Блокада Ленинграда

Завершился последний мирный день 1941 г. Базовый тральщик Т-216 под командованием старшего лейтенанта Д. Г. Степанова нес дозорную службу севернее острова Хиума. Вблизи наших территориальных вод сигнальщики обнаружили семь неизвестных катеров. Командир, объявив боевую тревогу, пошел на сближение с ними, но те на полной скорости отходили на север, к финским водам.

Светало. Корабль повернул на обратный курс. Д. Г. Степанов решил обследовать район, в котором были обнаружены катера. Ранним утром на базовый тральщик поступила радиограмма Военного Совета КБФ — война! Вскоре с Т-216 заметили мины, о чем командир донес в штаб флота. Получив приказание определить границы минного заграждения, Степанов распорядился поставить змейковый трал. Пройдя полмили, подсекли мину. Она взорвалась, повредив трал. Быстро заменили тралящую часть, но через несколько минут раздался новый взрыв, и опять трал вышел из строя. Пришлось поставить параван-трал. Вскоре в 10—15 м за кормой взорвалась третья мина. На этот раз вышло из строя рулевое управление. Устранив повреждение, экипаж продолжил боевую работу. /1/

Так началась на Балтике минная война, продолжавшаяся после победных салютов мая 1945 г. еще два десятилетия.

Это была сложная, полная трагических потерь борьба, опыт которой до сих пор полностью не проанализирован и не обобщен.

Характерными для первых дней войны были действия группы кораблей при минной постановке КБФ в устье Финского залива 23 июня 1941 г. Кроме отряда заграждения, которым командовал контр-адмирал Д. Д. Вдовиченко, в море вышли силы прикрытия под руководством начальника штаба отряда легких сил капитана 2 ранга И. Г. Святова.

Во время постановки мин отряд прикрытия маневрировал вблизи маяка Тахкуна с поставленными параван-охранителями. Головным в отряде шел эскадренный миноносец "Гневный", а за ним крейсер "Максим Горький" в охранении эсминцев "Гордый" и "Стерегущий".

На скорости 22 уз корабли стали пересекать выставленное накануне немцами заграждение, о котором наше командование не знало. В 3 ч 40 мин в параван-охранителе "Гневного" близко от борта взорвалась мина. Силой взрыва носовая часть корабля до 44-го шпангоута была оторвана. Вода хлынула в пробоину в переборке 44-го шпангоута и залила третью жилую палубу. Через пробоину в борту вода поступала в первое котельное отделение. Эсминец остался без освещения и хода. Погибли 20 и ранены 23 моряка.

Экипаж начал борьбу за непотопляемость корабля. После заводки пластырей поступление воды прекратилось. Никто не паниковал. Вскоре "Гневный" принял устойчивое положение с небольшим креном на левый борт. На корабле попытались поднять пар в третьем котле. Но в это время сигнальщики обнаружили перископ подводной лодки, и на "Стерегущем" наблюдали прошедшую вдоль левого борта торпеду.

В этой обстановке командиру "Гордого" было приказано снять личный состав с "Гневного", потопить его и следовать в Таллинн. Он это сделал артиллерийским огнем, добившись детонации боезапаса. Но истерзанный корабль оказался исключительно живучим и, по сведениям шведской печати, а позже, после войны, германской стороны, его потопила через двое суток авиация.

Тяжелые испытания выпали на долю экипажа крейсера "Максим Горький". В 4 ч 22 мин на подходе к острову Даго он подорвался. Носовая часть корабля по 46-й шпангоут оторвалась и затонула. Ход уменьшился до самого малого. Не успел рассеяться громадный столб воды, поднявшийся выше фок-мачты, как на крейсере начали борьбу за живучесть и укрепили бронированную переборку 46-го шпангоута, не нарушенную взрывом. Уже через четверть часа "Максим Горький" мог увеличить скорость до 13 уз, а вскоре и до 16.

