"Самые душе-трепещущие признания о любви"

Впервые она заметила его, обозревая сонным зимним взором коллег по несчастью маршрутного такси. Он показался ей довольно обычным пареньком с коммуникатором в руке. Короткая стрижка, аккуратные ногти и почти начищенные спортивного вида туфли говорили скорее в его пользу, чем о его привлекательности. Она спокойно относилась к походам в ночные клубы, но никогда не упускала случая вырвать у судьбы пяток часов корпоративной вечеринки. Она любила смотреть на пассажиров, мечтая о прекрасном. Почти весь ее мир был в другой реальности, книги она зачастую предпочитала бесполезной болтовне с однокурсницами. Мир давно поделился на «там» и «тут», но она страстно хотела что-нибудь изменить. Но подруги говорили глупости и мечтали выйти замуж, назойливо втискиваясь в ее мир боевым макияжем и убийственной атакой парфюма.
Процесс копирования маршрута микроавтобуса был в самом разгаре. Он в кои-то веки выспался, сдав очередной проект. И просто с интересом смотрел на внутреннюю структуру транспортного файла, несущего его к работе. Тут были спины, руки, ноги и даже лица. Проскочившая на освободившееся место девушка оставила за собой шлейф нелинейности и загадочной неопределенности. Он с удивлением обнаружил наличие запахов. Прикрыв глаза, он ловил фрагменты ай-пи адреса, оставленного девушкой. Запах почему-то выбил его из колеи спокойствия, окунув в глубины забытых инстинктов. Что-то случилось, он понял это, несмотря на отсутствие видимых причин. У него, конечно, были женщины, но он рассматривал их, скорее, как боевых подруг, способных встать рядом с облегченной версией рэйл-гана. Их отношения носили чисто потребительский характер, спонтанно перерастая в бои местного значения. Девушка сидела немного наискосок лицом к нему. Он, пожалуй, впервые занялся таким бесполезным процессом, как осмотр пассажира маршрутки . Черные с серыми вставочками полусапожки нежно облегали миниатюрные ножки, ласково обнятые телесного вида колготками. На сведенных вместе и чуть наклоненных в сторону коленках собрались тени, подчеркивающие притягательность и неповторимость этой части женского тела. В свою очередь коленки, уступая место загадочной полутьме, прятались в складках короткого серого плаща. Черная с белой вставкой сумочка, расстегнутая пуговица, серый с голубым легкий шарфик, каштановое карэ волос и огромные испуганные глаза. Стоп! Глаза. Не понимая зачем, он вернулся к глазам. Темно-карие омуты смотрели на него почему-то с тревогой. Зависнув из-за пропускной способности собственной шины, он смотрел в эти омуты, наверное, с минуту. Девушка не отводила глаз, но глаза ее темнели, наполняясь чем-то другим. Он моргнул. Она судорожно поднесла миниатюрную, даже худенькую руку к лицу, коснувшись уголка глаза. Ее рука была напряжена, тонкие пальцы немного подрагивали. Матовая чуть бледная кожа, коротенькие носики ногтей, чуть блестевшие бесцветным лаком и голубая ниточка, зацепившаяся за ноготь мизинца. Зачарованно он поднял свой коммуникатор и сфотографировал сначала крупным планом ее руку, а потом ее всю. Она вздрогнула и почему-то спешно опустила руку к коленкам, протолкнув между них короткий плащик.
