Мошенничество на доверии

Джефф Питерс нуждается в напоминаниях. Всякий раз, когда попросишь его
рассказать какое-нибудь приключение, он уверяет, что жизнь его так же бедна
событиями, как самый длинный из романов Троллопа (1). Но если незаметно
заманить его, он попадается. Поэтому я всегда бросаю несколько самых
разнообразных наживок, прежде чем удостоверюсь, что он клюнул.
- По моим наблюдениям, - сказал я однажды, - среди фермеров Запада, при
всей их зажиточности, снова заметно движение в пользу старых популистских
(2) кумиров.
- Уж такой сезон, - сказал Джефф, - всюду заметно движение. Фермеры
куда-то порываются, сельдь идет несметными косяками, из деревьев сочится
смола, и на реке Конемо начался ледоход. Я немного разбираюсь в фермерах.
Однажды я вообразил, что нашел фермера, который хоть немного отклонился от
проторенной колеи своих собратьев. Но Энди Таккер доказал мне, что я
ошибаюсь. "Фермером родился - простофилей умрешь", - сказал Энди. "Фермер -
это человек, пробившийся в люди наперекор всем политическим баламутам,
баллотировкам и балету, - сказал Энди, - и я не знаю, кого бы мы стали
надувать, если б его не было на свете",
Как-то просыпаемся мы с Энди утром, а у нас всего капитала шестьдесят
восемь центов. Было это в желтой сосновой гостинице, в Южной Индиане. Как мы
накануне соскочили с поезда, я не могу вам сказать; об этом даже страшно
подумать, потому что поезд шел мимо деревни так быстро, что из окна вагона
нам казалось, будто мы видим салун, а когда мы соскочили, мы увидели, что
это были две разные вещи, отстоявшие одна от другой на два квартала:
аптекарский магазин и цистерна с водою.
Почему мы соскочили с поезда при первом же удобном случае? Тут были
замешаны часики из фальшивого золота и партия брильянтов из Аляски, которые
нам не удалось спустить по ту сторону кентуккийской границы.
Когда я проснулся, я услышал, что кричат петухи; пахло чем-то вроде
азотно-соляной кислоты; что-то тяжелое хлопнулось об пол в нижнем этаже;
какой-то мужчина ругнулся.
- Энди, - говорю я, - смотри веселее! Мы ведь попали в деревню. Там
внизу кто-то швырнул для пробы фальшивым слитком чистого золота. Пойдем и
получим с фермера то, что нам причитается. Обмишулим его, а потом до
свидания.
Фермеры всегда были для меня чем-то вроде запасного фонда. Всякий раз,
бывало, чуть дела у меня пошатнутся, я иду на перекресток, зацепляю фермера
крючком за подтяжку, выкладываю ему механическим голосом программу моей
плутни, бегло проглядываю его имущество, отдаю назад ключ, оселок и бумаги,
имеющие цену для него одного, и спокойно удаляюсь прочь, не задавая никаких
вопросов. Конечно, фермеры были для нас слишком мелкая дичь, обычно мы с
Энди занимались делами поважнее, но иногда, в редких случаях, и фермеры
бывали нам полезны, как порой для воротил с Уолл-Стрита бывает полезен даже
министр финансов.
Спустившись вниз, мы увидали, что находимся в замечательной
земледельческой местности. За две мили на горке стоял среди купы деревьев
большой белый дом, а кругом была сельскохозяйственная смесь из амбаров,
пастбищ, полянок и флигелей.
- Чей это дом? - спросили мы у нашего хозяина.
- Это, - говорит он, - обиталище, а также лесные, земельные и садовые
угодья фермера Эзры Планкетта, одного из самых передовых наших граждан.
После завтрака мы с Энди, оставшись при восьми центах капитала,
принялись составлять гороскоп этого земельного магната.
- Я пойду к нему один, - сказал я. - Мы вдвоем против одного фермера -
это было бы слишком много. Это все равно, как если бы Рузвельт пошел на
одного медведя с двумя кулаками (3).