Командир крейсера капитан 1 ранга А. Н. Петров решил идти не в Таллинн, а к ближайшей прибрежной полосе на расстоянии 15 миль. В 8 ч 30 мин 23 июля "Максим Горький" стал у отмели острова Вормси.

По приказанию командующего флотом для оказания помощи крейсеру был сформирован отряд кораблей в составе эскадренных миноносцев "Стерегущий", "Артем" и "Володарский", спасательного судна "Нептун", базовых тральщиков Т-208, Т-212, Т-213, Т-215 и "малых охотников" под общим командованием командира ОВРа главной базы капитана 2 ранга А. А. Милешкина.

Подготовка к проводке поврежденного крейсера не проводилась. Документы на переход находились на Т-208, на котором шли А. А. Милешкин и командир дивизиона БТЩ капитан-лейтенант И. С. Свиридов. Оттуда поступил сигнал: "Строй тральщиков на переходе — уступ вправо, углубление змейкового трала 30 футов"./2/ Других сведений и инструктажа командиры БТЩ не получили.

В 9 ч 57 мин 24 июня отряд снялся с якоря и начал движение. Через час, пройдя пролив Хари-Курк, тральщики построились в походный ордер, поставив змейковый трал. При подходе к банке Лейне головной корабль Т-208 ("Шкив") подорвался и, продержавшись на плаву 40 мин, затонул. На . нем погибли командование переходом и документация. Т-208 не размагничивался и не имел противоминной обмотки. Судя по характеру взрыва и пробоины, он погиб именно на магнитной мине.

Остальные базовые тральщики развернулись в разные стороны, застопорили ход, спустили шлюпки и, оставив без противоминного охранения поврежденный крейсер, спасали людей. После гибели Т-208 по сигналу с "Максима Горького" отряд повернул на обратный курс. /3/

В 14 ч 20 мин весь отряд прибыл к месту якорной стоянки. Командиры БТЩ были вызваны на крейсер на совещание. Капитан 1 ранга А. Н. Петров определил новый ордер и выбрал другой путь — ближе к побережью. Для обеспечения перехода он вызвал истребительную авиацию и торпедные катера.

На переходе, в районе банки Нордвэйн, Т-212 и Т-213 разбили о грунт параван-охранители, поставленные с углублением 9 м, без учета малых глубин по маршруту плавания. Отряд вел Т-218. В дальнейшем "Максим Горький" благополучно прибыл в Таллинн, а позже и в Ленинград, где стал в ремонт на Балтийский судостроительный завод имени С. Орджоникидзе.

С первых же дней войны определилось, что главная угроза корабельному составу КБФ — минная опасность, о чем вице-адмирал В. Ф. Трибуц доносил в Москву наркому ВМФ адмиралу Н. Г. Кузнецову. Все тральщики включились в борьбу с минным оружием. Но из-за их ограниченного количества, а также частого отвлечения для решения других боевых задач они не могли обеспечить противоминную оборону сил флота.

Своеобразной увертюрой Таллиннского прорыва стало конвоирование нескольких судов 24 — 25 августа 1941 г. Из столицы Эстонии вышел караван в составе транспортов "Андрей Жданов", "Эстеранда", "Аэгна", танкера № 11, гидрографического судна "Гидрограф", ледокола "Октябрь" и поврежденного эсминца "Энгельс". Для их проводки за тралами выделялись тральщики "Ударник", "Менжинский", "Фурманов", № 45, № 46, № 48.

В большинстве предыдущих переходов пользовались надежным, но громоздким буксирующим тралом Шульца, на замену которого при повреждении уходило до полутора часов. На этот переход в светлое время суток применили более простой — змейковый, а в темноте — трал Шульца. Конвой растянулся на 4 мили, а это означало реальную угрозу при атаках с воздуха. На тральщиках зенитных орудий не было, а два "малых охотника" с их слабой артиллерией лишь символически могли организовать ПВО. Не много шансов в борьбе с германской ударной авиацией оставалось у "Энгельса".