Она сидела в заднем ряду марштрутки, сожалея о том, что не успела дочитать книжку, подчинившись заботливому Морфею. Она не любила это место, потому что сидящие напротив мужики пялились на ее коленки, а сидящие рядом зажимали ее широко расставленными ногами, невзначай щупали и иногда скверно пахли перегаром. И если она, как женщина, могла простить первые две вольности, то последняя напрочь повергала ее в агрессивное молчание. Нет, как любая женщина она не возражала, когда на нее смотрят, даже иногда весной специально надевала игривые чулки с кружевной резинкой, хоть и считала свои ноги малость худосочными, и лишенными особого шарма четырех промежутков. Она вовсе не была против мимолетных прикосновений к бедру и даже пожатий ее маленькой, но аппетитно-упругой попке, но она не в жизнь не пустила бы наглеца в святая святых. Увидев освободившееся место, она спешно шмыгнула туда. Он смотрел на нее. Нет, он в первый раз смотрел на нее! Раньше его взгляд отсутствовал, оставляя на сиденье маршрутки лишь оболочку. Взгляд голубых глаз был цепким, настойчивым и где-то глубоко удивленным. У нее внутри зародилась тревога, почему-то напитав ее тело адреналином. Она тонула под напором его голубых топазов, как маленькая мышка в тазике воды. Он, не отрываясь, продолжал смотреть на нее. У нее дрогнули руки, а потом предательски стиснулись коленки. Совершенно неожиданно тревога и испуг стали оседать в районе живота, зарождая там предательскую волну. Он моргнул. Она сразу же отвела взгляд, прикрывшись попавшей в глаз пылинкой. Закрыв глаза она продолжала смотреть на него, чувствуя смятение. Антиподъюбочный щелчок коммуникатора прозвучал, как рык кнута. Она не могла понять, зачем он фотографирует ее, почему-то стыд сдавил ее сознание, перехватив грудь и коленки.
Он сидел за своей домашней машиной и смотрел на монитор, показывающий миниатюрную брюнетку в светло-сером коротком плаще. Он начал понимать одну простую вещь. Она была всегда. Он просто не замечал, как она присутствует на периферии его маршруточно-автобусной жизни. Нет, они не жили в одном доме, не учились в одной школе, даже не работали вместе. Просто они ездили в одном направлении. Он даже не смог бы вспомнить, во что она одевалась зимой или летом, тогда ее еще не существовало, как предмета созерцания. Это был какой-то битый сектор.
Она сидела в любимом кресле и, бездумно уставившись в раскрытую книгу, думала, зачем же он ее фотографировал. Они никогда не видела в его глазах интереса не только относительно ее, но и относительно окружающего мира. Он часто попадался ей на глаза, но никогда не привлекал внимания надолго, как будто они существовали в разных реальностях. Она просто не могла понять, почему так бурно отреагировала на него.
Они не всегда встречались в маршрутках, так как она жила на две остановки дальше него. Он, увидев ее, почему-то снисходил до этого мира. Она, заметив его взгляд, краснела и терялась, а потом весь ее день проходил на необычайном взводе. Он заметил, что она изменила макияж и стала чаще носить юбки. Она обратила внимание, что он выбрит и причесан.
Он смотрел в зеркало на свое сухое тело и думал, может ли она находить его привлекательным. Он даже опять, как раньше, попробовал заняться своим телом, достигнув лишь окончательного исчезновения остатков скромного лелеемого пузика. Он начал задавать вопросы в холостяцких посиделках, совершенно смутив своих друзей. Он не мог понять, почему ее не было раньше.
Она долго примеряла платья в магазинчике женской одежды, сетуя на то, что не может позволить себе купить «то самое». А потом дома внимательно изучала в зеркале свою облаченную в эротическое белье фигуру. Она пыталась представить, что же он думает о ней, и почему ни разу не попытался заговорить. Она вернулась в беседы подруг о моде и мужчинах, сделав вывод, что ее присутствие осталось незамеченным.
Они смотрели друг на друга иногда украдкой, иногда в упор. Она не умела знакомиться первой с парнями, это всегда было их прерогативой. Он вообще не умел знакомиться, все его подружки были либо подружками подружек друзей, либо знакомыми по интернет-чатам. Она смущалась, когда он ловил ее неосмотрительно раздвинутые коленки. Он отмечал учащение частоты своего внутреннего процессора, ловя такие моменты. Однажды, готовясь к выходу, она потеряла равновесие от тормозного толчка. Он почувствовал прикосновение бугорка Венеры к своему плечу и автоматически приобнял ее за бедра. Она смутилась и замерла. Он почувствовал одуряющий запах летнего женского тела, слегка приправленного мускусом и желанием неосознанного.
Он сидел на работе, вспоминая ощущения своих рук, чувствовал запах ее тела, закрывая глаза. Его система охлаждения давала сбой за сбоем, заставляя его дышать прерывисто. Он опять смотрел на ее фото, сделанное в порыве смелости четыре месяца назад. Он осознал, что хочет думать о ней.