюстрациями, отпечатанными по его рисункам способом цинкографии, и с одной заглавной хромолитографией. Позднее, в 1937 году, оригинальные рисунки художника вошли в юбилейное московское издание поэмы. Зичи интересует все, что происходит на Кавказе, и особенно связанное с именем Лермонтова. Он является членом жюри объявленного в 1883 году конкурса на памятник Лермонтову в Пятигорске.

Собрав необходимый материал для работы над иллюстрациями к “Демону” и другим сочинениям Лермонтова (издатели к этому времени значительно расширили свои планы), Зичи переезжает в Петербург. В 1882 году у него уже готовы большие постраничные и текстовые рисунки для “Демона”, ряд станковых композиций к “Княжне Мери”, но к концу года его ждет горькое разочарование – Глазунов неожиданно расторгает договор с Зичи. Цикл рисунков к “Демону” остался разрозненным, и лишь некоторые листы были изданы в разные годы.

Оказавшись без средств к существованию, художник вынужден принять предложение министра Двора Воронцова-Дашкова (сменившего на этом посту недоброжелателя Зичи Адлерберга) снова занять должность придворного живописца. Он включается в водоворот уже известных ему обязанностей. На первых порах художнику предстоит запечатлеть события, связанные с коронацией Александра III, и составить торжественный коронационный альбом. Работа для Зичи не новая, некогда он исполнял аналогичный заказ для Александра II.