Психология российского либерала

Разумеется, были в России в 19-м веке и Пушкин, и Чехов, и Достоевский, и Лев Толстой. Но, увы, основная масса интеллигенции симпатизировала врагам народа и государства уже тогда — да и сами-то наши великие писатели тоже были частично поражены этим ядом. Пушкин и Достоевский, повзрослев, поумнели и стали государственниками. Лев Толстой, увы, так и продолжил свою разрушительную борьбу. В итоге болезнь развилась до жутких совершенно проявлений — таких как оправдание Веры Засулич, например — и закономерно закончилась летальным исходом, то есть приходом к власти большевиков. Как верно заметил Солженицын, «интеллигенция сумела раскачать Россию до космического взрыва, но не сумела управлять её обломками. Потом, озираясь из эмиграции, сформулировала интеллигенция оправдание себе: оказался "народ — не такой", народ обманул ожидания интеллигенции».
После 1917 всё стало только хуже, сразу по нескольким причинам. Во-первых, огромная доля российской интеллигенции была или убита, или вытеснена в эмиграцию. Хоть Ленин и пришёл к власти на перьях интеллигентов, однако сам он интеллигенцию глубоко презирал. Юрий Анненков, писавший портрет Ленина, вспоминал:
Ленин снова углубился в исписанные листы бумаги, но потом, обернувшись ко мне, произнес:
— Вообще, к интеллигенции, как вы знаете, я большой симпатии не питаю, и наш лозунг "ликвидировать безграмотность" отнюдь не следует толковать, как стремление к нарождению новой интеллигенции. "Ликвидировать безграмотность" следует лишь для того, чтобы каждый крестьянин, каждый рабочий мог самостоятельно, без чужой помощи, читать наши декреты, приказы, воззвания. Цель — вполне практическая. Только и всего.
Так как интеллигенты до 1917 в массе своей у станка не стояли, большевики сделали их людьми второго сорта. В начальство интеллигентам назначили революционных матросов, которые в творчестве ничего не понимали, но зато имели правильное происхождение. В итоге поголовье талантливых авторов, режиссёров, музыкантов и так далее сократилось катастрофически, в несколько раз: работать под пятой пролетариата они по разным причинам не смогли.
Возможно, естественная смена поколений выправила бы в итоге статистику — народились бы новые Пушкины и Достоевские, и даже в большем количестве, чем раньше, так как уровень грамотности в 20-м веке значительно вырос. Однако коммунисты вдобавок ко всему включили ещё и противоестественный отбор. Если при царе успех автора зависел преимущественно от симпатий публики, то в советское время публику заменили две структуры:
а) коммунистические цензоры;
б) сообщество творческой интеллигенции.
Условному писателю нужно было теперь нравиться не публике, а малограмотному головорезу-партийцу и… дружной компании других писателей, которые могли принять или не принять его за «своего». Талант и профессионализм отошли на второй план. Теперь для успешной карьеры интеллигенту нужно было быть прежде всего лояльным и блатным. Процитирую снова известное (ссылка):
В советской цензуре были свои выдающиеся личности, одна из них – Леопольд Авербах. Отец его Лейба Авербах владел пароходной компанией на Волге. А правой рукой (директором-распорядителем) у него был Марк Тимофеевич Елизаров, никто иной как будущий зять Владимира Ульянова (Ленина). Дядей Авербаху приходился первый президент советской России Яков Свердлов. Женат Авербах был тоже удачно, на дочери управделами Совета Народных Комиссаров и видного соратника Ленина Владимира Бонч-Бруевича. А сестра Авербаха Ида замужем была аж за самим Генрихом Ягодой. Некоторое время этот брак тоже служил на пользу Липе, как ласково называли Леопольда в этой запутанной семье. Любовница у Авербаха, и та была завидная — Ольга Берггольц, прославившаяся потом своими стихами. Она была сестрой малоизвестного теперь литератора, а тогда грозного сподвижника Авербаха в его иезуитских делах Юрия Либединского. Этот Либединский известен ещё и тем, что первым назвал Авербаха «неистовым ревнителем пролетарской чистоты». Это отпрыска-то богатейшей в прежней России фамилии. При этом покровителем Авербаха был сам Максим Горький, за невесткой которого красавицей «Тимошей» очень успешно приударял шурин Авербаха Ягода.
Секретарь Политбюро ВКП(б) в 1920-х годах Б.Г. Бажанов в своих воспоминаниях напишет о нём: «Очень бойкий и нахальный этот юноша, открыл в себе призвание руководить русской литературой и одно время через группу “напостовцев” осуществлял твёрдый чекистский контроль в литературных кругах».
Язвительный Олеша заклеймил Авербаха кличкой «литературного фельдфебеля», а Александр Архангельский — лучший пародист в истории русской литературы, выразился ещё былиннее: «Одним Авербахом семерых побивахом».
