Зарплата солдата на войне

Худой мужчина сидит в машине и показывает журналисту на камеру боевые награды за взятие городов. «Смотри, вот Джафаров Эльвин Закир оглу, медаль за освобождение Губадлы, — говорит он. — Это первое».

Нетерпеливо он достает следующее красное удостоверение, затем еще одно, пальцем указывая на надписи: «Вот за освобождение Лачина, за освобождение Физули — это три… за освобождение Ходжавенда — это четыре, а вот медаль «За Родину».

Ветеран второй Карабахской войны Эльвин Джафаров говорит, что не может устроиться на работу, потому что после фронтовых ранений у него трясутся руки, что ему не на что жить, потому что государство перестало платить ему пенсию по инвалидности, а чиновники из администрации города его игнорируют. И как бы между прочим добавляет: «Клянусь, я на днях приду к сабирабадской администрации и подожгу себя».

Это видео, выложенное изданием Son Xeber в июле 2022 года, многие посмотрели уже после смерти Эльвина.

«Эльвин пошел на войну добровольцем 27 сентября, в день, когда она началась», — рассказывает Эльнур, младший брат погибшего 35-летнего Эльвина Джафарова. Как и почему он решил уйти на фронт, Эльвин не объяснил. «Это случилось очень быстро […], он пропал, и нам не удалось поговорить напоследок», — вспоминает Эльнур.

Военного опыта его брат не имел, но, по словам Эльнура, за хорошие физические данные его направили в спецназ. Эльвин провоевал 39 из 44 дней войны, которая позволила Азербайджану взять реванш и вернуть многое из того, что он потерял в результате первой Карабахской войны в 1990-х.

В одном из последних боев Эльвин был ранен. «Брат получил черепно-мозговую травму, его правый глаз почти ослеп, правое ухо оглохло, одна почка отказала. Кроме того, на войне он заработал диабет», — перечисляет Эльнур.

После войны для разных операций и обследований, по словам брата, Эльвина отвезли в пять разных больниц, последней из которых был психоневрологический диспансер. Он возвращался домой, но ему снова становилось плохо и его снова приходилось везти в больницу, рассказывает Эльнур.

В мирное время Эльвин был разнорабочим: таскал камни, грузил мешки с цементом — «не боялся никакой тяжелой работы».

В армии его прозвали «Маугли». «Эльвин с детства очень сильным был, и хорошо боролся, занимался рукопашным боем, — вспоминает Эльнур. — На фронте за ним закрепилось это имя, потому что ему приходилось много лазать и «Маугли» его назвал один генерал. Так и пошло, на это прозвище он не обижался».

«Но после войны он стал другим, — продолжает Эльнур. — Весил 80 с чем-то килограммов, а потом 50».

После возвращения с войны Эльвин пытался заняться прежним привычным ремеслом разнорабочего поденщика — втайне от брата ходил на железную дорогу, разгружал мешки с мукой. «Я был в Баку и ничего не знал об этом, это уже потом мне сообщили из дома, — вспоминает Эльнур. — Я им говорю: «У него же нет здоровья для этого».

Все воевавшие во вторую Карабахскую войну, у кого есть соответствующий статус ветерана, получают ежемесячное пособие в размере 80 манатов (около 50 долларов).

Имеющие статус инвалида вместо этого получают «Пенсию президента Азербайджана»: 400 манатов для инвалидов первой группы, то есть около 235 долларов США (+ 80 манатов на уход за ними), 350 манатов (около 200 долл.) — за вторую степень инвалидности и 300 манатов (176 долл.) — за третью степень. Отдельно они получают обычную пенсию: для инвалидов первой группы — 220 манатов, для второй — 180 манатов и 120 манатов для третьей.

Несмотря на все болезни, говорит Эльнур, его брату назначили пенсию лишь по третьей группе. Но и эти деньги (а также так называемую «президентскую пенсию») Эльвин, по словам Эльнура, перестал получать летом этого года, а работать ему уже не позволяло здоровье.

Всего в Азербайджане ветеранами второй Карабахской войны считаются 76 тысяч человек, статус еще почти 13 тысяч «уточняется», писало в мае 2022 года со ссылкой на минобороны агентство «Спутник». Из них, как сообщили в минтруда, почти 3000 числились инвалидами. Еще около 3000 погибли на фронте.

Только по сообщениям СМИ мы нашли по меньшей мере 26 случаев самоубийств ветеранов второй войны в Карабахе. Еще семь человек покончили с собой, находясь на военной службе — о том, были ли они ветеранами не сообщается, но они подходили по возрасту, чтобы оказаться на войне 2020 года.

