Художники о войне.

«Взлетела ракета. Перед нами оказалась защищенная мощным проволочным заграждением фашистская батарея. Враги открыли огонь. Необходим решительный бросок. Даю команду: «Кто как может, но всем быть на батарее». Комсомолец Володя Фатькин бросил на колючую спираль куртку и, перекатившись по ней, оказался перед вражескими пулеметчиками… Володя погиб от огня спаренной пулеметной установки, а Саша, перескочив смертоносную струю, прыгнул в бетонированную пулеметную ячейку и взорвал себя вместе с немецкими пулеметчиками.

Рядом со мной оказался коммунист Иван Лысенко. Заметив мои намерения, он крикнул: «Командир, через проволоку нельзя, погибнешь, я сейчас подниму!» Я перескочил через проволоку и не видел, что делал Лысенко. Разведчики потом рассказали, что Иван накинул на голову куртку, подлез под крестовину, вырвал ее из земли и, взвалив на плечи, встал во весь рост, пропуская на батарею товарищей. Пули, одна за другой, впивались в тело богатыря, и, слабея, Иван прошептал:

— Быстрее, больше нет сил.

— Потерпи чуть-чуть, Иван, осталось немного, — попросил кто-то из разведчиков.

— Тогда помогите, иначе упаду.

Рядом с Иваном Лысенко встал старший лейтенант Алексей Лупов. Они пропустили на батарею врага всех разведчиков и упали рядом. Алексей Лупов сразу скончался, а Иван Лысенко, получив 21 пулевое ранение, ещё жил.

Когда закончился бой на батарее, я подошел к Ивану, и первый вопрос, который он мне задал, был:

— Как задача?

— Выполнили, Иван, спасибо, — ответил я.

— Сколько погибло ребят?

— Совсем мало, несколько человек, — успокаивал я Ивана.

— Тогда правильно. Если бы через проволоку, было бы больше…

Это были его последние слова».

]В годы войны о Марии Щербак писали газеты. «Немцы вышли из села и, маскируясь в кустах, стали приближаться к нашим позициям. Скатились с бугра и побежали, стреляя из автоматов. Пулемётчики подпустили фашистов метров на сто и начали расстреливать врага. Сержант Ткаченко был ранен, упал рядовой Брянцев. Щербак осталась одна. «Отходи!» - крикнул кто – то. «Наши все отошли!» Щербак махнула рукой. Её пулемётные очереди прижали, наступавших к земле. Героизм «Володьки» заставил бойцов вернуться на оставленные позиции. Перед бруствером пулемётчицы нашли свою смерть более сорока вражеских солдат». Апрель 1943 года. Фронтовая газета «Воин Родины», красноармеец Е. Дориенко. Эта женщина обладала удивительной способностью запомниться, оставить неизгладимый след доброты в человеческой памяти. На встречах с молодёжью и ветеранами она заставляла удивляться и восхищаться её искренности и оптимизму, с которым она относилась к жизни.
Мария Кузьминична родилась 22 октября 1925 года на Украине в селе Хухра Сумской области. Её отец был лесником. Когда, в 1939 году, началась Вторая мировая война, он вместе с семьёй находился в командировке в Польше. Именно там впервые в жизни Мария увидела немцев, ей тогда было всего 14 лет. На всю жизнь в её памяти осталось то, как немцы издевались над поляками, беспощадно расправлялись с женщинами и детьми. Вскоре семья Щербак была эвакуирована в СССР. Отец получил направление на работу в Куликовский лесхоз Молотовского района Воронежской области. Мария не успела окончить школу, когда немцы напали на Советский Союз. Из семьи на фронт ушли два старших брата и отец. Вместе с девушками она помогала в полевом госпитале ухаживать за ранеными. Долго боролись врачи за жизнь одного бойца, с которым подружились девочки, но спасти его не удалось. И тогда на могиле солдата Мария дала клятву, что пойдёт воевать.
Это случилось после того, как в их дом пришли похоронки: сначала о смерти брата Ивана, потом о смерти брата Володи. Тайком от матери, в июне 1942года, она ушла из отчего дома на фронт. За направлением на фронт обратилась в Усманский военный комиссариат. Военком не хотел отправлять Марию на фронт, так как её не было восемнадцати лет. Мария просила его, объясняла, что хочет отомстить за братьев, но военком был неумолим. Тогда она пообещала ни пить, ни есть, умереть на глазах военкома, если он не отпустит её на фронт. На следующий день пожилой военком увидел Марию в приёмной - дежурный доложил, что девушка никуда не уходила, просидела здесь всю ночь. Настойчивость девушки удивила военного, немало повидавшего на своём веку. Он сказал : «Ну, хорошо, возьму грех на душу, припишу тебе два года, ведь не на танцы просишься»,-- и выдал её направление на сборный пункт в Грязях. Мария была направлена в запасной полк для получения военной специальности.
Мария была одержима специальностью пулемётчицы, которая ей представлялась очень значимой на фронте. После окончания курсов девушка успешно сдала экзамен. В это время спешно формировались маршевые роты для отправки на фронт. Понимая, какие сложности её ждут впереди оттого, что она девушка, боясь недоверия со стороны командиров, Мария идёт на хитрость. Попав на фронт, она постриглась под «канадку» и выдала себя за мальчишку, назвавшись в память о погибшем любимом брате - Володькой. Так рядовой Щербак прибыл в расположение 664-го полка 148-й стрелковой дивизии 13-й армии. Два месяца никто не догадывался, что этот безусый мальчишка – простая русская девчонка. После ранения открылась её тайна: раненая Мария потеряла сознание, при оказании её первой помощи , чтобы освободить дыхание, санитар рванул на груди гимнастёрку… После госпиталя она вернулась в своё полк и прослужила в нём до конца войны с именем «Володька».