- Ладно, - соглашается Энди - Я тоже предпочитаю действовать
по-джентльменски даже по отношению к такому огороднику. Но на какую приманку
ты думаешь изловить эту Эзру?
- О, все равно, - говорю я. - Здесь годится всякая приманка, первое,
что мне попадется, когда я суну руку в чемодан. Я, пожалуй, захвачу с собой
квитанции в получении подоходного налога; и рецепт для приготовления
клеверного меда из творога и яблочной кожуры; и бланки заказов на носилки
Мак-Горни, которые потом оказываются косилкой Мак-Кормика; и маленький
карманный слиток золота; и жемчужное ожерелье, найденное мною в вагоне, и...
- Довольно, - говорит Энди. - Любая из этих приманок должна
подействовать. Да смотри, Джефф, пусть этот кукурузник не дает тебе грязных
кредиток, а только новые, чистенькие. Это просто позор для Департамента
земледелия, для нашей бюрократии, для нашей пищевой промышленности - какими
гнусными, дрянными бумажками расплачиваются с нами иные фермеры. Мне
случалось получать от них доллары, что твоя культура бактерий, выловленных в
карете скорой помощи.
Хорошо. Иду я на конюшню и нанимаю двуколку, причем платы вперед с меня
не требуют ввиду моей приличной наружности. Подъезжаю к ферме, привязываю
лошадь. Вижу - на ступеньках крыльца сидит какой-то франтоватый субъект в
белоснежном фланелевом костюме, в розовом галстуке, с брильянтовым перстнем
и в кепке для спорта. "Должно быть, дачник", - думаю я про себя.
- Как бы мне увидеть фермера Эзру Планкетта? - спрашиваю я у субъекта.
- Он перед вами, - отвечает субъект. - А что вам надо?
Я ничего не ответил. Я стоял как вкопанный и повторял про себя веселую
песенку о деревенском "человеке с лопатой". Вот тебе и человек с лопатой!
Когда я всмотрелся в этого фермера, маленькие пустячки, которые я захватил с
собой, чтобы выжать из него монету, показались мне такими безнадежными, как
попытка разнести вдребезги Мясной трест при помощи игрушечного ружья.
Он смерил меня глазами и говорит:
- Ну, рассказывайте, чего вы хотите. Я вижу, что левый карман пиджака у
вас чересчур оттопыривается. Там золотой слиток, не правда ли? Давайте-ка
его сюда, мне как раз нужны кирпичи, - а басни о затерянных серебряных
рудниках меня мало интересуют.
Я почувствовал, что я был безмозглый дурак, когда верил в законы
дедукции, но все же вытащил из кармана свой маленький слиток, тщательно
завернутый в платок. Он взвесил его на руке и говорит:
- Один доллар восемьдесят центов. Идет?
- Свинец, из которого сделано это золото, и тот стоит дороже, - сказал
я с достоинством и положил мой слиток обратно в карман.
- Не хотите - не надо, я просто хотел купить его для коллекции, которую
я стал составлять, - говорит фермер. - Не дальше как на прошлой неделе я
купил один хороший экземпляр. Просили за него пять тысяч долларов, а
уступили за два доллара и десять центов.
Тут в доме зазвонил телефон.
- Войдите, красавец, в комнату, - говорит фермер. - Поглядите, как я
живу. Иногда мне скучно в одиночестве. Это, вероятно, звонят из Нью-Йорка.
Вошли мы в комнату. Мебель, как у бродвейского маклера, дубовые
конторки, два телефона, кресла и кушетки, обитые испанским сафьяном,
картины, писанные масляной краской, в позолоченных рамах, а рамы в ширину не
меньше фута, а в уголке - телеграфный аппарат отстукивает новости.
- Алло, алло! - кричит фермер. - Это Риджент-театр? Да, да, с вами
говорит Планкетт из имения "Центральная жимолость". Оставьте мне четыре
кресла в первом ряду - на пятницу, на вечерний спектакль. Мои. Всегдашние.
Да. На пятницу. До свидания.