В МВД и Генпрокуратуре не ответили на запрос о том, ведется ли статистика покончивших с собой ветеранов. Однако известно, что за несколько дней до смерти Эльвина так же публично попытался покончить с собой Ильхам Гасанов — другой ветеран войны из села в Шамкирском районе. Его доставили в больницу, местная пресса писала, что у него было «психическое расстройство».

На следующий день после смерти Эльвина Сирагаддин Джаббаров, глава администрации города Сабирабада, где жил ветеран, и депутат парламента Кямран Джафаров оказались на его поминках. Оба говорили, что покойный был окружен заботой.

Джаббаров в интервью местным СМИ заявил, что самоубийство ветерана «не должно быть политизировано». «Я хочу оставить вопрос о причинах [самоубийства] следователям», — сказал он.

Он также отверг слова ветерана о том, что тот не мог попасть к нему на прием. «Это ложное утверждение. Каждый четверг у меня приемный день. […] С Эльвином в то время я много раз встречался, о последних событиях ничего не знал. Все его требования, как и других участников войны, в рамках наших возможностей и полномочий были выполнены».

«Не было такого, чтобы просьбы Эльвина Джафарова оставались без внимания», — заверил Джаббаров.

Депутат Кямран Джафаров же после похорон написал, что знаком с покойным и его матерью, что отмечал с ним и другими ветеранами Курбан-байрам, при этом добавив, что Эльвин просил его устроить на работу его родственников.

Пресс-секретарь министерства труда и социальной защиты Фазиль Талыбов выложил в «Фейсбуке» целый перечень того, что государство, по его словам, сделало для погибшего солдата. В числе прочего, утверждает Талыбов, Эльвин получал две пенсии общим размером в 420 манатов (247 долларов), а также две единовременные компенсации на общую сумму почти 11000 манатов (6410 долларов). Большая часть этой суммы (6500 манатов) действительно указана на сайте государственного фонда YAŞAT, в списках ветеранов, которым помог фонд.

Эльнур говорит, что не знает получал ли его брат эти 11 тыс. манатов. Он подтверждает, что Эльвин получал 300 манатов «президентской пенсии» и 120 манатов по инвалидности. Но летом, по его словам, выплаты прекратились. В посте представителя минтруда при этом говорится, что в июле Эльвину пересчитали и повысили пенсию.

«В последний раз я приезжал к нему в июне, и он сказал тогда, что уже дней 15-20 как отдал документы, чтобы выправили пенсию, — говорит Эльнур. — Я ходил в минтруда и сказал им, что хотя бы ему продолжайте платить эти 420 манатов, а потом доплатили бы разницу».

Эльнур также добавляет, что никакие госорганы с поисками работы им не помогали, а автомобиль, в котором на том видео сидит его брат, он купил в кредит сам.

У Эльвина остались двое детей, жена и пожилая мать. Они живут в в доме Эльнура в Сабирабаде — в 2-3 часах к западу от Баку. Сам Эльнур работает в столице охранником и посылает им деньги: «Я остался последним мужчиной в семье, и потому должен им помогать».

Он все еще надеется, что государство позаботится о семье брата. «Все эти ранения он получил, сражаясь за родину, у него шесть медалей и три еще пришлют, — говорит Эльнур. — Я хочу, чтобы ему дали статус шехида (так называют погибших за возвращение Карабаха в Азербайджане — прим. Би-би-си), так как мой брат […] это заслужил, и надеюсь, что хотя бы его дети получат его пенсию».

Ветераны войны в Карабахе несколько раз организовывали протесты, обвиняя государство в отсутствии помощи и невыдаче статуса инвалидов. В начале июня группа ветеранов, выломав дверь, ворвалась в здание минтруда.

Член общественного объединения «Ветераны Карабаха» Рей Керимоглу говорит, что порой доказать инвалидность трудно, если ее тяжесть не сразу очевидна: «Бывает такое, что человек ранен, вылечился и снова пошел воевать. Часть ранений и диагнозов не попадает в систему — правда, иногда эти данные попадают позже».

Иногда, говорит Керимоглу, человека переносят из одной категории инвалидов в другую, и для этого требуется перерасчет: в этот момент ветеран может на два месяца лишиться пособия по инвалидности вовсе. Именно это могло произойти с Эльвином, допускает Керимоглу и добавляет, что проблема — в существующей бюрократии.

По его словам, в Азербайджане трудности с определением травм и болезней, подпадающих под инвалидность. Правила получения этого статуса менялись в последние годы дважды. В 2015 году государство в несколько раз сократило список болезней, по которым можно претендовать на инвалидность, а последние изменения, которые вернули часть болезней обратно, вступили в силу как раз в июле этого года.

Теперь инвалидность будет присваиваться на основании процента потери трудоспособности. При этом, например, человек с одной почкой инвалидом уже не считается.

