Стихи про животных

Смерть Леопарда...


Смерти не ждал я ночною порою,
Но ощущал я мозга корою,
Что в морду тому я смогу посмотреть,
Кто мне позволил сейчас умереть.

Глупый однако ты, человек:
Жизни моей лишь начался век,
Ты ничего не смог изменить,
ты научился лишь портить и бить.

И не надейся, чтоб я отомстил,
Ты душу мою... освободил!
Нету печалей и радости нет:
Душой я свободен, в миру меня нет.

Надеюсь то мясо, что ты обездвижил
Сытость тебе принесет и покой
Я все равно свое уже отжил
Увидимся в страшном суде, дорогой.

Не осознать тебе никогда
Что убийство - есть муки, боль и беда.
Но я готов тебе это простить:
Ради еды еще можно убить.

Но ежели ты приносил мне те муки,
просто с ружьем забавляясь от скуки:
Тут я не в силах тебя оправдать,
И Божьей милости можешь не ждать.

Не в праве я суд вершить над тобой,
Но не мечтай обресть вечный покой.

аффтор жжот, но к сожалению неизвестен.

источник: https://animalsworld.ru/library/poerty.html

у кого еще есть- выкладывайте.....
и автора не забудьте :)

Припадая к конской гриве, верховой летит беспечно -
Он тропу не выбирает, полагаясь на коня,
И безудержная скорость, стук сердец и ветер встречный
Души их в одну сливает, их тела соединя.

Конь летит легко и лихо - но пред бездной замирает,
Как литое изваянье, застывает на краю.
Он рискнуть собой не смеет, потому что сердцем знает,
Что ему доверил всадник жизнь невечную свою.

Наяву и в снах тревожных я картину эту вижу:
Всадник, впившийся в поводья, конь, привставший на дыбы…
Напрягай воображенье - может, есть на свете ближе
Пара тел и душ слиянных, две зависимых судьбы?

И, наверно, наши души реже в пропасть бы срывались
И ничем не рисковали, очутившись на краю,
Если б так же нас хранили, если б так за нас боялись
Те, кому мы безрассудно доверяем жизнь свою.

STIHIPRO.RU

Лошадь любить не умеет.
Лошадь умеет терпеть.
Людям поверить не смеет,
Лошадь не глупая ведь.
Лошадь открыть не захочет
В сердце незримую дверь...

Лошадь - понятливый очень
И всепрощающий зверь.

Кажется на проконях когда-то нашла...

Ваши следы запорошены,
Сёдла уснули в пыли.
Где же вы, добрые лошади,
С гривами, аж до земли?
В землях каких вы кочуете
С дивной тоскою в сердцах?
В стойлах ли тёплых ночуете?
Или в холодных степях?
Чьим же рукам доверяете
Нежность велюровых губ?..
Лошади добрые, знаете,
Мир без вас скучен и груб.
Может в краях тех невиданных
В волю едите овса?..
В травах земных, малахитовых
Ваши живут голоса.

Опять же взято было когда-то найдено на проконях

Тигру холодно зимой,
Я возьму его домой,
Он холодный и голодный,
Но зато всецело мой.
Пусть откусит напрочь руку,
Обглодает до костей,
Выдержу и эту муку,
Не таких терпел гостей.
Пусть разорвано мне брюхо,
Обслюнявлен я слюной,
Но зато тепло и сухо
Тигру в комнате со мной.

прикольно....
милый добрый стишок про откушенные руки и всё такое :)

*ссылки в никуда удалены*
стихотворения длинные, поэтому даю тока ссылки

мя напомню что тема есть.......


Я люблю тебя, большое время,

Но прошу- прислушайся ко мне:

Не убей последнего тайменя,-

Пусть гуляет в тёмной глубине.

Не губи последнего болота,

Загнанного волка пощади,

Чтобы на Земле осталось что- то,

Отчего щемит в моей груди.

Станислав Куняев.

Решила и я выложить сюда своё стихотворение.


Тигрица
Ну что за взор, ну что за вид!
Она прекрасна, без изъяна.
В тени ветвей она лежит
Нежна, спокойна, величава.

Погладь её, давай, смелей!
Пройдись рукой по шерстке мягкой.
Она - не кошка, но и ей
Нужны любовь, забота, ласка.

Но помни - это вольный зверь!
Не заключай её в оковы.
Такая лишь она, поверь,
Когда не в клетке, а на воле.

Узнаешь о ней много ты,
Когда войдёшь в её доверье.
Но лишь не дёргай за усы.
Не надо! Не буди в ней зверя!

(Кома @ 13.02.2007 - время: 16:05) Лошадь любить не умеет.
Лошадь умеет терпеть.
Людям поверить не смеет,
Лошадь не глупая ведь.
Лошадь открыть не захочет
В сердце незримую дверь...