«В 1941 году мы вели бои почти круглосуточно, и я почти забыл, что я художник, - вспоминал Харис Якупов. - С 1942 года с альбомом уже не расставался, рисовал первых пленных под Москвой, разрушенные города, села и так далее. Желание рисовать и рисовать увеличивалось с каждым месяцем. Я понимал, что для истории мои рисунки пригодятся. Я почему-то всегда чувствовал, что останусь жив, обязательно останусь, и знал, что, когда наступит мир, у меня будет такая колоссальная тема, как война, буду писать большие полотна по сюжетам, увиденным в эти тяжелые дни. Ведь все военные сюжеты моих работ взяты из реальности. Так что в мирные годы война у меня - одна из ключевых тем».
Харис Якупов участвовал в сражении на Курской дуге. «В первый день мы отбили 11 атак, - рассказывал он. - Немцы через каждый час вводили свежие силы, но мы неплохо держались. И так семь дней - с утра до вечера, только ночью чуть-чуть было затишье, немножко отдыхали, а с рассветом опять бои. Это была мясорубка. Не знаю, кто меня спас... Уцелел. Мы все были охвачены азартом, от земли до неба чёрные облака гари поднимаются, крики кругом... Спустя семь дней немцы прекратили наступление. Мы поняли, что они выдохлись, а мы пошли в контрнаступление. Они, конечно, огрызались сильно, но были это уже не те немцы. Они сдавали деревни, города... После Курской битвы весь мир уже понимал, что победа будет непременно за советскими войсками. 1944 год был наш, немцам был капут».
Он прошёл Сталинград, Польшу, Германию. День Победы встретил в Праге. «Мы уже восьмого мая знали, что война вот-вот закончится, но когда мир подписали, мы ещё воевали до 11 мая, такая была ситуация. Немцы отступали в сторону американских войск и не хотели сдаваться, у них была команда не сдаваться именно русским. Наши послали парламентеров. Мы смотрим, немцы хорошо их приняли, не стреляют. Поговорили, наши пошли обратно, и тут немцы расстреляли их в спину. Да... А война уже кончилась... Наш командующий дал приказ стрелять по колоннам. Некуда немцам было деться, много мы их положили. На этом эпизоде в 10 часов вечера 11 мая война для нас закончилась».