- Каждые две недели я езжу в Нью-Йорк освежиться, - объясняет мне
фермер, вешая трубку. - Вскакиваю в Индианополисе в восемнадцатичасовой
экспресс, провожу десять часов среди белой ночи на Бродвее и возвращаюсь
домой как раз к тому времени, как куры идут на насест, - через сорок восемь
часов. Да, да, первобытный юный фермер пещерного периода, из тех, что
описывал Хаббард (4), немножко приоделся и обтесался за последнее время, а?
Как вы находите?
- Я как будто замечаю, - говорю я, - некоторое нарушение аграрных
традиций, которые до сих пор внушали мне такое доверие.
- Верно, красавец, - говорит он. - Недалеко то время, когда та примула,
что "желтеет в траве у ручейка", будет казаться нам, деревенщинам, роскошным
изданием "Языка цветов" на веленевой бумаге с фронтисписом.
Но тут опять зазвонил телефон.
- Алло, алло! - говорит фермер. - А-а, это Перкинс, из Миллдэйла? Я уже
сказал вам, что восемьсот долларов за этого жеребца - слишком большая цена.
Что, этот конь при вас? Ладно, покажите его. Отойдите от аппарата. Пустите
его рысью по кругу. Быстрее, еще быстрее... Да, да, я слышу. Но еще
быстрее... Довольно. Подведите его к телефону. Ближе. Придвиньте его морду к
аппарату. Подождите минуту. Нет, мне не нужна эта лошадь. Что? Нет. Я ее и
даром не возьму. Она хромая. Кроме того, она с запалом. Прощайте.
- Ну, красавец, - обращается он ко мне, - теперь вы видите, что
деревенщина постриглась. Вы обломок далекого прошлого. Да что там, самому
Тому Лоусону не пришло бы в голову попытаться застать врасплох современного
агрария. Что у нас сегодня? Суббота, четырнадцатое? Ну, посмотрите, как мы,
деревенские люди, стараемся не отстать от событий.
Подводит он меня к столу, а на столе стоит машинка, а у машинки две
такие штучки, чтобы вставить их в уши и слушать. Вставляю и слушаю. Женский
голос читает названия убийств, несчастных случаев и прочих пертурбаций
политической жизни.
- То, что вы слышите, - объясняет мне фермер, - это сводка сегодняшних
новостей из газет Нью-Йорка, Чикаго, Сент-Луиса и Сан-Франциско. Их сообщают
по телеграфу в наше деревенское Бюро последних известий и подают в горячем
виде подписчикам. Здесь, на этом столе, лучшие газеты и журналы Америки. А
также отрывки из будущих журнальных статей.
Я взял один листок и прочитал: "Корректуры будущих статей. В июле 1909
года журнал "Сентьюри" скажет..." и так далее.
Фермер звонит кому-то, должно быть своему управляющему, и приказывает
ему продать джерсейских баранов - пятнадцать голов - по шестьсот долларов;
засеять пшеницей девятьсот акров земли и доставить на станцию еще двести
бидонов молока для молочного троллейбуса. Потом он предлагает мне первого
сорта сигару фабрики Генри Клея, потом достает из буфета бутылку зеленого
шартреза, потом идет и глядит на ленту своего телеграфа.
- Газовые акции поднялись на два пункта, - говорит он. - Очень хорошо.
- А может быть, вас медь интересует? - спрашиваю я.
- Осади назад! - кричит он и поднимает руку. - А не то я позову собаку.
Я уже сказал вам, чтобы вы не тратили времени зря. Меня не надуете.
Через несколько минут он говорит:
- Знаете что, красавец, не уйти ли вам из этого дома? Я, конечно, очень
рад и все такое, но у меня спешное дело: я должен написать для одного
журнала статью "Химера коммунизма", а потом перед вечером побывать на
собрании "Ассоциации для улучшения беговых дорожек". Ведь вам уже ясно, что
ни в какие ваши снадобья я все равно не поверю.
Что мне оставалось делать, сэр? Вскочил я в свою тележку, лошадь
повернула и привезла меня в наш отель. Я оставил ее у крыльца, сам побежал к
Энди. Он у себя в номере, я рассказываю ему о моем свидании с фермером и
слово в слово повторяю весь разговор. Я до того обалдел, что сижу и дергаю
краешек скатерти, а мыслей у меня никаких.