В 14 ч конвой атаковали первые три "юнкерса", повредившие двумя бомбами транспорт "Эстеранда", на котором находились эвакуированные эстонцы. Другие суда начали спасать бросавшихся в воду людей. Позже поврежденный транспорт ушел к острову Кери, где сел на прибрежную мель.

Через час после первого налета конвой вошел на Юминдское минное поле. Тральщики начали подсекать мины. С мыса Юминда вражеская батарея открыла огонь, один снаряд взорвался у борта танкера № 11. В воздухе появились самолеты. От бомб, снарядов и пуль вода кипела, словно в огромном котле. "Малые охотники" попытались поставить дымовую завесу с юга и сбить прицельность артиллерийского огня немцев. Но южный ветер нес клубы дыма перпендикулярно курсу конвоя, и это затрудняло больше движение наших судов за тралами, чем огонь противника.

Гудками, семафорами, условными сигналами с тральщиков предупреждали суда о подсеченных минах. Те непрерывно маневрировали, уклоняясь от столкновения с ними. На одном из поворотов подорвался эсминец и сразу же лишился хода. Корабль сносило на плавающие мины, и командир приказал отдать якорь. Подошедший ледокол "Октябрь" подал буксир, но тут эскадренный миноносец вторично подорвался, а в артпогребе сдетонировали боеприпасы. Ледокол подняло носом кверху почти вертикально, и он быстро скрылся под водой. До последнего момента на судне прощально гудела включившаяся при опрокидывании сирена.

Попала бомба в ходовой мостик танкера № 11, почти сразу же под днищем взорвалась мина. Большинство людей удалось спасти, а судно затонуло. /4/

После тяжелых оборонительных боев в Прибалтике войска Северо-Западного фронта к 10 июля 1941 г. отошли на рубеж Пярну — Тарту и готовились к обороне эстонского участка фронта. 7 августа 1941 г. немецкая армия вышла на южное побережье Финского залива восточнее Таллинна между мысом Юминда и Кундой. Главная база, флота оказалась блокированной с суши.

Общее руководство обороной Таллинна с 14 августа Ставка возложила на Военный Совет КБФ, с подчинением ему 10-го стрелкового корпуса генерал-майора Н. Ф. Николаева.

В двадцатых числах августа положение Таллинна и оборонявших его войск стало тяжелым, и на повестку дня встал вопрос об эвакуации Главной базы. Немецко-фашистское командование пыталось воспрепятствовать прорыву КБФ в восточные базы, осуществив минные постановки у мыса Юминда и острова Вайндло. Командующий ВМС Финляндии в приказе от 9 августа 1941 г. указывал, что финляндский флот совместно с немецкими ВМС должен перекрыть Финский залив, блокировать находившийся в Таллинне флот, лишив его сообщений с Кронштадтом. /5/

К минным постановкам германские и финские силы приступили в широких масштабах с 11 июля и продолжали их до конца августа 1941 г., создав в Финском заливе глубоко эшелонированную минную преграду. Только на участке между островами Кери и Мохни они поставили до 3200 мин и минных защитников. Это крупное заграждение прикрывалось с мыса Юминда огнем 170-мм артиллерийской батареи.

Советское командование понимало, что прорыв в Кронштадт будет сопряжен с большими трудностями. Кроме мин и авиации представляли серьезную угрозу также катера противника с севера и береговая артиллерия с юга. Штаб флота из трех вариантов прорыва выбрал, как оказалось позже, самый неблагоприятный: центральный фарватер. Считалось, что центральный фарватер небезопасен в минном отношении, но дает больше гарантий от нападения кораблей противника из финских шхер и от артиллерийского огня фашистских батарей с южного берега залива, особенно с мыса Юминда. Принимая такое решение, командование флотом несколько недооценивало минную опасность, преувеличив при этом возможности финских катеров и немецких батарей. И те и другие могли быть без затруднения подавлены огнем наших крупных боевых кораблей. Но перед минами и авиацией наш флот, как и другие флоты мира, оказывался беззащитным.