Экономист Тогрул Велиев, который тоже недавно лишился статуса инвалида, отмечает, что после девальвации 2014 года, когда азербайджанская валюта более чем вдвое упала в цене, «государство максимально усложнило получение любых пособий».

«Там заложен принцип экономии бюджетных средств: постепенно разные отрасли выбывали, сначала это была адресная помощь бедным, [потом] изменили правила, увеличили к ним требования, потом изменили законодательство для пенсионеров, взялись за безработных, создали систему страхования, лишили их пособий, — перечисляет Велиев. — До инвалидов добрались в начале 2021-го, и тогда СМИ писали о проблемах продления инвалидности, многие тогда лишились пенсий».

Экономист говорит, что знает случаи, когда во время войны солдаты, получив ранения, не отправлялись в госпиталь, а оставались в строю, а уже после войны не имели справок, доказывающих, что были ранены: «Система построена на разных таких мелочах, на максимальной экономии — чем меньше дадут статусов инвалидности и пособий, тем лучше».

В сообщениях СМИ о самоубийствах ветеранов причины их поступков не описываются. Часто близкие погибших говорили, что те жаловались на финансовые трудности или нежелание государства помогать.

Но в некоторых случаях указывается, что у ветеранов были психологические травмы, полученные на войне. Иногда на это указывают косвенные признаки — канун собственного дня рождения или, наоборот, недавно прошедший праздник. В одном случае ветеран покончил с собой через два дня после рождения первенца, которого он ждал 10 лет.

О войне Эльвин не любил много говорить, рассказывает Эльнур: «Он из-под огня людей вытаскивал, многих вытащил, и раненых, и тела убитых, и дважды его ранили, а он возвращался из госпиталя на фронт».

После войны начались проблемы. По словам Эльнура, если раньше брат был спокойным и уравновешенным, то теперь стал «на пустом месте злиться». «После возвращения с войны все это началось, он пил серьезные лекарства, но и они не помогали. Он потерял сон, спал всего час или два, просто не хотел спать. Очень быстро злился, выходил из себя, — вспоминает его брат. — Я хотел отвести его к врачу, но у нас не было такой возможности».

О том, что у живущих в регионах ветеранов часто не бывает доступа к психологам, говорит военный эксперт и врач-психолог Азад Исазаде — он ездит по стране и общается с ветеранами, оказывая им психологическую помощь.

Среди причин самоубийства прошедших через войну людей он в первую очередь называет ПТСР — посттравматическое стрессовое расстройство. «В СССР расстройство было известно как «афганский синдром», — говорит он. — Бывает внешняя агрессия, а бывает аутоагрессия (направленная на себя — Би-би-си), и от этого происходят суициды».

Как правило, ПТСР возникает из-за переживания стрессового опыта, связанного со смертью или риском для жизни. Его симптомы — повторяющиеся, непроизвольные и навязчивые неприятные воспоминания о травмирующем событии; тревожные сны, связанные с этим опытом; диссоциативные реакции («флешбеки»), когда травмирующие события переживаются будто заново наяву, а события, напоминающие о стрессовом опыте, вызывают боль и страдания.

Переживая это расстройство, отмечает Исазаде, ветеран чувствует себя особенно ранимым, и «на это накладывается отношение чиновников».

По словам психолога, реабилитационных центров для ветеранов в стране мало, и они в основном находятся в крупных городах: «А нужно, чтобы ветеран знал, что ему есть куда обратиться».

Военных психологов, говорит Исазаде, в войсковых частях нет. «Солдаты выходят из боя и не получают помощь, при этом ПТСР вырабатывается только через пару месяцев, — отмечает специалист. — Те ребята, которые пошли на войну, должны были пройти еще и психологическую подготовку, военный психолог должен по выходу из боя проводить с ними работу — это большая, многоступенчатая работа».

Еще одна проблема — мужчины, особенно в консервативном азербайджанском обществе, традиционно не любят обращаться к психологам, так как считают это проявлением слабости.

В ноябре 2020 года, через четыре дня после окончания войны, для помощи ветеранам войны был отведен санаторно-курортный реабилитационный центр в Баку.

Помощью ветеранам занимаются министерство труда и соцзащиты, а также государственный фонд YAŞAT («взрасти» на азербайджанском), который выделяет деньги на лечение ветеранов.

По данным министерства, за послевоенный период реабилитационную и социальную поддержку получили более 100 тысяч человек.

«Оказание качественных реабилитационных услуг ветеранам боевых действий является приоритетным направлением деятельности, и важную потенциальную роль в этой сфере играют 12 реабилитационных учреждений министерства, построенных и оснащенных в соответствии с современными требованиями», — говорится в ответе министерства на запрос Би-би-си. На вопрос о том, сколько таких центров находится в столице, а сколько — в регионах, в ведомстве не ответили.