- Не знаю, что и делать, - говорю я и, чтобы скрыть свой позор, напеваю
печальную и глупую песенку.
Энди шагает по комнате взад и вперед и кусает конец своего левого уса,
а это всегда означает, что он обмозговывает какой-нибудь план.
- Джефф, - говорит он, наконец. - Я тебе верю; все, что ты сказал мне
об этой фильтрованной деревенщине, правда. Но ты меня не убедил. Не может
быть, чтобы в нем не осталось ни одной крупицы первобытной дури, чтобы он
изменил тем задачам, для которых его предназначило само провидение. Скажи,
Джефф, ты никогда не замечал во мне особо сильных религиозных наклонностей?
- Как тебе сказать, - говорю я, чтобы не оскорбить его чувств, - я
встречал также немало богомольных людей, у которых означенные наклонности
изливались наружу в такой микроскопической дозе, что, если потереть их
белоснежным платком, платок останется без единого пятнышка.
- Я всю жизнь занимался углубленным изучением природы, начиная с
сотворения мира, - говорит Энди, - и свято верую, что каждое творение
господне создано с какой-нибудь высшею целью. Фермеры тоже созданы богом не
зря: предназначение фермеров заключается в том, чтобы кормить, одевать и
поить таких джентльменов, как мы. Иначе зачем бы наделил нас господь
мозгами? Я убежден, что манна, которой израильтяне сорок дней питались в
пустыне, - не что иное, как фигуральное обозначение фермеров; так оно
осталось по сей день. А теперь, - говорит Энди, - я проверю свою теорию:
"Раз ты фермер, быть тебе в дураках", несмотря на всю лакировку и другие
орнаменты, которыми лжецивилизация наделила его.
- И тоже останешься с носом, - говорю я. - Этот фермер стряхнул с себя
всякие путы овчарни. Он забаррикадировался высшими достижениями
электричества, образования, литературы и разума.
- Попробую, - говорит Энди. - Существуют законы природы, которых не
может изменить даже Бесплатная Доставка на Дом в Сельских Местностях.
Тут Энди удаляется в чуланчик и выходит оттуда в клетчатом костюме;
бурые клетки и желтые, и такие большие, как ваша ладонь. Блестящий цилиндр и
ярко-красный жилет с синими крапинками. Усы у него были песочного цвета, а
теперь, смотрю, они синие, как будто он окунул их в чернила.
- Великий Барнум (5)! -говорю я. - Что это ты так расфуфырился? Точно
цирковой фокусник, хоть сейчас на арену.
- Ладно, - отвечает Энди. - Тележка еще у крыльца? Жди меня, я скоро
вернусь.
Через два часа Энди входит в комнату и кладет на стол пачку долларов.
- Восемьсот шестьдесят, - говорит он. - Дело было так. Я застал его
дома. Он посмотрел на меня и начал надо мною издеваться. Я не ответил ни
слова, но достал скорлупки от грецких орехов и стал катать по столу
маленький шарик. Потом, посвистев немного, я сказал старинную формулу:
- Ну, джентльмены, подходите поближе и смотрите на этот маленький
шарик. Ведь за это с вас не требуют денег. Вот он здесь, а вот его нету.
Отгадайте, где он теперь. Ловкость рук обманывает глаз.
Говорю, а сам смотрю на фермера. У того даже пот на лбу выступил. Он
идет, закрывает парадную дверь и смотрит, не отрываясь, на шарик. А потом
говорит:
- Ставлю двадцать долларов, что я знаю, под какой скорлупкой спрятана
ваша горошина. Вот под этой...
- Дальше рассказывать нечего, - продолжал Энди. - Он имел при себе
только восемьсот шестьдесят долларов наличными. Когда я уходил, он проводил
меня до ворот. Он крепко пожал мне руку и со слезами на глазах сказал:
- Милый, спасибо тебе; много лет я не испытывал такого блаженства. Твоя
игра в скорлупку напомнила мне те счастливые невозвратные годы, когда я еще
был не аграрием, а просто-напросто фермером. Всего тебе хорошего.