К 1930-ому году все литературные группировки и объединения были разгромлены, и созданный Авербахом РАПП стал обращаться к писателям только слогом директивы…
Вот, собственно, и ответ. Творческая интеллигенции в классическом смысле этого слова в СССР была уничтожена. Её место заняла дружная тусовка повязанных друг с другом блатных, легальная коррупционная структура. И если советский интеллигент не хотел принимать правила игры, то он или становился изгоем, как Бродский, или, чаще, оставался никому неизвестен, безнадёжно писал в стол. То же самое относилось к певцам, артистам, режиссёрам и так далее. Прежде всего нужен был блат. Всё остальное начинало играть только в том случае, если интеллигент доказывал тусовке, что он «свой». Напомню, частных издательств в СССР не было, если не считать таковыми криминальный самиздат.
Наконец, последним советским ударом по интеллигенции стали закрытые границы и выездные визы. Блатные бездарности получили возможность выдавать продукт весьма посредственного качества, им не нужно было конкурировать ни с кем. Внутри страны все были «своими». За пределами страны был другой мир, который так просто внутрь СССР проникнуть не мог. Как итог, уровень советской творческой интеллигенции был значительно ниже царского — вот хотя бы если посмотреть по числу писателей первой величины. С музыкой и фильмами ситуация была ещё хуже. Разумеется, русский народ очень талантлив, так что даже в ядовитом советском болоте расцветали одиночные цветы. Однако в среднем погоду делал не талант, а банальный блат. Я так много пишу про талант, так как он связан с уважением к своей стране напрямую. Когда ты хороший писатель, когда ты пользуешься заслуженной любовью публики, ты можешь быть патриотом, а можешь и не быть — так как, повторюсь, в государстве рабочих и крестьян интеллигенцию держали за второй сорт. Но когда ты бездарный мажор, которого друзья и родственники пристроили на незаслуженно тёплое место в театральную труппу, в редакцию или в Министерство культуры, всё гораздо хуже. Тебе приходится проявлять полную лояльность своей тусовке, так как без неё ты — никто.
В таких тяжёлых условиях искренний патриотизм войти в моду никак не мог. При этом творческая интеллигенция прямо равнялась на США:
— средний профессиональный уровень советской творческой интеллигенции был ощутимо ниже, чем на Западе;
— Запад жил неизмеримо богаче;
— поездки за рубеж были в СССР одним из главных показателей статуса.
Ещё раз: да, были светлые пятна и в СССР, и даже много светлых пятен. Отличные книги, отличные песни, отличные фильмы. Отличный балет, в конце концов. Советская культура была вполне на мировом уровне, хоть и далеко не на первых местах, на которых могла бы быть, если бы мы не придушили сами себя в 1917 году. Однако меритократия в советские времена уступила место непотизму или, проще говоря, блату. Если американские рок-звёзды были талантливыми бунтарями «с улицы», и становились приспособленцами уже во взрослом возрасте, то советские рок-звёзды были в массе своей или мальчиками-мажорами из влиятельных семей, или просто послушными мальчиками, умеющими дружить с нужными людьми.
Подведу промежуточный итог. Гнилая буржуазная интеллигенция, «тяжёлое наследие царского режима», была ещё сильнее испорчена коммунистами, а потом выплеснулась в виде клубка блатных гадюк в перевёрнутый мир 1990-х, в котором предателей отечества считали уважаемыми людьми. Пожалуй, лихие девяностые стали для интеллигенции самым дном. В то десятилетие переходного хаоса Россия находилась под контролем американцев, так что наша творческая интеллигенция слилась в экстазе с диссидентами, которые ненавидели Россию по инерции старых обид, и с постсоветскими русофобами из стран-лимитрофов, которых США уже тогда вовсю готовили к прокси-войне с Россией.
Творческому человеку в 1990-х, будь то писатель, журналист или музыкант, приходилось туго. Куда бы он ни пошёл — в издательство, на радиостанцию, на день рождения коллеги — он везде оказывался в тусовке единомышленников, которую объединяло убеждение, что Россия — грязная и отсталая дрянь, а Запад — великая цивилизация.
В советские времена, по крайней мере, фиги держали в карманах. Был официальный уровень, на котором надо было славословить СССР, писать книжки про «мальчика из Симбирска» и стоять под звуки гимна с торжественным лицом. После 1992 интеллигенцию лишили даже патриотического официоза. Русофобия стала для творческой интеллигенции обязательной, как греческая любовь для самураев эпохи Эдо.
К середине 2000-х годов дела начали постепенно выправляться. Олигархов равноудалили, американских советников и их русскоязычных прихвостней по большей части отправили на почётную пенсию. Блатная творческая тусовка потеряла монополию на власть, так что многие самородки начали делать карьеру самостоятельно, отказываясь от покровительства заслуженных сволочей. А в 2012, после провала оранжевой революции, произошёл первый фазовый переход: от нашей творческой интеллигенции откололась существенная группа патриотов.