Глава «Ветеранов Карабаха» Рей Керимоглу считает, что государство должно делать больше для помощи с трудоустройством ветеранов — в основном молодых людей: «Вопрос образования тоже важен для реабилитации и интеграции в общество, нужно, чтобы помогали им учиться, осваивать профессии».

Как и психолог Исазаде, он тоже говорит о недостатке в регионах реабилитационных центров и психологической помощи, а также о нехватке неправительственных организаций, которые занимались бы проблемами ветеранов: «Десятки тысяч ветеранов, а новых НПО после этой войны нет».

В Азербайджане действительно давно есть проблема с НПО. Их трудно открыть и зарегистрировать, многие прекратили работу после ужесточения законодательства в 2014 году.

Рей Керимоглу рассказывает, что сотрудники его организации слушают жалобы ветеранов и стараются связать их с госорганами, чтобы чиновники помогли решить их проблемы: «В основном проблемы с властями регионов — чтобы им дали землю, устроили на работу».

И Керимоглу, и Азад Исазаде приводят в пример опыт работы с ветеранами войн в США.

В 1918 году после Первой мировой войны Конгресс принял Акт о реабилитации солдат (Soldiers Rehabilitation Act), по которому раненым ветеранам не только предоставлялись пенсии, но и помощь в переквалификации, если из-за болезней они не могли вернуться к старой работе.

Но психологические проблемы стали учитывать лишь во время Второй мировой — в 1943 году ими дополнилась Государственная программа профессиональной реабилитации, и это вдвое увеличило число людей, нашедших работу через эту программу.

С 1954 года, после войны в Корее, государство стало оплачивать исследования в области реабилитации. В конечном счете оказалось, что помогать ветеранам экономически выгодно — на каждый потраченный государством на реабилитацию доллар ветераны затем платили семь в виде налогов.

Тем не менее во время войны во Вьетнаме американское общество протестовало против излишней стандартизации системы, и в 1973 году Конгресс принял еще один Акт о реабилитации (Rehabilitation Act), сделавший подход более индивидуальным.

В 1992 году законодательно был закреплен общественный контроль за услугами реабилитации — при этом уже с 1950-х годов речь в программе шла не только о ветеранах войн, но и обо всех гражданах с ограниченными возможностями.

Также в США действуют некоммерческие организации помощи ветеранам. По данным одной из них, их больше 45 тысяч — они помогают получить образование, найти работу и адаптироваться к мирной жизни. В стране также есть закон, отстаивающий права ветеранов при восстановлении на работе и защищающий их от дискриминации.

Впрочем, несмотря на все это, даже в США остаются проблемы реинтеграции ветеранов и высокий уровень самоубийств среди них.

Первое время после Карабахской войны ветераны были в центре внимания: на улицах люди подходили к ним, обнимали, кто-то целовал им руки, отмечает психолог Азад Исазаде. Теперь же многие чувствуют себя забытыми: «Это было такое чрезмерное внимание, что тоже нехорошо, потому что потом это всегда спадает».

В первые послевоенные месяцы о ветеранах писали, президент раздавал награды и квартиры, а в центральных районах Баку было много мужчин, прогуливающихся группами в военной форме. Минобороны вскоре стало угрожать им штрафами — на основании закона, запрещающего демобилизованным носить военную форму.

Зато в военной форме стал появляться перед СМИ президент Алиев.

«Если ты погибнешь, то ты герой, о живых не говорят, отношение к инвалидам со стороны государства, если сказать мягко… безразличное, а все лавры приписываются Ильхаму Алиеву», — говорит историк Карабахского конфликта Ариф Юнус.

Магазины, улицы и кабинеты чиновников в Азербайджане украсили плакаты, на которых одетый в хаки президент грозит в камеру кулаком, словно демонстрируя тот самый «Железный кулак» — так в Азербайджане называли «военную операцию», известную как вторая война в Карабахе.

«По отношению к ветеранам можно судить о строе государства, — говорит историк. — У нас традиционная для авторитаризма ситуация, как было после Второй мировой в СССР, когда вся победа приписывалась Сталину».

Ариф Юнус замечает, что в азербайджанской государственной прессе мало статей, посвященных живым ветеранам и их военным подвигам — тексты либо о президенте, либо о погибших. «Имена живых героев намеренно затирают», — считает историк.

По его словам, пресса не акцентирует внимание на офицерах, выполнявших даже самые важные военные операции: «Он сейчас главный герой, потому что в авторитарном государстве все должно приписываться лидеру, и никого не должно быть рядом, кто пользовался бы таким же почетом — не важно, офицер или рядовой».(с) - https://sova.news/2022/09/04/pobeditelej-za...abahskoj-vojny/