Тут Джефф Питерс умолк, и я понял, что рассказ его окончен.
- Так вы думаете... - начал я.
- Да, - сказал Джефф, - в этом роде. Пускай себе фермеры идут по пути
прогресса и развлекаются высшей политикой. Житье-то на ферме скучное; а в
скорлупку, им приходилось играть и прежде.

-----------------------------------------------------------

1) - Английский романист (1815-1882), написал свыше пятидесяти романов.
2) - Популисты - мелкобуржуазная фермерская партия, созданная в 1891г.
и провозгласившая борьбу за некоторые реформы - передачу государству
железных дорог и телеграфа, введение подоходного налога, ограничение
земельной собственности и др.
3) - Президент США Теодор Рузвельт (1858-1919) похвалялся в печати
своими охотничьими "подвигами".
4) - Американский писатель (1856-1915).
5) - Владелец известного в свое время цирка.

Ричард Матесон
"Кнопка, кнопка" (1970)

Пакет лежал прямо у двери — картонная коробка, на которой от руки были написаны их фамилия и адрес: «Мистеру и миссис Льюис, 217Е, Тридцать седьмая улица, Нью-Йорк, штат Нью-Йорк, 10016».
Внутри оказалась маленькая деревянная коробка с единственной кнопкой, закрытой стеклянным колпачком. Норма попыталась снять колпачок, но он не поддавался. К днищу коробочки липкой лентой был прикреплен сложенный листок бумаги: «Мистер Стюарт зайдет к вам в 20.00».
Норма перечитала записку, отложила ее в сторону и, улыбаясь, пошла на кухню готовить салат.
Звонок в дверь раздался ровно в восемь.

— Я открою! — крикнула Норма из кухни. Артур читал в гостиной.
В коридоре стоял невысокий мужчина.
— Миссис Льюис? — вежливо осведомился он. — Я мистер Стюарт.
— Ах, да... — Норма с трудом подавила улыбку. Теперь она была уверена, что это рекламный трюк торговца.
— Разрешите войти? — спросил мистер Стюарт.
— Я сейчас занята. Так что, извините, просто вынесу вам вашу...
— Вы не хотите узнать, что это?
Норма молча повернулась.
— Это может оказаться выгодным...
— В денежном отношении? — вызывающе спросила она. Мистер Стюарт кивнул.
— Именно.
Норма нахмурилась.
— Что вы продаете?
— Я ничего не продаю, — ответил он.
Из гостиной вышел Артур.
— Какое-то недоразумение?
Мистер Стюарт представился.
— А-а, эта штуковина... — Артур кивнул в сторону гостиной и улыбнулся. — Что это вообще такое?
— Я постараюсь объяснить, — сказал мистер Стюарт. — Разрешите войти?
Артур взглянул на Норму.
— Как знаешь, — сказала она.
Он заколебался.
— Ну что ж, заходите.
Они прошли в гостиную. Мистер Стюарт сел в кресло и вытащил из внутреннего кармана пиджака маленький запечатанный конверт.
— Внутри находится ключ к колпачку, закрывающему кнопку, — пояснил он и положил конверт на журнальный столик. — Кнопка соединена со звонком в нашей конторе.
— Зачем? — спросил Артур.
— Если вы нажмете кнопку, — сказал мистер Стюарт, — где-то в мире умрет незнакомый вам человек, и вы получите пятьдесят тысяч долларов.
Норма уставилась на посетителя широко раскрытыми глазами.
Тот улыбался.
— О чем вы говорите? — недоуменно спросил Артур.
Мистер Стюарт был удивлен.
— Но я только что объяснил.
— Это что, шутка?
— При чем тут шутка? Совершенно серьезное предложение...
— Кого вы представляете? — перебила Норма.
Мистер Стюарт смутился.
— Боюсь, что я не могу ответить на этот вопрос. Тем не менее заверяю вас, что наша организация очень сильна.