Почему же все-таки был выбран центральный фарватер?

На этот счет существует несколько версий. Известные специалисты по военно-морскому искусству профессора В. И. Ачкасов и Н. Б. Павлович считали: "Командование КБФ знало, что противник заградил минами район между островами Кери и Вайндло, но мало что сделало для определения границ минного поля и уничтожения его. К тому же, оно переоценило опасность, грозящую флоту на переходе со стороны вражеских надводных и подводных сил...

Если бы границы минного заграждения были определены, то выяснилось бы, что, проложив маршрут перехода на опасном участке всего на 7 — 10 миль севернее, можно было резко уменьшить потери от подрыва на минах, а угроза торпедных катеров, подводных лодок и береговых батарей от этого значительно не возросла." /6/

Что ответил на это бывший командующий флотом доктор исторических наук адмирал В. Ф. Трибуц: "...Командование флотом совершенно не располагало данными о намерениях противника. Но нам было точно известно, что в финских шхерах находятся вражеские подводные лодки, а также легкие надводные силы — торпедные катера и сторожевые корабли. И мы допускали мысль о том, что они попытаются атаковать наши транспорты и боевые корабли... Перенеся генеральный курс на 7 — 10 миль к северу, мы должны были бы идти по краю финских шхер..." /7/

Аргументы не очень убедительны.

Почему же руководство КБФ отказалось от испытанного многими переходами южного фарватера? Ведь не преднамеренно же был выбран худший вариант из трех имевшихся?

Позиция адмирала В. Ф. Трибуца:

"...Скорее можно говорить, как о более выгодном варианте, о прорыве по так называемому южному фарватеру, который проходил между берегом и южной кромкой поставленного врагом минного заграждения. В июле — августе здесь было интенсивное движение, и мы вначале считали наиболее вероятным маршрутом нашего прорыва именно этот путь, хотя в навигационном отношении он весьма сложен. За него говорило прежде всего то обстоятельство, что до середины августа по нему прошло свыше 220 транспортов в обоих направлениях, и лишь один из них был потоплен. Однако этот вариант, к сожалению, отпал после выхода вражеских войск на побережье залива у Кунды. 12 августа Военный Совет Северо-Западного направления приказал этот фарватер закрыть, а взамен изыскать и оборудовать новый, вне досягаемости береговой артиллерии противника.

Может быть, мы виноваты в том, что не убедили главнокомандующего войсками в нецелесообразности закрытия южного фарватера. Но тут необходимо учитывать два обстоятельства. Во-первых, мы не знали, из чего исходит главком, издавая свой приказ. Не подтащил ли противник к Кунде береговую артиллерию настолько сильную, что она не пропустила бы ни одного нашего судна? Мы могли думать все что угодно; штаб же направления располагал более достоверными сведениями. Во-вторых, у военных людей, да еще в военное время, не особенно-то принято доказывать вышестоящему военному органу, прав он или не прав, приказ есть приказ, его нужно выполнять. К этому можно добавить, что и обстановка была не та, когда можно опротестовывать решения...

Таким образом, оставался единственный путь — главный фарватер по центру залива". /8/

Самое трагическое в этой логике рассуждений, что противник ее предугадал и выставил наиболее мощные заграждения именно на пути предстоявшего прорыва. Видимо, командование флотом не только не ввело врага в заблуждение, но и не пыталось это сделать.

Вновь, как накануне и в первые дни войны, не сработала флотская разведка. Она не обеспечила командующего необходимыми сведениями и лишила его возможности принять оптимальное решение в той тяжелейшей обстановке.

Через десятки лет практически невозможно воссоздать полную картину конкретных обстоятельств, а также мнений ответственных лиц, повлиявших на окончательное принятие решения вице-адмиралом В. Ф. Трибуцем.

Исключительную угрозу представляла собой немецкая авиация, но от выбора маршрута перехода флота она не уменьшалась.