Лошадь - понятливый очень
И всепрощающий зверь.

Кажется на проконях когда-то нашла...
Стихи конечно красивые,но я считаю,что лошадь умеет любить и доверять человеку...

А я вот над этим плакала:

Котенок (стихи Hellraiser'a).

Котенка бабка продавала
Холодным утром за пятак.
Не потому, что денег мало,
Не по нужде. А просто так.

Бабуля мерзла. Кот мяукал.
И сердцем трясся об одном:
«Где мой любимый теплый угол?
Что за судьба – покинуть дом?»

А люди-реки плыли мимо,
У камня-бабки сбавив ход
Трепали ушко: «Котик… Милый…»
И беззаботно шли вперед.

Вот дождь умыл асфальт дороги.
Поняв, что толку в этом чуть
Вздохнула бабка: «Мои ноги…
Ну что ж… Иди. Куда-нибудь».

Она ушла. А кот остался.
Из окон молча лился свет.
И медленно в толпе скрывался
Родной до крика силуэт.

Опять по горлу бритвой вера…
И слезы, горечью звеня,
Вдруг вырвали холодным ветром
Истошной боли вопль: «Мняяааа…»

Крик весил больше всей планеты,
Утих. И вдруг опять возник.
Он рухнул вниз большой кометой…
Так любят жизнь в последний миг.

Но мир не прекратил вращенье.
И люди жили. И живут…
Без тени страха и сомненья
Друзей однажды продают.

Мы свою Асечку вот также у бабули взяли, потому, что ее крик весил больше всей планеты..

Монолог голубого песца на аляскинской звероферме
Евгений Евтушенко

Я голубой на звероферме серой,
но, цветом обречённый на убой,
за непрогрызной проволочной сеткой
не утешаюсь тем, что голубой.

И я бросаюсь в линьку. Я лютую,
себя сдирая яростно с себя,
но голубое, брызжа и ликуя,
сквозь шкуру прёт, предательски слепя.

И вою я, ознобно, тонко вою
трубой косматой Страшного суда,
прося у звёзд или навеки волю,
или хотя бы линьку навсегда.

Заезжий мистер на магнитофоне
запечатлел мой вой. Какой простак!
Он просто сам не выл, а мог бы тоже
завыть, сюда попав, - ещё не так.

И падаю я на пол, подыхаю,
а всё никак подохнуть не могу.
Гляжу с тоской на мой родной Дахау
и знаю - никогда не убегу.

Однажды, тухлой рыбой пообедав,
увидел я, что дверь не на крючке,
и прыгнул в бездну звёздную побега
с бездумностью, обычной в новичке.

Вокруг Аляска высилась сугробно,
а я скакал, отчаянный, чумной,
и в лёгких танцевала твист свобода,
со звёздами глотаемая мной.

В глаза летели лунные караты.
Я понял, взяв луну в поводыри,
что небо не разбито на квадраты,
как мне казалось в клетке изнутри.

Я кувыркался. Я точил балясы
с деревьями. Я был самим собой.
И снег, переливаясь, не боялся
того, что он такой же голубой.

Но я устал. Меня шатали вьюги.
Я вытащить не мог увязших лап,
И не было ни друга, ни подруги.
Дитя неволи - для свободы слаб.

Кто в клетке зачат - тот по клетке плачет,
и с ужасом я понял, что люблю
ту клетку, где меня за сетку прячут,
и звероферму - родину мою.

И я вернулся, жалкий и побитый,
но только оказался в клетке вновь,
как виноватость сделалась обидой
и превратилась в ненависть любовь.

На звероферме, правда, перемены.
Душили раньше попросту в мешках.
Теперь нас убивают современно -
электротоком. Чисто как-никак.

Гляжу на эскимоску-звероводку.
По мне скользит ласкательно рука,
и чешут пальцы мне загривок кротко,
но в ангельских глазах её - тоска.

Она меня спасёт от всех болезней
и помереть мне с голоду не даст,
но знаю, что меня в мой срок железный,
как это ей положено, - предаст.

Она воткнёт, пролив из глаз водицу,
мне провод в рот, обманчиво шепча...
Гуманны будьте к служащим! Введите
на звероферме должность палача!

Хотел бы я наивным быть, как предок,
но я рождён в неволе. Я не тот.
Кто меня кормит - тем я буду предан.
Кто меня гладит - тот меня убьёт.

Сергей Есенин

Песнь о собаке

Утром в ржаном закуте,
Где златятся рогожи в ряд,
Семерых ощенила сука,
Рыжих семерых щенят.

До вечера она их ласкала,
Причёсывая языком,
И струился снежок подталый,
Под теплым её животом.