— По-моему, вам лучше уйти, — заявил Артур, поднимаясь.
Мистер Стюарт встал с кресла.
— Пожалуйста.
— И захватите вашу кнопку.
— А может, подумаете день-другой?
Артур взял коробку и конверт и вложил их в руки мистера Стюарта. Потом вышел в прихожую и распахнул дверь.
— Я оставлю свою карточку. — Мистер Стюарт положил на столик возле двери визитную карточку и ушел.
Артур порвал ее пополам и бросил на стол.
— Как по-твоему, что все это значит? — спросила с дивана Норма.
— Мне плевать.
Она попыталась улыбнуться, но не смогла.
— И ни капельки не любопытно?..
Потом Артур стал читать, а Норма вернулась на кухню и закончила мыть посуду.
— Почему ты отказываешься говорить об этом? — спросила Норма.
Не прекращая чистить зубы, Артур поднял глаза и посмотрел на ее отражение в зеркале ванной.
— Разве тебя это не интригует?
— Меня это оскорбляет, — сказал Артур.
— Я понимаю, но... — Норма продолжала накручивать волосы на бигуди, — но ведь и интригует?..
— Ты думаешь, это шутка? — спросила она уже в спальне.
— Если шутка, то дурная.
Норма села на кровать и сбросила тапочки.
— Может быть, это психологи проводят какие-то исследования.
Артур пожал плечами.
— Может быть.
— Ты не хотел бы узнать?
Он покачал головой.
— Но почему?
— Потому что это аморально.
Норма забралась под одеяло. Артур выключил свет и наклонился поцеловать ее.
— Спокойной ночи...
Норма сомкнула веки. Пятьдесят тысяч долларов, подумала она.
Утром, выходя из квартиры, Норма заметила на столе кусочки разорванной карточки. Повинуясь внезапному порыву, она кинула их в свою сумочку.
Во время перерыва она склеила карточку скотчем. Там были напечатаны только имя мистера Стюарта и номер телефона.
Ровно в пять она набрала номер.
— Слушаю, — раздался голос мистера Стюарта.
Норма едва не повесила трубку, но сдержала себя.
— Это миссис Льюис.
— Да, миссис Льюис? — Мистер Стюарт, казалось, был доволен.
— Мне любопытно.
— Естественно.
— Разумеется, я не верю ни одному слову.
— О, это чистая правда, — сказал мистер Стюарт.
— Как бы там ни было... — Норма сглотнула. — Когда вы говорили, что кто-то в мире умрет, что вы имели в виду?
— Именно то, что говорил. Это может оказаться кто угодно. Мы гарантируем лишь, что вы не знаете этого человека. И, безусловно, что вам не придется наблюдать его смерть.
— За пятьдесят тысяч долларов?
— Совершенно верно.
Она насмешливо хмыкнула.
— Чертовщина какая-то...
— Тем не менее таково наше предложение, — сказал мистер Стюарт. — Занести вам прибор?
— Конечно, нет! — Норма с возмущением бросила трубку.
Пакет лежал у двери. Норма увидела его, как только вышла из лифта. Какая наглость! — подумала она. Я просто не возьму его. Она вошла в квартиру и стала готовить обед. Потом вышла за дверь, подхватила пакет и отнесла его на кухню, оставив на столе.
Норма сидела в гостиной, потягивая коктейль и глядя в окно. Немного погодя она пошла па кухню переворачивать котлеты и положила пакет в нижний ящик шкафа. Утром она его выбросит.
— Может быть, забавляется какой-то эксцентричный миллионер, — сказала она.
Артур оторвался от обеда.
— Я тебя не понимаю.
Они ели в молчании. Неожиданно Норма отложила вилку.
— А что, если это всерьез?
— Ну и что тогда? — Он недоверчиво пожал плечами. — Что бы ты хотела — вернуть это устройство и нажать кнопку? Убить кого-то?
На лице Нормы появилось отвращение.
— Так уж и убить...
— А что же это, по-твоему?
— Но ведь мы даже не знаем этого человека.