При прорыве в Кронштадт до 27 августа оставалась надежда, что наши истребители, базировавшиеся в Липово (самый западный аэродром флота на территории Ленинградской области, северная часть Кургальского полуострова), сумеют защитить с воздуха корабли в центральной части залива от Таллинна до Гогланда и дальше до Кронштадта.

После войны адмирал В. Ф. Трибуц вспоминал:

"Командующий флотской авиацией генерал М. И. Самохин получил от меня строгий приказ сосредоточить на этом аэродроме максимум истребителей. Случилось, однако, так, что под давлением фашистских войск наши части вынуждены были отступить на правый берег реки Луги, оставив Кургальский п-ов неприкрытым; истребители пришлось срочно перебазировать с Липово на восток в район Петергофа, откуда они уже ничем не могли нам помочь; у них не хватало теперь радиуса действия. Форсировать созданную противником минно-артиллерийскую позицию по всей глубине пришлось без истребительного прикрытия". /9/

В своем боевом приказе на переход командующий КБФ оценивал минную опасность как главную. И выбрал наиболее... миноопасный маршрут. Ставка делалась на 53 тралящих корабля, находившиеся в Таллинне. Но беда в том, что около половины из них — двадцать три — катера-тральщики, десять — базовые тральщики и двадцать — тихоходные. На восемнадцати катерах-тральщиках не было тралов. Они вышли из строя еще в ходе предыдущих тралений, на остальных же было по одному-двум комплектам, и их явно не хватало. В это же время на складах Главной базы подрывные команды уничтожали тралы и тральные вехи, которые были перевезены из Кронштадта в Таллинн буквально накануне войны. Видимо, напряжение последних дней борьбы за столицу Эстонии, сумятица, нечеткое знание обстановки не позволили флагманскому минеру КБФ, минно-торпедному отделу штаба флота использовать имевшиеся потенциальные возможности. Катера-тральщики не могли даже уничтожать плавающие мины — не было малокалиберных пушек.

Основная трудность организации противоминного обеспечения заключалась в том, что предстояло провести за тралами 127 кораблей и судов, для чего согласно "Наставлению по боевой деятельности тралящих кораблей" (НТЩ-41) требовалось не менее сотни тральщиков. /10/

Этого требовали не только руководящие документы, но и обстановка. Учитывая длину кильватерных колонн каждой из групп боевых кораблей и четырех конвоев, а также возможную величину сноса, для надежного прикрытия двумя рядами тралов нужно было по крайней мере вдвое больше тральщиков. Наконец, минная опасность на переходе усложнялась слабой сплаванностью боевых кораблей с тральщиками, самих тральщиков между собой, а также отсутствием навыков совместного плавания у капитанов транспортов и вспомогательных судов.

Военный Совет КБФ в "Мероприятиях по организации коммуникаций Таллинн — Кронштадт с 10 августа 1941 г." не предусмотрел тральную разведку фарватеров. Ее запретил проводить лично вице-адмирал В. Ф. Трибуц, чтобы не демаскировать предстоящие пути прорыва. Не исключено, что траление на пути перехода штабом планировалось на последнюю ночь перед выходом, чтобы соблюсти скрытность действий и не дать возможности противнику обновить минные поля. Документальных следов таких планов или решений не сохранилось. Но штормовая погода (ветер до 7 баллов) вечером 27 августа не позволила произвести траление по маршруту перехода. Флот был поставлен перед неизбежностью форсировать минные поля высокой плотности при активном противодействии вражеских сил.

Несмотря на наличие в руководящих документах указаний об обязательном обве-ховании кромок тральной полосы при форсировании заграждений, этот простой тактический прием, позволявший проводимым кораблям удерживаться в тральной полосе, в плане перехода не предусматривался, хотя запасы вех имелись на острове Аэгна. Для обвехования очищенных от мин фарватеров могли быть использованы катера-тральщики, шедшие без тралов. После этого конвои могли ночью форсировать по тральной полосе Юминдское минное поле и к утру выйти к острову Гогланд, т. е. войти в зону деятельности нашей истребительной авиации. Это значительно уменьшило бы потери от ударов с воздуха.