А вечером, когда куры,
Обсиживают шесток,
Вышел хозяин хмурый,
Семерых всех поклал в мешок.

По сугробам она бежала,
Поспевая за ним бежать...
И так долго, долго дрожала,
Воды незамерзшей гладь.

А когда чуть плелась обратно,
Слизывая пот с боков,
Показался ей месяц над хатой,
Одним из её щенков.

В синюю высь звонко,
Глядела она, скуля,
А месяц скользил, тонкий
И скрылся за холм в полях.

И глухо, как от подачки,
Когда бросят ей камень в смех,
Покатились глаза собачьи
Золотыми звёздами в снег.


Корова

Дряхлая, выпали зубы,
Свиток годов на рогах.
Бил её выгонщик грубый
На перегонных полях.

Сердце неласково к шуму,
Мыши скребут в уголке.
Думает грустную думу
О белоногом телке.

Не дали матери сына,
Первая радость не впрок.
И на колу под осиной
Шкуру трепал ветерок.

Скоро на гречневом свее,
С той же сыновней судьбой,
Свяжут ей петлю на шее
И поведут на убой.

Жалобно, грустно и тоще
В землю вопьются рога...
Снится ей белая роща
И травяные луга.


Лисица

На раздробленной ноге приковыляла,
У норы свернулась в кольцо.
Тонкой прошвой кровь отмежевала
На снегу дремучее лицо.

Ей всё бластился в колючем дыме выстрел,
Колыхалася в глазах лесная топь.
Из кустов косматый ветер взбыстрил
И рассыпал звонистую дробь.

Как желна, над нею мгла металась.
Мокрый вечер липок был и ал.
Голова тревожно подымалась,
И язык на ране застывал.

Жёлтый хвост упал в метель пожаром.
На губах - как прелая морковь...
Пахло инеем и глиняным угаром,
А в ощур сочилась тихо кровь.

Евгений Евтушенко

Баллада о нерпах

Нерпа-папа спит, как люмпен.
Нерпа-мама сына любит
и в зубах, как леденец,
тащит рыбину в сторонку
кареглазому нерпёнку
по прозванью "зеленец".

Нерпы, нерпы, вы как дети.
Вам бы жить и жить на свете,
но давно в торговой смете
запланированы вы;
и не знают нерпы-мамы,
что летят радиограммы к
нам из снежной синевы.

Где-то в городе Бостоне
на пушном аукционе
рассиявшийся делец сыплет
чеками радушно,
восклицая: "Мир и дружба!
Мир и рашен "зеленец"!"

Чтоб какая-то там дама -
сплошь одно ребро Адама -
в мех закутала мослы,
кто-то с важностью на морде
нам вбивает вновь по Морзе
указания в мозги.

Нерпы, нерпы, мы вас любим,
но дубинами вас лупим,
ибо требует страна.
По глазам вас хлещем люто,
потому что вы - валюта,
а валюта нам нужна.

Нерпы плачут, нерпы плачут
и детей под брюхо прячут,
пожалеть нам их нельзя.
Вновь дубинами мы свищем.
Прилипают к сапожищам
нерп кричащие глаза.

Ну а нерпы плачут, плачут...
Если б мир переиначить
(да, видать, не суждено),
мы бы, нерпы, вас любили,
мы бы, нерпы, вас не били -
мы бы водку с вами пили
да играли в домино.

Всё законно! План на двести!
Нами все довольны в тресте!
Что хандришь, как сёмга в тесте?
Кто с деньгами - не хандрит.
Можешь ты купить с получки
телевизор самый лучший -
пусть футбол тебя взбодрит
в дальнем городе Мадрид.

Но с какой-то горькой мукой
на жену свою под мухой
замахнешься ты, грозя,
и сдадут внезапно нервы...
Вздрогнешь - будто бы у нерпы,
у неё кричат глаза.

ГАВ!

Если ты покажешь псу
Мясо или колбасу,
То собака, хвост задрав,
Непременно скажет: "Гав!"

Если ты пойдешь в леса
И возьмешь с собою пса,
То среди кустов и трав
Будет слышен звонкий "Гав!"

Если стук раздастся в дверь,
В тот же миг проснется зверь
И, у двери храбро встав,
Закричит пришельцу: "Гав!"

Если пес на стол залез
И твою котлету ест,
Ты, конечно, будешь прав,
Если скажешь: "Гав! Гав!! Гав!!!"


(с) Екатерина Аннинская

Припадая к конской гриве, верховой летит беспечно –
Он тропу не выбирает, полагаясь на коня,
И безудержная скорость, стук сердец и ветер встречный
Души их в одну сливает, их тела соединя.

Конь летит легко и лихо – но пред бездной замирает,
Как литое изваянье, застывает на краю.
Он рискнуть собой не смеет, потому что сердцем знает,
Что ему доверил всадник жизнь невечную свою.