Артур был потрясен.
— Ты говоришь серьезно?
— Ну а если это какой-нибудь старый китайский крестьянин за десять тысяч миль отсюда? Какой-нибудь больной туземец в Конго?
— А если это какая-нибудь малютка из Пенсильвании? — возразил Артур. — Прелестная девушка с соседней улицы?
— Ты нарочно все усложняешь.
— Какая разница, кто умрет? — продолжал Артур. — Все равно это убийство.
— Значит, даже если это кто-то, кого ты никогда в жизни не видел и не увидишь, — настаивала Норма, — кто-то, о чьей смерти ты даже не узнаешь, ты все равно не нажмешь кнопку?
Артур пораженно уставился на нее.
— Ты хочешь сказать, что ты нажмешь?
— Пятьдесят тысяч долларов.
— При чем тут...
— Пятьдесят тысяч долларов, Артур, — перебила Норма. — Мы могли бы позволить себе путешествие в Европу, о котором всегда мечтали.
— Норма, нет.
— Мы могли бы купить тот коттедж...
— Норма, нет. — Его лицо побелело. — Ради бога, перестань.
Норма пожала плечами.
— Как угодно.
Она поднялась раньше, чем обычно, чтобы приготовить на завтрак Артуру блины, яйца и бекон.
— По какому поводу? — с улыбкой спросил Артур.
— Без всякого повода. — Норма обиделась. — Просто так.
— Отлично. Мне очень приятно.
Она наполнила его чашку.
— Хотела показать тебе, что я не эгоистка.
— А я разве говорил это?
— Ну, — она неопределенно махнула рукой, — вчера вечером...
Артур молчал.
— Наш разговор о кнопке, — напомнила Норма. — Я думаю, что ты неправильно меня понял.
— В каком отношении? — спросил он настороженным голосом.
— Ты решил, — она снова сделала жест рукой, — что я думаю только о себе...
— А-а...
— Так вот, нет. Когда я говорила о Европе, о коттедже...
— Норма, почему это тебя так волнует?
— Я всего лишь пытаюсь объяснить, — она судорожно вздохнула, — что думала о нас. Чтобы мы поездили по Европе. Чтобы мы купили коттедж. Чтобы у нас была лучше квартира, лучше мебель, лучше одежда. Чтобы мы, наконец, позволили себе ребенка, между прочим.
— У нас будет ребенок.
— Когда?
Он посмотрел на нее с тревогой.
— Норма...
— Когда?
— Ты что, серьезно? — Он опешил. — Серьезно утверждаешь...
— Я утверждаю, что это какие-то исследования! — оборвала она. — Что они хотят выяснить, как поступит средний человек при таких обстоятельствах! Что они просто говорят, что кто-то умрет, чтобы изучить нашу реакцию! Ты ведь не считаешь, что они действительно кого-нибудь убьют?!
Артур не ответил; его руки дрожали. Через некоторое время он поднялся и ушел.
Норма осталась за столом, отрешенно глядя в кофе. Мелькнула мысль: «Я опоздаю на работу...» Она пожала плечами. Ну и что? Она вообще должна быть дома, а не торчать в конторе...
Убирая посуду, она вдруг остановилась, вытерла руки и достала из нижнего ящика пакет. Норма положила коробочку на стол, вынула из конверта ключ и удалила колпачок. Долгое время она сидела, глядя на кнопку. Как странно... ну что в ней особенного?
Норма вытянула руку и нажала на кнопку. Ради нас, раздраженно подумала она.
Что теперь происходит? На миг ее захлестнула волна ужаса.
Волна быстро схлынула. Норма презрительно усмехнулась. Нелепо — так много уделять внимания ерунде.
Она швырнула коробочку, колпачок и ключ в мусорную корзину и пошла одеваться.
Она жарила на ужин отбивные, когда зазвонил телефон. Она поставила стакан с водкой-мартини и взяла трубку.
— Алло?
— Миссис Льюис?
— Да.
— Вас беспокоят из больницы «Легокс хилл».