Радиограммой от 26 августа главком Северо-Западного направления Маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов отдал приказ о подготовке к эвакуации слишком поздно. Решения об эвакуации гарнизона и оставлении Таллинна пришлось принимать спешно, и проходила она уже под огнем немцев.

Вице-адмирал В. Ф. Трибуц возглавил флот во время прорыва и поднял свой флаг на крейсере "Киров".

В 14 ч 50 мин 28 августа корабли и суда КБФ начали движение при сильном северозападном ветре. Базовые тральщики разбили на две группы по пять кораблей для проводки отряда главных сил и отряда прикрытия. Первая группа в составе тральщиков Т-204, Т-205, Т-206, Т-207 и Т-217 под флагом командира бригады траления капитана 2 ранга Н. А. Мамонтова двинулась в путь около 16 ч после выхода всех четырех конвоев. Развив большую скорость, БТЩ с отрядом главных сил вскоре обогнали конвои.

Тральщики шли свернутым строем уступа с параван-тралом, обеспечивая надежное прикрытие проводимых кораблей в полосе около 3 кб. Курс проходил по оси основного фарватера и вначале совпадал с протраленной полосой конвоя № 1. Мины на нем почти не встречались. Но при обгоне этого конвоя пришлось уклониться южнее, и мины стали попадаться чаще. Идущие в охранении "Кирова" эсминцы шли за пределами протраленной полосы.

Около 20 ч минные защитники перебили тралы у Т-205 и Т-217. Захваченная Т-204 мина взорвалась вблизи Т-205, и его рулевое управление вышло из строя. По приказанию командира дивизиона капитана 3 ранга П. Т. Резванцева тральщики начали замену тралов. Но не успели это сделать два тральщика, как перебило трал у "Фугаса". А очищенная от мин полоса сокращалась, вот она уже занимала 1,5 кб (примерно 270 м), боевые корабли начали захватывать мины параван-охранителями.

При проводке главных сил тралящие корабли уничтожили девятнадцать мин и пять минных защитников. С наступлением темного времени, когда миновали основное заграждение, флагманский корабль встал на якорь. Первая группа БТЩ заняла место в его круговом охранении. /11/

Корабли и суда из состава других отрядов почти беспрерывно лавировали среди подсеченных мин, что затруднялось узостью протраленной полосы. Тральщики от взрывов мин теряли тралы и подрывались сами. Погибли тихоходные "Краб" и "Барометр". Плавающие мины расстреливать не успевали, а сетевых тралов для их траления на вооружении не было. /12/

Вторая группа базовых тральщиков — пять вымпелов — под руководством начальника штаба бригады траления капитана 3 ранга В. П. Лихолетова — проводила за тралами отряд прикрытия. Его курс прошел несколько севернее пути главных сил, поэтому были затралены 23 мины и один минный защитник.

Из-за подрыва на минах двух эскадренных миноносцев и лидера "Минск" в 21 ч 55 мин отряд прикрытия приостановил движение. Низкая организация управления конвоем привела к тому, что, не обратив внимания на то, что проводимые корабли подорвались, пять обеспечивающих базовых тральщиков ушли, оставив отряд прикрытия без сил противоминного охранения. Попытки по радио вернуть их не увенчались успехом. Большое количество плавающих мин заставило командира отряда контрадмирала Ю. А. Пантелеева встать на якорь.

В дальнейшем к нему вернулся лишь один БТЩ "Гак" (командир старший лейтенант С. В. Панков). /13/

Общая длина колонны достигла 15 миль. Ширина полосы — всего лишь около 3 кб, протраленной базовыми тральщиками головного отряда, — не обеспечивала безопасности плавания. Снос корабля ветром за ее пределы или рыскание на курсе зачастую приводили к подрыву на минах. Так погиб транспорт "Элла".