Наяву и в снах тревожных я картину эту вижу:
Всадник, впившийся в поводья, конь, привставший на дыбы…
Напрягай воображенье – может, есть на свете ближе
Пара тел и душ слиянных, две зависимых судьбы?

И, наверно, наши души реже в пропасть бы срывались
И ничем не рисковали, очутившись на краю,
Если б так же нас хранили, если б так за нас боялись
Те, кому мы безрассудно доверяем жизнь свою.

В зоопарке в тесноватой клетке
Беззаботно жили два бобра,
Разгрызая ивовые ветки,
Мягкие, с отливом серебра.

Но горчил печалью полускрытой
Терпкий привкус листьев и коры:
«Ну а где же то, за что мы сыты?
Где работа?» — думали бобры.

Как рабочих к лени приневолишь?!
Им бы строить, строить да крепить,
А у них для этого - всего лишь...
Пополам расколотый кирпич!

Подошли бобры к нему вплотную,
Половину подняли с трудом,
С важностью взвалили на другую...
Из чего же дальше строить дом?

Что же дальше делать им? Не знают.
Приутихли. Сумрачно глядят.
Сгорбились. О чем-то вспоминают.
И зеленых веток — не едят.



Новелла Матвеева

Однажды вечером осенним,
Погасла яркая звезда.
Разбился парень на машине,
Ушёл из жизни навсегда.
С ним ехал друг его мохнатый,
Овчарке больше повезло
"Собака сдохла бы - не жалко" -
Шептали люди гневно, зло.
Хозяина похоронили
И вмиг забыли, как всегда,
Но не забыть его собаке
Она не сможет никогда.
Теперь по трассе проезжая,
Уже совсем не первый год
Все видят грустную овчарку,
Ту, что хозяина всё ждёт.
Взглядом машины провожая,
Она глядит тебе в глаза,
А по щеке её мохнатой
Бежит огромная слеза.
Здесь каждый знал эту собаку,
С тех пор прошло не мало лет,
Теперь той преданной овчарки
Уже в живых на свете нет.
И люди, видя её преданность,
Ещё есть в мире доброта
Установили у дороги
Овчарке памятник тогда.
Надпись на памятнике:
"Самой преданной собаке,
которая научила нас
любви и верности".
Люди.

Призрачным светом скользя по оградам,
Встала луна над ночным зоосадом –
Спелая, будто в соку ананас.
Бодрствует сторож – смотритель дотошный,
Прочие спят. Полукруг свой роскошный
Бережно спрятал павлин-ловелас.

Дремлет пантера с вальяжностью графа.
В небе, над ветками, вписан в пейзаж
Дагерротип – очертанье жирафа,
Скрыт темнотой золотой камуфляж.

Спят дикобразы, пригладив иголки,
Дремлют угрюмые серые волки –
Выть на луну отучил зоосад.
Дремлют нездешние звери и птицы,
Дремлет фламинго на тоненькой спице,
Странно-изыскан, хотя и носат.

Дремлет шакал безобиднее шавки,
Спит бородавочник праведным сном.
(Впрочем, когда б не его бородавки –
Быть бы ему рядовым кабаном).

По-человечьи тепло у мартышек.
Нежно к себе прижимая детишек,
Мамы мартышечьи сонно сопят.
Сторож свершает привычное бденье –
Маленький бог, обходящий владенья:
Спят травоядные, хищники спят.

После кровавого львиного пира,
После грызни, ностальгии, тоски
Дремлет модель идеального мира –
Мирны картины, и вздохи легки…



Любовь Сирота

Кошка

Когда приходят холода,
Ужасно любит кошка
Прилечь у жаркого огня
Подальше от окошка.

Она лежит, прикрыв глаза,
Мяукает, зевает,
И пламя яркое в печи
Ей тихо подпевает.

А я на старый тюфячок
Прилёг, устав немножко,
Читаю книжку и смотрю
На пламя и на кошку.

Уолтер де ла Мер (пер В.Лунина

СЕРГЕЙ ВЬЮГИН

СЕТТЕР НА СТОЙКЕ

Желтеет, вянет солнечное лето
Леса все суше, глуше и свежей.
По вырубкам и чащам кружит сеттер,
Зачуявший наброды чернышей.
Вот, с поднятой высоко головою
И пышно распустившимся хвостом,
Исхлестанный колючею травою,
Он заметался яростно кругом.
А вот пополз, как бы на лисьих лапах,
И, опустивши голову, застыл.
Знать, этот птичий и горячий запах
Его волшебным зельем опоил.
В его глазах – восторг и вдохновенье.
Дрожит спина, как пенная волна.
Он – статуя, молчанье и забвенье,
Он – пламя страсти, выпитой до дна….