Секс и возраст

СТАРУШКА В ТИСКАХ ЛЮБВИ

Венцеслав Крыж

(Диалектический смысл запрета секса, немного о поэзии и демократических аллюзиях.
Нечто о демографии и стихах).


Старушка в тисках любви – страшное существо. Много лет назад я нашел в газете «Из рук в руки» объявленье: продаю пианино «Бехштейн». Приехав по адресу, я нашел молодящуюся пожилую даму лет пятидесяти пяти и прекрасное пианино «Бехштейн». Мы быстро договорились о цене, но она попросила забрать пианино на другой день. «Сегодня я уже не могу, - посмотрев на часы пояснила она, - сейчас меня придут чикать, - и добавила, фамильярно подмигнув, - sex after sixty, молодой человек».

Я был немало удивлен подобными циническими откровеньями, оставившими у меня ощущенье какой-то неизъяснимой брезгливости. То же самое чувство охватило меня, когда я послушал передачу Бориса Парамонова о поэтессе Вере Павловой, которая, якобы, «совершила в русской поэзии сексуальную революцию», с которой, по мненью Парамонова, «в любезном отечестве сильно запоздали». Надо сказать, что протагонисты «сексуальной революции» всегда отличались непреходящим идиотизмом и никогда ничего не понимали в природе сексуальных отношений. Соитие есть глубоко интимный процесс, неизъяснимый, «чуждающийся света». Уберите с него флер тайны, сведите его к угрюмой физиологии, и, тем самым, вы убьете всякое желание и, естественно, секс. Много лет назад в аэропорте Швеции меня поразила реклама с огромным изображением голой дамы, лежащей на канапе в весьма откровенной позе. Я спросил сопровождавшего меня шведа: «Зачем вам эта глупая порнография?» Он ответил, что демографическая ситуация в стране весьма угрожающая и таким образом они надеются ее исправить. И точно. Киоски были забиты порножурналами, в кинотеатрах демонстрировали откровенные сцены, призывы к сексу звучали с экранов телевизоров и т. д. Но несмотря на все старанья порнографов, демографическая ситуация в Швеции постоянно ухудшается. Причина сего состояния в непонимании интимной природы любви и сопровождающего ее секса. В мусульманских странах, особенно с ярко выраженной ортодоксией, женщина скрыта от взора мужчин в коконе чадры, сексуальное влечение в значительной степени автономизировано и предоставлено воображенью, coitus должен совершаться в темноте, которая скрывает физические несовершенства партнеров. Именно в силу табуированья этой области бытия градус сексуального кипенья в мусульманских странах неизмеримо выше, чем в странах Запада, пораженных сексуальной революцией. Отсюда и разность демографических данных.

В застойные времена коммунисты мудро преследовали порнографию посредством УК. Запретный плод, как известно, всегда сладок, и секс, разумеется, процветал, хотя официально секса в СССР не было. С приходом «демократии» запреты пали и ситуация изменилась кардинальным образом. Складывается впечатленье, что в начале 90-х где-то прорвало канализацию и все порнографические нечистоты полились в общественные средства массовой информации. Геи, лесбиянки, мазохисты, извращенцы запрыгали везде и всюду. Да и социальные условия бытия для многих стали невыносимы. Все вместе это тут же сказалось на демографической ситуации в России. Свою лепту в этот студенец истленья внесла и поэтесса Вера Павлова, которая ныне лауреат премии имени Аполлона Григорьева, автор семи книг, чуть ли не Ахматова и Цветаева нашего времени. Действительно, бесстыдные откровенья госпожи Павловой впечатляют:

Первопроходец, воткнувший в меня свой флаг,
Если бы знал, сколько их было после тебя
Двадцатилетний дурак…

Тебе ничего не стоит на миллионы частей раздробиться.
Мне нужен месяц, чтобы снести одно яйцо.
Ты ищешь себя, примеряя разные лица.
Я меняю кремы, чтобы не изменилось мое лицо.

Однако Борис Парамонов необычайно доволен: «Основная особенность поэзии Веры Павловой, делающая ее из ряда вон выходящим явлением: впервые после Цветаевой явилась поэтесса, отказавшаяся в так называемой женской лирике от нот слабости, подавленности, отверженности, покинутости. Я бы сказал, Вера Павлова, ее лирическая героиня, как принято говорить, не из тех, кого бросают, а та, что сама бросает. В женской поэзии всегда необыкновенно обаятельная сила. И это понимали, это умели очень немногие из поэтесс, может быть, всего только одна - Цветаева, конечно». Мне кажется, что разговор должен идти о поэзии, а вовсе не о том, бросала ли своих мужчин Вера Павлова, или они бежали от нее, обхватив голову обеими руками. С мнением Бориса Парамонова о том, что госпожа Павлова создала сильный поэтический образ «некоей талантливой хулиганки», этакой Лолиты, которая вертит, как хочет, своим Гумбертом», можно было бы согласиться, если бы нашей «Лолите» было тринадцать лет; но даже и бальзаковский возраст нашей героини остался где-то в далеком прошлом. Женщина, в ее почтенных летах, в качестве Лолиты просто смешна. Нет, это не юная наивная девочка, г-жа Павлова - старая опытная женщина, она знает вкусы низкой толпы, она хочет нравиться плебсу, и потому нагло демонстрирует свои гениталии и оргазмы среди необязательности, проходных слов, проходных фраз, проходных строф: «Вчера в метро трусы врезались в писку и такой оргазм», «в тролейбусе чуть не обосралась, если бы вы знали, сколько раз при этом я кончила». Эрекция в подобной ситуации невозможна даже у законченного сексуально оглодавшего извращенца. Криминалисты советуют женщинам при попытках изнасилования, совершить какие-нибудь естественные оправленья, которые тут же погасят эрекцию насильника. Вот и говори после этого об улучшение демографии.