Людям неоднократно приходилось заменять тралящие части тралов, поврежденные взрывами захваченных мин. При сильном ветре и волне это требовало от минеров огромного напряжения и, к сожалению, большего времени. Люди отчетливо понимали, что дрейф проводимых кораблей, вызванный повреждением тралов, мог привести к их подрыву на минах, и работали самоотверженно. Но нехватка тральщиков давала о себе знать. В 21 ч 40 мин взорвалась мина в параване лидера "Минск". Оказывавший ему помощь эсминец "Скорый" сам подорвался и затонул. Около 22 ч наскочили на мины и погибли штабной корабль "Вирония", сторожевик "Циклон", спасательное судно "Сатурн" и транспорт "Алев".

Вскоре такая же участь постигла и эскадренные миноносцы "Калинин", "Артем", "Яков Свердлов", подводную лодку С-5. /14/

Угроза подрыва увеличивалась потому, что не все конвои шли одним путем. Так, корабли 2-го конвоя пошли не по оси фарватера, а по его северной кромке, где плотность поля была наиболее высокой. Все чаще подрывались на минах корабли, выходили из строя тралы. На замену трала требовалось до полутора часов. Движение останавливалось, корабли и суда опасно маневрировали, чтобы избежать столкновения. Ветер сносил их с протраленных фарватеров. Один из концевых транспортов "Эверига" несколько уклонился к югу от очищенной полосы и в 22 ч погиб.

Как уже упоминалось, недостатком противоминного обеспечения на переходе следует считать ограниченный запас тралов на противоминных кораблях, которые после их потери не могли выполнять свои прямые функции. Около полуночи 28 августа, оставшись без тралов, тральщики № 43, 44 и 121 не смогли вести суда второго конвоя, которым командовал командир дивизиона канонерских лодок капитан 2 ранга Н. В. Антонов.

Из катеров-тральщиков 11-го и 12-го дивизионов КТЩ, сформированных в июле 1941 г. численностью 20 вымпелов и вооруженных катерными и облегченными тралами Шульца, по прямому назначению использовались лишь два катера. Привлечение их для проводки транспортов и кораблей наверняка уменьшило бы их потери на минах.

Все это привело к тяжелым потерям в КБФ при переходе Таллинн — Кронштадт. Из 180 кораблей и судов погибли 53, от мин затонуло 63 % боевых кораблей общего количества погибших. /15/.

Источники :

1. Ладинский Ю. В. На фарватерах Балтики М.: Воениздат, 1973. С. 10
2. Фут — 0,3048 м.
3. ЦВМА, ф. 348, оп. 14, д. 1, л. 21
4. Мудрак Ф. Б. На тральных галсах. М.: Воениздат, 1980. С. 11
5. ЦВМА, ф. 260, д. 13 764, л. 74
6. Ачкасов В. И., Павлович Н. Б. Советское военно-морское искусство в Великой Отечественной войне.— М.: Воениздат, 1973. С. 75
7. Трибуц В. Ф. Балтийцы вступают в бой. Калининград, 1972. С. 143—144
8. Трибуц В. Ф. Балтийцы сражаются.— М.: Воениздат, 1985. С. 75
9. Там же, с. 76
10. ЦВМА, ф. 2, оп. 1, д. 517, л. 199, 200
11. Краснознаменный Балтийский флот в Великой Отечественной войне.— М.: Наука, 1981. С. 191
12. ЦВМА, ф. 9, д. 548, л. 39
13. ЦВМА, ф. 161, оп. 6, д. 17, л. 36
14. ЦВМА, ф. 72, оп. 1, д. 519, л. 40, 41
15. ЦВМА, ф. 2, оп. 1, д. 517, л. 199, 200." - https://flot.com/history/patriotwar/mine_war_1941.htm

Решение потребовало от Кушнерева немало мужества. Советское правительство, стремясь оттянуть начало войны, строго выполняло договор с Германией о ненападении. Действовал строжайший приказ: «не поддаваться на провокации». С мая на Балтике было много случаев, когда немецкая авиация нарушала советское воздушное пространство. Предписывалось самолеты-нарушители сажать на аэродромы с помощью истребителей. Иногда это удавалось. Немецкие пилоты обычно заявляли, что «заблудились из-за плохой погоды». И хотя всем было ясно, что они ведут разведку, задержанных летчиков на их же самолетах отпускали.