Может быть, в этот ранний час маршал Советского Союза Жуков спокойно брился перед маленьким походным зеркалом?
Может быть, маршал авиации Теддер неспеша ел свой первый завтрак, который по-английски называется «брикфэст»?
И, может быть, в это же время Кейтель ходил взад и вперёд по комнате, специально ему для этого отведенной, и нервно обдумывал, как подписывать капитуляцию: с маршальским жезлом, поднятым вверх или опущенным книзу?
Что же касается Ивана Петровича из нашего дома, что в Замоскворечье, то Иван Петрович как раз в этот самый час объявил категорически:
— Подписывают! Из достоверных источников.
Дело было 7 мая. Иван Петрович даже рассчитал:
— В общем, в 12 часов ждите салюта!
Боже мой, как наш дом нервничал! Да нет. Что там наш дом! Из дома моментально сообщили а булочную. Из булочной понеслось в гомеопатическую аптеку. Из аптеки а ателье мод! Из ателье в театр драмы! Из театра в коммерческий магазин! Заведующая магазином, сияя глазами в телефонную трубку и заикаясь от волнения, позвонила знакомому родного дяди полковника-фронтовика. А ровно через три минуты жена знакомого родного дяди полковника-фронтовика уже сообщила нашему Ивану Петровичу, что сведения, которые Иван Петрович сообщил ей ровно полчаса тому назад, подтвердились. Из самых достоверных источников!
Короче говоря, в 12 часов 15 минут авторитет Ивана Петровича был непоправимо подорван. По радио передавали сонату.
Теперь с надеждой и упованием смотрели на Любочку Зарецкую. Все же знают, что в неё влюблён раненый лётчик Алмазов. А лётчик сказал коротко и ясно:
— Это будет.
Любочка прибавила от себя «вот-вот» и передала в таком виде:
— Это вот-вот будет!
Тогда дедушка Захар Павлович сказал лучше всех:
— Я три года десять месяцев и шестнадцать дней твёрдо знаю, что это будет. А теперь мне час подайте! Я хочу знать, в котором часу.
В общем это был не понедельник, а сплошное нервное переживание.
Bо вторник, 8 мая, люди ходили какие-то странные. На некоторых лицах было ясно написано: «Знаю, но не скажу!»
А радио?! Вдруг во время очередного концерта — пауза... Сколько миллионов глаз обращено было к репродукторам, даже невозможно себе представить! И внезапно после паузы:
— «Соловей» Алябьева!
Мне было слышно, как за стеной зарычал дедушка Захар Павлович. Это было рычание разъяренного тигра. Дайте ему алябьевского «Соловья», он растерзает его в мелкие клочья!
Ждали в 5 часов, ждали в 7, ждали в 9... Уговаривались запомнить и рассказать, за каким делом застанет каждого сообщение. Постепенно затихали в своих комнатах.
У Зарецких задержался лётчик Алмазов. Во-первых, у него на лице было чётко написано: «Я что-то знаю!» А во-вторых, он тихо сказал Любочке:
— Люба, когда кончится война, вы мне ответите на один вопрос...
Посреди ночи раздались слова:
— ПОДПИСАНИЕ АКТА О БЕЗОГОВОРОЧНОЙ КАПИТУЛЯЦИИ ГЕРМАНСКИХ ВООРУЖЕННЫХ СИЛ...
Вы помните? Целовали всех подряд, кричали «Ура!» Звонили сами и в промежутках отвечали на чьи-то звонки. И если набирали не ТОТ номер и попадали не туда, всё равно поздравляли и обнимали по телефону!
Позднее собрались у Зарецких и делились впечатлениями. Мама-Зарецкая растроганно сказала:
— Я только что поднесла ко рту эту булочку, а оно как заговорит!
(Независимо от того, у микрофона диктор — женщина или мужчина, мама всегда говорит «оно».) Мама-Зарецкая сантиментальна, она любит реликвии: засушенные цветы, ленточки и т. п. Она сказала:
— Я засушу эту булочку, перевяжу красной лентой и спрячу на память!
А через пять минут оказалось, что дедушка Захар Павлович под рюмку водки эту булочку нечаянно сжевал! Пришлось незаметно завернуть другую, чтобы мама не расстроилась.
Лётчик Алмазов сказал взволнованно:
— Люба, война кончилась. Но то, о чём я хотел вас спросить, я лучше спрошу завтра. А то вы мне омрачите счастье, если ответите «нет».
— Ой, нет, я вам отвечу «да»! — прошептала Любочка.
Весь наш дом лёг спать только часов в пять. А ровно в шесть поднялся невообразимый шум. Кто-то бегал по коридору босыми ногами, стучал кулаками в двери и кричал торжествующим голосом:
— Вставайте! Просыпайтесь!! Как можно спать?! "Победа!! Ведь я же говорил!"
Это был Иван Петрович. Не понимаю, как мы ночью позабыли о нём? А он спал. А теперь проснулся. Но всё равно, его тоже обнимали и объясняли ему всё своими словами. Потому что приятно было видеть человека, который еще ничего, решительно ничего не знает, как новорожденный младенец!
И в конце концов, что ж такого, что наш дом в эту ночь спал только один час? Приятно было проснуться в комнате, в доме, в городе, в стране, куда в эту ночь, 9 мая, - вошла Победа!

В. КАРБОВСКАЯ