Кроме того, своей деятельностью г-жа Павлова окончательно разрушает славянофильский миф о глубокой нравственной природе простого русского народа. Из слов г-жи Павловой следует, что ее происхождение самое незамысловатое: папа приехал в Москву в возрасте 18 лет из глухой вологодской деревни. Прадедушка учился в семинарии и был выгнан оттуда за пьянство. По иронии судьбы, при советской власти он стал комиссаром по борьбе с самогоноварением. Так что, ни о какой интеллигентской кисейности и эстетическом декадансе здесь и речи быть не может, - «вологодские мы». Но эта вологодская дама смело продолжает традиции Кирши Данилова:

Как мало мне дано природой-дурой:
пристраивать в единственный зазор
несложную мужскую арматуру.

Хотя, мне кажется, что это нарочитая скромность поэтессы, посвященная своему нынешнему партнеру. Другие стихи более откровенны:

Снаружи это называется Подъезд.
И изнутри - Подъезд. Скажи, нелепость?
Ему бы надо называться Крепость,
Мотель Для Мотыльков на сотню мест
чудесно спальных. Голубям - карниз,
а нам с тобой - двуспальный подоконник.
где птицам - вверх, там нам с тобою - вниз.
Но ведь не на пол же, неистовый поклонник,
не на пол? На пол. Кафелем разбит
на параллели и меридианы,
качнулся мир. Пять этажей знобит.
Скажи, а ты, как я? Такой же пьяный?
Ты на коленях предо мной, а я
перед тобой, не важно, что спиною,
повержены - скажи, душа моя? -
любовью. Подзаборною. Земною.

У гениального Пушкина подобное состоянье выражено лаконичнее и точнее:

Как глубоко,
Как широко,
О бога ради,
Позволь мне сзади.

Нет, мы не согласны с мыслью Бориса Парамонова, что нравы в России не изменились в худшую сторону, а поэзия обогатилась опусами г-жи Павловой. Ныне и нравы стали хуже, и о сексе больше говорят, чем занимаются оным, и поэзия г-жи Павловой скверно пахнет нечистым подъездом, а не свободомыслием. Нельзя же серьезно рассматривать стихи Кирши Данилова, Ивана Баркова и Веры Павловой, как проявление свободомыслия. «Телесная поэзия» последней – это скверный анекдот и похабная песенка, без которых хамам неинтересно жить. При этом ее «срамная муза» всегда телесна, поверхностна, лишена трагедии разрыва, безответности и метафизической вертикали. Ну не этот, так другой, какая в сущности разница. Как говорят среди дам снисходительного поведенья: «Подумаешь, х… на х… поменяла!» Отсюда и «онтологический» юмор в стихах Веры Павловой, который так пленяет госпожу Лидию Панн. Отсюда и заповедь Веры Павловой, которой, по мнению г-жи Панн, явно не хватает заповеди Христа: «Берут - давай, бьют - догоняй и подставляй другую щеку для поцелуя». «Во всяком случае, - как считает г-жа Панн, - эта Верина заповедь фундаментальна для исполнения самой заповеди христианства, поскольку любви к ближнему, то есть к дальнему, включая врага, успешнее всего учит любовь к ближайшему, то есть любовь всем телом и душой к возлюбленному». Видимо, г-жа Павлова любовь к ближнему понимает только таким образом: как только ближний призывает тебя к любви, не забудь тут же раздвинуть ноги.

Профессор Иоганн Блох в своем фундаментальном исследование «Половая жизнь нашего времени» описывает некую даму, которая оставшись наедине с мужчиной, тут же задирала юбки и набрасывалась на него с яростью неудовлетворенной ламии. Она безумно любила своего мужа, но отдавалась всем мужчинам, которые положительно реагировали на ее неистовые призывы. В пожилом возрасте, оставшись вдовой, она неутомимо работала, тратя все заработанные деньги на проституирующих мужчин. К счастью она не писала стихи. Не нужно большой проницательности, чтобы увидеть, что за всеми твореньями г-жи Павловой таится не только желание угодить низким страстям масс, но и глубокая неудовлетворенность сексуальной действительностью, и что это состояние носит у нее вполне клинический характер. Во всяком случае, мы вполне согласны с формулой «sex after sixty», которую вывел Борис Парамонов для г-жи Павловой. Но этот секс старушки в тисках любви вместе с ее с «срамной музой» не вызывает ничего, кроме отвращенья. В этом возрасте пора подумать о Боге, а не раздвигать ноги перед каждым встречным хотя бы и в стихах.
©