Слово «патриоты» до сих пор немного неловко звучит — как будто речи идёт о чём-то натужном, даже постыдном. И неудивительно: интеллигенция высмеивает благородный русский патриотизм ещё с царских времён. Процитирую Льва Тихомирова, который в молодости был революционером, а повзрослев, стал монархистом (ссылка):
Всякий сколько-нибудь наблюдавший европейские страны знает очень хорошо, что наши либеральные ходячие понятия о свободе по своей преувеличенности именно подходят к понятиям европейских анархистов, а не либералов.
Космополитизм нашего образованного класса должен был выродиться в нечто еще худшее. Анархист французский или немецкий ненавидит вообще современное общество, а не специально свое — немецкое или французское. Наш космополит, в сущности, даже не космополит, для его сердца не все страны одинаковы, а все приятнее, нежели отечество. Духовное отечество для него — Франция или Англия, вообще «Европа»; по отношению к ним он не космополит, а самый пристрастный патриот. В России же все так противно его идеалам, что и мысль о ней возбуждает в нем тоскливое чувство. Наш «передовой» образованный человек способен любить только «Россию будущего», где от русского не осталось и следа.
Особенно часто истинно враждебное чувство к Великороссии. Это натурально, потому что, в конце концов, только гением Великороссии создана Россия действительная. Не будь Великороссии, особенно Москвы, все наши окраинные русские области представляли бы ту же картину обезличенной раздробленности, как весь остальной славянский мир. Изо всех славянских племен одна великорусская раса обладает великими государственными инстинктами. Поэтому она возбуждала особенную ненависть в том, кому противно в обществе все историческое, органическое, не случайное, не произвольное, а необходимое. Потому и популярны у нас историки, как Костомаров, потративший столько сил для развенчания всей патриотической святыни Великой России, уничтоживший Сусаниных, в своей истории Смутного времени до того ничего не понявший, что в конце концов объявил эту эпоху скорее принадлежащею к польской истории, нежели к русской.
Пропаганда была до того действенной, что тогда открещивались от самого слова «русский», так как оно вызывало у многих ассоциации исключительно с бритыми молодчиками в тяжёлых ботинках. Но после 2012 ситуация изменилась, выздоровление началось. Возвращение Крыма в 2014 стало следующим важным шагом. И, наконец, переломным оказался 2022 — самые жирные крысы с криком побежали из России на свои тонущие корабли.
Сейчас, в 2023, мы движемся в нужном направлении, однако ситуация остаётся сложной. Блатная тусовка интеллигентов всё ещё является «пятой властью», густой сетью пронизывая всю верхушку нашего общества. Куда бы мы ни ткнули, от приёмной комиссии известного вуза до отдела кадров крупной айти-компании, от педсостава «элитных» школ до комиссии по патриотическому воспитанию, мы повсюду найдём представителей этой тусовки.
Для них тоже многое изменилось за прошедшие 11 лет.
Если раньше всегда можно было выделить «своему» бюджетных денег, всегда можно было продвинуть американскую повесточку, всегда можно было плюнуть при случае Россию, то теперь они ходят, как по минному полю. Дали открытому предателю выступить на концерте? Получите скандал и неприятное разбирательство на ковре у директора. Включили в рекламу срамные американские лозунги? Получите скандал и увольнение с волчьим билетом. Остроумно пошутили на тему мёртвых русских? Лишились старого друга и делового партнёра.
Не слишком-то комфортное положение для тех, кто привык смотреть на окружающих свысока. Теперь всё наоборот: окружающие платят проамериканской интеллигенции тяжёлым презрением, а попытки читать мораль или жаловаться на Россию встречают требованием замолчать. Один раз можно отреагировать на такое смехом — дескать, ох уж этот зомбированный ватник. Но когда брезгливое отвращение появляется на лицах собеседников постоянно, приходится уже задумываться о верности выбранного жизненного пути.
Вместе с тем, повторюсь, ситуация остаётся сложной. К примеру, каждый (!) российский банк из чёртовой дюжины системообразующих открыто работает с ESG-повесткой, которая представляет собой токсичную выжимку из современной идеологии США. Занимаются ей ребята из той же блатной интеллигентской тусовки, так как они недостаточно талантливы, чтобы играть даже в авангардных спектаклях, но достаточно «свои», чтобы затребовать в корпорациях причитающуюся им долю власти. Как решать эту проблему — совершенно непонятно, так как общество пока что и аббревиатуры такой не знает, и уж тем более не понимает, что конкретно с ней не так…

Подведу итог
Спасибо американцам за 2012, 2014 и особенно за 2022: российское общество встало на дорогу к выздоровлению. Однако нам всё ещё предстоит долгий путь. Если Россия получит умеренно патриотичную творческую интеллигенцию хотя бы к 2042, пожалуй, я буду приятно удивлён.