Норма слушала будто в полусне. В толкучке Артур упал с платформы прямо под поезд метро. Несчастный случай.
Повесив трубку, она вспомнила, что Артур застраховал свою жизнь на двадцать пять тысяч долларов, с двойной компенсацией при...
Нет. С трудом поднявшись на ноги, Норма побрела на кухню и достала из корзины коробочку с кнопкой. Никаких гвоздей или шурупов... Вообще непонятно, как она была собрана.
Внезапно Норма стала колотить ею о край раковины, ударяя все сильнее и сильнее, пока дерево не треснуло. Внутри ничего не оказалось — ни транзисторов, ни проводов... Коробка была пуста.
Норма вздрогнула, когда зазвонил телефон. На подкашивающихся ногах она прошла в гостиную и взяла трубку.
Раздался голос мистера Стюарта.
— Вы говорили, что я не буду знать того, кто умрет!
— Моя дорогая миссис Льюис, — сказал мистер Стюарт. — Неужели вы в самом деле думаете, что знали своего мужа?

24 августа в бердский горсуд из новосибирского СИЗО этапировали 46-летнего бердчанина Николая Иванова. Его обвиняют в совершении мошенничества в особо крупном размере. Жертвами афериста стали 434 человека. Они поверили его обещаниям помочь найти хорошую работу или получить экспресс-кредит. Заполняли анкеты, за проверку которых добровольно выкладывали по 1000 и более рублей.
Индивидуальный предприниматель Иванов предупреждал каждого, что малейшая ошибка или неточность при заполнении анкеты уничтожает шанс на положительное ее рассмотрение. Однако анкеты были составлены так, что заполнить их правильно было невозможно.
Обнесенный забором офис на первом этаже дома №2 на ул. Свердлова многие и сегодня обходят стороной. Он похож на бункер спецслужб. Еще в прошлом году поверх металлических прутьев на стенах дома висело несколько видеокамер наружного наблюдения. А посетителей сквозь три железные двери пропускали внутрь только по предварительному звонку. Только по одному. Только по паспорту. Только в назначенное время. В помещении велось видеонаблюдение.
За четыре года хозяин квартиры-офиса, севший сейчас на скамью подсудимых, незаконно получил более 4,5 млн рублей. Сам Иванов утверждает, что вел законный бизнес, а экспресс-кредиты от него не получили всего пять человек. И считает, что уголовное дело против него, составляющее восемь томов, сфабриковано, потому что там «только адреса и фамилии разные, а все остальное под копирку».
Он убежден, что его клиенты сами виноваты: допускали ошибки при заполнении документов. Например, внося свои паспортные данные, указывали, что родились в 2009 году.
- Человек приходит по три-пять раз, заполняет анкету и указывает разные данные, – сетовал журналистам Иванов, находясь за решеткой в зале бердского горсуда.
Говорит, что бизнес, которым он занимался с 2005 по 2009 год, придумал не сам. Ссылается на каких-то партнеров. А тех-де финансировали крупные банки. Сам жил на зарплату, а у него в офисе находились только анкеты «отказников» – людей, которым не суждено было получить кредиты из-за ошибок.
Если бы его не арестовали, а избрали мерой пресечения подписку о невыезде, рассуждает Николай Иванов, его организация давно дала бы ему денег для расчета с потерпевшими.
- Если меня посадят, то срок выплаты оттянется минимум на полтора года, – уверен подсудимый.
Сейчас эта «организация», по словам обвиняемого в мошенничестве, наблюдает за развитием уголовного процесса. Что это за контора — не говорит.
- Есть закрытая информация у любой организации, в том числе и от сотрудников правоохранительных органов, – рассуждает Иванов, имея в виду имена тех людей, которые уже получили при его содействии экспресс-кредиты, и данные о его начальстве.
Вину в мошенничестве в крупном размере он признал в полном объеме еще в ходе следствия. Поясняет, что поступил так ради того, чтобы не судиться 3-5 лет и не получить «больные почки и печень в следственном изоляторе». Отмечает, что в СИЗО он пробыл уже год и два месяца, и переносит это довольно тяжело.