Но 22 июня у Кушнерева не было времени поднимать на перехват истребители. Они все равно не успели бы остановить противника. К тому же враг был пойман с поличным: он сбрасывал мины.

Зенитчики Кушнерева не промахнулись: два фашистских самолета упали в море. Один подбитый бомбардировщик совершил вынужденную посадку на нашей территории. Плененный командир экипажа не мог придумать ничего более оригинального, чем заявить, что вылетел на прогулку, но заблудился и был неправомерно подбит над Кронштадтом.

Тем временем начались запросы по телефонам.

- Доложите воздушную обстановку над Кронштадтом, - требовал командующий Северной зоной ПВО генерал-майор Ф. Я. Крюков.- Что за стрельба над Кронштадтом? - кричал в трубку дежурный ПВО из Ленинграда.

На командный пункт прибыл полковой комиссар Л. Л. Маргулис, он немедленно отстранил Кушнерева от дежурства. «Мы разберемся, что вы натворили и по каким самолетам открыли огонь», - заявил он. Офицеру грозил трибунал.

Но в полдень последовало официальное сообщение правительства о начале войны…

Несмотря на то что атака немецкой авиации была отбита, бомбардировщикам удалось сбросить шестнадцать мин. Через несколько минут в районе Петергофа на мине подорвалось советское судно «Рухно», которое по иронии судьбы шло с грузом в Германию.

В первые дни войны немцы сделали еще несколько попыток произвести налеты на Кронштадт - 23 и 24 июня, но фактор неожиданности был утерян, и зенитная артиллерия успешно отбивала противника. За три первых дня войны удалось сбить четыре вражеских самолета. После 24 июня немцы, поняв, что у них недостаточно сил, на время оставили попытки налетов на Кронштадт. Вплоть до начала блокады. Город-крепость и Ленинград получили время на подготовку обороны."(с) - https://www.spb.kp.ru/daily/26692.4/3719161/

Она включала в себя две линии - против надводных кораблей (два с половиной ряда мин и два ряда минных защитников) и противолодочную (один ряд мин в два яруса). Создание позиции заняло довольно много времени - 9 дней (главным образом из-за белых ночей, существенно затруднявших скрытность постановок). Объем заграждений - 3059 мин и 498 минных защитников - хотя и оказался меньше первоначально запланированного, тем не менее обеспечил надежную защиту Финского залива.

В соответствии с советской военной доктриной 30-х годов носителями минного оружия должны были быть самые разнообразные средства, включая авиацию и подводные лодки. Широко привлекались и надводные корабли почти всех классов. Поэтому рельсами и минными скатами оснащались не только крейсера и эсминцы, но и малые сторожевые корабли и даже базовые тральщики. Специальным же минзагам отводилась лишь вспомогательная роль.
Следует отметить, что эти соображения подтвердились лишь частично. За годы войны авиация выставила всего 2,4 тыс. мин, подводные лодки (типов Л и К ) -1,7 тыс. Это не так уж много, если учесть, что только за 1941 год нашими моряками было поставлено 31 826 мин, не считая минных защитников. И не менее половины всей работы выполнили минзаги.
Флот заградителей, доставшийся Советской России от старого режима, просуществовал недолго. Одни корабли были сданы на слом, другие переоборудованы в учебные, гидрографические и прочие вспомогательные суда..."(с) - https://commi.narod.ru/bmc/mk1th/th11.htm